Текст книги "Звезда печали и любви"

Автор книги: Самсон Агаджанян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

Снегирев растерянно посмотрел на Олега.

– Ничего, он скоро придет в себя. Дай ему попить.

Обтерев окровавленные руки о свою гимнастерку, трясущимися руками он поднес фляжку к губам офицера. Вода потекла по его подбородку. А Снегирев все лил и лил воду.

– Эй, экономь воду! – остановил Олег. – Пока взводный без сознания, мочой промой ему рану.

– А где я мочу возьму?

– Ты что, дурак? Расстегни свою ширинку и в котелок. Можешь мой котелок взять.

Снегирев, промыв рану, перевязал ее. Давыдов не приходил в себя. Солдат притронулся к его шее.

– Пульса нет! – испуганно произнес он.

Олег, взглянув на лицо взводною, успокоил его:

– Не бойся, жив. А теперь посмотри, что у меня.

Тот подвинулся к сержанту.

– Куда тебя ранило?

– В спину. Переверни.

Снегирев осторожно перевернул сержанта. На гимнастерке была кровь. Он задрал гимнастерку и осторожно снял бинт. Чуть выше ягодицы, поперек спины, проходила глубокая рана. В ране пузырьками хлюпала кровь.

– Что там?

– Глубокая рана шириной в палец.

– Пули не видать?

– Нет.

– Поищи! Может, найдешь?

Снегирев пальцем потрогал рану. Он наткнулся на кость.

– Ее не достать.

– А ты попробуй!

– Сейчас посмотрю.

Олег ждал, что ему будет больно, но, к своему удивлению, боли не чувствовал. Он решил, что Снегирев еще не притронулся к его ране, и нетерпеливо спросил:

– Ну что ты тянешь?

Снегирев удивленно посмотрел на сержанта. Полпальца просунул в рану, а тот даже не застонал.

– Ты разве не чувствуешь?

– Что именно?

– Я же в ране твоей уже копаюсь.

– Ничего не чувствую, – ответил Олег, и туг же страшная догадка пронзила мозг.

– Неужели позвоночник задело? – спросил он.

– Не знаю, – отозвался Снегирев.

– А ну сильнее придави.

Тот пальцами надавил на рану.

– Больно?

– Нет! Наверно, нервы перебиты. Ты поищи пулю.

– А ее здесь нет. Видно, срикошетила.

– Тогда перевязывай.

Снегирев осторожно перевязал Олега, положил его на. спину, перебрался на свое место. Олег, лежа с открытыми глазами, смотрел перед собой. Он понял, что у него перебит позвоночник, но отнесся к этому совершенно спокойно: живыми из бэтээра им уже все равно не выйти. В машине было тихо.

– Снегирев, – позвал Олег, но тот не отзывался.

Он прислушался. Стояла гробовая тишина. Незаметно для себя Олег впал в дремоту. Сквозь нее он слышал, что рядом кто-то плачет. «Наверно, по мне плачут», – подумал он, с большим трудом открыл глаза и увидел Снегирева. Тот, головой упираясь о пульт управления пулеметом, тихо скулил.

– Дима! – позвал он.

Снегирев, рукавом гимнастерки вытирая глаза, повернулся к сержанту.

– Ты что, плачешь?

– Нет.

– А мне показалось, что ты плачешь. У тебя девушка есть?

– Какая девушка?

– Ты что, не понял? Я спрашиваю: на гражданке у тебя девушка была?

Снегирев отрицательно покачал головой.

– А почему?

– Дружил с одной. Но как только меня забрали в армию, через полгода она вышла замуж.

– Ты ее любил?

– Вроде любил.

– Это хорошо, что вроде. Раз вроде, значит, не любил. Ничего, вернешься домой, по-настоящему полюбишь. Тебе сколько лет?

– В январе будет девятнадцать.

– А мне знаешь сколько?

Тот неопределенно пожал плечами и тут же ответил:

– Лет двадцать пять.

– Не угадал. На два года ты ошибся. А вот у меня есть девушка и, знаешь, с какого класса она меня любит? С пятого класса! Понял? Она сейчас заканчивает одиннадцатый класс.

– Она что, в школе еще учится? – удивленно спросил тот.

– Раз в одиннадцатом классе, значит, учится в школе, Ты слышал такую фамилию – Наумова?

– Нет.

– Ты в газетах про спорт читаешь?

– Редко.

