Текст книги "Мифы, предания, сказки хантов и манси"

Автор книги: Сборник Сборник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 42 страниц)

– Няа, моя маленькая, на-аверное, в воду смотрится, как в зеркало-о!

Тут мышиха встала и говорит:

– Тебе, наверное, пить очень хочется, на вот, пей!

Кутх первую кружку проглотил, даже ничего не почувствовал. Мышиха спрашивает:

– Наверное, у тебя дети есть?

– Да, есть у меня дети. Четверо.

– Пускай мой сын на твоей младшей дочери женится.

– Э, пусть женится, – говорит Кутх. – Теперь давай-ка, чаек покрепче завари, очень хорошо почаевничаем.

– Ладно, дедушка!

Кутх говорит:

– Только я сначала уйду от вас, а вы потом приходите. Да только не говорите, что я у вас был.

– Я тебя не выдам, – говорит бабка-мышиха.

Вот Кутх напился чаю, ушел. Пришел домой.

– Уже пришел? – спрашивает Мити.

– Пришел, прекрасно проветрился.

– Садись, ешь!

– Не буду, что-то мне нездоровится. Лучше полежу. Вы уж меня не трогайте. Кто бы ни пришел – все равно не трогайте. Очень сильно я хвораю.

Тут Няа в дом вошла, говорит:

– Мама, мышей очень много сюда идет, нагружены чем-то, что-то на нарточке тащат.

Услышал это Кутх, сразу застонал:

– О-о, Мити, голову мне обвяжи! Вот тут посередке раскалывается, наверное, совсем расколется!

– Ты чего это, Кутх?

– Правда, Мити. Никого ко мне не впускай!

Пришли мыши, принесли всякого запасу. Дают Мити, та и говорит:

– Чего это вы мне столько притащили?

А Кутх в доме криком кричит. Мыши спрашивают;:

– Кто это, Мити, у вас в доме вопит?

– Да Кутх что-то расхворался, голова у него раскалывается.

– Ой, что ты, Мити? Он у нас только что был, чай пил, поел хорошо.

– Так он у вас был?

– Да, был. Мы вот и пришли. Он нам свою дочку обещал. Ваша маленькая Няа нам очень подходит. Хорошая жена моему сыну будет.

Мити где стояла, там и упала. Вошла в дом:

– Вставай, паршивец! Как только из дому выйдешь, всегда чего-нибудь натворишь!

– О-ой, Мити, совсем голова болит.

– Вставай, обжора! Никак налопаться не можешь. Мою маленькую дочку за один чай отдал!

– Да уж, Мити, так пить хотелось, все нутро высохло!

– Заткнись, ненасытная утроба!

– Где же те мыши?

– Вон во дворе стоят.

– Пусть войдут!

Вошли мыши, принесли всяких вареных кореньев. А Кутху только того и надо:

– Мити! Мамка, садись, поешь корешочков!

Мити говорит:

– Сам жри, сам лопай, набивай брюхо!

Няа рыдает, на пол бросается, не хочет к мышам идти.

Кутх говорит:

– Не реви ты! Зато всякие корешки будешь есть, на пуховой постельке спать.

– Все равно не пойду к мышам, лучше буду на жесткой шкуре спать!

– Послушай меня, Няа. Не послушаешься – я тебе больше не отец!

Мать с сестричками плачут по ней, а Кутх знай себе корешки поедает. Тут мыши говорят:

– Давайте собирайте дочку, мы ее сейчас увезем!

Няа даже ногами пинается, не хочет идти. Все равно увезли ее мыши.

Утром мыши проснулись, говорят Няа:

– Пойдем с нами кимчигу принесем.

Пошли. Начали мыши из своего мышиного амбарчика кимчигу в зубах домой носить, а Няа стала собирать, как люди собирают: взяла тычку и начала ею землю тыкать. Где кимчига захрустит – там она весь мышиный амбарчик раскопает, кимчигу в кошель сложит220. Побежали мыши к бабке жаловаться:

– Какая-то она непутевая. Тычет тычкой в землю, все наши амбарчики разрушает.

Бабка говорит:

– То-то я слышу, что-то в земле шуршит. Да и сама она какая-то чудная, на нас непохожая.

Пришла Няа, принесла кимчигу в кошеле. Сварила она кимчигу, а мыши не едят:

– Мы эту кимчигу есть не будем, ты ее без макарши221 сварила. Сама и ешь!

