Текст книги "Тренировочные часы (ЛП)"
Автор книги: Сара Ней
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)
Это то место, куда вы приходите, чтобы вас заметили.
Когда дочь тренера пошатывается на трясущихся ногах, я становлюсь по стойке «смирно», случайно задевая парня рядом со мной, заставляя его пролить пиво. Он играет в бейсбол и жил в этом доме до того, как открыли комнаты для первокурсников.
– Чувак, в чем твоя проблема?
Я игнорирую его сердитый взгляд.
– Роуди, видишь вон ту брюнетку? Думаю, мне нужно отвезти ее домой.
Он хлопает меня по спине.
– Молодчина, Элли-бой! Самое время, черт возьми, окунуть фитиль в кого-нибудь из Айовы.
Грубое упоминание Роуди о сексе меня не смущает – мой сосед Себастьян был в сто раз хуже.
– Я имел в виду, что она слишком пьяна и ей нужна помощь, а не то, что хочу с ней переспать. – Я его толкаю.
– Здесь все слишком пьяны, или ты не заметил?
– Вот та девушка, прямо там. – Я поворачиваю его тело к дочери Доннелли. – Она.
– Да, да, хорошо, я понимаю, что ты имеешь в виду, – соглашается Роуди и кивает головой вверх и вниз, изучая ее с другого конца комнаты. – Ей скоро станет совсем дерьмово, если останется. Это может закончиться не очень хорошо. Хочешь отвести ее наверх и уложить в постель новобранца?
Я качаю головой.
– Я должен увести ее отсюда, подальше от алкоголя.
Кроме того, с каких это пор безопасно оставлять пьяную цыпочку в незапертом доме, полном пьяных мудаков? Последний раз, когда я проверял, ответ был «никогда».
– Если тебе понадобится помощь, чтобы отвести ее к машине, дай мне знать.
– Спасибо, приятель.
– Мне сообщить всем, что ты предлагаешь услуги няни совершенно незнакомым людям, Эллиот?
Я смеюсь.
– Она не совсем незнакомка... я вроде как знаю ее. У нее сейчас тяжелые времена.
Я не говорю ему, что она дочь тренера по борьбе. Этот маленький факт останется тайной, по крайней мере, пока.
– Ты уверен, что в прошлой жизни не был бойскаутом? Всегда помогал людям, делал хорошее дерьмо для пожилых и все такое. Сколько значков у тебя дома на жилете?
– Я не всегда помогаю людям.
«Господи, почему я так защищаюсь?»
Мускулистые плечи парня вздрагивают.
– Как знаешь, решай сам. Ты найдешь меня на этом самом месте, у бара, если понадоблюсь. – Роуди делает глоток пива. – Остался лишь месяц до начала весенних тренировок, и моя жизнь начнет сосать большие мячи.
Мячи?
– Это был бейсбольный каламбур3?
– А ты забавный Элли-бой. Напомни мне посмеяться над этим позже.
Я ухожу, протискиваясь сквозь толпу, время от времени толкая людей плечами, сосредоточив внимание на своей цели.
На девушке.
Которая совершенно пьяна и нуждается в спасении. Без сомнения, утром у нее будет тяжелое похмелье, и, судя по тому, как она опрокидывает пиво или что там у нее в стакане, ей будет очень плохо.
Я знаю, что она несчастна.
Знаю, что она здесь новенькая.
Я не знаю ни ее имени, ни где она живет, но все равно ей помогу.
Пробираюсь к ней сквозь толпу, дом с каждым часом становится все более переполненным. Проклинаю эти еженедельные вечеринки, но все равно прихожу.
Слава богу, что я здесь не живу.
Каждые пять футов меня хлопают по спине в знак приветствия, и мне требуется целых десять минут, чтобы пересечь шестиметровую комнату. Все думают, что знают меня. Все хотят стать моими друзьями из-за того, кем были мои соседи по комнате. Зик Дэниелс и Себастьян «Оз» Осборн, два самых известных студента-спортсмена в кампусе, оба закончили школу и переехали.
Они съехались со своими подружками, в то время как я, с другой стороны, все еще работаю над своей степенью и над аспирантурой. Объявив свою специализацию слишком поздно, я отстал на год.
Как эти придурки умудрились вовремя закончить учебу и одновременно заниматься спортом – выше моего понимания.
Я продолжаю идти вперед, извиняясь всю дорогу, когда раздражаю одних людей, натыкаюсь на других.
