Текст книги "Веселое заведение"

Автор книги: Сандра Даллас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Усевшись за кухонный стол, мисс Белли с недовольным видом заявила:

– Эта дама создает нашему заведению плохую рекламу. Мужчины, к вашему сведению, на дух не переносят всяких там невест по переписке.

Эдди посмотрела на Эмму, которая сидела ни жива ни мертва.

– По-моему, Белли, я уже просила тебя следить за своими манерами, – сказала Эдди.

– Я купила себе новые ленточки к шляпке, – казалось бы, совершенно не по теме сказала Тилли и игриво посмотрела на Неда, который тут же отвел от нее глаза.

– Я их вам пришью, – подала наконец голос Эмма.

Эдди покачала головой:

– Служанка здесь одна – Уэлкам, а так как она орудует иголкой, как курица саблей, эти ленточки, Тилли, тебе придется пришить самой. Насколько я знаю, шить ты умеешь, и не сомневаюсь, что ленты будут выглядеть на твоей шляпке просто замечательно. А сейчас забирай с собой Белли и поднимайся вместе с ней к себе наверх. Мы тут обсуждаем важное дело и не хотим, чтобы нам мешали.

– Что это за важное дело, которое можно доверить кухарке? – пренебрежительно сказала Тилли.

Эдди вздохнула:

– Я привезла из Канзас-Сити духи и, если вы не будете совать свой нос куда не надо, сегодня же их вам подарю, – сказала она, жестом предлагая девицам удалиться.

– Пойдем, Белли. Поможешь мне пришить ленты. Я не так уж хорошо умею шить, как тут утверждают некоторые. – Тилли подхватила Белли под локоток и вышла из кухни, хлопнув дверью.

Эдди подошла к двери и, открыв ее, проверила, не подслушивают ли их девицы.

– Я бы с радостью избавилась от этих двух шлюх, если бы они не были такими тупыми, – сказала она, хотя и знала, что слишком мягкосердечна, чтобы кого-нибудь уволить. – Без меня они давно бы уже пропали. Кроме того, других у меня просто нет. Уж и не знаю, как смогу здесь управляться. Разве только милостью господней, – вздохнула она, вспомнив произнесенную Эммой фразу.

Эмма встала с места и подошла к стоявшему у двери ведру с водой. Зачерпнув черпаком воды, она напилась, после чего выплеснула остаток во двор через открытую заднюю дверь.

– Пойду-ка я, пожалуй, к себе, – сказала она.

– Не спеши, – сказала Эдди, тоже поднимаясь на ноги. – У меня на руках бордель, поддерживать который в приличном состоянии входит в мои обязанности; в твои же обязанности в настоящий момент входит написать Джону. Уэлкам принесет тебе карандаш и бумагу, и ты напишешь письмо, после чего я просмотрю текст. – Эдди хотела лично убедиться, что Эмма не допустит в своем послании к брату никаких оплошностей, которые могли бы выдать их намерения. Эта женщина совершенно не умела хитрить, в отличие от нее, Эдди, которая когда-то была весьма искусной мошенницей, да и сейчас еще могла дать фору кому угодно.

Эдди прошла в свою бывшую комнату и достала из гардероба новое платье, чтобы отнести его в спальню мисс Фрэнки. Ночевать в маленькой душной комнате во второй раз ей отнюдь не улыбалось, но, как видно, с этим ничего уже нельзя было поделать. Оставалось только надеяться, что в воскресный вечер, когда работы в заведении мало, ей не придется самой ублажать клиентов. Выходя из комнаты, она оглянулась на Эмму, спрашивая себя, оценила ли эта женщина их план и старания вытащить ее из беды. Потом она перевела взгляд на Неда, который ей подмигнул. Уж этот человек, во всяком случае, видел все достоинства предприятия, которое она затевала, и всегда был готов ее поддержать.

Эмма взяла лист бумаги и положила его перед собой на клеенку. Бумага основательно измялась, и она старательно разгладила ее ладонью.

Нед взял карандаш, с критическим видом обозрел его сломанный кончик, после чего извлек из кармана перочинный нож и, прежде чем приступить к заточке, с хищным видом провел пальцем по лезвию. Покончив с работой, он протянул карандаш Эмме, а карандашные очистки ребром ладони сгреб на столе в кучку.

