Текст книги "Мушкетёр Её Высочества (СИ)"

Автор книги: Саша Суздаль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

Беатрис щёлкала фотоаппаратом довольно долго, а потом они бродили по площади, и она вслушивалась в говор людей, не понимая большей частью ничего и переспрашивая о значении слов Дмитрия. Часть людей, под флагами оппозиционных партий, ушла на Европейскую площадь, и это колыхающееся море людей поражало воображение Беатрис, и она чувствовала себя не меньше, как Жанна д'Арк.

Когда они с Дмитрием добрались до Европейской площади, на трибуне какая-то девушка требовала отставки правительства и освобождение Юлии Тимошенко. Площадь в ответ воодушевлённо скандировала: « Юлі – волю!» Часть митингующих двинулась вверх, по улице Грушевского, чтобы блокировать администрацию президента, кабинет министров и верховный совет. Беатрис, естественно, устремилась за ними, и Дмитрию ничего не осталось, как сопровождать её.

« Зека – геть!» скандировали одни, а им вторили другие: « Банду – геть!» Беатрис щёлкала фотоаппаратом, точно пчела, шмыгая между людьми, но всё равно, как в улей, возвращалась к Дмитрию, идущему в колонне. Впереди что-то происходило, и послышались выстрелы. Беатрис помчалась вперёд, и Дмитрий едва её догнал со словами: «Куда?» Его напоминание о том, что там может быть опасно, не пугают Беатрис, а только добавляют энтузиазму и Дмитрий вынужден слегка сдерживать её, постоянно находясь сзади.

Возле администрации президента дым и драка: дерутся парни в спортивных костюмах и студенты. Беатрис протиснулась вперёд и щёлкает фотоаппаратом. Какой-то спортсмен кричит Беатрис: «Куда ты суёшься, сука драная!» – и взмахивает кулаком, но не достигает её: Дмитрий коротким крюком отправляет его на мостовую и тянет Беатрис в сторону.

– Что он сказал? – спрашивает Беатрис, словно в данную минуту нет ничего важнее. Дмитрий перевёл фразу на французский язык:

– Он сказал, что ты «chienne en lambeaux», – и Беатрис захихикала.

– У тебя совсем отсутствует чувство самосохранения, – предупредил её Дмитрий.

– Я корреспондент, – удивилась Беатрис, – что со мной могут сделать?

– Здесь корреспондентов бьют, – сообщил ей Дмитрий и Беатрис, ведомая им за руку, на некоторое время замолкла, размышляя. Результатом её умственных усилий было: «Ты меня обманываешь!?» – на что Дмитрий серьёзно ответил: «Нет!»

Когда они вернулись на Европейскую площадь, там уже устанавливали прямые ряды палаток. Беатрис снова ожила и принялась фотографировать палатки и митингующих. Через полчаса, неожиданно для Димы, Беатрис сказала: «Мне срочно нужно домой», – и они отправились на метро. На пороге отеля она бросила Дмитрию: «Встретимся», – и, мысленно погруженная в свой репортаж, понеслась в свой номер, где сразу же села за компьютер, загружая фотографии и лихорадочно набирая текст.

О том, что она снова не записала номер телефона Дмитрия, Беатрис совсем забыла.

* * *

В маленькой кофейне персонал, предупреждённый, что будут поминки, вел себя сдержанно, не улыбаясь, и был чрезвычайно удивлён, когда собравшиеся весьма весело и фривольно отмечали такое печальное событие. Больше всего их поражало то, что девушка, очень похожая на ту, фото которой в чёрной рамке висело на стене, улыбалась и оживлённо беседовала со всеми присутствующими, принимая поздравления и подарки.

Такого странного ритуала официанты не знали, но вели себя строго в рамках того, как им приказал владелец кафе. А когда гости потребовали поставить музыку, то включили Иоганна-Себастьяна Баха, его прелюдию Фа-минор, под которую пары начали медленно кружиться в танце.

Мурик и Броннер не танцевали, а сидели за одним столом и тихо разговаривали.

– Тебе нужно снова слетать в Нью-Йорк, и увидеть Керолайн, – сказал Броннер, – вероятнее всего она, так же как и Шанталь, жива и здорова и пудрит нам мозги.

– Хорошо, Макс, – кивнул головой Мурик.