– Доннелли.
Ее улыбка кривая, когда девушка поднимает голову, чтобы посмотреть на меня, веки опущены.
– О! Это ты!
– Да. Это я.
– Парень из библиотеки, почему ты всегда приходишь поздороваться, когда я выгляжу дерьмово? – Ее губы складываются в преувеличенно хмурую гримасу. – Это грубо.
– Ты не выглядишь дерьмово.
Ты выглядишь пьяной.
Она смущенно поднимает руку к своим темно-каштановым волосам, которые беспорядочными волнами спадают ей на плечи.
– Нет?
– Как ты себя чувствуешь?
– Фух, – выдыхает она, прижимая указательный палец к губам. – Никому не говори, но я пьяная.
Я криво улыбаюсь и скрещиваю руки на груди.
– Да не может быть.
– Да, очень, очень пьяная. – Девушка прислоняется спиной к стене, белый топ сползает с плеча на одну сторону, угрожая опуститься до неприличия, когда ткань цепляется и тянется вдоль стены.
– Тебе не кажется, что пора прекратить пить, если от этого ты чувствуешь себя дерьмово?
Девушка игнорирует мой вопрос, вместо этого жалуется:
– У меня голова раскалывается, и я знаю, что, когда вернусь домой, у меня будет кружиться голова. – Она прижимает основание ладони ко лбу и стонет. – У тебя есть шоколадное молоко?
– Шоколадное молоко?
– Да, это лекарство от похмелья, – бормочет она. – Оно увлажняет и помогает поднять уровень сахара в крови.
– Я этого не знал.
– Мои кузены много пьют.
– А ты нет?
– Нет, разве ты не видишь? Понятия не имею, откуда взялось пиво.
– Бочонок. Оно взялось из бочонка, и теперь, думаю, нам пора уходить.
– Я не хочу уходить, потому что, если уйду, то засну, а если засну, то уйду в штопор, а я не хочу в штопор.
– Что за штопор? – Этот девичий код для чего-то?
– Вот, я тебе покажу. – Она демонстрирует, крутя рукой по кругу. – Когда комната начинает кружиться и кружиться, пока тебя не вырвет. – Она качает головой. – Это самое худшее.
– Похоже на то.
– Знаешь, что я думаю? – невнятно бормочет она, смотрит в свою красную чашку, зажмурив один глаз. Даже опьяненный, этот жест вызывает симпатию.
– Что ты думаешь?
– Пива больше нет. – Она вытягивает руку с чашкой в пространство между нами. – Думаю, мне нужно еще.
– Уверен, с тебя хватит.
Она выпячивает губу и надувает губы.
– С тобой не весело.
– Да, я все время это слышу.
– Парни такие тупые.
С этим не поспоришь.
– Я не о тебе, – поспешно добавляет она. – Ты хороший и такой милый.
Я делаю паузу, колеблюсь.
Затем делаю шаг в ее личное пространство – не для того, чтобы быть жутким, а чтобы убрать пивную кружку, подвешенную в ее пальцах, поставив ее на ближайшую поверхность.
– Эй! Зачем ты забрал мою выпивку? – Как бы громко она ни протестовала, ее голова опускается, каштановые волосы спадают на плечи длинной простыней – она даже не может поднять голову.
– Думаю, на сегодня с тебя хватит, а? Поверь мне, утром ты ничего этого не вспомнишь, а потом, может быть, даже поблагодаришь меня.
Громкий вздох.
Я склоняюсь вниз, опускаясь низко, чтобы она могла услышать меня.
– Когда мы будем в машине, тебе придется дать мне свой адрес, чтобы я мог отвезти тебя домой, хорошо? Думаешь, сможешь это сделать?
Она мотает своей головой из стороны в сторону.
– Не получится. Мой отец убьет меня.
Я хмурюсь. Отлично, агрессивный пьяница – как раз то, что мне нужно.
– Уверен, твой отец будет рад, что ты выбралась отсюда, целой и невредимой.
Я наклоняюсь, подхватываю ее под колени, чтобы поднять, перекидываю через плечо, как мешок с мукой – не то чтобы я имел хоть какое-то представление о мешке с мукой, но думаю, что он легче, чем она.
Эта девушка просто мертвый груз.
– Давай, тусовщица, можешь поспорить со мной в машине.
