Текст книги "Мушкетёр Её Высочества (СИ)"
Автор книги: Саша Суздаль
Жанр:
Исторические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)
Она была стройна, но уже не юна. В самом начале показавшаяся простушкой и совсем не красавицей, она удивляла, когда улыбалась, и тогда её лицо светилось такой искренностью, что оторваться от её карих глаз, таивших какую-то таинственную глубину, не представлялось возможным.
Её пышные волосы цвета каштана, волнами падающие на плечи, полузакрывали её лицо, которое она открывала, движением головы откидывая их назад.
– Меня напугал ваш конь, – словно извиняясь, сообщила девушка и посмотрела на Орлова.
– Простите, мадемуазель, во всём виноват я, – сказал Орлов, – мне следовало попридержать коня и не гнать во весь опор.
Девушка внимательно посмотрела на Орлова, окидывая его оценивающим взглядом, и точно прицеливаясь, сообщила:
–Спасибо вам, я дойду домой сама, – при этом она наклонилась, собирая в корзинку рассыпанные овощи и фрукты. Бутылка вина, упавшая на булыжную мостовую, треснула, и вино разлилось лужей, создав мокрое пятно.
– Я вам куплю самое лучшее, – успокоил её Орлов, но девушка, улыбнувшись, сообщила: – Не стоит. Я в состоянии купить сама.
Несмотря на то, что девушка отказывалась, чтобы его провожали, Орлов, взяв Пегаса за узду, шагал рядом с мадемуазель, скрашивая ей путь домой.
– Меня зовут Эмилия Моризо, – сообщила девушка после затруднения Орлова в обращении к ней.
– Очень приятно, – ответил Орлов и представился: – Михаил Орлов.
Они весело болтали, пока не дошли на улицу, где располагались респектабельные дома, впрочем, не отличающиеся роскошью. Дом с зелёным палисадником, возле которого они остановились, ничем не выделялся среди прочих домов этой улицы. За домом угадывался небольшой сад плодовых деревьев, среди которых Орлов заметил несколько разросшихся яблонь, а перед воротами по бокам росли два каштана, кроны которых стриглись, чтобы поддержать шарообразную форму.
– Здесь я живу, – сообщила мадемуазель Моризо, держа двумя руками корзинку и разглядывая Орлова своими карими глазами.
– Я могу чем-либо компенсировать свою невольную вину? – спросил Орлов, чувствуя, что ему, отчего-то, не хочется покидать странную девушку.
– Спасибо, – сказала мадемуазель Эмилия, открывая калитку, – вы сделали более чем достаточно.
Она озарила Орлова своей очаровательной улыбкой и скрылась за калиткой. Орлов увидел её, когда она по ступенькам поднялась на крыльцо, откуда на прощанье махнула ему рукой.
«Возможно, у неё есть любимый», – подумал Орлов, вспоминая её сдержанность, с сожалением вскакивая на Пегаса и с досады пришпоривая его по бокам. Конь, не понимая, отчего хозяин на него сердит, рванул прямо с места, и легко нёс своего седока вперёд.
* * *
Гильберт Ламбре осторожно ходил по комнатам, фиксируя капом расположение вещей. Труп мадам Анаис Рекамье уже унесли, и только запах да смятая постель с почерневшим пятном крови напоминала о том, что здесь разыгралась трагедия. Все окна были открыты, чтобы выветрить запах тлена, но запах лип, льющийся с улицы, наоборот, как будто усиливал его, напоминая о смерти.
Предварительное заключение врача говорило о том, что старушку убили так же, как и Сотникова в Киеве: ударом чего-то острого и длинного. Ламбре не думал, что эти дела связаны, но всё равно вызвал капом Мурика, несколькими словами описав ситуацию.
Старушку нашла её племянница, которая приходила два раза на неделю, чтобы принести еду и прибрать в комнатах. Только открыв двери и почувствовав тошнотворный запах, она, едва взглянув на мадам Рекамье, заметила пятно крови на груди и сразу, выскочив на улицу, по капу сообщила в муниципалитет.
Прибывший служащий, только глянув на труп, тут же передал сведения в Бюро. Начальник бюро расследований Совета Наций Максимилиан Броннер не нашёл Мурика, как ни изгалялся над капом, поэтому отправил в Париж Ламбре, строго наказав тому найти своего начальника.
