Текст книги "Веселое заведение"

Автор книги: Сандра Даллас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

Уэлкам выковыряла из ящика кусочек льда, завернула в полотенце и приложила к голове Неда.

– Подержи пока, – сказала ему служанка. – Полагаю, ты и поесть не прочь?

– Не прочь, – сказал Нед.

Уэлкам разгребла кочергой тлеющие угли в очаге, сунула туда щепы и затопила плиту. Потом она нарезала грудинку, положила ее на сковородку обжариваться и стала замешивать тесто.

– Ты тоже завтракать будешь? – спросила она Эдди.

Вчера Эдди выпила слишком много виски; у нее болела голова, и сама мысль о еде заставляла болезненно сжиматься ее желудок. Поэтому она покачала головой. Тогда Уэлкам повернулась к Эмме и вопросительно на нее посмотрела.

– Я, с вашего разрешения, позавтракаю. Если, конечно, это не слишком вас обременит. Но я могу помочь, если хотите, – сказала Эмма.

Уэлкам помотала головой из стороны в сторону. Эмма уселась за кухонный стол в противоположном от Неда конце, бросив на него взгляд, полный ужаса.

Нед взглянул на нее с веселой улыбкой, а Эдди подумала, что глаза у него всегда смеются – даже когда он сердится. Из всех мужчин, каких Эдди когда-либо знала, у Неда был самый веселый и незлобивый характер. А еще он был очень хорош собой и считался самым привлекательным парнем в округе. Он был мускулист, прекрасно сложен, имел добрых шесть футов роста, зеленые глаза и отливавшие на солнце золотом кудрявые каштановые волосы. Женщин тянуло к нему как магнитом, но, несмотря на все искушения, Нед оставался ей верен. Если разобраться, он хранил верность проститутке, и уже по одной этой причине Эдди чувствовала себя в его присутствии почти счастливой.

– У вас есть передо мной одно преимущество, – сказал Нед, обращаясь к Эмме. – Вы знаете мое имя, а я вашего не знаю.

– Ее зовут Эмма Роби. Она – невеста по переписке из Канзаса. Приехала сюда, чтобы встретиться со своим дружком, но он решил, что она для него малость старовата, и бросил одну на станции, – сказала Эдди. При этих словах Эмма закусила губу, и Эдди вдруг стало стыдно. Проявлять жестокость по отношению к гостье не было никакой необходимости. – На мой взгляд, для нее даже лучше, что все так закончилось, – добавила она с некоторым смущением.

– Значит, вы вернетесь домой? – спросил Нед.

– Она не может вернуться. Брат ее и на порог не пустит.

– У вас язык вообще есть? Или вы только драться умеете? – глядя на Эмму, осведомился Нед.

У Эммы едва заметно приподнялись уголки губ, а глаза цвета незабудок чуть расширились. Казалось, она уже немного успокоилась; тем более Эдди, желая ее ободрить, утвердительно кивнула – дескать, разговаривать с этим парнем можно.

– Я думала пожить здесь несколько дней. С разрешения вашей сестры Эдди, разумеется, – пробормотала женщина.

– Чьей сестры? – переспросил Нед.

– Твоей, чьей же еще? – сказала Уэлкам. Громкое шипение поджаривавшегося на свином сале теста, которое вылила на сковородку Уэлкам, не могло заглушить ее утробного хихиканья. В другой сковородке, поменьше, она растопила и довела до коричневого цвета сахар, после чего добавила в него немного воды.

«С чего это Уэлкам взбрело на ум готовить сироп?» – подумала Эдди. Обычно перед ней и девицами – да и перед Недом тоже – негритянка ставила на стол жестянку с черной патокой, и дело с концом. В следующую минуту, впрочем, Эдди поняла, что Уэлкам просто-напросто захотелось похвастать перед Эммой своими талантами. Скорее всего, она и впрямь когда-то работала кухаркой в благородном семействе, хотя Эдди не стала бы со всей ответственностью этого утверждать, она привыкла не задавать людям лишних вопросов. Одно не оставляло сомнений: Уэлкам считала Эмму куда более благородной особой по сравнению со всеми остальными обитателями «Чили-Квин», в том числе с собственной хозяйкой, и старалась исключительно ради гостьи. Придя к этому выводу, Эдди обиделась.

– Только не надо доставать салфетки, – сказала она.