Посадить ее в мою машину относительно легко – слишком легко, учитывая тот факт, что я фактически незнакомец, и не потребовалось никаких усилий, чтобы заставить ее пойти со мной.
Я делаю мысленную пометку прочесть ей лекцию о безопасности, когда она протрезвеет.
Но сначала мне нужно отвезти ее домой.
– Какой у тебя адрес? – Я останавливаюсь у знака «стоп», ожидая указаний. – Ты можешь мне сказать?
– Да. – Отрывистый кивок. – Я не помню.
– Не помнишь своего адреса?
– Я где-то записала... кажется.
– Ладно. – Терпеливо жду, пока девушка роется в сумке.
– Но не в этой сумочке, – понуро выдыхает она.
– Эй, все в порядке. Адрес не так уж и важен. Не беспокойся. – Я искоса смотрю на нее, кладу руку на рычаг переключения передач и жду указаний. – Подумай хорошенько. На какой стороне кампуса ты живешь? Рядом со стадионом или студенческим союзом?
– О, определенно дальше.
– Но с какой стороны?
– Прекрати задавать мне вопросы! У меня от этого голова болит. – Девушка откидывает голову на подголовник. – Я умираю с голоду. Остановишься в «Макдональдсе»? Я голодна.
Теперь она канючит. Идеально.
– Мне нужно, чтобы ты сосредоточилась. Можешь посмотреть в окно и показать, куда ехать? – Девушка поднимает голову, но качается в мою сторону. – Ты узнаешь этот угол? Административное здание прямо вдоль этого тротуара.
– Не думаю, что это правильный путь.
– Может, рядом с кафетерием?
Это на другом конце кампуса.
– Да, попробуй.
Я сворачиваю направо, разочарованный знаками «стоп» и пешеходными переходами, улицами, заполненными студентами, идущими на вечеринки и с вечеринок, большинство из них пьяные.
Громкий вздох наполняет салон машины.
– М-м-м, здесь приятно пахнет.
– Спасибо.
– У тебя очень красивый профиль. Мне нравится твоя переносица.
«О господи».
– Это было странно? Извини.
Я неловко откашливаюсь, указывая в окно с ее стороны.
– Эта улица кажется тебе знакомой?
Мы объехали почти весь кампус, мимо различных ориентиров по пути, ни один из которых она не признает, как находящихся рядом с ее улицей.
– Думаю, нам в другую сторону.
– Ты сейчас серьезно? Почему раньше не сказала?
– Я так голодна!
– Доннелли, мне действительно нужно, чтобы ты сосредоточилась. Я знаю, сейчас это тяжело, но я должен отвезти тебя домой.
Девушка с глухим стуком ударяется головой о спинку сиденья и стонет.
– У тебя есть картошка фри? Боже, я хочу соли.
Я хмурюсь, на лбу выступает пот.
– Тебе нужно сосредоточиться и помочь мне. Мы ездим по кварталу уже пятнадцать гр*баных минут.
Она похлопывает меня по плечу и сжимает. Дважды.
– Спасибо, это так мило.
Закрывает глаза.
Я молюсь о терпении.
– Не засыпай.
– Угу. – Она затихает, маленький дерзкий ротик приоткрывается.
Дерьмо.
– Я серьезно. Я не в состоянии справиться с этим один, Доннелли.
Не сейчас.
Не сегодня.
При следующем освещении я оглядываюсь, чтобы рассмотреть ее под уличными фонарями, дремлющую, с легкой улыбкой, играющей на ее губах.
Темные волосы. Красные губы. Обнаженные плечи.
Такая красивая.
Я не могу отвезти ее обратно на вечеринку и никак не могу отвезти ее домой, когда понятия не имею, где она живет.
В общем, мне капец.
Похоже, я застрял с ней.
Моя машина попадает в выбоину, и в этот момент девушка издает стон.
– Пожалуйста, не блюй в моей машине, – умоляю я.
Девушка протягивает руку, чтобы еще раз ободряюще похлопать меня по плечу. Слишком пьяная, чтобы выполнить это действие, и рука с глухим стуком падает на центральную консоль.
– Угу. – Поворачивает ко мне свою хорошенькую головку, приоткрывает веки и слабо улыбается мне. – Я не буду блевать в твоем грузовике.
Это машина – черный «Мустанг», если быть точным, – а не грузовик, и я совершенно уверен, что ее в любой момент может стошнить. Большие оленьи глаза закрываются, темные ресницы трепещут на ее гладких щеках.