– И что же ты ему напишешь? – спросил он.

Эмма пожала плечами.

– Хоть он и мой брат, я в жизни не писала ему писем. – Нахмурившись, она склонилась над бумагой и потянулась за карандашом. При этом она невольно коснулась указательного пальца Неда. Нед быстро поднял на нее глаза, но она на него даже не взглянула.

«Дражайший братец Джон», – начала было выводить Эмма, но потом остановилась. – Я его так никогда не называла. – Зачеркнув «дражайший», она немного подумала, а затем зачеркнула всю фразу целиком. – Это ведь должно быть деловое письмо, не так ли?

Нед чинно сложил руки на столе.

– Похоже, вам особенно нечего сказать друг другу.

– Это точно, – не стала спорить с ним Эмма. Нед хотел было добавить что-то еще, но Эмма протестующим жестом подняла вверх руку. – Мне необходимо сосредоточиться.

Чтобы написать письмо, потребовалось не менее часа. Все это время Эмма что-то зачеркивала, переставляла местами и переписывала заново, вставляя тут и там удачные, по ее мнению, слова. Поставив наконец подпись, она принялась перечитывать про себя это послание, чуть заметно шевеля губами.

– Пожалуй, так подойдет, – сказала она.

Нед протянул руку, чтобы взять исчерканный карандашом листок, но Эмма покачала головой:

– Ты ничего там не разберешь. Все это надо переписать. В этом доме есть приличная бумага и чернила?

Нед пожал плечами.

– Не видел, хотя, не скрою, мне как-то и в голову не приходило обращать внимание на нечто подобное.

– Если я перепишу письмо чернилами, оно будет выглядеть солиднее. Джон всегда пишет деловые письма чернилами. – Эмма взяла еще один лист серой бумаги и аккуратно переписала письмо карандашом. Потом она подошла к плите, отодвинула кочергой заслонку очага и бросила первоначальный вариант в огонь.

– Не стоит оставлять черновик на столе, где девушки Эдди могут его найти, – объяснила Эмма. Она пошевелила кочергой угли, чтобы убедиться, что пламя полностью охватило бумагу и от нее остался один только пепел. Потом она вернулась к столу, где Нед с интересом изучал составленное ею послание. Когда он читал, то не водил пальцем по строчкам, как это делала Эдди.

Прочитав письмо, Нед положил его на стол и некоторое время смотрел на него, в то время как Эмма внимательно наблюдала за ним, пытаясь определить его реакцию.

– Ты – мужчина. Твое мнение для меня особенно важно, – пробормотала она, словно оправдываясь.

Нед перевел взгляд на свои руки, обнаружил у себя на манжете какое-то пятно, сделал попытку соскоблить его ногтем, но, поскольку у него ничего не получилось, закатал рукав, так что пятно исчезло из виду.

– Тогда начнем сначала. Прежде всего, если бы я был твоим братом, который, по твоим словам, терпеть тебя не может, мне было бы наплевать, что там думает о тебе твой муж. Меня интересовал бы только один вопрос: какие деньги я могу заработать с твоей помощью. Поэтому эту фразу я бы убрал.

Эмма взяла карандаш и вычеркнула соответствующую строчку.

– Есть еще кое-что, – сказал Нед, тыча в бумагу пальцем. – Ты не написала, почему владелец ранчо согласился продать тебе земельный участок за полцены. Я бы сразу заподозрил, что здесь что-то нечисто, если бы мне предложили приобрести участок ценой в двадцать тысяч долларов за одиннадцать тысяч пятьсот.

Эмма обдумала его слова.

– Полагаю, ты прав. – Она немного подумала и что-то вписала между строк.

Нед взял письмо и, снова пробежав его глазами, посмотрел на Эмму и ухмыльнулся:

– Вот теперь все более-менее правильно.

При этих словах Эмма улыбнулась с выражением облегчения, и морщинки у нее на лбу разгладились. Заново переписав письмо, она щелчком переправила листок на ту сторону стола, где сидел Нед. Перечитав, так сказать, послание исправленное и дополненное, Нед хитро улыбнулся и сказал:

– Ты сделала ошибку. В слове «написаное» два «н», а не одно.