Ламбре, проверив по документам, кому достанется квартира после смерти владельца, сразу обнаружил, что всё наследство завещано племяннице, но, допросив её, убедился, что квартира ей без надобности, так как у племянницы и её мужа хороший дом в зелёном месте.
Неожиданно для Ламбре в прихожей он увидел Мурика и удивился, что тот так быстро прибыл.
– Что здесь у нас? – деловито спросил коронер и Ламбре выложил всё, что знал.
– Похищенные вещи есть, – спросил Мурик.
– Ничего, – ответил Ламбре и, окинув взглядом вокруг, добавил: – Здесь и брать нечего.
– Какие-то следы пребывания? – спросил Мурик, но Ламбре отрицательно кивнул головой. Мурик подошёл к изголовью кровати и осмотрел то, что лежало на тумбочке. Ламбре, который до этого всё проверил, скептически смотрел, как шеф перебирает флакончики духов.
– Была ещё записная книжка, – помолчав, сообщил Ламбре, – но я её запаковал и приготовил для анализа.
Мурик так посмотрел на Ламбре, что тот сразу распаковал улику. Книжка хранила хозяйственные записи мадам Рекамье и ничего больше. Мурик два раза перелистал книжку, но ничего, что могло заинтересовать, не обнаружил. Он уже хотел её отложить, но взгляд, брошенный сбоку на корешок, обнаружил, что в блокноте был вырван листок.
Снова раскрыв блокнот, Мурик внимательно рассмотрел предшествующую страницу, а потом следующую чистую. Рассмотрев её, Мурик вытащил из кармана карандаш, но его, ухмыляясь, остановил Ламбре.
– Михаил Васильевич, можно проще, – он вытащил из кармана фонарик и осветил листок. На синей, от фонарика, бумаге проявились тёмные буквы: «R ue de Romainville 22 appartement 7».
«Улица Роменвиль 22 квартира 7», – прочитал Мурик и посмотрел на Ламбре.
– Я знаю, где это, – сказал Ламбре, – в Иль-Де-Франс, бывший девятнадцатый округ Парижа, а теперь остров Монтрёй.
Они вышли из дома и Ламбре вызвал магнетик. Через десять минут они поднялись в воздух, а ещё через пятнадцать летели над Парижем. Собственно говоря, внизу, под ними, находилось Парижское море, так как большая часть города была под водой. Слева виднелась Эйфелева башня, чуть ли не до смотровой площадки погруженная в воду, а впереди, по курсу, ощетинился домами остров Монтрей.
Они едва нашли место, где можно приземлиться, выбрав небольшой парк на пересечении улицы Бельвиль и Телеграф. Отпустив магнетик, они прошли через парк, и Ламбре повёл Мурика через дорогу, в узкую улицу, которая и оказалась Роменвиль. На пересечении с улицей Эмиль Дево они нашли свой дом, на первом этаже которого располагалась кондитерская с вывеской, на которой было написано, что они работают здесь с 1949 года.
Дом был пятиэтажный, очень старой индустриальной постройки, имевший из украшений только балконы. Они зашли во двор, и нашли кнопку седьмой квартиры. На их звонок ответил молодой женский голос, а когда Ламбре представился, голос с недоумением предложил: «Проходите».
Когда они поднялись по ступенькам на третий этаж, их уже ждали у дверей. Молодой кудрявый парень с интересом уставился на них, а из-за его плеча выглядывала любопытная мордашка миловидной девушки. Видно было, что им помешали, но интрига перевесила любовные утехи и они уставились на Ламбре и Мурика, ожидая, что они скажут.
– Может, зайдём к вам в квартиру? – спросил Ламбре и молодята, переглянувшись, посторонились, буркнув: «У нас не прибрано».
Прибирать что-либо им не стоило, так как, кроме постели, расположенной прямо на полу, да обыкновенного стола с двумя стульями в комнате ничего не было, а их постель мало интересовала Ламбре и Мурика.
– Вы позволите осмотреть ваше жилище? – спросил Ламбре и молодые люди согласно кивнули. Мурик, посмотрев на юношу и девушку, понял, что они ничего нового ему не сообщат, но, всё же, спросил:
– Вы давно в этой квартире?
