Текст книги "Побег в Секвойю (ЛП)"

Автор книги: Сара Кроссан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

БЕА

Кожа Ланса Вина поменяла свой цвет: из розовой стала синей. Еще чуть-чуть, и я буду выглядеть так же. Я вытесняю каждую мысль и концентрируюсь на дыхании. Досчитать до десяти, снова вздохнуть, сохранить немного кислорода в клетках. Воздух такой разряженный, что каждый вдох мучителен. Моя голова готова расколоться.

Я открываю глаза и смотрю на мигающий красным свет на потолке. В этот момент врывается Ниам.

– Оставь дверь открытой, – хриплю я сквозь рев сирен, звучащий из громкоговорителей. Она не слышит меня, и вот дверь снова закрыта.

– О нет! – Ниам смотрит на бездыханного Вина, лежащего на полу, и толкает его ногой. – Что ты сделала? – Она хватается за горло. – Воздух, – говорит она. – Я не могу... – Она не договаривает из-за приступа кашля. Ее взгляд, направленный на меня, полон одновременно ненависти и страха. Я живу, а Ларс Вин нет. – Караульные просто напросто покинули свои посты, но мы разберемся с этим... когда все нормализуется, – говорит она.

Она подходит к переговорному устройству, собираясь нажать кнопку, как вдруг до нее доходит. Хрипя, она внимательно смотрит на меня, и мною овладевает нехорошее предчувствие, что мне придется наблюдать и за ее смертью. Она тянет за ручку и дверь открывается. Ниам вскрикивает, также как и я. На пороге стоит Квинн.

– О, Беа! – он толкает Ниам в сторону и спешит ко мне. Он обхватывает лицо, смотрит на мертвого Вина, затем на меня и мои стертые запястья. – Ты в порядке? Мне очень жаль. Мне очень жаль.– С помощью ножа он освобождает меня и помогает подняться на ноги. Затем он снимает маску и целует мои ладони у основания большого пальца. – Я знал, что ты выдержишь, выдержишь и покажешь всем, как обстоят дела, – говорит он.

– Ты здесь! – Я обвиваю его шею руками и обнимаю так сильно, что ему, наверное, больно. Он осыпает меня поцелуями в губы, лоб и шею, затем нежно надевает мне маску. На какое-то мгновение я забываю, как противно сейчас выгляжу. – Мы должны найти Оскара и твоего отца. Они помогут нам.

– Не впутывайте сюда моего брата, – говорит Ниам. Она придерживает дверь, чтобы запустить немного кислорода. Если она сейчас уйдет, то мы с Квинном пропали. Мне нужно вовлечь ее в разговор.

– Оскар на нашей стороне, Ниам. Ты знаешь это. – Я встаю на ноги.

– Вы настроили его против нас, – кричит она.

– Нет, это не так. Он присоединился к нам по своей воле, и ты тоже могла бы. – Аварийная сигнализация, не переставая, издает резкий, пронзительный звук.

Ниам краснеет.

– И стать такой же, как ты? – Попытка сделать так, чтобы она добровольно перешла на нашу сторону, не удалась. Я бросаюсь на нее, толкаю на пол и бросаюсь к открытой двери, чтобы она не закрылась. Ниам царапает мне лицо. Ну и пусть. Я поднимаю руку, и Квинн помогает мне встать. Он тащит меня в коридор, прочь от мерцания красного света.

Ниам с трудом поднимается на ноги.

– Вы еще об этом пожалеете.

– Нет, я так не думаю, – говорю я.

По ее взгляду я вижу, что ей есть еще много чего сказать, но вместо этого она убегает по коридору, зовя солдата, который никак не появляется.

– Купол обстреливают, – говорит Квинн.

– Тогда нам нужно поторопиться. – Я выхватываю у него связку ключей и открываю камеру напротив. В углу, съежившись, сидит Олд Ватсон. Я даже не знала, что они посадили его за решетку. – Ватсон! – Я опускаюсь на пол и трясу его. Никакой реакции. Я прикладываю ухо к его лицу, но не слышу дыхания. Это из-за меня он попал в тюрьму или из-за своего растениеводства?

