Текст книги "Добрые соседи"

Автор книги: Сара Ланган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

Мейпл-стрит, 118
2 августа, понедельник

Полицейские обыскали дом Реи, перевернув все до последней бутылки. Ничего не нашли.

Вместо того чтобы уехать на работу или переждать у себя в подвале, Фриц торчал в доме. Смотрел в окно столовой, звонил по телефону, разговаривал вполголоса. Стучал Элле в дверь. Потом совсем тихо – Рея не слышала, да и боялась услышать – заговорил с Фрициком. В какой-то момент Фрицик не выдержал. До Реи, стоявшей внизу у лестницы, донеслись рыдания. А вслед за ними шепот Фрица:

– Я разберусь.

Тут она поняла: Фриц строит какие-то козни. Вот почему он поехал с ней в участок. Готовит почву для развода.

Она взяла бутылку вина и удалилась к себе в кабинет. Заперла дверь. Поскольку заняться было нечем, стала разбирать старые вещи. Диссертация, по которой она хотела написать книгу о паноптикуме. Ей работа запомнилась блистательной, при просмотре оказалось – отнюдь. Диссертацию она написала еще до смерти отца, и теперь стало ясно: какой-то частью рассудка она еще до того фатального припадка знала, что отец ее – горький пьяница.

Посмотрела в интернете, как сложилась жизнь Эйлин Блум. Она стала преподавателем, как и Рея. Сперва работала в Университете Вашингтона, но в штат ее не взяли, она устраивалась в другие места, все заштатнее, и теперь числилась ассистенткой в онлайн-университете. В своих постах она измывалась над глупостью студентов, и большинство ее подписчиков находило это смешным. Отзывы о ее преподавании были в основном отрицательные. Слишком строго оценивает и все пытается втюхать Бертрана Рассела отстающим подросткам.

Неудачница, которая сгубила ее жизнь.

Решила поискать Джессику, но потом передумала из страха, что девочка умерла. Вместо этого вбила в поиск Ларри Уайлда. Посмотрела фотографии из разных источников. Новорожденный. Двухлетка. Игрок Малой лиги, вечно сидящий на скамье запасных. По телу прокатилось неприятное ощущение, как у жертвы под взглядом хищника. Подумалось: странно, что Герти содеяла с ним такую жуть в ночи.

Зачем бить такого ребенка? За что?

Вспомнилось: отец везет ее домой из школы, машина виляет, но Рея чувствует себя в полной безопасности. Вспомнила: они смотрят с ним научно-фантастический фильм, каждый пьет кока-колу из своей банки. Вспомнила: первый его припадок, обездвиженная рука притиснута к груди, глаза открыты, но незрячи. Они тогда смотрели «Черную дыру». Ей было четыре или пять. Они говорили тогда про путешествия во времени: внедряешься с одного конца, становишься немыслимо плотным, потом тебя выталкивает с другого – чистого, обновленного. «Это, по сути, клеточная телепортация, очищение. Время и расстояние – одно и то же, – говорил ей отец. – Чем больше ты удаляешься от события, тем проще развернуть его вспять, изменить».

А потом – паралич. Она попыталась отца разбудить. Он весь оцепенел, рука была прижата к груди, онемевшие полусогнутые пальцы напоминали когти. Лицо застыло в гримасе. Продолжалось это достаточно долго – она успела взглянуть на экран. Космический корабль летел сквозь дыру. Яркие вспышки света сливались в невероятную радужную плотность, а потом – темнота. Бессмысленность, мрак. Все грехи мира. А потом – вспять, через рай и через ад и обратно, в точку еще до начала. Корабль уцелел. Стал девственно чистым. Обновился.

Очнувшись, отец ничего не помнил. Вел себя так, будто никакого припадка и не было. Улыбнулся ей, и она увидела вокруг него божественное сияние. Невозможно яркое. Поняла, что обрела власть над временем. Оторвалась от земли и улетела в черную дыру. Вырвавшись из нее с другой стороны, она переместит их обоих в новую реальность. Спасет ему жизнь. Отцовский припадок поведал ей о ее исключительности.

