Текст книги "Тренировочные часы (ЛП)"
Автор книги: Сара Ней
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)
Есть одна работа, которая звучит идеально. Это бюро регистрации и несет какую-то ответственность, что тоже неплохо.
Вчера у меня наконец-то спросили, беременна ли я, так что, думаю, теперь стало заметно, LOL. Я снимала куртку в классе договорного права, и один из моих одноклассников (парень) как бы проверял меня с головы до ног. Когда он добрался до моего живота, выражение его лица изменилось. Он сказал:
– Ого. Ты что, залетела?
Не думаю, что была смущена, скорее застигнута врасплох, потому что не была готова к этому. Вероятно, мне следует начать готовиться к таким реакциям. Конечно, он был в ужасе. Мы ведь в колледже – кто, черт возьми, хочет забеременеть? Я была его ходячим, говорящим, живым кошмаром. Бьюсь об заклад, он пошел домой и поблагодарил Иисуса, что никогда не спал со мной.
Рекс сказал, что я должна забыть об этом и что парень идиот, но я думала об этом всю ночь, и вот я пишу об этом, так что, должно быть, это действительно беспокоило меня, не так ли? Рекс просто был милым, как обычно, пытаясь отвлечь меня от этого.
Прошлой ночью я сдалась и позволила ему растирать мои ноги. Это было так хорошо, что я почти заснула, пока это происходило. Я пошла к нему, и вместо того, чтобы пойти в кино, как мы планировали, мы закончили тем, что взяли фильм в прокате, как в старые времена. Нет ничего лучше начало 2000-х, чтобы вернуть вспышку старых воспоминаний... не говоря уже о массаже ног.
Вскоре я могу полностью изменить мнение – но это было блаженство.
Удачных тебе выходных. Меня не будет рядом – Мэдисон забронировала номер в отеле в городе, и мы собираемся сделать праздничные покупки. Моя цель – держаться подальше от телефона.
Поговорим позже,
Анабелль.
Дорогой Эллиот,
Знаешь, я не хотела поднимать этот вопрос, но он давит на меня. Когда женщина на двадцатой неделе беременности, она может узнать пол ребенка, и мой акушер спросил, хочу ли я это узнать. Я не хочу говорить тебе, потому что знаю, что ты не захочешь, чтобы я узнала без тебя, и знаю, что ты не захочешь, чтобы Рекс пришел на встречу со мной.
Мэдисон больше не поможет. Она вся в делах, волнуется из-за выпускных экзаменов, как и я должна, но по какой-то причине я спокойна. Клянусь, этот ребенок дает мне сверхспособности – я впитываю информацию, как губка, запоминая все, чему учат в классе. Я могла бы читать юридические термины с завязанными глазами – в следующий раз, когда ты позвонишь, давай посмотрим, смогу ли я на самом деле это сделать. Я собираюсь стать лучшим чертовым адвокатом.
Если у меня когда-нибудь будет время стать им. Ха-ха.
Здесь холодно, но я не буду говорить с тобой об этом. Я видела в новостях вчера вечером, что на Мичиган обрушилась непогода. Двадцать сантиметров снега за одну ночь?! Это безумие. Там катаются на лыжах? Ты в идеальном состоянии для этого. Я каталась, когда была подростком, но никогда, когда было ниже двадцати градусов. Возможно, потому, что однажды я слишком долго пробыла на холоде, и один из моих больших пальцев ноги обморозился. Не слишком ли много информации?? LOL, это казалось важным для разговора.
Возвращаясь к делу, я умираю от желания узнать, девочка это или мальчик. Как ты к этому относишься? Как ты относишься к тому, что тебя здесь нет?
Рекс сказал, что тебе, наверное, все равно, раз тебя здесь нет, но у меня нет желания добавлять это к списку вещей, в которых я уже чувствую себя виноватой.
Анабелль.
Эллиот,
Вчера я впервые почувствовала, как он пнул.
Настоящий пинок, а не трепет. Это поразило меня. Я была в классе, делала заметки (помнишь мои сверхспособности?), сосредоточилась на лекции профессора, когда это произошло. Моя рука взлетела к животу, и я задержала дыхание. Знаю, это звучит драматично, но это было круто. Теперь все становится настолько реальным, что я чувствую движение. Это нереально. Я чувствую себя большой, как дом, хотя знаю, что это не так, не так, как я буду в январе или феврале.
