Текст книги "Тренировочные часы (ЛП)"

Автор книги: Сара Ней

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Как жаль, что у меня нет телефона, чтобы сфотографировать выражение его лица. Брови взлетели до линии волос, глаза расширились, голова запрокинулась.

– Пффф. Твоим отецом? – Рекс хмурит брови, изображая недоумение, и морщит нос, как сбитый с толку кролик. Было бы мило, если бы он не был таким тупицей.

Я смеюсь ему прямо в лицо.

– Да брось ты, Гандерсон. Перестань уже вести себя так, будто не знаешь, что я дочь тренера Доннелли.

Парень склоняет голову набок, глядя на меня так, будто я здесь идиотка.

– Анабелль, я понятия не имею, о чем ты говоришь.

– Хорошо, если ты серьезно собираешься встречаться со мной, я должна посоветоваться со своим отцом, тренером Доннелли, он же твой босс.

Рекс хватается за грудь.

– Ты пошла со мной на свидание, зная, что я борец? У нас есть правила на этот счет!

Я закатываю глаза.

– Рекс, ты не можешь называть себя борцом. Ты менеджер команды, что в основном похоже на обычного помощника.

– Это было верхом грубости.

Я вздыхаю.

– Как насчет того, чтобы рассказать об этом отцу? У тебя не будет проблем с этим, не так ли?

Рекс Гандерсон смотрит на меня снисходительно, поджав губы.

– Анабелль, сколько тебе лет?

Какое отношение мой возраст имеет к данной беседе?

– Двадцать одни. А что?

Гандерсон пожимает плечами, демонстрируя напускную беспечность.

– Не слишком ли ты стара, чтобы спрашивать разрешения у отца?

Я стреляю в него фальшивой мегаваттной улыбкой.

– Не тогда, когда речь идет о сердечных делах, Рекс.

Я первая прихожу домой вечером, свет над нашей маленькой кухонной раковиной предлагает тусклое, приветливое свечение. Ставлю сумку у двери, скидываю туфли и развязываю резинку, рассыпав волосы по плечам.

Это был долгий, напряженный день.

В течение которого я больше думала об Эллиоте, чем концентрировалась на занятиях.

Но я прячусь от него.

Перемещаюсь в мою спальню, закрываю дверь, боясь наткнуться на него на нашей кухне... или в нашей ванной, или в коридоре, или… боже мой, у меня был секс с моим соседом по комнате.

Секс с моим соседом по комнате.

Боже, есть ли более тяжкие преступления? Да, потому что я уже совершила несколько из них в этом семестре: плакала в общественном месте (библиотеке). Отключалась пьяной после вечеринки. Вырубалась в чужой постели. Ходила на свидание с университетским идиотом.

Занималась сексом с моим соседом по комнате, тем самым парнем, который спас меня от самой себя, как настоящий друг.

Я съеживаюсь.

Мое тело замирает, когда я слышу шум в передней части дома. Дверь открывается и закрывается. Шаги в прихожей. Я представляю, как Эллиот снимает пиджак и бросает его на диван. Может быть, неторопливо идет на кухню, чтобы порыться в холодильнике, прислоняется к стойке, снял ботинки, остался в носках.

Предупрежденная о его компании, я наклоняю голову, прислушиваясь и ожидая. Молюсь, чтобы он не пытался найти…

Тихий стук в дверь моей спальни.

– Ана? – Он стучит снова. – Ты здесь?

– Да-да. – Вожусь с волосами, прежде чем ответить, поправляю свитер. – Входи, дверь не заперта. Я одета.

Стону от этого последнего замечания. Какая разница, одета я или нет? Он уже видел меня голой. Он видел меня всю.

Металлическая дверная ручка поворачивается. Время замедляется, когда Эллиот открывает дверь, его сладкое, сексуальное лицо появляется крошечными фрагментами, маленькими кусочками за раз.

Когда дверь полностью открыта, до меня доходит, как я счастлива видеть его после долгого дня – так счастлива, что хочу наброситься на него, расцеловать его красивое лицо, просто чтобы посмотреть, как он реагирует.

Вместо этого твердо сижу в центре своей кровати, учебник разложен на покрывале, маркер в руке, готовый к работе – или, по крайней мере, притворяюсь, что это так.

Затаив дыхание, я жду.

Окаменевшая, боясь быть отвергнутой.