Черт. Даже пьяная в стельку она чертовски привлекательна.
Поворачиваю налево, стараясь не обращать внимания на ее внешность.
Проезжаю два квартала. Поворачиваю направо. Останавливаюсь перед арендованным домом, в который переехал в конце прошлого семестра, как только мой сосед Зик перевез свою девушку в наш старый дом, так как он владеет им.
Образование.
Карьера.
Это мои приоритеты.
Прошли те дни, когда я тратил свои ночи на вечеринки, хотя мне, конечно, нравится тусоваться с друзьями по выходным и играть в футбол, когда у меня есть время.
Дом, который снимаю, маленький, выкрашенный в отвратительный желтый цвет, в центре квартала. Трава заросла, сайдинг и отделка отчаянно нуждаются в ремонте, но это не моя проблема, это проблема моего домовладельца, а ему наплевать на внешний вид дома.
Плюсы? Он мой, пока я не закончу учебу.
Арендная плата настолько доступная, что я наплевал на дермового домовладельца и исправляю проблемы самостоятельно. Я могу делать все, что захочу, когда захочу, не отчитываясь ни перед кем.
Глушу двигатель, отстегиваю ремень безопасности и поворачиваюсь к девушке, имени которой не знаю. Она уснула на моем пассажирском сиденье, и я до сих пор ничего о ней не знаю, кроме того, что ее отец здесь тренер по борьбе – человек, которого уважают и почитают по всей стране.
Девушка, которую кинули несколько его идиотов-борцов без малейшего намека на здравый смысл.
Кучка ублюдков.
Храп срывается с ее губ, когда я пытаюсь отстегнуть ее ремень безопасности. Храп, который говорит мне, что она не в состоянии сама дойти до моей входной двери.
Не теряя времени, вылезаю из машины и направляюсь к пассажирскому сиденью. Останавливаюсь. Затем несколькими широкими шагами прохожу по дорожке к дому, открываю ширму и отпираю дверь. Подперев ее ближайшим тяжелым предметом – девятикилограммовой гирей, – убеждаюсь, что она открыта достаточно широко, чтобы я не ударил девушку головой, когда буду проносить внутрь ее обмякшее тело.
Быстро возвращаюсь к ее дремлющей фигуре. Девушка даже не шевелится при звуке открывающейся двери. В отключке, даже когда я скольжу руками ей за спину, просунув одну руку под зад, чтобы поднять ее. Она легче, чем кажется, но все равно тяжелее мешка с мукой.
Ха.
Потрясающе. Я сошел с ума и шучу сам с собой.
«Господи, Эллиот, возьми себя в руки».
Поднимаюсь, поднимая ее тело вверх, вытаскиваю из машины, что совсем не легкая задача. Маневрировать с нею, не ударив головой о металлическую дверцу авто, практически невозможно. Чудо, что я не устроил ей сотрясения мозга.
Пинком ноги захлопнув дверь, поднимаю ее и крепче сжимаю, чтобы не уронить.
Я никогда никого не носил на руках – ни пьяного, ни трезвого, – но вот я здесь, несу незнакомку через порог моего дрянного арендованного дома.
Направляюсь прямиком в спальню, не откидываю покрывало, предпочитая как можно осторожнее уложить ее в центре кровати. Затем снимаю с нее обувь – маленькие черные сапожки с золотой молнией сбоку.
Ноги у нее такие же изящные, как и руки, и когда я снимаю с нее носки, то замечаю, что ногти на ногах поразительно синие.
Она шевелит ими, как будто знает, что я смотрю, и перекатывается на бок. Ее рубашка задирается, открывая идеальный плоский живот.
Идеальный пупок.
Высвобождая одеяло из-под ее стройного тела, натягиваю его на нее, оставив лежать на голубых простынях. Девушка шевелится, сцепив руки под подбородком, как одна из тех статуэток ангелов, которые собирала моя мама, выглядя невинной и милой, а не пьяной и бессвязной.
Зарывается поглубже в одеяло и подушки.
Вздыхает.
Стонет.
Оставив ее на кровати, выключаю свет и отступаю в коридор, бросив быстрый взгляд через плечо. Беру мусорное ведро из ванной комнаты и помещаю его рядом с кроватью.
Закрываю дверь, но оставляю ее слегка приоткрытой. Включаю свет в ванной на случай, если она проснется посреди ночи.
Дерьмо.