Я говорила тебе, что твоя мама связалась со мной? Ты должен был предупредить меня! Не то, чтобы я возражала, потому что я не против... Конечно, нет. Она позвонила и была так мила, что заставила меня плакать (как и все в последнее время, так что ничего нового, ха-ха). Она задавала кучу вопросов обо мне, о том, что я чувствую, и хотела знать, когда она сможет встретиться со мной. Я никогда в жизни не испытывала такого облегчения после телефонного звонка, Эллиот, я почти потеряла сознание, затаив дыхание, когда услышала звук ее голоса. Она представилась бабушкой, LOL. Серьезно, она была такой забавной и милой. Спасибо, что дал ей мой номер. Я бы обняла тебя прямо сейчас, если бы могла.
Когда ты возвращаешься домой? Надеюсь, погода не помешает.
Я беспокоюсь о тебе каждый день.
Скучаю по тебе так сильно (и это не только гормоны),
Мама твоего ребенка.
Эллиот,
Сегодня я обедала с твоей мамой и сестрой Бет. Они тебе сказали? Боже, я так нервничала. Меня, возможно, мутило в ванной перед выходом из дома (внимание спойлер: меня вырвало). Как ты думаешь, почему я была в большей панике, встречаясь с твоей семьей, чем перед тем как рассказывала отцу? Я даже не боялась сказать тебе, но испугалась, когда пришла в ресторан, и мне потребовалась вечность, чтобы войти внутрь.
Странно, не правда ли?
Мы встретились на полпути между вашим родным городом и Айова-Сити, в милой маленькой закусочной. Твоя мама обнимала меня, и мы обе плакали, прежде чем сесть за стол. Я заказала завтрак на обед и содовую, чтобы успокоить желудок, а затем просто ковырялась в еде – я так нервничала!!!!
Твоя сестра гладила мой живот миллион раз и, должно быть, называла меня «Очаровашкой Анабелль» по меньшей мере дюжину раз. Твоя мама пыталась сделать несколько селфи, и думаю, она послала их тебе.
Они принесли мне пару подарков, которые сделали меня эмоционально не стабильной. Прелестное кремовое детское одеяльце и комбинезон с маленькими желтыми уточками. Это было так мило, Эллиот, и думаю, твоя мама хотела бы пойти со мной на прием к врачу. Они чувствуют себя ужасно, что ты так далеко, но мы все согласны, что это лучшее место для тебя. Было приятно знать, что отныне они будут и в моей жизни.
Чем дольше я беременна, тем больше сентиментальной я становлюсь, желая быть окруженной людьми, которых люблю и о которых забочусь. Я жажду этого больше, чем горячего шоколада со взбитыми сливками! Мэдисон, Рекс, мои родители, а теперь еще твоя мать и сестра.
Кстати, о моем отце – он сегодня назначает тренировку и собирается бегать с Рексом и мной по кампусу, чтобы я могла оставаться в форме. Не волнуйся, мой врач сказал, что упражнения для меня полезны. В общем, папа узнал, что я бегаю, и предложил бегать с нами. Не знаю, как далеко он сможет пробежать, не теряя сознания, но он попытается.
У него появилось уважение к Рексу, и, как ни странно, они стали друзьями. Думаю, ему нравится, когда в доме есть еще один парень, когда мы заходим в гости.
Я считаю дни до рождественских каникул.
Анабелль.
ГЛАВА 28
Анабелль
– Спасибо, что пришел сегодня и починил утечку. Мы с Мэдисон очень ценим это. Ты знаешь, как я ненавижу звонить отцу – ему не нравится, что я живу здесь, и мне не нужно, чтобы он думал, что это такая дыра, что бы он заставил меня переехать домой.
Ноги Рекса торчат из-под раковины, и он протягивает мне гаечный ключ, которым затягивал трубы на кухне, прежде чем встать на ноги.
У него на лице черное пятно, и я протягиваю руку, чтобы вытереть его большим пальцем.
– Откуда у тебя такой беспорядок? Там мы держим все чистящие средства – как там может быть грязно?
Его пальцы нежно обхватывают мое запястье, целуя чувствительную кожу, прежде чем отпустить ее.
– Не беспокойся о беспорядке, Доннелли. Раковина в порядке, и вы можете спокойно включать кран.
Вау. Это первый раз, когда Рекс проявил ко мне какую-то физическую привязанность, всегда держась на безопасном, респектабельном расстоянии.