Стали спать укладываться. Мыши в свою пуховую постель залезли, а Няа себе шкурку постелила. Мыши злятся, ворчат:

– Вот наш брат придет, мы ему все расскажем про тебя. Зачем нам такая неумеха?

Утром бабка встала, говорит:

– Ну-ка, отведите ее в тундру, пусть по-мышиному кимчигу копает.

Пошли. Мыши начали копать кимчигу по-своему, а Няа опять стала палкой копать. Мыши уже половину амбарчика натаскали, а она все роется. Пришли мыши домой, снова стали жаловаться бабке:

– О-ой, бабушка, у нас головы сильно болят. Целый день она палкой в землю тычет и тычет, даже земля дрожит. Давай ее выгоним, все равно она ничего не умеет. Зачем нам такая? Все брату про нее расскажем.

А у Няа двое детей народились; мальчик и девочка. Бабка-мышиха вечером уселась, какой-то собачий хвост нашла, весь свалявшийся. И засунула потихоньку этот хвост к Няа в мешок, где ее пожитки хранились. Взяли мыши свой мешок, начали в нем рыться.

– У-у, бабушка, наш выдрин хвост пропал!

– Да что это вы!

– Правда, бабушка, правда.

А Няа ничего не знает, сидит, нитки сучит. Мыши к ней:

– Где твой мешок?

– На что вам?

Кинулись мыши, схватили мешок Няа, вытащили оттуда свой собачий хвост:

– Бабушка, вот наш выдрин хвост! Это она его украла!

– Все вы придумали! – говорит Няа.

Все на нее закричали:

– Воровка!

А Няа говорит:

– На что мне этот собачий хвост, что я, таких хвостов; что ли, не видала?

Все равно мыши ругают ее. Тут их брат пришел. Начали они ему жаловаться. Тот рассердился и выбросил Няа из дому. Пошла она куда глаза глядят. А дети остались. День и ночь кричат, мать ищут. Мыши снова стали ворчать:

– Эти-то чего день и ночь вопят!

Пришел брат. Стали мыши ему на детей жаловаться, снова рассердили его. Он и детей выкинул. Пошли маленькие ребятишки неведомо куда. Вдруг на какой-то плохонький домишко наткнулись.

– Давай, сестренка, будем тут жить.

Живут они, а мать с чердака на них смотрит. Утром ребятишки проснутся, выйдут во двор, мушек наловят, тем и питаются. А мать глядит на них с чердака, плачет, слезы на детей капают. Мальчик говорит:

– Сестричка, дождь! Идем в дом!

Много времени прошло. Легла Няа да навсегда и заснула. А уж те ребятишки подросли, начали везде бегать, пищу воровать, и у Кутха кое-что воровали. Кутх сказал:

– Что это еще за воришки к нам повадились! Как поймаю, даже вешать не буду – прямо так и задушу.

А ребятишки ходили, ходили – свою мать нашли.

– Это что такое? – спрашивают.

Стали они ее осматривать:

– Рот – это будет котел, уши – печки, можно огонь разжигать, а вот ноздри – отсюда будет дым выходить.

Потом увидели глаза.

– А эти озерца можно вытащить, мы из них мисочки сделаем.

Пошли снова воровать к Кутху. Вышел Кутх и погнался за ними. Убежали они, но он заметил, куда их следы идут. Вдруг увидел дымок. Прямо на дымок пошел. Видит – Няа лежит, с одного бока мальчик сидит, с другого – девочка. В ушах у Няа огоньки зажгли, мух поджаривают. Крикнул Кутх:

– Вы чего тут озорничаете?

Испугались ребятишки, убежали. Пошел Кутх домой, говорит жене:

– Мити! Про очень плохие дела тебе расскажу.

– Ну, чего там, Кутх?

– Няа наша там мертвая лежит. А какие-то ребятишки над ней издеваются, в ушах у нее огонь развели.

– Да ты что такое говоришь, Кутх? А ну-ка, я к бабке-шаманке сбегаю.

Сидит бабка-шаманка, сучит нитки. А нитка у нее все узлится да узлится.

– Э, что-то случилось. Кто-то вспомнил меня. Да уж, верно, Кутх опять чего-нибудь натворил.

Приходит Мити:

– Здравствуй, бабушка.

– Ну раз ты ко мне пришла, значит что-то случилось.

– Бабушка, что-то с моей Няа стряслось.

– Ну что ж, пойдем поглядим.