Уэлкам ничего не ответила. Сняв с огня сковородку, она переложила горячие оладьи на тарелку, полила их сиропом, после чего поставила тарелку перед Эммой.

– Я думала, эта тарелка предназначается Неду, – недовольно заметила Эдди.

– Леди обслуживаются в первую очередь, – бросила Уэлкам.

– В таком случае эту порцию я забираю себе. – Тем самым Эдди хотела дать Уэлкам понять, что коль скоро «Чили-Квин» принадлежит ей, то главная здесь – она. Правда, Эдди не была уверена, что ей это удалось.

Эмма улыбнулась и передвинула тарелку Эдди. Запах горячей жирной пищи показался Эдди отвратительным, и ее едва не стошнило. Кроме того, она понимала, что выглядит глупо: ведь она только что отказалась от завтрака.

– Нет уж, возьмите это себе, – сказала она и пододвинула тарелку поближе к Эмме. Некоторое время тарелка стояла между женщинами, пока Нед, отложив в сторону холодный компресс, не придвинул ее себе и не начал есть.

Уэлкам принесла вторую порцию оладий и поставила перед Эммой. Потом она принесла и поставила на стол кофейник. Заметив, что Нед уже очистил свою тарелку, она положила ему еще с полдюжины оладий. Пока Нед и Эмма ели, Уэлкам, опершись о стену спиной, наблюдала за Эммой, которая клала в рот крохотные кусочки пищи и деликатно ее пережевывала. Покончив с едой, она, оставив вилку и нож в центре тарелки, отодвинула ее от себя.

– А когда у вас завтракают другие пансионеры? – спросила Эмма у Уэлкам, которая подошла, чтобы убрать со стола посуду.

Та пожала плечами:

– Кто когда. Вообще-то они дрыхнут до полудня. И после полудня тоже. Короче говоря, они спят почти все время – когда не работают.

– Вы к ним снисходительны. Если бы пансион держала я, то положила бы за правило, чтобы мои постояльцы садились за стол в соответствии с определенным расписанием.

Нед расхохотался и взглянул на Эдди.

– Я, конечно, знал, что у тебя есть пансионерки, но впервые слышу, что «Чили-Квин» – это пансион.

Эдди со значением посмотрела на Неда и одними губами, беззвучно, произнесла: «Молчи».

Эмма смутилась:

– Конечно, это пансион. Ведь «Чили-Квин» берет пансионеров. Как иначе вы могли бы его назвать?

– Борделем, – с ухмылкой сказал Нед.

– Что? – Не столько испуганная, сколько озадаченная, Эмма посмотрела сначала на Эдди, потом перевела взгляд на Неда.

Эдди продолжала подавать Неду тайные знаки, но он явно не обращал на них никакого внимания.

– Вам, моя красавица, пора бы уже понять, в какого рода заведение вы попали, – сказал он Эмме, отодвигая от себя тарелку.

– Нед! – вскричала Эдди, но Нед снова ее проигнорировал. Очень может быть, ему хотелось отплатить ей за полученную ни за что ни про что шишку.

– Вы, мэм, провели сегодня ночь в самом настоящем борделе, – задушевно поведал он Эмме. – А сидящая перед вами Эдди – хозяйка всех здешних шлю… – Он сделал паузу, заметив наконец устремленный на него горящий взгляд Эдди, но тем не менее закончил фразу, несколько изменив финал: – Другими словами, она из тех женщин, которых называют «мадам».

Эмма даже бровью не повела. Правда, кровь мгновенно отхлынула от ее щек, и она так побледнела, что Эдди уже стала задаваться вопросом, не грохнется ли она сию же минуту в обморок. Без сомнения, то обстоятельство, что ее бросили на произвол судьбы на вокзале, угнетало эту женщину куда меньше, нежели мысль о позоре, которым она себя покрыла, проведя ночь под кровом публичного дома Налгитаса. Эдди укоризненно посмотрела на Неда, но тот, казалось, был вполне доволен собой. Углядев на столе каплю пролитого Уэлкам сиропа, он снял ее с клеенки пальцем, который потом не без удовольствия облизал. Эмма некоторое время гипнотизировала взглядом Неда, потом медленно повернулась к Эдди, но та отвела глаза в сторону. Тогда Эмма посмотрела на Уэлкам. Негритянка скрестила на груди руки и добродушно ухмыльнулась.

