355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Саша Суздаль » Мушкетёр Её Высочества (СИ) » Текст книги (страница 9)
Мушкетёр Её Высочества (СИ)
  • Текст добавлен: 21 октября 2016, 18:44

Текст книги "Мушкетёр Её Высочества (СИ)"


Автор книги: Саша Суздаль



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

– Я тебя держу на мушке, – сообщил Зиньковский, но по его белому лицу было видно, что боевой дух разведчика переместился в район кобчика.

Семён прибавил обороты, и самолёт медленно стал разгоняться. Ошарашенные часовой Григорий, тот же самый, который подстрелил самолёт, не знал, что делать: то ли стрелять в Семёна, угонявшего самолёт, то ли оставить всё, как есть, тем более заместитель начальника разведки летит вместе с Семёном.

Когда самолёт взлетел вверх и Семён радостно пошевелил крыльями, то увидел внизу несущуюся к временному аэродрому тачанку, в которой стоял батько Махно и что есть силы хлестал лошадей.

Сделав над деревней круг, Семён зашёл на посадку и виртуозно сел, несмотря на то, что летал второй раз в жизни. Когда он вылез из кабины, подлетевший Махно грохнул шапку об землю и что-то сказал срывающимся голосом, а потом тут же обнял Семёна своими клешнями.

Вывалившийся из второй кабины Зиньковский, где-то потерявший свой маузер, едва отбежал на несколько шагов от самолёта и, под смех собравшихся бойцов, опорожнил желудок от обильного обеда.

Махно залез на самолёт и оттуда начал рубить слова, то тихо, то громко, а застывшая толпа вокруг во все глаза смотрела на своего вожака, и Семён понял, что никакая власть не в силе свергнуть Махно, пока живы люди слышавшие его.

Через неделю привезли бочки с бензином, и Махно решил послать разведку в Екатеринослав, тем более что от несчастного лётчика остался фотоаппарат с плёнкой.

– Кто полетит? – спросил Махно, и здоровенный Зиньковский, пряча глаза, сказал:

– Батька, я не полечу.

Все засмеялись, а Феодосий Щусь, красуясь, вышел вперёд и сказал:

– Я полечу.

– Я полечу – и точка! – сказал Махно и полез во вторую кабину.

Все дружно занесли хвост, направив самолёт на взлётную полосу, и Семён завел мотор.

– С Богом, – сказал он Махно, поворачиваясь, и нажал на газ. До Екатеринослава лёту – от силы три четверти часа. День выдался не солнечный, и Семён вытащил карту, по которой ориентироваться зимой – одно удовольствие: всё лишнее засыпано снегом, а города и сёла резко выделяются чернотой.

Когда подлетели к Екатеринославу, Семён вытащил фотоаппарат, чтобы приспособиться, а потом, накреняясь то в одну, то в другую сторону, начал делать снимки. Батько Махно внимательно рассматривал с высоты знакомые места, запоминая, чтобы в нужное время извлечь из памяти.

К их удивлению, никто не стрелял, вероятно, думали, что свои. Сделав круг, они полетели назад и уже к обеду были в Гуляйполе. Батьку встречали, как героя и понесли на руках, а погрустневший Щусь угрюмо плелся сзади, расстроенный сверх всякой меры.

Однажды, когда Махно уехал из Гуляйполя в очередной налёт, Нина, Даша и Вера взяли коляску и приехали на аэродром, проведать Семёна, который в это время с помощью часового Григория заправлял самолёт бензином. Приехавшая Даша, вместе с Верой, пожелали посидеть в самолёте, и сёстры по лесенке забрались на пассажирское место, едва в нём помещаясь. Нина мараться не пожелала, оставаясь в коляске и, улыбаясь, наблюдала всё издали.

Дівчата, не робіть шкоду в літаку,– попросил Григорий, памятуя приказ батьки Махно никого к самолёту не допускать.

– Пусть балуются, – разрешил Семён, – давай их покатаем.

Они схватились за хвост и развернули самолёт на взлётную полосу. Сёстры запищали, а Григорий самодовольно улыбнулся. Семён забрался в кабину и сказал Григорию:

– Прогрею двигатель, а то засохнет.

Григорий не возражал размочить самолет, и заурчавший мотор работал пару минут, набирая обороты, а потом самолёт покатил по взлётной полосе.