– Ну и зря. А спортом на гражданке занимался?

– Занимался.

– И каким видом?

– В футбол играл.

– Где?

– Край на край.

– Не понял?

– У нас в станице, где я живу, есть два края: Буденновский и наш, Фрунзенский. Вот мы и играли друг против друга.

– Чудак ты, я тебя спрашиваю про настоящий спорт, а ты про свою дворовую команду рассказываешь. Так вот, моя девушка – чемпионка мира по спортивной гимнастике. Дошло?

– Не забудь меня на свадьбу пригласить, – неожиданно раздался голов Давыдова.

– Если останемся живы, обязательно приглашу.

Олег мечтательно улыбнулся. Он представил Иру в свадебном наряде. Она была необыкновенно красива. Рядом с ней увидел мать. Та, улыбаясь, ласково смотрела на него… Олег встряхнул головой. Он слышал, что перед смертью, как наяву, проходит вся жизнь. «Нет! – тихо прошептал он. – Я не хочу умирать!»

– Ты что-то сказал? – спросил Давыдов.

– Это я сам с собой.

– Олег, если останешься жив, прошу тебя не по службе, а по дружбе. Поезжай к моей жене и скажи, что я ее люблю. Поедешь?

– Нет, так не поеду. Я к тебе в гости приеду и ты в моем присутствии об этом ей скажешь. Договорились?

– Не успокаивай меня. Я знаю, что говорю. Веронике нравилось, когда я произносил эти слова, и она сама часто просила, чтобы я признавался ей в любви. Вот об этом и скажешь ей.

– Я вас, товарищ старший лейтенант, прекрасно понял. Но лучше вас никто эти слова ей не скажет. Я все забываю спросить, когда же вы станете отцом?

– Не знаю. По подсчетам жены, она ждет ребенка где-то в середине января или в конце.

– А кого вы бы хотели, девочку или мальчика?

– Честно говоря, для меня что девочка, что мальчик – одинаково, а жена хочет сына.

– Раз она этого хочет, значит, сын будет. Как вы его назовете?

– Если жив останусь, назову твоим именем.

– Спасибо. С меня причитается.

Они замолчали. Стало тихо. Только слышно было, как тяжело и прерывисто дышал Давыдов.

– А я зря в армию пошел, – неожиданно произнес Снегирев.

– А что, в армию по желанию призывают? – подколол Давыдов.

– У меня была возможность от армии увильнуть. Я на тракторе работал, а у нашего председателя колхоза его однокашник – начальник райвоенкомата. Когда мне пришла повестка, председатель пришел к нам домой и говорит родителям, мол, давайте я вашего сына от армии освобожу, а то на тракторе некому работать. Мама сразу согласилась, а отец стал на дыбы. Мол, настоящий мужчина должен служить в армии. Да и мне самому хотелось в армию, лишь бы подальше от своего старого трактора. Не успею полгектара вспахать, сразу ломается, а запчастей к нему нет. Летом еще ничего, а зимой плохо. Однажды пальцы чуть не отморозил.

– Правильно сделал, что в армию пошел. Ничего, кроме своего трактора и поля, не увидел бы. Гордись, солдат! Ты выполняешь интернациональный долг! После демобилизации приедешь в свой родной колхоз и все девчата, увидев на твоей груди медаль, в обморок попадают. Тракторист – герой! Тракторист – воин-интернационалист. Здорово звучит! На руках тебя будут носить!

Олег уловил в голосе Давыдова юмор, и на его лице непроизвольно появилась улыбка. Взводный нравился ему. Несмотря на мучившую того боль, он всячески их поддерживал. Он еще больше проникся к нему симпатией, ему даже стало стыдно, что сам он морально не поддерживает Снегирева, и он решил немножко отвлечь самого взводного от мучившей того боли.

– Товарищ старший лейтенант, разрешите задать один маленький вопросик, – обратился он к Давыдову.

– Обычно, сержант, на маленький вопросик намного сложнее отвечать, чем на самый большой. Лучше задай большой.

– Понял. Вот вы, товарищ старший лейтенант, сказали, что Снегирев выполняет интернациональный долг. Уточните, пожалуйста, что означает «интернациональный долг»? Наш тракторист приедет домой, а у него колхозники спросят: мол, скажи, милок, что это за штука такая «интернациональный долг» и с чем его едят? Да и я что-то недопонимаю про этот самый долг.

