Текст книги "Добрые соседи"

Автор книги: Сара Ланган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

Хестия расспросили свою дочку Лейни, она подтвердила и даже приукрасила слова Сэма. Лейни была не злокозненной, просто недалекой. Всю жизнь ее опекали, и она оказалась не в состоянии сообразить, что своими выдумками может серьезно испортить жизнь Арло Уайлду.

Миссис Джейн Гаррисон попросила Дейва подтвердить: «Шелли вам действительно говорила, что Арло Уайлд к ней пристает?» Возмущенно раскрыв рот (зачем мама несет такую чушь?), Дейв ответил: «Да Шелли просто выдумала очередную хрень, она вообще была больная на голову». А потом он побежал бить кулаками в подушку, не потому, что злился на мать – она так часто делала всякие глупости, что никаких кулаков не напасешься, – а потому что заговорил про Шелли в прошедшем времени. А ведь именно с Шелли он обменялся первым поцелуем, единственным, который навеки сохранил в тайне, чтобы не утратить в него веру.

В итоге Никита заставила Сэма все повторить Линде Оттоманелли. Сэм к этому моменту уже начал артачиться. Рассказывал неохотно, со слезами.

Услышав новости, Линда Оттоманелли взяла дело в свои руки. Сочла это своим долгом, в качестве лучшей подруги Реи (она боялась лишиться этого звания – ведь это Никита откопала все это дерьмо). Решила отцедить суть из этих неприятных слухов – этих сплетен – и установить правду. Съездила в торговый центр, купила новейшую игровую приставку. Пообещала мальчикам, что подарит ее им, если они напрягут головы и постараются все вспомнить. А потом задала вопрос, который уже задавала раз десять, но на сей раз предварив его версией Сэма Сингха и Лейни Хестия. И только после этого осведомилась: «Так и что случилось?»

Мальчики все подтвердили. Но, в силу природной жестокости, решили кое-что добавить от себя.

– Она сказала, что он с ней это делал, – сказал Марк. – В то утро, кажется. Поэтому у нее кровь шла. Это были не месячные. Поэтому она с катушек и слетела.

– Ага, – добавил Майкл. – Она его назвала насильником. Только и орала, что он ее изнасиловал. Боялась, что опять полезет.

Рыдая от страха, смятения, горя и даже благодарности за то, что собственные ее дети целы и невредимы (или им тоже нанесены душевные раны?), Линда вручила мальчикам игровую приставку и отправилась прямиком к Рее – перепуганная, задыхающаяся и еще слегка охваченная тем, для чего существует специальное немецкое слово, которое означает «обрадованная чужим бедам».

Рея подумала про тело Шелли – его ведь еще могут найти. Подумала про собаку, не тронутую тлением. Выслушала рассказ Линды; подождала, пока суть проникнет внутрь и заполнит всю душу – как вот ползешь по дну темного винного моря и раскрываешься настежь.

* * *

На пятнадцатый день поисков в дверь к Шредерам позвонили представители полиции. Опустив головы, сообщили Рее (Фриц был на работе), что не сумели пробиться в самый дальний туннель, а это последнее место, где может находиться тело Шелли. Потребуется несколько дней на его осушение, прежде чем можно будет возобновить поиски, да и тогда, вероятно, окажется, что он слишком узок. Туда направят самых малорослых ныряльщиков, специально подготовленных для выполнения подобных задач. Если тело не унесло в канализацию, оно может быть только там.

В подобных ситуациях любое ожидание мучительнее ясности. Полицейские предложили Рее организовать поминальную службу. Пора оставить надежду.

Медленно, потому что у нее болело колено, Рея шагнула им навстречу. Поблагодарила за визит. Она успела составить список похоронных бюро, увеличила общую фотографию седьмого класса. Не то чтобы она на это надеялась. Ничего подобного. Тем не менее подготовилась.

Мейпл-стрит наблюдала за этим разговором через окна. Соседи стали свидетелями – значит, в своем горе Рея будет не одна.