– И возьми с собой Шанталь, я хочу, чтобы она смотрела в глаза своей сестры, когда та начнёт оправдываться, – сказал Броннер и снял тёмные очки, как будто сам хотел заглянуть в бесстыжие глаза Керолайн.

– Хорошо, шеф, – согласился Мурик: приятное путешествие с симпатичной девушкой ещё никому не вредило.

На следующий день, под вечер, он ожидал Шанталь, но увидел её не одну: рядом с ней, мило беседуя, шагал Ламбре. Такое положение вещей слегка расстроило Мурика, но весёлый вид Шанталь легко компенсировал присутствие подчинённого.

– Привет, мсье Мишель, – помахал Ламбре, а с неба, чтобы извести прекрасное настроение Мурика, спустились два «магнетика». Ламбре, вероятно, тоже вызвал транспорт.

– Поместимся в одном, – к неудовольствию Ламбре сказал Мурик.

Шанталь расположилась посредине, а джентльмены уселись по бокам. Полёт прошёл весело, так как мужчины блистали друг перед другом остроумием, а Шанталь так смеялась, что к концу полёта у неё свело скулы, и она безуспешно толкала в бок то одного, то другого, чтобы прекратили её смешить.

В Америке было раннее утро. Оказавшись на Андерклифф-роуд 80, перед усадьбой профессора Орландо Гаррото, они покинули «магнетик» и даже не успели нажать кнопку на столбе, как ворота разъехались в сторону, приглашая их войти. Возле дома доктора их, как обычно, ждала медсестра, которая провела делегацию в кабинет Гаррото, где оставила ожидать профессора.

Ламбре и Шанталь принялись осматривать кабинет профессора, посмеиваясь и перешёптываясь, а Мурик уселся в удобное кресло, откуда с приятностью наблюдал за молодёжью. Доктор появился неожиданно и сразу же извинился за задержку, точно он сам назначил встречу.

– Я знаю, зачем вы приехали, – сразу сообщил он, – для меня прискорбный тот факт, что Керолайн меня обманула, так же как и вас.

– Где она сейчас? – спросила Шанталь.

– Она осознает, что с ней случилось, и добровольно находится на лечении, – сказал Гаррото и добавил: – Вы можете с ней встретиться, это не возбраняется.

Они прошли к следующему зданию за оградой из сетки, куда зашли вместе с профессором Гаррото. Во дворе здания, представляющего собой сад, имитирующий естественность природы, совсем свободно гуляли больные, и Шанталь сразу же увидела свою сестру.

– Керолайн? – позвала Шанталь, и сестра лучезарно улыбаясь, направилась к ним.

– Прости меня, Шанталь, – сказала Керолайн, обнимая сестру.

– Не думай ни о чём, – остановила её Шанталь, – ты ведь моя сестра.

– Куда вы девали перстень? – нарушая гармонию, диссонансом прозвучал вопрос Мурика.

– Я отдала его Даниелю Финну, – сказала Керолайн, – перстень положительным образом влияет на его психику.

– Перстень принадлежит Натали Орли, – напомнил Мурик.

– Может, вы поговорите с Натали, – попросила Керолайн, – чтобы она на время позволила воспользоваться её перстнем?

Мурик промолчал, рассуждая, а потом спросил:

– А где находится Даниель Финн?

– Вон в той беседке, – показала Керолайн, – вы можете с ним поговорить.

Мурик подумал, что проверить не мешает, и отправился к беседке, где одиноко сидел сгорбившийся Финн. Присев с ним рядом, Мурик разглядел на его пальце знакомый перстень и немного успокоился: Керолайн не врала. Он не собирался говорить с Даниелем Финном, а тот тоже не блистал красноречием, поэтому Мурик посидел немного, а потом поднялся и ушёл.

Ламбре ждал его сам, а Шанталь ушла с Керолайн в её комнату. Чтобы не надоедать им, Мурик решил зайти к Натали Орли, поэтому сказал:

– Летите домой сами, а я зайду к Натали.

Ламбре легко и радостно согласился и кивнул в ответ головой. Мурик ушёл пешком, наслаждаясь зелёным раем, а Ламбре остался ждать Шанталь. Когда она вернулась, Ламбре вызвал «магнетик» и думал, что путешествие вдвоём будет прелестным, но Шанталь была задумчива, как никогда, и на ласки Ламбре нетерпеливо отвечала:

– Ламбре, оставь, у меня нет настроения.

