Текст книги "Я знаю все твои мысли"
Автор книги: Сара Миллер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)
Бармен – лет сорока ирландец с широким лицом – идет к ним таким размашистым шагом, что даже когда верхняя половина его тела уже впереди, нижняя все еще тащится позади. Глядя Каллену прямо в глаза, он рявкает:
– Сколько тебе лет?
Каллен достает из бумажника банкноту. На коричневой ламинированной барной стойке – кофейная банка с надписью от руки: 26+6=1. (Я знаю, что это значит! Это что-то связанное с объединением Южной и Северной Ирландии, входящей в состав Великобритани) В уголке – маленький листочек клевера. Каллен сует банкноту в кофейную банку.
– Уж не знаю, сколько лет этим двоим, – говорит он, – но что до меня, мне сегодня исполнилось сто лет. Ирландец корчит рожу. Он напоминает Гидеону Яйцеголового, только Яйцеголовый больше похож на человека, который, разозлившись, будет трястись от ярости, а этот способен одной рукой разломить вас по полам, а другой – налить стаканчик виски.
– Садитесь туда. И постарайтесь не шуметь.
Отец Гида не пьет. Он – анонимный алкоголик, по– тому что раньше выпивал семнадцать больших бутылок «облегченного» пива в день и баловался кокаином.
(Гид ничего не знает про кокаин, но я знаю, потому что Гид подсознательно подозревает, что это так, а я гораздо лучше его умею выуживать такую информацию. Вот еще кое-то, чего Гид не знает: Пилар опоздала на занятия в школе, потому что была на свадьбе сестры, а еще потому, что летала в Лондон на примерку для сшитых на заказ сапог от «Костюм Насьональ».) Гиду по душе этот бар. Окон здесь нет, дверь обита красным винилом, как и диванчики вдоль стен. Гиду кажется, что весь мир за миллион километров отсюда, и ощущать это почти так же здорово, как находиться в одной спальне с Пилар. В дальнем углу – маленький цветной телевизор, по которому передают игру «Ред сокс». С десяток посетителей (всем больше пятидесяти) с довольным видом пьют и смотрят матч, в котором «Сокс» выигрывают. Если кому-то из них и есть дело до троих богатеньких молокососов, усевшихся в углу, они не подают виду.
Заметили, как я и Гида назвала «богатеньким»? Что ж, сейчас, в этой обстановке, вполне может быть, что это и правда.
Николас идет за выпивкой. Каллен наклоняется вперед и смотрит Гиду прямо в глаза.
– Я так и знал, что ты не трахнешь Пилар, – говорит он.
Значит, Каллен все-таки не совсем бестолковый. Догадался, что терзает Гида.
– Я знал, что ты меня не подведешь. И несмотря на этот фокус Николаса с викодином, не потеряешь голову.
– Фокус? – недоумевает Гидеон. – Не понимаю.
Каллен откидывается назад, закинув руки за голову и оглядывая бар, точно он тут хозяин и это не ему нужно ждать еще пять лет до совершеннолетия.
– Ага. Фокус. Он рассчитывал, что вы с Пилар под кайфом разомлеете и сделаете это. А я знал, что ты не поддашься.
Неужели они правда думают, что пытался не поддаться соблазну?
Подходит Николас.
– Признай, идея была хорошая, – говорит он, расставляя на столе три бутылки пива и стакан со льдом. – Я заслуживаю похвалы.
– Чувак, я никогда не устану хвалить тебя, – отвечает Каллен. – Я всегда говорю, что ты умнее меня. Тебе просто везет меньше. Я умею распознать породистую лошадку. – Каллен берет Гида за руку и поднимает ее над головой. – Молодец, парень.
Неужели они правда думают, что он пытался не поддаться соблазну?
Не должны ли это внезапное проявление поддержки и доверия со стороны Каллена и его уверенность в том, что Гид не переспал с Пилар лишь потому, что помнил о пари, насторожить Гида? Действительно ли Каллен полагает, что Гидеон повлиял на то, что произошло (точнее, не произошло) между ним и Пилар? Или он всего лишь эгоистично себе льстит?
Хватит ломать голову. Гид наконец почувствовал себя достаточно уверенным, чтобы задать вопрос.
