Текст книги "Побег в Секвойю (ЛП)"

Автор книги: Сара Кроссан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

«Побег в Секвойю»
Дыши 2
Сара Кроссан

Часть первая. «Путешествие»

АЛИНА

Плыть под парусом к Секвойе – это не детская игра, это совершенно ясно, но никто не думал о ледяном дожде или шторме. Малейшая ошибка, и мы утонем в этой реке.

– Помогите! – кричу я, перенося весь свой вес на пятки и откидываясь назад, чтобы не дать такелажу соскользнуть.

Дождь хлещет отвесной стеной по нам и превращает палубу в ледяной каток. Лодка трещит, и ее борт все время качается. Мой кузен Сайлас, шатаясь, подходит ко мне и ловит трос. Он туго натягивает его, и я крепко завязываю конец, чтобы парус не надувался сильно, и мы не перевернулись.

– Такое в первый раз, – заключаю я. В порыве ветра мой голос почти не слышно.

Сайлас натягивает капюшон на голову. С тех пор, как мы закрепили парус, он не сказал ни слова. Никто из нас не говорил. О чем можно говорить теперь, когда убежище, где находилась то, за что восставшие едва боролись, сожжено дотла.

По крайней мере, шторм не давал нам возможности думать о грустном: о криках, о крови, о танках, о штурмующих солдатах с винтовками, о наших мертвых друзьях, лежащих в пыли. И о деревьях, о нашем настоящем лесе, который погиб на наших глазах. Едкий вкус пены все время склеивает мне горло.

Я следую за Сайлосом в каюту, где находится наша маленькая группа выживших, защищаясь от шторма. Мои ладони горят от холода. Я пытаюсь их тереть, пока не прячу их под подмышки пальто.

– Мы сделали все, как ты сказал, – докладываю я Брюсу.

Кто бы подумал, что я буду радоваться связи с отверженными? Что бы ни заставило его тогда пойти против министерства, теперь это никого не интересует. Без него мы бы никогда не смогли получить лодку, не говоря уже об ориентировании во время непогоды.

–Хорошая работа, – бормочет он и чешет бороду, даже не бросая взгляд в окно, через которое еле видно силуэты зданий.

Лодка угрожающе отклоняется от курса, и штурвал вырывается из узловатых рук Брюса. Мой живот подпрыгивает. Я регулирую вентиль на кислородном баллоне на поясе, до тех пор, пока дополнительный кислород не начинает, шипя, поступать через шланг, и я начинаю глубоко дышать носом. Пока Сайлас и Брюс возвращают штурвал под свой контроль, я сижу тихо рядом с Мод. Старая женщина обмотала вокруг себя одеяло как саван, и видны только ее голова и сухие руки.

– Ты можешь убрать все кислородные баллоны под крышу? – спрашиваю я. Без воздуха мы можем уже сейчас спокойно нырнуть в реку – результат будет одним и тем же.

– Ты что, держишь меня за сумасшедшую? Все уже готово, – она показывает в угол каюты, где аккуратно сложены бутылки. Нас семеро. Осталось еще десять. На сколько дней нам хватит кислорода? На сколько часов?

Из угла раздаются рыдания. Дориан и Зонг. Мятежники, как и я, склонились над Холли, садовницей из Рощи. Я не очень хорошо ее знаю, но каждый выживший на счету.

Я хватаю кислородный баллон и, качаясь, иду в их направлении, Холли дрожит так, что слышен стук зубов. Хотя она и жила вместе с Дорианом и Зонг в Роще, и училась обходиться без кислорода, она лихорадочно дышит.

– Она задыхается. Ей нужен один баллон.

Дориан поднимается и проводит рукой по волосам:

– Она определенно не захочет.

Я пытаюсь потрогать ее лоб, но она отбрасывает мою руку и царапает меня ногтями.

– Ей он нужен не меньше, чем другим, – хрипит Мод и приподнимается на локтях.

Держа крепко в руках штурвал, Брюс смотрит на Холли нахмуренным взглядом, и его выражение лица говорит о том, что он видит подобное не впервые. Конечно, нет. После ухудшения люди ворочались, когда содержание кислорода падало и все задыхались, ползая вокруг. Он и Мод уже пережили подобное. Но то, что здесь происходит, очень сложно воспринимается после заката. Это ужаснее чем раньше.