– Водопровод больше не доставит тебе проблем, но если это случится, я не поеду домой на Рождество до завтра. Если я еще что-нибудь могу сделать, звони, ладно? Поменять лампочку или еще что-нибудь? Я свой парень.
Я смеюсь.
– Это мы можем сделать сами. В обычной ситуации я бы и сама могла затянуть болт, но теперь, когда живот стал больше, не хотела рисковать и лезть под раковину. Наверное, пришлось бы вызвать пожарных, чтобы они пришли и спасли меня.
– Ты такая чертовски милая беременная. – Гандерсон наблюдает за мной, пока моет руки.
– Ты так думаешь? – Мои длинные темные волосы блестят от витаминов для беременных, густые и пышные, шелковистыми волнами падают на грудь. Кожа? Безупречная.
– Да, Анабелль. – Он смотрит на меня, рассеянно вытирая руки полотенцем. – Ты определенно одна из тех женщин, которые могут выглядеть сексуальными во время беременности.
Женщина.
Не девушка. Не цыпочка.
Он видит во мне женщину.
Прошло много лет с тех пор, как кто-то говорил мне, что я выгляжу сексуально или хвалил мою внешность, и я скучаю по этому. Это чудесно.
– Эй, Анабелль?
Я смотрю на Рекса, который прислонился к кухонному столу в джинсах и толстовке с капюшоном, склонив голову набок, выглядя молодым и полным надежды. Очаровательным, если честно.
– Что?
– Ты когда-нибудь думала... ну, знаешь... обо мне.
– О тебе? Я все время думаю о тебе, тупица.
Он качает головой.
– Нет, Анабелль, ты думала о том, каково это – быть со мной?
– Зачем? Ты думал о том, каково это – быть со мной?
Его большие карие глаза напряжены. Нежные.
– Все время.
Все время? Как я могла этого не знать?
– Не знаю. В последнее время я не слишком задумываюсь об отношениях. Честно говоря, кто хотел бы быть со мной, Рекс? Я не совсем хороший улов в данный момент.
Я примерно на шестом месяце беременности, и мой живот растет с каждым днем. Гормоны не в порядке, и я все время плачу. Конечно, мои волосы и кожа выглядят потрясающе, и я не набрала много веса во время беременности, но…
Рекс выпрямляется во весь рост, медленно приближается ко мне, берет меня за руки.
– Я считаю тебя хорошей партией, Анабелль Доннелли. Ты и твой неоново-розовый плакат были, наверное, лучшим, что случилось со мной в этом году. Без тебя, я бы вел себя как придурок где-нибудь, растрачивая свое гр*баное образование.
О боже, он слишком, слишком мил.
– Ты можешь найти кого-то лучше меня, Рекс, – тихо отчитываю я, позволяя ему переплетать наши пальцы. – И твоя мать умрет от сердечного приступа, если ты начнешь встречаться со мной.
Я знаю, потому что встречалась с его матерью. Она одна из тех светских пригородных домохозяек с регулярными инъекциями ботокса и надутыми губами. Она любит меня, как друга своего сына, но если бы у нас были романтические отношения, у нее случился бы припадок истерики.
Рекс пожимает плечами.
– Может да, а может, и нет.
– Рекс…
– Ты хотя бы позволишь мне поцеловать тебя перед уходом?
Да. Да, я позволю ему поцеловать меня. Я не замужем и одинока, и отец моего ребенка не сделал никаких заявлений. И мне любопытно.
Я поднимаю подбородок, а его руки скользят по моим плечам и шее, обхватывая мое лицо, как Эллиот делал десятки раз в прошлом. Боже, контакт такой приятный.
Его губы робкие, как порхание бабочки, мягкие, нежные и пытливые, постепенно обретающие уверенность. Он нежно целует меня, и мне любопытно открыть рот, позволить его языку проскользнуть внутрь.
Наши дыхания смешиваются. Языки сплетаются.
На вкус он, как жвачка и одеколон, который я купила ему на день рождения, чтобы заменить ужасный запах, который он всегда носил раньше.
Поцелуй длится недолго, но он приятный.
Определенно приятный.
Мои пальцы не скручиваются в носках, как с Эллиотом, но что касается первых поцелуев, у меня были и похуже, с парнями, которые не заботились обо мне, как Гандерсон.
