Текст книги "Тренировочные часы (ЛП)"

Автор книги: Сара Ней

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Сара Ней
Тренировочные часы
Серия: Как встречаться с засранцем – 4

Переводчик: Светлана П.

Редакторы: Анастасия С., Марина П.

Вычитка и оформление: Виктория К.

ПРОЛОГ

Эрик Джонсон

Борец Университета штата Айова

Мы все слышали шепотки о ней, но никогда не знали, правда ли это:

У тренера есть дочь.

Дочь, которую он не растил, но теперь она живет с ним – перевелась из небольшой школы на востоке. Откуда я это знаю? Несколько парней подслушали, как он трепался о ней с кем-то из тренерского штаба в ночь, когда они вероятно забыли, что у стен есть уши.

Она вся в своего старика.

Она столько лет жила с матерью, и теперь наконец-то мы сможем проводить с ней время.

Она унаследовала свою внешность от бывшей жены.

Да и, слава богу, за последний пункт. Тренер – неприятный с*кин сын. Невысокий, сердитый и преждевременно поседевший. Я люблю сравнивать его с морщинистым старым троллем, который живет под мостом и видал лучшие дни. Злой, несчастный старый с*кин сын, никогда не видел, чтобы старик улыбался – ни разу.

Во всяком случае, не в мою сторону.

Приседаю еще несколько раз, капли пота стекают по спине, колени подгибаются под тяжестью ста пятидесяти килограмм, сложенных по обе стороны стойки. Я под большим давлением, чем когда-либо с тех пор, как попал в программу борьбы в Айове, и сейчас, когда новый парень, Ретт Рабидо, угрожает каждому месту в команде, мне нужно больше тренироваться.

После того, как из команды ушли два лучших спортсмена, хочу иметь возможность показать тренеру свою лучшую сторону, подняться на вершину и заменить тех немногих победителей, как например нового «золотого мальчика».

Они выставляют нас, всех остальных, в плохом свете.

Будто мы ленивые ублюдки.

Делаю еще три приседания, прежде чем меня прерывает Рекс Гандерсон – мой сосед по комнате и менеджер команды по борьбе. Полотенце, которое он держит в руках, сопровождается бутылкой с водой с моим именем на ней, написанным стирающимся маркером.

– Закругляйся. – Рекс шлепает меня полотенцем по заднице. – Собрание команды через пять минут.

Я снова хватаю штангу.

Наклоняюсь.

Поднимаюсь с весом.

Приседаю. Бросаю штангу, отступая назад, когда она с громким стуком отскакивает от пола тренажерного зала.

– По какому поводу? – Я вырываю белое полотенце у него из рук, прежде чем Рекс успевает шлепнуть меня во второй раз.

Гандерсон пожимает плечами под форменным черным спортивным поло команды по борьбе Айовы, выглядя полным придурком в этих отстойных брюках цвета хаки.

– Не знаю, мне больше ничего не сказали.

Я не указываю на то, что ему ничего не говорят, потому что больше не доверяют. Рекс не может держать свой чертов рот на замке и вечно отпускает неуместные шуточки.

Парень что-то бормочет, пожимая костлявыми плечами.

– Наверное, информация о «Клемсоне» в эти выходные.

Возможно, хотя в команде Университета Клемсона нет ничего особенного, что оправдывало бы экстренное собрание. Тем не менее, я снимаю пропитанную по́том футболку и вытираю грудь и шею. Растрепываю свои светлые волосы.

Я пропотел, как шлюха в церкви, и это чертовски здорово.

Три минуты уходит на то, чтобы дойти до раздевалки и сесть на скамейку возле своего шкафчика. Гандерсон стоит в дверях с планшетом в руках, проверяя, все ли спортсмены на месте, все ли собрались, чтобы услышать речь тренера.

Должно быть, это что-то важное. За все два года, что я в этой команде, видел его на собраниях только дважды.

– Итак, леди, послушайте, – начинает тренер без предисловий, не теряя времени. – Я хочу, чтобы завтра ровно в девять вы сели в автобус. Мы выезжаем рано. Мастерс, с первыми лучами солнца поработай над своей формой. Ты в последнее время расслабился.

Тренер Доннелли прислоняется к металлическому столу в передней части раздевалки, скрестив мясистые руки на груди. Его обветренная кожа повидала немало тяжелой работы.