– Пару месяцев, – ответил юноша и спросил: – Что случилось?
– Ничего, если не считать то, что ваш адрес записали в блокноте после того, как кто-то убил мадам Рекамье, – сообщил им Мурик, наблюдая мимику их лиц. Молодые люди оправдали его ожидания, выразив на лице недоумение и растерянность, а потом ужас.
– Нам незнакома мадам Рекамье, – сказал юноша, а девушка подтвердила его слова кивком головы.
– К вам никто не приходил, чтобы осмотреть квартиру? – спросил Мурик и юноша отрицательно замотал головой. Мурик записал их имена, имя хозяина и его адрес. Ламбре возвратился совсем обескураженный и двинул плечами, сообщая, что ничего подозрительного не нашёл. Мурик дал молодым людям адрес своего капа, попросив их обязательно сообщить, если кто-то будет интересоваться их квартирой.
– А нас не убьют? – спросила девушка, а парень её успокоил: – Не беспокойся, мы поедем к моей маме.
Предложение юноши не сильно понравилось девушке, но жить ей, видимо, хотелось, и она утвердительно кивнула головой любимому.
Когда они вышли, Ламбре включил кап и позвонил хозяину квартиры, чтобы выяснить у него имена предыдущих жильцов. Хозяин, весьма недовольный, сообщил, что предыдущие жильцы были семейной парой с ребёнком, которые переехали в Сен-Дизье. Ламбре посмотрел на Мурика и вызвал магнетик, так как здесь им делать было нечего.
Нужно было возвращаться к дому мадам Рекамье, чтобы тщательно его осмотреть и, возможно, найти какие-нибудь новые следы. Когда они, поднявшись над Парижем, собирались лететь в Версаль, где остановился Мурик, Ламбре вскочил, хряснул ладонью себя по лбу и крикнул:
– Я дурак!
Мурик был полностью с ним согласен.
* * *
Калитка оказалась открыта, и Орлов поднялся по ступенькам к двери. Круглая ручка, расположенная на уровне головы, явно напрашивалась, чтобы её покрутили, что Орлов и сделал. За дверью раздалась приглушенная мелодия, и вскоре послышались чьи-то шаги. Орлов приосанился и постарался придать независимое выражение лицу, держа в одной руке букет роз, а во второй корзинку, в которой покоились две бутылки «Шамбертена» головка сыра и окорок.
На пороге показалась Эмилия Моризо в простом черном платье, с фартуком на шее, а в руках был кусок ткани, которой она вытирала малярную кисть. Увидев Орлова, она смешалась и покраснела, и её естественная смуглость тела не смогла скрыть данное обстоятельство.
– Вы? – удивилась она, и раскрыла двери настежь: – Проходите.
Она прошла вперёд и остановилась в зале. Показав ему на кресло у столика, Эмилия попросила его подождать и взбежала на второй этаж, вероятно в спальню, по деревянной лестнице из красного бука. Орлов положил букет на стол, а корзинку отнёс на кухню, находящуюся справа.
Открытые двойные двери посередине зала вели в большую комнату с окнами чуть ли не во всю стену и Орлов, не вытерпев, заглянул туда. Первое, что он заметил, было полотно, грунтованное белилами, уставленное на мольберт, на котором он увидел голову офицера, явно в русской форме. Подойдя поближе, он с удивлением обнаружил, что на полотне неизвестный художник изобразил его. Он всматривался в своё лицо на портрете, которое казалось ему некрасивым, но его черты, схваченные точным взглядом, не врали и, как близнец, отражали оригинал.
– Похоже? – раздался голос сзади и Орлов смущённо разогнулся, отрываясь от картины.
– Вы меня удивили, – сказал Орлов, явно смущённый вниманием к своей персоне. Эмилия внимательно смотрела на него, наблюдая его смущение, а о своем конфузе, который беспокоил ее в начале, совсем забыла.
– Вам нравиться? – спросила Эмилия, прищурив глаза и глядя на картину.
– Я не люблю смотреть на себя в зеркало, – улыбнувшись, признался Орлов, а Эмилии, застыв на мгновение с открытым ртом, откровенно рассмеялась, глядя на него.