Что, если он хочет притвориться, что прошлой ночью и этим утром ничего не было? Или что это была огромная ошибка? Я буду унижена. Жить рядом с парнем, с которым ты только что переспала – самая неловкая форма позора. Это было бы как марафон стыда.

– Как дела?

Инстинктивно я чувствую, как он взвешивает свои слова, осторожничает. Неуверенный. Поэтому, изо всех сил стараюсь казаться беспечной, я небрежно пожимаю плечами.

– Хорошо. Просто наверстываю упущенное по докладу, который должна была написать, но не успела. А ты?

– Я был в спортзале. – Он прислоняется к дверному косяку, ссутулив широкие плечи, руки в карманах. Эти большие, умелые мужские руки, которые были на моем теле.

Каждый дюйм, всего несколько часов назад.

Я смущенно отвожу взгляд и смотрю в блокнот, грудь и щеки краснеют.

– Как это было? Много народу?

– Нет, не так уж плохо. Думаю, что опередил толпу.

– Это хорошо.

– Когда я вошел, то с удивлением обнаружил, что в доме почти темно.

– Я... э-э... пыталась сэкономить на электричестве.

– Пыталась сэкономить на электричестве, – повторяет он, скрестив руки на груди. – Неужели?

– Тебе повезло, что я не спряталась и не попыталась напугать тебя до смерти.

Эллиот улыбается, прикусывая нижнюю губу, как это делаю я, когда веду себя застенчиво. На нем это выглядит еще более мило.

– Я думал, мы поедим вместе, когда вернусь домой. Ты не умираешь с голоду? Уже почти шесть часов.

Желудок выворачивает, но не от голода. Это от нервов, тысячи из них потрескивают в нижней части моего пресса. Я кладу туда руку, чтобы подавить их.

– Я не разозлюсь, если ты меня покормишь.

– Я бросил в духовку лазанью, которую Линда оставила во вторник, пока ты была на занятиях. – Эллиот входит в мою спальню, садится на кровати, раздвинув ноги. Руки сложены на коленях. – Прости, что не писал тебе весь день. Я оставил телефон в спортивной сумке, и он упал на дно. Было лень его выкапывать.

– Ты не должен сообщать мне, где ты, я не твой надзиратель.

И не его девушка.

– Может, и нет, но все же.

Несколько мгновений мы сидим в тишине, единственный звук доносится из наушников, которые я сняла ранее, крошечные динамики взрывают песню, такую старую и устаревшую, что мне должно быть стыдно за себя.

У меня ужасный музыкальный вкус, все мои друзья говорят мне об этом.

Моя кровать небольшая, поэтому Эллиот, откинувшись назад, занимает половину пространства, его руки гладят область вокруг него, гладят мое белое одеяло, ощупывая его.

Он бросает на меня взгляд.

– Мы никогда не сможем спать здесь, эта кровать слишком мала. Ты ведь понимаешь это, правда?

Я наклоняюсь вперед, так, что наши носы соприкасаются.

– Ты оцениваешь мою спальню, Сент-Чарльз?

– Я просто констатирую факт на тот случай, если тебе взбредет в голову, что я буду ночевать здесь вместе с тобой.

Забавная идея. Мне нравится, когда он использует громкие слова.

– Прошлой ночью был не только секс. Ты ведь понимаешь это?

– Прошлая ночь и сегодняшнее утро. – Я нервно смеюсь. – Но кто следит?

– Отвечай на вопрос, Анабелль.

Мои плечи поднимаются и опускаются.

– Возможно. Немного?

– Ты спала в моей постели по крайней мере неделю, хотя никто не следит, – шутит он в ответ. – Думаешь, я запрещу тебе это делать, потому что мы занимались сексом прошлой ночью?

– Я не спала с тобой целую неделю! – Неужели? – Мне нравится моя маленькая кроватка. Зачем мне отсюда уходить?

– Чушь собачья! Мы ели пиццу и смотрели Netflix в течение последних семи ночей.

– Ну, это потому, что у тебя единственная спальня с телевизором.

Эллиот обнимает меня за талию и тащит к себе на колени, сбрасывая половину разложенных вещей с кровати. И целует меня в губы, когда маркеры, ручки и блокноты звонко падают на пол.

– Тебе нравится мой большой телевизор, – шепчет он у моих губ. – Не лги, Доннелли.

– Да. – Я дрожу. – Меня возбуждает одна мысль об этом.