24 июля, суббота

Обливаясь потом, обитатели Мейпл-стрит сели в кроватях. Приняли душ, припудрились, надушились, опять вспотели – кожа покрылась душистой корочкой. Оделись в черное. Достали темные костюмы и платья неброских цветов для детей. Уолши вышли заранее. За ними – Хестия, Понти: Стивен, Джил, Марко и Ричард. Так и не помирившиеся Тим и Джейн Гаррисон велели детям определиться, с кем из родителей они поедут. Старший брат Адам решил – с мамой. Младший, Дейв, вообще отказался ехать. Он остался в раскаленной коробке – своей спальне, жалея, что связи нет, игровая приставка не работает, нельзя с головой уйти в «Дэскрафт» и забыть про весь этот ужас. В смысле, про разлад в доме. Не про Шелли: поверить, что ее нет, он был не в состоянии.

Атласы не пришли: Бетани рвало всю ночь. Все шестеро Сингхов отбыли на своей «хонде-пилоте», у каждого из детей в наушниках играла музыка с собственного планшета. Питер Бенчли не поехал, смотрел с чердака. Доминик и Линда Оттоманелли постучали в дверь дома № 118, Шредеры и Оттоманелли собрались на крыльце. Взрослые накануне слишком долго смотрели кино, поэтому надели солнечные очки, а еще оправлялись от похмелья. Потом они пошли к машинам, чтобы ехать цугом.

Им нужно было миновать дом Уайлдов. Фрицик поднял кусок кварца толщиной сантиметров пять. Тускло-молочный, из тех, которые блестят только на разломе. Метнул его сильной рукой раннинбека. Камень срикошетил от входной двери и упал обратно к его ногам.

В первый момент все молчали, опешив.

– Дурака не валяй, – наконец сказала Рея. – При свете-то дня.

Входная дверь открылась. За решетчатым экраном стояла беременная Герти. Рядом с ней – Арло.

Рея подняла тот же самый камень. Стерла с него грязь и битум и положила в сумочку – в качестве задумки, которая должна вызреть, перебродить.

* * *

Уайлды проводили глазами последнюю машину, уехавшую на поминальную службу по Шелли. Вновь они оказались за бортом. Плюс на сей раз еще вроде как и виноватыми.

– Давай проведем службу здесь, – предложил Арло, думая о том, какую жизнь прожил его отец, о всех похоронах своих буйных друзей. Хоронили, как принято у наркоманов, – церкви и гробы побоку. – Пусть каждый принесет какую-нибудь значимую вещь, по которой видно, как он относился к Шелли. Тащите сюда.

Никто не сдвинулся с места.

– Ну, что-то, что вам о ней напоминает и с чем не жалко расстаться.

Первым наверх ушел Ларри, за ним Джулия. Герти осталась. Арло вел себя храбро, хотя на деле и трусил: поцеловал ее в губы, хлопнул по заднице. Крепко и с нужной долей сексуальности.

– Ну! Неси свой вклад.

Встретились снова в прихожей.

– Ладно, – сказал Арло, открывая коробку из-под сигар «Монте-Кристо». Из нее сладко пахло. – Я первый.

Он положил в коробку свою губную гармошку. Расставаться было жалко – ее подарил Дэнни Лас-сон еще в те времена, когда существовала их группа. Но эту гармошку он всегда давал Шелли, когда она оставалась у них ночевать. Последняя песня, которую они с Джулией и Шелли разучивали вместе, называлась «Лондонские оборотни».

Следующим оказался Ларри.

– Ты уверен? – спросила Герти. – Насовсем отдаешь.

Ларри кивнул:

– Она иногда была плохая, но нельзя, чтобы она осталась одна…

Он положил в коробку своего робота, вымытого дешевым шампунем.

Настала очередь Герти. Она сняла с шеи жемчужную подвеску. Ее мачеха Чири («Называй меня Чири, дорогуша!») забрала себе все короны и трофеи, так что, помимо обручального кольца, это было единственное ювелирное украшение Герти. Она собиралась когда-нибудь подарить его Джулии.

– Это как, расточительство? – спросила она у Арло, держа подвеску над коробкой.

– Нет, – ответил он.

Герти крепко сжала подвеску в руке. В последний раз. Потом отпустила. Столько лет она трудилась, собирая поштучно те кусочки их бытия, которые теперь их окружали, так что расстаться с одним из них было даже приятно.

Все опустили глаза. Дары невообразимо прекрасные, намерения – очень личные и сокровенные; им даже было не жалко, что они не попали на службу. Шелли столько раз у них ночевала. Все их знакомство протекало на этой улице, так что и поминать ее здесь казалось уместным.