Та куди ви їдете, гражданін Семен, – забеспокоился Григорий, семеня рядом с кабиной.

– Чуть-чуть прокачу их по земле, – объяснил Семён, медленно добавляя газу, – а ты стань в начале полосы, чтобы я не потерял ориентир.

Григорий понимая, что твориться что-то неправильное, побежал первым делом назад, к бочкам с бензином, но, увидев, что самолёт взлетает, помчался за ним, причитая:

Зупиніться уже, гражданін Семен, а то батько лаятись буде.

Но было поздно, так как самолёт, тяжело поднимаясь, быстро удалялся от Гуляйполя.

Нина, сидящая в карете, плакала, улыбаясь, а Григорий, обхватив руками голову, повторял:

Що то буде, що то буде...

Когда приехал батько Махно, то Григорий долго ему объяснял, что Семён хотел «размочить» самолёт, а потом случайно улетел. Ничего не понимая, Махно отослал его и даже не бил, так как караульного стоило убить, но он был из Гуляйполя, а своих Махно не убивал.

Больше всего батьку бесило то, что он почти поверил Семёну и считал его своим. После этого случая он никому не доверял – даже себе.

* * *

Вера и Даша замёрзли как сосульки, так как, несмотря на предупреждение Семёна, не удосужились одеться теплей, тем более что у Нины одежды было – бери, не хочу. Нина не знала, что они организуют побег, но, возможно, догадывалась, а если бы было больше места в самолете, то могла и сама улететь, так как сёстры замечали, что Махно и Нина всё более отдаляются друг от друга, а место в сердце батьки занимает ненавистная Маруся Никифорова.

Семён, изредка оборачиваясь, ободрял их, но они уже не чувствовали своих ног. Даша, стараясь как-то повернуться, чтобы размять затекшие конечности, задела боком какую-то флягу, пристёгнутую к борту, и из любопытства её открыла. Принюхавшись, она поняла, что там спирт и глотнула, моментально задохнувшись. По артериям пробежала тёплая волна. Даша сунула флягу Вере и сказала:

– Пей!

– Что это? – настороженно спросила Вера, принюхиваясь.

– Не нюхай! Лекарство! – успокоила Даша. Вера хватанула, подёргавшись, и вскоре обе начали нескладно орать песни.

– Вы чего? – повернулся к ним Семён, подозрительно осматривая их на предмет здоровья их психики.

– Греемся, – весело ответила Даша, а Вера беспричинно засмеялась. Семён понимал, что нужно было бы сесть, но бензина хватало только на полёт без форсажа, к тому же, неизвестно, что там внизу: могут спокойно поймать и пристрелить.

Поэтому внимательно всматривался вниз и сверялся с картой, понимая, что у них только один шанс. Позади оставался Южный Буг и Тигульский лиман и по прикидкам выходило, что до Одессы оставалось всего ничего, поэтому Семён молил Бога, чтобы ничего не случилось. Но, видимо, Бог от них отвернулся, так как мотор пару раз чихнул и заглох.

Нос самолёта наклонился вниз, и земля стала приближаться слишком быстро. Даша и Вера заорали, а Семён потянул штурвал на себя, выравнивая нос самолёта и пытаясь планировать, чтобы как-нибудь сесть. Внизу он увидел колонну шагающих солдат, которые, при приближении самолёта, разбежались кто куда.

Семёну повезло, и он приземлился, только самолёт развернуло, так как колесо попало на замерзший комок земли, и они чуть не вывалились из кабин. Их сразу же окружили разогнанные самолётом бойцы, одетые кое-как, большинство не в военную форму, а оружие было большей частью трофейное, так как отличалось разнообразием.

Німецькі шпіони, – прокричал один дядька и огрел Семёна суковатой палкой, которую держал вместо оружия. Семён охнул, но удержался на ногах, чтобы не забили насмерть.

Та це ж молодиці! – воскликнул другой, показывая на Дашу и Веру.

Вони пьяні... – удивился первый, перестав дубасить Семёна и глядя, как Вера и Даша шатаются из стороны в сторону. Больше их не трогали, а повели вперёд, собираясь передать какому-то «Митрофанычу». Семён никак не мог понять, почему Даша и Вера идут, шатаясь, а когда очутился рядом и учуял запах спиртного, удивлённо спросил:

– Когда вы успели набраться?