Давыдов усмехнулся. Он знал, что сержант прекрасно понимает, о чем спрашивает, просто втягивает его в полемику, чтобы убить время.

– Так, объясняю… Ты, сержант, защищаешь афганский народ, это первое.

– Одну минуточку, товарищ старший лейтенант! Народ, о котором вы говорите, я и в глаза-то не видел, а если и видел, то они на меня волком смотрели. Может, где-то здесь другой народ прячется?

– А тебе зачем народ? Ты – военный. Твое дело воевать.

– Я это знаю, но если я воюю за этот народ, то…

Он замолчал. Давыдов тяжело застонал. Олег увидел, как у того в судороге затряслось тело.

– Воды… – облизывая высохшие губы, протяжно произнес он.

Снегирев взял фляжку, она была пуста. Не было воды и в другой фляжке.

– Товарищ старший лейтенант, воды нет. Фляжки пустые.

– Плохи дела, – Давыдов облизал высохшие губы. – Внутри все горит. Ну давай, договаривай.

– Я, товарищ старший лейтенант, все сказал.

– Хорошо, что тебя не слышит наш замполит. За такие крамольные речи он бы дело на тебя завел. Польше вслух об этом никому не говори.

– А я ничего такого и не говорил.

– Это тебе так кажется. Снегирев, ты еще жив?

– Так точно, товарищ старший лейтенант.

– Снегирев, а ты знаешь, что у тебя в мозгу есть часовой механизм?

– Никак нет, товарищ старший лейтенант.

– Да ты, оказывается, кроме того, как водить свой подбитый бэтээр, ничего не знаешь. Сержант, а может, ты знаешь?

– Что-то не слыхал про такое.

– Ну ты даешь! Солдату простительно, но не тебе! Так вот, у каждого человека в мозгу заложен часовой механизм. Это биологические часы, работа которых рассчитана на три периода – точность в молодости, перебои и ускорение в старости и отказ в финале. Вот мы все трое к этому финалу и подошли. Дошло до вас?

– Я бы не хотел такого финала, – отозвался Олег.

– Не переживай, сержант. Тебе жить и жить! Это я подошел.

– Это мы еще посмотрим! – возразил Олег. – Скоро наши придут.

– Придут, да будет поздно. Ты, сержант, знаешь, сколько человеческий организм может продержаться без воды?

– Знаю. В обычных условиях – три-четыре дня.

– Молодец! Я думал, не знаешь. А сколько мне осталось жить с таким ранением? Молчишь?

Медленно наступал рассвет. Снегирев посмотрел в окуляр. Впереди обгоревшего бэтээра никого и ничего не было. «Может, ушли?» – подумал он и повернулся к Давыдову. Тот, тяжело дыша, лежал с закрытыми глазами. Он перевел взгляд на сержанта. Тот тоже лежал с закрытыми глазами. «Неужели они умрут?» – подумал он, и ему стало страшно оставаться один на один с мертвецами. Он подвинулся к взводному, потряс его за плечо. Тот даже не открыл глаз, лишь провел языком по высохшим губам. Повернулся к сержанту. Тот открыл глаза, но от его взгляда у Снегирева по спине побежали мурашки.

– Воды… – раздался слабый г олос Давыдова.

Снегирев, услышав его голос, повернулся к нему.

– Воды… – с трудом раздвигая губы, вновь повторил лейтенант.

– Вода еще вчера закончилась, – ответил Снегирев и вернулся на свое место.

Он посмотрел в окуляр. Никого не было. «Может, ушли?» – вновь задал он себе вопрос. Прислушался. Кроме тяжелого дыхания Давыдова, ничего не было слышно. Возникло желание открыть запасной люк, выйти наружу. Он решил подождать темноты.

Томительно долго тянулся день. Снегирев постоянно смотрел в окуляр в надежде увидеть своих или моджахедов. Но никого не было. В объективе окуляра он видел только сгоревшую машину и на ее броне обуглившееся тело товарища.

– Дима! – раздался позади голос.

От неожиданности он вздрогнул. Обернувшись, встретился с глазами сержанта.

– Дай воды.

– Я же еще вчера сказал, что фляжки пустые… Олег, может, я выйду?

– Не надо. Моджахеды в засаде.

– Но я с утра смотрю в окуляр и – ни одной живой души. Они ушли.

– Не спеши. Дождись темноты.

– А какая разница, вечером или днем? Мне же выходить только через люк. В любом случае они схватят меня.