Я срываю с Квинна маску, прикладываю ее к носу Олда Ватсона и выпрямляю его ноги, чтобы он лег на спину. Пытаюсь сделать массаж сердца, переложив свой вес на руки, в то время как Квинн тянет голову старика назад и делает ему искусственное дыхание.

Один раз. Второй.

Однако ничего не происходит.

– Дыши, черт побери! – Я снова давлю.

Квинн встает.

– Не получается, Беа. Нам нужно выбираться отсюда. – Он не понимает: Олд Ватсон спас меня тогда, когда я сама уже потеряла волю к жизни. Я не оставлю его тут лежать.

– Еще одна попытка, – говорю я и кладу свои руки на грудь Олда Ватсона. Я делаю массаж сердца как по учебнику, один к тридцати. Квинн снова опускается на колени и дует ему в рот, наполняя его кислородом.

И это срабатывает! Олд Ватсон начинает дышать. Я убираю оставшиеся пряди волос, упавшие ему на глаза, и он поднимает веки.

– Ничего не говори, – говорю я и помогаю ему встать.

Я бросаю Квинну ключи.

– Остальные камеры.

– Ты справишься? – спрашивает он.

– Да, – говорю я. – Конечно, я справлюсь.

КВИНН

Беа, Олд Ватсон, около тридцати мятежников и я убегаем из здания суда. Улица полна испуганных, в панике снующих вокруг, второсортных, в большинстве своем вооруженных. Парень моего возраста пробегает мимо меня, но я останавливаю его.

– Что здесь случилось?

– Эти сволочи откачали кислород в квартирах зоны 3. – Он вырывается и бежит дальше. Из громкоговорителей доносится автоматически повторяющееся раз за разом сообщение. "План по рационированию воздуха, этап 3 в действии. Просим Премиум не покидать своих домов. План по рационированию воздуха, этап 3 в действии. Просим Премиум не покидать своих домов".

Мы обмениваемся нервными взглядами, когда отец Сайласа, Гидеон, обращается ко мне.

– Нам нужны кислородные баллоны.

– Туда, – говорю я.

– Куда мы направляемся? – Он идет в ногу со мной.

– В научно-исследовательскую лабораторию.

Мы спешим вверх по улице, которая стремительно пустеет, потому что все больше второсортных пытаются, перелезая через заборы и высокие стены, проникнуть в дома первосортных. Царит сущий хаос: выбиваются стекла, раздаются выстрелы. Я притормаживаю.

– Мои братья, – говорю я.

Гидеон качает головой.

– Сейчас нет времени.

– Я заберу их, – решительно говорю я.

– Хорошо. Встретимся через час на границе. Дай мне ключи, я сам найду баллоны, – отвечает Гидеон. Я бросаю ему связку.

– А что с Джаз? – спрашивает Олд Ватсон. Хотя он стоит рядом со мной, такое ощущение, что его голос слышится откуда-то издалека. Он выглядит намного бледнее и дряхлее, чем несколько дней назад. Он не создан для таких акций. Но опять же, кто из нас создан для них?

– Больница недалеко. Я заберу ее, – говорит Беа, собираясь броситься бежать. Но я хватаю ее за плечи.

– Мы снова собираемся все делать в одиночку? – сетую я. Этого не было в планах. В планах было найти Беа и больше никогда не выпускать ее из глаз.

Она улыбается.

– Некоторые вещи важнее нас самих, – говорит она, и я целую ее. Миллионы вещей могут быть важнее нас, но мне ничего не приходит в голову, что могло бы быть важнее нее. – Через час на границе, – повторяет она.

Второсортные, вооруженные разбитыми бутылками и чугунными трубами, пробиваются на мою улицу. Я несусь мимо них вверх, к нашему дому. Мои братья и мать сидят перед телевизором и смотрят новости, где показывают взрывы и вздымающиеся клубы пыли.

Леннон смотрит на меня и кивает. Кейн делает то же самое. Одновременно поняв, что меня вообще-то здесь быть не должно, они вскакивают с места и бросаются ко мне.

– Квинн, неужели это ты? – спрашивает Кейн. Он по-боксерски толкает меня в бок. Моя мать оборачивается тоже. От удивления у нее отпала челюсть.