Шпіони, не балакайте, – миролюбиво толкнул его палкой дядька, и Семён замолчал, так и не поняв, где сёстры успели напиться водки.

Впереди показалась какая-то деревня, вокруг которой базаром расположились войска, большей частью похожие на тех бойцов, которые их сопровождали и ничем не отличающихся от крестьянского войска Махно.

Их подвели к дому, чуть-чуть лучше от других, и оставили на улице мёрзнуть, а дядька с палкой зашёл внутрь. Через некоторое время он вышел, расправляя усы, и повернулся к Семёну и сестрам Хоменковским.

Заходьте, шпіони, – громко предложил он, подталкивая Семёна в спину. Они зашли в дом, который обдал их теплом, расслабляя. За столом сидел презентабельного вида бородач в овальных очках, лет пятидесяти, больше похожий на какого-нибудь профессора университета, чем на командира военного подразделения.

– Садитесь, – предложил он, показывая на лавку у стены по правую от себя руку. – Меня зовут Иваном Митрофановичем Луценко. Я комиссар Херсонщины от Украинской народной республики. Куда вы летели на самолёте?

– Самолёт мы украли у батько Махно и летели в Одессу, – сказал правду Семён.

– За какой надобностью? – спросил «Митрофанович», внимательно рассматривая Дашу и Веру. Семён полез в карман и вытянул какую-то бумажку. Даша подозревала, что это та же бумажка, которую Семёну дал Петлюра, и которую забрал Махно. Почему она снова очутилась в руках Семёна, для Даши секрета не составляло: «Украл», – подумала она, улыбаясь. На словах Семён сообщил, что едет в Одессу работать механиком, а Даша и Вера едут к своей тёте.

– Откуда вы знаете Петлюру? – поинтересовался Луценко.

– Мы вместе ехали из Киева в Белую Церьков, – ответил Семён и добавил: – Познакомились за коньяком.

Луценко внимательно рассматривал их, а Даша подумала, что их «правда» явно похожа на враньё. Внезапно Вера наклонилась и упала на Дашу. Семён подхватил её на руки, не зная, что делать, а Луценко, очень резво как для своей крепкой комплектации, подскочил к нему и резко приказал:

– Положите её на лавку, – Семён положил, а Луценко на него прикрикнул: – Отойдите, ей нужен воздух.

– Мы немного выпили спирта, чтобы согреться, – объяснила Даша. Комиссар расстегнул ей подрясник и дал понюхать какую-то травку, которую вытащил из внутреннего кармана. Даша услышала запах полыни.

– Это не спирт, – объяснил Луценко, измеряя пульс, и добавил: – она беременна.

Даша застыла, поражённая, а потом уставилась на Семёна и взглядом у него спросила: «Это ты, паразит?» Семён сам был удивлён, но не расстроился, а как будто обрадовался. Вера пришла в себя, не понимая, почему рядом с ней сидит Луценко, который, оставив её на Семёна, крикнул:

– Тимоша!

Из соседней комнаты выскочил молодой парень и сообщил: «Ась?»

– Завари чаю, – бросил Луценко и полез в чемодан, лежащий возле стола на лавке. Даша увидела кучу аптекарских пакетиков, расположенных с пунктуальной тщательностью. Деньщик принёс стаканы с чаем и поставил на стол. Луценко вытащил металлическую коробочку с карамельками и предложил: «Пейте чай». Веру, потянувшуюся к стакану, он остановил:

– А ты, голубушка, подожди.

Он вытащил с пяток пакетиков, которые завернул в бумажку и отдал Даше, а один открыл и бросил крупицу какой-то травки в чай.

– Будешь пить каждый день поутру, – сказал он Вере, и добавил, глядя на Дашу: – А ты проследи!

Сёстры ночевали в доме комиссара Луценко, в горнице без окон, как будто специально сделанной для пленниц, а Семёна увели, и Вера беспокоилась, как бы его снова не принялись бить.

– Успокойся и спи, комиссар не глупый и справедливый, – сказала Даша, толкая Веру под бок, – ничего с твоим Семёном не сделается.

– Я всё слышу, – подал голос комиссар, лежащий в другой комнате, и сёстры захихикали, как будто студентки на лекциях. Они уже выяснили, что комиссар, перво-наперво, врач-травник, а уж потом военный командир и ничуть его не боялись.