– Я тебе сказал: не спеши. Дождись темноты.

Снегирев вновь посмотрел в окуляр. Немного погодя он повернулся к сержанту, тот неподвижно лежал с закрытыми глазами. В бреду Давыдов постоянно просил пить. Снегиреву стало не по себе, и чтобы не слышать его, он зажал уши. Сидел он так долго, но как только опустил руки, вновь услышал: «Пить… пить…» Снегирев еще раз посмотрел в окуляр. Никого не было. Он повернулся к сержанту.

– Олег…

Но тот не отзывался. Снегирев взял гранату, отогнул усик, чтобы легче было выдернуть чеку, и осторожно стал поворачивать ручку запасного люка. Открыв люк, он просунул голову вниз, посмотрел по сторонам. Никого не было видно. Он спустился на землю и, крепко держа в руках гранату, пополз. Выполз из-под машины, сел на корточки и, озираясь по сторонам, медленно стал подниматься.

Что-то тяжелое опустилось ему на голову. Перед глазами вспыхнули разноцветные огни, потом стало темно. Он схватился за голову и медленно стал падать на землю. Сверху на него навалился моджахед. Он придавил солдата к земле, рукой зажал рот. «Шурави» не сопротивлялся, он был без сознания. С бэтээра спрыгнул второй моджахед, увидел в руках солдата гранату, осторожно разжал его пальцы, забрал ее. Второй веревкой связал ему руки и ноги и засунул в рот панаму. Глазами показал другому моджахеду на машину. Тот лег на живот и полез под машину. Держа пистолет в вытянутой руке, он просунул в люк голову, а затем и все тело. Через несколько минут из люка вывалился Давыдов. Моджахед оттащил его в сторону. Немного погодя из люка вывалился и Олег. Они обоим связали руки. Один из моджахедов снял с пояса кожаную сумку с водой и полил в лицо лейтенанту. Тот не приходил в себя. Потом он облил лицо сержанта.

От прикосновения холодной воды Олег открыл глаза. Сквозь туман он увидел черное бородатое лицо. Моджахед увидел, как открылись глаза «шурави», что-то сказал товарищу, который выворачивал карманы Давыдова. Тот, не поворачиваясь, ответил ему. Услышав гортанную речь, Олег понял, что он в руках моджахедов. Страха не было, он с безразличием наблюдал за моджахедами. А те, жестикулируя, о чем-то спорили. Худощавый моджахед что-то сказал товарищу и махнул рукой. Тот вытащил из-за пояса кривой нож и направился к солдату.

Снегирев уже был в сознании и молча наблюдал за ними. Когда увидел в руках моджахеда нож, все понял. Моджахед опустился перед ним на колени. Он улыбался. Страшная догадка пронзила мозг. Снегирев понял, что собирается делать моджахед. Глядя ему в глаза, он умоляюще произнес:

– Не надо… Ну, пожалуйста! Лучше убей!

Тот, по-прежнему улыбаясь, смотрел на курносого «шурави», потом повернулся к товарищу, который стоял рядом, что-то ему сказал, вновь посмотрел на «шурави» и похлопал его по щеке, Потом взял его за волосы и медленно поднес нож к горлу. Снегирев пронзительно закричал:

– Ма-моч-ка!..

По ущелью эхом пронесся его крик. Он звал на помощь маму, но это последнее в жизни слово, произнесенное им, ударяясь о скалы, заглохло в чужом краю.

Моджахед медленно, словно наслаждаясь своей работой, стал резать горло «шурави». Солдат забился в судороге. Из горла фонтаном ударила кровь. Моджахед повернул голову, чтобы на него не брызнула кровь. Несколько раз тело Снегирева дернулось в судороге, потом обмякло. Они потащили его к обрыву, сбросили вниз.

Олег, стиснув зубы, смотрел на все это. Моджахед подошел к Давыдову, опустился перед ним на корточки. Давыдов спокойно смотрел на него. Моджахед не выдержал его взгляда. Свирепо сверкая глазами, что-то крикнул и вонзил нож лейтенанту в глаз. Несколько раз прокрутил его в глазнице, потом полоснул по горлу. Из раны ударила кровь. Моджахед с наслаждением смотрел на свою жертву…

Олег понял, что настала его очередь. Он был готов к смерти. Но только к смерти, и ни к чему другому. Поэтому, когда один из моджахедов опустился рядом и стал снимать с него брюки, Олег сделал попытку вцепиться ему в бороду. Но тело не слушалось его. Он закричал, но, к своему удивлению, не услышал собственного голоса. Тогда Олег закрыл глаза и с безразличием стал ждать.