Она переоделась в лёгкое ажурное платье, которое подчёркивало её талию, и Орлов залюбовался Эмилией, не отводя восхищённого взгляда от её фигуры.
– Вы меня съедите,– засмеялась Эмилия, а Орлов, застигнутый врасплох, снова смутился, как мальчишка.
– Вы можете подарить свой портрет? – спросил он и добавил: – Я могу вам заказать такую картину?
– Если вы согласитесь мне позировать – я подарю вам себя, – хитро улыбаясь, захихикала Эмилия.
– Я согласен, – сказал Орлов, а напрасно, так как Эмилия тут же приказала: – Раздевайтесь.
– Как? – не понял он.
– Совсем, – сказала Эмилия и вытащила полотно на раме, загрунтованное чёрным и укрепила его на мольберте. Орлов, переминаясь с ноги на ногу, стоял сзади неё, совсем растерянный.
– Вы ещё не готовы? – обернувшись, удивилась она.
– Вы серьезно? – спросил Орлов.
– Естественно, – сказала Эмилия, и добавила: – Вы знаете, сколько стоит натурщик?
– Нет, – ответил Орлов.
– Лучше вам и не знать, – сказала Эмилия и успокоила, – не беспокойтесь, ваше лицо я прорисовывать не буду.
Орлов зашёл за ширму, стоящую в углу, и, кляня себя за неосторожность в даче обещаний, разделся.
– Ложитесь на кушетку, вам будет удобнее, – предложила Эмилия. Орлов прилёг на кушетку, прикрыв некоторые места рукой.
– Прикрывать ничего не нужно, – попросила Эмилия и начала рисовать, вначале набрасывая контур карандашом, а потом принялась за кисти. Орлов, немного смущаясь, первое время мужественно пялился на Эмилию, а к концу сеанса, незаметно для себя, прикорнул.
Он был разбужен поцелуем. Эмилия, прильнув к нему, нежно касалась его губами, поглаживая рукой затылок.
– Я пришла подарить вам себя, – прошептала она, целуя его в губы.
– Вы всегда так расплачиваетесь с натурщиками, – уколол её Орлов между поцелуями.
– Нет, – сказала она, оторвавшись от его губ, – вы первый, с кем я так поступаю, и, вероятно, последний.
Они перестали разговаривать, чувствуя, что их тела давно ожидают ласки, а губы хотят заняться другой работой, исключающей всякую болтовню. Они останавливались на несколько минут, задыхаясь, но не в силах оторваться друг от друга, снова переплелись, истощая все запасы невысказанной любви. Когда, совсем изнеможённые, они расставались поздним вечером, Орлов спросил:
– Я могу посетить вас ещё?
– Да, Мишель, – сказала Эмилия, – я буду тебя рисовать.
* * *
– Тише ты! – зловеще зашипела Генриета, глядя на Мартино, который гремел отмычками, точно был у себя дома. Розалия, стоящая на шухере и выглядывающая в калитку, обернулась к ним, исказив лицо ужасной гримасой. Замок щёлкнул и открылся, отчего Генриета вздохнула и сразу проскользнула в дверь. Она привычно прошла на второй этаж в спальню и вытащила ящики из прикроватной тумбочки, откуда выгребла себе в карманы все украшения.
Мартино деловито подошёл к картине, висящей напротив кровати и изображавшей зелёный луг с яркими жёлтыми цветами, ловко снял её, и перед ним оказалась деревянная дверка в стене, которую он сковырнул одним движением фомки. В нише лежала кучка золотых наполеондоров [12]
[Закрыть], которые Мартино сгрёб и спрятал во внутренний карман.
– Всё, идем! – сказала Генриета, и они опустились на первый этаж.
– Подожди, – сказал Мартино и отправился на кухню, где принялся греметь посудой.
– Оставь в покое ложки, дурак, – зашипела Генриета, но Мартино, не глядя на неё, запихивал серебряные приборы за пазуху. Не успокоившись на этом, он зашёл в мастерскую, где нашёл несколько картин, которые завернул в белую простыню и вышел из дома. Генриета, увидев его с картинами под мышкой, закатила в ужасе глаза и стучала себя по лбу, показывая, что Мартино дурак, каких мало на свете.
Розалия, выглянув через калитку на улицу, замахала им рукой, чтобы они торопились, и троица, петляя по переулкам, вскоре скрылась в их лабиринтах.