Сначала Эмма удивилась, а потом ее щеки залила краска смущения. Взяв письмо, она вставила недостающее «н».

– Где это ты так навострился грамотно писать?

– Прежде чем сбежать из дома, я, между прочим, учился в школе. Не такой уж я тупой и необразованный, как некоторые здесь думают.

– Теперь я и сама в этом убедилась, – сказала Эмма.

Эмма стала складывать письмо так, чтобы осталось место, где написать адрес, но Нед накрыл ее ладошку рукой.

– Давай подождем Эдди. Она тоже хотела его прочитать. А лучше всего поступать так, как того требует Эдди.

Эмма напряглась.

– Я думаю, мне лучше знать, что и как писать своему брату.

– Я уже сказал: пусть его прочтет Эдди, – с нажимом повторил Нед.

Эмма, чуть поколебавшись, кивнула:

– Ну что ж, ладно, пусть прочтет.

Нед качнулся на своем стуле, отодвигаясь от стола и балансируя на задних ножках, крикнул в сторону задней двери:

– Эй, Уэлкам, где ты там? Заходи! – И почти в тот же миг дверь распахнулась, и негритянка вошла на кухню. – Пойди разыщи мисс Эдди и скажи, что срочно требуется ее присутствие.

Уэлкам подняла на него недовольный взгляд.

– Что за спешка? Что тут у вас такого важного, что она должна все бросить и бежать к вам?

– Скажи что хочешь. Даже правду можешь сказать, ты же подслушивала под дверью, верно?

Эмма повернула голову так, чтобы видеть Уэлкам, которая, встретившись с ее взглядом, сразу же отвела глаза и вышла из кухни в коридор. Через минуту на кухне появилась Эдди; поскольку ее оторвали от дел, выражение у нее на лице было недовольное. Эмма протянула ей письмо, которое Эдди прочитала стоя.

– Интересно, почему ты не написала, что муж от тебя в восторге? – спросила она. – Я бы обязательно это отметила.

– Она права, – сказал Нед, стараясь не смотреть на Эмму.

Эмма ничего не сказала. Она молча забрала письмо у Эдди и вписала недостающую строчку, потом она взяла еще один лист из пачки и стала переписывать письмо набело. Нед посмотрел на Эдди поверх головы Эммы и подмигнул ей. Эдди перевела взгляд на вернувшуюся на кухню негритянку, грозно блеснула глазами и, положив руки на поясницу, сказала:

– Ступай во двор и займись каким-нибудь полезным трудом. Я плачу тебе за работу, а не за то, что ты стоишь у задней двери и подслушиваешь.

– Это дело – такое же мое, как и ваше, – возразила ей Уэлкам. – Моя доля составляет в нем двести пятьдесят долларов. – Негритянка вышла через заднюю дверь, и ее густой, утробный смех еще долго доносился со двора.

Наблюдая за тем, как Уэлкам выходит из кухни, Эдди от нетерпения щелкнула зубами. У ее матери имелась точно такая же привычка, и Эдди попыталась вспомнить, когда она впервые взяла ее на вооружение. Выяснилось, что довольно давно. В такие минуты ей приходило в голову, что она стареет, а возраст в ее бизнесе самый страшный враг – даже для «мадам». Хорошо еще, подумала Эдди, что у нее нет седины, особенно такой, какую нельзя закрасить краской «под красное дерево». Она выпрямилась, подтянула живот и, выгнув бровь, призывно глянула на Неда. Но тот не отрываясь смотрел на Эмму, которая в этот момент еще раз проверяла текст письма.

Эдди продолжала смотреть на Неда до тех пор, пока он не поднял на нее глаза и не залился вдруг румянцем, как если бы его застали за каким-нибудь недостойным занятием. Эдди тут же захотелось узнать, о чем он в эту минуту думал.

– Читай, послушаем, что получилось, – сказала Эдди.

Эмма откашлялась.

– «Брат Джон», – начала она, потом опустила письмо и, обращаясь к Эдди, объяснила: – Он точно так же экономно расходует слова, как и свои деньги. Что-нибудь цветистое ему бы не понравилось.