– Я же тебе говорил, что он жив, – говорит Леннон. Я целую его в лоб, а Кейна прижимаю к себе. Мне их так не хватало.

Моя мать идет ко мне, переваливаясь с боку на бок, опираясь на спинку дивана.

– Мы уходим,– говорю я.

– О, Квинн, мой любимец. – Она обхватывает мою руку, но ее глаза ничего не выражают.

– У нас есть две минуты, до того как сюда ворвутся второсортные, – говорю я. На улице что-то взрывается, и моя мать испуганно вскакивает. Скорее всего, только одна минута. – Вперед!

Моя мать покровительственно улыбается.

– Мы здесь в безопасности. Не переживай за нас. – Она пытается оторвать от меня близнецов, но они еще сильнее цепляются за меня. Не то, чтобы им было лучше со мной, чем с ней, но если они пойдут со мной, то мне, по крайней мере, удалось бы их спасти.

– Они пойдут со мной, – говорю я. – Никаких дискуссий. Ты пойдешь с нами? – Я не хочу, чтобы она умерла, все-таки она моя мать.

– Ты вообще понимаешь, что ты натворил? Твой отец сам не свой, с тех пор как ты... – Большим и указательным пальцами она надавливает на веки, лихорадочно дышит и держится за живот.

– Мама? – спрашивает Кейн. Я держу его еще крепче. Это все только шоу.

– Ты разрушил нашу семью. – Она начинает всхлипывать, по ее щекам текут слезы. Но она плачет не обо мне.

–Я возьму продукты и баллоны с кислородом, – говорю я.

– Бери, что хочешь, только, пожалуйста, оставь мне моих мальчиков, – жалобно хнычет она. В окно гостиной залетает камень, и она вскрикивает, затем падает на колени, прикрывая голову руками.

– Идите, собирайте свои вещи! Быстро! – Я подталкиваю братьев к лестнице. – Мама, мы должны пойти все вместе, – умоляю я. Я не могу оставить ее здесь мародерствующей толпе граждан второго класса.

Она смотрит на меня, лежа на полу.

– Ты сам выбрал себе такую жизнь. Не пытайся всех нас тащить за собой. – Еще одно окно разбивается и на диване приземляется отвертка. – Что там происходит? Мир совсем сходит с ума.

Я поднимаю ее с пола.

– Мир меняется, больше ничего. И ты должна меняться вместе с ним.

– Они сломают весь мой красивый дом, – жалуется она.

– Ты должна упаковать кое-какие вещи. – Я толкаю ее по коридору в спальню.

Затем бегу вниз по коридору в подвал, где я беру столько кислородных баллонов, сколько могу унести. Кейн и Леннон уже стоят с рюкзаками вверху у основания лестницы. Они готовы бросить все и следовать за мной.

– Мама! – кричу я.

Она появляется, одетая в пальто из плотной ткани. Ее ярость рассеялась, как дым. Постанывая, она держится за живот.

– Я рожаю, – говорит она.

БЕА

Я предоставляю моим коллегам-мятежникам опустошать центральный командный пост, а сама направляюсь в больницу на границе между зонами один и два. Содержание кислорода в воздухе заметно снижается, но все же лучше, чем в камере. Я двигаюсь быстро, мимо бушующей толпы людей, пока не попадаю в узкую, боковую улицу, где двое мальчишек дерутся за маленький дыхательный аппарат.

Я ловко прибираю его к рукам, надеваю маску на лицо и обращаюсь в бегство. Они ругаются мне вслед, но я быстрее и сильнее. Несмотря на жжение в ногах и одышку, я воспринимаю этот бег как маленькую победу над министерством.

Огромное, белое здание клиники занимает почти весь квартал. Домик привратника пуст, ворота открыты настежь. Запинаясь, я бегу вверх в осиротевший холл. Там я вижу неистово мигающую и звенящую панель приборов, а также стоящие повсюду бесхозные больничные кровати и инвалидные коляски.

Из кабинета выходит женщина-врач со стетоскопом на шее и в испачканном кровью халате.