* * *
– Я дурак, – повторил Ламбре, стукнув себя по лбу. Мурик смотрел на него, ожидая продолжения. Ламбе, повернувшись к нему, возбуждённо сообщил:
– Мы были не на той улице.
– Объясни, – потребовал Мурик.
– Есть ещё одна улица Роменвиль, в Сен-Сен-Дени, – сообщил Ламбре, – только она находится под водой возле острова Монтрей.
Он добавил, что у его подруги, Шанталь, есть всё снаряжение для подводной экспедиции и тут же вызвал её по капу. Судя по беседе Ламбре, Мурик понял, что его помощника с Шанталь связывали совсем не дружеские, а весьма близкие отношения, которые Ламбре пытался скрыть.
Закончив разговор с подругой, он, слегка покрасневший, повернулся к Мурику и сообщил:
– Она будет ждать нас на базе возле парка Сен-Клу, рядом с шоссе 13А на Нормандию.
Прямо по курсу торчала из воды Эйфелева башня, напоминая о бесплодности усилий человека над природой. Справа, вдали, виднелся остров Сюрен, внизу плескались волны Парижского моря, а впереди бежали два парусника, пытаясь обогнать их. Магнетик легко двигался на запад, туда, где прямо с воды поднимались кварталы Сен-Клу.
Магнетик слегка вздрагивал, соскальзывая из одних магнитных струн на другие, жалуясь, что используют его не по назначению, ведь он птица высоких и далёких полётов, а не для каботажного плавания.
Свою подругу Ламбре заметил издали, что было не удивительно, так как на ней горела ярко красная спасательная куртка и такого же цвета шорты в обтяжку. Её фигура могла свести с ума не только Ламбре, а и любого мужчину, стоило только окинуть её взглядом.
Шанталь занималась тем, что подсоединяла баллончик и надувала большую пластмассовую лодку в виде катамарана. Увидев приближающийся магнетик, она замахала красной косынкой, привлекая их внимание. Ламбре, исходя слюной от восхищения, как кот раздевал её взглядом, и предпочёл бы заниматься не расследованием, а делами более приятными, но иронический взгляд Мурика остужал её намерения.
Когда магнетик приземлился рядом с катамараном, Ламбре первым выскочил из магнетика и поцеловал Шанталь в щёчку, а не будь здесь Мурика, то непременно впился бы в сочные губы девушки.
– Шанталь, – представилась девушка, разглядывая начальника Ламбре, о котором тот отзывался весьма нелестно.
– Михаил, – кивнул Мурик и у Ламбре полезли глаза на лоб: начальник, если и представлялся когда, то не иначе, как Мурик или Михаил Васильевич.
Они поставили мачту и сдвинули катамаран в воду. Лёгкие санитовые [13]
[Закрыть]паруса взметнулись к небесам, и катамаран понесло по волнам, точно пушинку.
Ламбре что-то нашёптывал Шанталь, помогая ей управлять парусом и их смех и французский язык, на который они перешли, не отвлекал Мурика от раздумий, а думать было о чём.
Поиски, продолжающиеся неприятно долго, так ничего и не прояснили, и такое положение вещей напрягало Мурика, заставляя думать о том, что он постарел и в душе нет того огня, как у того же Ламбре. В чем Мурик не сомневался, так это в том, что, как бы там ни было, он разгадает загадку, заданную ему прошлым, и, наконец, найдёт ту, главную, улику, вокруг которой вертится это дело.
Рассуждая таким образом, Мурик, пригретый солнышком, задремал, чем вызвал не двусмысленное хихиканье Шанталь и Ламбре. «Смеётся тот, кто смеётся последним», – добродушно подумал Мурик и склонился над аквалангом старого образца, явно предназначенный ему, так как два других гидрокостюма обходились без баллона с воздухом, предпочитая использовать таблетки моникса [14]
[Закрыть]. Мурик нововведений не любил, видимо, поэтому Ламбре предупредил свою подругу, и та нашла раритетный аппарат.