Эдди согласно кивнула.

Эмма поднесла письмо так близко к глазам, что Эмма подумала, уж не близорука ли эта женщина. Возможно, она слишком тщеславна, чтобы носить очки; с другой стороны, такой простофиле, как Эмма, вряд ли могло быть свойственно тщеславие. У Эдди зрение было отличное, и она могла разглядеть на расстоянии пятидесяти футов даже дырку от сучка в двери сарая, чем немало гордилась.

– «Брат Джон, – снова начала читать Эмма. – Полагаю, тебе приятно будет узнать, что нынешнее мое замужнее состояние вполне меня устраивает. Мой муж очень похож на тебя – такой же трудолюбивый и так же не богат словами. И, как ты, копит денежки. В общем, он мне подходит».

– К чему ты все это пишешь? – спросила Эдди.

– Чтобы Джон мне поверил, – ответила Эмма. – Если бы я написала, что муж мой хорош собой и я с ним счастлива, Джон бы решил, что у меня ум за разум зашел. Дело в том, что Джон не верит в любовь.

Эдди отлично знала этот тип мужчин.

– Ладно. Читай дальше.

Эмма кашлянула, прочищая горло.

– «Перед моим отъездом ты просил, чтобы я следила за инвестициями. Другими словами, подыскивала, куда здесь можно вложить деньги. Мне кажется, я нашла неплохой объект для инвестиций, о чем и хочу поставить тебя в известность. У моего мужа появилась возможность прикупить к своему ранчо участок земли в 20 тысяч акров за 11.500 долларов. Рыночная стоимость этого участка, представляющего собой отличный выгон для скота, раза в два выше, но, поскольку он со всех сторон окружен владениями моего мужа, желающих его приобрести не так много и владелец участка готов уступить его задешево».

Эмма посмотрела на Эдди и улыбнулась.

– По-моему, мне удалось выдумать неплохой предлог, чтобы оправдать невысокую цену участка.

Поскольку Эдди промолчала, Эмма опустила глаза и продолжала:

– «Мистер Уитерс и сам приобрел бы его, но всех денег у него нет. Вот что он предлагает: каждый из вас вложит в дело половину требуемой суммы. Мистер Уитерс будет пасти на указанном выгоне скот; половина приплода будет числиться как принадлежащая тебе, но он не будет взимать с тебя плату за его содержание, пока скот не будет продан. После продажи он вычтет эти деньги из причитающейся на твою долю прибыли, как, равным образом, те пять процентов, которые ты нам обещал в случае, если я найду подходящий объект для вложения капитала. Поскольку мы все отныне связаны родственными узами, мой муж в качестве акта доброй воли обязуется в течение трех лет не взимать банковский процент с твоей доли прибыли от продажи скота и не требовать от тебя дополнительных вложений на случай операций, необходимость которых вытекает из владения совместной собственностью. Мне кажется, эта сделка выгодна для обеих сторон. Ты говорил, что мой муж будет лучше думать обо мне, если я продемонстрирую ему свою практическую сметку. И я, взявшись уладить это дело, готова ему ее продемонстрировать – как раньше не раз демонстрировала тебе. Но с покупкой необходимо поторопиться: ходят слухи о том, что за рекой, которая примыкает к упомянутому выше участку, обнаружены залежи ценной руды, и мы полагаем, что, если эта новость дойдет до владельца земли, он может взвинтить цену. Закон позволяет прокладывать дороги через сельскохозяйственные угодья, если поблизости есть залежи ценных ископаемых; при этом местные власти платят владельцу отступное».

– Это я сама только что придумала, но Джон ни за что не догадается, – сказала Эмма, не поднимая глаз.

– «Если в предлагаемой мной сделке тебя все устраивает, вышли мне деньги обычным почтовым переводом. Пока мистер Уитерс завершает отделку дома, который он для нас выстроил, я проживаю в респектабельном пансионе, где останавливаются проезжающие леди.

Можешь полностью на меня положиться.

С уважением,

твоя сестра

Эмма Роби Уитерс».

– И все-таки я никак не могу взять в толк, почему он должен тебе поверить, – сказал Нед.