Когда они встали, в доме никого не было, а на улице слышался шум и топот копыт. Выбежав на крыльцо, Даша увидела, что войска ушли вперёд, а возле ворот Тимоха грузил телегу, разговаривая с хозяином избы, который, уступив дом командиру, ночевал у соседей.

– Я вам сейчас чаю приготовлю, – сообщил Тимоха, но Даша его остановила: – Не беспокойся, мы сами.

Они быстро попили чай с конфетами комиссара, причем Даша, исполняя роль медсестры, плюхнула в чашку Веры щепотку травы. Вера скривилась, так как травка была невкусная, но перечить не стала, пытаясь быть усердной подопытной врачующейся и надеясь на то, что комиссар, взамен, не станет трогать её любимого Семёна.

На улице ожидал Тимоха, который предложил им с ногами забраться в телегу и прикрыть себя клетчатым одеялом. Когда они уселись, Вера тревожно спросила:

– А где Семён?

– Твой Семён уехал на лошади вместе с Митрофанычем, – обернулся, улыбаясь, Тимоха. Ему было внове везти монашек, и их ежедневный быт весьма его интересовал. Он предполагал, что Семён – брат Веры, отчего она за него беспокоится. В своей семье Тимоха был пятым из десяти братьев и сестёр и такой сестринской любви не знал, так как каждый кусок хлеба дома был на учёте и чтобы не остаться голодным совсем, приходилось драться и с братьями, и с сёстрами.

Он уже подумывал, не отдать ли в монашки пару своих сестёр, которые полюбят Бога, а заодно немножко и его, Тимоху. Поэтому всю дорогу он выпытывал у сестёр все подробности о монастырях и интересовался, как туда попасть. Вера пообещала, что как только они приедут в Одессу, а войска комиссара отправились именно туда, то она напишет письмо матушке игуменье в Покровский монастырь, что в Киеве, и сестёр Тимохи, возможно, возьмут в монастырь послушницами.

– Боюсь, что они в монастырь не пойдут, – задумчиво сказал Тимоха, а потом объяснил, окидывая их невинным взглядом: – Они замуж хотят.

Сёстры не сдержались, и прыснули смехом, а Тимоха, широко улыбаясь, сказал: – Не понимают они своей пользы.

Впереди послышались выстрелы, ухнула пушка, и Тимоха придержал лошадей.

– Пусть воюют, а нам туда пока нельзя, – сказал Тимоха и на немой вопрос Даши объяснил: – Мне Митрофаныч приказал.

Через Пересыпь поздно вечером они въехали в Одессу, останавливаясь возле перегороженных улиц с караулами поляков, французов, греков и ещё каких-то военных, а потом сёстры Хоменковские долго путались по улицам Молдаванки, пока не нашли Запорожскую улицу и остановились возле дома тёти Офелии. Вера наказала Тимохе найти Семёна и сообщить ему их адрес, а потом обняла Тимоху и попрощалась. Тимоха уехал в расстроенных чувствах, чуть не пустив слезу, и пообещал непременно заехать и сам.

Сестры зашли в палисадник, но дом был тёмный, как будто покинутый. Дверь была закрыта и Даша, вспомнив, поднялась на цыпочки и под наличником обнаружила ключ. Открыв дверь, они зашли в дом и пытались найти лампу и спички, чтобы зажечь огонь. Даша наткнулась на стол, и сразу же под руки попал коробок спичек. Она хотела зажечь спичку, но услышала над ухом мужской голос:

– Не нужно зажигать огонь.

Даша и Вера одновремённо закричали, застыв от ужаса.

– И не нужно кричать, – сообщил тот же голос и спросил: – Кто вы такие?

– Мы – сестры Хоменковские, – ответила Даша, понимая, что «голос», который хочет поговорить, не так опасен, как «голос» без голоса.

– Приятно познакомиться, но вашей тёти в городе нет, – сказал незнакомец.

– А где же она? – в один голос спросили Даша и Вера.

– Она там, где всем хорошо – на небе, – сообщил незнакомец.

– Кто вы такой? – возмутилась Даша, ей казалось, что её водят за нос.

– Меня зовут Миша, – сообщил незнакомец и снял, как казалось Даше, шляпу, – моя мама дружила с вашей тётей Офелией, только потому я согласился присмотреть за её домом, пока не появитесь вы.

– Она знала, что мы приедем в Одессу? – не поверила Даша.