– Итак, – говорит он, – хочу узнать ваше мнение кое о чем. Я помню о пари насчет Молли. Но вместе с тем, понимаете… мне очень нравится Пилар. И я знаю, что должен сосредоточить всю свою энергию на Молли, но очень трудно посвятить этому всего себя, когда есть… ну вы понимаете… Пилар.
Николас фыркает. Каллен качает головой.
– Не понимаю, – говорит он.
Николас, до которого обычно доходит на час раньше, чем до Каллена, смеется и говорит:
– Когда ты наконец поймешь, то не поверишь своим ушам.
Гиду трудно продолжать после такого замечания, но он все же пытается.
– Ведь если мы с Молли займемся сексом, я должен буду встречаться с ней… ну, хотя бы какое-то время, и…
Каллен смотрит на Николаса, ожидая, что тот разделит его непонимание. Затем трясет головой, глядя на Гида.
– Зачем? – спрашивает он.
– Ну как это – зачем, – отвечает Гид. Это все равно как если бы его спросили, почему люди становятся мокрыми, искупавшись в озере. В другом конце комнаты старперы торжествующе кричат, вяло поднимая кулаки над головой – «Ред сокс» забили гол. Вот радость-то. Гид вздыхает и продолжает: – Просто нужно… подготовить почву, понимаете, чтобы понравиться девчонке, а потом, когда все будет сделано, нельзя про– сто сказать: «Ой, я врал тебе все это время».
Каллен бьет себя по голове.
– И не надо говорить, что ты врал! Просто скажи «Ну, ты понимаешь, я же парень».
– Ладно, – отвечает Гид, делая вид, что все понял. А на самом деле думает: черт. Я так не смогу. Нет, на– верное, смогу, но чувствовать себя при этом буду не– важно.
Каллен, верно, почувствовал, что Гиду не хватает решимости вести себя не по-джентльменски, потому что он встает напротив, кладет руки ему на плечи и смотрит на него, призвав на помощь все свое обезоруживающее обаяние. Сопротивляться этому невозможно. Гид как завороженный смотрит в его горящие глаза, на его демоническую улыбку, сияющую кожу. У него возникает чувство, что о нем заботятся, его обожают, хотя в глубине души он понимает, что это всего лишь иллюзия.
– Друг мой, – произносит Каллен, – не хочешь ли ты узнать больше об условиях пари?
– Это стало бы для тебя большим облегчением, – замечает Николас. – Потому что если ты будешь думать, что ты не один стоишь на линии огня…
– Это не так! – подтверждает Каллен.
– Именно. И если ты узнаешь больше о том, что поставлено на карту, – добавляет Николас, – возможно, ты не будешь считать нас такими козлами.
Оба смеются. Кажется, атмосфера меняется. Теплые чувства растут. Я почти поверила, что мужская дружба – это так мило и невинно. Если бы.
Они заказывают по стопке и осушают стаканчики залпом.
– Так вот, – говорит Каллен, – если я выиграю, мне будет позволено заняться сексом с сестрицей Николаса. – Он кивает Николасу.
– А если выиграю я, – говорит тот, – Каллен обязуется встречаться всего с одной девчонкой целый год. И это должна быть девчонка из нашей школы, чтобы они виделись каждый день. Никакого обмана. Если она сама порвет с ним, неважно по какой причине, он должен будет найти другую и начать все сначала. Причем год обнуляется.
Условия пари, в котором Каллен занимается сексом, а Николас исполняет роль простого свидетеля, – самый что ни на есть прозрачный пример гомоэротизма.
Но не надо забывать, что это частная школа. Так что же особенного в условиях?
– Он имеет в виду не просто учебный год, – добавляет Каллен, – а календарный. То есть я и летом должен вести себя, как паинька, – в сезон, когда мне обычно везет больше всего!
Гид даже не знает, что сказать. Он потрясен. Ему льстит, что ставки столь высоки. И столь… шикарны?
Каллен и Николас мрачно кивают.
Они даже не подозревают, что я теперь все знаю про их гомосексуальные наклонности.
Каллен наклоняется через стол.
– Мы говорим тебе это для того, чтобы ты понял – все это… это игра, это безумие просто. Как можно воспринимать это всерьез? У девчонок есть свои слабости – романтика, любовь, что еще там… а у нас свои. Секс.
– Секс? И в чем же тут наша слабость? Каллен вскидывает бровь.