– Похоже, это известие напугало вас до полусмерти, – сказала она, подмигивая.

Эмма тяжело вздохнула.

– Да, не скрою, я в ужасе, – признала она. – Что теперь подумают обо мне люди?

– А что, интересно знать, они о вас подумают, если узнают, что вы поехали в другой город, чтобы вступить в брак с мужчиной, которого никогда не видели? – с вызовом спросила у нее Эдди.

У Эммы задрожали губы.

– Вы должны были мне сказать, какого рода у вас пансион.

– Стало быть, вы полагаете, что в поезде я должна была встать с места и заявить во всеуслышание, кто я такая и чем занимаюсь? Но это вы ко мне подсели, помните? Кроме того, я вас в «Чили-Квин» не приглашала. Вы, если разобраться, сами ко мне напросились. А я приняла вас, накормила и уложила спать. Кстати сказать, вы мылись в моей ванне. Но, конечно же, этого не заметили. Вы так себя жалели и до такой степени были заняты собой и собственными переживаниями, что даже забыли сказать мне спасибо. – В данную минуту Эдди тоже было очень себя жаль. Стянув пальцами расходившиеся у нее на груди кружева пеньюара, она наклонилась к Эмме поближе, чтобы высказать ей все, что она о ней думала.

Но Эмма заговорила раньше:

– Это правда. Я вела себя невежливо. Но я могу поблагодарить вас сейчас. Спасибо вам за все, что вы для меня сделали. Если в том, что произошло, и есть чья-то вина, то лишь моя собственная.

– Ох, – только и сказала Эдди, которую признание Эммы до некоторой степени обезоружило.

– Прошу также меня извинить, что я купалась в вашей ванне. Я об этом не знала. Но, между прочим, я с самого начала хотела заплатить вам за комнату и стол, и, поверьте, мои намерения не изменились.

– Да бросьте. Я, право, даже не знаю, сколько с вас взять.

– Ну и дела. Что-то я не припомню, чтобы ты, Эдди, прежде отказывалась от платы, – сказал Нед.

– Правда? Но с тебя-то я денег не беру, – бросила Эдди, а потом, сделав паузу, добавила: – Кроме того, я не беру денег с женщин. И уж конечно, не требую платы за еду.

– Я обязательно подыщу себе комнату, – твердо сказала Эмма.

– Что-то я не припомню в Налгитасе никого, кто согласился бы пустить к себе жиличку вроде вас, – сказала Уэлкам. – Если кто и сдаст вам комнату, так только какая-нибудь дурная женщина.

Эмма зябко повела плечами:

– В таком случае я арендую какую-нибудь лавочку и буду там жить. Я, знаете ли, подумываю об открытии шляпной мастерской. Мисс Френч утверждает, что в Налгитасе нет ни шляпных мастерских, ни магазинов.

– Чего-чего? – переспросила Уэлкам.

– Я говорю о мастерской по изготовлению шляп. Мне кажется, у меня неплохо получается шить шляпки, – застенчиво опустив глаза, пролепетала Эмма.

Уэлкам фыркнула и отошла к плите, чтобы подбросить в очаг дров.

– Ежели вы сошьете шляпку вроде той, в какой изволили прийти к нам, никто в Налгитасе ее у вас не купит. Даже шлюхи мисс Эдди не станут носить такие. Верно я говорю, мисс Эдди?

Теперь жестокие слова в адрес Эммы прозвучали из уст Уэлкам. С другой стороны, должен же кто-то был отговорить Эмму от ее смехотворного намерения создать в Налгитасе шляпную мастерскую.

– Не суй нос не в свои дела, – наставительно сказала Эдди, но Уэлкам лишь рассмеялась и спросила, не изжарить ли ей яичницу.

Эдди ничего не ответила и посмотрела на Эмму, раздумывая, как быть с ней дальше. Вопрос этот был далеко не праздным, поскольку Эдди знала только одно место, куда можно пристроить одинокую женщину, – бордель. В неярком утреннем свете Эмма выглядела не так уж плохо. По мнению Эдди, даже лучше, чем она сама в это утро. Эдди не могла отделаться от ощущения, будто Эмма неожиданно помолодела. Кроме того, тело у нее было крепкое и сильное, хотя, по мнению Эдди, назвать ее плоть пышной было бы трудно. Впрочем, Эдди сильно сомневалась, что перспектива стать шлюхой может прельстить Эмму. Предложи она такое, Эмма наверняка посчитала бы это оскорблением, пусть даже в Налгитасе проститутки зарабатывали больше, чем кто бы то ни было, и, уж конечно, гораздо больше модисток. Пока Эдди рассматривала Эмму, та неожиданно подняла голову и улыбнулась, а через минуту начала хихикать.