– Ваша тётя была мудрой женщиной, – сказал Миша и добавил: – Сидите тихо.

– Что? – не поняла Вера.

– Ради вашей тёти, ложитесь на пол и молчите, – прошипел Миша, и Даша поняла, по мелькнувшей тени, что он переместился в другую комнату. В тишине скрипнуло окно, и тут же раздался выстрел. Девушки непроизвольно вскрикнули, а на пороге появилась тень Миши.

– Какие же вы нежные, барышни, – сказал он, – можете ложиться спать, только ради бога, не зажигайте свет.

С этими словами он вышел через дверь, оставив их дрожащими и в темноте. Даша подкралась к открытому окну во второй комнате и выглянула. По улице шагал Миша, держа на плече какого-то человека. Дойдя до конца улицы, он сбросил его на перекрёстке и ушёл, стряхнув руки.

Даша непослушными руками закрыла окно, задвинула засов на двери и только тогда, на ощупь, зашла в комнату.

– Вера ты где? – прошептала она и поняла, что Вера рядом, когда сестра, пугая её холодными руками, дотронулась до неё. Они в потемках нашли диван и завалились на него, укрывшись пледом и прижимаясь друг к другу. Даша не стала рассказывать Вере о трупе, который лежит на перекрёстке улицы и с дрожью подумала, что она будет делать, если труп придёт сюда, чтобы им отомстить.

* * *

В весьма странной ситуации оказалась Одесса к приезду сестёр Хоменовских: город разделился на несколько территорий в каждой из которой располагалась своя власть, подчиняющаяся разным государственным образованиям. Центр города и ближние Мельницы достались сербам и полякам из оккупационных войск, вторгшийся в город Иван Луценко представлял собой власть петлюровской Директории и занял железнодорожный вокзал вместе с частью района Большого Фонтана.

Представитель Деникина, генерал-майор Гришин-Алмазов контролировал белогвардейские войска, которые захватили территорию порта и прилегающую к нему улицу Маразлиевскую. А весь район Молдаванки контролировался до зубов вооружёнными уголовниками Михаила Винницкого, прозванного Япончиком.

Проснувшись поутру, и ещё не успев умыться, сёстры должны были принимать в гости Тимоху, который заявился с утра, притащив мешок картошки и половину мешка овса.

– Зачем нам овёс? У нас нет лошадей, – растерялась Даша, а более практичная Вера зашипела на неё: – Молчи, дура, потом поменяем на что-нибудь нужное.

Вера сразу же расспросила Тимоху о Семёне, но тот огорчённо сказал, что Митрофаныч очень занят и ему недосуг разбираться с пленником, который сидит в Бульварном полицейском участке. Вера огорчилась, но решила сама посетить «Митрофаныча» и попросить отпустить Семёна.

Покопавшись в буфете, они нашли чай в железной банке, остатки сахара и полбутылки какой-то спиртовой настойки, применяемой тётей для растирания, но с благодарностью употреблённую Тимохой. Пока пили чай, Вера не поленилась и написала письмо матушке-игуменье в монастырь:

«Уважаемая матушка Александра!

Вспоминание о вас укрепляет нашу веру и душу в столь тяжёлое и жестокое время, и мы молимся о вашем здравии, дабы вы сеяли добрые семена веры в заблудшие души. Надеемся, что вы не отвергнете подателей сего письма, так же, как вы не оттолкнули нас.

Послушницы Вера и Даша».

Когда Вера громко прочитала письмо, они с Дашей прослезились, а Тимоха спрятал письмо за пазуху, как самое большое сокровище. Письмо дошло до адресата, правда, не с сёстрами Тимохи, но игуменья, вспоминая лица сестёр Хоменковских, тоже прослезилась, но вскоре, помолившись, взяла себя в руки.

Не успели они проводить Тимоху, как заявился молодой человек лет тридцати, весь лощеный, в твидовом пальто и шляпе, из-под которой сверкали чёрные раскосые глаза. За ним шли два лоботряса, увешанные пистолетами и саблями, которые несли две корзинки, прикрытые большими белыми салфетками.

– Простите за неожиданный визит, – сказал молодой человек, и Даша сразу узнала голос ночного гостя. Сопровождающие Миши оставили корзинки и скрылись, ничего не сказав, а молодой человек продолжил: – Я извиняюсь, что вас покинул ночью, не попрощавшись, но тому были веские причины.