Что, если она проснется посреди ночи и взбесится, потому что понятия не имеет, где находится? Что, если проснется и разбудит меня?
Что, если ее стошнит в мою постель?
Это был бы мой худший кошмар, но я так устал, что у меня больше нет сил думать об этом. Быть добрым самаритянином чертовски утомительно.
Устраиваюсь на диване, снимаю по одной туфле за раз, потом носки. Натягиваю толстовку, которую раньше бросил на кофейный столик, потому что где, черт возьми, мой плед?
О, вот он.
Недовольный, хватаю одну из диванных подушек, чтобы использовать, хватаю плед и набрасываю его на ноги. Он серый и размером с почтовую марку – почти ничего не покрывает. Проклиная холодный воздух, плохую изоляцию и заоблачные ежемесячные счета за электричество, из-за которых мне не хватает отопления, я глубже закутываюсь в свою толстовку с капюшоном.
Я слишком высокий для этого дерьма.
Для этого дивана.
Смотрю в потолок широко раскрытыми глазами, благодарный за свитер, клочок одеяла и черную, как смоль, гостиную. И все же... осознание того, что в моей спальне есть кто-то еще, за кого я несу ответственность, не дает мне уснуть, голова идет кругом.
По какой-то причине эта девушка оказывалась у меня на пути три раза за неделю, и я лежу, размышляя о вероятности этого, прежде чем перевернуться и посмотреть в сторону телевизора.
Раздраженно вздыхаю, я слишком большой и длинный, чтобы удобно устроиться на этом гр*баном диване. Он комковатый и жесткий, и я точно буду бодрствовать всю чертову ночь, просто уверен в этом.
На самом деле, я уже запланировал себе субботний дневной сон. Эта мысль несколько успокаивает меня, пока лежу неподвижно, кажется, целую вечность.
ГЛАВА 9
Анабелль
Я умираю?
Похоже на то.
Прижимаю ладонь ко лбу, проверяя температуру. Поглаживаю себя по щекам, чувствуя жар. Боже. Как же мне плохо, звезды танцуют под моими закрытыми веками.
Штопор.
Головная боль.
Тошнота.
Прикладываю руку к животу, потом ко рту, пытаюсь пошевелиться, перекатываясь на край кровати. Я протягиваю руку через край, слепо шаря вокруг, пока пальцами не натыкаюсь на ведро.
«Слава богу».
Подождите, кто его сюда поставил?
Плюхаюсь на спину, голова кружится.
«Не блюй, не блюй – тебя не может стошнить. Соберись, Анабелль. Ты взрослая женщина».
Открываю глаза, медленно моргая от слепящего солнца, которое светит в окно, которое определенно не мое.
«Где я, черт возьми?»
Это потолок не в спальне дома отца.
Уродливые бежевые стены не розовые.
Темно-синие простыни, пахнущие одеколоном? Определенно не мои.
Подтягиваю их к груди, к носу, еще раз принюхиваюсь и делаю вывод: эта постель, несомненно, принадлежит мужчине. Лосьон после бритья или древесный гель для душа, это не имеет значения – эти простыни пахнут фан-черт-возьми-тастически.
Снова нюхаю ткань, вдыхаю чудесный запах какого-то безымянного, безликого парня, когда замечаю фигуру, прислонившуюся к дверному косяку, с белой керамической кружкой в массивных руках.
У него ленивая улыбка на лице, теплая, дружелюбная улыбка без намека на сексуальный подтекст.
Смотрю поверх простыни, и мне хочется свернуться в клубок и умереть, но совсем по другой причине.
«Я его знаю!»
Это парень из библиотеки.
«Дерьмо, дерьмо, двойное дерьмище».
– Доброе утро. – У него такой низкий, бездонный голос только что проснувшегося мужчины.
Обожаю такой утренний мужской голос, такой скрипучий, что хочется в нем забыться. Такой сексуальный голос, что у меня мурашки бегут по коже.
– Гм, доброе? – Я же, напротив, квакаю, как лягушка, выдыхая свое жалкое приветствие.
– Как ты себя чувствуешь?
На нем темно-синяя футболка и серые спортивные штаны. Может, у меня и похмелье, но я не ослепла. Мой взгляд перемещается на юг, туда, где его штаны низко висят на бедрах, оценивая вид весь путь вниз.
Вниз по ногам, к босым ступням.
– Привет, – хриплю я. – Доброе утро.