– Буду честен. Я думал о телевизоре весь чертов день. – Эллиот гладит меня по спине, выводя медленные круги вдоль моего позвоночника.

– Серьезно? Просмотр телевизора с кем-то конкретно?

– Подожди, мы все еще говорим о том, чтобы посмотреть телевизор, не так ли? – Эллиот смеется, целомудренно целует меня в щеку и стаскивает с колен, чтобы встать. Поднимается. – Я собираюсь принять душ. От меня воняет.

– Вау, как сексуально. Если повезет, я даже буду здесь, когда ты вернешься.

– Ты милая.

– Ты тоже.

– Проверишь духовку?

– Теперь ты готовишь для меня, Сент-Чарльз? – Я уже чувствую запах пасты и итальянских ароматов, доносящихся из кухни, у меня слюнки текут и в животе урчит.

– Уверен, что так и есть.

Мы едим лазанью на бумажных тарелках, стоя у стойки, после того как он выходит из душа, отказываясь сесть за стол. Мы уже копались в кастрюле в ту ночь, когда Линда любезно оставила ее, так что лазанья наполовину исчезла.

Я ковыряюсь в лапше, подхватываю ее вилкой и засовываю в рот, чувствуя себя неловко, когда часть ее выскальзывает, и мне приходится хватать ее пальцами, чтобы она не упала на пол. Соус капает с моего подбородка, пальцев и воротника рубашки.

Дерьмо.

Эллиот замечает это, на его губах играет загадочная улыбка, но как истинный джентльмен, он прячет ее в плечо, поворачивая голову.

Тьфу.

С уборкой все просто. Мы просто выбрасываем наши тарелки, быстро набираем пену в раковину, чтобы вымыть посуду, и оба одновременно опускаем руки под воду, хватаясь за столовые приборы, чтобы очистить их.

Я игриво ударяю его по бедру, флиртую, и он вынимает руки из мыльной воды, вытирает их полотенцем и встает позади меня. Скользит этими великолепными руками вниз к моей талии, уткнувшись носом в изгиб моей шеи.

– Я думал не только о телевизоре весь день, я думал об этом. – Его губы находят пульс на моей шее, целуя ее. – О тебе.

В ответ мои веки закрываются, руки все еще погружены в воду.

– Ты думал обо мне?

– Конечно. Поход в спортзал чуть не убил меня. Я знал, что ты дома, и хотел быть здесь вместе с тобой.

Я сглатываю.

– Приятно слышать.

Когда парень смеется мне в ухо, это посылает восхитительный электрический разряд по моей спине, согревая все мое тело от удовольствия.

У него самый лучший смех.

Лучшие руки.

Эллиот Сент-Чарльз – один из самых сексуальных, умных и неотразимых мужчин, которых я когда-либо встречала, и он держит меня за бедра на нашей кухне, исследуя губами мою шею.

– Ты хорошо пахнешь, – напевает он, обнимая меня сзади. – Я могу съесть тебя.

– Хорошо, – говорю я, выдыхая, совершенно запыхавшись.

Руками скользит вверх по моей рубашке, расстегивая лифчик, затем по грудной клетке, обхватывая в ладони мои обнаженные груди.

Мягко разминает их, большими пальцами поглаживая нижнюю сторону, в то время как зубами покусывает мою шею.

Это блаженство.

Чистая Нирвана.

Я поднимаю руки из воды и обхватываю ими согнутую шею Эллиота. Игриво запускаю пальцы в его густые волосы, в то время как он ласкает мои сиськи.

Поворачиваю голову, и наши губы встречаются. Языки сплетаются.

Затем я полностью поворачиваюсь к нему, и Эллиот поднимает меня за задницу, усаживает на пластиковую столешницу, пальцами дергая за пояс брюк. Я отчаянно расстегиваю пуговицу на его джинсах, но безуспешно, пока он не освобождает меня и не заканчивает работу за меня.

Взволновано, с нетерпением наблюдаю, как он расстегивает молнию. Спускает темные джинсы вниз по узким бедрам, сбрасывая боксеры вместе с ними.

Я приподнимаю бедра, стягиваю леггинсы как можно ниже, моя голая задница на холодной столешнице. Эллиот тянет меня к краю. Подводит свой твердый член к моему центру. Вместе мы смотрим, как его член входит в мою киску, обе наши головы откидываются назад, когда он скользит до конца.

– Боже.

Несколько секунд парень не двигается, просто стоит, находясь глубоко внутри меня, глядя на наши соединенные тела.