– Что это с вами? – подозрительно прищурившись, спросила Эдди.

– Я просто попыталась себе представить, как отреагировал бы на все это Джон. Что, интересно знать, он сказал бы, если бы узнал, что первую ночь в Налгитасе я провела в этом, как его?..

– В борделе, – подсказал Нед.

– Вот именно.

– А кто такой Джон? – поинтересовался Нед.

– Мой брат. У него ферма в Канзасе. Это из-за него я не могу вернуться домой. Спросите у нее, она знает. – Эмма кивком головы указала на Эдди.

– Это правда, – подтвердила Эдди, но развивать эту тему не стала. Откинувшись на спинку стула, она потерла кулаками припухшие глаза. Выспаться ей так и не удалось, и, если бы не собравшаяся на кухне компания, она, вероятно, заснула бы сейчас прямо за столом.

– Скажите, мисс Френч, что мне делать?

«Ну почему и эту проблему должна решать я?» – с досадой подумала Эдди, поднимая на Эмму глаза. Сказала она, однако, другое:

– Мы обсудим это. Но сначала я немного посплю, ладно?

Нед зевнул, потом поднялся со стула и потянулся.

– Я тоже иду спать. – Он уже направился в комнату Эдди, но Уэлкам замахала на него руками, а когда он остановился, спросила у хозяйки: – И где же, мисс Эдди, будет спать твой братец? В сарае?

Эдди с недоумением посмотрела на Уэлкам, но потом, сообразив, что к чему, кивнула:

– Ясное дело. – Повернувшись к Эмме, она добавила: – Мой брат всегда ночует в сарае на заднем дворе. Он влез в окно моей спальни, поскольку главный вход был заперт.

– Перестань, Эдди. Она знает, кто ты. И кто я такой, она тоже знает, так что… – запротестовал было Нед.

Эдди встала из-за стола и с такой силой стянула на своем пеньюаре поясок, что стала походить на пуховую перину, свернутую в рулон и перетянутую посередине чемоданным ремнем.

– В сарай, – упрямо повторила она.

Ей хотелось одного – спать, и ей было все равно, рассердился на нее Нед или нет. Но Нед не рассердился. Он вообще крайне редко приходил в дурное расположение духа. Ухмыльнувшись и отвесив Эдди дурашливый поклон, он повернулся к Эмме, с многозначительным видом дотронулся рукой до вздувшейся у него на голове шишки и произнес:

– Честь имею, мэм. Желаю всем хорошенько выспаться. И вам, и моей сестре – я хочу сказать, моей старшей сестре. – С этими словами он повернулся на каблуках и вышел из кухни, на мгновение задержавшись в дверях и бросив через плечо: – Ах, если бы вы только знали, насколько она меня старше!

Эдди вернулась в комнату мисс Фрэнки и крепко уснула. Когда она встала, время уже было обеденное, и она спустилась на кухню, где застала колдовавшую у плиты Уэлкам.

– Девицы пообедали и уехали в город. Эта на заднем дворе – снимает с веревки стираное белье. Пришел человек и принес со станции твой сундук. Когда я его распаковала, она взяла твои вещи, прихватила заодно простыни из твоей спальни и отправилась их стирать. Может, она решила у нас остаться? Тогда понятно, почему она так старается. Отрабатывает, так сказать, стол и кров.

– Значит, она стирала? То есть исполняла твою работу? – уточнила Эдди.

Ехидный вопрос Эдди не произвел на Уэлкам никакого впечатления.

– От тебя несет какой-то дрянью. Я поставила греться воду. Ванна – там. – Уэлкам кивнула в сторону хозяйской спальни, где теперь обосновалась Эмма.

На Эдди наросло столько грязи, что у нее на коже вполне можно было высаживать рассаду. Когда вода согрелась, она прошла в спальню, скинула с себя пеньюар, залезла в ванну и терла себя мочалкой до тех пор, пока на поверхности воды не образовался толстый слой грязной пены, напоминавшей по консистенции и цвету речной ил. Вытершись досуха полотенцем, Эдди надела чистое белье и платье и сказала Уэлкам, что отправляется в город и будет к ужину.