Но проходили минуты, а нож не касался его плоти. Он слышал, как моджахеды о чем-то ожесточенно спорили. Потом стало тихо. Его похлопали по щеке. «Наверно, хочет, чтобы я смотрел, как он будет резать», – подумал он и решил глаз не открывать. Его вновь похлопали по щеке. Олег открыл глаза. На него, добродушно улыбаясь, смотрел бородатый моджахед. Он что-то ему говорил. Олег молча смотрел на него. Тот из кармана достал помятое фото, поднес его к лицу и пальцем стал тыкать себе в грудь. Олег отрешенно смотрел на него.

Тот положил фото в карман, вновь похлопал его по щеке, обратно натянул на него брюки. Потом полез в бэтээр, вытащил из люка носилки. Они осторожно приподняли его, положили на носилки. «В плен несут», – с тоской подумал Олег. Он равнодушно смотрел в проплывающий над ним небесный простор, и вдруг ему показалось, что он сам летит в голубую бездну вселенной, и не было конца и края этому полету, Олег потерял сознание. Иногда он приходил в себя и чувствовал, что моджахеды по-прежнему несут его.

Несколько раз они останавливались, осторожно опускали носилки на землю. Садились, закуривали самопал и о чем-то мирно разговаривали. Один раз бородач наклонился к нему, приподнял его голову и из кожаной сумки стал вливать ему в рот воду. Олег вновь летел в бездну и, вновь приходя в себя, смотрел на небо. Оно было голубое-голубое, без единого облачка.

Моджахеды остановились, опустили носилки на землю. Олег увидел, как они спрятали оружие в кустах. Потом снова подняли его, понесли. Через некоторое время они вновь опустили носилки на землю. Худощавый бородач приложил руки к губам, сделал рупор и громко крикнул:

– Рус!

В ответ раздался голос:

– Чего надо?

Моджахед рукой показал на носилки. Потом наклонился к Олегу, что-то сказал, похлопал по щеке и вместе со своим товарищем побежал. Стало тихо. Немного погодя Олег услышал родную речь.

– Ваня, внимательно смотри по сторонам, как бы в ловушку нас не заманили.

Олег увидел лейтенанта и двух солдат. Лейтенант наклонился к нему.

– Ты кто?

Олег молчал. Он слышал вопрос лейтенанта, хотел ответить ему, но лишь слабо пошевелил губами.

До Нового года оставались считанные часы.

* * *

Ира с утра была у Елены Владимировны, наряжала новогоднюю елку. Сама хозяйка на кухне готовила к праздничному столу. Ира, услышав звон разбитой посуды, поспешила туда. Елена Владимировна стояла посреди кухни и неподвижно смотрела на разбитый кувшин. Она даже не заметила, как вошла Ира. Та опустилась на корточки и стала собирать осколки.

– Говорят, когда разбивается посуда – это к счастью. – Елена Владимировна как-то странно посмотрела на нее и медленно опустилась на стул. Она хотела сказать, что с Олегом случилась беда, но сама испугалась собственной мысли. «Только не это!» – подумала она и слабым голосом произнесла:

– Что-то сердце заболело.

– А вы ложитесь. Я все сделаю сама.

Ира помогла ей подняться и уложила на диван, а сама продолжала наряжать елку. Елена Владимировна неподвижно лежала в забытье. Перед ее взором появился сын. Ей показалось, что он просит у нее помощи. «Что с тобой, сынок?» – тихо прошептали ее губы.

Ире послышалось, что Елена Владимировна застонала, и она подошла к ней.

– Елена Владимировна, может, скорую вызвать?

Та, отрицательно покачивая головой, закрыла глаза. Немного погодя она тихо произнесла:

– Ему плохо!

Ира удивленно смотрела на нее. Та, открыв глаза, отсутствующим взглядом смотрела в потолок.

Иру охватила тревога, она поняла, что та имела в виду Олега. «Наверно, письмо получила!» – подумала она и спросила:

– Что-то с Олегом?

Елена Владимировна увидела испуг в глаза Иры и, чтобы успокоить ее, произнесла:

– С Олегом все нормально. Просто соскучилась по нему, вот и расслабилась.