– Клянусь богом, Эллиот, если ты не тр*хнешь меня прямо сейчас, я сойду с ума.

Он медленно отстраняется.

Толкается внутрь.

Мы стонем в унисон.

– Повтори еще раз.

– Клянусь богом, Эллиот, если ты не тр*хнешь меня прямо сейчас... – Мое дыхание прерывается, когда парень ускоряет толчки, моя нижняя половина дрожит. Он идеального роста, чтобы тр*хать меня на столешнице. Мы идеально соответствуем.

Он хватает меня за бедра, притягивает к себе, толкается внутрь и наружу, я обвиваю ноги вокруг его талии.

– Не так быстро, помедленее, – стону я. – Пусть это дольше продлится.

– Сними топ, – говорит он между пыхтением. – Я хочу увидеть твои сиськи.

– Сними с меня топ.

Мы становимся раскрепощенными, и мне это нравится.

Жестко и нежно.

Быстро и медленно.

Я на грани того, чтобы кончить дважды, в наш третий раз, когда он снимает мою рубашку, позволяя ей упасть на пол, мои соски чувствительны к холоду. Еще более чувствителены к его языку, сосущему их.

Я погружаю пальцы в его волосы, когда наши губы, наконец, соединяются, языки кружатся. Мы громче, чем были в постели, стоны длинные и протяжные, тяжелое дыхание, гортанные звуки.

– Анабелль, – повторяет Эллиот, целуя меня. – Анабелль.

Анабелль.

Я никогда не забуду, как он произносит мое имя в этот момент.

Никогда.

– Наверное, это ужасная идея – продолжать жить вместе, нам нужна компаньонка.

– Может, возьмем другую соседку?

– Черт, нет.

Мы уже в постели – в его постели – убрали на кухне, закончили домашнюю работу и выключили свет.

Он протягивает руку к моей под одеялом, переплетая свои пальцы с моими.

– Эллиот?

– Хм?

– Тебе не кажется, что в какой-то момент мы должны поговорить об этом?

– Поговорить о чем?

– Ну, о том факте, что мы... что мы вместе физически.

Парень поворачивается ко мне лицом.

– О чем ты хочешь поговорить?

– Не пытаюсь сделать это странным, но думала об этом последние несколько дней. Я не из тех девушек, которые способны на случайный тр*х. Я просто не могу. Так что, пока мы не увлеклись, хочу поговорить о том, к чему это приведет.

– Что ты имеешь в виду? – Он убирает выбившуюся прядь волос с моих глаз и заправляет мне за ухо.

– Что мы делаем? Это меняет наши отношения?

– Надеюсь, что нет. Ты мне нравишься, и я не хочу потерять тебя как друга.

– На самом деле я не это имела в виду. Мне нужно знать, изменились ли твои чувства ко мне теперь, когда мы занимаемся сексом, потому что ты мне нравишься.

Сильно.

И я не хочу быть друзьями по сексу.

Не хочу, чтобы мы были просто соседями.

И не хочу быть просто друзьями.

– Ты мне тоже нравишься, Анабелль. Я просто…

О боже, он колеблется.

Он колеблется так долго, что становится неловко, и я боюсь отстраниться, чтобы лучше рассмотреть его лицо.

– Что, Эллиот? Просто скажи это.

– Сейчас не лучшее время для настоящих отношений.

Мои голые плечи напряглись на его уютном хлопчатобумажном постельном белье.

– Так ты говоришь, что не хочешь?

– Хочу, Анабелль, но это сложно, – говорит это ласково, почти утешительно. – Я подаю документы в аспирантуру по всей стране, но не здесь. Скорее всего, я не вернусь после окончания семестра.

Я этого не знала.

Имею в виду, что знала, что он подавал документы на аспирантуру, но мы никогда не обсуждали куда. Он ни разу не сказал мне, что уезжает в конце этого семестра.

То есть через несколько недель.

– Ладно. Понятно, я просто спросила. – Я притворно смеюсь. – Расслабься.

Отпускаю его руку, откатываюсь от него к стене, отдаляясь, чтобы мы больше не касались друг друга. Смотрю на бежевую краску и пустое пространство, борясь со слезами.

Эллиот проводит рукой по моей голой спине. Я хочу стряхнуть ее и сказать, чтобы он не прикасался ко мне, но не хочу, чтобы он видел, как я дуюсь. Или еще хуже... плачу.