Пришли. Няа лежит, руки-ноги раскинула.

– Э-эх, ну ладно, попробую, – говорит бабка.

Взяла она водичку, заговорила ее:

– Няа, Няа, брось плохую жизнь!

Побрызгала на Няа водичкой. Смотрят – а Няа зевнула.

– Ну же, Няа! Что это с тобой? Будет спать, вставай! Возвращайся к жизни!

Встала Няа. Бабка, говорит ей:

– Это из-за отца с тобой такая беда вышла. Но больше у тебя никогда такой жизни не будет. Так тебе на роду написано. Эй, Унянясх, приведи сюда ее детишек!

Привели детей.

– Ну, теперь пойдем к Кутху.

Пришли к Кутху. Обрадовался Кутх: Няа вернулась. А на внучат очень разозлился:

– Что-то они очень на мышат похожи. Мордочки у них совсем мышиные. Ты, Няа, живи, а их мне не надо.

Какая же мать детей бросит? Вся душа изболится! Няа говорит:

– Я своих детей не брошу, пусть хоть какие они! Это ты мне такую жизнь устроил. Больше меня никогда не увидишь.

И Няа пропала куда-то. А Мити очень рассердилась на Кутха. Навсегда рассердилась. Ничего не стала для него делать и еду перестала готовить.

178. Кутховы дети и семья волков

Зап. В. И. Иохельсон (см. прим. к № 168).

Опубл.: Kamchadal texts, стр. 175, № К2.10.

В русском переводе публикуется впервые. Пер. с ительменского А. П. Володин.

Сюжет этой сказки аналогичен сюжету корякской сказки «Как Рэра потеряла жениха-медведя», где вместо волков действуют медведи. В настоящем же тексте изображается двойное перевоплощение персонажей: женихи-волки при погоне за дочерьми Кутха перевоплощаются в медведей, а из добытых сыновьями Кутха – Эмэмкутом и Сисильханом – медведей выходят женихи в человеческом облике. Вместо корякской Рэры (дочери Куйкынняку) здесь – Сирим (дочь Кутха). Остальные имена детей Кутха и Куйкынняку имеют лишь фонетические различия. Здесь, как и в корякском варианте, сохраняется мотив доброй, умной и находчивой Синаневт и злой, строптивой Сирим.

Жил-был Кутх. Были у него сыновья, Эмэмкут и Сисильхан, и дочери, Синаневт и Сирим. Вот однажды стал Эмэмкут во дворе стрелы делать. Сказал Синаневт:

– Я буду стрелы делать, а ты не смотри на меня!

Посмотрела Синаневт на Эмэмкута. Сразу все стрелы сломались. Рассердился Эмэмкут на Синаневт. В дом вошел, руку Синаневт на камень положил, пестом ударил, руку сломал. Заплакала Синаневт, пошла в лес. Нашла озерцо, сидит на бережку, плачет. А на том озерце жила старушка, волчья мать. Плачет Синаневт, а старухина внучка говорит:

– Бабушка, дождь идет!

– Пойди, занеси постели в дом, а то промокнут!

Вышла внучка на двор, увидела красивую девушку. Домой вернулась, сказала:

– Это не дождь, там красивая девушка плачет!

Старушка сказала:

– Пусть она войдет сюда!

Вышла внучка, сказала:

– Тебе велели войти!

Вошла Синаневт, села. Старушка сказала:

– Покорми ее юколой чавычи и чашку с жиром подай!

Принесла внучка связку юколы, чашку с жиром. Сказала старушка:

– Когда будешь есть, моргни!

Поела Синаневт, моргнула, руку до сустава в чашку засунула.

– Ай, пролила жир!

Тут рука у нее и поправилась. Собралась Синаневт дальше идти. Старушка ее научила:

– Что найдешь, ничего не бери. Найдешь торбаза, стельки в них положи. Найдешь сухожилия – сразу нитки ссучи. Там же их и повесь.

Пошла Синаневт, попался ей по дороге балаган. Мясо в нем висит, жир. Она мимо прошла. Идет дальше, видит – торбаза. Положила в них стельки. Дальше пошла. Сухожилия увидела, нитки ссучила и там же повесила. Дальше пошла, видит, домик стоит. Вышла из него волчья сестра. Схватила Синаневт зубами, стала кверху подбрасывать и зубами ловить. Кончила подбрасывать, спрашивает:

– Я тебя, подруга, не поранила?