«Господи, Анабелль, ты это уже говорила!»
Нет ничего более неловкого.
– Извини, я уже это говорила. – Прижимаю два пальца к пульсирующим вискам. – Я немного не в себе.
Это, мягко говоря, преуменьшение века.
– Я больше никогда не буду пить.
Не знаю, почему его вид так сильно действует на меня, но твердые мышцы его загорелых рук и гладкая кожа делают что-то с моим и без того мутным, пропитанным алкоголем мозгом. Находясь в его доме – с жутким похмельем в его доме, пока он стоит там и пьет кофе, свежевымытый и кристально чистый ,– я чувствую себя отвратительно.
В смятении.
Отсюда вижу, что его зеленые глаза оценивающе смотрят на меня, когда я сижу в середине его кровати. Они насторожены и внимательны, как будто он не выспался.
– У тебя была тяжелая ночка. – Он утверждает это как факт, и я ищу в его тоне осуждение.
Но, кажется, его нет.
– Да, и я... я спала здесь? Очевидно, я спала здесь. – Нервно смеюсь, потом стону. О боже, моя голова. – Это твой дом?
– Да. – Парень поворачивается, и я снова смотрю на его босые ноги. – Надеюсь, ты не возражаешь, что я привез тебя сюда вчера вечером. Никак не смог заставить тебя назвать свой адрес.
Мои губы едва шевелятся, когда я в ужасе шепчу:
– Прости.
– И не хочу показаться долбаным преследователем, но как только я узнал тебя и увидел, как ты напиваешься, я ни за что не смог оставить тебя на той вечеринке.
– Почему?
– Ты даже встать не могла, и прости за прямоту, но тебе не следовало так много пить. Это было глупо.
Без сомнения, я утоляла свои печали. Унижение от того, что те борцы говорят обо мне и заключают пари за моей спиной, уже достаточно смущает, но напиваться так, что даже не помню, как этот парень привез меня домой, еще хуже.
Прошлой ночью могло случиться что угодно. Ужасные, плохие вещи.
– И ты привез меня домой?
Он отпивает из белой кружки, и мне интересно, что внутри.
– Да, извини. У меня не было другого выбора. Ты не смогла сказать, куда ехать, а потом отключилась, когда я не отвез тебя в «Макдональдс» за картошкой фри.
– Боже мой!
Не могу сказать, что сожалею о том, что он не отвез меня домой – мое появление на пороге дома отца в состоянии алкогольного опьянения взбесило бы его. Он никогда не видел меня такой, никогда не видел во мне ничего, кроме своей идеальной маленькой девочки. Не знаю, что бы он сделал или как бы отреагировал, но знаю, что он не был бы счастлив, если бы какой-то незнакомый парень высадил меня посреди ночи.
– Как спалось? – спрашивает странный парень, теребя ручку кружки, на которой написано: «Напиваюсь из кружки, как профи».
Какая ирония.
Несмотря на пульсирующую боль в голове, цитата заставляет меня улыбнуться. Я поднимаю руку, ощупываю висок, массирую нежную плоть, морщусь.
– Спасибо, я отлично спала. Как убитая.
– Хорошо. Я не знал, где тебя разместить.
– Как я сюда попала?
– Я принес тебя.
С каждым мгновением все лучше и лучше, не так ли?
Мой взгляд перемещается к его рукам – подтянутым и накачанным, но не слишком громоздким. Идеально. Он не качок, но в отличной форме, и я краснею от разглядывания его гладкой загорелой кожи. Его бицепсы невероятны.
Серьезно, это одни из самых красивых рук, которые я видела за всю свою жизнь, хотя, возможно, я все еще пьяна со вчерашнего вечера.
Я видела много рук, бывая на тренировках отца, восхищалась множеством обнаженных торсов. Оценила вид парней, бродящих повсюду в одних облегающих борцовских синглетах, а они ничего не оставляют воображению.
Парень прочищает горло, когда замечает, что я смотрю на него, подносит белую кружку к губам и делает еще глоток, прерывая зрительный контакт.
Боже, он такой милый.
Румянец, который совпадает с моим, распространяется по его щекам.
Он снова откашливается и выпрямляется во весь рост. Он высокий, около где-то метр девяносто, едва не достает до дверного косяка.
– Гм, мне неприятно тебя беспокоить, но у тебя случайно нет «ибупрофена»? У меня голова раскалывается.