Когда она вернулась, Нед и Эмма сидели за кухонным столом и, дожидаясь ее, попивали кофе.

– Я им сказала, что не стану накрывать на стол, пока ты не придешь, – сообщила Уэлкам.

Эдди, для которой подобное уважительное отношение со стороны служанки было внове, в первый момент даже усомнилась, уж не ослышалась ли она.

– Ну вот я и пришла, – она грациозно помахала рукой и уселась во главе стола.

– Мисс Френч… – начала было Эмма, но Эдди ее остановила:

– Эдди… Называй меня Эдди. А я буду звать тебя Эмма. А этого парня мы обе будем называть Недом.

Нед ласково улыбнулся ей, и Эдди почувствовала, как по всему ее телу разлилось приятное тепло.

– Мы тут рассуждали о том, куда ей податься, – сказал Нед. – Она рассказала мне о своем брате и почему не может вернуться домой. Даже поведала мне о семейном достоянии, на часть которого имеет права. Похоже, правда, стребовать с братца свою долю ей не удастся. Кроме того, в Налгитасе нет школ, так что стать учительницей она не сможет, а кухарка у тебя уже есть. Черт возьми, я даже не знаю, что ей сказать. Сам-то я не знал настоящей работы с тех пор, как уехал из Айовы. – Тут он повернулся к Эмме. – А произошло это двадцать один год назад – еще во время войны. Вот папаша мой – тот другое дело, тот всегда был охоч до работы и вкалывал как дьявол. И колотил меня каждый день за всякую малость. – Нед посмотрел на Эдди и подмигнул. – Ох, чуть не забыл: «наш папаша». Ведь так надо говорить – я правильно понимаю?

– Правильно, – сказала Эдди.

– Значит, все это время ты промышлял разбоем? – спросила Эмма, глядя на Неда широко раскрытыми от страха и любопытства глазами.

– Правильнее было бы сказать, что постоянной работы я не имел и перебивался случайными заработками, – сказал он и с гордостью в голосе добавил: – Да я особенно ее и не добивался – постоянной работы-то. Уж слишком бурная у меня была жизнь.

Эдди попыталась предостеречь его от излишней болтовни взглядом, но Нед сказал:

– К чему теперь скрытничать, Эдди? Ты же сама рассказала ей, что я не в ладах с законом. – И, повернувшись к Эмме, он попытался объяснить ей сложившуюся в Налгитасе ситуацию: – В этом городе вообще мало кто придерживается законов. У меня такое ощущение, что половина здешних жителей находится в розыске и за их головы назначена награда. Есть только двое, которые искренне считают себя безгрешными, – кузнец и его жена. – Тут Нед не удержался и опять подмигнул Эдди.

– Учти, Эмма может заработать двести долларов, сдав тебя маршалу Соединенных Штатов, – предупредила его Эдди.

– Она этого не сделает. – Нед одарил Эмму заговорщицкой улыбкой, и она неуверенно улыбнулась ему в ответ. Эдди почувствовала укол ревности. – Кроме того, всякий, кто меня выдаст, долго на этом свете не задержится и даже денежки не успеет потратить, – добавил он.

Хотя он продолжал ухмыляться, Эдди знала, что это не пустая угроза. Эмма смотрела на Неда как зачарованная; потом отвела глаза и обменялась взглядами с Уэлкам, которая подошла к столу и стала расставлять на нем тарелки с едой.

Эдди подозрительно посмотрела на картофель и некое подобие мяса, лежавшие у нее на тарелке. По мнению Эдди, какое это мясо и где Уэлкам им разжилась, было лучше всего не знать. Когда Уэлкам только еще начинала работать в «Чили-Квин», одна из девиц как-то спросила у нее, что она приготовила на ужин. «Свиное рыло с горошком „черные глазки“», – ответила ей негритянка и засмеялась своим утробным смехом.

– Вам, леди, надо все-таки подумать, как вернуть свои денежки, – сказала Уэлкам, обращаясь к Эмме.

– Ты знай работай и не слушай того, что для твоих ушей не предназначено, – с раздражением сказала ей Эдди.

– Коли так, уходите все с моей кухни. Или, быть может, мне ради вашего удобства уши куриным жиром залепить? Кроме того, не имеет никакого значения, что я здесь слышу. Важно другое: болтаю я об этом или нет.