– Нет, не поранила!

– Это я всегда так радуюсь.

Накормила она Синаневт. Потом дала ей торбаза починить. Хорошо Синаневт починила. Сказала волчья сестра:

– Подружка, я тебя спрячу! У меня братья есть, вот-вот придут.

Спрятала она Синаневт. Пришли братья, стали принюхиваться.

– Человеком пахнет, сестра!

– Нет тут никакого человека. Это вы повсюду ходите, вот в ваших ноздрях, и сидит человеческий запах. А домой придете и все нюхаете.

– Да, сестра, правда!

Велела волчица младшему брату с краю лечь:

– Не ложись в середину к старшим братьям.

Стали спать укладываться. Младший брат сказал:

– Не лягу в середину!

– Почему ты. не хочешь в середину лечь?

– Очень вы ночью сильно толкаетесь!

Лег младший брат с краю. Заснули все. Девушка-волчица ночью встала, разбудила Синаневт:

– Эй, подруга, вставай, скорей домой беги!

Встала Синаневт, сразу домой побежала. А волчица младшего брата разбудила, обратила его в медведя и сказала:

– Ну, догоняй Синаневт!

Погнался младший брат за девушкой. Обернулась она, когда уже совсем недалеко от дома была, увидела медведя, закричала:

– Эмэмкут, выходи поскорей, за мной медведь гонится!

Вышел Эмэмкут, выстрелил в медведя, сразу наповал убил. Стали медведя потрошить, брюхо разрезали, а оттуда хороший парень вышел – красивый, статный. Сразу на Синаневт женился. Стали они хорошо жить.

Мясо медведя все Сисильхану отдали. Вот Сисильхан тоже уселся во дворе, начал стрелы делать. Сказал Сисильхан:

– Ты, Сирим, не смотри на меня!

Посмотрела Сирим, стрелы все и сломались. Рассердился Сисильхаи, в дом вошел, Сирим руку сломал. Заплакала Сирим, завопила:

– Ой, ой, больно, руку сломал!

Ушла из дому, по той же дороге, что и Синаневт, пошла. Дошла до озерца, села на бережку, стала плакать. Старухина внучка сказала:

– Дождь идет!

– Пойди, постели занеси, а то промокнут!

Вышла внучка во двор, увидела плохую девушку. Обратно вошла, сказала бабушке:

– Это плохая девушка плачет!

– Скажи ей, пусть войдет!

Старухина внучка вышла, сказала:

– Войти тебе велели!

Сирим сразу вошла, села. Стали они ее кормить. Старушка сказала:

– Юколы с жиром поешь, глазами моргни!

Стала Сирим есть, глазами моргнула, руку по сустав в чашку сунула. Поправилась рука, Сирим сразу дальше пошла. Ничего не спросила, ничего не разузнала. Идет, балаган по дороге попался. Там мясо висит, жир. Все это она съела, сухожилия и торбаза себе взяла. Наконец к домику пришла. Вышла оттуда волчица. Начала зубами Сирим подбрасывать и зубами ловить. Кончила подбрасывать, спросила:

– Я тебя, подружка, не поранила?

Сирим сказала:

– Конечно, поранила!

Стала девушка-волчица кормить Сирим. Всю миску съели. Велела девушка еще мяса сварить. Начала Сирим варить.

А девушка говорит:

– Я уйду ненадолго, а ты вари!

Это она решила тайком понаблюдать за Сирим. Вышла, стала в дырочку смотреть. Вынула Сирим мясо, съела.

– Э, худая девушка, – сказала девушка-волчица.

Вошла в дом, велела Сирим торбаза починить. Стала Сирим чинить, плохо чинит. Потом сказала:

– Подруга, спрячь меня, я твоих братьев боюсь!

– Тебя и прятать не стоит!

А Сирим замуж захотела. Спрятала ее волчица. Пришли братья, снова стали принюхиваться.

– Чего это человеком пахнет?

– Нет здесь никакого человека!

Стали волки одеваться, видят – торбаза плохо зачинены. Потом легли, заснули. Ночью волчица разбудила Сирим:

– Ну, вставай, беги домой, а я моих разбужу, погонятся за тобой!

Встала Сирим, побежала. Разбудила волчица братьев:

– Может, кто-нибудь за плохой девушкой погонится?