– Анабелль... – В его голосе столько грусти, что мне больно за него, хотя это он делает мне больно. – Анабелль, я пытаюсь что-то изменить в своей жизни. Мне было нелегко взрослеть – мои родители не богаты. Когда я стал старше, мне пришлось самому заботиться о доходах. Я здесь не на стипендии, и родители платят только за часть моего обучения.

Я этого тоже не знала.

– Куда ты отправил документы?

– Мичиган. Техас, – продолжает он низким, успокаивающим голосом. – Луизианский университет и еще несколько мест поменьше.

Круто.

Просто... вау.

Мои глаза щиплет, я часто моргаю, и рада, что Эллиот не видит моего лица. Меньше всего хочу, чтобы он чувствовал себя виноватым. Он не мой парень.

Он лишь мой сосед по комнате, и скоро он переезжает, и мне было бы разумно помнить об этом. То, что Эллиот самый милый и заботливый парень из всех, кого я знаю, не значит, что мы созданы друг для друга.

– Когда ты узнаешь, где тебя примут? – Я стараюсь не шмыгать носом.

– Скоро.

– О. – Я опускаю голову на его мягкую подушку, позволяя хлопку впитывать слезы, которые начали падать, изо всех сил стараясь, чтобы они не звучали в моем голосе. – Где ты хочешь оказаться в конечном итоге?

– Понятия не имею. Я из Айовы, но мне бы не хотелось оставаться в этом районе. Мне здесь нечего делать.

В горле образуется комок.

– Понимаю.

– Неужели?

В комнате тихо, и я перестала дышать несколько минут назад.

– Анабелль, – мягко шепчет он. Я хочу, чтобы он перестал так произносить мое имя. – У нас был только один семестр, и мы никогда не были ни на одном свидании. Ты знаешь, что для меня нет смысла оставаться.

Мы никогда не ходили на свидания, потому что он никогда не просил.

– Ты вообще обо мне заботишься? – Это отчаянье и нужда, но мне все равно.

Меня волнует только то, что я чувствую в этот момент, и слова, которые я жажду услышать, воспоминания и слова, за которые я могу ухватиться, чтобы воспроизвести в своем уме, когда он уедет.

Эллиот придвигается ближе, обнимает меня за талию, кладет подбородок мне на плечо, прячет нос.

– Если бы я остался ради кого-то, то это была бы ты, но я не могу бросить свое образование или карьеру ради чего-то.

Я замолкаю на мгновение, размышляя.

– Я буду скучать по тебе.

– Я еще не уехал. – Он замолкает, и я слышу, как он сглатывает комок в горле. – Ты все еще хочешь, чтобы я пошел с тобой завтра на соревнования твоего отца?

– Конечно, – еле выговариваю я. – Если ты не занят.

– Ты все еще собираешься нести тот плакат для Гандерсона?

– Да.

– Тогда, конечно, иду. Не хочу пропустить это. Мне нужно место в первом ряду.

– Хорошо, потому что я не хочу идти одна.

– Ты будешь не одна. Я буду рядом с тобой.

Пока.

Эллиот не говорит этого, но мы оба знаем, что он имеет в виду.

Потому что он не обращался ни в одну аспирантуру в Айове.

ГЛАВА 21

Эллиот

– Ты уверена, что хочешь именно эту надпись?

– Не сомневаюсь. Лучше оставить все расплывчатым, тебе не кажется?

– Не совсем, но это твое дело, не мое.

– Ты же сам вбил мне это в голову, помнишь? Ты предложил отомстить, чтобы почувствовать себя лучше. Ну, я не злюка, и в книге о мести сказано, что, действуя по ней, я буду выглядеть психом. Таким образом, этот плакат как раз то, что надо.

Анабелль несет неоново-розовый плакат, на котором старательно выведены слова: «ЭЙ, РЕКС! ТЫ ВСЕ ЕЩЕ ЗАХОЧЕШЬ «ВСТРЕЧАТЬСЯ» СО МНОЙ ПОСЛЕ ТОГО, КАК МОЙ ОТЕЦ УЗНАЕТ О ТВОЕМ СПОРЕ?»

– Я не против, плаката, но тебе не кажется, что это немного... многословно? И блестяще?

– Все слова подходят, так что я не понимаю, в чем проблема.

– Он многословный и блестящий.

– Вот это в точку.

– Я не понимаю.

Анабелль тяжело вздыхает.