Они снова попили чаю, к тому же Миша был так заразительно весел, что сёстры, слушая его, напрочь в него влюбились. Когда он, к обеду, собирался уже идти, Вера осмелилась сообщить Мише о своём Семёне, рассказав об его аресте и молодой человек, приподняв шляпу, сказал, прощаясь:

–Завтра с утра приходите к Бульварному полицейскому участку, возможно, что-нибудь удастся сделать.

Когда Миша ушёл, они открыли корзинки и замерли: в последнее время деликатесами жизнь их не баловала. Усевшись прямо возле корзинок, они наелись до отвала. А потом среди бела дня улеглись на большую кровать в спальне, укрывшись пуховым одеялом. И проспали до следующего утра.

* * *

– О каких глазах вы говорите, Ламбре? – спросил начальник бюро Броннер.

– О глазах «той» Шанталь, – сказал Ламбре, делая ударение на слове «той», – у неё они были голубые.

– Вас надули, Ламбре, – сказал Мурик, – вы отдали перстень какой-то загримированной особе.

– Я ничего не отдавал! – отчаянно воскликнул Ламбре.

– Милая Шанталь, я хотел бы сравнить ваши пальчики с той особой, которая наследила на кружке, чтобы снять с вас все обвинения, – галантно предложил Броннер, удерживая пальцами кружку и подставляя вторую руку Шанталь.

– С удовольствием, мсье Максимилиан, – злорадно сказала Шанталь, взявшись за руку Броннера, и добавила, окинув взглядом смущённого Ламбре: – Тем более что здесь мне делать нечего.

– Ты не виноват, Ламбре, – пожалел помощника Мурик, – особа, которая тебя провела, очень опытная. Будучи на твоём месте, я не уверен, что справился бы с ситуацией.

– Спасибо вам, мсье Михаил, – поблагодарил Гильберт, больше переживая за то, что его, кажется, покинула подруга.

Броннер лично спустился с Шанталь в лабораторию и сканировал её пальчики. Как он и думал, отпечатки не совпадали. Он уже собирался уйти, прочитав отчет, но лаборант ему напомнил, что отпечатки, пусть и не похожи, но принадлежат брату или сестре подозреваемой. «Подозреваемая», которая стояла рядом и всё слышала, насупилась, а Броннер сразу же спросил:

– У вас есть брат или сестра?

Шанталь задумалась, что дало повод Броннеру ей сообщить:

– Пройдёмте в кабинет Мурика и поговорим.

– Я спешу и мне нужно идти, – заявила Шанталь, вырываясь.

– Позвольте вам не позволить, – пошутил Броннер и, взяв Шанталь за локоть, повел её в кабинет. Шанталь было крепко схвачена и ей было больно, поэтому она не пыталась вырваться, следуя за Броннером.

Зайдя в кабинет Мурика, Броннер сказал ему:

– Приготовь расплавленный свинец, нам нужно допросить подозреваемую.

– Шанталь, так это сделала ты? – удивился Ламбре, увидев свою возлюбленную, которую Броннер пристегивал наручниками к стулу.

– Ламбре, помоги, – приказал ему Броннер и Ламбре принялся помогать шефу, пытаясь расстегнуть наручники на руках Шанталь.

– Не бойся, я с тобой, – прошептал ей Ламбре и незаметно чмокнул в волосы.

– Ламбре, сторожите её, а мы со старшим коронером обменяемся мнением, – сказал Броннер, кивая Мурику.

– Он же её опустит, – сказал Мурик, когда они вышли в коридор.

– Так и нужно, – ответил Броннер и побежал по коридору, бросив Мурику: – Бегом в мой кабинет.

Вбежав в кабинет, Броннер выдвинул ящик стола и вытянул кап, который поставил на столе. В воздухе возникло изображение кабинета Мурика и полупрозрачное тело Шанталь в кресле, а возле неё Ламбре. Мурик никогда не видел, чтобы кап так работал, но понял, что начальник оставил свой кап, вероятно, в кармане Шанталь.

– Ты, правда, украла перстень? – спросил Ламбре.

– Гильберт, не дури, освободи меня от стула, и поговорим в другом месте.

– Я хочу знать правду! – заупрямился Ламбре.

– Хорошо, я тебе скажу, – дернулась на стуле Шанталь, – клянусь Богом, я не брала этот дурацкий перстень. Я, даже, не знаю, как он выглядит.