Никто не захотел. Собаку свою лохматую пустили. Погналась собака за Сирим. Увидела Сирим недалеко от дома, что лохматая собака за ней гонится. Закричала:

– Эй, Сисильхан, выходи скорей, за мной лохматая собака гонится!

Вышел Сисильхан, выстрелил, собаку наповал убил. Обрадовалась Сирим. Стали собаку потрошить. Сирим сказала:

– Осторожно, там мой жених, не пораньте его!

Разрезали брюхо, а там никакого парня нет. Сисильхан рассердился и выбросил Сирим в лес. Там она и засохла.

179. Кутх шьет

Рассказал М. Заев (см. прим. к № 165), зап. и пер. Е. П. Орлова. Публикуется впервые.

В фольклоре всех народностей Чукотки и Камчатки имеет широкое распространение волшебная сказка о похищении вредоносными существами (великаном духом-кэле, злым старичком, людоедкой Майырахпак и т. д.) девочек или мышат. В большинстве ительменских вариантов сказки на данный сюжет пожирателем мышей является Кутх, лишь в одной ительменской сказке (№ 196) в этой роли выступает «длинный злой старичок».

Кутх жил дома. Все время шил. Однажды сидит Кутх около окна. Шьет себе меховые штаны.

Вдруг что-то свет загородило. Кутх не стал в окно смотреть, подумал: «Что-то свет загораживает. Наверное, это мой нос. Дай-ка я его отрежу».

Отрезал нос и опять принялся шить. Снова что-то свет загородила «Опять на улице темно стало. Может, моя щека свет загораживает? Дай-ка ее срежу!»

И отрезал Кутх себе щеку. Сидит, шьет. Все лицо себе искромсал: нос отрезал, щеки, губы, брови, ресницы. Болит у Кутха лицо, саднит. Так разболелось, что даже заохал. Потом взглянул в окно, видит – мыши на санках катаются. Тут он сказал:

– Так это вы тут свет затемняете? Из-за вас я все лицо испортил.

Взял Кутх свои штаны и вышел на улицу. Подошел к мышам и сказал:

– Это вы тут, внучата, катаетесь под моим окошком?

Забрались мыши на окно, а Кутх подставил штаны и сказал:

– Ну-ка, внучата! Катитесь в штаны: очень так хорошо кататься!

Мыши сказали:

– Не покатимся в твои штаны, а то ты нас поймаешь!

Начал Кутх их ласково уговаривать. Уговорил, скатились мыши прямо ему в штаны.

Как только мыши в штанах очутились, Кутх штаны завязал и пошел в лес.

Пришел, стал хорошее дерево искать. Наконец нашел.

Сказал Кутх дереву:

– Дерево, дерево, нагнись! Дерево, дерево, нагнись! Дерево, дерево, нагнись!

Нагнулось дерево. Кутх штаны на верхушку повесил и опять дереву сказал:

– Дерево, дерево, распрямись! Дерево, дерево, распрямись! Дерево, дерево, распрямись!

Дерево выпрямилось, а Кутх домой пошел. А мыши так громко кричали, что услышала их лиса и пошла на голос. Подошла к дереву, сказала:

– Что вы, мыши, тут делаете?

Мыши сказали:

– Кутх нас сюда повесил!

– Как же он вас на самую верхушку повесил?

– Он сказал: «Дерево, дерево, нагнись! Дерево, дерево, нагнись!» Дерево и нагнулось.

Лиса эти же слова сказала – дерево нагнулось. Сняла лиса штаны, развязала, вытащила мышей. Только самый маленький мышонок задохся, а все другие вышли.

Заставила лиса мышей бересты набрать и в штаны положить. Набрали мыши бересты, набили берестой штаны. Мертвую мышку сверху положили и повесили штаны опять на верхушку дерева.

Лиса спросила мышей:

– Как говорил Кутх, чтобы дерево выпрямилось?

Мыши сказали:

– Кутх говорил: «Дерево, дерево, распрямись! Дерево, дерево, распрямись!»

Лиса эти же слова сказала. Дерево выпрямилось, а мыши с лисой в лисий дом пошли.

Велела лиса мышам надрать ольхи и приготовить красную воду, похожую на кровь.

А Кутх пошел на третий день прокисших мышей с дерева снять. Пришел, велел дереву согнуться. Дерево сразу согнулось.

Развязал Кутх штаны и отошел в сторону. Сел. Глаза зажмурил, рукава засучил, зубы поточил, потом развязал штаны и засунул туда руку. Схватил мышонка, не посмотрев, сунул в рот и съел.

