Текст книги "Звезда печали и любви"

Автор книги: Самсон Агаджанян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

– Я имела в виду, что тебя дома не было, – сказала Ира.

– А где, по-твоему, я была?

– Этот вопрос ты себе задай и, надеюсь, ответ получишь такой, какой боишься от меня услышать! – Ира отвернулась от нее.

– Ира…

Но та демонстративно зажала пальцами уши. Дарья выключила свет, вышла. А Ира долго не могла заснуть. Ей было больно и обидно за отца и за себя. Уткнув лицо в подушку, она плакала.

Утром Ира встала как обычно, чтобы пойти в школу. Из кухни доносился звон посуды. Дарья, увидев дочь, приветливо улыбнулась.

– Доброе утро, доченька. Сейчас я кофе тебе приготовлю.

Ире стало противно, что мать так заискивающе разговаривает с ней.

– Спасибо, кофе я не пью.

– Тогда чай с бутербродом.

– Я в школе позавтракаю.

Ира вышла. Дарья растерянно продолжала стоять. «Она видела!» – в ужасе подумала она и почувствовала, как в висках учащенно забился пульс.

* * *

В субботу, как и обещал, прилетел отец. Ира бросилась ему на шею и неожиданно заплакала.

Игорь Анатольевич, поглаживая волосы дочери, растроганно произнес:

– Ну вот, меньше недели отсутствовал, и уже слезы.

– Папочка, – глотая слезы, произнесла она. – Мама…

– Ира! – раздался позади голос матери.

Она повернулась к матери, у той в глазах стояла отчаянная мольба.

Игорь Анатольевич, вытирая слезы на щеке дочери, подумал, что между ними опять была ссора, и примирительно сказал:

– Надо вам помириться, а то подарки не получите.

Ира отошла от отца, села в кресло и украдкой посмотрела на мать. У той лицо было восковое. Игорь Анатольевич подошел к жене, поцеловал в щеку. Потом развернул большой сверток. Ира увидела норковую шубу. Отец подошел к ней.

– Это тебе, доченька. Примерь.

Игорь Анатольевич накинул на нее шубу, отошел в сторону и восхищенно произнес:

– Какая ты красивая! И какая взрослая! Носи на здоровье.

– Спасибо, папа, – без эмоций произнесла та.

Отец внимательно посмотрел на дочь.

– Ты, случайно, не заболела?

– Голова немного побаливает. Папочка, ты прости, но я хочу полежать.

Она пошла к себе. Отец был в ванной, когда к дочери вошла мать. Она села рядом с ней и притронулась к ее руке. Та убрала руку под одеяло.

– Ира…

– Мама, прошу тебя, не говори ни слова. Не надо твоих оправданий, мне и так больно. Не бойся, папе не скажу.

Резкая перемена в дочери бросилась в глаза Игорю Анатольевичу. Он обеспокоенно смотрел, как два близких человека, мать и дочь, словно набрав в рот воды, целыми днями не разговаривают друг с другом. Заметил и странное поведение жены. Та в разговоре с дочерью словно заискивала перед ней и во всем пыталась ей угодить. Стало беспокоить и поведение Иры. В свободное время она целыми часами сидела в своей комнате или лежала на кровати, слушая музыку. Обратил он внимание и на музыку. Музыка была симфоническая и очень грустная.

Однажды, когда жены не было дома, он решил поговорить с дочерью, зашел к ней в комнату. Ира, лежа на кровати, задумчиво глядела в потолок. Он сел рядом и нежно погладил ее голову. Ира прижалась к нему и жалобно заплакала. Отец терпеливо ждал, когда дочь успокоится. Он был уверен, что причина слез – Олег Иванович.

– Ну что ты, глупышка моя, плачешь. На носу Новый год, а после Нового года начинай считать дни, когда твой учитель приедет домой. Когда я служил в армии, мы за год до дембеля считали, сколько осталось еще съесть селедки…

– Папа, папочка, мне больно!.. – сквозь глухое рыдание отчаянно произнесла она.

Он растерянно посмотрел на нее.

– С учителем что-то случилось? – с тревогой спросил он.

Она отрицательно покачала головой.

– С мамой?

Она хотела все рассказать про мать, но в последний момент вовремя спохватилась. Отец ждал от нее ответа.

– Нет, папа, и с мамой все нормально.

– Тогда у тебя нет оснований так переживать. Успокойся, все будет хорошо. Скоро твой учитель приедет.