– Мой отец увидит его, разозлится, разразится буря, а потом он возьмется за Рекса. Это гениально.

– Значит, хочешь, чтобы отец узнал, и преподать Рексу урок о публичном смущении?

– Именно. Это расплата за прошлый год. То, что он сделал с тем новичком, было подло.

Так и есть. Но тем не менее.

– И ты действительно думаешь, что, сделав то же самое, ты заставишь его измениться?

– Попробовать стоит, тебе не кажется?

– Если ты так считаешь. – Я смотрю на нее, идущую рядом со мной по улице. – Хочешь, чтобы я понес его?

– Нет, не нужно. Я сложу его и буду держать, пока не наступит подходящий момент.

– Когда наступит подходящий момент?

– Не знаю, наверное, когда папа узнает, что я там, и посмотрит мне в глаза. – Она вытягивает два пальца на правой руке и направляет их на глаза. – Он всегда наблюдает. Поверь мне, он его увидит. Все увидят.

– Как думаешь, что он сделает?

– Разозлится. Слетит с катушек. Вышвырнет Гандерсона из команды. – Я никогда не видел ее такой решительной.

– Я имею в виду, технически он не в команде…

– Ты так говоришь, потому что он тебе не нравится. Менеджер команды – это большое дело, Эллиот. Не заблуждайся, позиция Рекса Гандерсона важна. – Мы идем к стадиону, оба в футболках «Борьба Айова», джинсах и кроссовках. – Отстой, что после этих выходных у них не будет менеджера. Обучение кого-то нового будет той еще морокой.

– А как насчет Эрика Джонсона?

Анабелль отмахивается от моего вопроса.

– Рекс Гандерсон позаботится о том, чтобы его корабль пошел ко дну. Как крыса. Такие парни, как он, всегда сдают своих друзей – он будет цепляться за него, как за спасательный круг. Кроме того, они соседи. Это неизбежно.

– Наверняка, – соглашаюсь я.

Мы входим в здание через вход для спортсменов, сверкая пропусками, которые тренер Доннелли дал Анабелль, чтобы дать нам особые привилегии, пока мы здесь. Ни очереди, ни толпы, ни шума.

Пока не добираемся до арены.

Помещение переполнено, но наши места внизу, и ее отец ни за что не пропустит этот неоновый плакат. На самом деле, никто не пропустит ее – ни Доннелли, ни Гандерсон, ни Джонсон.

И вся банда здесь.

Анабелль ждет.

Ждет в течение всей встречи, пока последний человек не прижат на матах, и борцы стоят на коленях, опрокидывая воду, слушая последнюю лекцию, прежде чем отправиться в раздевалки.

Вывеска неоново-розовая с блестящими буквами, как пылающий маяк в комнате, полной черного и желтого, который почти сразу же бросается в глаза тренеру Доннелли, когда Анабелль держит его над головой. Качает его взад и вперед, блески ловят свет в правильном направлении, чтобы буквы сияли.

Тренер смотрит вверх, ища в толпе свою дочь.

Я смотрю, как бедняга приглядывается.

Щурится.

Читает.

Перечитывает еще раз, наклоняется вперед, бросает планшет и подходит к Рексу Гандерсону. Он хватает его за воротник рубашки и указывает туда, где стоим мы с Анабелль, заставляя Рекса прочитать надпись. Указывая в нашу сторону.

– Да, – бормочет Анабелль. – Похоже, у него будет сердечный приступ.

– Это выглядит очень вероятным сценарием.

Она шлепает меня по животу.

– Вот дерьмо. Он идет сюда.

Анабелль

– Какого черта это значит? – Отец топает ко мне, глядя на нелепый плакат.

Вырывает его у меня из рук и бросает на пол стадиона к прочему мусору, который выбросили студенты нашей секции.

– Эй! Я очень много над ним работала!

– Думаешь, это смешно, Анабелль Джульетта? – Мой отец так зол. Но опять же, что еще нового? – У тебя есть две секунды, чтобы рассказать мне, что, черт возьми, происходит. Потом я притащу сюда костлявую задницу мистера Гандерсона, а ты ему это повторишь.

Я делаю глубокий вдох, Эллиот стоит рядом, положив руку мне на поясницу.

– Есть кое-что, что Гандерсон и Эрик Джонсон должны сказать тебе.

– Они геи? – кричит папа сквозь шум, оглядываясь на Рекса.