Промолвил Кутх:

– Ах, как вкусно! У-у!

И сразу опять запустил руку в штаны. Начал искать других мышей. Ничего не нашел – только береста в штанах. Очень рассердился Кутх, подумал: «Поди это лиса-воровка проделала! Вот пойду я к ней! И убью ее за это».

Пошел Кутх к лисьему дому. Пришел. А лиса очень больна. Сильно так охает.

Кутх сказал лисе:

– Эта, наверное, ты украла мою квашеную еду!

Лиса сказала:

– Ой, кум, зря на меня думаешь! Я уже несколько дней хвораю. Вон смотри: будто кровью мочусь, а ты говоришь, что я твою еду украла. Ты, кум, добрый, хороший! Вылей этот таз в реку!

Пожалел Кутх лису, взял таз и пошел выливать. Лиса говорит ему вслед:

– Только, кум, смотри, назад не оборачивайся, а то очень плохо будет!

Идет Кутх, думает: «Отчего это лиса не велела мне оборачиваться? А ну-ка обернусь!»

Посмотрел Кутх назад. Красную рябину увидел, подумал: «Назад пойду – наберу рябины лисе».

Идет дальше. Подошел к реке, начал таз в реку выливать. Лиса потихоньку подкралась сзади и столкнула Кутха в воду. Утонул Кутх.

180. Кутх и мыши

Рассказал в 1964 г. житель сел. Ковран Тигильского р-на П. П. Шадрин, 69 лет; зап. и пер. Н. К. Старкова.

Ср. здесь № 38. 196; The Karyak, № 88, 130.

Сказки о простаке, прыгнувшем в прорубь за своим отражением, принятым за женщину, имеют широкое распространение также у эвенов и других малых народностей дальнего Востока. Ср. Эвенский фольклор, Магадан, 1958, стр. 73–75; The Koryak, № 130 (Куйкынняку прыгает за своим отражением в реку и погибает).

Кутх и Эмэмкут жили с женами. Дом у них был. Однажды Кутх сказал:

– Посмотрю, как мои внучки-мыши живут!

Пришел к внучкам, очень обрадовался. Внучки закричали:

– Попробуй наши угощения, сарану попробуй!

Наварили внучки сараны и кемчиги. Поел Кутх и сказал:

– А теперь, внучки, поищите у меня гнид и побейте!

Сказал это Кутх. и сразу уснул, а мыши взяли вещевой мешок и пришили ему ниже спины. Проснулся Кутх, сказал:

– Пора, внучки, мне домой идти.

Идет, захотел оправиться и оправился в вещевой мешок. Опять идет, а сзади все время гремит что-то. Не знает Кутх, что это его помет в мешке гремит.

Подошел к дому, крикнул Мити:

– Коряки меня догоняют!

Вышла Мити, посмотрела кругом – никого нет. Вошла домой, спросила у мужа:

– Чем это так нехорошо пахнет?

Сразу обнаружила мешок с пометом.

Кутх сказал:

– Завтра всех мышей-насмешниц перебью.

Лег спать, проснулся, опять к мышам пошел. Мити сказала:

– Смотри, опять они над тобой посмеются!

Поехал к внукам. Увидели его мыши, закричали:

– Попробуй нашу еду, сарану попробуй!

А Кутх сказал:

– Все равно я вас всех сейчас же убью!

Наварили внуки еды, накормили Кутха. Наелся Кутх, мыши начали опять у него в голове искать. Кутх сразу крепко уснул. А мыши взяли и пришили что-то красное к его глазам. Проснулся Кутх, пошел домой, видит – весь дом красный. Подошел к дому, закричал:

– Ой, Мити, дом горит!

Посмотрела Мити на Кутха, а у него на веках что-то красное пришито. Мити сказала:

– Все-то ты куда-то ходишь! А мыши опять напроказили!

Кутх опять к внукам пошел. Мити крикнула вдогонку:

– Не ходи, снова над тобой посмеются.

Кутх сказал:

– Всех убью палочкой для лемешины222!

Пришел к внукам, они ему говорят:

– Попробуй нашу еду, сарану попробуй!

Кутх сказал:

– Ладно, внучки мои, накормите меня.

Поставили перед ним ягоды, поел Кутх, и стало его в сон клонить. Кутх сказал:

– Лягу, посплю немного!

