Текст книги "В завоеваниях рожденные"

Автор книги: Селия Фридман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)

До сегодняшнего дня.

– Я убью тебя, – тихо сказал он, – когда я назначу время. Собственными руками. Так, как захочу.

Слова изливались из подсознания, из той части его души, которая жаждала всегда держать в руках меч и ненавидела ограничения, наложенные цивилизацией. Что поймет она? Поймет ли? Он сам плохо осознавал происходящее.

Но, кажется, она поняла. Ее глаза сверкали, тело напряглось.

– Я убью тебя. Когда я назначу время. Собственными руками. Так, как захочу. И никто другой не сделает этого, – она произнесла условную формулу ритуала. Анжа улыбалась, словно предвкушая победу.

Он пытался привести свои мысли в порядок: это все просто безумие, ничего больше! Нужно срочно покинуть Бракси на какое-то время, найти какую-нибудь сферу деятельности, пока Кеймири постараются сделать так, чтобы все забыли о сегодняшнем дне. Лучше не ждать, пока от него потребуют объяснений. А эта вендетта еще послужит его политическим амбициям, а также принесет немало приятных минут.

Нет, он определенно найдет в этом удовольствие. Затар посмотрел ей в глаза – сверкающие, торжествующие, он словно ощутил, какой наплыв чувств будет сопровождать ее смерть.

"Я могу забыть себя, пока буду убивать тебя", – подумал он.

Но оставалось еще одно. Ритуальный страх, так глубоко впаянный в душу браксана, заставил его собрать все мужество. Он протянул ей руку.

Она поразилась.

– Ты знаешь, о чем просишь?

– Я познаю своего врага.

– Ты не выживешь! Твой народ не способен...

– Ты предполагаешь слабость там, где ее нет.

– Нет? Я сомневаюсь, – она наклонилась над столом, протянула руку. Их ладони соприкоснулись.

– Ты глуп, Кеймири. Это поле сражения МОЕ.

В течение секунды была пустота – ложная пустота, момент передышки перед штормом. Но чуть позже его разум превратился во вскипающую вселенную, ему потребовались "все силы, чтобы не сойти с ума.

"Сдавайся! – ее голос был беззвучен. – Откажись от всех чувств! Обними темноту!".

Он боролся с ее приказами, которые внедрялись в его мозг. Он боролся за свой разум, и в конце концов он нашел путь: "Дай мне понять..."

Эта невидимая мощь уступила его просьбе. Он призвал всю силу первобытной традиции и бросил ей вызов: "У меня есть право понять моего врага".

Небо, земля, воздух качались перед глазами. Он упал. Трава примята под его перчаткой, он попытался отдернуть руку, но та не двинулась. Удивленный, он погладил траву. В этих тонких зеленых узких листочках билась жизнь, она напевала что-то простое, бессловесное... И вот еще звук. Он посмотрел в небо – стая птиц приближалась. Он будто коснулся их, ощутил голод, зов куда-то, куда улетали предки, в бесконечный полет, неведомый человеку, ощутил тоску по своей самке и радость песни, истекающей из птичьей души.

Она встала перед ним.

Он встал тоже:

– Что это?

– То, чего ты хотел, – отчужденно сказала она, – ты увидел мой арсенал. Добро пожаловать в мой Образ, или, по крайней мере, в тот образ, который способен разделить со мной твой разум. Ты видел потенциал – и с тебя достаточно.

– Ты не ожидала... – сказал он. Затар выразил ее мысль.

– У тебя очень сильная воля. Адаптация аномальна со знаком "плюс". Радуйся этому, пока время не пришло, браксана!

Он проник в землю, узнал голод – голод червей, увидел туннели, и пещеры, и пустоту земных пор, увидел так, как видят существа, населяющие их. Но вот он уже поднимается выше, туда, где звезды ласкают его разум. Нет, это – не звезды, это – миллионы живых существ, которые населяют эти световые точки, те, кто силой своих чувств населил Пустошь разумом...

– Великолепно! – выдохнул Затар.