Тем не менее, достаточно ли хорошо?
Как бы я ни боялась остаться одна, справедливо ли давать Рексу надежду? Я прикусываю нижнюю губу, размышляя.
– Никогда не думал, что у меня будет шанс поцеловать тебя – никогда за миллион гр*баных лет.
– Почему?
– Потому что ты... это ты.
– Что это значит?
– Ну, во-первых, ты дочь тренера Доннелли. Он уволил меня и возненавидел до глубины души. Во-вторых, это дурацкое пари. В-третьих, ты красивая, умная и должна знать, что лучше не дружить с кем-то вроде меня.
Я кладу руку ему на плечо и нежно сжимаю.
– Ты больше, чем дурацкие розыгрыши и безвкусные шутки. Вот почему я дружу с тобой, Рекс. Я вижу в тебе хорошее. Ты один из моих лучших друзей.
– Я могу смириться с такой оценкой. – Он замолкает, оставляя след на моей руке. – Можно тебя кое о чем спросить?
– Конечно.
– Ты ждешь Эллиота?
Я избегаю его любопытного взгляда.
– Определи, что значит ждешь?
– Анабелль, ты ведь знаешь, что он не вернется? – спрашивает он так тихо, что у меня опускаются плечи.
Почему он это говорит? Мне не нужно, чтобы он указывал на очевидное – это заставляет меня дерьмово себя чувствовать.
– Знаю, что он не вернется, я не дура. Я смотрела ему вслед – дважды.
Пятясь, Рекс скрещивает руки на груди и прислоняется к стойке.
– Ты должна быть реалисткой. Он ушел и живет своей жизнью. Ради бога, видеочат и электронная почта – что это за отношения? Какое участие ты хочешь для ребенка? Заочный папа или тот, который прямо здесь? Я здесь, бл*дь, Анабелль.
– Рекс, не делай этого сейчас.
«Пожалуйста, не надо», – мысленно умоляю я.
Я уже и так запуталась. Рекс обнажает свою душу, когда моя еще не готова для него.
– Прости, Анабелль. Вот как я себя чувствую и сильно повзрослел за последний семестр. Просто хотел, чтобы ты признала это, и, возможно, когда будешь готова, дала мне шанс. Я собираюсь стать инженером, – хвастается он.
Сокращаю расстояние между нами, поднимая ладонь к его щеке, нежно поглаживаю ее.
– Ты так добр ко мне, а я ничего не сделала, чтобы заслужить это.
– Ты шутишь? Ты мой лучший друг – все остальные бросили меня, когда я облажался. Ты единственная, кто прикрывает мою спину, а теперь я прикрываю твою.
– Боже, ты такой ...
– Потрясающий? – Рекс одаривает меня дерзкой ухмылкой. – Понимаю.
Я похлопываю его по лицу.
– Ну и эго у тебя, парень.
– Это помогает мне пережить день, Доннелли. Такие дни, как этот, когда я изливаю свое сердце, а его топчут.
Мои руки в оскорблении взлетают к бедрам.
– Я не топчу твое сердце, ты тряпка!
– Но ты никогда не влюбишься в меня, не так ли?
– Я не... – Думаю, нет. – Я не знаю.
Мы смотрим друг на друга, в кухне тихо, только часы над окном громко тикают. Тик-так. Тик-так.
Затем из передней части дома раздался стук в дверь. Три коротких удара, за которыми последовала еще более оглушительная тишина.
– Думаю, это намек на то, что мне пора уходить.
Рекс берет черную зимнюю куртку, висящую на одном из моих кухонных стульев, и засовывает руки в рукава. Застегивает спереди.
Я кокетливо толкаю его бедром.
– Я провожу тебя.
– Позволь мне пойти первым. На улице темно, ты не должна открывать дверь. У тебя нет глазка. – Проходя мимо дивана, он хватает со спины одеяло и разворачивает его. Набрасывает мне на плечи. – Вот, завернись. На улице холодно.
Мое сердце подпрыгивает от его жеста, желая, чтобы обстоятельства были другими, желая, чтобы мое сердце не болело за кого-то, кто за сотни миль отсюда.
– Спасибо тебе.
Мы все еще глупо улыбаемся друг другу, когда Рекс открывает мою входную дверь, и улыбки исчезают, когда мы оба замечаем мужчину, стоящего на моем крыльце.
У меня перехватывает дыхание.
– Эллиот?