– С ней все будет в порядке, – ворчит Брюс.

Мод сопит, но не комментирует. Она уже не такая бессердечная, какой была.

Холли что-то бормочет.

– Что такое, Холли? – спрашивает Зонг.

Он не прикасается к ней. Вместо этого он прижимает худые загорелые руки к собственному сердцу, словно он разделяет ее чувства. В его глазах стоят слезы и боль. Эти двое вместе? Романтические отношения между мятежниками строго запрещены, но, вероятно, это правило исполнялось менее строго, чем я думала. Сайлас и Инджер тоже были близкими друзьями.

– Воздух, – стонет Холли. Зонг хватает кислородный баллон, но Холли качает головой. – Свежий воздух, – говорит она, как будто есть выбор.

Дориан вздыхает.

– Мы не движемся из-за погоды, – словно подтверждая его слова, лодка качается назад.

– Давай подождем, пока она пройдет, – успокаивает ее Зонг.

Холли смотрит на свои сапоги, на которые прилипла высохшая черная пена.

– Я хочу наружу, чтобы почувствовать воздух, – она прикусывает нижнюю губу и дергает себя за брюки. – После этого мы можем вернуться и помыться, чтобы согреться.

Я завидую Холли и ее выдуманному миру. Я тоже хотела бы сделать небольшой тайм-аут в реальности, чтобы то, на что мы вынуждены смотреть, больше не приносило боль.

– Я возьму ее ненадолго с собой, – говорю я. – Может быть, от этого будет толк.

Холли встает и натягивает капюшон на короткие темные кудри. Нос и уши покраснели от холода.

– Где прячется Петра? – хочет знать она.

Я беру ее ладонь и веду к двери каюты.

– Она еще в убежище, заботится о деревьях, – говорю я.

Не совсем ложь. Вместо того, чтобы спасаться вместе с нами, наша предводительница выбрала умереть рядом с деревьями. Петра не смогла поступиться главной задачей своей жизни. И заплатила за это высокую цену.

Я думаю о Джаз, которая тут же бросилась к дереву, только чтобы быть рядом с Петрой – и мое горло будто сдавливает. Джаз была всего лишь ребенком. Она не заслужила смерти. Никто этого не заслужил.

– Алина? – спрашивает Дориан за моей спиной.

– Пару минут, – при этом я облокачиваюсь на дверь против ветра.

Холли и я поворачиваемся спинами к хлещущему дождю и двигаемся в направлении носовой части. Я освобождаю ее руку, и она хватается за поручни, наклоняется вперед и улыбается. Она подставляет лицо едкой бурлящей пены, чтобы вода стекала вниз по ее шее. Лодка качается на могущественных волнах, мои голые руки держатся за перила, Холли просто отпускает свои. Это была ошибка, прийти сюда.

– Идем, нам нужно вернуться в каюту.

Холли смотрит в расплывчатую даль, ее нижняя губа дрожит.

– Я знала, что мы потеряем в войне, – говорит она. Бушующий ветер и волны звучат как шепот.

Я не пытаюсь убедить ее, что мы ничего не потеряли, так как это было бы ложью. Теперь мы ничем не лучше извергнутых. Беглецы на пути к Секвойе в надежде найти кров. Ничего не осталось от нашей жизни, и я сомневаюсь, достаточно ли будет этого. Как будто прочитав мои мысли, Холли поднимается до нижней поперечного поручня и поднимается на другую сторону, пока не встает в полный рост на носовой части. Я быстро хватаю ее.

– Холли, ты что делаешь? Спускай свою задницу назад.

Лодка наклоняется вперед, и девушка начинает всхлипывать.

– Отпусти меня.

Теперь мои ноги поскальзываются.

– Помогите! – кричу я.

За несколько секунд все собираются вокруг нас, и с помощью Зонг я перетаскиваю Холли через перила назад. Едва она оказывается на полу, как он встряхивает ее.

– Что за фигня? Как ты додумалась до такого? – он опускает голову на живот Холли и начинает плакать. Холли гладит густые локоны Зонга и пристально смотрит в облака.