Замечание Уэлкам было вполне справедливо, и Эдди не могла этого не признать. Негритянка и впрямь была не из болтливых. С другой стороны, с кем ей было сплетничать? Насколько Эдди знала, подруг себе в Налгитасе она так и не завела. Кроме того, Эдди ей доверяла и даже любила ее, хотя и старалась этого не показывать.

Налив из стоявшего на плите чайника горячую воду в бадью, Уэлкам, что-то тихонько напевая себе под нос, принялась мыть горшки.

– Скажи, ты знаешь, сколько тебе причитается из семейного достояния? – спросила Эдди у Эммы.

– Не знаю точно. Возможно, тысяча долларов, – осторожно сказала Эмма.

– Помнится, вы, леди, упоминали сумму в пять тысяч, – буркнула Уэлкам.

– До твоих денег мне нет никакого дела. Мне лично они не нужны, – сказала Эдди, обиженная тем, что Эмма, для которой она столько сделала, судя по всему, не очень-то ей доверяла.

Эмма поняла намек и вспыхнула.

– Если разобраться, моя доля и впрямь составляет что-то около пяти тысяч долларов.

– Должен же быть какой-то способ вернуть эти деньги. Если она их получит, шляпки ей шить не придется. Может, нам стоит ей помочь? Тогда, глядишь, и нам что-нибудь из денег ее братца перепадет, – сказал Нед и подмигнул Эдди.

Эдди чуть заметно ему кивнула.

– На банковском счете проставлено твое имя? – спросила она Эмму.

– Нет. Все деньги записаны на Джона. – Эмма подцепила вилкой немного картофеля с мясом и неуверенно оглянулась на Уэлкам. Та кивнула – дескать, хорошая еда, можно кушать.

Эдди, размышляя, наморщила лоб.

– Я могла бы с легкостью обыграть его в карты. – Нед никогда не видел ее за игрой и не имел представления о том, на какие фокусы с картами она способна. «Было бы неплохо, – подумала Эдди, – если бы он узнал, какие у меня ловкие руки».

Эмма отправила в рот крошечную порцию картошки с мясом, проглотила и вытерла губы салфеткой. Эдди обратила внимание, что рядом с ее тарелкой тоже лежит салфетка, и, ни слова не говоря, расстелила ее у себя на коленях.

– Джон не играет в карты, – сказала Эмма.

– Кажется, ты говорила, что он жадный. Это правда? – спросила Эдди.

– Да, он такой.

Нед перестал жевать и, держа вилку на весу, взглянул на Эдди.

– Если мужчина очень уж жадничает, значит, у него неважно варит котелок, – вступила в разговор Уэлкам.

– Именно это я и намеревалась сказать. – Эдди вытерла рот рукой, но потом вспомнила о салфетке и аккуратно промокнула ею губы. – По-моему, он просил тебя следить за инвестициями. Ведь просил, не так ли? – спросила Эдди.

Нед положил вилку на стол, а Уэлкам, оставив в покое бадью для мытья посуды, сложила на груди руки. В голове у Эдди стала формироваться некая плодотворная идея; все это поняли и теперь смотрели на Эмму, ожидая ее ответа. На кухне воцарилась такая тишина, что, когда Нед случайно шаркнул подошвой ботинка по полу, Эдди чуть не подпрыгнула.

– Ну так как? – спросила Эдди, поскольку Эмма продолжала хранить молчание.

Эмма утвердительно кивнула, посмотрев украдкой сначала на Неда, а потом на Уэлкам.

– В таком случае тебе, чтобы вернуть свои деньги, необходимо найти какой-нибудь объект, в который твой брат захотел бы вложить средства. – Эдди кивнула, как бы подчеркивая важность и справедливость сказанного ею, после чего наколола на вилку кусочек мяса и отправила в рот.

– Но какой? – воскликнула Эмма. – Вот в чем вопрос, не так ли? Что тут в Налгитасе есть такого, что Джон согласился бы финансировать? Ведь он просто так мне денег не пришлет – не такой уж он глупый.

– Да, – согласилась Эдди, – на идиота он не похож.

Нед плотно сжал губы, что свидетельствовало о происходившем у него в мозгу мыслительном процессе.

– Ты могла бы ему написать, что наткнулась на золотоносный участок.