Эти одухотворенные глаза, которые я так люблю, смотрят на меня, мерцая между Рексом и мной, вспыхивая смесью любопытства и гнева. Ревностью.
– Так, так, так, смотрите-ка, кто решил прийти. – Рекс смеется слегка маниакально, и я удивленно вскидываю брови. – Привет, папочка. Давно не виделись.
– Рекс! – Я задыхаюсь, мне стыдно и неловко. – Остановись.
Эллиот переминается с ноги на ногу.
– Все в порядке, Анабелль. Он прав.
– Я чертовски прав. – Ноздри Рекса раздуваются.
Я отвожу взгляд от друга, сосредоточившись на парне, которого не видела слишком долго.
– Эллиот, что ты здесь делаешь?
– Да, Эллиот, – попугайничает Рекс, – что ты здесь делаешь?
– Пожалуйста, Рекс. – Я поворачиваюсь к нему лицом, кладу ладони ему на грудь поверх зимнего пальто. – Может, тебе лучше уйти? Я справлюсь сама.
Я не могу описать, как изменилось выражение его лица – не смогла бы, даже если бы попыталась – и хочу умолять его простить меня за то, что отослала его, когда он просто пытается защитить меня от самой себя, от боли, когда это очевидно неизбежно.
Боль и опустошение. Любовь и преданность.
Вот что я вижу в полуприкрытых глазах Гандерсона, когда он, размышляя, смотрит на меня.
– Ладно. – Он поджимает губы, наклоняется и целует меня в щеку, говоря мне на ухо. – Напиши, если хочешь, чтобы я вернулся.
– Обязательно.
– Спокойной ночи, Анабелль. – Рекс выдергивает из кармана вязаную шапочку и надевает ее на голову. Рычит на Эллиота, ударяя его по широкому плечу, когда проходит мимо, спускаясь на тротуар. – Два очка, засранец.
Я смущенно машу ему рукой.
– Пока.
Он идет назад по тротуару, лицом к дому, зовет меня на холоде.
– Я вернусь через две недели. Напишу тебе, пока меня не будет.
Очередной взмах рукой.
– Езжай осторожно.
Холодно, и наше теплое дыхание смешивается с холодным воздухом, наполненным напряжением. Я не могу остановить грудь, которая поднимается и опускается, тяжело дыша от шока, увидев Эллиота на бетонных ступенях дома.
Отвожу взгляд от дороги, от задних фар удаляющегося автомобиля Рекса Гандерсона к Эллиоту, боясь того, что увижу там.
– Я знаю, что спрашивать не мое дело, но что, черт возьми, это было?
Он прав, это действительно не его дело. Не теперь, не после того, как он уехал без каких-либо заявлений или обязательств по отношению ко мне.
– Это был Рекс. – Я намеренно говорю глупости.
– Очевидно, – Эллиот делает паузу, в его голосе слышится раздражение. – Что он здесь делал?
– Мы просто друзья.
– Просто друзья. Думаешь, я куплюсь на это дерьмо?
Я вскидываю руки, слишком уставшая, чтобы спорить, слишком взволнованная, увидев его. Он большой, рослый и наконец-то стоит на моем пороге, как я мечтала сотни раз.
– Эллиот, я очень рада тебя видеть, но если все, что ты хочешь сделать, это поспорить о моей дружбе с Гандерсоном, то ты пришел не по адресу.– Я сглатываю комок в горле, прежде чем слезы могут пролиться. – Кроме того, я думала, что ты вернешься домой к родителям.
– Нет. Я пришел прямо сюда.– Он тоже проглатывает комок. – Я хотел быть здесь.
У его ног лежат две огромные сумки, которые я не узнаю, большие, набитые сумки, которые не похожи на дорожные сумки. Они слишком большие, пухлые, созданы для путешествий.
– Что все это значит? Ты дома всего на несколько недель, это кажется... чрезмерным.
– Я бросил учебу, Анабелль. Я собрал свое дерьмо и ушел.
– Что ты имеешь в виду? – Клянусь, у меня перехватывает дыхание, я жду, что он скажет. С надеждой, но настороженно. Взволнованно, но осторожно. Виновато.
– Я ушел. Закончил. Бросил. Как хочешь, так и называй. Я взял самоотвод.