– Мы отнесем ее внутрь, – говорит Дориан и пронзает меня взглядом.

– Как я могла предвидеть, что она задумала? – говорю я.

Дориан качает головой и берет Холли под руки.

Хотя дождь все еще стучит по палубе, шторм успокаивается, и паруса слегка опускаются. Дориан, Холли и Зонг сидят в углу. Брюс и Мод шепчутся и гладят морщинистые руки друг друга. Сайлас стоит за штурвалом. Я иду к нему наверх и смотрю через открытое окно каюты. Руины вдоль берега, заброшенные десятилетия назад, рассыпаются уже на камни.

– Ты позволила бы ей просто прыгнуть вниз?

– Ты серьезно? – я тяжело сглатываю.– Это настолько невероятно, что мы выживем?

– Дориан утверждает, что знает, где находится Секвойя, но когда я подсунул ему под нос карту, его указания были довольно туманны. Насколько я могу судить, радиус поисков около пятнадцати километров.

– Мы найдем дорогу. Мы уже через многое прошли, Сайлас.

– Я не уверен в этом. На сколько еще хватит нашего кислорода, твои оценки? – я кошусь вниз на Мод и Брюса, которые тяжело дышат в кислородные маски. Мод смотрит вверх и посылает мне абсолютно незаслуженный темный взгляд. После всего, что мы прошли вместе, мы все еще холодны друг с другом.

– Хватит еще на пару дней, – говорю я.

– Хочется верить, – говорит Сайлас, направив взгляд на палящее солнце.

– Есть предложение получше? – спрашиваю я. Не потому, что у меня настроение поругаться, а потому, что я надеюсь на его острый ум.

Он качает головой.

– Если мы не хотим жить как Извергнутые, нам остается только добраться до Секвойи. Если у нас получится, то сможем и дальше выращивать наши растения и сможем связаться с папой и мамой в Куполе, – он замолкает и смотрит на меня. Его веки очень красные, я не могу теперь точно сказать, от чего они такие: от пены или от усталости.

Я беру Сайласа за руку.

– С Хэрриет и Гидеоном определенно все в порядке, – говорю я. Даже если в Куполе гражданская война, мои тетя и дядя слишком хитры, чтобы позволить просто себя поймать и убить.

Сильный порыв ветра швыряет лодку на береговой откос, и Сайлас резко выворачивает налево. Я теряю равновесие и оказываюсь на полу лицом вниз. Жесткий, металлический вкус наполняет мой рот.

– Извини, – говорит Сайлас. – Все в порядке?

– Все хорошо, – я поднимаю маску и вытираю кровь рукавом. В такие моменты не горюют, если разбивают губу.

Мод вскакивает.

– Стоп!!!

Я хочу свистнуть старухе – она что не видит, что Сайлас из кожи вон лезет, чтобы удержать лодку? Но затем я поворачиваюсь и вижу, что Холли пытается сбежать через дверь. Я бегу следом за ней.

– Холли, нет!

Она уже в носовой части, рядом с поручнями. Когда я настигаю ее, она уже добралась до ограждения и идет, покачиваясь, из стороны в сторону. И она улыбается. Слова Сайласа снова звучат у меня в голове: "Ты должна дать ей спрыгнуть, ей нужно уйти". Но я не делаю этого. Она не в себе.

– Утром все будет по-другому, Холли, – я хватаю ее за руку.

– Утром ничего не изменится, – она слегка оборачивается и отвечает на мой взгляд.

– Мы должны надеяться, – говорю я.

Холли грустно улыбается.

– Мои запасы надежды иссякли, – говорит она и отпускает пальцы.

Я наклоняюсь вперед, цепляюсь за ее руку, но она такая тяжелая, что я не могу долго ее держать. Большая волна поднимается высоко под килем и полностью окатывает ее водой. Все же взгляд, который она бросает на меня снизу, не может быть принят. Мои пальцы горят.

– Ты делаешь мне больно, – говорит она.

И тогда происходит это: ее мокрая рука выскальзывает из моей хватки.

Холли падает в воду и исчезает. И это могу видеть только я. Тяжелые шаги громыхают по палубе.

– Холли! – шумит Зонг. Он перегибается через поручни и осматривает волны, которые ударяются о карму. Но Холли больше нет. Я отворачиваюсь.

Все поднялись на палубу и смотрят на меня, все, включая Брюса.

– Я не могла больше ее держать, – говорю я.

– Холли? – шепчет Зонг.

Дориан обнимает его одной рукой и оттаскивает от перил.

– Мы пришвартуемся на ночь, – объявляет Сайлас. – А теперь внутрь, но все вместе.

Молча, мы идем друг за другом в каюту. Я опускаюсь на пол. Один из коричневых сапог Холли все еще лежит рядом с кислородным баллоном с развязанными, изношенными шнурками.

Но в этот раз я не виню себя. Я просто не могла больше ее держать. Она осознано шла на смерть. Я закрываю глаза и прижимаю подушечки пальцев к векам.

Я больше не чувствую холода. Ничего больше не чувствую.

– Бедная девочка проиграла борьбу, – говорит Брюс, ни к кому не обращаясь.

А я только могу спрашиваться сама себя: за что вообще мы боремся?

БЕА

Иногда мне хотелось верить в Бога, как люди до ухудшения. Уверенность. Быть частью большого плана и считать, что все-таки есть утешение. Но даже если сейчас мои родители в лучшем мире, Бог также не смог бы повернуть часы в обратную сторону. А именно этого я хотела. Возможности обнять своих родителей, вдохнуть их запах.

Я считала тоску по Квинну чем-то вроде брака во мне. Теперь это съедает меня изнутри.

Квинн, Джаз и я идем по старой погребенной под снежной слякотью железнодорожной трассе, которая ведет в центр города. Оттуда мы хотим пойти вдоль реки на запад. У меня есть старая географическая карта, которую Гидеон дал незадолго до бегства из Купола. И Джаз указала на место, где, как она думает, находится Секвойя. Нам приходится верить ей, так как у нас нет другого выбора.

Квинн кладет руку мне на плечо и обнимает меня.

– Наверное, нам нужно сделать паузу, – говорит он.

Должно быть, он услышал мое тяжелое дыхание под маской, но здесь нет никакого удобного места для привала. Температура опускается также быстро, как солнце, – сейчас самое время найти убежище, но близлежащее здание под огромным количеством граффити выглядит так, будто вот-вот упадет. Я качаю головой, и парень, не спрашивая, поворачивает вентиль на моем баллоне, чтобы повысить поток кислорода.

Он открыт на полную. Сколько нам нужно времени, чтобы добраться до Секвойи? Едва Квинн поворачивается ко мне спиной, я убавляю на пятнадцать процентов.

– Туннель, – говорит Джаз и показывает на ведущий вниз туннель в паре сотен метров впереди. Она подпрыгивает, снежная слякоть брызгает во всех направлениях.

–Только осторожней! – кричу я ей вслед. Вытаскиваю карту из кармана пальто и разворачиваю ее уже в сотый раз. – За туннелем должен быть вокзал. Святого Панкраса, – объясняю я Квинну. Он использует момент для объятий. Невольно я становлюсь очень напряженной.

Он делает шаг назад.

– Все хорошо?

– Я так хотела, чтобы мы нашли больше выживших, – уклоняюсь я. Я не хочу волновать его, и он не смог бы развеять мои страхи, что бы он не сделал.

– Мы справимся, – говорит он. Я киваю, натягиваю шапку пониже на лоб и сухо улыбаюсь.

– Заканчивайте там шушукаться и дуйте сюда, – кричит Джаз, уже далеко впереди от нас. Она тянется к дыхательной маске под подбородком. Она нужна ей время от времени, так как она выросла в роще и провела там всю свою жизнь, приучив свое тело к низкому содержанию кислорода. Как волчок, она кружится вокруг и тянет открытый рот к небу. Ее красные кудри на фоне заснеженного заднего плана пылают, как огонь. Едва ли она понимает, что мы вытащили ее, единственную выжившую, из горы мусора и обломков, которые когда-то были ее домом.

Квинн берет меня за руку и заставляет посмотреть ему в лицо.