Она была рада, что он почувствовал это.

– И ты ничего не боишься?

– Я только восхищаюсь.

– Твой народ не умеет чувствовать, – бросила она.

– Значит, мой народ глуп, – он посмотрел на нее с новым чувством, окрашенным ревностью. – Жить вот так...

– Коснуться этого – замечательно, – перебила она. – Но жить вот так болезненно. Твой разум не может представить себе эту боль.

Он не обратил внимания на ее слова:

– Кто ты?

– Я? Мое "я"? Это тело? – Она указала на себя, но не рукой, а мысленным вопросом. – Весь мой мир – вне твоего воображения, и всю его силу я использую, чтобы обыскать тебя.

– Так не бывает.

– Это – нематериально. Но это очень реально... Так бывает.

– Но наши тела...

– Пожали друг другу руки над столом заседаний. Как долго длится сон? Мысль короче. И все реально только для нас, в тот момент, когда мы СЕЙЧАС и существуем.

Он закрыл глаза и попытался проникнуть в богатство ее мира. Было легче с закрытыми глазами, когда ничто не отвлекало... Земля, и небо, и... она. Он мог ощутить ее ненависть, легкую дрожь страха. Она ждала, что он сойдет с ума, нет, он не так слаб, чтобы покориться ее мощи просто в силу традиции. Его ум наполнялся ревностью к этому дару, наполнялся желанием владеть всем тем, чем владеет она. Он жаждал даже этой ненависти, ее гнева. Он желал эту женщину – расовый парадокс – женщину, которая нанесла ему поражение.

Она была Шем Ар, и проходили века, и служанки Ар влекли к себе мужчин, которых вела за собой слепая страсть и величайшая тоска.

– Осторожней! – предупредила она его.

Приказ? До этого она была беззаботна. Может быть, его сопротивление заставило ее остерегаться? Если это так, то это его первая – и пока единственная – победа.

Не желая упускать шанс, Затар приблизился к ней. Пусть она ищет его мысли! Она знаток экстрасенсорных искусств, но в царстве человеческой чувственности браксана не знают себе равных. Удовлетворение сексуальных желаний для них естественно, как само дыхание. В то время как она, воспитанная в ацийских традициях...

– Ты ошибаешься, – она казалась растерянной, не уверенной в себе. Неужели это ее ответ? Желание откликнулось на желание?

Вражда и страсть – эти два чувства, объединенные вместе, ценимы браксана. Мысль о том, что он коснется ее тела, сопровождалась резким чувством сладкой-ненависти, которую он готов разделить с ней. И его желание достигло невиданных высот.

Это только мечта, не так ли? А мечта не имеет последствий.

Он схватил ее за плечи и замер, когда поток ее чувств захватил его. Он коснулся ее, себя, их мысли перемешались, он не мог уже отделить свои от ее. Но все равно – их тела остались – мужское и женское. Он нежно провел рукой по ее телу, почувствовал, как задрожала плоть. Нет, она не отклонялась, но была встревожена его наступлением.

– Ты не знаешь, что делаешь, – прошептала она. Нет, он как раз это знал. Он чувствовал не только свою радость, но и удовольствие женщины, которая делила с ним тело. О таком всплеске чувств можно только мечтать!

– Глупец! – воскликнула она, но не отодвинулась, – ты пожалеешь об этом.

Но и в ней билось желание, готовое выплеснуться наружу, уже выплеснувшееся, обволакивающее его темной страстью...

...и потом было чувство, что душа вне тела...

...и в страхе он отпрянул от нее...

...и в темноте, абсолютной, он начал обретать сознание.

(Где я?)

И другое:

(Что и кто я?)

Мысль без слов, без разума. Время бесконечно. Воля сильна.

(Я – Затар)

Он ощутил, что может думать:

– "Царвати (образ его родословной), сын Винира (высокий злой человек, гордый повелитель) и Касивы (женщина, которая могла бы управлять мужчинами, но не хотела, – цветок среди варваров, слишком нежный и прекрасный, и поэтому жизнь его коротка)".