– В том, что мы им занимаемся? Девчонки теряют голову от любви, а мы слишком увлекаемся самим процессом. И эта игра, пари, и то, что ты назвал «враньем», а я сказал, что все парни так делают, – это, понимаешь ли, составные части процесса, в котором принимают участие девчонки и мы.
– Понятно. О’кей. – А бедняга Гид надеялся, что ему дадут дельный совет. Ну ладно, может, в следующий раз. Но Каллен меня просто завораживает, когда на него находит настроение пофилософствовать.
– Так вот, – продолжает Каллен, – может, я и наговорил Фионе что-то такое, насчет чего завтра уже передумаю…
Какой потрясающий способ избежать употребления слова «наврал»!
Каллен продолжает:
– Но все с ней будет в порядке. И Эрика тоже не умрет. Нет, сам посуди, ведь мы готовим их к реальной жизни. Подумай, ведь если девчонке встретится такой парень, как ты, она и вправду может всю оставшуюся жизнь воображать, что все мальчики такие милые, заботливые очаровашки! И какая от этого польза?
Знаете, хоть это и отвратительно и морально нездорово, но в чем-то Каллен прав.
И может, все дело просто-напросто в том, что два пива и стопка виски отлично избавили его от последствий викодина, но в голове Гидеона все вдруг чудесным образом встает на места.
На пути к машине Гидеону читают очередную лекцию на тему девчонок. Не может быть никакой отдельной «девчонки»; есть девчонки, и все. Никто не расстраивается из-за одной девчонки, потому что всегда найдутся другие. Возможно, Молли – всего лишь часть более глобального плана, цель которого – оттолкнуть Пилар, а потом переспать с ней.
– Вспомни, как ты отказался связываться с Миджей, и Мэдисон тут же на тебя запала! – замечает Каллен. – Когда ты сначала кадришь девчонку, а потом отшиваешь ее, или, еще лучше: когда девчонка видит, что ты занимаешься сексом с другими и отшиваешь их, это сильно увеличивает твои шансы заполучить кого угодно. Понял?
Гидеон решает, что Каллен пудрит ему мозги. И верно. Каллен все обставляет так, будто Миджа горела желанием заняться с ним сексом. Что до Мэдисон… пере– спать с Гидом ради того, чтобы потом показать видеозапись своему бойфренду, – что-то непохоже, чтобы она на него «запала». Надо обсудить это с кем-нибудь еще.
– Я хочу сказать тебе кое-что о Пилар, если ты го– тов это услышать.
– Да, – отвечает Гид, – конечно. – Его мечта сбылась. Он хочет, чтобы они только о ней и говорили. Все, что угодно, лишь бы почувствовать, что она – часть его жизни (пусть даже только в его воображении).
– Я вижу, почему она тебе нравится. Она очень умная, но тело у нее, как у совершенно тупой девчонки.
Каллен кивает.
– Смертельно опасное сочетание.
Когда они заезжают на территорию кампуса, он выглядит таким, каким Гид представляет его в мечтах: уютные сумерки, желтые огоньки, мерцающие в окнах общежитий, розовощекие ученики, укутавшиеся в теплую осеннюю одежду и выползающие из классов на ужин. И среди них, прямо как в первый день, когда Гид приехал в школу, бок о бок шагает троица – Молли Макгарри, Эди Белл и Марси Проктор.
Гид видит их первым. На Молли – голубое в крапинку пальто и черная шерстяная шапка, волосы убраны. Она склонила голову с видом примерной ученицы. К своему удивлению, Гид понимает, что завидует ей. У нее такой самодостаточный вид; кажется, ее совсем не занимает ничего, кроме собственных мыслей. Он закрывает глаза и произносит короткую, но страстную молитву: не дай бог Каллен с Николасом ее заметят.
Но глаза Каллена вспыхивают.
– Ага! Посмотрите, кто у нас тут? Николас выглядывает в окно и кивает.
– Думаю, тебе надо с ней поговорить, – заявляет он. Гид хочет возразить, что сейчас не совсем подходящий момент, но, кажется, он выбрал еще менее подходящий момент, чтобы сказать это. Николас замедляет ход.