Теперь все повернулись к Джулии – она стояла с пустыми руками. Правая все еще побаливала, синие швы рассосались не до конца. Собака, сказал им врач в травмпункте, вне всякого сомнения.

– У меня нет ничего важного, – сказала Джулия. – Но лучше бы я упала вместо нее в этот провал.

– А я нет, – вставил Ларри.

Лицо Джулии сморщилось.

– Это моя вина. Я могла ее спасти!

– Не могла, – возразила Герти.

– Могла!

Арло улыбнулся одновременно и горько, и ласково – как здорово, что дочь его такая сострадательная, как жаль, что сострадать приходится по такому поводу.

– Это был несчастный случай.

– Ты ничего не понимаешь! Она хотела жить с нами. Умоляла меня!

– Джулия, – с укором произнесла Герти, – да зачем ей это было надо?

– Она была несчастна.

– Ей бы мама никогда не разрешила.

– Откуда ты знаешь?

– Лапушка. Да, на Рею иногда находит, но она хорошая мать. У нее все дети получат высшее образование.

Она подлая злыдня.

– Злыдней на свете много, – ответил Арло.

Джулия все плакала.

– Боженька хотел меня забрать, а забрал ее по случайности. Хотел меня наказать за то, что я такая плохая подруга.

– Ты вздор говоришь, – ответила Герти.

– Но это правда.

– Нет, – отрезал Арло. – Ты это сама придумала.

Джулия посмотрела на них, оценила ситуацию. Поняла, что высказала свой страх с одной целью: чтобы ей возразили. Нет, гибель Шелли – не ее вина. И не кара Господня. Но это не снимало с нее ответственности.

– Она ее мучила.

– Кто? – спросил Арло.

– Ее мама. Мы не бежали наперегонки. Мы убегали. Поэтому она и свалилась в дыру. Страшно боялась, что мама ее убьет за то, что она остригла волосы, и совсем не смотрела под ноги.

Тут в памяти у Герти всплыл тот их последний пьяный разговор с Реей. Перевернулся, точно камень, под ним закопошились насекомые.

– Не говори такого! Это очень серьезное обвинение!

– Ты всегда всем веришь, кроме меня, – заявила Джулия. Голос звучал слишком ровно. Слишком спокойно.

– Не нападай на меня! Я только о тебе и думаю, – ответила Герти. – Мы сюда ради тебя переехали.

– Ты меня никогда не защищаешь. Поэтому я тебе ничего и не рассказала. Но это правда. Шелли фотографировала эти побои. У нее есть доказательства. В «Кубе боли».

– Что-то это на Рею не похоже, – заметил Арло.

– Она в колледже преподает! – добавила Герти.

– И что? – спросила Джулия.

– А то, что Шелли была очень нервная. Такие девочки любят выдумывать. Звучит правдоподобно, а на деле выдумка. Ей было больно по какой-то другой причине. Внутренняя проблема.

– Я видела, как миссис Шредер тебя ударила.

Она вообще дерется.

Герти дотронулась до щеки, вновь ощутила унижение от пощечины.

– Это она от стресса. Если бы тебя, не дай бог, кто обидел, я бы тоже с катушек слетела.

– Ты всех здешних оправдываешь. Можно подумать, ты их боишься.

– Джулия, ты чушь несешь. Вот уж не ждала.

Я всегда…

– Что это за хрень – «Куб боли»? – прервал их, возвысив голос, Арло.

– Это все правда. Знаю, потому что видела. Она мне сама показала. Я даже ее обнять толком не могла. Ей было больно. Если подумать, именно поэтому она никому и не разрешает себя обнимать.

Герти поморщилась. Вытерла подглазья, где скопилась влага.

– А ты уверена, что Шелли себя не сама? – спросила она.

Джулия опустила глаза.

– Тогда ты не можешь…

– Не смей! – выкрикнул Ларри.

– Лапушка, я просто понять пытаюсь, – успокоила его Герти.

– Нет! – взвизгнул Ларри. – Не смей говорить, что она врет!

– Я не говорю! – возразила Герти. – Ты это сам придумал!

– Джулия! – рявкнул Арло.