* * *

На следующее утро Беатрис зашла в ближайший банк и сняла с карточки деньги в местной валюте. Когда она приехала на площадь Независимости, то оказалось, что её снова освободили для монтажа злополучной ёлки. Немного этим разочарованная, она сделала несколько кадров и прошла на Европейскую площадь, где возле Международного конгресс-центра стояли палатки и собрались митингующие.

Моросил дождь, группа митингующих отправилась к кабинету министров и Беатрис поплелась вместе с ними, делая на ходу фотографии. Несколько рядов «беркута» преградили вход в здание совета министров, и кто-то пустил слезоточивый газ. Возникла потасовка, в результате которой нескольким митингующим разбили носы. На этом инциденты закончились, не считая того, что митингующие, скандируя, требовали отставки премьер-министра Зарова и его правительства.

Беатрис потрусила вниз, тем более что дождик усиливался, а она, дура, не взяла зонтик. Впрочем, её настроение портил не дождик, а отсутствие Дмитрия, в чём она, в глубине души, признавалась. «Неужели я влюбилась?» – спрашивала она себя и понимала, что ответ было один и совсем короткий: «Да!» Она вспомнила, что так и не удосужилась узнать его номер телефона и мстительно себе сказала: «Так тебе и надо!»

Совсем расстроенная, она зашла в кафе на Крещатике и скушала два пирожных, запив их чашечкой кофе, отчего настроение немного улучшилось. Она вытащила из сумки планшет и посмотрела последние сообщения. Как обычно, прочитала о пятнах на солнце, а потом перешла на новости. Вся мировая пресса поддерживала стремление народа Краины в европейское сообщество и Беатрис с гордостью подумала о своей сопричастности к этим событиям, понимая, что её репортажи в «Le Monde» являются частичкой общей реакции.

Зазвенел телефон. Она посмотрела на экран и увидела, что абонент не определён. Беатрис нажала кнопку ответа и услышала знакомый голос:

– Ты долго будешь мечтать?

– Дима! – на всё кафе воскликнула Беатрис, так что посетители обернулись в её сторону. Остановив взгляд на оконном стекле, она увидела за ним смеющееся лицо Дмитрия. Чуть не забыв планшет, Беатрис выскочила на улицу и повисла на шее Димы.

– Как ты меня нашёл? – спросила она, сразу растаяв и поглупев.

– По запаху, – сообщил Дмитрий, принюхиваясь к ней.

– И чем я пахну? – спросила она.

– Ванилью, – ответил Дмитрий, придерживая её за талию.

– Я хочу снять площадь с высоты, – сказала Беатрис, чтобы разорвать затянувшееся молчание, совсем не тягостное для них.

– Нет ничего проще, – сказал Дима, – пойдём.

Взявшись за руку, они дошли до Европейской площади, где к концу дня снова собирались митингующие. Дима подошёл к портье и о чём-то пошептался с ним, а потом потянул Беатрис к лифту. Они остановились на одиннадцатом этаже, откуда перешли на лестничную площадку, одолев ещё один пролёт, и остановились перед закрытой решёткой.

Дима вытащил ключ на связке и открыл замок, а дальше осталась деревянная дверь на крышу, которая была только прикрыта. Когда подошли к парапету вдоль крыши, Дмитрий спросил:

– Устраивает?

– Вполне! – ответила Беатрис и занялась фотоаппаратом. Когда, спустя час, Дмитрий замёрз, наблюдая за ней, она сжалилась и сказала:

– Идём вниз.

В отель вернулась поздно. Как всегда, махнула Диме рукой: «Встретимся!» – и побежала домой, так как перемёрзла и захотела в туалет.

Записать номер телефона Димы опять забыла ...

* * *

Когда Мурик появился в офисе, то обнаружил там не только Ламбре, но и Шанталь. На немой вопрос Мурика, что она здесь делает, Шанталь сообщила:

– Я не хочу, чтобы Ламбре целовали неизвестные женщины.

Не зная, как реагировать на данное заявление и принимая во внимание то, что Шанталь и так глубоко погруженная в это дело, Мурик не стал выгонять её из кабинета, тем более этому помешал зазвеневший кап.