Он есть.

Какова была та реальность – в тот момент он не мог вспомнить – ее больше не существует. Нет темноты; понятие темноты предполагает существование света, а свет – не реальность. Он не пытался понять, где он, потому что тогда ему было бы нужно понятие местоположения, а также признание существования других. Ничто сейчас не реально для него. Только усилием воли он вернул себя себе, но сейчас он не может уцепиться в этом вне-мире.

Это нельзя принять.

Он искал хоть что-нибудь, за что уцепиться, как за зерно реальности. Он пытался почувствовать свое тело. Но в ответ – только вечное несуществование его телесной тюрьмы. Страх собирал на себя внимание, призывая его сдаться, но он не уступал.

"Я – Затар", – повторял он, приникая мыслью к этой единственной фразе, вобравшей сейчас все его существо.

Шорох смерти прошелестел и удалился. Он сейчас уже не рядом с Гибелью, он пытается отыскать мир физических величин, который когда-то хорошо знал. Но потом он отказался от поисков. В этой реальности есть только мысль, значит, она и есть ключ ко всему. А чистая мысль – это понятие, абстракция, негрубое отражение материальной субстанции.

Он позволил себе раствориться в пустоте, пытаясь уловить любые изменения этого нового мира, в котором нашел себе временное убежище, не желая того...

И вновь голос Смерти коснулся его, и он уцепился, отчаянно пытаясь найти опору. Он пришел ОТКУДА-ТО и уйдет КУДА-ТО. Внезапно он осознал, что есть расстояние, местонахождение, движение. Он последовал за Смертью, к ужасу осознав, что все здесь знакомо. Он почувствовал, как разрушительная волна коснулась его тела, но сам он далеко; ему даже не удается прийти на помощь.

Он видел себя умирающим.

"Нет, – мысль была ясна, – я не умру. Я не согласен".

Волны набегали, и связь между его разумом и материальным существом слабела, и дальше вновь ждала пустота, которой он один раз уже избежал.

Он – только стремление. Он – воля к жизни. Он заставит себя идти по дороге, которую избрала его суть. "Жизнь!" – требует он и пытается вновь увязать разорванные нити бытия... И наконец глухая чернота отступает, так и не завоевав себе победу, и удаляется в те уголки сознания, где живут подобные ей.

Он истощен, измучен. Мысль цепляется за тело, пытается вселиться в него, будучи на страже его существа и сути.

Прошла вечность, словно мгновение, которое слишком коротко, чтобы подбирать слова. Он осознает, что рядом с ним еще чей-то разум. Внезапно он приходит в возбуждение; если он хочет познать своего врага, тогда вот здесь, в царстве, свободном от цепей образов, здесь самое место и время...

Она старается отодвинуться от него – это уже почти материально. Она пытается вырвать свою руку, чтобы нарушить контакт. Он же хочет удержать, он хочет до конца познать это – нечто чужеродное для него – с одной стороны, и неотъемлемую часть себя – с другой. Но его инстинкт не может подчинить себе тело, которое он почти покинул. Он – не тело, пусть он только рука, и его воля собирает мускулы и жилы, он действительно – рука. Он чувствует, как желание удержать ее овладевает им, и осознает ее страстный ответ.

Нет, он не выпустит...

Мысль в темноте: осознание Другого. Она не знает, нарушить ли контакт по закону Дисциплины, у нее еще есть силы. Еще один мысленный шаг, и стена воли рухнет. Он может бороться с ней, пока она позволяет ему, но долго ли...

"Я хочу знать своего врага!" – вновь требует он.

"Хорошо, – мысль подкреплена ненавистью. – Ты проникаешь так же глубоко, как и я".

Он видит ее разум. Кипящий от гнева, ее разум увлекает его во всепожирающую бездну. Здесь – ненависть, здесь – жажда крови, а это отчаяние; и все они прекрасны в своей чистоте, не запятнанные телесной сутью.