– Мы вытащили ее живой и нашли друг друга, несмотря на то, что это было невозможно.

– Я просто хотела бы только... – я думаю о безжизненных телах моих родителей, в луже крови на сцене, когда начался погром. Я была всем, что у них было. Они трудились каждый день, чтобы заплатить налог за кислород, чтобы я могла дышать. Славу Богу, у меня есть Квинн.. но все же я хотела бы, чтобы родители тоже были рядом.

– Как ты думаешь, Мод тоже выжила? – спрашиваю я.

– Старая сумасшедшая? Ну конечно. Джаз же говорила, не так ли?

Я как раз хочу возразить, что Джаз не может точно сказать, кто точно выжил, а кто нет, когда раздается резкий крик, а затем удар.

Мы оборачиваемся.

– Джаз?

Она исчезла.

Квинн срывается с места, я за ним, хотя и отстаю от него. Затем он останавливается, удивленно осматривается и ругает Джаз.

– Она была здесь, именно здесь, – говорит он, когда я догоняю его.

Тишина.

Зигзагом мы обходим шины и снова останавливаемся только перед остатками колючего проволочного забора со старыми пластиковыми ошметками за старым дорожным вагоном. В сумерках мы осторожно приближаемся к туннелю, зовем Джаз. После всего ужаса, случившегося за последнее время, мы должны думать о наихудшем.

Я снимаю один красный волос с пальто и позволяю ему парить в воздухе по направлению к земле.

– Нам надо разделиться. Тогда мы быстрее найдем ее.

– Чтобы мы снова потерялись? Забудь об этом, – он берет меня за руку, и мы всматриваемся в туннель, но не заходим. Свет в конце кажется серым полукругом.

– У тебя есть фонарь? – шепчу я, чтобы не вызывать эхо.

– У меня ничего нет, – вздыхает он и касается своих волос моей перчаткой.

– У тебя есть я. И вместе мы снова найдем Джаз, – я смотрю еще раз в туннель. – Но она ни в коем случае не внутри. Она не была настолько впереди нас. Давай вернемся.

Он держит один палец у уха.

– Что это было? – спрашивает он.

Несмотря на то, что я молчу, я ничего не слышу, кроме собственного дыхания и слабых бульканий дыхательных приборов. Квинн поворачивает назад и бежит вдоль шин.

– Будь осторожней, – я бегу следом за ним.

Квинн останавливается и широко расставляет руки, чтобы не упасть. Когда я подхожу к нему, вижу, куда он почти что упал. Дыра.

Канализационная шахта, наполовину накрытая металлическим диском. Квинн хватает его с одной сторону, я с другой. Мы уравновешиваем его, убирая крышку в сторону, а затем отпихивает ее, и позволяем ей упасть на землю. Внизу мы видим Джаз.

– Сколько еще мне нужно орать? – стонет девушка.

– Мы не могли тебя услышать. Но теперь мы здесь, – успокаиваю я ее и свешиваю ноги в шахту.

– Это, должно быть, шутка? – Квинн тянет меня назад.

– Туда можно спрыгнуть,– настаиваю я.

Он только сопит. Я встряхиваю его и мне немного стыдно за свой ледяной взгляд. Он просто не хочет, чтобы что-нибудь произошло со мной.

– Прыгну я, – заявляет он.

Он садится на край и осторожно спускается вниз, чтобы не приземлиться на Джаз. Затем он одевает ей маску, чтобы было легче дышать. – Я подниму ее, а ты вытащишь.

Ободранное лицо Джаз появляется наверху. Я опускаюсь на снег, беру ее подмышки и откидываюсь назад, чтобы поднять ее всем своим весом. При этом она непрерывно жалобно стонет.

– Теперь меня, – кричит Квинн.

Я глажу Джаз по лбу, кладу ее на замерзшую землю и склоняюсь над дырой. Квинн тянет руки мне навстречу. Но как бы я ни пыталась, он намного тяжелее Джаз. Мне не поднять его.

Вены на моих висках начинают стучать.

– Я не могу, – я опускаюсь рядом с дырой. Как я ненавижу такие признания. – Нам надо что-то найти, на что ты мог бы встать, – может быть, я и слаба, но не глупа.

Я спешу к обломкам поезда справа от меня. Когда я забираюсь внутрь, пол оседает подо мной. Я хватаюсь за ржавый огнетушитель на стене и ползу дальше внутрь. Большинство сидений уже вырваны или разорваны. Только два сиденья целы. Я закрываю глаза, но никаких шансов: я вижу побледневшие кости, сверху кости маленького, внизу более крупного человека. И рядом на земле лежат два черепа, большой и маленький. И нож.

Вероятно, они покончили жизнь самоубийством. Перерезали шею, большего и не надо. Из уроков истории я знаю, что людям было очень тяжело во время ухудшения из-за нехватки кислорода и продуктов. Но кем они были? Ребенок с матерью или отцом? Никто никогда не узнает. Две жизни просто так исчезли из истории, не оставив после себя ничего, как и многие после них.

Квинн зовет меня. Сконцентрируйся, Беа!

Я хватаю расшатанное, разрушенное кресло и вытаскиваю его из поезда.

Я тащу его в шахту, куда оно падает с глухим звуком. Квинн отходит в сторону и использует его как подножку. Со второй попытки его подбородок и локоть появляется над краем, и наконец, он выкарабкивается наружу. Тяжело дыша, он опускается на землю.

– Спасибо, – говорит он, и я улыбаюсь.

Но рядом с нами хныканье Джаз перешло в рыдание. Ее вельветовые штаны были порваны под коленом.

– Тебе нужно быть тише, Джаз, – сказала я.

Мы не имеем ни малейшего представления, кто или что прячется там в темноте. Возможно, что все вокруг кишит Извергнутыми. Вероятно, и армия тоже ищет меня.

Я убираю брюки Джаз в сторону и поспешно отворачиваюсь, чтобы сохранить содержимое желудка. Это не просто кровь, а глубокий, неровный разрез, во всю голень. Даже кусок кости выглядывает наружу.

Внезапно Квинн встает рядом со мной и в ужасе пристально смотрит на рану. Я развязываю мою шаль и крепко перевязываю ее вокруг ноги Джаз. Она кусает кулак.

– Это больно... так ужасно больно.

–Что нам теперь делать? – спрашиваю я.

– Мы отнесем ее на вокзал и тогда... – остальное остается висеть в воздухе.

– Ты сможешь нести ее?

– Мне придется.

– Не останавливайся, даже если она закричит, – говорю я.

–Я не закричу, – пообещала Джаз со слезами. Но она кричит. И кричит, и кричит, и кричит, и кричит...

Пока мы тащим Джаз по совершенно черному туннелю на вокзал, она находится без сознания. Я сама еле держусь на ногах. При таком потреблении нам точно не хватит кислорода до Секвойи.

Мы кладем Джаз под мраморными часами и опускаемся рядом с ней. Она не двигается. Я просовываю руку под ее куртку и успокаиваюсь, когда чувствую биение ее сердца.

– Это плохо, – говорит Квинн.

Я не могу произнести ни слова из-за одышки и начинаю медленно дышать. С вокзала открывается вид на стеклянный купол. Ночное небо усеяно звездами. Удивительно, как красиво это выглядит.

Квинн наклоняется ко мне.

– Мы справимся, слышишь? – говорит он, пытаясь поднять мне настроение.

Что ждет нас впереди? Нога Джаз будет гноиться. И что тогда? Оставим ее здесь и продолжим свой путь?

–Сначала умрет она, а потом умрем и мы, – говорю я.

Он встряхивает меня:

– Что за чепуху ты говоришь?

Я отталкиваю его:

– Если это ускользнуло от тебя, Квинн, мы все умираем.

– Мы живы, – он убирает сначала свою, затем мою маску в строну, чтобы быстро поцеловать меня в губы. Несколько недель назад я не желала ничего, кроме как знать, что Квинн любит меня. Наш первый поцелуй был как волшебный эликсир, но сегодня его губы совершенно обычные. – Ты должна быть сильной, – призывает он и снова надевает маску.

И он прав. Мама и папа не хотели бы, чтобы мы сдались. Они хотели бы, чтобы я боролся, так же, как они поступили в конце своей жизни. Даже если в конце мы погибнем.