– Простите господин Мурик, – извинилась миловидная девушка, возникшая перед коронером, – я, кажется, нашла вам кое-что дополнительно.

Мурик вспомнил девушку: она из всемирной библиотеки и присылала электронную копию дневника Апостола. Приняв файл, Мурик распечатал его на бумагу и сообщил Ламбре: – Завтра собираемся здесь.

На улице был глубокий вечер и Мурик пошёл домой. Не успел он пройти десяток шагов, как его догнала Шанталь, что весьма его удивило.

– Можно, я пройдусь с тобой? – спросила она, беря его под руку и шагая рядом.

– А как же Ламбре? – непроизвольно сорвалось у Мурика. Шанталь вздохнула и недовольно промолвила:

– Он ведёт себя, как мальчишка. Мне надоело с ним нянчиться.

Ночной бриз дул с берега, как будто собирался унести в море, и Шанталь немного поежилась. Мурик накинул ей на плечи свой пиджак, и она благодарно к нему прижалась. Немного смущённым этим, Мурик обнял её левой рукой, чтобы ей было теплей, и они молчаливо дошли до его дома.

Мурик не знал, как забрать свой пиджак, но всё решила Шанталь: она прошептала ему: «Я хочу подняться с тобой!» – и Мурик не смел отказать. Щёлкнув ключом, он открыл дверь и хотел включить освещение, но Шанталь его остановила: « Не нужно включать свет», – а сама потянулась и впилась в его губы. Дальнейшее Мурик запомнил плохо, единственное, что врезалось в память, была Шанталь, которая поднялась над ним, стройная и неестественно красивая, и, прошептав: «Я схожу в душ», – мелькнула тенью, а он, бездыханный и изнурённый борьбой, точно высосанный вампиром, откинулся на кровать и отрубился, как мёртвый.

На следующее утро Мурик проснулся радостный и помолодевший. Вскочив из кровати, он увидел на столике рассыпанные бумаги, которые он вчера распечатал, а на чистом обороте листа надпись: «Спасибо! Было очень здорово! Пока!»

Тёплая волна прошла по жилам Мурика, несмотря на некоторую ломоту, как после тяжёлой работы. Приняв контрастный душ, он тщательно вытерся, приготовил кофе и сел в кресло, чтобы прочитать бумаги. На первом листе значилось: «Не отправленное письмо Петра Даниловича Апостола неизвестному другу». Мурик принялся читать:

« Любезный мой друг!

Я думаю, ты помнишь о даме Е и мсье М, о которых я тебе по секрету рассказывал? Так вот, данная коллизия имела весьма интересное продолжение, что для тебя, безвыездно сидящего в Нежине, будет весьма интересно. Только умоляю, никому ни слова, так как судьбу мою, в виду важности особ, о которых я говорю, можно порушить в одно мгновение.

Как-то, провожая Якова Лизогуба домой, остановились мы, по обычаю, в Красном кабаке, чтобы распить на прощанье полуштоф горилки. Когда поднялись уже из-за стола, хитрый слуга, о котором я тебе ранее рассказывал, подскочил ко мне и предложил:

– Барин, к тому перстеньку, о котором вы знаете, затерялась подставка, не купите? – и показывает мне подставочку, как раз под тот перстенёк, о котором я тебе писал. Я торговаться не стал, дал двугривенный, а по приезду в Санкт-Петербург поспешил к даме Е и доложил, так вот и так, есть к перстеньку прибавка.

Дама Е тут же попросила меня подставочку упаковать красиво и переслать по адресу мсье М, через его поверенного, шведа Шенстроу. К подарочку короткую записку написала, но я читать не посмел.

Вот так, мой любезный друг!

А посему желаю тебе здоровья, твой Пётр Апостол».

«Вот, даже, как?» – подумал Мурик, прочитав письмо, которое Апостол не отважился отправить. Как чёрт из табакерки выскочившая подставка заинтриговала Мурика, и он не определил для себя, что с этим знанием делать. Кроме того, как всегда, у Мурика появилось ощущение, что он каким-то боком коснулся данного обстоятельства и, в подсознании, знает о нём гораздо больше, чем думает.