И штормовые волны угрожают сорвать с якоря его корабль, готовый затеряться в океане ее вечности. Ненависть – он рад ей, это что-то надежное, знакомое, он прошел это море ненависти невредимым. Он прошел ее боязнь физической неполноценности – позади у него самого болезненные воспоминания юности, когда под маской цинизма он скрывал бессилие. Крушение надежд, болезненные острова воспоминаний – разве он с этим не был знаком ранее?

Кончится буря, но не мука. И сейчас – эпицентр шторма, где вокруг его сознания кипят волны чувств, которые столь же сильны, сколь и его собственные, но во многом отличны.

Он коснулся того, чего еще никогда не знал ни один браксана, – сути женского существа, богатства и теплоты естества. Стоило ему хоть на секунду усомниться в своем мужском начале, и его смело бы с палубы корабля в этот поток, который если бы и отпустил его, то уже утратившим свою суть. Но он остался сторонним наблюдателем, оценивающим богатство, он остался ВНЕ.

Перед ним бурлило море желаний Анжи ли Митех, море, которое имеет запах смерти. И он ощущал силу этого женского начала, не способного найти свой остров в мире реальных предметов.

Она ищет его Имя.

Он знал, почему мысль была именно такова. Вспышка страха в нем была так ярка, что он был готов прекратить испытание. Эго ли не бессмысленное постижение сверхъестественного? Есть ли реальная почва под ногами его опасений, которую можно описать с помощью символов"? Где мысль имеет реальное начало, где черпает свои силы имя его души? Он помнит ее слова: "Ты проникнешь так же глубоко, как и я".

Неужели он достиг центра ее существа, и знай она Имя, он мог бы его услышать? Он забывает страх, гордый открытием, но он хочет открыть и другие новые земли. И в этот момент, когда решение принято и изменить его нельзя, когда он подавляет в себе начало, которое только что одержало победу, перед ним раскрывается не зрачок шторма, кипящий достоинством, а иная глубина...

Здесь – только молчание, слабое эхо его собственного присутствия. "Что это?" – спрашивает он, но потом понимает – это часть ее души, запечатанная от нее самой. И притягательность непреодолима, и тишина успокаивает. С удивлением бродит он по таинственным закоулкам ее существа. Там и здесь дороги перекрещиваются, исчезают, ведут туда, куда не должны были вести. Здесь исчезало намеченное, невысказанное, или же превращалось в иное, и к этому прикладывала свою руку человеческая Судьба, оставившая свои отметки на вечных дорогах неискоренимой женственности.

Одну отметку он чувствует.

Он не способен дать ей имя, для него это слишком трудно, он не готов к этому: увязать абстрактное чувство с человеческим именем. Его не учили. Он знает, что здесь был другой человек, их дороги пересеклись. И прикосновение рождает новую силу. Кто он?

Он бредет по дорогам ее плоти, он видит следы той медицины, которую не может принять. Он знает, что и когда, и даже цель этих вмешательств. И он переполнен гневом столь сильным, что его нельзя выразить ничем, кроме нематериальной мысли.

"Это оборотная сторона силы, – думает он, – агония, которая противостоит песне жизни. И здесь причина того, что мы вырвали с корнем всякие экстрасенсорные начала с возделанных полей нашего потомства. Здесь берет свое русло испорченность поколений, а это преступление, которое не описать словами".

И, становясь свидетелем этого преступления, где в человеческое желание впаяна смерть, он чувствует, как нарастает его гнев, что есть пределы его терпению. Ужас и экстаз, смешавшись, достигают той точки, где он уже не способен становиться их частью, сохраняя себя.

(Как мне уйти?)

И в этот момент он ушел...

Она стояла у противоположной стены, глаза неотрывно смотрели на него. Она тяжело дышала – так могут дышать после минут удовольствий, пот и огонь страсти еще были видны на ее лице. Он знал, что и его лицо – это след всплеска сексуальных желаний и...