– Кислород для посетителей закончился, – говорит она, пытаясь вытолкнуть меня обратно через вращающуюся дверь.

– Я ищу одного ребенка, – говорю я.

Она отпускает меня и тянет за собой к приборной панели, чтобы заставить ее замолчать.

– Второсортных доставили наверх в крыло для первосортных. Это будет стоить нам наших рабочих мест, но видимо, нам так и так придется о них забыть. – Здание сотрясается, и врач долго смотрит на меня. – У меня у самой дети. Мне пора идти, – говорит она и торопливо уходит.

Я мчусь по лестнице на второй этаж, перепрыгивая за раз через две ступени. Коридор переполнен кашляющими пациентами, часть из них передвигается вместе с инфузионной стойкой. Я прокладываю себе дорогу в этой сутолоке и наконец вижу Джаз на другом конце коридора. Ее нога в гипсе, а рыжие локоны вздымаются на голове, как спагетти.

Слава богу.

– Джаз! – кричу я. Опираясь на костыли и подпрыгивая, она идет мне навстречу.

– А ты совсем не торопилась ко мне, – говорит она, и по-боксерски пихает меня в живот.

Я не могу по-другому. Я просто должна поцеловать ее кулак.

– Готова к походу?

– Я уже вчера была готова, – говорит она, когда мы идем к лестнице. Она хватается за перила и спускается, перешагивая через две ступеньки. – Поторопись, – говорит она, когда дверь открывается.

Я хватаю Джаз, чтобы в случае необходимости защитить ее, как вдруг появляются Кейн и Леннон, в сопровождении Квинна, поддерживающего свою мать.

– Нам нужен врач, – говорит он. Живот его матери опустился. Это непостижимо. Именно сегодня.

– Оставайся здесь, – поручаю я Джаз и помогаю миссис Каффри подняться на второй этаж. Она кричит и извивается, когда мы кладем ее на пол.

– Нам кто-нибудь поможет?! – орет Квинн.

– Никого из врачей нет, – говорит один из второсортных с перевязанным глазом.

Синтия Каффри вскрикивает и хватается за живот.

– Я должна тужиться.

Квинн поворачивается ко мне. Он белый как мел.

– Она должна тужиться, – повторяет он.

КВИНН

Все кровати в отделении заняты. Люди, лежащие в них, избегают наших взглядов. Я уже готов рассвирепеть, но в этот момент одна бледная женщина с трудом встает с кровати, освобождая место моей матери.

– В этом чертовом заведении вообще нет ни одной медсестры? – спрашиваю я. Гул сирен раздается уже по всему зданию.

Женщина качает головой.

– Те немногие из медперсонала, что еще не сбежали, сейчас оперируют разрыв толстой кишки. – Она вытаскивает две петли, прикрепленные по бокам кровати, и просовывает через них ноги моей матери.

Моя мать хватается за матрац.

– Позовите доктора Кесселя! – кричит она.

– Здесь больше нет врачей, мама, – говорю я.

Она пытается подняться.

– Здесь я не буду этого делать. Нет. Нет. – Она начинает кричать и жмурит глаза.

Беа закатывает рукава и обращается к моим братьям.

– Вам не нужно здесь находиться. Пойдите, позаботьтесь о Джаз, девочке, которая была со мной на лестнице. – Кейн выглядит так, как будто вот-вот расплачется. – Будьте мужественными, – добавляет она, и оба убегают.

– Нам нужна горячая вода, – говорю я бледной женщине. Точно не знаю для чего, но я уже слышал об этом. Надеюсь, мне откроется смысл предназначения горячей воды.

– Да, да, в том числе, – говорит женщина и поспешно удаляется.

Беа задирает юбку моей матери выше колен и снимает нижнее белье. Я держу мать за руку, и она смотрит на меня.

– Ты стал другим,– говорит она. Я киваю, потому что она права, но еще вопрос, был ли это комплимент.

– Тебе тоже не обязательно здесь оставаться Квинн, – говорит Беа. Еще месяц назад я бы притворялся и желал бы оказаться как можно дальше отсюда, но сейчас, среди воя сирен и постоянно нарастающего плача и рева с улицы, меня меньше всего заботит вид рожающей матери. Я постоянно спрашиваю себя, как нам уйти отсюда живыми и что произойдет, если нам удастся это сделать.