Он потирает заросший подбородок. Борода, которую он отрастил, седая и коротко подстриженная.

– Прежде чем отпустить вас, джентльмены, хотел бы сказать еще кое-что. Я сразу хочу прояснить одну вещь: моя дочь, которую мне до сих пор удавалось держать подальше от вас, собирается учиться в нашем университете.

Это вызывает любопытные взгляды других членов команды, брови поднимаются вверх.

Тренер продолжает:

– Когда начнутся занятия, вы, без сомнения, будете время от времени видеть ее в моем кабинете. Она будет использовать возможности комплекса для своих тренировок. Говорю вам сразу – держитесь от нее подальше. Если поймаю кого-нибудь из вас за этим занятием, то так быстро надеру вам задницу, что, когда очнетесь, ваша одежда выйдет из моды.

Несколько парней смеются.

Тренер сужает свои усталые серые глаза.

– Не хочу, чтобы вы становились ее другом, предлагали ей роль гида или приглашали на свидания.

Я смотрю, как Гандерсон поднимает планшет, чтобы прикрыть рот. Идиот, вероятно, улыбается за ним.

– Будьте вежливы. Ведите себя цивилизованно. Оставьте ее в покое. Все ясно?

В комнате воцаряется тишина.

– Я спросил, все ясно? – ревет тренер, когда лишь несколько парней кивают, а несколько ворчат.

– Да, тренер, – хором отвечаем мы, как хорошие бойскауты.

Он берет со стола блокнот и встает.

– Одевайтесь и убирайтесь отсюда. Регистрация сегодня в одиннадцать. Надеюсь, вы все будете дома.

Я стягиваю шорты, оборачиваю полотенце вокруг талии и иду в душ. Прохладная вода стекает по моему твердому телу. Намыливаюсь, смывая трудовой пот. Я не самый высокий член команды, не самый подтянутый и не самый привлекательный, но не жалуюсь.

Честно говоря, мой послужной список тоже не самый лучший, но я не лажаю, и, по крайней мере, вхожу в состав команды. Чего не скажешь о моем соседе по комнате, который подходит ко мне, как только возвращаюсь к своему шкафчику.

Гандерсон костлявым плечом подпирает дверцу шкафчика, в котором храню свое барахло, его глаза-бусинки озорно блестят.

– Ты думаешь о том же, о чем и я? – начинает Рекс, пока я вытираю бедра и грудь и натягиваю чистые шорты.

– Понятия не имею, о чем ты думаешь.

«Даже не знаю, хочу ли я знать».

– О дочери тренера.

– Ты имеешь в виду ту, от которой он велел нам держаться подальше? – Вытаскиваю сумку и бросаю ее на пол. Засовываю в нее кроссовки. – Эту дочь тренера?

– Ага. – Рекс придвигается в мое личное пространство, теперь находясь слишком близко, чтобы чувствовать себя комфортно. – Держу пари, у тебя кишка тонка тр*хнуть ее.

Я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему впервые с тех пор, как он подошел.

– Ты *банулся?

Зачем он это делает?

Почему мы позволяем ему говорить такое дерьмо? Я должен заставить его заткнуться, положить конец всему этому разговору, но противодействие никогда не было моей сильной стороной. Если бы на стене была большая красная кнопка с надписью «НЕ НАЖИМАТЬ», я бы точно ее нажал.

– Последний раз, когда у тебя была гениальная идея, ты втянул нас в неприятности.

В последний раз, когда у него родилась гениальная мысль, мы отсканировали уродливую рожу нашего бывшего соседа по комнате в кампусе, чтобы помочь бедному ублюдку тр*хнуться с девушкой. Это сработало. Даже слишком хорошо, потому что парень довольно быстро съехал со своей новой горячей подружкой, оставив нам свою часть арендной платы и большую пустую спальню, которую мы не можем заполнить.

Не говоря уже о том, что тренер все еще надирает нам задницы из-за всех наших шалостей. Тренерский штаб продолжает называть их дедовщиной. Я имею в виду, если смотреть технически, то, конечно, может быть, это так и было, но никто не пострадал, или умер, или спустил штаны на публике.

Самое дерьмовое? Нам с Гандерсоном приходится держать головы опущенными, уткнувшись носом в землю, чтобы не попасть в беду, раз уж они за нами наблюдают. Мне пришлось надрываться в тренировочном зале и на матах, чтобы еще раз доказать, что я достоин быть в команде, что они не зря держат меня в составе.