Оставив Эйфелеву башню слева, они плыли туда, где они уже были, прямо к острову Монтрей, только на восточную его сторону. Погода, как будто понимая, что дела у них важные, не желала приносить сюрпризы, поэтому солнце светило ярко, по-июльскому, а редкие облака, прикрывая солнце на несколько минут, создавало иллюзию своей важности, исчезая потом вдали.
Ламбре, вытянув кап, сравнивал координаты, а Шанталь лавировала парусами, приближаясь к точке на виртуальном экране Ламбре. Мурик поднялся и спросил:
– Вам помочь? – на что Шанталь, мило улыбнувшись, бросила ему:
– Спасибо, не нужно.
Они остановились в сотне метров от берега, в который упирался бульвар Анри Барбюса. Ламбре сбросил якорь, который, натянув санитовый канат, сразу же зацепился за что-то внизу. Глубина была всего метров семнадцать, а если учитывать, что под водой кварталы домов, то до крыш всего ничего, несколько метров.
Шанталь, мило улыбаясь, провела с Муриком инструктаж, от которого он не отказался, несмотря на ехидные взгляды Ламбре. Надев снаряжение, Мурик и Ламбре откинулись в воду, оставив Шанталь наверху.
Вода, несмотря на гидрокостюм, отдалась прохладой по всему телу. Резко выдохнув и пустив тучку воздушных пузырьков, Мурик заработал ластами, медленно опускаясь в туманную глубину.
Крыши домов были одинаковы, но Ламбре, плывущий впереди, уже направился к нужному дому и Мурик последовал за ним. Седьмая квартира, как они знали, порывшись капом в электронном архиве, находилась на третьем этаже дома, что немного облегчало им поиски.
Когда Мурик приблизился к Ламбре, тот осторожно удалял остатки стекла в раме, а потом открыл окно и нырнул внутрь квартиры. Мурик искал, прежде всего, какие-нибудь записи или дневники, пусть и пролежавшие в воде, но могущие дать ответы на интересовавшие его вопросы. Ламбре бросал все вещи подряд в санитовый мешок, чтобы потом, в лаборатории, поместить собранное в водяной бокс и внимательно всё изучить.
Во второй комнате, которая, видимо, была библиотека, Мурик увидел целый шкаф книг и понял, что здесь они застрянут надолго. Вначале он внимательно осмотрел полки, освещая их фонарём, чтобы поискать на них что-нибудь рукописное: тетради, записные книжки, документы. Верхние полки, выстроившись ровными корешками книг, не давали надежды на успех, а вот внизу, разнобой размеров и форматов, вселяли некоторую надежду.
Перебрав несколько записных книг, Мурик упёрся взглядом в старый переплёт и понял, что нашёл то, что искал. Он осторожно вытащил его с полки и медленно открыл посредине. Листы, пропитанные водой, раскрылись, и Мурик увидел немного расплывшиеся буквы, которые можно было читать. Наклонные буквы как будто бежали по странице, а может быть дрожал фонарь в руках Мурика, но он, читая, не сразу понял смысл написанного, пока не сосредоточился, чтобы вникнуть в текст.
Заплывший в библиотеку Ламбре, посветил ему фонариком и Мурику поднял палец вверх, показывая, что нужно всплывать. Ламбре поплыл к окну, а Мурик, закрыв книгу и положив её в санитовый пакет, уже не сомневался, что это дневник, и, работая ластами, поспешил за своим помощником.
Вынырнув из окна, он увидел вверху чью-то фигуру, а человек в маске, висевший в воде рядом, саданул его чем-то по лбу. В последний момент ясного сознания Мурик ощутил, как из его рук выдирают санитовый пакет с дневником.
* * *
Привычно постучав в дверь, Орлов не услышал ответа и уже собирался уйти, так как Эмилия, вероятно, куда-то ушла, но дверь открылась, и на пороге показался высокий крепкий мужчина с кудрявой головой, длинными бакенбардами и весьма пронзительным взглядом. Его белый шейный платок, высовываясь из-под шёлкового шарфа, выглядел несколько неряшливо, а просторное пальто увеличивало его и так огромную фигуру. Рассматривая в упор Орлова, он спросил:
– Что вам угодно, мсье?
Орлов, не зная мужчину, не мог понять, кем он является для Эмилии, поэтому представился и сказал:
– Генерал-майор Орлов. Я хотел бы видеть мадемуазель Эмилию.