Он замолчал и задумчиво посмотрел в окно. Ира увидела грусть в глазах отца и ей вдвойне стало больно за него. Она поняла, что правильно поступила, не рассказав об измене матери.

Чтобы немного развлечь дочь, Игорь Анатольевич стал рассказывать смешные истории про свои школьные годы. Ира слушала его, а потом неожиданно спросила:

– Папа, расскажи, как ты с мамой познакомился?

Ира увидела, как оживились глаза отца. Затаив дыхание, она молча слушала его рассказ. Когда отец замолчал, спросила:

– Ты маму сильно любишь?

В ответ он только вздохнул. Немного погодя сказал:

– Люблю, хотя и знаю, что ответной любви нет, – он грустно посмотрел на дочь. – Но я надежду не теряю. Знаешь, о чем я мечтаю? Вхожу в дом, а Дарья подходит ко мне, обнимает и тихо шепчет: «Я люблю тебя!»

«Нет, папа, не дождешься ты этого часа», – мысленно произнесла Ира и перед ее глазами возникла сцена: мать страстно целует другого мужчину.

– Папа, а зачем ты женился на маме? Ведь ты знал, что она тебя не любит.

– Когда я увидел ее, сразу влюбился. Она была красивая и я был просто ослеплен своей любовью. Меня не интересовало, любит она меня или нет. Для меня главной была моя любовь!

– А ты сейчас не жалеешь, что женился на ней?

– Нет, доченька, не жалею. Да и как можно жалеть, имея такую дочь, как ты! Я счастлив, что ты у меня есть, и мне больше ничего не надо.

– Папа, а ты бы мог изменить маме? Только честно.

– Глупый вопрос. На него честно ответить невозможно. Если бы я, допустим, изменил жене, как ты думаешь, я бы честно ответил?

– Думаю, нет,

– Значит, вопрос снимается. Ты лучше мне расскажи про своего учителя. Он пишет тебе?

– За восемь месяцев всего два письма. И ни одного слова, что любит меня.

– Не спеши. Вернется из армии, к тому времени ты закончишь школу, и тогда он признается в этом.

– Папа, а я призналась ему в любви. Наверно, это некрасиво, когда девушка признается первой?

– В этом нет ничего некрасивого. Чувства не надо скрывать. Они должны быть открытыми и честными, – он наклонился к ней, поцеловал в щеку.

– Все будет хорошо! Спокойной ночи!

Приближался Новый год. 11 «А» класс отвечал за новогодний вечер и своими силами ставил концерт. После уроков ребята оставались в классе и подолгу репетировали. Однажды Ира и Таня шли домой, когда возле них, визжа тормозами, остановились «Жигули». Из машины вышел крепкого телосложения парень. Он подошел к Тане и, бесцеремонно прижав ее к себе, поцеловал. Ира удивленно посмотрела на подругу. Таня, не замечая ее взгляда, влюбленными глазами смотрела на крепыша. Из машины вышел второй парень, одетый по самой последней моде. Он подошел к Ире и стал, не стесняясь, разглядывать ее. Удовлетворившись увиденным, спросил:

– Ты откуда, красотка?

Ира подняла палец, показала на небо. Парень, ухмыляясь, подал ей руку.

– Жора.

– Между прочим, Жора, неприлично первым протягивать даме руку.

Тот усмехнулся.

– Я не возражаю! Подавай первой ты.

– Это еще надо заслужить, – и не обращая больше на него внимания, повернулась к подруге. – Таня, пошли!

Парень, который держал в объятиях Таню, повернулся к ней.

– Может, составишь нам компанию? У Жоры день рождения и мы у него на даче отмечаем это событие.

– Спасибо за приглашение, но мне пора домой.

– Ирочка, поехали! – умоляюще произнесла Таня. – Мы ненадолго.

– Я сказала нет, – резко сказала Ира. – Ты идешь со мной?

Таня отрицательно покачала головой.

– Может, поедешь? – спросил Жора.

Ира, не обращая на него внимания, вновь обратилась к Тане.

– Таня, пошли домой!

Та снова отрицательно покачала головой. Ира пошла одна. Ее догнал Жора, схватил за руку. Ира, отстраняя его руку, недовольно посмотрела ему в глаза.

– Только без рук!

– Я хочу, чтобы ты поехала с нами. Очень хочу!

– Хотеть не вредно, но…

– Что «но»? Договаривай.

Она хотела резко ответить ему, но передумала, повернулась и пошла.