На этот раз я громко стону, желая зарыться обратно под его одеяло.
– Конечно, в ванной. – Он одаривает меня приятной улыбкой как раз в тот момент, когда мой взгляд останавливается на маленьком сером мусорном ведре рядом с кроватью. Слава богу, меня не стошнило, иначе сегодняшнее утро было бы еще хуже.
– Я не... меня не вырвало в твоей машине прошлой ночью, да?
Я, возможно, была мертвецки пьяна, но смутно помню разговор, в котором он специально попросил меня не блевать в его машине. Теперь мне интересно, так ли это.
Он смеется, слегка качая головой.
– Нет, но думаю, что была близка. Я всерьез думал, что тебя вырвет.
– Я... ужасно рада, что этого не случилось.
Говоря об ужасе.
Я молчу о том, что вчера ела мексиканскую еду и, если бы меня вырвало в его машине, это было бы кошмаром для нас обоих.
Парень из библиотеки стоит в дверях и смотрит, пока я лежу на его кровати, словно выброшенная на берег морская свинья. Перекатываюсь вперед, намереваясь медленно спустить ноги с его матраса, что легче сказать, чем сделать, когда у тебя похмелье.
– Пожалуйста, не смотри, – бормочу я полушутя.
Он неуверенно движется ко мне.
– Хочешь, помогу тебе встать?
– Нет! Нет, не надо. Я справлюсь. – Глубокий очищающий вдох, глубокий очищающий выдох.
– Не торопись, Доннелли, а не то тебя вывернет на мой ковер.
Господи, он назвал меня по фамилии? Полагаю, в этом есть смысл, учитывая, что он знает, кто мой отец, но все же, звучит немного странно.
– Если не возражаешь, я бы с удовольствием сходила в твою ванную и приняла лекарство от головной боли…
– Могу принести тебе воды. Тебе нужно попить.
– У тебя случайно нет шоколад…
– Шоколадное молоко? Нет, но ты просила его прошлой ночью.
Парень снова хихикает, на этот раз в кофейную кружку.
– Пожалуйста, мы можем не говорить о том, что я сказала вчера вечером? Я не хочу знать. Кажется, эмоционально не способна справиться с этим. – Стону, когда мои ноги касаются ковра. Ноги босые, туфли и носки аккуратно сложны у двери.
Я смотрю в его ожидающее лицо... загорелое, красивое лицо.
Наклоняюсь, чтобы встать, хватаюсь за ближайший комод и выпрямляюсь. Это нелегко, все болит, и, кажется, я умираю.
Никогда в жизни мне так не хотелось забраться под одеяло и спрятаться. Мое лицо, щеки и грудь пылают от стыда.
«Тьфу. Убейте меня. Серьезно, избавьте меня от страданий».
– Спасибо тебе. – Я колеблюсь, не зная, как перейти к следующей теме, указывая на смятые простыни на кровати. – Мы, э-эм…
– Нет, конечно, нет. – Парень отпивает из кружки. – Я спал на диване.
– Ох, слава богу.
Его брови взлетают ко лбу, и я понимаю, что это заявление прозвучало хуже, чем в моей голове – моей пульсирующей, колотящей, кружащейся голове.
– Я не это имела в виду. – Отмахиваюсь я. – Хотела сказать... я ничего не помню с прошлой ночи и проснулась в твоей постели, и понятия не имею, как я сюда попала, и просто... – Дыши глубже, Анабелль. – Спасибо за то, что ты порядочный человек.
– Нет, я понимаю. Все нормально.
– И мне жаль, что ты, вероятно, не выспался прошлой ночью, лежа на диване. Это так неловко, прости. Я никогда не могла спать на своем.
Парень пожимает загорелым плечом.
– Поверь, я спал в местах и похуже дивана.
Я наклоняюсь и хватаю носки. Надеваю один, потом другой, все время стараясь не упасть на задницу.
Поднявшись, хватаю ботинки.
– Где ванная комната?
Он тычет большим пальцем через плечо.
– Прямо через холл, не пропустишь.
– Спасибо.
Парень двигается, обходит меня, когда я высовываю голову в коридор, не уверенная, что там найду. Я не знаю, где нахожусь, и сколько здесь людей.
Сколько парней увидят, как я иду по тропе позора? Один? Три? Пять?
– Я живу один, – раздается его низкий голос, прерывая мои мысли, из, как я полагаю, кухни. – Выходить безопасно. – Пауза. – Хочешь воды или еще чего-нибудь?