– О, ты его не знаешь. Он просто помешан на деньгах. Это мешает ему трезво смотреть на вещи, – сказала Эмма. – Кроме того, ему и в голову не придет, что его единственная сестра может поступить с ним нечестно. Эта мысль была бы для него слишком унизительна.

Нед пожал плечами:

– Что ж, возможно, ты и права.

Такие мужчины, как Джон, были хорошо знакомы Эдди, поэтому она просто кивнула в знак одобрения. Пока Эмма в очередной раз переписывала свое послание начисто, Эдди полезла в комод, достала из выдвижного ящика марку стоимостью в два цента и положила на стол.

Эдди боялась, что Эмма может передумать, и не хотела рисковать.

– Уэлкам опустит письмо в почтовый ящик сегодня же вечером. Зайди, Уэлкам! – окликнула она негритянку, ни секунды не сомневаясь, что та подслушивает у задней двери. Более того, мысль о том, что служанка где-то здесь рядом, странным образом успокаивала ее, позволяла ей чувствовать себя более уверенно, словно под охраной. Через несколько секунд задняя дверь распахнулась, и в комнату бесшумно, как тень, проскользнула Уэлкам. Не сказав ни слова, она взяла письмо со стола и сунула его вместе с маркой в карман фартука. Потом она повернулась и вышла из кухни; сквозь кухонное окно Эдди видела, как Уэлкам широкими шагами пересекла двор и, выйдя на грязную дорогу, которая вела к городу, растаяла в вечернем сумраке.

3

Мисс Тилли и мисс Белли отправились в поход по салунам, поставив Эдди в известность, что у них нет никакого желания проводить, время в компании с женщиной, которая похожа на немолодую школьную учительницу. Эдди не имела представления, где они почерпнули информацию о школьных учительницах да еще и прониклись к ним такой неприязнью, поскольку, по ее сведениям, в школу они никогда не ходили.

Уэлкам на заднем дворе развешивала выстиранное белье на веревках, натянутых между сараем и деревянной уборной. Эмма ухаживала за побегами чайных роз, которые она посадила на заднем дворе. Она обращалась с ними очень нежно – как если бы это были ее дети, и каждый час или два их поливала. Эдди, обмахиваясь веером, сидела на стуле с прямой спинкой в тени заднего крыльца, наблюдая за тем, как Эмма ходит за водой; ведро она несла в правой руке, а левую держала на отлете и балансировала ею. Эмма отрабатывала свой стол и кров в поте лица, и Эдди считала, что в этом ей необходимо отдать должное. За пять дней, что Эмма провела в «Чили-Квин», она показала себя мастерицей на все руки и ни минуты не сидела без дела. Она выбила и вычистила ковер, покрывавший пол в гостиной, сшила шторы для окон на кухне, засеяла находившийся в ведении Уэлкам огород и вставила выбитое стекло в спальне. Когда у нее выдавалось свободное время, она доставала свой мешочек с принадлежностями для рукоделия и принималась сшивать вместе разноцветные лоскутки; она уже успела изготовить не менее полудюжины фрагментов лоскутного одеяла, над которым работала. Тем не менее Эдди не могла отделаться от навязчивого чувства, что с этой женщиной что-то не так. Она не могла сказать, что именно, и это ее нервировало.

– Эта дамочка вкалывает как ломовая лошадь. На нее смотреть – и то утомительно, – заметил Нед. Он сидел на ступеньках крыльца рядом с Эдди, облокотясь на колени и подперев голову рукой.

Эдди хотела было сказать, что его утомляет не только любой труд, но даже мысль о нем, но вовремя прикусила язычок.

– Ты слышал когда-нибудь, чтобы в борделе росли розы? – спросила она, переводя разговор на другую тему. – Не хватает еще, чтобы во дворе появилась статуя какой-нибудь собачки и изо рта у нее забил фонтан.

– А что? Неплохо бы смотрелось. Когда я жил на ферме, мои сестры всегда сажали цветы, – сказал Нед. – А если Эмма и впрямь установит здесь статую собаки, ее можно будет назвать Рио. У меня была когда-то собака по кличке Рио. Лохматая черно-белая псина таких вот примерно размеров. – Нед чиркнул по воздуху рукой на уровне колена.