На следующий день Таня в школу не пришла. Иру это встревожило и она после школы зашла к ней домой. Таня, увидев Иру, почему-то покраснела, как рак. В разговоре она прятала глаза, словно стыдилась чего-то…

Буквально за день до новогоднего школьного бала Ире позвонила Елена Владимировна и сообщила, что от Олега пришло письмо. Она, как на крыльях, понеслась к Елене Владимировне. Но вместо письма она вынула из конверта… стихотворение. Бегло пробежав его глазами, она растерянно посмотрела на Елену Владимировну.

– Он мне ничего не написал!

Елена Владимировна взяла из ее рук листок, прочитала и улыбнулась.

– Ты невнимательна, Ира. Это настоящее письмо. Это даже лучше, чем письмо.

В верху листа большими буквами было написано:

Константин Симонов

ЖДИ МЕНЯ, И Я ВЕРНУСЬ

Ира когда-то читала это стихотворение. Знала, что поэт посвятил его актрисе Валентине Серовой. Но при чем тут она, Ира? Неужели… Теплая волна прошла по телу. Она снова перечитала стихотворение.

Да, оно было о них – о ней и об Олеге. Симонов посвятил его Серовой, но Олег посвящал эти строки ей, Ирине Наумовой. Это ей он говорил: «Жди меня, и я вернусь…»

По щекам девушки текли счастливые слезы. Елена Владимировна, поглаживая ее по голове, тихо прошептала:

– Я рада за тебя, доченька.

Дома мать подозрительно посмотрела на сияющую дочь. Дарья давно не видела ее такой. Ира подошла к матери, чмокнула ее в щеку.

– Что с тобой? – спросила та.

Ира в ответ лишь улыбнулась и пошла к себе. Снова несколько раз перечитала стихотворение, хотя знала его почти наизусть. Достала дневник и записала: «Я ДАВНО ТЕБЯ ЖДУ! ТЫ ТОЛЬКО СКОРЕЕ ВОЗВРАЩАЙСЯ!»

* * *

На новогоднем балу школьный актовый зал был битком набит не только учениками, но и их родителями. 11 «А» класс находился на сцене. Ребята волновались. Ира осторожно отодвинула занавес, посмотрела в зал. В первом ряду сидела директор школы, а рядом заведующий гороно.

К Ире подошла завуч по внеклассной работе Светлана Борисовна.

– Ирочка, милая, выручай! Ты должна выступить.

– Светлана Борисовна, я же в концерте не задействована.

– Я знаю. Но у Леши заболело горло и он не может выступить, а у меня получается пауза между номерами.

– А что я должна делать?

– А ты покажи какой-нибудь акробатический трюк.

– Вы шутите?

– Боже мой, какие шутки! У меня в кабинете лежит мой спортивный костюм. Он тебе по росту подходит. Иди, переодевайся!

– А можно я лучше стихотворение прочту? – неожиданно предложила Ира.

– Да кто будет его слушать на новогоднем вечере!

– Будут, еще как будут! – с жаром возразила Ира.

Светлана Борисовна какое-то время поразмышляла, потом махнула рукой.

– Ладно, записываю.

Концерт начался с веселых частушек. В каждом куплете ребята пели про учителей, про свои муки на уроках. В зале то и дело раздавались смех и аплодисменты. Программу концерта вели Ира и Андрей. Зрители бурно встречали их, особенно когда на сцену выходил Андрей. Он своей внешностью напоминал Чарли Чаплина. Все складывалось удачно. После очередного номера на сцену вышла Светлана Борисовна.

– Уважаемые гости, родители и ребята. Сейчас перед вами выступит гордость нашей школы Ирина Наумова. Я не хочу перечислять ее чемпионские титулы. Нет, она не будет нам показывать свои неповторимые вольные упражнения, которыми покорила весь мир. Она прочтет стихотворение.

Ира вышла на сцену и неожиданно почувствовала, что страшно волнуется. Это она-то, выступавшая на самых многолюдных соревнованиях.

– Ира, начинай! – раздался из-за кулис голос Светланы Борисовны.

Она беспомощно посмотрела на нее, снова повернулась к залу и первые строки стихотворения прочитала так, как будто предназначены они были только одному человеку – тихо и проникновенно.

Жди меня, и я вернусь.

Только очень жди.

Жди, когда наводят грусть

Желтые дожди.

Зал, затаив дыхание, слушал ее. Слушали даже те, кто тоже знал это стихотворение наизусть. В Ириной манере чтения угадывалось что-то очень свое, личное, особенно дорогое ей.