Все притихли. Джулия шмыгнула носом. Вздрогнула. Спрятала лицо, чтобы скрыть слезы.

– Ты действительно веришь во всю эту хрень? – осведомился Арло.

Джулия кивнула и заплакала так, как плачут, когда на тебя накричали, не показывая лица.

Герти выглянула в окно, на опустевшую улицу. Скользнула взглядом по разливам нефти, уперлась в дыру. В нефти отражалось солнце: размытая радуга, прижатая силой тяготения к земле, чередование синего, черного и красного.

– Инстинкты тебе говорят: надо верить. А ты считаешь, что это правда, – сказал Арло совсем другим тоном.

Джулия кивнула.

– Мама делала ей больно, когда никого рядом не было. Шелли от меня это скрывала. Держала в тайне, потому что ей казалось, что это стыдно. А потом не выдержала. Мама делалась все злее. Вот она мне и сказала. – Джулия прижала ладони к пояснице, провела ими до лопаток. – Она сама бы не смогла. Туда не дотянешься.

Герти не отводила взгляда от дыры. Чувствовала на глазах слезы. Чувствовала, как внутри ее разрывает на части.

– Рея постоянно держала Шелли с собой рядом, ведь правда? Ни на шаг не отпускала. И Чири меня когда-то держала.

Арло напрягся всем телом и жестко сказал:

– Не будем о Чири.

– Да, – согласилась Герти. – Про Чири никто не хочет слышать… Похоже… похоже, это правда. Рея, кажется, один раз мне что-то такое сказала. Только я не поняла.

Джулия разрыдалась.

– Она была моей подругой. Я ее любила, а теперь ее нет.

– Знаю, – откликнулась Герти.

Джулия подошла к Герти. Та придержала ее на расстоянии. Герти не любила обниматься, особенно в тяжелые моменты. Но Джулия не приняла отказа. Оттолкнула материнские руки, приникла к ее груди. Герти прижала к себе дочь – сердце неслось вскачь, клочковатые мысли разлетались в разные стороны.

– Если бы я знал, – прошептал Арло. Напряжение уступило место безвольности и честности.

– Мы могли ей помочь, – пробормотала Джулия.

– Возможно. Но несчастный случай есть несчастный случай, – произнес Арло. – Она упала. Тут даже ее мама не виновата.

– Она тебя любила, – добавила Герти. – А ты ее.

Лицо Джулии сморщилось, слезы продолжали капать.

– Я ни с кем так не любила говорить, как с ней, когда она не вредничала. Да нам и говорить-то было необязательно. Мы слишком хорошо знали друг друга. И все же она что-то от меня скрывала. Ей было больно. А что, если она очнется там, внизу, совсем одна? И решит, что я ее бросила?

– Ты не виновата, – произнесли все хором, даже Ларри. – Не виновата, – повторили они.

Она обмякла, точно одурманенный ягненок, опустила голову Герти на плечо. Ларри погладил ее по курчавым волосам. Арло подался вперед и своими тощими, покрытыми жуткими татуировками руками обхватил всю семью – попытался замкнуть в круг, но не сумел.

Джулия произнесла очень тихо:

– Я когда вырасту, буду спасать детей. Всех детей.

– Да, – ответили ей, зная, что она говорит серьезно. Знали: когда она вырастет, то станет такой ради Шелли. – Да, обязательно.

В конце Джулия попросила остричь ей волосы совсем коротко, как у Шелли. Так они и сделали, скрепили тридцать сантиметров курчавых прядей резиночками, положили в ящик из-под сигар. Каждый вбил по гвоздю в угол ящика. Потом они приняли душ, нарядились в лучшие свои летние одежды. Не в черное: мать и дочь – в красивые цветастые платья, Арло – в гавайскую рубашку (кровь уже отстирали), Ларри, как всегда, в зеленое. Прикинули, не закопать ли ящик на заднем дворе, но все знали заранее, на чем сойдутся.

Отправились в Стерлинг-парк. Миновали оранжевые столбики, заградительную ленту. Никого из спасателей не было – они теперь по выходным не появлялись. Дыру уже закрыли новой платформой, потолще. Все встали у края на колени. Вытащили шесть скреп, приподняли угол.

Из дыры поднимался сладковатый пар. Они все вместе столкнули ящик вниз. Падал он так долго, что всплеска они не услышали.