Эдди с любопытством на него посмотрела.

– Не припомню, чтобы ты раньше говорил о доме. За исключением того, что с радостью его оставил.

– Я и сейчас этому рад, – протянул Нед, лениво созерцая двор. – Потому-то и вспоминаю о доме редко. Но я хотел бы снова увидеть Рио. Правда, он, скорее всего, уже сдох. Если же нет, ему сейчас должно быть лет двадцать пять.

– А почему ты вообще вспоминаешь о тех давно минувших днях? – Эдди отложила веер, достала платок и вытерла шею. Потом она просунула руку с платком за вырез платья, чтобы промокнуть выступившую на плечах и на груди испарину. – На мне можно яичницу жарить – так я нагрелась.

Нед повернулся к ней и стал с улыбкой наблюдать, как она оттягивала на своей пышной груди и плечах платье, пытаясь хоть немного охладиться.

– Быть может, потому, что у меня с некоторых пор появилась сестра, о существовании которой я даже не подозревал.

– Принеси мне водички попить, ладно?

Нед поднялся с места и лениво побрел к колодцу. Пока он поднимал ногу, сгибал ее в колене, ставил на землю и поднимал другую, хватило бы времени, чтобы просвистеть мотивчик популярной песенки. Подняв ведро, Нед зачерпнул ковшом воду и, расплескивая ее во все стороны, отнес Эдди. Она напилась, после чего отдала ковш Неду. Он сделал несколько глотков, а оставшейся водой аккуратно полил розовый кустик – один из тех, что Эмма посадила вокруг дома.

– И с чего это тебе взбрело в голову сказать ей, что мы – родственники? Что-то я не припомню, чтобы ты прежде придавала такое значение респектабельности.

Эдди взяла веер и с шелестом погнала им прочь от себя горячий воздух. Честно говоря, она и сама не знала, почему не сказала Эмме правду, и была немного удивлена, что эта женщина даже не заподозрила, как все обстоит на самом деле. Возможно, впрочем, она во всем уже разобралась и молчала из опасения, что Эдди потребует у нее назад свою спальню.

– Когда в воскресенье утром ты влез к ней в окно, она пребывала в убеждении, что находится в пансионе. Возможно, в тот момент я не хотела, чтобы она знала, что я сплю с преступником. У меня, знаешь ли, тоже есть гордость.

– Да ладно тебе, Эдди! «Гордость» – скажешь тоже. Когда это тебя заботили такие вещи? – Нед снова присел на ступеньку. – Тебе надо сказать ей правду – и теперь же. Тогда мы сможем забрать у нее спальню.

Эдди обдумала его слова. Ей ничего не хотелось так сильно, как снова оказаться в постели рядом с Недом. Он был на редкость привлекательный мужчина. Когда он вот так едва заметно ей улыбался, а взгляд его зеленых глаз скользил по ее телу, Эдди казалось, что все ее женское естество начинает таять, подобно оставленной на солнце карамельке. В жизни Эдди было много мужчин, и кое-кто из них ей очень даже нравился, однако не так, как Нед. Ха! Да стоило ей только посмотреть на этого человека, как у нее становилось легко на сердце.