– Нет, вы сказали, что ему плохо! Почему вы так сказали?

– Сама не знаю.

Она хотела встать, но Ира не разрешила.

– Вы лежите. Вы очень бледная. Я все сама сделаю. Сейчас закончу наряжать елку, потом испеку торт «Наполеон».

– А ты умеешь?

Ира улыбнулась.

– Конечно, умею. Когда были в гостях у бабушки, она научила.

Ира ушла на кухню, а Елена Владимировна закрыла глаза и вновь увидела перед собой сына. Он что-то говорил, но не было слышно. Видение исчезло. Она поднялась, села и, обхватив голову руками, тихо застонала. «С ним случилась беда!» – тихо прошептали ее губы. Она встала, подошла к стене, где висел портрет мужа. Тот, словно живой, смотрел на нее.

– Ваня, – тихо произнесла она, – с нашим сыном беда. Ты слышишь?

Потом, испугавшись дурных мыслей, она начала ругать себя: «Да как ты могла так подумать! С ним все хорошо!» Чтобы отвлечь себя от плохих предчувствий, пошла на кухню. Ира возилась с тестом.

– Елена Владимировна, а что больше всего Олег любит?

– Он у меня сладкоежка. Один раз я купила торт и в обеденный перерыв принесла домой Олега дома не было. Он тогда в школе учился. Оставила тор г в холодильнике, а сама пошла на работу. Вечером пригласила двух своих подруг на чашку кофе. Пришла я с подругами, посадила их вот за этот стол. Открываю холодильник, а торта нет. Вместо торта один маленький кусочек. Все слопал.

Ира засмеялась.

– Я тоже обожаю сладкое, но тренер строго контролировал мой вес. Однажды по дороге на тренировку я купила пирожное и съела. Прихожу на тренировку, а Константин Петрович недовольно посмотрел на меня и говорит: «Кто тебе разрешил пирожные есть?» Я сказала, что не ела. Он взял меня за руку, подвел к зеркалу, и тут я увидела на своем носу кусочек пирожного. Мне стало стыдно, а он смеялся… А кроме сладкого, что он еще любит?

– Его любимые блюда – жареная картошка с мясом и целиком вареная курица.

Они замолчали, обе думая об Олеге.

– Елена Владимировна, а та девушка вышла замуж? – неожиданно спросила Ира.

– Какая?

– Ну та, с которой вы хотели Олега познакомить.

– Она давно замужем. Уже ребенка в садик водит.

Незаметно в разговоре пролетело время. Елена Владимировна посмотрела на часы.

– Ирочка, пора стол накрывать.

За несколько минут до Нового года Елена Владимировна зажгла свечи и выключила свет. Когда на телеэкране появился генсек Черненко и стал поздравлять советский народ с Новым, 1985-м годом, они открыли шампанское, разлили по фужерам. Вместе с боем Кремлевских курантов подняли бокалы.

– С Новым годом, доченька! Пусть сбудутся все твои мечты.

– С Новым годом… – Ира хотела сказать «мама», но вовремя спохватилась, – …Елена Владимировна! Я желаю вам здоровья и чтобы в этом году вернулся Олег!

* * *

Пролетели зимние каникулы. Утром громко зажурчал будильник. Ира, просыпаясь, посмотрела на часы. «Еще пять минут», – укутываясь в одеяло, подумала она и, закрыв глаза, попыталась вернуться в сон, в котором видела Олега, но раздался голос матери:

– Ира, пора вставать! В школу опоздаешь!

По дороге в школу она увидела впереди себя Вадима Егоровича.

– С Новым годом, Вадим Егорович!

– Здравствуй, Ирочка. Как каникулы провела? Ездила куда-нибудь?

– Нет, дома была… Вадим Егорович, Олег Иванович вам пишет?

– Да, последнее письмо от него я получил перед Новым годом. Его к правительственной награде представили.

– За что?

– Они какого-то крупного душмана взяли в плен.

– А кто такой «душман»?

– Это те, кто в Афганистане против наших воюют. Теперь Олег Иванович в школу вернется уже не простым учителем, а орденоносцем. Когда приедет, мы в школе устроим ему торжественную встречу.

Ира резко остановилась. Вадим Егорович обернулся и увидел ее побледневшее лицо.

– Что с тобой?

– Так он в Афганистане?

– Да.

– А что он там делает?

Тот удивленно посмотрел на нее.