Арло прибил скрепы на место. Убедился, что платформа держится прочно. Они пошли домой, на душе полегчало. Джулия сорвала несколько цветков гортензии, обвязала листиком. Герти вытащила из сумочки ручку, написала на своей визитке:

Записку оставили у Шредеров на крыльце. Потом дошли до дома – нужно было немного очухаться.

В ту ночь спали они крепко, без снов, дети в одной постели с родителями, прижавшись друг к другу. Утром пили кофе, ели сладкие хлопья, играли на губной гармошке. Новый день придал им оптимизма. А потом в дверь позвонили. За ней стояла полиция.

25 июля, воскресенье

Два инспектора, черно-белая полицейская машина припаркована у входа. Герти решила, что эти двое работают в паре, – но кто ж знает, как там у них принято? Оба в штатском, предъявили жетоны. Собственно, даже дали в руки, чтобы Герти и Арло прочитали каждое слово.

Первая – чернокожая в возрасте по имени Дениза Хадсон, второй – помоложе, рыжеволосый азиат, зовут Геннет. У обоих на форменных рубашках проступал пот. Они сообщили Арло и Герти, что просят их проехать в участок. Прямо сейчас.

Улыбкой никто из инспекторов не оделил даже детей.

Именно это стало для Герти первым дурным предзнаменованием, причем самым ошеломительным.

– Конечно, поехали! – сказал Арло срывающимся от нервов голосом.

После переговоров с Герти и инспекторами Арло повел детей к дому Фреда и Бетани. Хотя Бетани лежала на диване, подпертая и обложенная подушками (глаза ее, казалось, были обведены размазанной синей подводкой, на деле это был естественный цвет), Атласы согласились присмотреть за детьми.

– Лапочки мои, – проворковала Бетани. – Фред! У нас для них молочко найдется? Принеси молочка! – Она поморщилась, вытянув шею, чтобы взглянуть на детей: даже такое крошечное движение причиняло ей боль. – Солнышки мои! А принесите-ка сюда колоду карт! Я с вами в рамми поиграю.

Арло с извиняющимся видом посмотрел на Фреда и пожал плечами.

– Я твой должник, дружище.

Фред – вид у него был измотанный – стиснул Арло плечо. Последние два похода в кино они пропустили – жизнь вносила поправки.

Ей это в радость, – сказал Фред. А потом погромче, чтобы слышно было инспекторам снаружи: – Будет дело серьезно – звони. У меня есть знакомые в прокуратуре.

Арло с Герти сели в свой «пассат». Поехали следом за полицейскими в участок Гарден-Сити.

Оказавшись внутри, прошли мимо стойки дежурного через высокий атриум с рабочими столами в заднюю часть здания, там их загнали в маленькую комнатку без окон – возле длинного стола стояли складные стулья. Герти с Арло сели с одной стороны, инспекторы Хадсон и Геннет с другой, а посередине поставили старомодный магнитофон. Стол был из светлого дерева под полиуретаном – из такого делают школьные парты. Поверхность чистая, только несколько мазков ручкой. Хадсон и Геннет надели форменные пиджаки (оба были явно не по мерке), и Герти вскоре поняла почему: кондиционер здесь работал даже слишком сильно. Герти и Арло ежились от холода.

– Рея Шредер вчера выдвинула против вас обвинение, – объяснила Хадсон.

Герти вцепилась в край стола. Ей было холодно, но от ладоней остался потный след.

– Обвинение? – переспросил Арло. Голос звучал все так же преувеличенно бодро. Голос продавца. Герти же услышала в нем страх и, хуже того, неведение. Неведение того сорта, за которое можно загреметь на остров Райкерс, потому что бесплатные адвокаты полное дерьмо.

– Она утверждает, что ее дочь изнасиловали утром того дня, когда она упала в провал.

Герти похолодела. Сознание отказывалось выстраивать картину возможных последствий. Но где-то в глубинах – тех глубинах, которые помогли ей выжить на конкурсах красоты и во всех прочих передрягах, – ей все стало ясно.

– Согласно показаниям свидетелей, у нее было кровотечение, – продолжала Хадсон. – Кроме того, она остригла волосы.

Герти захотелось хоть что-то сказать, но слова не шли.

– Миссис Шредер считает, что волосы она остригла под воздействием посттравматического стресса. Она убегала от вас, когда ваши дети столкнули ее в дыру: они также получили психологическую травму и пытались скрыть отцовское преступление. – Все это время Хадсон смотрела им в глаза, и на лице ее ничего не отражалось. Геннет что-то записывал.

Герти вздрогнула.

– Убегала?

– Преступление? – спросил Арло. Из голоса его пропала вся сердечность, он больше напоминал рык.

– Она считает, что вы изнасиловали Шелли Шредер и это стало непосредственной причиной ее гибели.

Арло подался вперед, посмотрел в глаза сперва Геннету, потом Хадсон.

– Я этого не делал.

– Бред какой-то, – сказала Герти. – Такого не может быть.

– Почему же не может? – спросила Хадсон. Внешне она оставалась невозмутимой, но внутри так и кипели чувства. За край стола ухватилась так крепко, что даже ногти побелели.

– Потому что он не охотник. Я с охотниками всю жизнь вожжалась, а он не охотник. Он никогда бы не стал…

– Я в городе работаю, – прервал ее Арло. – В тот день вернулся домой около четырех утра и сразу бухнулся спать. С Герти.

– Вот именно! – подтвердила Герти.

Арло вытянул руки в направлении полицейских. Оба зацепились взглядом за чудовищные татуировки.

– Скорее всего, я есть на камерах на Пенн-стейшн около половины третьего утра. Если не там, то у газетного киоска – я покупал кока-колу и попкорн в дорогу. Можете проверить. Убедиться, что с поезда я сошел примерно в три пятнадцать.

Геннет записал. Хадсон продолжала смотреть на Арло.

– А утром? Утром миссис Уайлд была с вами?

– Я показывала дом клиентам. В Гленхеде. Но муж без особой нужды никогда раньше десяти не встает.

– Да, когда я поднялся, дети уже играли. Возможно, это тоже есть на записи. У Хеонов, кажется, установлена камера. Правда, не знаю, работает ли. После провала у нас сплошные помехи.

Хадсон заговорила пугающе мягко:

– Вы уверены, что не оставались наедине с Шелли Шредер в течение суток до ее гибели?

– Клянусь вам.

– Не оставался, – подтвердила Герти. Ее захлестнуло облегчение. Доказательство. С доказательством не поспоришь.

– А вообще вы с ней наедине оставались?

– Вероятно.

– Но точно сказать не можете.

– Да я, собственно, не помню.

– Нам нужен адвокат? – спросила Герти.

Геннет поднялся, глядя в блокнот.

– Если разберемся, то не нужен, – ответила Хадсон.

– А-а, – отреагировала Герти.

– Так, а с кем-то из соседских детей вы оставались наедине? – спросила Хадсон.

– Простите, но мне страшно. Кажется, нам нужен адвокат, – откликнулся Арло.

– Сэр, вы не арестованы, – сообщила Хадсон.

– Так мы можем уйти? – спросила Герти.

– В любой момент, – ответила Хадсон. И отодвинулась от стола, будто и сама собиралась покинуть помещение. – Но мы бы предпочли во всем разобраться.

– Позвольте мне позвонить, – сказал Арло.

– Это не понадобится, если мы разберемся.

– Он позвонит, – сказала Герти.

Хадсон кивнула, будто с самого начала ждала такого ответа. Как будто лишь дураки могли поступить иначе.

Инспекторы извинились и вышли в приемную. Арло позвонил Фреду Атласу, но помехи сделали свое дело. Они друг друга не слышали. Арло пролистал свои контакты – не найдется ли какой важный человек. Обнаружил коллег, старых друзей по Бруклину – вряд ли у кого-то из них есть знакомые адвокаты. Его прошиб холодный пот – он открыл номер Дэнни Лассона. Дэнни был ударником в «Мести за Фреда Сэвиджа», а теперь жил в Лос-Анджелесе и писал музыку к рекламным роликам. Может, он кого-то знает. С другой стороны, наверное, Дэнни так и не простил его за развал группы. Не «наверное». Скорее всего.

– Ты знаешь кого-нибудь влиятельного? – спросил Арло.

Герти глухо рассмеялась:

– Никого, кроме Реи.

* * *

Арло с Герти уехали из дома прежде, чем Мейпл-стрит пробудилась для нового дня – похороны Шелли Шредер остались позади. Ртуть в градусниках уползла за все мыслимые пределы. Кондиционеры не справлялись. К десяти утра старшим Бенчли пришлось пройти несколько кварталов и уехать на автобусе на местную станцию охлаждения. Леденцовый запах из провала был жарок, как химикаты в тигле. Им пропитались воздух, почва и одежда.

Уайлдов, похоже, не было дома. Но все помнили, что несколько недель назад сказала Герти. Водная дорожка в общем распоряжении. Карт-бланш.

Обитатели Мейпл-стрит решили, что ни на Герти, ни на ее детей они не в обиде. Ведь проблема-то в Арло. День невыносимо жаркий. Бассейн был закрыт, и все с тоской посматривали на желтую дорожку. Кое-кто из детей принялся канючить.

Первой уступила Кэт Хестия: присоединила шланг Уолшей к водной дорожке Уайлдов, раскатала ее. Весь Крысятник за исключением Шредеров – те играть были не в настроении – переоделся в плавки и купальники. Они принялись резвиться у Уолшей на газоне. Поначалу довольно тихо, но вскоре уже верещали от радости. К ним присоединились старшие братья-сестры и даже кое-кто из взрослых. Будто родившись заново среди просмоленных песков и глины, взрослые и те пошли развлекаться.

При свете дня, среди желтой пластмассы и веселого дружного смеха, обвинения против Арло казались какой-то дичью. Все решили, что рады воспользоваться дорожкой. Ведь это такой способ включить в свою компанию Уайлдов, пусть и в их отсутствие. Это такой способ хоть чуть-чуть сдвинуться в сторону от точки зрения Реи и всей этой гнуси, которую она вечно вокруг себя распространяет.

Когда Уайлды вернутся – неважно, куда они там поехали, – соседи с ними заговорят. Можно спросить напрямик про обвинения, которые якобы выдвинула Шелли. Дать Арло возможность себя обелить.

Когда на улице показался коричневый седан «шевроле», его заметили все. Из него вышел мужчина в чистом, не измятом костюме-тройке и принялся стучать в каждую дверь. Те родители, которые были у водяной дорожки, разошлись по домам. «Да, – говорили они, – мы видели, что Арло Уайлд в одних трусах-боксерах гнался в то утро за Шелли. Да, и его дети тоже от него убегали… Да, – говорили они, – наши дети точно слышали, как Шелли им сказала: Арло ее изнасиловал, возможно, в то самое утро».

На это следователь по фамилии Бьянки попросил разрешения поговорить с детьми, и их стали по одному выкликать с газона Уолшей. Вот только все дети были перемазаны битумом. Он облепил им руки, щеки, волосы. Выглядели они безликими, неразличимыми.

Стоя на пороге своих домов, капая на пол водой и битумом, дети подтвердили слова взрослых: Лей-ни Хестия, Сэм Сингх, близнецы Оттоманелли и, к великому его огорчению, Чарли Уолш. «Да, – сказал Чарли. – Она такое говорила. Но она постоянно врала». Дейв Гаррисон бросил злобный взгляд не на инспектора, а на свою мать и говорить отказался: в итоге Джейн Гаррисон предложила Бьянки прийти попозже – у ее сына явно высокая температура.

После каждого расспроса, ощущая собственное лицемерие (если Арло правда набедокурил, почему соседи пустили детей играть к нему на водную дорожку? А если неправда, почему они все подтверждают ложные показания?), все наводили чистоту и оставляли детей дома. В итоге водная дорожка опустела, хотя вода продолжала струиться по желтой пластмассе. Через окна они заметили, что упустили из виду одну вещь: вода все хлестала, дорожку никто не подправлял, кусок желтой пластмассы переместился через весь газон Уолшей и застрял в зеленой изгороди, разделявшей участки Уайлдов и Шредеров.

Кэт Хестия – а это она присоединила шланг – к этому моменту отправилась на молчаливую медитацию. Уолшей тоже не было дома: они поехали есть с друзьями лобстера в ресторане «Уотерзуи». Вода все лилась, никому теперь не хотелось ее отключать. Каждый думал: это не мое дело. Всем страшно было приближаться к зачумленному дому Уайлдов на глазах у следователя Бьянки – он же увидит. Не хотелось, чтобы их застукали, когда они будут вытаскивать желтую дорожку из кустарника – вдруг как раз в это время Уайлды возьмут и вернутся. И подумают что-то не то. Арло разорется. Или того хуже.

Когда следователь Бьянки уже собирался уходить, из своего дома выехал Питер Бенчли и перехватил его. Они проговорили едва ли не полчаса. Жители Мейпл-стрит удивились – кто бы мог подумать, что Питер способен к такому длинному диалогу. Им стало не по себе. А что, если все это время он не только смотрел, но еще и видел?

«Я под присягой покажу, – расслышала его слова Линда Оттоманелли. – Не мог Арло Уайлд обидеть девочку. Уж всяко не в тот день. Да и в любой другой тоже».

Бьянки уехал.

Вода все текла, лужайку Уайлдов затопило, скоро дойдет и до Шредеров. Линда Оттоманелли и Рея Шредер пили красное вино у Реи на веранде, остальные сидели по домам за закрытыми дверями.

Наконец Рея поднялась. Подошла к делу серьезно, раскинула руки, будто говоря: «Ну вот, всегда я. Грудью на амбразуру». Она пересекла газон Уайлдов, подошла к дому Уолшей, отключила воду. Миниатюрная, она шла, как все заметили, чуть-чуть прихрамывая, и тащила водную дорожку к своей веранде – пусть газон Уайлдов подсохнет. Остальные обитатели Мейпл-стрит подумали: вот мы дураки, что сами этого не сделали.

Им стало стыдно.

* * *

Пока Герти и Арло были снаружи, им перезвонил Фред Атлас – он дошел до телефона-автомата. Арло объяснил, в чем проблема. Фред велел ему сидеть и не дергаться. У него есть знакомый адвокат по уголовным делам, зовут Ник Слосс, он сейчас подъедет.

– Я просто поверить не могу, – сказал Арло.

Молчание на другом конце продлилось несколько секунд. Арло ждал – гордость его испарилась.

– Боюсь, что поверить придется, – откликнулся Фред.

Когда они вернулись внутрь, им объяснили, что, поскольку Арло подозреваемый, а Герти – нет, их на время ожидания разведут по разным комнатам. Они в этом усмотрели злой умысел – нападение под девизом «разделяй и властвуй». Однако стало ясно: начнешь спорить – решат, что у них есть какие-то тайны, нужно о чем-то договориться. А обвинение ошеломило их настолько, что они не могли собраться с мыслями.

Геннет отвел Герти в другое помещение, закрыл за собой дверь, сел с ней рядом, а не напротив.

– Вы совершенно уверены в том, что обвинение лживое? – Тон у него был более благожелательный, чем у Хадсон. Герти ощутила в нем определенную эмпатию, хотя и его лицо тоже представляло собой лишенную выражения маску.

– Бредовая история. Вы сильно ему поможете, если скажете мне правду, – проговорил Геннет.

– Вы сами-то с Реей знакомы? – спросила Герти. – Ее сын швырнул в наш дом камнем. А это… – она указала на свежую царапину на щеке, – от ее кольца. Она дала мне пощечину. Видимо, винит меня в том, что случилось с Шелли. Потому что мои-то дети живы… Короче, не знаю. Не буду притворяться, что понимаю, что у нее в голове.

Геннет сфотографировал царапину.

– А кто-то видел, как она вас ударила?

– А то. Вся улица. Любого спросите.

Геннет это записал.

– Скажу вам одну вещь. Я не из тех, кто верит в принцип «око за око». Зло порождает новое зло. Оно токсично. Так во всех книгах сказано. Так что я вам не поэтому все это говорю, но вы мне сказали, что у вас работа такая и вы хотите выяснить правду, и мне кажется, вы меня не обманываете, так что я вам могу рассказать.

Геннет поднял глаза от записок. Веснушки на переносице. Обручальное кольцо – старомодный кладдах, сердце обращено вниз. Она представила себе, как он после работы встречается с женой в пивнушке у Кроксли в Нью-Гайд-парке и они наворачивают куриные крылышки. Такой вот типаж.

– Рея избивала свою дочь. В ней говорит чувство вины.