Когда Эдди впервые его увидела, все у нее внутри затрепетало; надо сказать, он тоже был разбит ею наголову в первую же минуту. Помнится, тогда она открыла парадную дверь «Чили-Квин» и неожиданно обнаружила на ступеньках нового посетителя. В одно мгновение охватив его взглядом с ног до головы и оценив по достоинству ладную фигуру и привлекательное лицо, она предложила ему войти. Ей не пришлось напоминать ему о правилах приличия и говорить что-нибудь вроде: «Быть может, вы все-таки снимете шляпу, сэр?» – как она делала, обращаясь к большинству ковбоев. Нет, он снял шляпу прямо у двери и вошел в ее заведение с непокрытой головой. Эдди провела его в гостиную и представила девицам, но он даже на них не посмотрел. Вместо этого он присел на диван и стал разговаривать с Эдди. Когда появлялся очередной посетитель, Нед терпеливо ждал, пока Эдди, представив его одной из своих девушек и получив с него деньги, вернется к нему. Когда последний клиент покинул заведение, Нед отправился вместе с Эдди в ее спальню. Это было четыре года назад. С тех пор он стал регулярно посещать «Чили-Квин», где его всегда принимали с распростертыми объятиями, вне зависимости от того, оставался ли он на ночь или на две – или, как это бывало, проводил здесь несколько недель. За первую ночь Нед не заплатил; с того времени Эдди никогда не заводила с ним разговор о деньгах. Эдди позволяла ему оставаться, что называется, жеребцом без узды, который скачет, куда ему вздумается, и всегда с радостью встречала его, когда он возвращался. Она никогда не спрашивала его, где он был, хотя обычно знала об этом. По правде говоря, несколько грабежей он совершил с ее подачи, воспользовавшись информацией, почерпнутой ею из разговоров не в меру болтливых клиентов. Разумеется, продумывал и приводил в исполнение такого рода планы Нед. Его ничуть не задевало то обстоятельство, что Эдди содержит публичный дом. Он никогда не относился к ней пренебрежительно и не упрекал за то, что она спала с другими мужчинами, а это чего-нибудь да стоило.

Из-за душевной склонности к Неду Эдди не вышла бы замуж за своего приятеля из Канзас-Сити, даже если бы тот и сделал ей предложение. Возвращаясь домой, она немало размышляла о замужестве и семейной жизни; но, надо признать, с Недом они на эту тему никогда не разговаривали. Правда, как-то раз она поведала ему о своей мечте вернуться в Сан-Антонио и открыть закусочную в мексиканском стиле, а может быть, и ресторан. Возможно, если бы ей удалось собрать достаточно денег для переезда, Нед бы с ней и поехал – в качестве ее мужа. Так, во всяком случае, она думала, а пока… Пока же она, как могла, заботилась о Неде. Она не заставляла его работать, и он работал только в том случае, если сам этого хотел; но Эдди не сомневалась, что работать ему не хочется. Он устал от необходимости постоянно скрываться от властей и стал поговаривать, что не прочь отойти от дел с теми деньгами, которые достались ему при последнем ограблении. Тогда он взял чуть больше пяти тысяч долларов, которые на этот раз не спустил, как обычно, а приберег. Так, по крайней мере, он сказал Эдди. Женщина этих денег никогда не видела и не имела ни малейшего представления, где Нед их прячет. Но не это ее заботило. Она видела проблему в другом – не знала, захочет ли Нед на ней жениться. Быть может, необходимость провести несколько ночей в сарае в одиночестве заставит его наконец понять, до какой степени она ему необходима. Нет, она не скажет Эмме, что они с Недом – любовники.

– Она долго здесь не задержится. Только до тех пор, пока брат не пришлет ей денежки, – сказала Эдди. – Кроме того, где же ей еще спать? В комнате мисс Фрэнки ее не положишь, в сарае – тем более. А если уж тебе так приспичило – заходи к нам в качестве клиента.

– А если зайду – прикажешь мисс Белли позвать, что ли? – спросил Нед.

Эдди, однако, его уже не слушала: все ее внимание было сосредоточено на дороге. По направлению к «Чили-Квин» медленно ехали двое верховых. Один из них указывал пальцем на Эмму, которая в этот момент, налегая на лопату, копала очередную яму под рассаду. Мужчины рассмеялись и проехали мимо.

– Нет, ты только посмотри на это, – нахмурившись, сказала Эдди. – Она меня позорит! Мужчины ее видят и, естественно, думают, что она – одна из моих девушек. Ничего удивительного, что бизнес стал идти хуже.

– Он всегда не слишком хорошо идет в середине недели. Сама же говорила, – заметил Нед. – Кроме того, ковбои из Рокина копают сейчас ямы под телеграфные столбы. Так что до субботнего вечера ты никого из них не увидишь.