– Эллиот, мы же говорили об этом. – Я не могу удержать нервы в моем голосе. Зачем ему бросать учебу и возвращаться в Айову, если он ненавидит это место? Когда он был так уверен, что Мичиган – лучшая школа для него? Ради его будущего?
– Я так хочу, Анабелль. Это съедает меня изнутри. Ты понятия не имеешь, ни малейшего. Я безумно скучал по тебе еще до того, как переехал туда, и ни за что не собираюсь оставаться в Мичигане, зная, что ты здесь одна и к тому же беременная. Ни за что.
– Не знаю, что и сказать.
– Можно войти? – Он подпрыгивает на носках, дует на руки, хотя они покрыты большими черными перчатками. – Здесь страшно холодно.
Эллиот
Как только Анабелль закрывает за мной дверь, сбрасывает одеяло, обернутое вокруг ее плеч, и я вижу, что ребенок шевелиться.…
Я падаю на колени и оказываюсь лицом к лицу с ее беременным животом. Кладу руки по обе стороны от нее, поглаживая ладонями растянутый хлопок ее темно-синей футболки с длинными рукавами.
– Боже мой, посмотри на себя. – Я не знаю, что сказать дальше, я не ожидал увидеть ее такой. Эта Анабелль неземная и великолепная – не то, чтобы она не была такой раньше – и вся сияет. Все в ней умиротворенно и безмятежно, и неудивительно, что Рекс Гандерсон шныряет вокруг.
Она никогда не выглядела более красивой, чем сейчас.
Она прислала мне свои фотографии, и я слежу за ней в Instagram, но фотографии и реальность – это две совершенно разные вещи.
Это нереально.
И так прекрасно.
– Я огромная. – Анабелль краснеет, опускает лицо, чтобы скрыть румянец, ползущий по щекам и шее. – Если ты хочешь знать правду, мне неловко ходить на занятия.
Я поднимаюсь на ноги.
– Мама сказала, что ты отлично выглядишь. – И она не шутила. – Она без ума от тебя, а мои сестры зовут тебя «мамой малыша», но это только для того, чтобы меня подразнить, что я не женат и у меня будет внебрачный ребенок.
– Я люблю твоих сестер.
– Они чертовски крутые. – И теперь, когда они официально познакомились с девушкой, которую я обрюхатил, и обнаружили, что Анабелль не жадная, безответственная, неряшливая тусовщица, они на самом деле чертовски рады новой племяннице или племяннику. Слава богу, потому что мои сестры могут быть сумасшедшими, когда они не счастливы или не любят кого-то. Вместе, выступая единым фронтом, они заставляли плакать взрослых мужчин. Не могу представить, что бы они сделали с женщиной, которую они возненавидели, особенно с той, которая сделала меня отцом в возрасте двадцати двух лет.
– Твоя соседка по комнате дома?
– Нет, она вернулась домой. Она уже собрала вещи и вернется за своими коробками после каникул.
Хорошо.
– Что ты имеешь в виду, хорошо?
– Черт. Я сказал это вслух?
Анабелль смеется, и это первый раз, когда я слышу этот звук после одного из наших чатов FaceTime, а мы не делали этого в течение нескольких недель.
– Почему ты так сказал?
– Потому что нам понадобится эта комната.
– Эллиот... – Ее бледные руки прикрывают живот, тонкие пальцы покровительственно касаются пупка.
– Я знаю, о чем ты думаешь. Ты не хочешь надеяться. Я уже дважды уходил. Все понимаю. Понимаю, почему ты боишься, но на этот раз я никуда не уйду, и если хочешь, буду спать в твоей старой комнате, пока тебе не будет удобно со мной – или навсегда, мне все равно. Я просто хочу быть здесь ради тебя.
– Как? Тебе нужно учиться.
– После того как я ушел в прошлый раз и рассказал родителям, мы втроем поговорили. Не знаю, говорила ли тебе мама, но мы разработали план. Я подал заявление здесь на всякий случай и только что получил согласие. Один семестр в Мичигане в кармане. Я упаковал свое дерьмо. Поцеловал задницу моего громкого соседа на прощание, и вот я здесь.
– Здесь.
– Здесь, чтобы остаться. Насовсем.
Ее смех не может скрыть ее нервы.
– Боже мой, Эллиот, сколько денег ты потратил на мебель в прошлом году?
– Это не имеет значения. Важно то, что я здесь – мне просто жаль, что это заняло так много времени.
– Я бы не стала винить тебя за то, что ты не вернулся, правда, не стала бы. Я понимаю, почему тебе нужен Мичиган, и не могу просить тебя отказаться от лучшей программы по кинезиологии ради меня. Не могу и не хочу.
Моя голова качается туда-сюда, и я тщательно подбираю слова.
– Знаешь... каждую ночь я был один в той жалкой квартире. Каждый вечер приходил домой и сидел там один. Ел один. Делал уроки один. Бегал один. Это отстой. И знаешь, почему?
Анабелль слабо качает головой, широко раскрыв глаза.
– Ты знаешь. Даже в окружении людей, я был один, потому что не был с тобой. Я бы не продержался и года, с этим ребенком или без него, Анабелль. Все равно вернулся бы за тобой.
– Перестань. – Она шмыгает носом.
– Почему?
– Потому что ты заставишь меня плакать.
– Анабелль. Я не знаю, что тебе сказать. Если ты… – Я сглатываю. – Если ты хочешь, чтобы я отошел в сторону, чтобы ты могла видеться с другими людьми, я сделаю это, потому что люблю тебя. И хочу, чтобы ты была счастлива, и я уже через многое прошел в этом году, но хочу, чтобы ты знала, что хочу попробовать.
– Эллиот…
– Ты позволишь мне закончить? Я провел почти семь часов в машине, ничего не делая, кроме как обдумывая это, думая о тебе и этом ребенке. Просто чудо, что смог закончить последний семестр, Анабелль. Я понятия не имею, как быть отцом, но мой чертовски хорош, и твой тоже – это автоматическая победа для нас.
Я бормочу, движимый нервами.
– Я волнуюсь. Иногда меня тошнит, но кого не тошнит? Я боюсь до усрачки, но и ты тоже, и мы достаточно взрослые, чтобы это сработало.
Анабелль покусывает нижнюю губу, и я не знаю, хорошо это или плохо, поэтому делаю единственное, что могу. Я продолжаю.
– Я схожу с ума, Анабелль. Пожалуйста, скажи что-нибудь.
Вы могли бы разрубить тишину в комнате тупым ножом.
– Рекс... просто мой друг.
Серьезно? Она собирается начать разговор с того, что втянет в него этого засранца? Я ощетиниваюсь.
– Он просто мой друг, и он был удивительным. Я люблю его, и тебе важно это знать, потому что он никуда не денется. Он гладил меня по спине, составлял мне компанию и расчищал тротуар на морозе. Рекс сделал все, что делает хороший друг, чтобы поддержать.
– Он влюблен в тебя?
Анабелль снова закусывает губу. Кивает.
– Думаю, что да.
Безответная любовь – полный отстой.
Я никогда не чувствовал этого, никогда не был в этом, но думаю, что любить кого-то, кто не любит меня, выпотрошит меня. Бедный ублюдок.
– Он это сказал?
– Нет, но он поцеловал меня.
– Когда?
Почему я задаю ей эти вопросы, когда ответ только разозлит меня? Потому что жажду наказания.
– Сегодня вечером. До того, как ты пришел.
– И ты ему позволила? – Мой голос повышается, сердце колотится.
– Да.
– И что? – Неизвестность убивает меня.
– Это было приятно.
Было приятно?
Что, черт возьми, это значит? Я не знаю, что делать с этой информацией или как реагировать, поэтому стою, озадаченно глядя на нее. Терпеливый, но чертовски запутавшийся.
– Вы просто друзья, но поцелуй был приятным?
– Да.
Вроде как мы с ней были «просто друзьями», но секс был фантастическим? Мы были «просто друзьями», но у нас будет ребенок?
Дерьмо.
– Он знает, что он не для меня.
– И он это понимает?
– Да. Мы все время говорим о тебе.
Ох, потрясающе! Могу себе представить, как идут эти разговоры, если мы основываем их на его поведении на крыльце. Он назвал меня придурком и папочкой, и ни один из его слов не звучал как комплимент.
Я закатываю глаза.
– Он, кажется, не очень обрадовался, увидев меня.
– Нет, но поставь себя на его место. Мы вместе ходим на занятия, нам весело вместе, и он не осуждал меня, когда узнал, что я беременна – на самом деле, он любит детей. Странно, правда?
Угу. Странно.
Я хмурюсь.
– Он познакомил меня со своими родителями и очень заботится обо мне, Эллиот. Он изменился за последние несколько месяцев. Думаю, что увольнение из команды было лучшим, что с ним случилось, как бы странно это ни звучало.
– Ладно, мы можем перестать говорить о Рексе Гандерсоне и начать говорить о нас?
Я так раздражен.
– Но разве ты не понимаешь? Он часть моей жизни, и он должен быть частью твоей тоже, если мы собираемся сделать это, если мы собираемся быть вместе. Это то, что ты хочешь, верно? Быть вместе?
Да.
– Да, черт возьми.
– Тогда вы придумаете, как терпеть друг друга, ради меня. Я не брошу друга, потому что вы двое не можете вести себя по-взрослому. Смирись с этим.
Ревность – сильное чувство, возрастающее, когда ситуация уже испорчена.
– Так сказала бы мама, – бормочу я.
Анабелль улыбается, сияя.
– Неужели?
– Ага. – Я бросаю взгляд на две переполненные сумки, брошенные у двери. – Ты будешь потрясающей мамой, Анабелль. Прости, что раньше, чем ты планировала.
Я не могу встретиться с ней взглядом, не могу ничего сделать, только смотреть на этот живот, уютно устроившийся под темно-синей хлопчатобумажной футболкой, гордо выставленный напоказ. Длинные волосы, спадающие на левое плечо, густые и блестящие.
Мой взгляд скользит по ее груди.
Ее узкая талия, несмотря на увеличивающуюся выпуклость, и, держу пари, если она повернется спиной, я не смогу сказать, что она беременна.
Она тоже смотрит на меня, скользит взглядом по моим широким плечам, как делала сотни раз до этого, но сейчас все по-другому.
– Семестр прошел хорошо для тебя. Хорошо выглядишь.
– Неужели? А чувствую себя дерьмово.
– Неужели?
– Да. С тех пор как я вернулся в Мичиган, я только и делал, что волновался. Не знал, что ты скажешь, когда увидишь меня сегодня вечером, не знал, скажешь ли ты мне, чтобы я пошел к черту, или позволишь мне войти. Это было ужасно.
Я не шутил, когда сказал, что меня чуть не вырвало.
Мне пришлось несколько раз останавливаться по дороге и, высунувшись из окна со стороны водителя, справляться с рвотными позывами. Чем ближе я подъезжал к дому, тем сильнее сжимались узлы в моем животе, это был гр*баный беспорядок.
– Признаюсь, когда я сегодня открыла дверь, мне показалось, что я вижу привидение.
– Ты действительно выглядела очень бледной.
– Я всегда бледная, – шутит она.
И улыбается, такой большой и широкой улыбкой, что мое гр*баное сердце... колотится.
Выпрыгивает. Скачет. Подскакивает.
– Анабелль.
Усмешка.
– Эллиот.
– Я люблю тебя.
Скажи, что тоже любишь меня. Скажи это, чтобы мои ладони перестали потеть, а сердце перестало колотиться, и я смог отдышаться. Избавь меня от моих проклятых страданий, потому что я был несчастен последние несколько недель без тебя.
«Скажи это», – умоляю я про себя. – «Пожалуйста».
Наконец, она это делает.
– Я... я думаю, что полюбила тебя с тех пор, как ты привез меня домой, и, открыв глаза на твоей кровати, увидела, что ты стоишь в дверях – должно быть, это был тот самый момент. Мне было стыдно, но я также знала, что у тебя прекрасная душа, а я выглядела, как дерьмо.
– Ты не выглядела, как дерьмо. Ты выглядела великолепно.
Анабелль закатывает большие голубые глаза.
– Ты говоришь это только потому, что любишь меня.
Может быть, или, может, она оказалась на моем чертовом пути так много проклятых раз по причине, которая звучит безумно, но…
Вот оно.
История о нас.
– Хочешь снять пальто? – Она прерывает мои размышления, и я, приподняв брови, смотрю на свое теплое пальто. Я даже не заметил, что все еще стою в нем, потому что был поглощен только одной вещью. Ей.
– Ты не против, если я останусь?
– Я ждала, чтобы услышать, что ты говоришь это в течение нескольких месяцев, Эллиот. Месяцы.
– Тогда я остаюсь.
– Повтори еще раз.– Ее нежный голос-это шепот.
– Я остаюсь, – шепчу я в ответ, протягивая к ней руки. – Я люблю тебя, и мы это делаем.
– Мы действительно делаем это.