Гандерсон придвигается ближе.

– И не говори, что не подумал об этом сразу же, как только он упомянул о ней.

– Так и есть. – Я достаю из шкафчика чистую рубашку. – Я даже не думал об этом.

Но теперь, когда он упомянул…

– А почему нет? – понижает он голос, подначивая меня. – Думаешь, не сможешь справиться с дочкой тренера?

Я резко вскидываю голову и убеждаюсь, что нас никто не слушает.

– Господи Иисусе, ты можешь не говорить об этом дерьме здесь? Если кто-нибудь услышит, нам обоим крышка.

Рекс отступает на шаг, ударяя меня по бицепсу.

– Подумай об этом, парень. Ты тр*хаешь дочь тренера, потом хвастаешься месяцами.

Я натягиваю рубашку через голову.

– Мы даже не знаем, как она выглядит. Она может быть «упаковкой».

«Упаковкой» мы называем того, кого бы тр*хнули, только если бы их лицо было закрыто бумажным пакетом. Уродок.

– Может, да, а может, и нет. Есть только один способ это выяснить.

Я комкаю полотенце, прицеливаюсь и швыряю его в тележку в углу комнаты, попадая точно в центр. Раз плюнуть.

– Прекрати нести чушь, пока тебя не вышвырнули из команды.

– Я не в команде, – уточняет Рекс. – Я всего лишь менеджер команды. Ни одна телка не хочет меня тр*хнуть.

Это правда. В пищевой цепи жизни, как менеджер команды, Гандерсон находится на нижней ступени после того, как девушки пируют на бесконечном банкете из спортсменов и другой студенческой элиты. Они скорее тр*хнут сотню из нас, чем одного такого, как он.

Он наш прославленный водонос.

– К тому же, – продолжает Рекс, хватаясь за соломинку, – ты гораздо красивее меня.

Тоже верно подмечено.

– Назови хоть одну причину, почему я должен продолжать слушать твою чушь. Зачем мне рисковать своим местом в команде, чтобы сделать что-то настолько идиотское?

Даже если было бы чертовски приятно, если бы я мог тр*хнуть ее. Кем бы она ни была.

– Ты не можешь отказаться от пари?

Еще один хороший аргумент: я никогда не могу отказаться от пари.

Хватаю толстовку из шкафчика и захлопываю дверцу. Поворачиваю кодовый замок.

– О каких ставках идет речь?

«Что за хрень я несу?»

Гандерсон упирается руками в стену.

– Давай придумаем что-нибудь интересное.

Мой смех звучит глухо.

– Должно быть чертовски интересное, чтобы втянуть меня в игру.

– Первый из нас, кто тр*хнет эту цыпочку…

– О, так теперь ты тоже участвуешь?

«Какого хрена?»

– Пока ты сопротивлялся этой идее, у меня было несколько минут, чтобы все хорошенько обдумать.

Ага, точно, как будто в его тупой башке есть какие-то мысли.

Когда я смеюсь, Рекс хмурится.

– Думаешь, я не справлюсь?

Снова смеюсь, поднимая сумку.

– Уверен, что не справишься.

Рекс плетется вслед за мной, как потерявшийся щенок.

– Победитель получит большую спальню.

Останавливаюсь как вкопанный. Я умирал от желания переехать в эту гр*баную спальню, но когда Рабидо съехал, мы с Гандерсоном решили, что сможем взять за нее больше арендной платы, так как она самая большая из трех, а деньги нам нужны больше, чем большая спальня.

– Большую спальню?

Вишенка на торте? В ней собственная ванная комната.

Рекс в подтверждении кивает.

– Большую спальню.

«Вот же дерьмо».

Вся эта дурацкая идея заставляет меня задуматься.

Я поворачиваюсь к нему, на моем лице расплывается ухмылка, такая же, как у него.

Протягиваю руку.

Гандерсон протягивает свою.

«Я хочу эту спальню».

– По рукам.

ГЛАВА 1

Анабелль

Мои родители не могли бы выбрать для меня более женственное имя, но дело в том, что они выбрали его не потому, что оно было красивым или женственным.

Нет.

Они выбрали его из-за борьбы.