– Нет, во всем виновата эта женщина, – упорствовала Эдди. – Если она и впредь будет заниматься своими глупостями, мы не успеем оглянуться, как в одно прекрасное утро над главной дверью «Чили-Квин» появится вышитое полотнище, на котором будет значиться: «Добро пожаловать. Да пребудет с вами Иисус!» – Эдди отложила веер и наклонилась к Неду: – Ночью она, разумеется, дрыхнет в своей комнате, но днем выбирается наружу и начинает работать в саду. Или сидит здесь, на крыльце, на этом самом стуле, где ее отовсюду видно. Сидит – и шьет свое лоскутное одеяло, как если бы здесь был не бордель, а дом призрения для престарелых леди. Как-то раз она даже меня спросила, нет ли у меня кресла-качалки, которое можно вынести во двор, – с возмущением закончила она, все больше распаляясь.

– Я ничего не имею против того, чтобы посидеть в кресле-качалке, – сказал Нед. Эдди хотела его шлепнуть; но он увернулся и добавил: – Нам просто надо немного подождать. Ты же сама сказала, что она пробудет здесь неделю – максимум две. Я, во всяком случае, не могу заставить ее ничего не делать.

– Похоже, что так, – сказала Эдди, обдумав его слова. – Возможно, впрочем, и ты на что-нибудь сгодишься. Пора уже тебе начать отрабатывать свой стол и кров.

Нед с подозрением на нее посмотрел.

– Только не надо портить людям жизнь. Мне и так хорошо.

– То-то и оно, что слишком уж хорошо, – начала было Эдди, но вовремя прикусила язычок. Она всегда делала все сама, и попросить Неда натянуть бельевую веревку или починить испорченную защелку на дверце гардероба ей и в голову не приходило. Возможно, он любил ее еще и по этой причине. Она была не похожа на других женщин. А Нед относился к тому типу мужчин, которым не нравилось, когда от них требовали каких-либо услуг. Если он что и делал, то исключительно по собственному желанию. Но сейчас она собиралась поручить ему работу, которую сама была сделать не в состоянии, как и нанять для ее выполнения человека со стороны, – это вам не колючую проволоку к кольям прибивать и не бельевую веревку натягивать. Это было такое дело, с которым бы никто, кроме Неда, не справился. – Нет, ты только посмотри: она опять болтает с Уэлкам, отвлекает ее от дела. Если разобраться, она здесь всем только мешает, лезет, куда ее не просят. – Эдди набрала в грудь побольше воздуха и выпалила: – Я хочу, чтобы днем ты ходил с ней на прогулку.

Нед выразительно хмыкнул.

– Я серьезно.

– Да брось ты, Эдди…

– Мне нужно, чтобы днем ее здесь не было.

Нед поднялся со ступенек, встал у Эдди за спиной, обнял ее и поцеловал в кончик уха.

– Послушай, детка, к чему такие сложности? Ты сама не заметишь, как она отсюда уберется, и кроме этих розовых кустов, которые ты обязательно полюбишь, потому что уж больно красиво они по весне распускаются, и двухсот пятидесяти долларов, которых у тебя раньше не было, ничто тебе о ней напоминать не будет.

Эдди прижалась спиной к мускулистой груди Неда, но потом решила, что нежничать сейчас не время, и выпрямилась. Несколько дней наедине с Эммой, весьма возможно, заставят его еще больше оценить ласки Эдди.

– Только не надо мне зубы заговаривать. У меня процветающий бизнес, и я надеюсь, что ты сделаешь все, чтобы он процветал по-прежнему.

Нед начал массировать Эдди шею и плечи.

– Ну и как мне прикажешь ее развлекать? В церковь водить, что ли?

– И в церковь, если понадобится. Только до воскресенья еще три дня. Так что службы не проводятся. Можешь взять двуколку и съездить с ней куда-нибудь покататься.

– Это что же – так три дня и ездить? – Нед игриво ущипнул Эдди за полное плечико, и женщина на мгновение прикрыла глаза.

– Каждый день. Пока не придут эти проклятые деньги.

– А вдруг она не захочет со мной кататься?

– Полагаю, ты сумеешь ее уговорить.

Нед убрал руки с плеч Эдди и облокотился о перила. Больше они ничего друг другу сказать не успели, поскольку в эту минуту Уэлкам пересекла двор, подошла к ним и, поставив свою большую бельевую корзину на порог, присела рядом, широко расставив ноги.