Ламбре расстегнул наручники Шанталь и сказал:

– Возможно, что меня выгонят с работы, но я пойду с тобой.

– Я тебя люблю, – сказала Шанталь, целуя Ламбре, и забрала у него ключик от наручников. Потом защёлкнула наручник на руке любимого, объяснив: – Чтобы не возникло подозрения!

Пристёгнутый к трубе отопления Ламбре дёрнулся, но Шанталь была уже возле двери.

– Пока, любимый, – сказала Шанталь, посылая Ламбре воздушный поцелуй.

Броннер в своём кабинете потирал руки от возбуждения. В таких случаях они у него потели.

* * *

На следующее утро, в четверг, двенадцатого декабря, первой проснулась Вера, так как ей не терпелось увидеть своего любимого и ненаглядного Семёна. Она растормошила Дашу и крикнула ей на ухо:

– Вставай, соня!

Они быстро надели подрясники, так как другой одежды у них не было, а сверху накинули пальто. Головы украсили вытащенными из шкафа шляпками тёти Офелии, благо их у неё было не менее двух десятков.

На улице было не холодно, но сыро. Легкий снежок, высыпавший вчера, уже растаял, сделав всё грязным и неприятным. Они вышли под ручку из дома и, свернув на Прохоровскую, сели в трамвай, которым проехали несколько остановок и оказались на Преображенской улице.

Где находится полицейский участок, они не знали, но увидели много народу возле старого двухэтажного здание с колоннами и потопали к нему. Высокая круглая каланча посередине строения с асимметричными окнами на ней и странным шпилем вверху заметно выделялись среди городской застройки, и Даша засмотрелась на него, отчего получила под бок локтем.

– Не отвлекайся, – зашипела Вера, – смотри, где находится Миша.

– Сама смотри, – захихикала Даша, – он мне без надобности.

– Может ты не заметила, но Миша вчера смотрел только на тебя, – напомнила Вера.

Даша фыркнула, так как Миша, несмотря на его шарм и весёлость, никак не подразумевался в качестве кавалера, к тому же, той злополучной ночью Даша видела труп, что пугало, а не вдохновляло на романтическое настроение.

Подошла ещё одна группа людей, которые шли колонной, держа над собой транспарант с надписью «Моревинт» [28]

[Закрыть]
и распевали во всё горло «марсельезу»:

« Отречёмся от старого мира,

Отряхнём его прах с наших ног!

Нам не нужно златого кумира,

Ненавистен нам царский чертог.

Мы пойдём к нашим страждущим братьям,

Мы к голодному люду пойдём,

С ним пошлём мы злодеям проклятья -

На борьбу мы его позовём».

Из колонны вышел черноволосый парень и дёрнул винтовку у часового:

– Отдай!

– Я на посту, – ответил, смущаясь, молодой часовой.

– Доложи начальству, что тебя разоружил Алёша Чёрный.

Тут же открыли ворота и всех полицейских, которые попали по пути, арестовали. Вера тянула Дашу вперёд, ища глазами Мишу, но того не было, а уже из камер выпускали людей, которые выходили и обнимались с подошедшими товарищами. Вера заметалась, не зная, что делать и спросила у девушки из подошедшей колонны:

– Всех выпустили?

– Всех, сейчас идем в тюрьму, – весело сообщила девушка и крикнула черноволосому парню:

– Алёша идём!

Уже не колонной, а многолюдной толпой пошли вдоль Преображенской, мимо старого христианского кладбища, по Водопроводной улице мимо православного, еврейского, католического и лютеранского кладбища к тюремному замку из красного кирпича.

Возле тюремного здания, выложенного в виде креста, уже шумела толпа вооружённых людей, и Даша увидела Мишу, раздающего команды личностям разбойного вида.

– Вон он, твой Миша, – сказала Даша и добавила, хихикая, – чистый уголовник.

– Не смей смеяться, – побледнела Вера, – в этой тюрьме сидит Семён.

Даша замолчала, но Веру к Мише не пустила:

– Не шебуршись, они всех выпускать будут, выпустят и Семёна.

Даша тоже соскучилась по Семёну, товарищу, действительно, надёжному, к тому же любящему её сестру. Грохнул взрыв и поднялся дым. Люди ломанулись вперёд и Вера хотела рвануться за ними, но Даша снова её остановила:

– Стой здесь, а то пропустишь Семёна.