Жди, когда из дальних мест

Писем не придет.

Жди, когда уж надоест

Всем, кто вместе ждет.

Ира закончила, В зале стояла тишина, потом раздался гром аплодисментов. Иру несколько раз вызывали на «бис», но она не вышла, сидела в углу и тихо плакала. К ней подошла Таня, обняла за плечи и тихо прошептала.

– У Галины Анатольевны на глазах были слезы.

Новый год родители Иры решили встретить в ресторане. Ира сказала матери, что ей хотелось бы отметить Новый год с Еленой Владимировной.

– А мы с отцом рассчитывали, что ты будешь с нами, – холодным тоном произнесла мать.

– Елена Владимировна болеет, будет совсем одна, и я хочу побыть с ней.

– Поступай, как хочешь.

Ира отошла от матери, но потом вернулась.

– Мама, я никогда не скажу папе о том, что видела в подъезде. Но об одном прошу: если живешь с нами, не делай нам больно. Не надо жить двойной жизнью, это нечестно. И никто другой так, как папа, тебя не полюбит.

Та грустно посмотрела на дочь, потом тихо спросила:

– А ты когда-нибудь спрашивала меня про мою любовь? Я же тоже человек!

– Мама, в этом виновата ты сама. Никто тебя не заставлял насильно выходить замуж за папу. Ты только посмотри в глаза отца. Сколько в них любви и преданности! Да ради этого можно жить и жить. Ну чего тебе в жизни не хватает? Ты посмотри, в каких хоромах живешь. Любая женщина позавидовала бы.

Дарья Александровна прижала дочь к себе.

– Глупенькая ты моя! Сердце не роскоши хочет, оно просит любви.

– Вот и люби папу. Он у нас замечательный. Знаешь, о чем он мечтает? Только об одном: входит в дом, а ты подходишь к нему, обнимаешь и говоришь единственные для него целебные слова: «Я люблю тебя».

– Это не так просто, как ты представляешь.

– Нет, мама, это очень просто. Ведь когда-то ты говорила ему эти слова, скажи и сейчас. Скажи прямо в новом, наступающем году, и ты увидишь его счастливые глаза и сама по-настоящему в него влюбишься!

Когда Ира позвонила Елене Владимировне и сказала, что собирается встречать Новый год с ней, та несказанно обрадовалась.

* * *

По данным разведки, войска Ахмед Шаха Масуда на Новый год решили устроить резню в тех кишлаках, где власть была в руках афганских коммунистов. Чтобы обезопасить эти кишлаки, командование сороковой армии взяло их под охрану.

Взводу старшего лейтенанта Давыдова была поставлена задача: двумя бэтээрами перекрыть подступ к кишлаку Сандар, расположенному в ущелье гор.

Рано утром два бэтээра из разведвзвода капитана Щеглова медленно двинулись в горы. Узкая дорога серпантином уходила вверх. Бэтээры, натужно ревя моторами, тяжело шли в гору. Десантники сидели наверху и, держа наготове оружие, пристально вглядывались в склоны гор. Слева от них скалы буквально висели над головами, а справа – глубокая пропасть. Десантники понимали: если моджахеды устроят здесь засаду, беды не миновать.

Олег, крепко держа в руках автомат, пристально смотрел вверх на скалы. Ему все казалось, что сверху на него так же смотрит моджахед. От этого становилось не по себе, и он лишь тогда облегченно вздохнул, когда дорога пошла под уклон. Бэтээры, поднимая ржавую пыль, легко понеслись вниз. Неожиданно впереди раздался мощный взрыв. Первая машина остановилась буквально в одном шаге от завала, идущая следом едва не врезалась в нее. Позади раздался второй взрыв. Два бэтээра оказались зажатыми между каменными завалами. Десантники кубарем слетели с брони и прижались к скале, озираясь по сторонам.

Старший лейтенант Давыдов сразу понял, что они попали в ловушку. Ждали нападения, но стояла гробовая тишина. Сверху посыпались мелкие камешки. Давыдов догадался: наверху находятся моджахеды. Он посмотрел на Олега.

– Все, Олег! Живыми они отсюда нас не выпустят. Что будем делать?

– Драться, – спокойно ответил тот. – Другого выхода у нас нет.

– Товарищ старший лейтенант, – раздался из-под машины голос, – а может, с обрыва спустимся?