Захватив бумаги с собой, он отправился в бюро, думая о том, что нужно посоветоваться с Броннером или, на худой конец, с Ламбре. Вспомнив о своём помощнике, Мурик покраснел до корней волос, думая о том, как будет смотреть в глаза своему молодому коллеге.

Мурик полагал, что он не так уж и виноват, если Шанталь решила переспать с ним, и он был не прочь продолжить отношения с ней в любом статусе: любовника или мужа, а что же касается Ламбре, то он виноват сам: женщину нужно уметь удержать возле себя.

Несмотря на такие заумные рассуждения, здороваясь с Ламбре, Мурик не смотрел ему в глаза, а когда тот, как будто что-то чувствуя, спросил у него, не видел ли он его Шанталь, Мурик отвернулся, покраснел и хрипло ответил: «Нет!» И в это мгновение, как освобождение от неловкого разговора, в голове Мурика возникло увиденное раньше, вспомнить которое он безуспешно пытался.

– Мы улетаем! – бросил он своему помощнику.

– Куда? – не понял Ламбре.

– В Киев.

* * *

Все ждали двадцать восьмого ноября, надеясь на то, что Нукович в Вильнюсе, на саммите восточного партнерства, подпишет соглашение об ассоциации. Беатрис с утра до вечера пропадала на площади Независимости, куда опять переместились митингующие.

Расписание её жизни напоминало военную службу: позавтракав с утра в отеле, Беатрис шла в местный супермаркет и покупала ящик печенья, который тащила на площадь Независимости и отдавала на кухню митингующим. Её уже заприметили и с удовольствием пускали погреться в палатки и поговорить.

Русский язык Беатрис заметно улучшился, а некоторые слова она могла произносить на «краинском», вызывая весёлый смех слушающих. Вечером усталая Беатрис писала репортаж и посылала его вместе со снимками. А потом падала и засыпала, без задних ног и передних лапок.

Несколько раз звонила Клер из посольства Франции и интересовалась её делами. Видимо, по поручение посла, Алена Реми. Когда Беатрис рассказала Клер о своей жизни в Краине, та долго смеялась и назвала её Жанной д'Арк. На брошенное случайно «мы с Димой», Клер тут же отреагировала и с большим интересом принялась расспрашивать, кто такой «Дима».

Дмитрий был проблемой для Беатрис. Он не появлялся несколько дней, и она по нёму ужасно соскучилась, понимая, что влипла, как муха в мёд. А всё потому, что после последнего разрыва с Морисом думала, что все мужчины – сволочи, и неожиданное участие Дмитрия в её жизни застало иссечённое сердце врасплох.

Пятница, двадцать девятого ноября стало самым печальным для митингующих, так как все поняли, что Нукович не собирался подписывать соглашение, а торговался за деньги, которые можно «дерибанить». Унылое настроение митингующих передалось и Беатрис, так ждавшей Дмитрия, как протестующие чаяли подписания соглашения.

К вечеру собралось много народу, на митинге выступали лидеры оппозиции, но было ясно, что ближайшее будущее Краина – мрачная и деспотично-олигархическая страна без какого-либо намёка на демократию.

Беатрис не хотелось ехать в отель, поэтому она спустилась в «Макдональдс» на площади, выбрала салат и десерт, которые долго мусолила, согреваясь. Знакомые студентки пригласили её за свой стол, и Беатрис с удовольствием подсела к ним, так как в компании лучше, чем одной. Девушки собирались ночевать на площади, потому что завтра выходной, и Беатрис решила, что лучше провести ночь с ними.

Когда, после выступления лидеров оппозиции, основная масса митингующих разошлись, оставшиеся, в основном студенты, грелись у горящих бочек, распевали песни и балагурили. Беатрис, прокопченная дымом, пела вместе со всеми, ощущая себя востребованной в данную минуту и чувствуя, что с этими людьми ей хорошо. Даже спать не хотелось, точно выпила несколько чашек кофе.

Неожиданно Беатрис увидела, как со всех сторон, точно тени, возникли фигуры бойцов «беркута», в шлемах и полной экипировке, которые сразу же принялись дубасить студентов палками. Поражённая такой жестокостью, Беатрис принялась щёлкать фотоаппаратом, а окружающие запели гимн, который перекрывал треск палок и крики боли.