Прошло много лет. Вспомнилось: школьная медсестра обратила внимание на ее мятую одежду – Рея не знала, как ее стирать, – на нечесаные волосы и спросила: «У тебя дома что-то не так?», а она подумала: «Понятное дело. Иначе зачем бы я сюда ходила каждый день?», но вслух произнесла другое: «Что может быть не так?» Спрашивала она совершенно серьезно. Потому что никогда не жила нигде, кроме как в доме отца, – так откуда ей знать? «Ну правда. – Вот что она имела в виду на самом деле. – Объясните. Что может быть не так?»

Она выросла и все забыла, как взрослые забывают, что такое волшебство. А потом отец умер. Она должна была в его последние минуты быть с ним рядом на том диване. Не должна была уезжать из дома. Она понимала, что это всего лишь вера в волшебство, детские иллюзии, и все же – вера в волшебство не отпускает. Оставляет след, делит мир на реальное и нереальное, и от этого не избавишься.

С одной стороны, отец был пьяницей и вырастил ее в вакууме пренебрежения. С другой – героем, которого она бросила, хотя могла бы спасти.

Вспомнилось: Эйлин в венгерской кондитерской в тот день, ее высокомерное презрение. Эйлин с ее безупречным будущим, безупречным семейством из Коннектикута, ее дорогими кашемировыми свитерами от Тори Бёрч. Эйлин, которая нащупала в Рее надлом, о существовании которого сама Рея не подозревала. Эйлин смотрела на нее с таким высокомерным презрением, что Рее казалось: мрак вокруг нее сделался зримым. И те, кто вглядывается, кто не может ее терпеть, его видят.

Хотелось вновь отправиться в путешествие. Стереть себя с лица земли. Но это было так давно, что и не вспомнишь. Вокруг Реи, совершенно исключительной женщины, сгущался мрак, обладавший собственной властью.

Вспомнилось: она вошла тогда в туалет – и голова отключилась. Очнулась Рея сидя на полу, с расшибленным коленом, напротив истекающей кровью девочки.

Вспомнились посиделки с Герти, ее, Реи, признания. Каждое слово – попытка утопающей глотнуть воздуха. Герти увидела ее настоящую. Увидела у нее внутри чудовищный омут мрака. И столкнула Рею в него обратно. Попыталась утопить. Рее ничего не оставалось, кроме как защищаться.

Вспомнилось: Шелли всегда смотрела на нее так, будто видела нечто, для нее самой незримое. То, что она не способна увидеть. Дыры. Отсутствующие фрагменты, без которых не обрести целостности, сгустки мрака, делающие ее отвратительной. Ущербные вещи в ущербном доме. Вспомнилась щетка для волос, вторжение твердого в мягкое в попытке унять эти откровения. Заставить их молчать.

Вспомнилось, как она шкатулкой своей дочери размозжила голову не тому человеку.

Воспоминания пулей вонзились в мозг, и Рея отчетливо осознала, кто она такая и что совершила. Самой себе она предстала исковерканной, неестественно крупной. Сгустком ярости. Она и мрак – одно. Пора сбросить бремя. Если невозможно сделать это обычным путем, одолев время, она пойдет по другому пути. По пути признания.

Обдумала это. Вот прямо сегодня. Вообразила себе Бьянки в его не слишком дорогом костюме – он прячет улыбку. Вообразила себе Герти, которой наконец-то дали возможность сквитаться: она орет на Рею, жилы на грациозной шее надулись, каку заходящейся лаем собаки. Представила себе, как вся Мейпл-стрит показывает пальцами и перешептывается. Дом ее превратится в тюрьму. А она будет сидеть в самом центре, выставленная на всеобщий позор.

«Это ты во всем виновата» – вот что они скажут.

Но это же неправда. Виновата не она. Кто-то другой все это натворил.

Ее окатила волна ужаса. Это слишком. Уж лучше – ничто. И тут хлынул мрак, тяжелый, блестящий. Поглотил ее.

Рея моргнула, глядя сквозь слезы на бумаги и фотографии. Не узнавая их, не в силах вспомнить, когда все это достала. Убрала в ящик, поднялась. Вышла из кабинета, погасила свет.

Мейпл-стрит, 116
2 августа, понедельник

Герти проснулась в пустой незнакомой комнате.

Сориентировалась быстро. Обнаружила на прикроватном столике записку. Вот такую:

Ушла искать Шелли

Герти надела туфли, пригладила волосы, собрала в хвост, умылась. Скорее даже, совершила омовение для обретения душевного спокойствия. Или выгадала время, чтобы унять панику. Еще не хватало вновь провалиться в безумие.

Взяла ключи, кошелек. Телефон. Позвонила следователю Бьянки, хотя и шел пятый час утра.

– Джулия сбежала. Она, видимо, у провала, ищет Шелли. Я еду туда.

А потом двинулась обратно на Мейпл-стрит.

Стерлинг-парк
2 августа, понедельник

Те, у кого были фонарики, освещали Джулии путь. Она вспомнила фильм, который показывали на уроке труда, – археологические раскопки в какой-то далекой стране: прошлое, впервые за тысячи лет увидевшее свет дня. Воздух пропитался едкой сладостью. Огороженный участок был куда шире, чем устье провала, ограду во многих местах разрывали водосливы из композитного материала. По обе стороны от устья стояли стальные гидравлические шлагбаумы. Вид у них был надежный: механические, чистые, хотя местами сталь и окрашенные красным опорные столбы и перепачкались битумом. К середине стены крепилась лестница.

Джулия сегодня опять надела папину гавайскую рубашку. Попыталась синхронизировать события. Вернуться вспять во времени. Подошвы кроссовок хлюпали. Она добралась донизу, где лестница заканчивалась на выступе стены, освободила место для остальных. Они спустились следом. Светили телефонами. Вода была ледяная и доходила до лодыжек.

Путь был один – по укрепленному опорами проходу, туда они и зашагали. Подобно летучим мышам, ощущали пустоту еще до того, как она представала глазу: как отсутствие. Телефоны освещали путь по черному укрепленному туннелю. Туннель был на полметра заполнен грунтовыми водами – раньше использовали дренаж, но его сняли, ведь провал сегодня собирались засыпать. Направление было одно – по туннелю вперед.

– Глядите, – сказал Чарли, указывая рукой. – Течение.

– Туда и пойдем, – порешил Дейв, серьезный, перепуганный.

Джулия шагнула на решетку, по которой текла холодная вода. Решетка была и сверху – из тонких стальных трубок. Девочка коснулась одной из них плечом: холодная как лед.

Хлюп-хлюп. Они преодолели метров двести. Джулия слышала лишь хлюпанье в такт и шум бегущей воды. Обрешетка закончилась. Перед ними открылся неукрепленный туннель, извивавшийся под Стерлинг-парком. Они осветили фонариками последний отрезок, где вода стояла выше, а сам туннель сильно сужался. Течение тянуло их туда.

Джулия собиралась с духом, держась за последнюю стальную опору. Голени и ступни онемели. Сердце стучало. Она все надеялась, что тело устанет, изнеможение принесет покой. Долго ли можно выдерживать такое нервное напряжение?

– Тут может быть обвал, – сказала она. – Пусть дальше идут только те, кто действительно хочет.

Она оглянулась, дала свету себя ослепить – пусть увидят ее лицо. Поймут, что она прощает им все их поступки и слова. Не обязаны они ничего доказывать.

Двинулась дальше. Они следом.

Глубоко. Течение несло ее – не то бегом, не то вплавь. Страшный холод. Шум быстрой воды и какой-то гул вдалеке, совсем непонятный: будто деревья качаются в такт на сильном ветру.

Она слышала плеск – остальные шагали следом. Вот и совсем узкое место – вода утекает в трещину. На выступе стены что-то блеснуло в свете фонаря. Джулия подобрала эхолот, видимо оброненный той самой особо обученной миниатюрной ныряльщицей. Видимо, дальше ныряльщица не смогла пробраться. Узкая длинная трещина была заполнена очень холодной водой. Неизведанная территория, доступная лишь людям с узкими бедрами и плечами. Людям, еще не выросшим до конца. Край земли, где не бывал еще никто, кроме Шелли.

На эхолоте значилось немыслимое: триста метров.

Протянув руки в узкий проход и задержав дыхание, Джулия вдруг поняла: это безумие. Глупость и, в определенном смысле, эгоизм. Но отступить она не могла. Либо она вернется с телом, либо не вернется совсем.

Она вдохнула полной грудью, беззвучно прошептала кратчайшую молитву («Ну пожалуйста…»). Погрузилась в воду. Руками вперед, ощупывая пористый камень. Попыталась пропихнуть голову и плечи, оказалось – не под тем углом. Выбралась обратно. Вдохнула снова. Погрузилась в воду. Стала протискиваться. На сей раз голова прошла – хрупкая, уязвимая для всего, что могло ждать с другой стороны.

Джулия задержала дыхание, изогнулась. Было ужасно тесно, а еще казалось, что все вокруг того и гляди обрушится. Не выдыхая, оставаясь под водой, она протолкнула в щель плечи. Уже легче. А потом остальное. Узкие детские бедра. Рванулась вперед, подобно спеленутой куколке, заработала плечами. Звук очень медленно распространялся в толще воды. Она почувствовала за спиной что-то живое – своих друзей. Казалось, что они очень далеко.

Протолкнулась. На поверхность! В легких еще оставался воздух, и она поплавком выпрыгнула наружу. Вырвалась, отфыркиваясь, на открытое пространство.

Ее подхватила текущая вода. Она приказала себе не паниковать. Не биться, чтобы не утонуть. Легла на спину, размеренно дыша, пусть ее несет течение – как оно наверняка несло Шелли. Руки, дыхание и волоски на предплечьях превратились в органы слуха.

Течение вынесло ее на отмель, где можно было встать. Воды здесь оказалось по колено. Что-то вроде пещеры. Она ощущала, не видя, стены, а также центр, где вода, судя по всему, уходила в слив. Какой-то трепет, тот же самый шелест деревьев, только гораздо громче. Пещера будто бы колебалась – в темноте невозможно было разобрать, что творится вокруг.

Один за другим появились остальные. Включили фонарики, осветили пещеру, куда, похоже, выносило все, что попало в провал. В центре пещеры с высокими стенами образовался пруд – точнее, какая-то движущаяся масса. Вода утекала вниз.

И тут она наконец поняла, что это за шелест деревьев. Тот самый звук, который на все лето умолк на их улице. Привычный голос лета на Восточном побережье: цикады. Они все были здесь, не наверху.

И да – движение. В пещере теплилась жизнь.

Элла направила телефонный фонарик на птицу рядом с кроссовкой Джулии: та трепыхалась, пытаясь высвободиться из битума. Еще лучи света от телефонов. Они осветили эту пещеру, из которой дальше уже ничего не вело, и Джулия увидела сотни бьющихся существ, застрявших в густом битуме: птицы, белки, опоссумы. Цикады. Периодические цикады с семнадцати– и тринадцатилетним циклом, цикады-однолетки. Самых разных видов и размеров. Они облепили груду в центре, стены и даже потолок, тельца их мерцали.

Умирая, они издавали тихий гул.

– Она здесь? – прошептал Дейв. Джулия обернулась – Дейв Гаррисон, самый бесстрашный из всего Крысятника, вытирал слезы. – Джулия, мы должны ее найти. Тут жуть какая-то. Нельзя ее здесь оставлять.

Джулия побрела дальше, по воде, в неведомые глубины. Придерживала подол гавайской рубашки, силилась не оступиться. Делала вид, что это не птицы, не белки, не домашние зверушки, а что-то другое. Бабочки в коконах – сейчас вырвутся и взмоют ввысь. Тут их целое поле, прекрасное и пугающее.

Звук усилился. Живой, неровный. Течение тянуло ее к неминуемому концу, туда, где вода иссякала, оставляя по себе живую груду, огромную, точно кит. Дрожа, вздрагивая, сдерживая тошноту, Джулия оглядывала этот кошмар. Остальные ей светили. Обошли груду по кругу и – да, даже взобрались на нее, пытаясь не слышать плач боли, мяуканье, трепет крыл.

Шелли.

Обнаружила ее Элла – на противоположной стороне груды, примерно на полпути к вершине. Приметила юбочку-шорты от «Фри пипл». Коробка с поминальными дарами Уайлдов лежала, открытая, рядом: губная гармошка, подвеска, робот и светлая прядь рассыпались по коленям.

Да, они всё знали заранее. Она не могла выжить. И все же до сих пор не верили в то, что Шелли Шредер мертва.

Джулия прикоснулась к ней первая – Шелли была холодной как вода. Следом и остальные. Все начали ее трогать, будто пытаясь согреть. Оттирать от битума и грязи. Очистили руки, ноги, лицо – такое никогда не станешь делать один, а для всех вместе это совершенно естественное занятие. Шелли была холодна, неподвижна, но сохранилась идеально. Столь же замученная, как и в утро падения.

Шелли Шредер.

Шелли Шредер.

Шелли Шредер.

Я знаю, что с тобой сталось.

Сложная девочка. Умная, добрая, хрупкая, чуткая, изумлявшая своей изумительностью. Героиня, злодейка, вредина, спасительница. Шелли Шредер, их подруга.

Они попытались ее поднять, но груда мрака не выпускала. Затвердела, будто цемент. Они тянули все вместе – Джулия, Элла, Чарли, Дейв, Марк, Майкл, Лейни и Сэм. Некоторые боялись дотрагиваться, рыдали и взвизгивали вместе с обреченными зверушками, но не отступались.

Мрак не разжимал хватки.

Джулия вспомнила то неведомое, что – она это ощущала – прислушивалось к ней все лето. То, что она заметила сразу же, когда подошла к провалу. Нет, это была не собака. Это неведомое обитало в пустоте. Одинокая тварь. Она и сейчас была здесь. Здесь ее страшное жилище, она ловит в силки всех слабых и сломленных. Но речь шла о Шелли, и Джулия утратила страх. Осталась одна только ярость.

– Я тебе ее не отдам! – выкрикнула она.

Дернули снова – безрезультатно. И тогда все закричали хором, так громко, что звук разнесся по всей их улице. Пробился из туннеля к устью провала. Загремел по всему Стерлинг-парку. Ворвался в подвалы, вырвался из окон. Разлетелся повсюду, и юный слитный голос Крысятника звучал отчетливо, узнаваемо, звонко – ничто не звучало так раньше и не зазвучит после.

– Я ТЕБЕ ЕЕ НЕ ОТДАМ!

Звук разбередил груду. Сотряс пещеру, заметался в трещине. Металлическая лестница и конструкции запели. Даже сам провал содрогнулся.

И выпустил Шелли.

Они выдернули ее из мрака, точно из влажного чрева. На руках вынесли наружу – в тот миг, когда свод пещеры начал рушиться. Пещера схлопнулась, обвалилась под крики животных. Они поспешили прочь, и трещина раскрылась, как раскрываются лепестки тюльпана, и не было им страшно.

Впоследствии компетентные люди говорили, что они спровоцировали обрушение своим весом, что их крики изменили хрупкую архитектуру подземной камеры. Они соглашались, не предлагая собственного толкования: что провал пошел на попятную, потому что они победили.

Они доставили Шелли к лестнице так бережно, будто несли на руках собственные обнаженные сердца.

Мейпл-стрит, 118
2 августа, понедельник

– Я тебе ее не отдам!

Рея Шредер очнулась, услышав этот клич, и сразу все поняла. Сработала не духовная связь. Не материнская любовь, хотя эти вещи и существуют. Просто Рея с самого начала знала, что Шелли найдут. Как нашли на полу туалета ту девочку с окровавленной головой.

Там, в туалете венгерской кондитерской, она собиралась искалечить лишь себя. Пнуть дверь покрепче, чтобы себя располовинить. Напугать Эйлин – а та пусть сидит в безопасности в своей кабинке. После этого Рея бы просто ушла. Вернулась на свое место и сделала вид, что и вовсе с него не вставала.

Так и произошло, но в другом мире. В другом мире она оправилась от папиной смерти. От его предательства. Продолжила жить, завела роман с каким-нибудь студентом-романтиком со своего курса. В этом другом мире жизнь ее была совершенной и незапятнанной.

Но Рея слишком сильно ударила коленом дешевую дверь кабинки, а углы у двери были острые, металлические. Замок не выдержал. Девчушка внутри, видимо, сидела подавшись вперед, опустив голову до уровня бедер.

Рея, падая, закричала от боли, и вот она уже лежит на полу, саднящее колено не согнуть. Она просто откатилась к стене. Закрыла глаза, чтобы не видеть это в полуоткрытой кабинке. Иссиня-черные волосы, неподвижные, точно парик. Это не Эйлин Блум. Несчастный случай. Не та девушка. Ярко-красная лужа растекалась по нежно-голубому кафелю.

В туалет набились люди. Первой вбежала мать. Потом и другие, в их числе Эйлин и остальные студенты. Увидели Рею – некоторые бросились к ней, чтобы помочь. Коленная чашечка слегка сдвинулась на сторону. А потом они увидели кровь.

Джессика Шерман.

Кто же тебя так?

* * *

Герти Уайлд как раз ставила машину перед домом, когда до нее долетел голос дочери:

– Я тебе ее не отдам!

Вслед зазвучали другие юные голоса, все произносили одно: «Я тебе ее не отдам!»

Клич разнесся по всей улице. Поднял на ноги Доминика и Линду Оттоманелли – они все равно не спали. Накануне они решили, что на деле-то Арло цел-невредим. Просто устроил истерику, как Герти по поводу кирпича. Решили, что поступили правильно: защитили своих близнецов. И все же не могли уснуть.

Клич разбудил Сая, Никиту, Пранева, Мишель, Сару и Джона Сингхов, которые серьезно подумывали над тем, чтобы переехать в Джексон-Хайтс: район не такой перспективный, но там, по крайней мере, они будут не единственными выходцами из Юго-Восточной Индии. Потому как все эти американцы совершенно чокнутые.

Клич разбудил Кэт, Рича и Хелен Хестия – они во время избиения сидели дома, а теперь думали, что пренебрегли моральным долгом. Поэтому Рич и Кэт занялись составлением письма в «Нью-Йорк таймс» по поводу того, что Арло Уолш, по всей видимости, обесчестил их дочерей.

Клич разбудил Салли и Марджи Уолш, которые уже начинали задумываться о том, не ввела ли их в заблуждение вся эта болтовня про растление малолетних.

Клич разбудил Тима и Джейн Гаррисонов, которые забыли про нарисованную фломастером линию и, выскакивая из поделенного надвое дома, безнадежно ее размазали.

Клич разбудил Адама Гаррисона: совсем недавно лучший друг, Фрицик, уговорил его совершить налет на запас болеутоляющих в спальне ветерана. То, что Фрицик учинил после этого: разгрохал все зеркала и перемазал их собственным калом, в изначальный план не входило. Адама от этого воротило с души, как и от вида своего окосевшего друга. С тех пор он по вечерам закидывался таблетками, просто чтобы заснуть.

Клич разбудил Стивена, Джил, Марко и Ричарда Понти. Все еще не остыв от проявленного героизма (обезоружили вооруженного злодея!), они выскочили из дома и помчались спасать Мейпл-стрит от очередного чудовища.

Клич разбудил Фрицика и Фрица – они двинулись, каждый сам по себе и в своем темпе, к провалу.

Но он не разбудил и даже не напугал Рею, которая двинулась за ними следом. Она его давно ждала.

По пути она залезла в почтовый ящик Бенчли и вытащила припрятанный револьвер. Сняла с предохранителя и устремилась за криками и за стоявшим перед мысленным взором видением раскрытых, всеведущих глаз Шелли.