Женщина возвращается назад нагруженной. Она встает рядом с Беа у края кровати.

– Мне нужно что-нибудь болеутоляющее, – умоляет моя мать.

– Поздно, – говорит женщина. Она подталкивает Беа. – Готова?

Беа решительно кивает.

– Да.

– Откуда у вас эти вещи? – спрашиваю я, глядя на марлю и ножницы.

Женщина делает неопределенное движение рукой в сторону коридора.

– Взломанная кладовая. – Лицо моей матери становится темно-красным.

– Пойди и набери все, что может нам понадобиться, – говорит Беа. Она и понятия не имеет, что мы подобрали в Секвойе дюжину детей, но то, что нам нужно снаряжение, ей ясно. – Времени для этого достаточно. Я не думаю, что дети просто так оттуда вылетают.

Я пробиваю себе дорогу по коридору, пока наконец не нахожу кладовую. Кругом лежат бутылки, постельное белье и соски. Я беру простынь, расстилаю ее на полу, и взглядом окидываю полки. На простыню я бросаю сухое молоко, которое смог найти, помимо этого еще пластыри, парацетамол, кодеин, лезвия в стерильной упаковке, вату, стерильные очищающие салфетки и еще ассортимент всего остального, для надежности.

Я связываю углы простыни в узел и возвращаюсь в коридор. В этот момент я слышу крики матери. Она кричит так громко, что все замолкает. Испугавшись, я мчусь обратно.

Беа разглядывает измазанный сверток лилового цвета у нее на руках.

– Он очень торопился с приветствием, – говорит она.

Женщина обтирает ребенка полотенцем и раскрывает опухшее лицо.

Мой брат – с прилипшими черными волосами и приплюснутым носом.

Он извивается и кричит. Беа протягивает его матери. Как бы я не хотел доказать себе, что мне все это безразлично и то, что за человек все-таки моя мать, но она тоже плачет, целуя голову моего брата. Она полна любви, той любви, которую она, в моем представлении, испытывала и ко мне. Раньше. 16 лет назад я тоже был идеален, безгрешен, как "чистый лист". Я просто не стал таким человеком, каким она хотела меня видеть.

– Мы не можем здесь оставаться, – говорит мне Беа. – Ты принес все, что нам нужно?

– И даже больше. – Я смотрю на крохотные пальчики ног моего брата. У него даже есть ногти на ногах. – Мы должны взять их с собой.

Моя мать поднимает глаза.

– Я останусь здесь, – говорит она. Несмотря на шум, кровь и людей, она улыбается. Такой я ее еще никогда не видел – такой счастливой.

– Почему? – спрашиваю я.

– Купол – это мой дом. Я никуда отсюда не уйду.

– Ты хочешь, чтобы ребенок рос здесь?

Над больницей снова взвывает сирена, соревнуясь по громкости с ревом сигнала тревоги на первом этаже.

– Куда бы вы не пошли, как первосортным вам вряд ли окажут теплый прием, – говорит моя мать.

Беа обхватывает рукой мое бедро.

– Квинн,– говорит она.

– Но...

– Это ее личный выбор.

– Его зовут Трой, – говорит моя мама. Она вдыхает его запах, и я вытягиваю руки, чтобы забрать его.

– Нет, – говорит Беа и загораживает от меня брата. – Нехорошо, если он потеряет мать. – Она знает это, так же как и я.

Я целую Троя, и моя мать подставляет мне щеку, чтобы я и ее поцеловал. Но я не смог. Я отстраняюсь.

Купол и все отделение сотрясается от взрыва. Беа берет меня за руку.

– Мы больше ничего не можем сделать, – говорит она.

– Я только хочу... – Слова застревают в горле.

– Она знает, что ты ее любишь, – говорит Беа.

Моя мать слегка пыхтит. Может быть, она тоже меня любит. Я в последний раз бросаю взгляд на Троя и отворачиваюсь.

Пришла пора уходить. Снаружи бушует война, и мы нужны там.