Возле стелы Независимости бойцы «беркута» окружили митингующих, взобравшихся вверх, и били, без разбора, всех подряд. К Беатрис и тем, кто окружал горящую бочку, с поднятыми палками мчались милиционеры, и она поняла, что сейчас будет что-то страшное. Кто-то дёрнул её за руку, и она вскрикнула, испугавшись, а когда обернулась, то увидела Дмитрия, тянущего её в сторону. Все бросились врассыпную, но впереди уже стояли тенями бойцы из «беркута»

– Дима, – воскликнула она, обрадовавшись, но Дмитрий даже не улыбнулся, а тянул её за собой. Впереди выскочил один из «беркутовцев» и Дмитрий, взмахнув рукой, ударил его по глазам. Тот упал, схватившись за лицо. Следующего бойца он легко толкнул, но тот полетел, как подкошенный.

«Ничего себе!» – подумала Беатрис, удивляясь, но в туже секунду острая боль охватила голову и она потеряла сознание.

– Стреляю без предупреждения, – сказал остановившийся Дмитрий, выставив правой рукой пистолет, а левой вытащив удостоверение, которое сунул под нос догнавшему «беркутовцу».

– Не горячись, полковник, у нас приказ, – сказал тот присвечивая фонарём документ Дмитрия, а подскочивший напарник, который ударил Беатрис, зло промолвил:

– Нам твоя ксива по бараба ... – но не договорил, так как Дмитрий рукояткой пистолета коротко стукнул его по лицу, так что хрустнули зубы. «Беркутовец» свалился под ноги, а Дмитрий передёрнул затвор.

– Две минуты, чтобы здесь была машина, – сказал он, направив пистолет в побелевшее лицо милиционера. Тот включил рацию и сказал:

– Машину на Городецкого.

– Отвезёшь, куда скажет, – сообщил он водителю подскочившей милицейской машины и спросил у Дмитрия: – Помочь?

– Я сам, – сказал Дмитрий, поднимая Беатрис и укладывая её на заднее сиденье.

– Сидение не замарай, – сказал водитель, но под холодным взглядом Дмитрия только спросил: – Куда?

– На Богдана Хмельницкого.

На городской станции скорой помощи Дмитрий подхватил Беатрис на руки и понёс в приемный покой, бросив милиционеру у машины: – Жди!

Дежурный врач, миловидная женщина, увидев разбитую голову Беатрис, только спросила: «Где же её так?» – на что Дмитрий ответил: «Быстрее работайте, сейчас других привезут». Когда врач обработала рану, Беатрис пришла в себя.

– Где я? – спросила она, оглядываясь.

– Не разговаривай, ты в поликлинике, – ответил Дмитрий, и спросила у врача: – Ей можно домой?

– Самое лучшее для неё – это сон, – сказала врач, – но утром необходимо показаться специалисту.

Она написала справку и подала Дмитрию: – Держите!

– Я пойду сама, – возразила Беатрис, когда Дмитрий поднял её на руки и понёс к машине.

– Не спорить, – сказал Дмитрий, и она склонила свою забинтованную голову к нему. Дмитрий сообщил милиционеру свой адрес, и они понеслись по ночной столице в направлении Голосеево. Отпустив недовольного милиционера, Дмитрий поднялись на третий этаж, в свою квартиру и сразу же отнёс Беатрис в спальню. Не стесняясь, принялся её раздевать. Впрочем, Беатрис не сопротивлялась.

– Спи, – сообщил он ей и добавил: – Дверь я не закрываю, если что нужно – зови.

Через некоторое время, Дмитрий, лежащий на диване в другой комнате, услышал: – Дима!

– Что? – появившись перед ней в трусах, спросил он.

– Ложись со мной, – попросила она. Дмитрий забрался в кровать, пытаясь оставить больше места Беатрис. Она положила забинтованную голову на плечо, а руку ему на грудь и, удовлетворённо вздохнув, заснула.

* * *

Утром она проснулась, сразу не понимая, где оказалась, но сопящий ей на ухо Дмитрий быстро освежил память. Побаливала голова и она схватилась за неё, не поняв, откуда бинты. Вчера она не расспрашивала Дмитрия, что случилось, но, вспомнив искаженные злобой морды «бертутовцев», поняла, что ей тоже досталось. Она тихонько поднялась, и её замутило, видимо, встреча с правоохранительными органами Краины не прошли даром.