Он ощутил острую боль в ладони, посмотрел вниз – перчатка была сдернута, из раны струилась кровь. След ее ногтей, когда она пыталась вырваться. Но их контакт не был нарушен... Он посмотрел на нее и понял, почему по ее лицу, словно тень, пробегает страх. Она пыталась вырваться. Но его воля образовала узы, которые не могли остаться без продолжения.

Он смотрел на нее, и в нем смешивались чувства, назвать которые он был не в силах. Сочувствие? Да. То, что произошло с нею, – преступление против самого понятия человечности. Ее желание было увязано с жаждой смерти, и он понял это. Ей уготовано быть одной. Ей предписано страдать. И боль должна завести ее... Куда? Этого он не знал. Узнавать это – вне человеческой гордости, вне достоинства.

(Если бы ты знала, что сделали с тобой, какова цель, то я не смог бы...).

– Звездный Командир! – он сказал это медленно, его голос звучал странно, будто ограничивая себя пределами реальности. Внезапно ему вновь захотелось их слияния, в котором ненависть ласкает ненависть. Но все кончено. Навсегда. Он коснулся чего-то столь отличного от него самого, что останутся только сны об обладании утраченным.

– Я никогда не встречала людей подобной силы среди телепатов, – сказала она.

Она узнала его Имя? Забавно, но это больше не имело значения. Он знал ее.

Он глянул на поврежденную руку, осторожно снял перчатку. Тонкая кожа пропиталась кровью. Он подержал ее секунду, затем протянул ей.

Она слабо улыбнулась, казалось, хотела сказать: "Мой трофей?"

"Трофей, полученный в завоевании. Или назови как хочешь".

Она взяла перчатку, подставив свою ладонь и подождав, пока он уронит добычу, стараясь не коснуться его руки. Этот жест был доказательством того, что с ней поступили жестоко. Пройдя ее суть, ее душу, он знал, что будет искать человека, взявшего на себя ответственность за ее исковерканную судьбу. Будет радостно уничтожить его.

– Мой враг, – тон голоса сам говорил за себя, в нем было желание завоевать, обладать. – Я не забуду.

Он не встретился с ней глазами из опасения утонуть, повернулся к двери. Та распахнулась. На долю мгновения он заколебался, желая оглянуться, увидеть ее в последний раз. Хотя он поклялся убить ее, но в Звездной войне они могли больше не встретиться лицом к лицу. Затар подавил в себе этот импульс, шагнул вперед, и двери, закрывшиеся за ним, открыли пространство, в котором была она.

Анжа ли Митех осталась одна в зале заседаний. Ее рука медленно сжала перчатку, и капля крови браксана скользнула по пальцам.

И затем она зарыдала.

Он научил ее этому.

16

Харкур: Человек, не прибегающий к насилию, должен найти

свои пути управлять людьми.

Дом Фериана: Запись

ЛЕНТА ПЕРВАЯ

Говорят, если записывать свои мысли, если потом смотреть в свободное время на модели, возникающие на дисплее, – тогда все найдет свое место. Если не с кем поговорить, некому довериться, но есть волнующая тема, нужно испробовать все. Такова установка.

За то, что ты – браксана, нужно платить. Я не могу пройти по улицам незамеченным, если я остановлюсь и взгляну на что-то, это сразу же начнут ценить как нечто, представляющее ценность. Я не могу проводить время, как хочу, я должен поддерживать Образ браксана, чтобы не стать объектом злобных насмешек.

Но есть одно место, где даже браксана может остаться незамеченным, Музей Эротического Искусства. И не потому, что это какой-то скромный уголок, наоборот – это самое популярное место времяпрепровождения в Центре (а возможно, в галактике). Музей расположен на Главном Континенте и занимает немалую площадь. Только основное здание может вместить в себя население небольшого города без каких-либо последствий. А если добавить к этому рестораны и отели, которые расположены на окраинах, то перед вами мир в миниатюре.