ОСКАР

Они уже у подножия башни, и на двери видна отчетливая вмятина, слышны выстрелы, большой монитор на стене начинает гаснуть и искрить.

– Они скоро появятся, – говорит Сайлас.

– Мы убиваем только тогда, если по-другому нельзя, – говорит Алина. Сайлас подозрительно смотрит на меня.

– Но мы должны, – говорю я. Но как бы уверенно это не звучало, мое чувство говорит о противоположном.

Винтовки заряжены, и мы уже сидим на корточках у двери. Их там снаружи неизвестно сколько, нас только трое. Но вместо страха меня наполняет нетерпение, я, наконец, хочу выиграть.

Замки бомбят пулями, дверь падает внутрь вместе со стадом секвойенцев. Они неистово стремятся вверх по винтовой лестнице, даже ни разу не оглянувшись назад, и тем самым дают возможность Сайласу, Алине и мне, чтобы взять их под прицел.

Пули отскакивают от стен, всюду брызжет кровь. Лучше стрелять, чем думать.

Большинство агрессоров падают вниз по ступеням, их слабые тела обрушиваются на пол. В полумраке башни сложно сказать, кто из них мертв и кто просто удивлен, но они все юны. Так же юны, как я.

Сайлас и Алина пробираются к горе стонущих тел, чтобы собрать винтовки. Мальчик в самом низу не хочет отдавать винтовку, и толкает меня двумя ногами, когда я хочу отнять ее у него. Я уклоняюсь и ударяю его своей собственной винтовкой в ногу, до тех пока он не начинает выть и, наконец, не отпускает оружие. Я забираю ее и перепрыгиваю через него, чтобы обезоружить следующих двух, но они лежат неподвижно с раскрытыми глазами. Я быстро отвожу взгляд.

– Оскар! – кричит Алина. Я спешу к ней и Сайласу к двери. Враг одолел нашу неопытную армию и находится теперь перед воротами к устройству регенерации Восток. Наши солдаты лежат в пыли, либо мертвы, либо со скрученными за головой руками, лицом в землю. Теперь я понимаю, что Джад был прав. Всего за пару недель никто не в состоянии создать полноценную армию.

Даже в маске я мог почувствовать вкус пыли в воздухе. Что теперь?

Прежде чем я успеваю принять решение, Сайлас и Алина бегут в направлении устройства. Я пытаюсь догнать их, но они слишком быстры. Они подбегают к баррикаде из мешков с песком, идут в обеспечение и пригибаются. Я следую их примеру.

Половина агрессоров, которые толпятся перед дверью, сжимаются под градом наших пуль. Остальные поднимают свои сделанные из автомобильных дверей щиты, но они не пуленепробиваемые и через минуту на ногах осталась всего лишь горстка. Это проще, чем должно быть.

Немногие выжившие отбегают от башни и бегут, чтобы спастись. Я наблюдаю за ними через оптический прицел, но не нахожу возможные цели, и поэтому им удается ускользнуть.

– Они тянутся дальше к южному устройству, – говорит Сайлас. – Каффри говорил, что это контрольная вышка.

– Проклятье, – говорю я. – Если они прорвутся туда... – мне не нужно продолжать. Алина и Сайлас снова в пути. Каждый бы подумал, что они обучались в специальном отряде. Я спешу за ними, но тут мне преграждает дорогу упрямый тип с татуированными руками. На нем нет ни каски, ни щита. И он направляет штурмовую винтовку на нас. У других были только простые винтовки. Мы останавливаемся. Нам не остается ничего, кроме как смотреть.

– Бросайте оружие, – ревет он.

– Макс? – спрашивает Алина. Ее голос дрожит.

– Винтовки вниз, руки вверх, – повторяет он, и мы бросаем оружие на пол и поднимаем руки в воздух. – На колени.

– Делайте так, как он говорит, – велит Алина. Я чувствую, как она дрожит. Я бы взял ее за руку, но я не думаю, что ей бы это помогло. А этому брутальному определенно нет.

– Где другие? – спрашивает Макс. Я кошусь на Сайласа, так как не знаю, чего он хочет добиться.

– Они в безопасности, – говорит Сайлас.

– Если я их найду, больше не будут, – говорит Макс.

– Я должна была убить тебя во сне, – говорит Алина, и снова она похожа на саму себя. Она плюет ему под ноги. Макс смеется.

Цып снова палит. Мы корчимся под градом осколков гранат, Макса бросает на землю, оружие вылетает у него из рук. Это дает мне достаточное количество времени, чтобы схватить мое и наставить на него. Ухмыляясь, он встает и поднимает руки. Сайлас и Алина тоже хватают свое оружие, но не используют их, поэтому я тоже жду. При этом можно было бы решить дело одной пулей.

– Вы боретесь охотнее с министерством, чем за ваших собственных людей, – насмешливо он смотрит на Сайласа и Алину.

– В Куполе живут тысячи невинных людей. Вы безумны, – отвечаю я.

Алина приближается к Максу, который сразу выпрямляет грудь. Она прижимает к нему дуло оружия. Короткая пауза, как будто она хотела сказать еще что-то, но затем без всякого предупреждения она стреляет.

Макс удивленно смотрит на нее и падает вперед. Лицо врезается в песок, его зеленая куртка окрашивается в темно-красный цвет.

Алина смотрит на меня.

– Иначе он бы нас убил, – она не должна оправдываться, я бы сделал это для нее в любое момент.

– Южное устройство, – напоминаю я, и мы бежим прочь.

Мы снова пригибаемся за мешками с песком, отыскиваем среди солдат и кишащего трупами поля сражения подход к устройству.

– Просто посередине, – предлагает Сайлас. Алина кивает, соглашаясь, когда один из наших танков проносится мимо.

Он стреляет и попадает в Цып. Многочисленные секвойецы и солдаты министерства попадают под дождь из осколков гранат.

Короткая пауза дает Сайласу, Алины и мне шанс, чтобы добраться до танка. Люк открывается, кто-то выглядывает наружу и открывает стекло на шлеме. Это Джад. Он что-то кричит, но из-за шума мотора и выстрелов вдали я не могу его понять.

И тогда щелкает одинокий выстрел в воздухе, и Джад сваливается с танка. Я разворачиваюсь и замечаю Макса, который опирается на локти и ухмыляется поверх ствола винтовки. Сайлас и Алина стреляют в него. На этот раз он остается на земле.

Но Джад не двигается. Солдат останавливается рядом с ним.

– Санитары! – ревет он, и я подбегаю к нему. Я вытаскиваю рацию из внутреннего кармана Джада.

– Генерал Джад ранен. Несите носилки.

Сайлас и Алина стоят рядом со мной. Никто из них не делает попытки помочь, а я даже не прошу их. Я снимаю куртку и кладу ее ему под голову.

– Он мертв? – спрашивает Алина.

– Сердце еще бьется, – говорит солдат.

Джад открывает глаза, и я вздыхаю с облегчением.

– Слишком поздно, – каркает он. – Они уже у южного устройства. Забирайте людей из Купола. Соберите всех снаружи, – он тянется к воротнику. Он был застрелен в единственное незащищенное место, в шею. Я отрываю рукав рубашки, комкаю его и прижимаю к ране. Он не может умереть. Он нам нужен.

– У нас не хватит времени, чтобы эвакуировать столько много людей, – объясняю я ему.

– Южное устройство, – говорит Сайлас холодно. Он не смотрит на Джада. Он не знает, каким стал Джад и что он сделал за последние недели, чтобы защитить мятежников.

– Идемте, – говорю я, и их уже нет, так же как и солдата, который ныряет в люк танка и заводит его. Цып Секвойи стреляет по танку и промахивается всего на волосок от него.

В течение минуты кусок рубашки у шеи Джада пропитался кровью. Мой живот сжимается. Я еще раз пытаюсь связаться с людьми на другом конце рации. Но таким образом можно было бы вести разговор с самим собой.

Джад возится с маской. Я прибавляю поступление кислорода.

– Что теперь? – говорю я, как будто он сам мог вытащить себя из болота за волосы.

Он кашляет.

–Кажется, ты будешь способным, Оскар. Поверь мне.