Уснул Кутх, а мыши взяли и разукрасили чем-то его лицо. Проснулся Кутх, пошел домой. Пришел и сказал:

– Подожди, Мити, пойду принесу воды!

Пошел к проруби, нагнулся, увидел в воде свое лицо и воскликнул:

– Оказывается, какая красивая девушка тут живет! Сейчас принесу ей каменный пестик, деревянный пестик и корыто.

Принес корыто, опустил в воду и сказал:

– Держи!

Не берет девушка корыто. Кутх подумал: «Наверное, есть у нее корыто».

Затем деревянный пестик в прорубь опустил. Снова сказал:

– На, держи!

А пестик плавает на воде, опять никто его не берет. Кутх подумал: «Наверное, и деревянный пестик есть». Затем каменный пестик сунул в воду. Этот сразу на дно пошел. Кутх сказал:

– Нет у нее, значит, коль себе взяла!

Затем сам в прорубь нырнул и сказал:

– Смотри, держи меня!

И под лед ушел. Кричал, кричал, да так и утонул.

181. Синаневт и медвежонок

Зап. В. И. Иохельсон (см. прим. к № 168).

Опубл.: Kamchadal texts, стр. 130, № К2.19.

В русском переводе публикуется впервые. Пер. с ительменского А. П. Володин.

В данной сказке мифической силой перевоплощения и созидания обладает не только сам Кутх, заставивший Мити родить медведя, но и его дети – дочь Синаневт и сын-медвежонок, как бы перенявшие от родителя часть его чудодейственных свойств.

Жил-был Кутх с женой Мити. Дети у них были: Эмэмкут и Синаневт. Эмэмкут отправился на охоту на всю осень. Заскучал Кутх, стал дрова носить. Однажды сказал:

– Мити, я пойду за дровами, а ты медвежонка роди!

– Эх, Кутх, какая глупость тебе на ум придет, ты ее сейчас же и выболтаешь!

Пошел Кутх за дровами. А Мити сразу медвежонка родила. Увидела его, испугалась. Накрыла медвежонка. Пришел Кутх, сказал:

– Уф, устал, возьми-ка, Мити, у меня вязанку дров!

– Сам убирай дрова, Кутх! Я уже медвежонка родила, такого страшного!

Стали жить. Подрос медвежонок. Все время хотел сосать у нее грудь, по-медвежьи ревел. Испугались Кутх с Мити. Кутх сказал:

– Мити, давай уйдем отсюда, когда дети заснут, а то страшно!

А медвежонок с Синаневт спал. Очень крепко заснул. Убежали Кутх с Мити. Детей бросили. Те проснулись и видят: отец с матерью куда-то ушли. Стала Синаневт жить, братца растит. Вырос брат – большим медведем стал. Сказал ей:

– Ну, сестра, пойдем куда-нибудь, поищем рыбную реку!

Собрались, пошли. Там, где река попадалась, брат сестру на спине переносил. Нашли наконец рыбную реку. Стали там жить. Юколой запаслись. Медведь сделал берлогу, всю юколу туда спрятал. Осенью в берлогу залез, сказал:

– Я, Синаневт, засну. Ты не бойся меня! Зимой в середине месяца повернусь я на другой бок, буду кричать. Ты не бойся. По насту люди придут, будут в меня стрелять, убьют. Войдут в берлогу, не смогут меня вытащить: очень я тяжелым стану. Тогда ты сама меня за уши и тащи наружу. Будут они меня потрошить. Ножи у них сразу сломаются. Тогда ты сама меня разделай, голову на дерево повесь. Когда будешь замуж выходить – не ешь моего мяса, даже маленького кусочка не ешь. Если съешь кусочек – сразу меня забудешь.

Стали они жить в берлоге. Медведь крепко заснул. Синаневт все время одна юколу ест. Как только на спящего брата посмотрит – сразу плакать начнет. Так и зимовала Синаневт. Зимой в середине месяца заревел медведь, стал с боку на бок ворочаться. Испугалась Синаневт. По насту много людей пришло. Стали стрелять, убили медведя. Зашли в берлогу, а вытащить его не могут. Тогда Синаневт за уши его взяла и вытащила наружу. Начали медведя потрошить. Сразу у всех ножи сломались. Как им разделать медведя – не знают. Синаневт разделала его сама, голову на дерево повесила. Сказала:

– Эту голову вы не трогайте!