Но не все в этом мире нравится всем. Основную часть главного корпуса занимает огромный лабиринт с изгибающимися коридорами – буйство эротических фантазий. Здесь сосредоточены удовольствия с тысячи планет, разложены по темам, с указанием интенсивности. Можно удалиться в наркотические фантазии планеты Кехне, блуждать там в туманах образов, рожденных величайшими артистами (а затем приобрести на обратном пути наиболее вдохновившие видеогаллюцинации). Можно отдаться во власть экзотических картин на Летающих Слониях, затем переключиться на фантазии нео-экспрессионистов Квидрика, рвущих на части душу и тело. Можно посмотреть и примитивный, надежный материал в традиционных рамках усредненной фантазии, но поданный в современном ключе, на современном оборудовании. Короче говоря, в этих залах есть все, способное удовлетворить самый взыскательный спрос. Даже самые нечеловеческие фантазии здесь тоже представлены, если не для удовольствия, то хотя бы для удовлетворения любопытства.

Но есть в Музее отделы, которые основная масса посетителей не считает привлекательными, хотя браксана нередко их посещают. Зал Смерти, например. Не думаю, что я когда-либо видел здесь более двух посетителей за раз, да и те были весьма угрюмы. Менталитет браксана находит свое вдохновение в странных, иногда болезненных образах. Искусство, которое нравится нам, редко доставляет удовольствие низшим классам. Мы остро воспринимаем запахи, и некоторые экспонаты испускают запах, чтобы подсознательно поддержать неизгладимое впечатление. Короче говоря, так называемое Крыло Браксана было надежным убежищем от любопытных.

Я был в Сухом Павильоне (здесь образцы нечеловеческой сексуальной практики представлены в виде голограмм), когда ко мне приблизился хорошо одетый посетитель – по всему, из среднего сословия. Я собирался с энтузиазмом отнестись к образцу Ладаканической эротики, уже начиная находить некоторое сходство между человеческим дуалистическим сексом и многопартнерной формой скрещивания этих своеобразных экземпляров, когда раздался голос:

– Мой Лорд... – тон обозначал желание быть замеченным и указывал, что человек, требующий внимания, вполне его достоин.

Должен признать, отвлечься было даже приятно. Повернувшись, я увидел, что передо мной человек среднего роста, непримечательной внешности, скромного достатка, среднего сословия... Короче говоря, очень обыкновенный. Слегка подняв бровь, я выразил свою готовность выслушать его.

– Мой Лорд, я – Супал с Ганос-Тагат. Имею ли я честь обратиться к Лорду Фериану, сыну Секхавея и Киджаннор, браксана?

Я никогда не упускаю возможности попрактиковаться в высокомерии. Холодно я ответил:

– Вы знаете, что это так.

Он поклонился и опустил глаза, как было принято.

– Мой Лорд, есть одно дело, которое должно вас заинтересовать.

Он говорил низким тоном, обозначавшим, что то, что он хочет сказать, не для огласки.

– Можем мы поговорить один на один?

Я хмуро кивнул:

– Я собирался перекусить в ресторане. Хотите пойти со мной?

Его колебания показали, что он не уверен, будет ли там достаточно укромно, что в свою очередь означало: он плохо знает Музей и традиции ресторанов для высших кланов. Тем не менее он доверился мне. Браксана обычно прав, и даже если доказать обратное, остается доля сомнения.

Мы пересекли Павильон, основную часть Музея, затем направились в ресторан. Здесь можно было заказать еду с любой Центральной планеты (по крайней мере об этом свидетельствовала реклама). Поскольку ресторан расположен в самом центре Музея, каждый должен пройти хотя бы один ряд экспонатов, в результате чего гости нередко жаждут уединения не меньше, чем еды. Особенно это характерно для браксана, которые не любят иметь свидетелей своих развлечений.

Я выбрал низкий столик, отделенный консолями, и с грацией браксана опустился на подушки. Он неумело присел рядом и все старался найти удобное положение, когда появилась официантка. Как и все служащие ресторана, она была одета так, чтобы стимулировать наши желания (по иронии судьбы она-то как раз и не могла бы их удовлетворить, потому что находилась на работе). Я всегда восхищался разнообразием женщин в этом ресторане, которые соревновались друг с другом, чтобы привлечь внимание посетителей (а соответственно – содержимое их кошельков) деталями костюма или формами тела. У этой женщины был искусственный хвост, заканчивающийся меховым помпоном, который по цвету соответствовал ее каштановым волосам. Одежды на ней было крайне мало. Мой спутник уставился на нее в изумлении, и так не пришел в себя, пока не появилась еда.