Эди потупила взгляд своих огромных глаз-блюдец, обрамленных прямыми волосами. Бодрая, веселая, прямолинейная Марси говорит «привет» и «как дела», пожалуй, слишком дружелюбно – видимо, ей льстит интерес Каллена, хоть и косвенный. У Молли настороженный вид. Мало того, она подходит к машине, наклоняется и нюхает воздух. Потом еще раз. Гидеон заглядывает ей в вырез. На ней белый лифчик. Интересно, увеличивающий грудь? Не разобрать.
– Молли, привет, – говорит он. И что дальше? Как провела выходные? Как жизнь? Что новенького? Он прикидывает варианты, но Молли заговаривает сама.
– У вас вся машина травой провоняла, – говорит она. На долю секунды Гида переполняет гордость. Да, он такой, неотразимый нарушитель закона. Хотя ничто в тоне Молли не предполагает, что на нее это произвело впечатление. А на девчонок нужно произвести впечатление, чтобы они согласились лечь с тобой в постель, но нельзя слишком стараться это сделать. Каллен и Николас хихикают. Но не слишком громко. Они ничего не отрицают, но и не признают. Гид думает, что, наверное, нужно тоже рассмеяться, и уже хочет начать, когда видит примерно в ста метрах направляющуюся к ним фигуру. Фигура высокая, и у нее серьезная, взрослая походка.
Марси замечает фигуру одновременно с ними.
– О господи! – ахает она, приглаживает светлые волосы ладонью и, хватая Эди за ремешок ее вездесущего портфеля с книжками, смывается вместе с ней.
– Великолепно, – говорит Николас и, прищурившись, смотрит на тропинку. Они все смотрят в этом направлении. Кто-то идет к ним, и этот кто-то здоровяк.
– О черт, – шепчет Каллен, – это же Яйцеголовый!
Капитан все еще далеко, но когда он поднимает руку, показывая, что хочет с ними поговорить, они все это замечают. Теперь просто так не уехать… И он поймет, что что-то не так. Поймет, что они курили травку.
– У вас в машине воняет, – деловито повторяет Молли. – Я не удивилась бы, если он унюхал это аж оттуда. Хотя вряд ли он способен сложить два и два и заподозрить таких милых ребят, как вы… – Ее улыбка полна сарказма. Но, когда она поворачивается к Гиду, ее лицо смягчается, и на нем появляется тревога. Может, испуг в его глазах задел ее за живое? А может, у нее вдруг случился приступ альтруизма или настигло одно из тех странных чувств, которые появляются вроде бы ниоткуда, когда ты хочешь, чтобы в следующий момент в твоей жизни случилось что-то действительно волнующее?
– Давайте ее мне, – шепчет Молли, – быстрее! Гид расстегивает карман. Запах становится сильнее:
он такой мощный, что, кажется, обладает весом и текстурой. И как они раньше его не чувствовали?
– Скорее, – повторяет Молли, – пока он меня не увидел.
Но не успевает он протянуть ей пакет, как Молли сама тянет руку в машину и выхватывает его с немалой силой. От рывка она спотыкается и делает несколько шагов назад, но потом разворачивается и бежит в неосвещенную часть двора.
Сердце Гида бьется в груди и глотке. В животе щекочет. Он едва различает ноги Молли, когда она изо всех сил бежит в тень школьного здания на верхушке холма. Мистер Кавано наверняка тоже что-то видел. Он продолжает шагать к машине, ускорив ход, но при этом посматривает в том направлении, будто не уверен, кого преследовать. Он подходит к окну и жестом приказывает опустить его.
– А мы можем не послушаться? – спрашивает Гид. – Как же наши права?
Николас закатывает глаза и заправляет рубашку в брюки.
– Тупица, – говорит он, – это же школа. У нас нет прав.
Свиной огузок
Доктор Фрай, директор, отправился в Бруклин на концерт камерной музыки. Поэтому вот уже два часа Гидеон, Каллен и Николас сидят за большим антикварным обеденным деревянным столом, на котором рассыпаны сухоцветы, и наблюдают, как миссис Фрай, его жена– англичанка, запекает ароматное жаркое. Ее кухня отделана деревянными панелями, а с крюков под низким потолком свисают медные кастрюли и связки чеснока и помидоров.
– Свиной огузок – отличное мясо, – воркует она. Вид у нее совершенно беззаботный, что как-то не вяжется с неприятностями, в которые они ввязались. Но, может, это просто потому, что она тронутая англичанка, помешанная на своем огузке? – Недорогое и сочное, – добавляет она, захлопывая духовку с довольной улыбкой.
Она присматривает за ними, как матушка-наседка. В ее поведении нет ничего от тюремного надсмотрщика, однако совершенно ясно, что она не собирается никуда уходить. Соответственно, и они тоже.
Она открывает большую бутылку белого вина и наполняет бокал со льдом.
– О господи, – шепчет Гид Каллену, – нельзя же так, это же не газировка!
– Эй, – шепчет Каллен в ответ, – хочу спросить тебя кое о чем.
Гид угрюмо кивает.
Каллен прищуривается и делает очень серьезное лицо.
– Если на свете есть бог, – говорит он, – почему тогда у меня чешется задница?
Они смеются смехом обреченных.
Миссис Фрай опрокидывает первый бокальчик белого вина и тут же наливает второй. Она поправляет шпильку в пучке, протирает полотенцем вазу из голубого стекла и садится за стол.
– Можете сделать букет из лютиков и лугового клевера, – говорит она и наклоняет голову, глядя на Гида. При этом ее плохо закрепленный пучок сползает на сторону, а под ним оказывается какой-то странный седой колтун. – Ты новенький, да? – спрашивает она. – Какой у тебя ужасный синяк!
– Ммм… я упал, – говорит Гид.
– Ха-ха-ха! – Смех миссис Фрай похож на тихое ржание. – Упал, как Фара Фоссет? Видели эту программу – «Горящая кровать» – там, где муж надавал ей тумаков?
Никто из них не видел.
– Очень интересно. Заставляет задуматься! Звонит телефон. В этом доме это единственная вещь, которую можно с натяжкой назвать современной, и звонок из космического века звучит неожиданно.
– Извините! – восклицает миссис Фрай и торжественно снимает трубку, прикрепленную к стене. – О, привет, дорогой, – говорит она. – Да. Да, они здесь, ждут твоего вердикта. Николас Уэстербек, Каллен Маккей и… извините, молодой человек. Вашего имени не знаю. Надо же, я знаю, какой чай вы любите, а имени не знаю. – Она опять смеется и допивает вино вместе с кубиками льда.
В этот момент – самое время – Гид понимает, что у нее явно не все дома.
– Гидеон Рейберн, – говорит он.
– Гидеон Рейберн, – повторяет она и подмигивает ему. – Джин тебе все рассказал? – Джин – настоящее имя капитана Яйцеголового. Неудивительно. Зажав трубку подбородком, миссис Фрай начинает возиться с волосами, вынимает несколько шпилек и втыкает одну обратно, а остальные держит во рту и так и продолжает разговор. – Конечно. Конечно. Значит, поменяешь покрышку и приедешь? Я позвоню ему. Заканчивай разговор, если у тебя кончаются… О-ой! – Она кладет трубку и упирается руками в боки. – Прервалось.
Она набирает номер.
– Алло, это миссис Фрай. Отлично. Да, мы тут поволновались. Доктор велел передать, что будет через сорок пять минут. Отлично. До свидания. – Она смотрит поверх их голов своими карими глазами. У них круглые, глянцевые белки, похожие на вареные яйца. Гида передергивает.
– Ну что, мальчики, – говорит она, – директор и командир вернутся через час. – Она смотрит на старинные настенные часы, издающие отвратительно звонкое и зловещее тиканье. – Я пойду смотреть свой сериал, а вы… вы сидите здесь. – Повесив фартук на дверцу шкафа, она хватает бокал и бутылку и выходит из кухни. Они слышат скрип ступенек и звук закрывающейся двери.
– Не могу поверить, что в этом доме есть телевизор, – качает головой Каллен. – Мы как будто попа– ли в колониальный Вильямсбург.
Николас вскакивает, берет телефон и набирает повтор. Он нетерпеливо притоптывает ножкой.
– Давай же, давай, – бормочет он. Потом его глаза загораются. – Автоответчик! – Каллен бросается к нему послушать, и Гидеон, не имея понятия, что про– исходит, делает то же самое. Николас вытягивает трубку, чтобы они все могли прослушать сообщение:
«Здравствуйте, это констебль. Если у вас срочное дело, оставьте сообщение».
– Так я и знал, – говорит Николас, вешая трубку. – Констебль.
– Что за констебль такой? – спрашивает Гид. – Звучит не очень обнадеживающе.
– Констебль, – разъясняет Каллен, – это городской полицейский. Парень старой закалки. Короче, когда на территории школы возникают проблемы с наркотиками, звонят ему. Он приходит с собакой, они обыскивают общаги и находят дурь. Поверь, они находят ее всегда.
– А какой породы собака? – спрашивает Гид.
– Какой породы? Какая разница, какой она породы?
– Кажется, золотистый ретривер, – подсказывает Николас.
Золотистый ретривер? Специально натренированная на поиск наркоты собака – золотистый ретривер? Обожаю Новую Англию!
Каллен выдувает воздух губами – обреченная полуухмылка. Николас какое-то время шагает туда-сюда, потом кладет ногу на подоконник и делает растяжку, и снова принимается ходить. Открывает холодильник. Достает виноградину и съедает.
– Итак, – наконец говорит он, – вот что сейчас будет. – Он достал из холодильника вазу с виноградом, уселся по-турецки на пол директорской кухни и начал поедать виноградины одну за другой. – Сюда явится констебль. Молли Макгарри, которая понятия не имеет, что происходит, наверняка спрятала траву в шкафчик, или под кровать, или в какое-нибудь еще совершенно очевидное место. Ее ловят, и все отсюда вытекающее. Если зайдет так далеко, мы, конечно, не бросим ее в беде, но и ей достанется.
– Нет, мы не можем этого допустить, – говорит Гид. – Кто-то из нас должен пойти предупредить ее. Я не допущу, чтобы Молли отправили обратно в Буффало.
– Если Молли вышвырнут из школы, а тебя нет, – замечает Каллен, – пари отменяется.
Господи, какой он подлый! Гид встает и надевает куртку.
В этот момент на кухню заходит миссис Фрай, шаркая шлепанцами из овечьей шкуры.
– Хотела просто проверить, как там мой поросеночек, – говорит она и принимается суетиться у духовки с термометром для мяса, тыкая огузок. – Отличненько, – бросает она и шлепает вверх по лестнице.
Гид застегивает куртку и, совсем как ребенок, проверяет, хорошо ли завязаны шнурки.
– Никуда ты не пойдешь, – шипит на него Николас. – Она же сейчас вернется.
– Из-за констебля нас всех отправят домой, – говорит Каллен. Он ложится на пол и кладет ноги на ручку духовки. – Странно, но меня это утешает.
Но Гидеон не готов сдаваться. В его груди зарождается бунтарский дух.
– Может, ты и рад вернуться домой, – говорит он Каллену. – Там у тебя своя машина, на которой ты будешь ездить в престижную школу, где куча новеньких наивных девчонок. Но, если бы ты знал, что ждет дома меня, ты бы понял, почему я готов сделать все, что угодно, лишь бы не возвращаться туда.
Каллен и Николас, бесспорно, поражены храбростью Гида перед лицом опасности (хоть это и всего лишь школьные проблемы). Что до меня, я никогда не сомневалась, что он на это способен.
Находчивый Гид
Гид решает, что лучше всего начать со столовой. Он пробирается туда, как ему кажется, незаметно, прижавшись к земле, ныряя за кусты и замирая за деревьями при любой возможности. Он делает крюк по тропинке, куда редко заходят ученики – за девичьим общежитием «Эмерсон», где живут Пилар и Молли, – и срезает путь через небольшую рощицу за зданием столовой. Наконец он оказывается под венецианским окном, за которым – столик, где они обычно обедают. Лиам Ву сидит за ним один. Он притворяется, будто смотрит в одну точку, но Гид-то знает, что на самом деле он любуется своим отражением в окне.
Гид машет ему и думает: надо же, я даже его не боюсь. Он машет двумя руками. Взгляд Лиама по– прежнему устремлен в одну точку. Гид машет быстрее. Лишь когда он начинает подпрыгивать на месте, как жертва кораблекрушения, пытающаяся привлечь внимание пилотов самолета, Лиам наклоняется вперед, хмурит лоб и выговаривает, кажется: «Ты это мне?»
Гид прекращает прыгать и трясет кулаками в воздухе. Он говорит, отчетливо двигая губами:
– Тебе, тебе, козел! – Черт. Он присаживается на уступ, тяжело дыша. Набравшись храбрости, он собирается снова встать, но видит, что Лиам направляется к нему по холму. Гид слегка обрадован тем, что вид у него рассерженный.
– Что за выкрутасы? И вообще, где моя тачка, чувак? И где дурь? Половина наша.
– Лиам, прошу тебя, сделай то, что я тебе говорю, и не задавай вопросов. Я хочу, чтобы ты пошел в школу, нашел Молли Макгарри и привел ее сюда. А если не сможешь найти, выясни, где она.
– Издеваешься, что ли? – рявкает Лиам. – Почему бы тебе самому не пойти и найти ее?
– Лиам, – объясняет Гид, – у нас большие неприятности. И ты должен найти Молли Макгарри, иначе очень пожалеешь, что этого не сделал.
– Молли Макгарри? – задумывается Лиам. – Знакомое имя. Это такая брюнетка… и у нее еще подружка со страшными глазами?
– Лиам, сейчас правда не время притворяться, что ты настолько крут, что не можешь вспомнить, кто она такая.
Эта фраза наилучшим образом отражает всю суть мерзкой натуры Лиама. Лиам хоть и не слишком сообразителен, но понимает намек. Все его тело как будто сдувается. Даже губы становятся тоньше.
– По-моему, эта Молли Макгарри так себе, – замечает Лиам.
Ах так, думает Гид. Он раскусил Лиама. Тот пытается снова повернуть баланс сил в свою сторону: он знает, что Гиду нужна Молли. Правда, не знает зачем, но это неважно. Поэтому он пытается внушить ему, что девушка, которую Гид, может быть, считает классной, для него так, ничего особенного. Так себе. Ну и урод. Хотя пусть думает что угодно. Молли все равно в жизни на него не взглянет.
Не делай поспешных выводов, Гид. Вспомни всех этих крутых пустышек, которые так нравятся тебе. Может, девушки и меньше западают на одну лишь красоту, но не все мы от этого застрахованы. К тому же, если Лиам Ву ни разу не проявил при тебе своего обаяния, это вовсе не значит, что его у него нет. Я-то знаю, потому что видела его совсем с другой стороны.
Гид поступает мудро и ничего не отвечает. Они стоят лицом друг другу в темной, холодной тишине ново– английской ночи. Наконец, Лиам произносит:
– Друг, если ты хочешь, чтобы я что-то сделал для тебя, скажи хотя бы, почему я это делаю. – Он скрещивает руки на груди.
– Как мне хочется расквасить тебе нос, – шипит Гид.
Как это было по-детски. Провинциально. И не по– мужски. Как только слова вылетели у него изо рта, Гид окаменел. Но Лиам вдруг покраснел и пошел пятнами. Гиду знакомо это выражение: Лиаму стало стыдно. У него большое самолюбие, но и оно уязвимо, и то, что Гид, новичок в школе, больше его не боится, пошатнул его мир.
Лиам плетется прочь, не говоря ни слова.
Гид наблюдает, как он рыщет по столовой. Он возвращается довольно быстро. Хорошо, думает Гид. Кажется, Лиам понимает.
– Молли в библиотеке, – сообщает он. – Так в чем дело, чувак? Где Каллен и Николас?
– Где именно в библиотеке? – уточняет Гид, игнорируя остальные вопросы. – Ну же, где?
– В кабинках для индивидуальной работы. В подвале. О господи. Мне пришлось толковать с той маленькой странной девицей. Наверное, теперь подумает, что я на нее запал. Вот уж подвезло. Спасибочки.
Гид кладет руку Лиаму на плечо, смотрит ему прямо в глаза и произносит:
– Ты хоть догадываешься о том, как ты смешон?
Он уходит, не давая Лиаму возможности осмыслить то, что только что случилось.
Всю дорогу в библиотеку Гид про себя смеется. Пусть у него большие неприятности, зато теперь он хотя бы может собой гордиться. Он знает, что делает. Часы во дворе – величественный циферблат с римскими цифрами наверху часовни – показывают двадцать минут восьмого. У него сорок минут, чтобы найти Молли и хороший тайник.
Гид входит в библиотеку через подвал, чтобы остаться незамеченным. Он осторожно ступает через отдел художественной литературы: секции А – Г, Д – И. Наконец, за рядом романов Рэндалла Джарелла, видит ее. Она сидит в отдельной кабинке с книжкой «Моби Дик» и красной ручкой в руках.
– Эй, – шепчет Гид. Молли оборачивается. И сердце Гида вдруг вздувается и подпрыгивает, как маленькая лягушка в груди. Дело в том, что он не может не подумать о Пилар, о том, какая она – в четыреста раз красивее Молли, в четыреста раз красивее всех остальных девчонок, которых ему доводилось видеть. К своему стыду, он даже думает, что она будто освещена изнутри тысячей свечей. Но у Молли такой проницательный взгляд. Ее словно постоянно что-то забавляет. И когда уголки ее губ ползут вверх, он не то что– бы сходит с ума от сексуального желания, но явно испытывает любопытство.
Она смотрит на нее некоторое время, а потом произносит, вскинув бровь, что вызывает у него еще большее любопытство:
– Чем могу помочь?
Гидеон прикладывает палец к губам и манит ее. Он подходит на цыпочках; ее саркастическая улыбка становится шире.
– Ай-ай-ай, – говорит она. – Ты вылитый Джеймс Бонд. Таинственная рана… – она показывает на его синяк. – Но мое перо сильнее меча. – Она легонько тыкает его под ребра, и ее костяшки касаются полоски голой кожи меж пуговиц его рубашки. Гид ясно чувствует прикосновение ее пальцев, легкое царапанье ногтем, тепло ее кожи, прохладный металл массивного серебряного кольца. И, словно влекомый некой силой, мощнее, чем он сам, он берет ее за руку.
К своему огромному удовольствию и удивлению он замечает, что она пытается сдержать улыбку. Наверное, это даже лучше, чем если бы она улыбнулась в открытую. Да, Гид… ты прав.
– Боишься, что будет с вашей травой? – спрашивает Молли. – Я ее спрятала. В своей комнате. Там никто не станет искать.
– У них есть пес, – говорит Гидеон. – И они будут искать везде. – Кажется, пора отпустить ее руку. Дело серьезное.
– Что? – ахает Молли. – Кто это «они»?
– Собака, – повторяет Гидеон, – у этого парня большой золотистый ретривер, натасканный на наркоту, а констебль…
Молли хмурится и отмахивается.
– Этот констебль – тупые школьные россказни.
Как привидение из часовни.
Гидеон рассказывает о том, что случилось на директорской кухне. Как чисто от скуки он собрал букет из роз, лютиков и лаванды, который очень понравился жене директора. И как они звонили констеблю.
– Нельзя позвонить тому, кто не существует, – многозначительно сообщает он. – Констебль – реальный человек, и он уже едет.
Молли надевает пальто – симпатичное красное пальтишко с капюшоном, – но оставляет на столе
«Моби Дика» и ручку.
– Я еще вернусь, – поясняет она. – Я таким образом успокаиваю себя, что меня сегодня не вышвырнут из школы.
По настоянию Молли они идут прямо через двор.
– Лучший способ спрятаться – быть на виду, – говорит она. – Ты что, «Беглеца» не смотрел? – Гид все равно идет как можно быстрее, уронив голову на грудь. – У тебя совсем не виноватый вид, – замечает Молли.
– Я мог бы прикрыть лицо газетой, – предлагает Гид. – Так лучше?
– Нет, – отвечает Молли, – ведь тогда я не смогу любоваться твоим красивым лицом.
Иногда девчонки отпускают такие нарочито кокетливые замечания, чтобы ребята подумали: это слишком уж прямолинейно для кокетства. Кажется, это именно тот случай.
– Только давай срежем за «Моррисон», – говорит Гид. – Твой план быть на виду хорош, но всему есть предел. – Ему нравится, что она позволила ему взять себя за руку и провести в маленький подлесок, и когда он переносит ее через ручей, чтобы она не промочила свои высокие черные сапожки, она тоже не протестует. Они подходят к общежитию «Эмерсон» и договариваются, что она зайдет с черного хода, а он подождет снаружи, у помойных баков, под пожарной лестницей. Поджидая ее, Гид смотрит вверх, на лестницу, и вспоминает, что он в беде. Он говорит себе, что это неважно, что в более глобальной перспективе совсем не имеет значения, если его вышибут из школы. Я часто пытаюсь убедить себя, что в жизни ничего не имеет особого значения, лишь бы ты был жив. Мне никогда это не удается, и я не удивлена, что Гид тоже прекращает философствовать и начинает молиться, чтобы все было хорошо.