Вышла Синаневт замуж. Отвезли ее домой. Свадьбу устроили, медвежатины наварили. Тут и Кутх, и Мити, и Эмэмкут пришли. Стали есть. Кутх сказал:

– Эх, была б жива Синаневт, тоже замуж бы вышла!

А Синаневт отцу и матери не назвалась. И медвежатины есть не стала. Все закричали:

– Хоть один кусочек съешь!

Не удержалась Синаневт, съела кусочек. Сразу брата забыла. Стали жить. Через некоторое время вспомнила вдруг Синаневт брата, сказала:

– Пойду я погуляю неподалеку!

Пошла, нашла то дерево. А голова уже на землю упала. Подняла она ее, подула – вдруг перед ней красивый парень встал, сказал:

– Ты, сестра, забыла меня! Я ведь запретил тебе мое мясо есть!

Пошли они домой. Узнал Кутх детей, обрадовался. Дети сказали:

– А вы, отец, убежали от нас!

Стали они хорошо жить и веселиться.

182. Волк и Синаневт

Рассказала Т. Н. Брагина (см. прим. к № 171), зап. и пер. Н. К. Старкова. Публикуется впервые.

Жили Кутх и Мити. Кутх очень есть захотел, сказал – Мити, сделай толкушу!

– Из чего я тебе толкушу сделаю?

– Давно, когда я молодым был, нерпу убил. Куда ты жир подевала?

– Нет его давно!

– А потом еще, когда молодым был, большого дикого олени убил. Куда сало подевала?

– Сохранила!

Попросил Кутх Мити толкушу сделать, а Мити заленилась и позвала Синаневт:

– Приди к нам и толкушу сделай, а то Кутх очень есть хочет!

Пришла Синаневт, стала толкушу из старого-престарого прогорклого сала делать. Надышалась вредного запаха, уснула и умерла.

Увидели Кутх и Мити, что Синаневт умерла. Очень испугался Кутх и сказал:

– Давай, Мити, убежим!

Убежали они, а Синаневт дома мертвая осталась.

Шел мимо волк и подумал: «Почему это Кутх перестал в своем доме жить? Зайду посмотрю». Вошел, никого не увидел – только Синаневт сидит, над корытом нагнулась. Волк и говорит:

– Съем я эту девушку. Здесь, правда, есть не буду, унесу ее вон к той горе.

Потащил ее к горе, принес и подумал: «Неужели я здесь внизу есть буду? Лучше наверх втащу». Втащил на гору, сел и стал вокруг смотреть, думает: «Поглядеть надо, не видит ли нас кто». Пока глядел по сторонам, Синаневт скатилась вниз, ожила и села. Видит волк – ожила Синаневт. Сказал:

– Отнесу-ка ее в свой дом и женюсь на ней. – И принес домой.

Очень Синаневт испугалась – столько волков вокруг! Подумала: «Вот сейчас разорвут меня!» Ночь наступила. Синаневт еще больше боится.

Вернулся с охоты Эмэмкут. Пришел, видит: в доме никого нет. Заметил след волка и пошел по следу. Пришел к дому волка, увидел сестру. Задумался: как быть? Тут увидел старого волка, убил его, снял с него шкуру и надел на себя. Затем поднялся на гору и крикнул:

– Дети, снесите меня вниз, не могу я идти!

Снесли его волки вниз, в дом отнесли. Увидел он Синаневт, спросил:

– Где вы эту девушку взяли?

Большой волк ответил:

– Это я нашел и принес!

– Пусть она со мной ляжет спать, я здесь самый старший!

Синаневт еще больше испугалась и подумала: «Неужели я с этим дряхлым, страшным волком спать буду?» Как только легли, Эмэмкут прошептал:

– Не бойся, это я, Эмэмкут! Бежим отсюда!

И побежали. Бегут, далеко уже отбежали, вдруг слышат – волки догоняют. Бросил Эмэмкут в их сторону кремень – большой огонь вспыхнул. Пока волки этот огонь обходили, Эмэмкут и Синаневт еще дальше убежали. А волки их опять настигают. Тут Эмэмкут плюнул – очень большая река потекла. Трудно волкам через реку переправиться. Опять Эмэмкут и Синаневт далеко убежали.

Совсем немного до поселка осталось – опять волки их догоняют. Тут Синаневт свой гребень бросила – встал за ними стеной густой лес. Пока волки в лесу плутали, брат с сестрой домой пришли. А волки от злости сами себя в клочья разорвали.