Эмма рассмеялась и положила вилку и нож на свою опустевшую тарелку. Эдди недоумевала, каким образом этой женщине удается так быстро все съедать, если она отправляет в рот такие маленькие кусочки.

– Джон ни за что на свете не станет вкладывать деньги в золотоносные участки или золотые рудники.

– Тогда, быть может, он вложит немного денег в твою шляпную мастерскую? – спросила Эдди.

Эмма покачала головой:

– Я не позволю ему упиваться мыслью, что моя затея с замужеством провалилась и мне приходится самостоятельно зарабатывать себе на хлеб. Кроме того, единственное, что Джон ценит в жизни, – это земля. После смерти отца он купил несколько земельных участков, хотя я и предупреждала его, что почва в наших краях – тощая и неплодородная.

Все трое погрузились в раздумья и размышляли на эту тему до тех пор, пока Уэлкам не подала на стол пирог, который нарезала огромным ножом для разделки мяса.

– Что это? – спросила Эдди.

– Пирог с заварным кремом. Она сказала, что очень его любит. – Уэлкам указала острием ножа на Эмму, после чего разложила пирог по тарелкам, где прежде находилось мясо с картошкой. «Надо бы попросить Уэлкам поставить чистые тарелки», – подумала Эдди, но не попросила, так как Уэлкам могла упрекнуть ее в том, что она корчит из себя барыню. Наколов на вилку кусочек пирога, Эдди поднесла его ко рту и поморщилась: с одного бока он был весь покрыт свиным салом.

– Может быть, вы напишете ему, что присмотрели себе хорошую ферму? – высказала предложение Уэлкам, бесстрашно облизывая лезвие своего большого острого ножа.

Эмма ела медленно, продолжая размышлять даже за едой.

– Джон, конечно, доверяет моим суждениям относительно земельной собственности, но я сильно сомневаюсь, что он купит мне ферму.

Уэлкам фыркнула. Пока она, отложив нож, выдвигала из-за стола стул и присаживалась, все трое в полном молчании смотрели на нее.

– Вы, белые, никуда не годные выдумщики! Послушайте старую негритянку, леди, и сделайте так: отпишите вашему братцу, что нашли участок хорошей земли и готовы заплатить половину требуемой суммы при условии, что он заплатит вторую половину. Все, что от него потребуется, – это прислать недостающие деньги.

Эмма от удивления приоткрыла рот.

– А что? Это может сработать. Более того, я почти уверена, что сработает.

Нед перевел глаза на Эдди, которая в эту минуту смотрела на Уэлкам, задаваясь вопросом, так ли уж умна негритянка на самом деле, или мошенничество просто-напросто у нее в крови. Потом ей пришла в голову мысль, что Уэлкам, вполне возможно, скрывается от закона и в этом смысле ничуть не лучше Неда. А приехала она в Налгитас по той простой причине, что в это захолустье рука закона не дотягивается. Впрочем, то, что касалось Уэлкам, можно было выяснить и попозже. Выразительно посмотрев на Неда, она произнесла:

– Это и впрямь может сработать.

Нед, однако, был настроен скептически.

– Думаешь, этот скряга так вот запросто расстанется со своими денежками? Раскошелится, как только ты его об этом попросишь? Не уверен.

Эмма нахмурилась.

– В этом-то весь вопрос, не так ли? К сожалению, дать на него точный ответ я не в состоянии. – Она говорила медленно, словно размышляла вслух. – Вообще-то Джон искренне считает, что по отношению ко мне поступает честно, и не имеет представления, как я его ненавижу. Раньше он всегда доверял моим суждениям и моей интуиции.

– Но не захочется ли ему взглянуть на эту мифическую землю собственными глазами? – спросил Нед.

– Сейчас время сбора урожая. Джон не захочет уезжать из Канзаса. Кроме того, он и помыслить не может, что его собственная сестра в состоянии его надуть. – Она подняла глаза и улыбнулась сначала Неду, потом Эдди. – Так что, полагаю, попробовать все-таки стоит.

Нед ухмыльнулся:

– Почему бы тебе в таком случае не попросить его прислать сразу десять тысяч долларов – уж коли ты решила влезть в это дело?

– Ну нет. Джон на это никогда не согласится. Кроме того, моя доля – пять тысяч, и с моей стороны было бы несправедливо отбирать у него его часть наследства.

– Несправедливо, говоришь? – переспросила Эдди.