– Боюсь, что мадемуазель Эмилия не сможет вас принять, – сказал мужчина, не представляясь, и Орлов собирался применить силу, чтобы увидеть любимую, но она, видимо, услышала его голос и сама подошла к двери:
– Мишель! Я рада тебя видеть! – воскликнула она, но её заплаканное лицо говорило о том, что она только соблюдает правила приличия.
– Что случилось, Эмилия? – спросил Орлов, проходя в дом мимо неохотно посторонившегося мужчины.
– Знакомься, это мсье Эжен-Франсуа Видок, он занимается расследованием, – сообщила Эмилия, показывая на мужчину.
– Расследованием чего? – не понял Орлов.
– Ах, меня обокрали, – воскликнула Эмилия, снова пуская слёзы.
– К сожалению, я должен вас покинуть, – сообщил Видок и, кивнув Орлову, добавил: – Дела.
Возле порога он обернулся и сказал Эмилии:
– Если вспомните что-нибудь важное – найдёте меня в «Сюртэ» на улице Святой Анны.
Расспросив Эмилию, Орлов узнал, что её ограбили подчистую, не оставив ей ни одного су. Как оказалось, она получала ежегодную ренту, которую хранила в стене спальни за картиной. К тому же грабители опустошили в её доме все ящики, забрав драгоценности и серебряные приборы.
– Представляешь, они украли даже твой портрет, – хлюпая носом, сообщила Эмилия.
Выслушав её, Орлов вытащил из кармана всю наличность, что у него была, и выложил на стол.
– На первое время, – сказал он, поглаживая её волосы, – а завтра попрошу жалование за четыре месяца и передам тебе.
– Милый Мишель, – улыбнулась ему Эмилия, – это очень трогательно, но я не могу принять у тебя деньги.
– Почему? – не понял Орлов.
– Я тебя люблю.
Орлов застыл, пораженный логикой Эмилии. Он мог ожидать любой ответ, но не такой.
– Почему? – снова спросил Орлов, вглядываясь в её большие глаза.
– Как ты не понимаешь? – удивилась она. – Если я возьму деньги, я буду выглядеть, как содержанка, – сказала Эмилия, отвечая ему взглядом.
Орлов на мгновение задумался и спросил:
– Если бы эти деньги дал тебе муж, ты бы не выглядела содержанкой?
– Нет, – улыбнулась Эмилия, – но ты мне не муж.
Орлов стал перед Эмилией на одно колено и спросил:
– Я прошу у тебя руки, ты будешь моей женой?
Эмилия растерялась и не знала, что сказать. Опустившись на колени рядом с Орловым, она посмотрела на него и взволновано сказала:
– Мишель, это так неожиданно. Я, право, не знаю, что тебе ответить. Сможешь ли ты принять меня такой, какая я есть?
– Ты мне нравишься, такая как есть, – сказал ей Орлов и спросил: – Ты согласна быть моей женой?
– Мишель, твоё предложение из области моих мечтаний и мне необходимо время, чтобы свыкнуться с этой мыслью, – сказала Эмилия.
– Так ты возьмёшь деньги? – улыбаясь, спросил Орлов, поднимая Эмилию с колен.
– Хорошо, – сказала Эмилия и добавила: – Только в следующем году я тебе всё отдам.
– Ты неисправима, – сказал Орлов и поцеловал её в губы. Эмилия ответила и обвила руками его шею.
Дальнейшие разговоры были неуместны.
* * *
Мурик открыл глаза и увидел вверху белый потолок. Скользнув взглядом в сторону, он обнаружил, что лежит на кровати в небольшой комнатке, которая, если судить по белым занавескам на окне, находится где-то в больнице. Присмотревшись внимательнее, Мурик понял, что больница больше напоминает тюрьму, так как белый антураж не мог скрыть решётки на окнах.
«Что случилось и где я?» – не сразу мог он понять. Последнее, что он помнил, отозвалось болью в голове, так как там, под водой, его крепко приложили по черепу чем-то твёрдым. Куда девался Ламбре, он не видел и данное обстоятельство его тревожило. Пусть с ним поступили как с боксёрской грушей, но за своего помощника он беспокоился больше, так как отвечал за него, являясь его начальником.
Мурик вспомнил девушку Ламбре и забеспокоился ещё больше. Прелестная Шантраль не должна была пострадать от того, что знакома с помощником коронера. Он с горечью подумал, что сделал промах, не пригласив профессиональных ажанов для сопровождения.
Видимо кто-то, кроме Мурика, интересуется этим делом и коронера беспокоило одно: насколько осведомлены те, кто ищет то же, что и он. То, что его держат взаперти, говорит о том, что его похитителям не всё известно и данное обстоятельство оставляло надежду на его освобождение.
Он поднял руку и потрогал голову, ощущая на ней бинты. Кто-то позаботился, чтобы он не отдал концы раньше времени, видимо, сохраняют его, как источник информации. Мурик попытался встать, но прочувствовал, что поплыл, теряя ориентацию. «Всё-таки крепко меня приложили!» – снова констатировал он, понимая, что немедленный побег невозможен.
В двери щёлкнул замок, и в комнату вошла девушка в медицинской защитной маске и белом халате, которая приветствовала Мурика и спросила о самочувствии. Мурик рассказал как есть, так как что-либо скрывать не имело смысла. Единственное, что озадачило коронера, был голос медсестры: Мурику показалось, что он его знает.
Пребывая в замешательстве от того, что голос был ему знаком, Мурик забыл спросить у девушки о дальнейшей своей судьбе, хотя она об этом вряд ли что знала. Немного раздосадованный своей рассеянностью Мурик мучительно вспоминал, откуда он знает этот голос, перебирая в памяти молодых девушек.
Столь интенсивный мыслительный процесс привёл к тому, что у Мурика заболела голова. Он закрыл глаза и прилёг на подушку, успокаиваясь, так как в его положении лучше всего убрать последствия травмы головы. Перед глазами мелькали разные девушки, встреченные в последнее время, а особенно настырно лезла администратор отеля, где остановился Мурик.
Но голос администратора отеля Мурик помнил и он совсем не походил на красивый голос медсестры с её гортанным «р», как будто ей, так и хотелось сказать фамилию коронера: «Мурррик», – как выговаривает её Шанталь.
Шанталь!
Он чуть не подскочил на кровати. Мурик узнал голос медсестры, и он явно принадлежал Шанталь. Столь неожиданное открытие снова повергло его в шок. Он не особенно доверял людям, вероятно, это были издержки его профессии, но связать с чем-либо плохим имя Шанталь коронер не мог даже в бреду. Анализируя голос Шанталь-медсестры, он не заметил в нем никакой враждебности, а, скорее, заботу о нем, Мурике.
«Возможно, её заставили?» – мелькнуло в его больной голове, и сразу же на память пришёл Ламбре. Его помощник предложил свою подругу в качестве эксперта подводного плавания, и он же первым выплыл из дома. А что если вся эта история – дело рук Ламбре? Ему явно не по душе Мурик, задерживающий его профессиональный рост, и угробить своего начальника ему на руку со всех сторон.
«А может он что-то узнал о деле?» – подумал Мурик, но в логические возможности своего помощника верилось с трудом: он был исполнительным, пунктуальным, последовательным, но ему не хватало фантазии и широты мысли, иначе бы Мурик отдыхал на заслуженной пенсии.
Рассуждая таким образом, Мурик благополучно заснул, а когда проснулся, то за окном был уже вечер. Сон для него был явно лечебным, так как в голове посветлело, и уже не было такой слабости, как раньше. Он приподнялся на кровати и уже собирался попробовать встать, как услышал звук открываемой двери. На пороге стояла Шанталь в той же маске, а в руках держала поднос, на котором дымилась миска, а в тарелке лежало что-то вроде котлеты.
Приятный запах бульона раздразнил все вкусовые рецепторы и у Мурика, как у голодной собаки Павлова, потекли слюнки. Медсестра поставила всё на импровизированный столик, который она смонтировала прямо на кровать и приподняла Мурику подушку, чтобы ему было лучше сидеть.
– Спасибо, Шанталь, – поблагодарил Мурик, берясь за ложку, так как зверский аппетит не желал ожидать.
– Я не Шанталь, – сказала девушка, и Мурик разочарованно на неё посмотрел: несмотря на то, что голос был удивительно похож, по неуловимым признакам он понял, что девушка говорит правду.