Додыбав до кухни, она включила чайник и сделала себе кофе, который взбодрил её, и она почувствовала себя человеком. В прихожей Беатрис обнаружила свою сумку и вытащила оттуда планшет, чтобы отправить в редакцию репортаж о ночных событиях, но увидела, что планшету капец – экран треснул посредине, видимо, досталось и ему.

Огорчённая Беатрис, медленно дрейфуя в зал, увидела там ноутбук Дмитрия и обрадовалась. Включив его, она подумала: «Какой же у него пароль?» – и машинально набрала своё имя «Beatrix». Чудо произошло сразу – ноутбук проглотил буквы и засветился окном Windows.

«Он меня любит!» – зарделась Беатрис, радостно вопя внутри себя. Но оказалось, что её внутренний вопль был услышан, так как в дверях появился заспанный Дмитрий и промямлил:

– Сегодня же выходной. Ты что, всю жизнь не будешь давать мне спать?

Такая перспектива подняла Беатрис до небес, в том смысле, что на «всю жизнь» она согласна. Проснувшийся Дмитрий увидел свой ноутбук и удивлённо спросил:

– Откуда ты заешь мой пароль?

– Ты непроходимый глупец, – сказала Беатрис, и впилась в его губы, обвивая руками его шею. Он, вначале опешивший, мягко прижал её к себе, а она заставила его пятиться назад, к постели.

– Ты больная ... тебе нельзя ... – попытался остановить её Дмитрий, но она его разубедила:

– В медицинских целях – можно.

Потерянные для общества на продолжительное время, они в полной мере насладились друг другом, и истерзанные физически, подремали чуток, в «медицинских целях», а проснувшись, Дмитрий отправил Беатрис в душ, со смехом водрузивший ей на голову целлофановый кулёк.

Правда, душ пришлось принимать вместе, так как Дмитрий, позвонив в поликлинику, узнал у врача, Лидии Николаевны, что она скоро уйдёт, упросил её зайти и посмотреть Беатрис.

Лидия Николаевна, уже не молодая женщина, проверила рану на голове Беатрис, посмотрела офтальмоскопом глаза, а узнав, что её побил «беркут», не удержалась и сказала: «Твари!» Выписала лекарства и приказала полежать пару дней, а потом ей показаться.

– И никаких целований, обниманий, – пригрозила она Дмитрию, а Беатрис за её спиной, подняла руки вверх и скорчила рожу.

– Деточка, я вижу, – обернулась Лидия Петровна, – тебя это тоже касается.

– Merci, – покраснев, поблагодарила Беатрис, а Дмитрий не ограничился «мерсями», а сунул в карман врача пару купюр с портретом украинской бунтарки.

Беатрис позвонила в посольство и сообщила Клер Джорж о том, что она подверглась нападению «беркута». Клер поохала, а через несколько минут позвонил сам посол и, выразив ей сочувствие, предложил на своей машине перевезти её в посольство. Беатрис отказалась, сообщив, что её только что осмотрел квалифицированный врач. На вопрос Алена Реми, где она находится, Беатрис ответила, что у друга. Посол попросил Беатрис сразу же сообщать ему, если у неё возникнут проблемы, а ещё лучше, если она будет звонить ему просто так.

После разговора с послом, Беатрис подумала, что она, возможно, поступила неправильно, сообщив о травме, и следующий звонок подтвердил её мысли. Звонила Натали Нугерет, которая взволнованно спросила у Беатрис, всё ли с ней в порядке и пришлось убеждать редактора, что она почти здорова, и пишет репортаж.

Дмитрий ехидно поглядывал на Беатрис, держа в руках поднос, откуда вкусно пахло, и она ляпнула в телефон, что ей принесли поесть. Натали спросила, где она находится и Беатрис, вторично за день, сообщила, что у друга.

– У друга? – удивилась Натали, как будто у Беатрис не может быть друзей. Натали секунду помолчала и сказала: – Беатрис, будь осторожна.

– Он очень хороший друг, – успокоила её Беатрис и услышала вздох Натали.

– Я тебе ещё позвоню, – сообщила она и положила трубку.

Кровожадный хищник схватил поднос и принялся рвать пищу. Дмитрий трепетно смотрел на зверя, пытаясь между глотками, поцеловать хищника в шею.