Все всегда было связано с борьбой.

До моего рождения отец, как это часто бывает с мужчинами, хотел иметь сына, который продолжил бы семейные традиции.

Семейная традиция Доннелли: борьба.

Сколько себя помню, спорт течет в крови семьи Доннелли. Борьба – это жизнь моего отца.

Мой ирландский дед занимался борьбой. Как и отец.

Но вместо сына родилась я, Анабелль вместо Энтони. Ана вместо Эйба.

Маленькая девочка, боящаяся собственной тени, которая вместо того, чтобы заинтересоваться хобби отца, цеплялась за его ногу. Девочка, которая носила с собой куклы и плакала по матери в тех редких случаях, когда отец пытался научить ее нескольким приемам самозащиты.

Еще в колледже в Миссисипи, когда папа был начинающим борцом, у него был лучший друг в команде по имени Люсьен Беллетонио. Белль, как они его называли, хотя он был полной противоположностью такого женского прозвища – мрачный, задумчивый и обреченный стать чем-то большим.

Чемпион.

Лучший друг моего отца.

За год до моего рождения, всего через пять месяцев после того, как мои родители познакомились, Белль и мой отец были привлечены к более важным делам.

К тренерству.

Жизнь была хороша и становилась еще лучше: Белль – восходящая звезда на матах и вне их; мой отец с новоиспеченной женой ожидали прибавления в семействе, но затем на пути встала судьба, вместе с пятью тоннами стали, заканчивая жизнь Белль и забирая с собой лучшего друга моего отца.

Белль.

АнаБЕЛЛЬ.

Женственная, умная и сильная.

Мой отец не хотел забывать Люсьена Беллетонио, и теперь он точно никогда не забудет, потому что у него есть я.

После развода мама не позволяла ему видеться или навещать меня, всегда ссылаясь на ту или иную нелепую причину.

Твой отец слишком занят своей карьерой, чтобы оставить тебя с ним. Сейчас борцовский сезон. Скоро борцовский сезон. Он заботится о тех мальчиках больше, чем о тебе.

Раньше я верила ей. Пока не выросла и не поняла, что на самом деле она имела в виду – он заботился о тех мальчиках больше, чем когда-либо заботился о ней.

Я? Я никогда не чувствовала себя брошенной отцом, никогда не чувствовала себя оставленной позади.

Я выросла, стала старше и мудрее, начала видеть папу по телевизору, на «И-Эс-Пи-Эн»¹. Знала, что он важный человек с важной работой, и уважала это.

А вот моя мать – нет.

Будучи молодой женщиной с маленьким ребенком, она не была готова идти на жертвы, которые приходится приносить женам многих тренеров. Переезжать осенью, когда менялся тренерский штаб. Сокращение зарплаты. Увеличение зарплаты. Продвижение по службе, сопровождаемое понижением в должности. Ездить по стране, туда, где есть работа.

Эта мысль заставляет меня съежиться.

В быстром темпе перебираю ногами по беговой дорожке, подталкиваемая мыслями о разводе родителей. Тренажер, на котором я занимаюсь, установлен под крутым уклоном вверх. Подталкивает меня к вершине. Заставляет меня потеть. Заставляет мои ноги бежать быстрее, колотя по резине в такт музыке. Вся моя тренировка – метафора к моей жизни.

Пора двигаться, Анабелль. Пришло время.

Мои ноги отбивают ритм слов.

Пришло время перемен.

Мои ноги выбивают песнь.

Пришло время…

– Эй, ты еще долго будешь занимать тренажер? – За вопросом следует похлопывание по плечу, и я оглядываюсь, с любопытством глядя на человека, у которого хватило наглости прервать мою тренировку.

Я не вынимаю наушники и качаю головой, покачивая хвостиком.

– Еще пятнадцать минут. – Оглядываю комнату, заметив ряд пустых беговых дорожек. – Можешь воспользоваться одним из тех.

Я стараюсь быть как можно вежливее, но парень просто стоит и смотрит на меня. Его губы шевелятся, но с заткнутыми ушами едва могу разобрать, что он говорит.

Губы продолжают двигаться.

Я вытаскиваю наушник и держу его рядом с головой.

– Что?

– Это моя счастливая дорожка. – Парень одаривает меня широкой улыбкой, уверена, он думает, что заставит меня соскочить с нее в мгновение ока.

Это не так.

– Твоя счастливая дорожка? Так не говорят.

Серьезно, кто о таком слышал? Так глупо.

– Да. Счастливое число семь.

Я быстро сканирую, считая тренажеры справа-налево. Он прав, я на седьмой дорожке.

– Ладно, дай мне еще тринадцать минут, и она твоя.

Парень скрещивает руки на груди.

– Я подожду.

– Может… подождешь там?

Его близость немного навязчива, нежелательна и пугает меня.

Решив не обращать на него внимания, я вставляю наушник обратно, увеличивая громкость музыки, чтобы заглушить его. Его рот снова шевелится.

Я показываю на свои уши.

– Музыка слишком громкая, я тебя не слышу.

Его рот кривится в ухмылке, и мне кажется, что парень говорит:

– Слава богу, ты совсем не похожа на своего отца.

Он не мог этого сказать, не так ли? Этот парень даже не знает меня.

Не знает, что мой отец – тренер Доннелли, лучший тренер в истории студенческой борьбы. Не знает, что я переехала, чтобы жить с ним и моей мачехой, пока, как можно скорее, не смогу получить свой собственное жилье за пределами кампуса, потому что папина суета точно сведет меня с ума.

Понимаю его потребность присматривать за мной, правда.

Папа не видел меня больше года, и я не жила в радиусе тысячи миль от него с тех пор, как мне исполнилось восемь, с тех пор, как мама собрала наши вещи и перевезла нас на восточное побережье.

Но я больше не маленький ребенок.

Папе не обязательно все время знать, где и что я делаю. Он готовит мне обед, как в начальной школе, оставляет свет в коридоре на ночь, как делают для ребенка, боящегося темноты. Его жена – моя мачеха Линда – отлично подготовила гостевую спальню к моему приезду, снабдив всем, что может понадобиться.

Или понадобилось бы для общежития, когда мне было двенадцать.

Все вокруг было розовое.

Проблема в том – и это большая проблема, – что я больше не первокурсница. Я не хочу жить с родителями и уж точно не хочу жить в этом чертовом общежитии.

Мне нужен дом или квартира. После занятий хочу возвращаться домой и сидеть на диване в нижнем белье, есть пиццу из коробки и смотреть телевизор до двух часов ночи без того, чтобы отец вошел в комнату и выключил его.

Я хочу то, что у меня было до перевода.

Квартира. Соседка по комнате.

Друзья.

Я люблю свою семью, но опыт колледжа не тот же самый, если вы живете дома.

Вздохнув, наконец, достигла двадцатиминутной отметки с одной милей за плечами за это утро. Не так уж и плохо.

Нажимаю кнопку охлаждения на элементах управления, позволяя беговой дорожке замедляться самостоятельно. Замедляю мой темп с бега... на легкую пробежку... на прогулку. Оглядываюсь и вижу парня со светлыми волосами и дерзкой ухмылкой, прислонившегося к стене и наблюдающего за мной. Я изучаю его в ответ.

Обрезанная футболка.

Бицепсы. Пятна пота под мышками. Влажные волосы.

Логотип команды борьбы на футболке.

Сжимаю губы.

Не осуждаю парня, просто не хочу, чтобы он знал, кто я. Тем более, если он борец.

Есть только один способ узнать.

Осталось четыре минуты.

Две с половиной.

Я снижаю скорость, двигаясь до тех пор, пока устройство не уменьшает уклон. Теперь мои шаги ленивые, усталые.

– Готово? – Подходит блондин, повесив наушники на шею.

Я киваю.

– Готово.

Его руки покоятся на бедрах – худых, подтянутых бедрах. Он одаривает меня покровительственной улыбкой.

– Спасибо за понимание.

Я борюсь с желанием закатить глаза.

– Ладно.

– Ты часто здесь бываешь? – спрашивает он, подходя с дезинфицирующей салфеткой, начиная обрабатывать ручки беговой дорожки, прежде чем я успеваю сойти с нее.

– Нет. Я новенькая.

– Предпоследний курс?

– Да. Перевод на второй семестр.

– Откуда?

Он просто полон вопросов.

– Небольшой колледж на востоке.

Настоящий маленький католический колледж, если быть точнее. Колледж, в котором училась моя мама, в городе, где она встретила моего отца, в те хорошие времена, и где он начинал свою тренерскую карьеру. Они были молоды и возбуждены и почти не ссорились все время, пока он отсутствовал, оставляя ее одну.

Только что окончивший колледж и полный амбиций, папа начал работать помощником тренера по адаптации в Свято-непорочном колледже Массачусетса. Он столкнулся с моей матерью, когда она выходила из-за угла возле спортзала, чуть не сбив ее с ног, а когда двинулся, чтобы помочь ей подняться… ну, все остальное было историей.

Пока все не изменилось.

Не знаю, почему мама так настаивала, чтобы я поступила туда. Она ненавидит моего отца со страстью тысячи пылающих солнц, обвиняет его в разрушении их брака. Винит в этом процесс рекрутинга в колледже, его склонность всегда хотеть большего, быть лучшим, иметь больше.

Побеждать.

Я была маленькой, когда они расстались, но до сих пор помню, как они ссорились каждый раз, когда он получал новую возможность в новом колледже или университете, делая все возможное, чтобы продвинуться по тренерскому пути. Следующая лучшая школа. Следующий уровень.

Пока не обосновался в Айове.

Свято-непорочный колледж, должно быть, сохранил достаточно хороших воспоминаний для нее, потому что она умоляла меня дать ему шанс, отучившись, по крайней мере, один год, пока не переведусь.

Я проучилась два с половиной.

– Как назывался колледж? – допытывается парень, вытирая салфеткой ручки и панель управления.

Погруженная в свои мысли, я совсем забыла наш разговор.

– Что?

– Твой последний колледж? Как он назывался?

Ах, точно.

– О, ты никогда о нем не слышал, поверь мне.

– Испытай меня. – Он такой самоуверенный, что даже бесит.

На этот раз, я закатываю глаза.

– Свято-непорочный колледж Массачусетса

Его глаза расширяются.

– Да, определенно никогда о таком не слышал.

Я смеюсь над ним. Парень немного глуповат, хотя и упорный. Не могу решить, раздражает это или освежает – возможно, немного и того, и другого.

Оцениваю его. Средний, у него вид борца, в этом нет сомнения: широкий лоб, уши чуть согнуты, пристальный взгляд карих глаз направлен на меня.

Нервно провожу рукой по своим обтягивающим спортивным брюкам, сознавая, как я выгляжу. Моя обтягивающая майка, пот, стекающий между сисек. Кожа на спине мокрая под спортивным лифчиком. Растрепанная копна длинных, каштановых волос.

– Так ты святоша? – спрашивает он.

– Святоша? – Я прикидываюсь дурочкой. – Что это значит?

Парень машет рукой в воздухе.

– Знаешь, бережешь себя для брака и прочего дерьма?

Я задираю нос.

– Это личное. Я тебя даже не знаю.

Его ухмылка самоуверенна, как будто он вычислил меня и Вселенную.

– Значит, ты бережешь себя.

Я вздыхаю.

– В Свято-непорочном училась моя мама. Она хотела, чтобы я пошла туда, поэтому я... пошла.

– Как ты здесь оказалась?

Хватаю полотенце, свисающее с перил, вытираю пот с груди, мокрые волосы на затылке.

– Семья.

Точнее отец.

Его скидка сотрудника.

Программа поощрения Айовы.

– Какая семья?

Я бросаю на него взгляд.

– Почему ты такой любопытный?

– Почему ты не отвечаешь?

– Я тебя не знаю.

– Меня зовут Эрик. Можешь узнать меня получше.

– Может, я не хочу. – Я смеюсь. – Ты... – Заноза в заднице. На мой вкус, слишком напористый. – Ты совершенно незнакомый человек.

– Могу точно пообещать, что я не шестидесятипятилетний извращенец.

– Пока нет, но когда-нибудь будешь. – Это выскальзывает прежде, чем я успеваю остановиться, и я со смехом прикрываю рот. – Ой, я сказала это вслух?

Парень выглядит удивленным.

– Я тебя пугаю?

– Ты слегка перебарщиваешь, – честно отвечаю я.

– Перебарщиваю? Что это значит?

Сужаю глаза и собираю свои вещи.

– Оглянись вокруг, приятель. Ты не можешь сказать мне, что должен бегать на одной и той же беговой дорожке каждый день, и если ты этого не сделаешь, тебе не повезет. Это чушь собачья.

Эрик изучает меня, прикусывая губу.

– Вполне справедливо. Может, я подошел сюда, чтобы познакомиться с тобой. Ты винишь меня?

– Выдумывать ложь – не лучший способ завязать с кем-то дружбу.

– Значит, теперь мы друзья?

Я пожимаю плечами.

Он делает паузу, обдумывая эту информацию, глядя мне в глаза. Взгляд глаз цвета темного шоколада скользит по моему носу ко рту. Снова вверх, до линии волос.

– Твое лицо мне знакомо.

– Может, я похожа на кого-то из твоих знакомых.

– Знаешь, ты права. Похожа.

– На кого?

У меня такое чувство, что я уже знаю ответ, но жду, пока он заполнит пробелы. Он выглядит смышленым парнем.

– До меня дошли слухи, что у одного из здешних тренеров есть дочь.

Я понимающе киваю.

– А, так ты борец. – Боже, как я люблю, когда я права.

– Ну и что с того?

Ха! Да! Я так и знала.

– Мой отец – тренер.

– Ты совсем на него не похожа. – Он продолжает наблюдать за мной. – Ну, в общем-то, похожа, но ты гораздо красивее.

Очевидно, я гораздо красивее. Мой отец – мужчина. К тому же он очень постарел. Стресс от работы определенно сказался на нем, и он совсем не похож на человека, в которого моя мать влюбилась по уши двадцать лет назад.

Кем бы ни был этот борец, он пришел сюда, зная, кто я.

Ступаю на покрытый ковром пол.

– Эрик, как твоя фамилия?

– Джонсон.

Откладываю эту информацию в памяти на черный день, на случай, если мне придется вытрясти из отца информацию о парне.

– Ну, Эрик Джонсон, это было великолепно, но почти уверена, что мой отец предупредил всю команду держаться от меня подальше, и ты только что солгал мне. Дважды. Значит, ты либо плохо слышишь, либо ищешь неприятностей. Который из вариантов?

– А ты не думаешь, что эта встреча была чистой случайностью?

Я щурюсь на него, не в силах прочесть выражение его лица. У парня бесстрастное лицо.

Еще одна дружеская улыбка и озорной блеск говорят мне, что он определенно заинтересован в том, что, по его мнению, я могу предложить, или он хочет получить расположение моего отца.

Он немного туповатый, но симпатичный.

Хм.

И все же я решаю не обращать на него внимания. У меня есть дела, а его настойчивость может привести только к неприятностям, я уверена в этом.

– Как тебя зовут? – кричит он, когда я пробираюсь между тренажерами к раздевалке.

Боже, почему он такой громкий?

Останавливаясь, я отступаю, не желая кричать через весь зал, не в комнате, полной спортсменов, которых я никогда не встречала – горячих, потных спортсменов. Я упоминала о горячих?

– Не мог бы ты говорить потише?

Эрик слегка пожимает плечами.

– Здесь очень шумно.

– Не так шумно, чтобы орать.

– Прости?

– Меня зовут Анабелль.

Эрик Джонсон, мой новый знакомый – отец будет недоволен – протягивает руку для рукопожатия. Сначала я не решаюсь взять ее, уверенная, что мои ладони потные и грубые.

– Приятно познакомиться, Анабелль.

Не могу сказать то же самое, но, тем не менее, моя рука скользит в его, трясу, крепко сжимая.

– Эрик, это было интересно.

– Увидимся?

– Конечно, – затем добавляю, – почему нет?

– Эй, пап, у тебя есть время?

Тихонько стучу костяшками в стекло двери его кабинета, расположенного у входа в раздевалку. Он сидит за столом, склонив голову над кипой бумаг, с ярко-желтыми стикерами на компьютере и на стенах.

Он поднимает голову, радуясь, что я стою в дверях.

– Привет, Ана-Банана.

Раньше я терпеть не могла, когда он меня так называл – он делает это с пяти лет, – но теперь так привыкла, что это прозвище вызывает на моем лице глупую ухмылку.

– Есть минутка?

– Все что угодно для моей малышки.

О боже.

Я убавляю свою нервную энергию и ковыляю к одному из стульев в его кабинете. Стены в комнате выкрашены в синий цвет, только ряд окон отделяет ее от раздевалки и душевых.

Настоящий аквариум.