Или еще чего-нибудь. Как, например, парализующий дротик в мою задницу, чтобы потерять сознание, проснуться в другой день (или век) и не помнить ничего из этого.
Проделываю короткий путь по коридору, держась за стену, как опору, закрываю дверь позади себя и испускаю громкий вздох облегчения.
Что мне сейчас нужно, так это теплый душ, сон, аспирин, вода и еще немного сна – именно в таком порядке.
Ванная у него приличного размера, почти пустая, если не считать нескольких предметов первой необходимости, разложенных на стойке. Одна раковина, но хорошая, длинная стойка.
Одно темно-синее полотенце для рук сложено аккуратным квадратом.
Это не самая чистая ванная, в которой я когда-либо была, но, честно говоря, я была бы удивлена, если бы это было так. В конце концов, он парень, живущий один – зачем ему содержать дом в чистоте?
Кладу руки на стойку, по обе стороны от раковины, поднимаю взгляд и смотрю на отражение в зеркале. Мне требуется несколько секунд, чтобы сфокусироваться, лицо передо мной расплывается... пока не исчезает. Я наклоняюсь ближе, прижимая указательный и средний пальцы к щекам, оттягивая нижние веки.
Вердикт: я выгляжу не так ужасно, как думала.
Ладно, это ложь – я выгляжу, как полное дерьмо.
Тьфу.
Глядя на отражение, я прихожу в ужас. Открываю рот при виде своих волос, размазанной туши и усталых, красных, налитых кровью глаз. Мне так стыдно за то, как сейчас выгляжу, стыдно за то, что мой вечер вышел из-под контроля, что незнакомец – парень, которого я видела только один раз в библиотеке – принес меня домой, чтобы я была в безопасности.
К нему домой.
Чтобы я была в безопасности.
От мысли о том, что со мной могло случиться из-за того, что я была совершенно пьяна? Стыдно и обидно. Я могла бы стать одной из тех девушек, которых показывают в вечерних новостях или читают в интернете.
Ужасное решение напиться.
Ужасное решение выйти на улицу, пока я предавалась жалости.
Ужасное решение позволить этому парню привезти меня домой, хотя я была в отключке и не могла принять решение сама.
Глупо, глупо, глупо.
Это так на меня не похоже.
Нахожу чистую мочалку, запускаю ее под холодную воду и вытираю лицо. Пробую найти немного увлажняющего крема, но нахожу только лосьон после бритья. Щетки нет, но нахожу расческу, ту, что едва пробирается сквозь мои спутанные локоны, не выдергивая волосы.
Ай.
Смотрю на свою одежду – ей определенно нужно попасть в прачечную. Кошмар. На моем белом топе огромное желтое пятно, рукава помяты и выглядят изношенными.
Сняв колпачок с тюбика зубной пасты, выдавливаю пасту на палец и провожу им по зубам – наименее эффективная техника для чистки, но это все, что у меня есть. Набираю в ладони воды, пью и смачиваю рот водой, сплевываю воду и зубную пасту в раковину. Повторяю.
Пересекая ванную, отодвигаю занавеску и заглядываю внутрь душевой, на бежевую плитку. Хм-м-м, кафельный душ? Неплохо для арендованного жилья. Интересно, что бы он подумал, если бы я запрыгнула внутрь и быстренько приняла душ со всеми его средствами. Это было бы странно?
Определенно будет не менее вежливо, чем ввалиться в его жилье и занять его кровать.
Осматриваясь, хватаю длинную прядь своих волос, вдыхая ее запах: воняет.
От меня пахнет так, будто я была в грязном баре, а не на безобидной вечеринке на Джок-Роу, и там даже никто не курил. Тем не менее, пот, пиво и слишком много тел не могут привести ни к чему хорошему.
Касаюсь пальцами металлического крана. С одной стороны, мне отчаянно хочется прыгнуть под душ, а с другой – потом мне снова придется надеть грязную одежду.
Дерьмо.
Вот же невезуха.
Отпускаю занавеску и пячусь назад.
Тяжело вздохнув, еще раз смотрю на себя в зеркало, прежде чем открыть дверь. Я прохожу мимо спальни, в которой спала, и мой любопытный взгляд устремляется в единственную комнату в коридоре. Большой деревянный стол. Книжная полка. Вымпелы Айовы. Какой-то приз в рамке.