– Да, несправедливо, – повторила Эмма. В ее голосе слышалась несвойственная ей прежде твердость, что немало удивило Эдди.

– А что ты скажешь насчет еще пяти сотен? Пять тысяч пойдут тебе, ну а пять сотен достанутся нам с Недом – за то, что мы согласились тебе помогать. По-моему, это будет справедливо – как-никак я предоставила тебе стол и кров. Вот пусть твой брат за это и заплатит, – Эдди улыбнулась Неду, который ответил ей восхищенной улыбкой.

Уэлкам поднялась из-за стола и крепко-накрепко завязала тесемки своего фартука на спине. Потом она собрала со стола грязную посуду, положила поверх свой разделочный нож и, держа все это сооружение на весу и балансируя им в воздухе, направилась к раковине, где стояла массивная чугунная емкость для мытья посуды. На полпути она остановилась.

– Полагаю, эта сумма должна возрасти до пяти тысяч семисот пятидесяти долларов – чтобы я тоже могла получить свою долю. – Она повернулась к Эдди и раздвинула губы в широкой, несколько кривоватой улыбке. При всем том у Эдди не было никаких сомнений, что Уэлкам говорит совершенно серьезно.

Эдди одарила ее ответной улыбкой. Теперь, когда она хотя бы отчасти стала понимать мотивы ее поступков, ее отношение к Уэлкам изменилось в лучшую сторону.

Негритянка отправилась спать в свой сарайчик, а трое заговорщиков продолжали сидеть за столом и разговаривать, пока не вернулись мисс Белли и мисс Тилли. Обе «пансионерки» вошли через парадный вход и, треща как сороки, проследовали по коридору на кухню. Увидев Эмму, они замерли.

– Вот она! – воскликнула мисс Тилли, внушительных размеров женщина с короткими рыжими волосами и веснушками, которые она припудривала мукой, и невероятно кривыми, как у заправского ковбоя, ногами. – Я знала, что она здесь ночует. Говорила же я тебе, что у нас произошли кое-какие изменения. Ты ведь знаешь, меня часто посещают провидческие видения.

– Старая она какая-то, – прошептала мисс Белли таким громким шепотом, что Эмма ее услышала. Мисс Белли была высокой, полногрудой девицей с черными волосами и такими же темными глазами, которые при виде любого мужчины тут же приобретали мечтательное, манящее выражение. У клиентов она пользовалась бешеным успехом.

– Мы слышали о тебе в городе, – сказала мисс Белли Эмме. – Бог ты мой, да о тебе сейчас говорит каждый встречный и поперечный. Вот уж чего бы мне не хотелось, так это оказаться на твоем месте.

Эдди покачала головой. Обе женщины были так глупы, что за ними нужно было постоянно присматривать. Возможно, именно по этой причине Эдди и взяла их в свое заведение.

– На ее месте вы никогда не окажетесь, – заверила их Эдди.

– Ты к ковбоям из Рокина не приставай. Это мои клиенты. Все до одного, – сказала Эмме мисс Тилли и добавила: – Я это не к тому говорю, что боюсь конкуренции с твоей стороны. Чего мне бояться – с твоими-то внешними данными? Но мужчины такие проказники: вечно им подавай что-нибудь новенькое. Поэтому, даже если они и проявят к тебе интерес, ты должна отвечать им отказом. – Мисс Тилли выбирали редко – особенно в начале вечера, и за каждого из своих постоянных клиентов она готова была драться. – Не советую переходить мне дорогу, – предупредила она.

Эмма вспыхнула: казалось, в эту минуту она от стыда готова была провалиться под землю. Но ничего не сказала. Вместо нее заговорила Эдди:

– Мисс Эмма – моя гостья. Она не шлюха, так что прошу относиться к ней соответственно. И еще: не смейте сплетничать о ней в городе – в противном случае я вас наголо побрею. – При этих словах девушки захихикали. Они знали, что это лишь пустые угрозы – Эдди в них нуждается. Эдди, в свою очередь, знала, что все мало-мальски заслуживавшие внимания новости, почерпнутые девицами в «Чили-Квин», мгновенно разносились их стараниями по всему городу, какими бы строгими карами она им за это ни грозила. По этой причине их нельзя было подпускать к Эмме. Эдди их и к Неду старалась не подпускать, хотя он и сам не проявлял к ним никакого интереса.