– Я случайно не увижу каких-нибудь голых борцов? – Не то чтобы я злилась из-за этого, но мне было бы неловко, если бы отец сидел рядом, когда это случилось.

– Нет. Никого не должно здесь быть до... – он смотрит на древние часы, висящие у него на запястье, – четырех.

Я бросаю рюкзак на бетонный пол, который когда-то был выкрашен в бежевый цвет, но теперь выцвел, и плюхаюсь на неудобный металлический стул. Никакой роскоши для моего старика.

Он наклоняется вперед, уже заинтересованный тем, что я собираюсь сказать.

– Как занятия?

– Хорошо. – На самом деле очень хорошо. – Я как раз собиралась перекусить. Умираю с голоду. Хочешь чего-нибудь?

Я краду мятную конфетку из вазы на его столе – он ест их с тех пор, как я была маленькой, – разворачиваю и кладу в рот. Бросаю зеленую обертку в ближайшую мусорную корзину.

– Почему бы тебе не сбегать домой и не перекусить?

– Потому что я уже в кампусе. Просто возьму сэндвич в кафетерии.

– Знаешь, тебе не обязательно там есть, еда здесь – полное дерьмо.

Вот оно – начало разговора, о котором я давно мечтала.

– Вообще-то, пап, именно поэтому я здесь. – Прочищаю горло, собираясь с духом. – Ты знаешь, мне нравится жить с тобой и Линдой, просто... я думаю, пришло время найти свое жилье. Прошел уже месяц, – поспешно добавляю я. – Думаю, что действительно хорошо приспособилась, и мне больше не нужно, ну, знаешь, оставаться с вами, ребята.

Тьфу, я кажусь неблагодарной? Чувствую себя ужасно, даже думая об этом, но мне действительно необходимо свое собственное жилье.

Папа ерзает на стуле, со скрипом отодвигает его назад, сцепляет пальцы в жесте, который, как я поняла, является его фирменным, когда он думает, что сказать дальше.

– Ты уже начала искать?

– Не совсем. Не знаю, с чего начать. Подумала, может, ты мне поможешь.

Это его немного смягчает, и он садится прямее. Папа ничего не знает о плачущих девочках-подростках. Не имеет ни малейшего понятия об испуганных маленьких девочках, которые скучали по матери во время обычного визита на выходные. Месячные? Подростковые гормоны? Проблемы с мальчиками? Нет, нет и, черт возьми, нет. Все это он никогда не мог понять или помочь мне.

Найти жилье?

Об этом он кое-что знает.

Мысленно похлопываю себя по спине за то, что спросила его. Ненавижу то, что он чувствует, будто подвел меня, когда моя мать развелась с ним, ненавижу то, что он пропустил так много в моей жизни из-за этого, потому что был занят преследованием мечты, в то время как моя мать стала только ожесточеннее.

Я могу только гадать и представлять, что было бы, если бы они остались вместе, попытались заставить свой брак работать. Если бы мама не возражала переезжать, когда он весной устраивался на новую работу. Интересно, было бы это похоже на приключение, если бы я не оставалась в одном и том же городе всю свою жизнь.

Нервно тереблю край свитера, единственной теплой вещи, которую распаковала с тех пор, как приехала к нему, зная – надеясь, – что это временно.

– Не хочу, чтобы ты жила с незнакомцами, Энни.

– Здесь все чужие, пап. Я все еще знакомлюсь с людьми.

– Тогда, возможно, сейчас не самое подходящее время, чтобы переезжать.

– Ну…. – Складываю руки на его столе. – Может, это и есть решение. Может, мне стоит обзавестись собственным домом и больше не связываться с соседями. Я на предпоследнем курсе. Мне скоро будет двадцать два.

Он качает головой и смотрит в потолок.

– Не напоминай мне. Я чувствую себя старым, – поддразнивает он. Снова садится и устремляет на меня хмурый взгляд зеленых глаз. – Ты действительно хочешь жить одна?

– Не совсем, но я не хочу ждать. Может потребоваться вечность, чтобы найти людей, с которыми можно жить. – Я делаю глубокий вдох. – Я люблю тебя, пап, и Линду люблю. Мне просто, знаешь, нужно личное пространство. Хочу привести гостей.

– Но ты и сейчас можешь!

– Пап, перестань, – невозмутимо говорю я. – Под гостями я подразумеваю парней.