– Что? Нет! – Я смеюсь над замешательством отца. – Я имею в виду, может, и так, кто знает, но сейчас я не это пытаюсь сказать.

– К чему ты клонишь? Если ты вошла в мой дом – на мою арену – с этим безвкусным плакатом, чтобы вызвать шумиху, тебе лучше иметь чертовски хорошую причину для этого, юная леди.

Густые брови отца выжидательно приподнимаются, взгляд переходит от Эллиота ко мне. Он не оставил без внимания узкое пространство между нашими телами, и наши руки – они висят по бокам, но почти соприкасаются. Между нами висит ощутимая атмосфера близости.

– Переходи к делу, Анабелль, у меня в раздевалке несколько дел по раскалыванию черепа, и времени на это не так уж много.

Я открываю рот, чтобы сказать ему…

...и вся история выходит наружу.

Ставка. Подслушанный разговор в спортзале. Рыдание в библиотеке, потом поход в бар, чтобы напиться. Эллиот, который привез меня домой, к себе домой. Фальшивое свидание с Рексом, которое прошло не так уж и плохо.

Папа зол, но слушает, не перебивая, ноздри раздуваются от неудовольствия. Руки скрещены, из ушей валит пар.

Когда я заканчиваю, он коротко кивает и, прищурившись, смотрит на нервничающего в стороне Рекса Гандерсона, у которого не хватило духу присоединиться к нам.

Два дня спустя мы услышали от одного из борцов моего отца, что Рекса уволили с поста менеджера команды, отстранили на оставшуюся часть семестра, и больше он не сможет работать в кампусе. Эрик Джонсон потерял свою частичную стипендию и право бороться в любой школе Первого Дивизиона.

Мои чувства варьируются от радости до вины и всех эмоций между ними, но это не то, что меня волнует в данный момент.

Эллиот, наконец, выпускается, конец семестра нависает над нами, как грозовая туча, преследуя нас, куда бы мы ни пошли. С каждой коробкой, которую он упаковывает, с каждым звонком от мамы, чтобы узнать, когда он будет дома, все становится более реальным.

Все между нами было слишком просто. Все в нем слишком постоянно и хорошо. Он красивый и забавный и заставляет меня чувствовать себя…

Он заставляет меня чувствовать…

Я смотрю на него со своего места за библиотечным столом с неуверенной улыбкой, держа ручку над блокнотом. Когда он замечает, что мои глаза наполняются слезами, то быстро протягивает руку через стол и смахивает слезы большим пальцем.

И сегодня, после того, как мы займемся любовью, он обнимет меня своими сильными, крепкими руками. Это заставит меня почувствовать себя лучше, на несколько минут.

Пока не придет время отпустить его.

ГЛАВА 22

Анабелль

– Какие у тебя планы на лето?

Я не могу встретиться с ним взглядом, когда парень поднимает большую коробку и ставит ее рядом с дверью. Куча коробок Эллиота растет в гостиной.

Семестр закончился, он собрал вещи и готов к отъезду, летняя стажировка уже ждет его в нескольких штатах.

– Работа. – Я шаркаю босыми ногами. – Наверное, постараюсь повидаться с мамой в Массачусетсе хотя бы недельку или две. Она ждет, что я приеду, мы не виделись целый семестр, что делает меня самой дерьмовой дочерью в мире.

– Вряд ли ты самая дерьмовая. – Эллиот смеется. – Уверен, что на свете есть дочери и похуже.

Не знаю, что сказать дальше, поэтому продолжаю:

– Спасибо, что оставил диван. Было бы отстойно сидеть на полу.

– Без проблем. Мне все равно не взять его с собой.

Все, что он берет с собой в путешествие, должно поместиться в его машине, и это не так много. Всего несколько коробок, постельное белье, компьютер и туалетные принадлежности из ванной.

– Как бы то ни было, у меня есть место только для нескольких коробок, так что... – Его огромные руки глубоко засунуты в карманы шорт.

Я оглядываюсь вокруг, обозревая помещение. Голые стены, почти пустые комнаты.

– А как насчет телевизора?

Он еще не вынес его из своей комнаты.

– Я оставляю его тебе.

– Боже, Эллиот, я не приму твой телевизор.

– Анабелль, давай не делать из этого большой спектакль? Ты можешь взять мою кровать и телевизор, и тебе больше не придется спать на той дерьмовой.

– Она не дерьмовая! Просто крошечная.

Так как у меня есть еще один год до выпуска, я остаюсь, в этом городе и в этом доме. Кто знает, возможно, даже найду себе соседа по комнате, чтобы сдать свою старую комнату.

– Итак. Ты делаешь это.

Собирает вещи и переезжает в Мичиган.

– На самом деле это не так далеко.

Шесть часов и сорок три минуты, или час и сорок пять минут полета... не то чтобы я гуглила или что-то в этом роде.

– Нет. Думаю, не так далеко. Я рада за тебя.

Но не за себя. Буду скучать по нему, потеряю частичку себя, когда он, наконец, повернется и выйдет за дверь в последний раз.

– Мы можем переписываться и следить друг за другом в социальных сетях.

– Отлично.

– Ты не выглядишь взволнованной.

«Это не так!» – хочется кричать мне. – «Я опустошена, что ты уезжаешь! Мой лучший друг уезжает, чтобы создать новую жизнь для себя, которая не включает меня».

– Я взволнована, конечно, не глупи. Просто... не знаю, Эллиот. Я злюсь. Даже не слушай меня, ладно? Не дай мне испортить тебе день.

– Испортить мне день? Думаешь, мне это нравится?

Тогда останься!

Останься и закончи свое образование здесь.

Я опускаю голову, не в силах смотреть ему в глаза, боясь того, что увижу там.

– Я просто эгоистка.

– Это не эгоизм, Анабелль. Это значит, что тебе не все равно.

В горле образуется комок, и я с трудом сглатываю его, когда он добавляет:

– Ты была для меня по-настоящему хорошим другом.

– Другом.

– Я думал, ты этого хочешь – быть друзьями.

– Конечно, хочу! Но у меня уже достаточно друзей, даже если большинство из них не в Айове, и теперь ты тоже будешь на расстоянии. – Снаружи по улице медленно едут машины. Студенты, живущие несколькими домами ниже, тащат мебель к обочине. – Ты должен дать мне время привыкнуть, хорошо? Я уже скучаю по тебе, а ты стоишь прямо передо мной.

– Дать тебе время? Время для чего?

– Я теряю кого-то, кого только начинала, ну знаешь... любить.

– Ты не думаешь, что я чувствую то же самое?

– Как друг? Конечно.

– Нет, Анабелль, я люблю тебя.

Почему он говорит мне это сейчас, после стольких месяцев? Он пытается уничтожить каждую частичку моего уже разбитого сердца?

– Ты любишь меня? – Я с трудом выговариваю слова.

– Конечно, люблю.

– Но ты уезжаешь, так скажи мне... какая разница? Иди за своей мечтой, Эллиот.

Впереди у нас целая жизнь.

– Анабелль, ты же знаешь, что я должен переехать. В Мичигане одна из лучших программ по кинезиологии в стране, и мне повезло, что меня приняли. Ты только что перевелась, поэтому я не могу попросить тебя поехать со мной. Мы практически только познакомились.

– Знаю, – отвечаю несчастным голосом.

Он делает шаг вперед, обхватив мой подбородок руками.

– Ты и сама скоро выпустишься.

– Я хочу, чтобы ты перестал говорить мне то, что я уже знаю. – Пытаюсь отвести взгляд, но он не позволяет.

– Это отстой, но это к лучшему. Ты закончишь учебу, а я получу степень магистра и буду навещать тебя время от времени, когда смогу. Я просто прямо сейчас не понимаю, как междугородние отношения смогут работать.

– Все в порядке, Эллиот. Ты уже сказал, что не готов к отношениям, и я уважаю это. Не буду давить на тебя. Я достаточно зрелая, чтобы смириться с этим. Так что, можешь уходить с чистой совестью. – Я запинаюсь, сглатывая. – Мы оба будем скучать друг по другу, но это пройдет.

Жизнь продолжается.

– В конце концов, да? – Его голос дрожит. Надрывается.

И клянусь, никогда раньше не видела, чтобы глаза парня были полны слез, но сейчас глаза Эллиота наполняются слезами. Я едва могу смотреть на него. Это убивает меня изнутри. Меня убивает, что он уезжает, переезжает через полстраны.

Зная, что он не вернется, когда занятия возобновятся осенью.

– Господи, не смей тоже плакать, – ругаюсь я, нижняя губа дрожит, когда он обнимает меня своими сильными руками, прижимаясь лбом к моему лбу. – Пожалуйста, не плачь.