Я включил звуконепроницаемость и принялся за еду.

– Я слушаю, – сказал я, – здесь никто больше не сможет услышать.

На его лице ясно читалось сомнение. Глянув на тарелку (жареные крылья гафри в цветном порошковом соусе), он бросил быстрый взгляд вокруг себя, чтобы убедиться, что никто не подсматривает, и достал небольшой сверток.

– Может быть, лучше... – начал он с сомнением. Я включил завесу полной изоляции. Несколько секунд искусственное заграждение словно искало нужный цвет, пока нечто сверкающее, голубое, пронизанное золотыми нитями, не окружило нас. Не так уж плохо. Теперь, когда наконец-то мой спутник обрел желаемую конфиденциальность, он почувствовал себя свободнее. С чувством осознанной гордости он развернул шелковый лоскут и вынул камень, который казался хрустальным и переливался всеми цветами радуги.

На меня эта вещь произвела впечатление, но я не понимал ее ценности. К сожалению, браксана не должен обнаруживать своего незнания, поэтому я не мог спросить напрямую: "Что это?".

Я посмотрел на него, чуть подняв левую бровь, выражая этим, что я заинтригован и хотел бы выслушать пояснения.

– Это драгоценный ментальный камень с Уризея, – сказал он. Мне это ничего не говорило:

– Продолжайте.

Он протянул его мне:

– Коснитесь!

Я тронул камень, отметив, что его поверхность гладкая и теплая. И все. Мой раздраженный взгляд в связи с этими загадками заставил его взглянуть на камень и на мои руки в перчатках.

– Простите, Лорд, но нужно, чтобы камень коснулся кожи.

– Ваша наглость граничит с бесстыдством, – я был горд этой фразой.

Он побледнел, но не убрал камень. Я взял драгоценность у него из рук и коснулся кожи чуть выше виска. Я был поражен: в мой разум буквально ворвались поток мыслей и буря красок, которые затопили сознание. Какое-то мгновение я просто вбирал все в себя: образы болезненной красоты плыли перед внутренним взором. Я убрал камень, и видение погасло.

– Это контрабанда, – сказал он мне.

Я догадался.

– Он обладает психической силой, – стоило мне это сказать, как я начал сожалеть – никто, кроме подготовленного экстрасенса, не смог бы сделать подобного вывода. Но, к счастью для меня, он, кажется, приписал мое осознание всеведению браксана и ничего не заподозрил.

– Вам он... нравится?

– Вы хотите сказать, не хочу ли я его купить?

– Я бы не осмелился назначать цену за такое...

– Сколько?

– ...может быть, Лорд согласится поделиться со мной информацией?

– Что вы хотите знать?

– Говорят, что Лорд Фериан хорошо знает обычаи ациа, наших врагов, поскольку прожил средь них много лет.

Я выглядел рассерженным. Я действительно разозлился.

– Я – браксана! – я выбрал самый холодный тон, обозначающий; ты переступаешь границы дозволенного.

– Лорд, я – писатель. Мне пришло в голову, что ваши воспоминания об Ации могут лечь в основу довольно интересного материала. Агентство Новостей на Ганос-Тагат проявляет большой интерес к этой теме, и, если бы вы согласились поделиться со мной воспоминаниями об этой нации, я уверен, что мог бы сделать что-нибудь интересное.

– И выгодное...

– Я, конечно, найду способ перечислить часть дохода в ваш Дом, хотя этот взнос будет ничтожен перед лицом вашего богатства.