* * *

Всю дорогу до Киева они молчали: Мурик не хотел в разговоре выдать свою тайну, а Ламбре мучил себя мыслями о том, куда девалась Шанталь. Когда «магнетик» приземлился возле заросшего парка Шевченко, оба, и Мурик, и Ламбре, облегчённо вздохнули, как будто для них душевные переживания на этом закончились.

– Куда мы идём? – спросил Ламбре, не удосужившись за время полёта узнать цель визита в Киев.

– В дом Сотникова, – ответил Мурик, а Ламбре растерянно вспоминал, кто это такой, так как русские фамилии для него были не на слуху. Когда они оказались возле дома, Ламбре вспомнил и удивлённо спросил:

– Мы здесь что-то забыли?

Мурик промолчал, не собираясь рассказывать Ламбре о подставке под перстень, так как и сам ещё не понял, нужна она им или нет. Во всей этой истории Мурика беспокоила какая-то недосказанность, нестыковка и логическая незавершённость.

Они поднялись на третий этаж, но дверь оказалась закрыта и заклеена бумажкой с печатью и номером капа, по которому нужно звонить. Мурик поднял руку и позвонил. Возникший перед ними недовольный служащий муниципалитета, узнав, что они из бюро расследования, сообщил, что сейчас подойдёт.

Они присели на лавочку у подъезда и погрелись на солнышке, пока во двор не завернул уже не молодой мужчина, который слегка прихрамывал и, окинув их взглядом, спросил:

– Вы будете из бюро?

Мурик подтвердил и попросил открыть квартиру, чтобы её посмотреть.

– А что её смотреть, там ничего нет?

– Как это? – удивился Мурик.

– Всё имущество отправлено его бывшей жене.

Поражённый Мурик спросил адрес жены и служащий, вытащив бумажку, его продиктовал, при этом заметил:

– Что вы работаете так не согласованно, я с утра всё рассказал вашей сотруднице.

– Кому? – удивился Мурик.

– Старшему коронеру Мишель Мурик, – сообщил служащий, а Ламбре подозрительно посмотрел на своего коллегу.

– Опишите её, пожалуйста, – попросил Мурик и служащий, присев на лавочку, описал молодую девушку, в которой не только Мурик, но и Ламбре узнал Шанталь.

– Кстати, предъявите свои документы, мне нужно записать вас в журнал, – попросил служащий и Ламбре, взглянув на Мурика, предъявил своё удостоверение, а на Мурика кивнул, ехидно сообщив: – Он со мной.

Когда служащий покинул двор, Ламбре уставился на Мурика и спросил:

– Может быть, вы расскажете, что произошло?

Мурик понял, что лучше всё рассказать Ламбре, несмотря на то, что сам не понимал, почему Шанталь украла у него удостоверение и побывала в Киеве. Когда он описал свои отношения с Шанталь, Ламбре поднялся и врезал ему кулаком по лицу. Мурик не стал демонстрировать Ламбре своё умение драться, предпочитая выпустить пар из своего помощника, так как хочешь или нет, а им ещё работать вместе. Вытирая платком разбитый нос, Мурик присел на лавочку и повторил Ламбре мучивший его вопрос:

– Зачем она украла мое удостоверение.

– Это так не похоже на Шанталь, – горестно воскликнул Ламбре и Мурика осенило.

– Керолайн! – воскликнул он, вскакивая с лавочки.

– Что? – не понял Ламбре.

– Это была не Шанталь, а Керолайн?

Такая мысль привела Ламбре в неописуемое возбуждение, и он воскликнул: – Естественно! Моя Шанталь не могла так сделать!

Мурик вызвал «магнетик» и буркнул цветущему Ламбре:

– Я должен тебе один удар.

– Конечно! – воскликнул Ламбре и подставил цветущее улыбкой лицо Мурику: – Хоть сейчас!

Мурик не мог бить в сияющее лицо и подло саданул Ламбре в живот. Тот согнулся пополам и, охая, спросил:

– А где же моя Шанталь?

* * *

Беатрис, несмотря на запрет врача и возмущение Дмитрия, написала репортаж о вчерашних событиях и отправила фото, которые она успела отснять. Рассматривая их, она подозрительно спросила у Дмитрия: