Текст книги "Побег в Секвойю (ЛП)"

Автор книги: Сара Кроссан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

АЛИНА

Последний раз Сайлас опускает якорь. Он потирает рукой лоб и уверенно причаливает. Мы не можем продвигаться дальше на лодке, река заворачивает на восток, а нам нужно на север.

Зонг открывает маленькую дверь в бортовой леер, прыгает на тонкий причал с лодки и выходит на сушу.

– Осторожно при спуске, – говорит он. Его глаза пусты.

Никто не проронил ни слова о роще, и после смерти Холли мы еще больше отдалились друг от друга.

– Ты уверен насчет севера? – давит Сайлас на Дориана.

Дориан кивает.

– Это не так далеко отсюда. Пара дней максимум, – это кажется не малым, но и Роща от нас на расстоянии недели пути. Мы полностью промерзли и изголодались, и наш кислород быстро подходит к концу, как мы и думали.

– Проверьте, действительно ли мы забрали с собой все, – приказывает Сайлас. Он уперся руками в бока и слегка приподнимает подбородок. Он выглядит непобедимым. И мы нуждаемся именно в этом: в ком-то, кто сделает так, как будто все идет по плану, несмотря на то, что это практически невероятно.

Мод выходит на причал и сильно кашляет, ухватившись за поручни.

– У тебя есть что-нибудь теплое, чтобы надеть сверху? – спрашиваю я.

Настойчивый моросящий дождь усиливается.

–Почему тебя это волнует? – рявкает она и отталкивает меня локтем в сторону с дороги. Она рысью спускается вниз на причал и кутается в старое, мокрое одеяло, как в накидку.

– Ты тоже выглядишь замерзшей. Укутайся в него, малышка, – Брюс протягивает мне свое пальто.

– Все в порядке, не надо, -возражаю я, несмотря на то, что промерзла настолько, что не чувствую пальцы ни на руках, ни на ногах. Пожав плечами, он сам натягивает пальто.

Я спускаюсь по планке следом за Мод, где наконец нахожу равновесие на твердой земле.

– Хотелось бы мне, чтобы мы могли его спрятать, – думает вслух Дориан, устремив взгляд на возвышающиеся мачты корабля.

Сайлас только сопит.

– Надо идти. Все держимся близко друг к другу.

Мы добираемся до берега реки.

– Здесь все выглядит одинаковым, – вздыхает Зонг. Высокие здания и колокольни церквей большого города остались позади нас, здесь, возле реки, господствует знакомая картина опустошения: руины.

Останки автомобилей, затянутые илом улицы и опрокинутые фонарные столбы. Между тем весь этот мусор окружали кости, и нельзя сказать, кому они принадлежат: человеку или животному. А дальше только бесплодные поля, одно за другим.

Я раньше думала, что, если идти достаточно долго и далеко, то когда-нибудь дойдешь до деревьев. Чистая, желаемая мысль и к тому же детская, так как за каждой городской пустыней ждет только следующая пустыня разрушений. Только в этот раз сельского варианта.

– Что, если они нас не пустят? – громко думает Брюс.

– Есть предложение получше? – шипит Сайлас. Его настроение постепенно ухудшается.

– Успокойся, – я кладу ладонь ему на руку.

Он вздрагивает и подходит к разрушающемуся детскому автомобилю. Затем толкает его вперед, нагружает его рюкзаком с запасами и несколькими кислородными баллонами.

Мне очень хочется поговорить о событиях. О том, что мы видели. Но для этого слишком рано, а Сайлас не оратор от Бога.

– Тот, кто отправляется в Секвойю, никогда не возвращается назад, – тихо говорит мне Зонг, голосом мягким, как пепел.

– Петра не любила дезертиров. Если ты ушел в Секвойю, значит навсегда. Нужно принять решение, на какой стороне ты, – напоминает ему Дориан.

Зонг покусывает нижнюю губу, и я смотрю вверх на небо. Где-то за толстым слоем облаков, должно быть, находится солнце. Нахмурившись, я пытаюсь покачаться на носочках. Бесполезно, пальцы все еще немеют.

– Двигайся, – требует Мод и толкает меня в спину. – Я отморожу здесь свою задницу, – Брюс улыбается и хватает ее за нее.

– Они впустят нас, потому что мы все стоим на одной стороне, – говорю я громко. Ради Сайласа. – Мы хотим возродить деревья. Мы хотим снова дышать, – он не оборачивается, а просто шагает дальше. Возможно, он не слышал меня, но это невероятно.

– Ты – теперь Извергнутая. Ничем не лучше меня, – смеется Мод. Никто не возражает. И тогда она щипает меня, очень легко, страх зарождается внутри.

Мы позволяем себе лишь одну паузу, когда начинает темнеть, и мы замечаем лежащий автобус на открытой со всех сторон улице. Между трещин в асфальте пробивается замерзший густой кустарник.

Когда мы залезаем наверх транспортного средства, он проседает под нашим весом, и я нахожу себе место сзади и сбрасываю свой рюкзак. Затем проверяю уровень кислорода. Почти на три четверти пуст.

Вероятно, я должна точнее осведомиться у Сайласа о наших запасах кислорода, так как он несет оставшиеся запасы. Но если кислород на исходе, я бы лучше предпочла бы не знать об этом.

Из-за моего истощения меня не беспокоит черная плесень на автобусе. Если это убьет меня, то так даже будет лучше. Я ложусь и сворачиваюсь комочком, зажав баллон для дыхания между ног.

Мод выбрала ряд позади меня и кашляет, до тех пор, пока не откашливает мокроту.

Я закрываю глаза и жду, что сон накроет меня. Мод никак не может улечься. Она толкает в спинку моего сидения.

– Эй, ты там, – каркает она. Я поднимаюсь. Все остальные уже лежат, только ноги торчат в проходе между сидениями. – Думаешь, с Беа все в порядке? – спрашивает она угрюмо.

–Я знаю столько же, сколько и ты.

Генерал Каффри ушел из Рощи только из-за того, что в Куполе произошло восстание. Как бы я хотела знать, что Беа была в дали от этого. Или Квинн. Остается надеяться, что между ее возвращением в Купол и гражданской войной нет никакой связи.

– Ты оклеветала меня, – гремит Мод. – Я собрала других Извергнутых для борьбы, так как верила тебе. Беа должна знать. Это был обман, – она направляет пальцы на меня. Ноготь гниет и абсолютно черный.

– Собственно, тебя оклеветала Петра, – уточняю я. И добавляю: – Беа сильнее, чем кажется.

– Она – что-то особенное, настоящая конфетка, – она рассматривает треснувшее оконное стекло.

Это впервые, когда мы ведем подобную беседу.

– Отдохни немного, Мод, – говорю я так дружелюбно, как только могу.

Мод все равно резко реагирует:

– Ты здесь не босс. Сладенькая. Черт возьми, я делаю то, что хочу.

– Делай, а я ложусь спать, – я отворачиваюсь и сворачиваюсь на сидении. Мод, кажется, следует моему примеру.

Я слышу храп остальных и пытаюсь подумать о чем-то хорошем перед сном, но все время вижу только лицо Холли, когда она отпускает поручни.

И тогда внезапно рядом с ней появляется лицо Абеля. Их обоих поглощают волны. Конечно, такого не произошло, его убило министерство. Наверное, они выбросили его из Купола без кислородного баллона.

Целый день я избегала мыслей об Абеле, но теперь чувство вины и стыд снова возвращаются, так как он стал частью миссии только потому, что я хотела проводить с ним время. Он умолял меня выполнять задание. Мне кажется, что он не показал мне настоящее лицо, но это не меняет того факта, что я испытывала к нему чувства.

Я подтягиваю колени к подбородку. Мне ужасно холодно, как никогда раньше.

ОСКАР

Осталось меньше часа до моего отъезда из Купола, а я еще не начинал собираться. Вместо этого я рисую в своей галерее белые и черные полосы на полотне.

Получается что-то вроде серого хаоса.

Я надеялся, что смогу придумать план, как выпутаться из этой миссии, но единственным результатом моих размышлений стала картина. Это даже не зачаток решения.

Я не боюсь Пустоши. Мы все будем снабжены месячным запасом продуктов. Еще они обеспечат нас кислородом и медикаментами, а у Извергнутых нет против меня шанса.

Все бы ничего, но меня бесит нетерпеливый Джад Каффри и это министерство, которое убивает невинных людей, выставляя их террористами.

Я бы отказался от всего этого, если бы последствия не коснулись Ниам. Я единственный, кто у нее остался.

Я иду к раковине и ополаскиваю кисточку. Затем я бросаю последний взгляд на картину и закрываю дверь в галерею.

Когда я наконец готов, Ниам ждет перед входной дверью.

– Когда ты снова вернешься? Я волнуюсь за тебя, – говорит она. Последнее проявление симпатии было в доисторические времена, и я тяжело глотаю.

– Когда я одолею всех злодеев, я думаю, – красивая ложь. Я больше никого не уничтожу. Никогда.

Там, в Пустоши, я спрячусь где-нибудь, пока не выкупят мои благие намерения, даже если я вернусь с пустыми руками. Если кто-то перебежит мне дорогу, я предупрежу его.

– Ты же вернешься назад? – уточняет Ниам.

– Безусловно, – я поднимаю объемный рюкзак на плечи.

– Будь осторожен, старый засранец, – говорит Ниам. Она прижимается ко мне и нерасторопно целует меня в щеку. Ее губы сухие.

Я вынужден улыбнуться.

– Последи лучше ты за собой, – я стараюсь воздержаться по возможности от всего, что могло вызвать еще большего проявления чувств, и беру курс на ждущий меня военный автомобиль.

На пересечении границы ждет Джад Каффри рядом с министром по работе с общественностью. Он поднимает руку. Я притворяюсь, что не вижу его, и иду в направлении стальных ворот, где уже собралась остальная часть моей группы.

У меня совершенно нет настроения для общения с другом по путешествиям, после того как он всю свою жизнь только врал всем вокруг и окружил своих солдат фальшивой пропагандой.

Робин, самый юный член единицы, улыбается мне.

– Мне очень жаль твоего отца, – сочувствует он.

– Спасибо, – останавливаюсь я. – Они собрали нас всех?

– Все здесь, как мне кажется, – она делает шаг назад, чтобы осмотреть других.

Мэри, Рик, Нина и Джонни оборачиваются ко мне и машут, приветствуя. Я поднимаю руку в ответ.

– Они еще никогда не посылали подрастающие группы в одиночестве. Мы слышали, ты сам выбрал нас, – говорит Робин и затягивает волосы в толстый конский хвост.

– Что? Это не так, – говорю я так, как будто защищаюсь.

– Мы вообще готовы к тому, чтобы снова выходить туда? спрашивает Робин с недоверием в голосе. Собственно, она хочет спросить: "Нужен ли нам глава?"

Никто из нас не ожидал увидеть деревья в Роще. С тех пор все по-другому. По меньшей мере, для некоторых из нас.

Рик выступает вперед. Ему восемнадцать, но выглядит на тридцать.

– Отличные успехи, друзья. Дома смертельно скучно. Я постоянно говорил, чтобы нас выпустили наружу, что мы готовы. Я едва ли могу дождаться, правда. Я считаю секунды.

– Это была не моя идея, – поясняю я.

Рик только хочет затеять ссору. Он всегда так поступает.

– Генерал Каффри задерживает. – Мэри указывает на Джада.

– Мы справимся, в любом случае, – говорит Нина.

– Лучше, чем весь следующий год киснуть в спортзале, – подытожил Джони.

Волнение повисло в воздухе, я повернулся к Робин, которая прикусила губу. Другие хотели бы, наверное, радоваться, но не она. И не я.

Джад топчется перед нами. Он подбирает теплые слова, подает нам каждую маленькую сумку и бубнит указания.

– У вас всех есть новые планшеты с встроенным длинноволновым пеленгатором, которые позволяю общаться в обоих направлениях. Если они не будут работать, у вас есть дополнительные рации. Немного примитивно, зато практично. Докладывайте как минимум один раз в день, чтобы мы знали, что вы живы.

– Живы? – Рик хохмит, – Думаю, не дождетесь. У парочки хиппи (?Okohippies) нет никаких шансов против нас. – Ви выглядит так, будто он сам себя пырнет ножом в живот.

Что с ним не так? Будто он убил недостаточное количество людей.

– Ты не мог бы заткнуться Рик? – спрашиваю я.

Робин хватает воздух, а ослепленный яростью Рик пытается врезать мне, когда я ловлю его кулак и ловким приемом заламываю ее назад.

Он стонет.

– Все хорошо, все хорошо, отпускай, – просит он, и я освобождаю его, отталкиваю его от себя, пока другие только безмолвно глазеют.

Я еще никогда ни на кого не нападал. Но Рика я должен был осадить.

Джад качает головой.

– К счастью, мы отправляем вас не группой, – он делает короткую паузу. – Мы посылаем вас всех в разных направлениях. Как только вы натолкнетесь на что-то подозрительное, вы отправляете нам сообщение. Нам нужны координаты. Если мы их получим, отправим солдат и ципов и разнесем все в щепки. Для этого мы, надо надеяться, будем в полной готовности.

– Нам нужно разрешение, чтобы убивать? – спрашивает Рик. Он смотрит на меня уголком глаз.

Джад одергивает рукава куртки.

– Ваше задание – найти КРЫС. Следующие указания получите позже.

Робин чешет кончик носа.

– Сколько у нас времени?

– Столько, сколько выдержите, – Джад как раз хочет отойти в сторону, когда министр по работе с общественностью спешит к нам, цокая каблуками.

– Пожалуйста, мы могли бы сделать еще одно фото Оскара на границе? – щебечет она, – Президент Вин думает, одно слово от сына Гарна Кнавери будет хорошим PR.

Пресса через несколько дней снова вернется к работе, и потом это будет Созидатель.

– Пожалуй, – соглашаюсь я. Министр прессы открывает свой планшет, щелкает несколько картинок и ждет, затем усмехается, чтобы записать мое выступление. – После всех разрушений, которые мы совершили до настоящего времени, считаю это миссию...

– Просто напишите, что хотите, – говорит Джад, который внезапно оказался между мной и министром по работе с общественностью и оборвал меня на полуслове. Он обхватил меня рукой за плечи и потащил. – Мы и так потеряли достаточно времени.

Я оглядываюсь назад на министра, которая внезапно потеряла интервью, однако она усмехается так, будто статья уже давно лежит у нее в ящике стола.

Границу охраняют вооруженные солдаты, которые отходят в сторону, предоставляя нам беспрепятственный проход через ворота и стеклянный туннель. Мы пристегиваем кислородные баллоны к поясам и надеваем дыхательные маски на рот и нос.

В этот раз возникают другие ощущения, когда мы выходим наружу. Раньше меня переполнял огонь и пламя, чтобы защитить купол. Теперь я делаю лишь одно: выхожу и упираю руки в бедра.

Мы выбираемся наружу через раздвижные двери в Пустошь. У входа стоят семь джипов с включенными моторами.

– Ну что ж, пожалуй, начнем, – говорит Робин, пожимая плечами. Другие бормочут в знак согласия и возятся с дыхательными приборами.

– Мы вывезем вас на пятьдесят километров, – говорит Джад. – Достаточно далеко, чтобы сэкономить время, но не настолько, чтобы они могли вас услышать. Ни пуха, ни пера, – и это все. Мери, Рик, Нина, Джонни и Робин выбирают по автомобилю и садятся.

Я снова оглядываюсь вверх, на Купол. Теперь я мог бы уйти и никогда не возвращаться.

Исчезнуть из ценных бумаг.

Джад не оставил никаких сомнений, что министр никогда бы не освободил меня, и при любой попытке сопротивления они казнят меня. Но, если кто и может выжить в Пустоши, то это я.

Вопрос только в том, хочу ли я этого? Во время тренировок нам встретилось достаточное количество Извергнутых, тронувшихся умом от одиночества и больше не уверенных, на какой планете они находятся. Старый мужчина настолько изголодался, что отгрыз собственную руку.

А что будет с Ниам? Я не могу оставить ее на произвол судьбы. Кто знает, что они могут с ней сделать.

– Ну что, поехали, – говорит Джад. Он бросает мой рюкзак в автомобиль без водителя.

– Что ты тут делаешь?

– Доставляю тебя. Нам есть о чем поговорить.

Мы не произносим ни слова. Мы едем молча через ухабистую территорию, и я смотрю на дворник через толстое ветровое стекло.

Наконец Джад останавливает машину и выключает мотор. Он кладет руки на колени, несколько минут просто сидит и пристально смотрит.

Я не предпринимаю попыток нарушить молчание. Если у него есть, что сказать, ему нужно высказаться.

– Ты же знаешь, что Квинн был тем, кто почти поставил Купол на колени? – он поворачивается ко мне.

– Если ты имеешь в виду, что он ответственен за смерть моего отца то, да, я знаю, – мы пристально смотрим друг другу в глаза. Он ждет, что рассвирепею.

Но я не зол на Квинна. Как я могу, когда я знаю планы министерства? Если честно, то я обижен только на себя, так как я был таким наивным все время и никогда не выступал против своего отца, как Квинн.

Я жду того, чтобы он продолжит.

– Квинн жив, – говорит он. Вздохнув, он опускает голову на руль, и впервые за две недели я не презираю его.

– Продолжай.

– Это было ошибкой – отправить его одного, и я не хотел, чтобы армия и Ципы роились вокруг, так как они убьют его, если поймают. Ты же напротив...

– Ты думаешь, что я помогу ему.

– Ты хочешь выбраться из специальных единиц, и я могу это предоставить.

– Ты сказал мне, что не можешь.

Джад потирает подбородок.

– У всего есть своя цена, а я знаю нужных людей. Я могу достать для тебя и Квинна новые личности, биометрию и все такое. Ничего, что невозможно. Но это значило бы, что вы будете жителями второго класса. Высокая цена. Но это лучшее, что я могу предложить тебе.

Я пристально смотрю из окна. За всю свою жизнь я только дважды бывал в третьей зоне. Единственное, что осталось в памяти: грязные детские лица и темнота. Каким же унылым это было. Хотел ли я этого?

– В пальто, которое надето на Квинне, вшит радиомаяк, и именно здесь он находился в последний раз, перед тем как села батарейка, – он показывает наружу. – Ты просто должен найти его и наблюдать за ним. Затем контрабандой я верну вас назад в Купол. Итак, жизнь второго класса не сможет дать вам многое, но, по крайней мере, вы будете живы.

– А другие теперь занимаются здесь чем-то бессмысленным?

– Их отвозят совершенно в другие места, – говорит он. – Они не найдут ничего, кроме как парочки Извергнутых, если только там снаружи нет где-нибудь ячейка. Но еще одна ячейка настолько же вероятна, как открытие второго Купола, – с детства они пытались убедить нас, что были и другие Купола. Еще одна ложь.

– Я обдумаю это, – в это время я поднимаю воротник и затягиваю пояс потуже.

Джад подает мне пистолет. Я беру его и убираю за спину, засунув за пояс, прежде чем бросить забытую полуавтоматику в своей руке на заднее сидение.

Итак, я не хочу оружия. Оно мне больше не понадобится.

– Я жду от тебя только того, что ты поступишь правильно, – говорит он.

– Именно так, как поступил бы ты, – отвечаю я резко.

– Я? Я даже не знал бы, что правильно.

Джаз перегибается через меня и открывает пассажирскую дверь. Я вылезаю, тащу за собой рюкзак и роняю его на землю.

Улица больше похожа на холмистую полосу, а за ней нет ничего, кроме как обычного серого щебня и полностью разрушенных зданий , последний из которых с трудом держит две стены.

– Прими мой совет: ты больше не должен действовать против своих принципов, никогда, – говорит Джад. – Тогда ты покончишь со всей этой ложью и смертью.

И не дожидаясь моего ответа, он захлопывает дверь, заводит мотор и исчезает.

БЕА

Я сажусь на корточки рядом с Джаз и кладу руку на ее лоб. Она вся горит от температуры. Шарф, который я обмотала вокруг ее ноги, полностью промок.

Я развязываю его и осматриваю рану. Вокруг разреза кожа желтоватая, и от вони мне становится плохо.

Если так пойдет дальше, она скоро умрет от кровотечения, а если этого не произойдет, то она умрет от инфекции в ране.

– Сделай так, чтобы боль ушла, пожалуйста, – она так разочаровано просит, что я хочу забрать ее боль, но я не могу ничего сделать, кроме как держать ее за руку.

Я смотрю на эскалатор и спрашиваю себя, есть ли наверху аптека.

– Я скоро вернусь, – я подпрыгиваю вместе с рюкзаком.

Я смогу прочистить рану и остановить кровотечение, но мне нужно определенные средства. И этого определенно может быть недостаточно.

– Пожалуйста, остаться здесь, – жалобно стонет она. – Беа!

– Только две минуты, – уверяю я ее и взбираюсь по эскалатору.

В заполненном солнечным светом зале я останавливаюсь и рассматриваю погаснувшие вывески, разбитые стеклянные двери и окна, ограбленные магазины, расписанные граффити таблички.

Пол одного из магазинов, которые не продавали ничего, кроме чулок и носок, полностью покрыт заплесневелым товаром, в магазине электроники валяются разбитые экраны и использованные батарейки.

В аптеке дела обстоят еще хуже. Трубочки, бутылки, коробочки и таблетки разных форм и расцветок покрывают пол.

Я прокладываю себе дорогу через мусор за стойку с кассовым аппаратом. Кончиком ботинка я переворачиваю валяющиеся на полу упаковки лекарств, надеясь найти хоть что-нибудь, но у успокоительных, болеутоляющих средств и антибиотиков уже прошли сроки годности.

Я замечаю маленький туристический комплект и маленькую бутылочку спирта, которые я запихиваю в рюкзак.

После аптеки я захожу в магазин, в витрине которого рекламируются экзотические продукты. Вероятно, можно приглушить боль алкоголем.

Я обшариваю каждую полку, отодвигаю помятые консервы и пустые банки для прохладительных напитков. Затем я ложусь на пол и проверяю, не могло ли что-нибудь закатиться.

Чувство поражения охватывает меня, и я уже хочу вернуться к Джаз, когда вижу дверь с перекошенной табличкой "Не входить. Только для работников фирмы".

Она пищит при нажатии, но поддается.

Заплесневелые картонные коробки сложены, как кубики для гигантских детей. Большинство из них пусты, но, наконец, я наталкиваюсь на шесть неприкосновенных коробок.

Я вытаскиваю одну и пытаюсь открыть, но она очень странно запечатана. Сейчас у меня нет времени рассматривать механизм, поэтому с силой бросаю ее через голову в складской шкаф.

Меня начинает шатать от запаха спирта. Я наливаю небольшое количество жидкости в руку, нюхаю и пробую на вкус кончиком языка.

Очевидно, пригодно для питья, но совсем не тот алкоголь, который я пила раньше.

Насыщенный, красный и горький. Я смотрю на этикетку. Malbec. Я как раз убираю находку в рюкзак, когда на вокзале раздается крик.

– Джаз? – я вылетаю из магазина.

Джаз извивается в бреду. Я вытаскиваю бутылочку из мешка, укладываю Джаз себе на руку и снимаю маску с ее рта.

– Вот, – говорю я, неловко наполняю руку красным алкоголем и вливаю ей в рот.

Она пьет глотками.

– Бее, – отворачивает она. – Что это?

–Лекарство, – она пьет дальше, и когда она совсем теряет сознание, я аккуратно опускаю ее на пол и снова закрепляю маску.

Алкоголь настолько успокоил ее, что я снова могу осмотреть ее ногу. Все очень плохо.

Так плохо, что мой замысел едва ли может начаться. Но что-то нужно делать.

Она вздрагивает.

– Закуси это, – говорю я, просовывая ей толстый кусок ткани под маску между зубами.

Затем я разворачиваю мои находки на каменном полу и продеваю длинную нить в ушко иголки, прежде чем облить ее спиртом для разжигания. Спирт я также использую, чтобы промыть ей рану.

Она кричит, но я быстро связываю ей руки и ноги шарфом так, чтобы они не мешали.

– Все хорошо, – говорю я. Ткань, зажатая у нее во рту, заглушает ее громкие стоны. – Держи себя в руках, – добавляю я, на сей раз для себя, так как расшатанные нервы и тошнота ничем мне не помогут.

Я сажусь ей на грудь, кусая себя внутреннюю сторону щеки, вправляю обратно торчащую кость и стягиваю кожу сверху. Она орет, извивается и, наконец, отключается.

Я сжимаю ее склеенную кровью кожу вместе и пронзаю ее иглой. Протягиваю, в конце концов, хлопковую нить дрожащими пальцами.

Джаз мечется, то приходя в сознание, то снова соскальзывая в беспамятство, но все же мое колено остается неподвижным на ее груди и фиксирует ее. Я сдавливаю ее кожу, и ее запекшаяся кровь просачивается между пальцев.

Тем не менее, я шью здесь и там вперед и назад, пока стежки не покрывают половину ее голени, а кость не спрятана и рана не закрыта.

Я стягиваю маску с лица и вынимаю ткань у нее изо рта. Она еще дышит.

– Мне очень жаль,– шепчу я. Возможно, я сделал только хуже.

Сейчас я могу только ждать – спасения или смерти.