– Половину, – сказал я. Эта идея заинтриговала меня. Конечно, это опасно. Нужно не переступить предел, немало моего прошлого связано с экстрасенсорными способностями, и если это откроется, то я буду признан преступником. Но после стольких лет на Бракси было бы приятно вспомнить прошлое, эмоции, треволнения; именно теперь, когда я настоящий браксана, я вряд ли бы сам позволил себе подобное развлечение, но в виде интервью мои воспоминания приобретут ясность и четкость.

– Половину, – согласился он.

Я подумал о том, что дело решилось слишком быстро. Я только что потребовал пятьдесят процентов от его дохода, но, учитывая мое более высокое положение, его желание втереться в доверие, я мог бы запросить и больше. (Как мало я тогда знал!). Он отдал мне камень-ментат, я вновь завернул его, хотя мне очень хотелось испытать камень еще раз, но не знал, какие чувства отразятся на моем лице, когда камень вновь представит свои видения моему разуму. Нет, Образ прежде всего. Я убрал его без повторного опыта.

Мы договорились встретиться в моем Доме через три дня. Я удалился, очень довольный собой, уверенный, что я наилучшим образом устроил сразу два дела. Как мало я знал! И как быстро я все буду вынужден узнать!

ЛЕНТА ВТОРАЯ

Получить информацию о камнях-ментатах с Уризеи и о Ганос-Тагате было несложно. За три дня между нашей первой и второй встречами я сделал запрос в Центральный Компьютер. Уризея – небольшая планета у Границы Войны, на браксианской территории. Здесь нет условий для жизни гуманоидов, нет и условий для существования иных жизненных форм, по интеллекту сравненных с человеческими. Единственное, что может представлять интерес на Уризее (за исключением, конечно, восхитительных закатов), – это жизненный цикл так называемых альмоньедде. Часть своего существования они проводят в кристаллической раковине, которая образуется из жидкости, изливающейся из чрева рождающей альмоньедде. Раковина защищает существо от окружающего мира, отвергает какие-либо контакты, за исключением одного. Микроскопические трубки, своего рода нервные волокна, внутри этого стеклянного домика иногда накаляются и прорываются на поверхность, и коснись человек с повышенным психосомным полем подобной раковины, он может увидеть цветные сны спящего существа... Люди без экстрасенсорного дара ощутят только необъяснимо удовольствие. (Узнав об этом, я был очень рад, что в ресторане не стал распространяться по поводу своих видений.) Поскольку раковины обладали экстрасенсорикой, они были запрещены к вывозу, как и все предметы повышенной психосоматичности. Вывоз в этом случае карался смертной казнью.

Вряд ли существо в ракушке когда-либо проснется в атмосфере планеты Бракси, но это должно случиться (если вообще произойдет) не меньше чем через десять местных лет. Камень понравился мне. Он предлагал мне мирное общение без всяких на то усилий с моей стороны. Я чувствовал себя в безопасности – условный собеседник не побежит доносить. Я был очень благодарен Супалу за камень и был готов снабдить его полезной информацией. Ганос-Тагат был городом, состоящим из двух частей, которые разделяла река Дипа. Находился он на самой окраине Центра, а жили здесь преимущественно люди низкого сословия. Поэтому я не удивился, когда мой писатель появился в одежде всех цветов радуги – сверхчувствительный человек просто с ума бы сошел от такой нагрузки на глаза.

Я поздоровался и предложил вина. Тот заколебался, затем убедился, что вино из Тагатанской таверны, и согласился, улыбнувшись. Я подумал о том, что же могло не устраивать его в вине браксана?

– Я готов ответить на ваши вопросы, – я испытывал дружелюбие, хотел, чтобы Супал чувствовал себя легко.

Он вынул записывающее устройство, вставил ленту и, сделав последний глоток, начал задавать свои вопросы, которые я предвидел, но которые показались мне странно скучными. Я уже начал подумывать, насколько хороша эта идея, когда он в конце концов подошел к сути дела.

– Многие интересуются сексуальностью ациа. Мы знаем то, что они пропагандируют, их идеалы и то, что они сами хотели бы думать о себе. Но что из этого соответствует реальности?