Видно для Веры был день счастливый, так как одним из первых из ворот появился Семён. Он сразу заметил сестёр и бросился к ним.

– Вы что здесь делаете? – спросил он, обнимая Веру.

– Тебя освобождаем, – пискнула Вера, а Даша по-дурацки, радостно хихикала.

– Пойдём домой, – промолвила Вера и тут они услышали сзади голос Михаила:

– Так вот он какой, ваш знакомый, – сказал он и представился: – Миша.

Семён поздоровался, но без энтузиазма. Перекинувшись парой незначащих фраз, они разошлись: Миша ушёл к тюрьме, а Даша и Семён с Верой отправились к ним домой.

– Откуда вы его знаете? – настороженно спросил Семён.

– Он наш сосед по улице, – ответила Вера, недоумевая.

– А вы знаете, кто он? – спросил Семён.

– Миша, – сказала Вера.

– Вашего соседа зовут Миша Япончик, – сказал Семён.

– Да хотя бы и Монгол, а что? – не поняла Даша.

– А то, что ваш Миша заправляет ворами в городе, – объяснил Семён, – так что держитесь от него подальше.

– Уже не можем, – сказала Даша, – мы с ним повязаны кровью.

И рассказала о ночном трупе.

– Что же ты мне не сказала, зараза? – возмутилась Вера.

– Чтобы ты тряслась вместе со мной? – парировала Даша.

Молчаливо пошли домой. Сзади слышалась перестрелка между петлюровцами и бандитами, освобождавшими уголовников из тюрьмы.

* * *

Дома Семён вытащил из кармана каким-то чудом уцелевший перстень из белого металлы, с замысловатой вязью на поверхности и сказал Вере:

– Надень.

– Зачем? – не поняла Вера.

– Чтобы не потерялась, – сказал Семён, надевая перстень на палец.

– Ты что, обручаешься с Верой? – спросила Даша.

– Вроде бы, – ответил Семён.

– Что же ты колечко дешёвенькое купил, – ухмыляясь, упрекнула Даша, – ведь она беременная от тебя. Ты что – забыл?

– Я не забил, – сказал Семён, и, не стесняясь Даши, принялся целовать покрасневшую Веру.

– Пойду ка я приготовлю чего-нибудь на ужин, – вздохнула Даша, понимая, что сейчас в комнате совсем лишняя.

Когда она приготовила картошку и нарезала колбасы, принесенной Мишей Япончиком, Вера и Семён сидели за столом, сияя, как новые двугривенники и сообщили: – В пятницу мы венчаемся в церкви.

Даша чуть не выронила тарелки от неожиданности. Она ждала, что Вера и Семён когда-нибудь сочтутся браком, но не так скоро.

– У тебя даже платья нет, кроме подрясника, – слабо сопротивлялась Даша, – кроме того, сейчас рождественский пост, кто вас обвенчает.

– Что вы Даша инфлюэнцию развели, – сказал Миша Винницкий, появляясь на пороге, – вы должны приободрить брачующихся, а не ставить им препятствия.

С этими словами Миша поставил корзинку на стул и сообщил Даше:

– Мы должны отметить это событие, не каждый день мои соседки выходят замуж.

Даше ничего не осталось, как выложить содержимое корзинки на стол. Мужчины открыли бутылки с вином и водкой и через некоторое время возникшее напряжение исчезло. Даже Семён, вначале настороженный, легко балагурил с Мишей, изощряясь в остроумии. На мнение Даши, вечер был таким чудесным, что даже не верилось. Миша взялся организовать венчание, а свидетелями предложил себя и Дашу.

– Простите, Миша, – ехидно спросила Даша, – вы какого вероисповедания?

– Так и что, – невозмутимо возразил Миша, – мы же не глупость какую-то делаем, а богоугодное дело.

Под хохот Веры и Семёна, Даше возразить было нечем, и она окончательно сдалась. Когда Миша уходил, Даша вышла его проводить и требовательно спросила:

– Вы в кого стреляли ночью?

– Так этот паразит охотился на меня и хотел убить, – удивился Миша, – я не люблю стрелять в людей, но другого выбора у меня не было. Вы бы хотели видеть меня мёртвым? – спросил он, и Даша быстро ответила: – Нет.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю