Текст книги "Тренировочные часы (ЛП)"
Автор книги: Сара Ней
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)
Если, конечно, мне когда-нибудь удастся встретить кого-то.
Я продолжаю тараторить, как будто его лицо не исказилось от ужаса:
– Ты можешь представить, как я прокрадываюсь в дом ночью, пока ты спишь? Я тайком приводила друзей, когда жила у мамы. Боже, она так злилась.
– Зачем тебе понадобилось впускать их тайком?
– Э-э, потому что она строгая и не хотела, чтобы ко мне приходили люди.
Лицо папы меняется, и я чувствую себя виноватой за то, что говорю о ней.
– Анабелль, ты же знаешь, мы позволим тебе пригласить друзей. Тебе даже не нужно спрашивать. – Он делает паузу. – Может, не парней, но других друзей-девушек.
Я все еще смеюсь, когда в раздевалке открывается дверь, и мы оба смотрим, как темная, задумчивая фигура крадется по кафельному полу.
– Кто это? – Мой голос хриплый, хотя я и пытаюсь это скрыть.
Папа поднимает голову, чтобы посмотреть.
– Зик Дэниелс. Он окончил школу, но время от времени помогает.
Мои губы приоткрываются, и я чувствую, как наклоняю голову, изучая его. Я выдыхаю:
– Ого.
– У него есть девушка, а если бы и не было, я бы не хотел, чтобы ты была рядом с ним.
У меня опускаются плечи, потому что парень чертовски хорош собой.
– Кстати, ты можешь встретиться с ним за ужином, на который мы с Линдой тебя пригласили. Возможно, и c его девушкой тоже.
Я отвожу глаза... с трудом.
– Какой ужин?
– Это программа «Старшие братья», спонсором которой я был последние несколько лет. Дэниелс – наставник одного из мальчиков, вместе с несколькими другими моими борцами. Так вот, в конце февраля состоится ежегодный благотворительный ужин. Ужин, танцы, аукцион. Линда и я наслаждаемся этим, устраиваем вечер свидания.
– Вечер свидания?
Папа слегка прищуривается, чтобы оценить реакцию собеседника, и, как бы я ни старалась сохранить невозмутимое выражение лица, он видит в моих глазах волнение при упоминании о свидании.
– Я же сказал, тебе нельзя встречаться ни с одним из этих придурков.
– Каких придурков? Ты отгородил меня практически ото всех.
– Борцы. Это мне не по душе. – Проявляются папины южные корни. – Я не хочу, чтобы ты связывалась с кем-то из команды. Это плохо кончится.
– Для кого плохо кончится?
– Для них. – Он что-то царапает на желтом стикере и шлепает его на монитор компьютера. – Кроме того, ты знаешь, что я уже сказал всем и каждому, чтобы они держались от тебя подальше.
– Некоторые из них не самые лучшие слушатели, – язвительно замечаю я со смехом.
Мой отец не находит в этом ничего смешного, судя то тому, как выпрямляется в своем кресле.
– Кто?
Я едва заметно качаю головой.
– Никто.
– Один из них уже приставал к тебе?
– Нет, пап. Я просто пошутила.
– Анабелль Джулиет.
– О, братец, вот тебе и второе имя.
– Я не шучу, Энни. Половина из них не отличит свою задницу от дыры в земле.
Я ухмыляюсь.
– А как насчет второй половины? – Те, кто меня волнует.
Он смотрит на меня без улыбки.
– Ты была таким умником со своей матерью?
– Да, вроде того. – Это одна из причин, по которой мы с мамой ссорились, когда я была подростком. Она терпеть не могла мое чувство юмора, говорила, что я слишком напоминаю ей отца. С каких это пор это плохо? Я всегда была шустрой.
– У другой половины нет времени на свидания, Анабелль. Другая половина выигрывает национальные чемпионаты и не нуждается в отвлечениях.
Ах, вот оно что.
– Значит, это ты не хочешь, чтобы парни встречались.
Он усмехается.
– Анабелль, ни один тренер в истории «Национальной студенческой спортивной ассоциации» не хочет, чтобы их спортсмены с кем-то встречались.
Я смеюсь, откидывая голову назад, потому что он говорит это так буднично, как будто это должно быть очевидно.
– Я понимаю, пап, но ты не можешь контролировать все, что они делают.
– Нет, но могу запретить им встречаться с моей дочерью.
– А что, если один из них мне понравится?
– Этого не случится. – Его тон заставляет меня спорить с ним.
Так я и делаю.
– Серьезно, пап, а что, если я встречу одного из них, и он будет такими горячим, забавным и очаровательным, что я не смогу устоять?
Он снова сплетает пальцы.
– К счастью для меня, этих парней уже нет на рынке. Как вы, ребята, его называете? Рынок мяса?
– Худшая метафора, но верная. – Я пожимаю плечами. – Ну, пусть будет рынок мяса.
– Я не шучу.
– Я знаю, пап.
– Хорошо. – Он делает вид, что перебирает бумаги, давая мне знать, что разговор окончен. – Кроме того, не знаю, зачем тебе встречаться с борцом – у них такие забавные уши.
– Ты шутишь?
– Да. Разве не смешно?
– Не совсем, потому что думаю, что эти забавные уши иногда довольно милые. – Я доставляю ему много хлопот, и он это знает. Встаю со своего места и протягиваю руку, слегка шевеля мочками его ушей. – Посмотрите на милые маленькие ушки моего папулечки.
Он, ворча, шлепает по руке.
– Прекрати, люди смотрят.
Я бросаю ему взгляд, достойный моего подросткового «я».
– Никто не смотрит.
Если не считать борца, бродящего по раздевалке. Зик Дэниелс ловит мой взгляд и хмурится, тут же подставляя мне свою широкую спину, когда переодевается в спортивную рубашку. Вся кожа его спины покрыта черной татуировкой, которая выглядит как восходящий Феникс. Резкие линии с мрачным настроением.
Таинственный, жесткий и злой, каким и кажется этот парень.
– Он всегда такой задумчивый? Или это только для меня?
– Дэниелс? – Папа снова вытягивает шею и смотрит сквозь стекло. Фыркает. – Он всегда такой.
– Почему?
– Подозреваю, что это как-то связано с его воспитанием. Он не ладит со своими родителями.
– А-а-а, понятно.
После этого мы оба молчим, и мне интересно, думает ли он о том же, о чем и я. Что родители формируют человека таким, каким он становится, хотят они того или нет. Я имею в виду, посмотрите на меня – у меня двое совершенно нормальных родителей, которые развелись, и в некотором смысле это как-то повлияло на меня.
Я проехала полстраны, чтобы получить одобрение отца, искупить вину за то, что мать его бросила. Я достаточно посещала занятий по психологии в старших классах, чтобы знать, что такое поведение проистекает из моего прошлого и имеет отношение к динамике моей семьи.
– Не поверишь, – говорит папа, – но он действительно прошел долгий путь. В прошлом году он был таким придурком, что мне чуть не пришлось его отстранить.
Я изучаю Зика через стекло, скольжу взглядом по его телу, глазею.
«Серьезно, Анабелль, перед своим отцом?»
Тьфу.
– Чуть не отстранил? Почему?
– Паршивое отношение. Простите мой французский.
– Он не выглядит так уж ужасно.
Папа хмыкает.
– Внешность бывает обманчива, и подозреваю, что в этом замешана его девушка.
– Ты с ней встречался?
Я смотрю, как Зик сидит на скамейке спиной к нам, зашнуровывая пару черных борцовских ботинок и натягивая майку через голову. Какая жалость – прикрывать идеальную широкую спину.
– Однажды, на благотворительном вечере «Старших братьев». Думаю, что блондинка обвела его вокруг пальца.
Блондинка? Как типично.
Такие парни всегда западают на блондинок.
– Крошечная по сравнению с ним. Заикается.
Что-что?
– Заикается?
– Ну, знаешь, дефект речи.
– Я знаю, что такое заикание, пап. – Мои брови удивленно ползут вверх. – Этот парень встречается с девушкой с дефектом речи?
– Так и есть.
Не могу оторвать от него взгляд, любопытство берет надо мной верх, когда я сомневаюсь в своей первоначальной оценке его.
– Какая она?
– Кто, Вайолет?
– Так ее зовут?
– Да. – Папа снова складывает пальцы домиком. – Она много работает волонтером. Нянчится с детьми. Маленькая и тихая, наверное. Я бы и за миллион лет не соединил их вместе, но, думаю, мы не можем выбирать, в кого влюбляемся.
Не могу решить, это насмешка над Зиком или выбором Вайолет романтического партнера.
– В любом случае, надо отдать парню должное. Он вкалывает на благо команды.
Похоже на то. Зик пришел на полтора часа раньше и уже обматывает запястья. Наклоняет голову из стороны в сторону, головной убор болтается на запястье.
– Хватит о нем. Нам нужно уладить твою жизненную ситуацию.
Я вздыхаю с облегчением, что он готов поговорить об этом.
– Да. Спасибо, пап.
– Если хочешь жить одна, я ничего не имею против, но не хочу видеть тебя в дерьмовом доме.
– Они все дерьмовые, – говорю я, чувствуя необходимость указать на этот прискорбный факт.
– Верно. – Он встает, обходя стол.– Найди несколько вариантов, и посмотрим. А пока сделай одолжение своему старику и постарайся найти соседку по комнате, желательно такую, которая много учится и любит сидеть дома, которая ненавидит вечеринки и мальчиков.
– Ха-ха. – Я тоже встаю, обнимаю его за плечи и сжимаю. Целую его в обветренную щеку. – Я посмотрю, что можно сделать.
– Люблю тебя, Энни. – Когда он ерошит мне волосы, я ему позволяю. Хотя закатываю глаза от детского прозвища.
– Я тоже тебя люблю, папа.
Я нашла идеальное местечко для учебы в кампусе.
Поднимаюсь по ступенькам до самого верхнего этажа университетской библиотеки, пробираюсь через спокойное пространство, мимо архаичных томов книг, газетных архивов и устаревших, старомодных периодических автоматов – ну, знаете, тех, где искали статьи до того, как у нас появился интернет.
На этом уровне есть несколько учебных комнат, но я выбираю стол. Он находится в углу, спрятан за книжной полкой почти пяти футов высотой.
Никто не сможет увидеть меня, если поднимутся сюда.
Никто меня не побеспокоит, потому что за все четыре раза, что я здесь училась, не видела ни одной живой души. Это мирная, идеальная среда для выполнения домашних заданий.
Пятью этажами ниже слишком многолюдно. Это место для общения студентов, еще одна питательная среда для откладывания важных дел и флирта.
Чертова библиотека похожа на ночной клуб.
Открываю ноутбук и захожу на школьный сайт в социальных сетях. Пролистываю объявления: «Нужны соседи» и «Квартиры в аренду».
Слишком дорого.
Слишком далеко от кампуса.
Шесть соседей по комнате в доме с четырьмя спальнями? Нет, спасибо.
Прокручиваю дальше, минуя все старое и устаревшее. Дома, которые выглядят ветхими и разваливающимися. Объявления без фотографий.
Аренда с домашними животными? Пасс – у меня аллергия на кошек.
Мебель была бы кстати. Последнее, что я хочу после переезда, – это обременять папу и Линду поиском мебели. Даже не представляю, сколько это будет стоить.
К тому же, у папы сейчас разгар сезона, у него нет времени, чтобы организовать все это, так что, если бы я могла найти что-то хотя бы частично меблированное, я была бы счастлива.
Разочарованная, закрываю веб-сайт и открываю документ, который начала ранее для моего класса этики, решив вбить необходимое количество слов и выполнить это задание.
Учеба дается мне нелегко, мне приходится трудиться. Иногда я читаю, и к концу первого абзаца или страницы должна вернуться и прочитать его снова. Запоминание – не моя сильная сторона.
Шестой этаж остается тихим и пустым, кроме меня, и я удивляюсь, почему он не используется. Это идеальное место для учебы и... других вещей.
В других университетах рассказывают о верхнем этаже библиотеки, о парах, занимающихся сексом в книжных отделах. Длинные пыльные ряды темны, уединены и не контролируются служащими.
Я никогда не слышала подобных историй о верхнем этаже этой библиотеки.
Облом.
Засовываю наушники поглубже, нажимая кнопку шумоподавления.
Опускаю голову и принимаюсь за работу.
ГЛАВА 2
Эллиот
Шестой этаж.
Пустой. Уединенный. Тихий.
Как мне нравится.
Здесь, на верхнем всеми забытом этаже библиотеки, свет тусклый. Ряд за рядом пыльных книг, некоторые из которых давно устарели, но так и не были заменены, составляют компанию немногочисленным учебным столам.
Я иду к тому же столу, который всегда занимаю, в углу справа. Там есть окно, но уже почти стемнело, так что снаружи почти ничего не видно, кроме мерцающих огней кампуса внизу и спешащих мимо студентов.
Огибая угловую стойку с журналами, я останавливаюсь, когда вижу, что мой столик уже занят. Девушка сидит на моем месте. Книги лежат там, где я всегда занимаюсь. Ноги подпирают там, где я их подпираю.
Черт, не знаю, что теперь делать.
Никто никогда здесь не сидит.
Сюда никто никогда не поднимается.
Остановившись, поправляю очки на переносице, разглядывая девушку, и вижу только макушку ее склоненной темноволосой головы. Она склонилась над раскрытой книгой, одной рукой проводит желтым маркером по ее страницам, другой постукивая по акриловой столешнице, щелкая ногтями по поверхности.
Черная футболка с длинными рукавами. Волосы спадают на одно плечо.
Она меня не видит.
Не поднимает взгляд, когда я недовольно ворчу и раздраженно шаркая, иду искать другой столик.
Критически рассматриваю свои варианты, не желая сидеть в угнетающей учебной комнате в течение следующих нескольких часов, пока убиваю время перед футбольным матчем в парке.
Кроме того, не желая, чтобы стол был на виду на случай, если кто-то еще подойдет и решит поболтать, что, как известно, иногда случается.
У окна, выходящего на восток, устраиваюсь за столом с двумя стульями. На мой взгляд, место слишком светлое, но нищим выбирать не приходится, и пока эта девчонка не соберет свое барахло и не уйдет, сойдет и этот стол.
Угрюмый, устраиваю ноги на втором стуле. Он чертовски мал для моего тела, и я бурчу себе под нос, когда ставлю сумку, выкладывая все свое дерьмо. Ноутбук. Бутылка с водой.
Ничто из этого не помещается на этом столе так, как на моем обычном, и это раздражает. Как я могу учиться, если не могу сосредоточиться?
Открываю ноутбук и щелкаю по документу, который начал писать вчера. В нем должно быть как минимум двадцать пять безбожных страниц и должен быть готов через два дня.
Нейропластичность. Нейронные связи.
«Черт».
Я никогда не научусь этому дерьму за один семестр.
Проклиная себя за то, что объявил кинезиологию одной из основных дисциплин, открываю поисковую систему на компьютере. Нахожу схему нервных клеток в человеческом теле.
В мозге.
Начинаю делать заметки и устанавливаю будильник, чтобы не потерять счет времени и не пропустить бег с товарищем по футбольной команде. Минуты тикают, а я смотрю на свой ноутбук, ошеломленный заданием. Я делаю все что угодно, но не пишу свою работу: отправляю сообщение нескольким друзьям, которые уже закончили школу. Прокручиваю Instagram. Пью воду.
Делаю короткий перерыв, чтобы пописать, возвращаюсь из туалета, расположенного в дальнем левом углу, и мельком смотрю на девушку-захватчицу – уличные фонари освещают ее так, что нимб окружает ее макушку, длинные волосы блестят.
Хорошенькая.
И украла мой столик.
ГЛАВА 3
Анабелль
В середине лекционного зала свободных мест нет, поэтому делаю по два шага за раз, пробираясь по центральному проходу и оглядывая задние ряды в поисках свободного места. Это занимает несколько мгновений, но мне удается найти одно в самом последнем ряду, у стены – это последнее место, которое бы я выбрала.
Предпочитаю сидеть в первом ряду в центре, а последний ряд обычно зарезервирован для тех, кто хочет прислониться головой к стене и поспать во время урока.
Это не я.
Мне всегда было трудно планировать свое время между учебой, случайными подработками и внешкольной деятельностью. Я бы не назвала себя неорганизованной, но…
Я неорганизованная. Тем не менее, стараюсь делать все, что в моих силах.
Тащусь вверх по лестнице с сумкой на плече, направляясь прямо к сиденью, зажатому между девушкой с зелеными косами и парнем, который явно только что выполз из постели – со спутанными каштановыми волосами, неопрятный, растрепанный, как будто лег спать слишком поздно и проснулся слишком рано, натянув все, что смог найти, прежде чем слепо выскочить за дверь.
На нем брюки цвета хаки, но они такие же мятые, как и его серая рубашка поло. С небольшим усилием – и душем – держу пари, он был бы действительно очарователен.
Я одариваю его дружелюбной улыбкой, когда припарковываюсь рядом с ним, ставя свой аквамариновый рюкзак у ног.
Вместо того чтобы печатать заметки на компьютере, достаю блокнот и ручку, намереваясь писать от руки. Позже вернусь домой и перепишу их в документ, надеясь, что повторение поможет мне запомнить всю терминологию, которую наш профессор собирается озвучить для нас.
Держа ручку над голубым блокнотом на спирали, искоса смотрю на парня рядом со мной. Кажется, он нормальный. Дружелюбный.
– Привет. – Он улыбается очаровательной улыбкой с чуть кривоватым нижним зубом, произнося дрянную фразу. – Часто здесь бываешь?
Я издаю мучительный стон.
– На самом деле, да. Я уже второй раз хожу на курс договорного права, – признаюсь. – Я уже должна была бы преподавать этот курс.
Не знаю, зачем я ему это говорю.
Он усмехается.
– Не волнуйся. Если тебе нужна учебная группа, у них есть лист регистрации у двери. Я уже был на некоторых из них.
– Думаешь, это поможет?
Парень смеется, сползая ниже на стуле и лениво расставляя ноги.
– Позволь сказать тебе так: моя оценка не может быть хуже.
– То же самое, но я возлагаю большие надежды на этот семестр. – Отложив ручку, представляюсь: – Меня зовут Анабелль.
– Гандерсон. Рекс.
– Гандерсон Рекс? Забавное имя.
Он смеется, адамово яблоко подпрыгивает у него в горле.
– Имя Рекс, фамилия Гандерсон.
– Все равно весело, как ни крути.
– Ты так думаешь?
Я киваю.
– Конечно! Рекс – это сокращение от чего-то?
– Да, но я тебе не скажу.
– Почему?
– Потому что ты начнешь меня так называть – все всегда это делают.
Я смеюсь.
– Нет, честно, я не буду. Я не полная дура, обещаю.
Рекс закатывает карие глаза.
– Все так говорят.
Я толкаю его локтем, уже захваченная небрежным поведением и игривым отношением. Он веселый, не угрожающий и совсем не агрессивный – в отличие от других парней, которых я встречала в кампусе.
– Давай, просто скажи мне.
– Ладно. – Он издает стон. – Это сокращение от Реджинальда.
– Реджинальд? – Не думаю, что когда-либо встречала человека моложе восьмидесяти лет по имени Реджинальд.
– Это ужасно, я знаю.
– Нет, это довольно мило.
– Мило? – Рекс закатывает глаза. – Ты дерьмовая лгунья, но я ценю твои усилия.
– Спасибо. Я действительно претворялась.
Мы замолкаем, когда студент пытается проскользнуть мимо нас, пробираясь к концу ряда, к единственному свободному месту в нашей секции.
– Так что у тебя за история, Анабелль?
Небрежно пожимаю плечами и быстро перечисляю свои данные: предпоследний курс, перевод из небольшого колледжа в Массачусетсе, все еще пытаюсь познакомиться с новыми людьми и завести друзей, не лучшая в этом классе.
– Перевод, значит? И на что это похоже?
– Честно говоря, не то, что я ожидала. Сам университет намного больше. Раз в тысячу. – Я смеюсь. – Все еще привыкаю к гигантскому кампусу, все еще узнаю, где что находится, и где лучше всего проводить время. – Еще одно пожатие плечами. – Как-то так.
– Была на каких-нибудь вечеринках?
– Пока нет. Даже не знаю, в какую сторону идти от кампуса.
Рекс вытягивает руку, указывая на доску в передней части комнаты.
– Идешь туда, пока не услышишь громкую музыку и не увидишь пьяных людей!
Я делаю вид, что задумчиво почесываю подбородок.
– Почему я раньше об этом не подумала?
– Любишь вечеринки?
– А кто не любит?
Внизу, в передней части лекционного зала, ассистентка учителя начинает черкать черным маркером на доске для заметок, глядя на лист бумаги в своих руках, прежде чем написать их, обрисовывая план сегодняшней лекции.
Урок вот-вот начнется.
– Если тебе интересно, я напишу адрес, сегодня вечером будет вечеринка. Будет много цыпочек. Может, встретишь новых людей.
Цыпочки?
– Ты будешь там, Рекс? – пытаюсь флиртовать я.
И терплю неудачу.
Парень качает головой.
– Нет, я не могу. Я выхожу только раз в неделю, и сегодня не тот вечер.
– Почему это? – Интересно, он в спортивной команде? Потому что я знаю, что у большинства из них комендантский час по будням и, конечно, по вечерам перед играми.
– Я менеджер команды. У нас есть правила, которых нужно придерживаться. – Рекс слегка выпячивает грудь, как павлин. – Моя работа – следить за тем, чтобы игроки следовали этим правилам, так что, знаешь, должен подавать хороший пример. Я очень важная персона.
– Понимаю. Бьюсь об заклад, это огромная боль в заднице.
– Может быть, но с таким положением, как у меня, приходит много ответственности. Я наполовину менеджер команды, наполовину директор по социальным вопросам.
Я криво улыбаюсь, Рекс меня забавляет. Хотя обычно такие, как он, не в моем вкусе, его помятая внешность и нелепые разговоры очаровательны.
– Директор значит? Это официальная должность или ты ее придумал?
– Я бы сказал, что это общеизвестный факт. – Он подмигивает.
Профессор включает проектор и выходит на середину комнаты с пультом в руке. Кивает помощнице, которая выключает свет.
– Ладно, все. – Ее голос гремит, прорезая шум, как нож. – Хватит болтать!
И вот так начался урок.
Эллиот
Не знаю, почему я продолжаю находиться рядом с этими болванами. Клянусь, чем больше времени провожу с ними, тем тупее становлюсь.
Но эти парни были друзьями моего бывшего соседа по комнате, и по какой-то причине продолжают приходить. Поэтому, когда они присоединяются ко мне за обедом, я двигаюсь, чтобы освободить место за своим столом.
– Давно не виделись, приятель, как дела? – спрашивает большой темнокожий чувак по имени Пэт Питвелл, садясь напротив меня.
Он невероятных размеров и смотрит на меня серьезно, как будто ему действительно не наплевать на мой ответ, в отличие от трех других идиотов.
– Хорошо. – Я запихиваю бутерброд в рот, отрывая зубами кусок хлеба. – Спокойно.
– Теперь живешь один?
– Ага.
– В последнее время я тебя совсем не видел.
– Ага.
Брайан Теннесон – парень, которого я, черт возьми, терпеть не могу – наклоняется ближе.
– Ты больше не живешь в тени Осборна и Дэниелса. Тебе не кажется, что пришло время расслабиться и немного повеселиться?
Резко смотрю на него.
– Когда это я жил в их тени?
– Последние два года?
Я пожимаю плечами.
– Неважно, чувак, ты бредишь. Мы с ними друзья и чертовски странно, что ты считаешь это соревнованием, но неважно.
– Я ничего такого не имел в виду. Просто хотел сказать, что, должно быть, хорошо, что они ушли, и не крадут твои лавры.
– Чувак, у меня нет никаких лавров.
Все смеются.
– И между нами никогда не было конкуренции.
Может, я и не занимался спортом для университета, как они, но мы с соседями по комнате все делали вместе. Работали, когда могли. Тренировались. Бегали. Делали уроки в библиотеке.
Себастьян помог мне написать курсовую работу, а Дэниелс не раз покупал и оплачивал мою долю продуктов.
Так что нет, я никогда не чувствовал, что живу в их тени, и мы никогда не соревновались друг с другом. Теннесон просто маленький ублюдок с слишком большим количеством свободного времени и слишком скудным воображением.
– Тебе нечего добавить к разговору? Тебе ведь всегда есть что сказать. – Я кладу руку на плечо Рекса Гандерсона. – Какой-то ты слишком тихий.
– Черт, придержи эту мысль. – Он поднимает руку, заставляя нас замолчать. – Увидел кое-кого из моего класса, я пойду поздороваюсь.
– Как хочешь.
Этот «кое-кто из его класса», должно быть, девушка, иначе ему и в голову бы не взбрело пойти и поздороваться. Не знаю, что такого особенного в Гандерсоне, но ему всегда удается убалтывать девчонок и заставить их есть с его ладони.
Вряд ли имеет значение, что он самый большой говнюк из божьих творений. Девушки, черт возьми, любят его.
Гандерсон отталкивается от стола, встает, проводит руками по брюкам, разглаживая складки. Расчесывает пальцами растрепанные волосы.
– Чувак, ты прихорашиваешься? – спрашивает Питвелл с каменным лицом. – Это бесполезно. Ты безнадежен.
Раздается хриплый хохот, и Рекс в раздражении хватает свой рюкзак, поворачивается и уходит.
– Заткнитесь, парни, и потише. Не смущайте меня.
– Не хочешь, чтобы мы тебя смущали? – восклицаю я, обводя рукой стол и размахивая сандвичем. – Вы слышите, парни? Он не хочет, чтобы мы смущали его.
Ребята хохочут громко и шумно.
– Не волнуйся, чувак. Мы не будем тебя смущать – ты сам об этом позаботишься.
ГЛАВА 4
Анабелль
– Давай начистоту. Она дочь тренера, и это единственная причина, по которой он хочет ее тр*хнуть. Я слышал, что она даже не горячая штучка.
Естественно, при слове «тренер» мой интерес мгновенно обостряется. Я напрягаю слух, замедляя работу эллиптического тренажера, чтобы легче было слышать. Сопротивляюсь желанию повернуть голову и посмотреть на двух разговаривающих парней, пытаясь понять, что они обсуждают.
Может, это про другую дочь другого тренера?
Один из них фыркает и кряхтит при подъеме штанги.
– Где ты это слышал?
– Баскетболист, Конрад, был здесь однажды вечером, когда она приходила поговорить с Доннелли.
«Вот дерьмо. Это обо мне».
Меня подташнивает, и желудок сжимается.
Я слышу скепсис в голосе парня, когда он говорит:
– Ну, не знаю, чувак, Гандерсон говорит, что под запретом круче, чем хранилище.
Гандерсон.
Рекс Гандерсон? Тот парень с моего курса договорного права? Никогда бы не подумала, что он способен на такое: он выглядит таким скромнягой.
Внешность может быть обманчивой, и я только что научилась этому на собственном горьком опыте.
– Симпатичная? Он говорит так обо всех, кто готов с ним тр*хнуться.
– Возможно. – Дыхание парня затруднено, выдохи становятся тяжелее. – Этот идиот говорит, что еще один приятный разговор, и он затащит ее в постель.
Один приятный разговор?
Один?
Он думает, что со мной все так просто? Что я пересплю с ним после нескольких занятий по договорному праву, потому что он заставляет меня смеяться? Что все, что ему нужно сделать, это быть милым и забавным – и я пересплю с ним?
Да мы всего несколько раз вместе ходили на занятия! Он даже не пригласил меня на свидание!
Что за придурок!
– Это невозможно, – говорит парень. – Ни одна телка с мозгами не станет намерено тр*хать этого неудачника. Он паразит.
Здоровяк переминается с ноги на ногу, вес в его руках поднимается и опускается, бицепсы напрягаются.
– Эрик говорит, что Гандерсон каким-то образом подружился с ней. Ты же знаешь, как это с ним бывает – по какой-то долбаной причине девушки любят его.
– Это потому, что он не выглядит угрожающе.
– И потому что он тощий. Моя сестра может прикончить этого парня.
Другой парень на мгновение опускает штангу и смеется.
– Причем тут его вес?
– Чувак, моя сестра всегда твердит, что не станет встречаться с парнем, который весит меньше ее, а Гандерсон худее всех, кого мы знаем, включая большинство цыпочек.
Мои щеки вспыхивают. Они правы. Я сразу же поверила ему, потому что он выглядит скромным, занудным и слишком худым, чтобы причинить вред, как придурок из плохого телевизионного ситкома, который всех раздражает, но все его находят милым.
– Они и понятия не имеют, какой он идиот. С*чки учатся на собственном горьком опыте.
То, что он говорит дальше, разрушительно.
– Знаешь, если тренер узнает, что эти двое заключили пари о том, кто первым переспит с его дочерью, они тут же исчезнут.
Мой желудок падает вниз. Рекс сделал ставку о том, что сможет переспать со мной? Меня тошнит, я хочу выблевать свои внутренности на туфли и эллиптический тренажер.
– Доннелли взбесится, если узнает.
Парень тяжело вздыхает.
– Думаешь, мы должны сказать ему?
– Не знаю, может быть. Наверное, я спрошу свою девушку сегодня вечером – у нее есть ответы на все.
– Да, спроси ее. Все это мне не нравится.
– Не могу поверить, что говорю это, но мне тоже.
Я не жду продолжения разговора. С меня хватит. Выключаю тренажер и спрыгиваю, хватаю полотенце, прежде чем убежать в раздевалку и забрать свои вещи из шкафчика. Убегаю прочь, не потрудившись даже принять душ или переодеться в чистую одежду, прежде чем разрыдаться.
Я добираюсь до единственного места в кампусе, где могу побыть одна, прежде чем меня охватит паника.
Библиотека.
ГЛАВА 5
Эллиот
Вожусь с наушниками, вытаскиваю один из них, чтобы поправить крошечный кусочек пластика, и не решаюсь вставить его обратно в ухо, когда слышу тихий всхлип. Потом рыдание, и оно доносится с моего обычного места в углу, которое сегодня снова было занято, когда я пришел.
Постукиваю карандашом по столу, глядя в сторону задней стены.
Любопытно и…
Тревожно.
Поднявшись с места, медленно иду на звук.
Да, кто-то определенно плачет, и, похоже, девушка.
Слабое. Низкое. Едва слышное рыдание.
Икота.
Я продвигаюсь ближе, шаркая ногами по ковру, надеясь произвести хоть немного шума, чтобы не спугнуть ее.
– Эй, – мой голос хриплый, тихий.
При моих словах девушка поднимает голову. Лицо в пятнах от слез, кожа, грудь, щеки покраснели.
Приоткрыв губы, она убирает волосы с глаз, длинные каштановые пряди блестят в неоновом свете.
Девушка проводит рукой по лицу, смахивая слезы. Затем вытирает их о штанину джинсов, не поднимая на меня взгляд.
Я делаю пару шагов и останавливаюсь в нескольких футах от нее.
– Ты в порядке?
Еще раз икнув, она зарывается лицом глубже в свою черную толстовку Айовы.
– Все хорошо.
Девушка не выглядит хорошо, определенно не звучит хорошо, даже близко. Это не слезы счастья.
– Я-я тебя побеспокоила? П-прости, я... – Незнакомка не может сдержать слезы в голосе, когда снова вытирает свои розовые щеки, изо всех сил стараясь скрыть это. – Я попытаюсь остановиться.
Снова икает.
– Хочешь поговорить об этом?
– Нет. – Девушка замолкает, ее голос звучит приглушенно. – Но все равно спасибо.
Она смотрит на меня снизу вверх, и я вижу, что глаза у нее голубые… ярко-голубые от слез. Пылающие румянцем щеки. Темные брови.
Ее подбородок дрожит, она слабо улыбается, и я понимаю, что знаю ее. Это та же девушка, которая была здесь на прошлой неделе, та, что украла мое рабочее место.
– Уверена? – У меня две сестры, так что я своего рода эксперт в том, когда девушки блефуют. Она пытается избавиться от меня.
– Уверена.
Я опускаю козырек бейсболки, кивая в ее сторону.
– Если тебе что-нибудь понадобится, я буду через проход, за столом в углу. Бумага, карандаши, мел для трупа или если тебе понадобится сообщник. – Я широко улыбаюсь ей.
Девушка заправляет волосы за уши.
– Спасибо тебе. Это очень любезно.
– Хорошо, ну, я просто... – Я указываю через плечо. – Крикни, если что.
– Спасибо.
Я медленно бреду обратно к своему столу, прислушиваясь к предательскому шмыганью носом. Плачу. Рыданию.
Что-нибудь.
Несмотря на то, что ничего не слышу, мне трудно вернуться к работе. Не могу сосредоточиться, напрягаюсь, чтобы услышать шум в другом конце комнаты, и, прежде чем я осознаю это, трачу целых сорок пять минут, бездельничая.
Решив, что надежды нет, начинаю собирать свое барахло.
– Эй, – меня прерывает тихий голосок.
Рюкзак перекинут через плечо, длинные волосы собраны в гладкий хвост, девушка робко подходит к моему столу, лицо все еще красное, взгляд усталый.