– Ты в каком классе учишься? Ты не знаешь, что наши там выполняют интернациональный долг?

– Его же могут…

Она не договорила, повернулась и побежала обратно. На полдороге Ира остановилась. Она вспомнила, как перед Новым годом Елене Владимировне стало плохо. «Если узнает, что Олег в Афганистане, с ума сойдет! Нет! Она не должна об этом знать!» – подумала она и повернула назад.

В школе, проходя мимо кабинета начальной военной подготовки, она остановилась, осторожно открыла дверь. Вадим Егорович был там. Увидев ее, улыбнулся.

– Вадим Егорович, а с Олегом Ивановичем ничего не случится?

– Конечно, нет. Парень боевой. В апреле или в мае он вернется домой.

– Правда?

– А разве когда-нибудь я давал повод для сомнений? Тогда верь тому, что я сказал. Твой учитель вернется домой целым и невредимым!

– Спасибо, Вадим Егорович! – она хотела еще спросить про Олега, но в кабинет стали заходить ребята.

Потекли тревожные дни в ожидании письма от Олега. Несколько раз Ира ходила на почту, но там ей отвечали: «Пишут, девушка, пишут».

Однажды на уроке Ира увидела, как побелело лицо Тани Гридиной.

– Что с тобой? – шепотом спросила она.

– Меня тошнит, – ответила та и туг же, рукой прикрыв рот, не спрашивая разрешения у учителя, выбежала из класса.

Учительница удивленно посмотрела ей вслед, потом повернулась к Ире.

– Что с ней?

– Ей плохо.

– Сходи помоги ей. Может, в медпункт надо обратиться.

В туалете Таню вырвало.

– Ты что, отравилась? – спросила Ира.

– Наверно, – с трудом переводя дыхание, ответила та.

– А что ты ела?

– Рыбу.

– Пошли в медпункт.

В медпункте ей дали таблетку. Таня выпила. Они направились в класс, но не успели войти туда: Тане вновь стало плохо и она побежала в туалет. Ира одна зашла в класс. Учительница вопросительно посмотрела на нее.

– Она отравилась. Наталья Ивановна, можно я провожу ее домой?

Та разрешила.

На следующий день Таня в школу не пришла. После уроков Ира пошла к ней домой. Дверь открыла подруга.

– Как ты себя чувствуешь?

– Немножко легче, только тошнота не проходит. Ты шла мимо магазина, он открыт?

– Не заметила.

Таня стала одеваться.

– Ты куда?

– Провожу тебя, заодно в магазин зайду. Хочется селедки.

Подруги расстались. Не доходя до своего дома, Ира увидела уже знакомую белую «Волгу». Проходя мимо, незаметно посмотрела на водителя. За рулем сидел холеный мужчина. В глаза бросились яркая белизна рубашки и модный галстук.

Мать была дома. Стояла возле зеркала и поправляла прическу. Не поворачивая головы, сказала:

– Обед я приготовила.

– А ты что, на работу не ходила?

– Нет. Я немного приболела.

– А куда ты собралась?

– Пойду к Софье Петровне. Я давно у нее не была.

– А что папе сказать?

– Он улетел в командировку в Новосибирск. Ты не знала?

– Нет. Он мне не говорил.

– Я сама не знала, он мне утром из аэропорта позвонил. Не скучай, я скоро вернуть.

– Мама, я с тобой пойду!

Та удивленно посмотрела на дочь. Не выдержав ее упорного взгляда, опустила глаза, а на ходу бросила:

– Нет. Сиди дома.

Ира прислушалась к ее шагам, когда они утихли, она открыла дверь и, бесшумно ступая, спустилась по лестнице, выглянула из подъезда. Мать шла туда, где стояла белая «Волга». Из нее вышел все тот же высокий мужчина. Мать, счастливо улыбаясь, подошла к нему, поцеловала в губы. Тот открыл дверцу машины. Дарья села в машину, а он не успел сесть за руль. Ира в два прыжка очутилась возле них, резко открыла дверцу.

– Мама, выходи!

Та, побледнев, испуганно смотрела на дочь.

– Я сказала: выходи!

Мужчина растерялся. А Дарья, онемев от неожиданности, продолжала сидеть в машине. Ира наклонилась к ней, схватила за руку.

– Я сказала: выходи! – уже более требовательно произнесла она.

Мать безропотно вышла из машины. Ира повернулась к мужчине.

– Если еще раз посмеете подойти к моей матери, я скажу отцу. А он вас сотрет в порошок, – зло сверкая глазами, она посмотрела на мать. – Ты же слово давала!

И неожиданно для себя и для матери ударила ее по щеке и, не оглядываясь, побежала домой. Спустя несколько минут вернулась мать. Ира, лежа в своей комнате, горько плакала.

– Ира, выслушай меня…

Та, приподняв голову, в истерике закричала:

– Уходи! Не хочу тебя видеть!

Дарья растерянно постояла над дочерью, потом ушла к себе. Ее охватил страх. «Если Ира расскажет отцу, быть беде!» – подумала она. Зная крутой характер мужа и его любовь к ней, она понимала: пощады с его стороны было бы ждать бесполезно. «Надо обязательно ее убедить, чтобы не рассказывала отцу!» – решила Дарья. Это был ее единственный шанс, чтобы спасти себя. Дарья робко вошла к дочери. Та, увидев мать, повернулась на другой бок.

– Ира, выслушай меня.

– Я тебя не хочу слушать! Уходи! Приедет папа, на этот раз молчать не буду! Я все расскажу ему.

– Если ты это сделаешь, потеряешь меня.

– Мне такую мать терять не жалко!

Дарья промолчала. Ира повернулась к матери. Глаза ее горели.

– Ты же слово дала, что этого больше не повторится! Я же поверила тебе! Почему ты обманула меня? Почему ты не разводишься? Почему не уходишь к нему?

– Он женат и у него двое детей. Если бы не дети, мы бы давно уехали.

– А ты обо мне подумала?

– Думала. Через год-два, ну пусть три, ты выйдешь замуж за своего учителя. У тебя будет своя семья, а с кем я останусь?

– С папой, с кем же еще?

– Ира, ты многих вещей не понимаешь…

– Может, ты и права. Я многого не понимаю, но в предательстве разбираюсь не хуже тебя.

– Я никого не предавала.

– Даже отца?

– Даже отца.

Ира приподнялась с кровати и уставилась на мать.

– Ты что, меня за дурочку принимаешь?

– Нет, я так не думаю. Просто я его не любила и не люблю.

– А зачем ты тогда за него замуж вышла?

– До свадьбы я забеременела от него, кинулась делать аборт, но было поздно. Пришлось выйти замуж. Ира, я понимаю, что тебе больно за отца. Он хороший, заботливый муж, безумно любит меня, но этого недостаточно! Сердце тянется к другому, и я ничего не могу с собой поделать! После того, как я дала тебе слово, я с ним не встречалась, но сегодня он приехал ко мне на работу, и я опять не устояла.

– А где он работает?

– В научно-исследовательском институте.

Дарья замолчала и горько заплакала. Ире стало жалко мать, но на другой стороне стоял отец. Ей было больно и обидно за него.

– Ира, прошу тебя, не надо ничего говорить отцу, – умоляюще сказала Дарья.

На следующее утро Ира подошла к матери.

– Как ты собираешься дальше с нами жить?

– Не знаю.

– Ты можешь со своим ухажером не встречаться?

Та неопределенно пожала плечами.

– Я и на этот раз папе не скажу, но если снова повторится, больше молчать не буду. Выбирай! Или мы, или твоя любовь!

Через три дня прилетел отец. Матери дома не было. Игорь Анатольевич принял ванну, оделся и собрался ехать за женой, но его остановила дочь.

– Папа, мне надо с тобой поговорить.

Он посмотрел на часы.

– Я могу опоздать, и мать пойдет домой пешком. После поговорим, – он открыл дверь.

– Папа, вернись! Это касается мамы.

Тот остановился и напряженно посмотрел на дочь. Ира увидела тревогу в его глазах.

– Папа, то, о чем я сейчас тебе скажу, маме не говори. Она мне рассказала, и я дала ей слово, что ты об этом не узнаешь. Два дня тому назад мама пришла с работы в слезах. Ее постоянно преследует один мужчина. До ее замужества они встречались. Тебе надо с ним поговорить.

Игорь Анатольевич хрипло спросил:

– Кто он?

– Я его видела один раз. Он работает в научно-исследовательском институте. У него белая «Волга». Я запомнила номер.

– Ты можешь мне ее показать?

– Могу.

– Тогда поехали.

Минут через тридцать они подъехали к институту. Возле института в ряд стояли машины. Среди них Ира увидела ту самую «Волгу».