Давыдов после минутного размышления сказал:

– Надо проверить, можно ли спуститься с обрыва.

– Сейчас посмотрю, – Олег уже лег на живот, чтобы подползти к обрыву, но Давыдов рукой придержал его.

– Я сам посмотрю.

Медленно, по-пластунски, озираясь по сторонам, он подполз к краю пропасти, посмотрел вниз. Потом взглянул на скалы. Сверху на него смотрели моджахеды. Один из них целился в него. Он рванулся под прикрытие скалы, но одиночный выстрел опередил его. Что-то больно ударило в бок. Перед глазами поплыли разноцветные круги.

Олег, резко оттолкнувшись от скалы, бросился на землю и подполз к взводному, схватил его за ноги и потянул к себе. Сверху раздался выстрел. Пуля подняла фонтанчик пыли прямо возле виска Олега. Он изо всей силы потянул взводного к себе, обхватил его руками и вместе с ним прижался к скале. Быстро снял с Давыдова гимнастерку: у того между ребер струей стекала кровь. Олег перевязал рану. Немного погодя, придя в себя, Давыдов тихо произнес:

– Обрыв крутой, не спустишься. Моджахеды наверху. Их много. Из этой ловушки живыми нас не выпустят. Как куропаток перестреляют.

– Товарищ старший лейтенант, надо по рации подмогу вызвать.

– Рация не возьмет. Мы в ущелье.

– Но что-то надо делать!

– Надо прорваться через завал. Это единственный путь, – подняв голову, он тихо позвал: – Сафронов, Малыхин, Цакулов, ко мне!

Те, прижимаясь к скале, подошли к нему.

– Надо прорваться через завал. Наверху моджахеды. Во что бы то ни стало одному из вас надо проскочить завал и прорваться к своим.

Он внимательно посмотрел на ребят.

– Малыхин, ты быстрее всех бегаешь. А вы вдвоем откройте огонь по скалам, дайте ему уйти. Все, выполняйте приказ!

Десантники молча отошли от него. Прижимаясь к скале, они стали продвигаться к завалу. Первым выскочил на дорогу Цакулов. Направив дуло автомата вверх, он открыл по скалам огонь. То же самое сделал Сафронов. Малыхин, пригибаясь, полез на завал. Сверху раздался глухой выстрел, и возле десантников вспыхнул огненный шар – взорвалась граната. Взрывная волна отбросила десантников в сторону, и они замертво упали на камни.

В оцепенении взвод смотрел на тела погибших своих товарищей. У ефрейтора Новикова не выдержали нервы, с искаженным от ненависти лицом он выскочил на дорогу, направил автомат на скалы и, открыв по ним огонь, громко крикнул:

– Гады!

Сверху раздался выстрел. Новиков, взмахнув руками, свалился на землю.

Вновь установилась тишина. Немного погодя сверху раздался голос:

– Рус, выходи!

– Лучше умереть, чем к ним в руки попасть, – тяжело дыша, произнес Давыдов.

– Товарищ старший лейтенант, разрешите мне, может, я прорвусь? – предложил Олег.

– Не прорвешься. Надо дождаться темноты.

– Но до этого они нас всех перебьют!

– Ничто не мешает им сделать это сейчас, но мы им нужны живыми. Что толку от мертвых? Ты знаешь, сколько им платят за живого офицера? Не знаешь? Хорошо платят!

Солнце стояло в зените. Наступила жуткая тишина. Молчали десантники, молчали и моджахеды. Олег вновь посмотрел на солнце. «Ну что ты так медленно опускаешься?» – мысленно обратился он к нему. Вся надежда была на темноту. Олегу не верилось, что так нелепо пришел конец…

Сумерки наступили неожиданно. Олег наклонился к Давыдову, тот прерывисто, тяжело дышал.

– Товарищ старший лейтенант! – позвал он, но тот не отзывался.

Олег потряс его за плечо.

– Воды, – тихо прошептал Давыдов.

Олег быстро отстегнул фляжку, поднес к его губам.

– Товарищ старший лейтенант, я пойду!

Ответа не было. Олег подполз к сержанту Митрофанову.

– Я пошел. Попробую прорваться.

Прижимаясь к скале, он медленно стал приближаться к завалу. Как назло на небосклоне ярко сияла луна и ее отражение падало на скалы. Не доходя нескольких шагов до завала, Олег остановился, прислушался. Было тихо. Он слышал только биение своего сердца. Оттолкнувшись от скалы, полез на завал, но тут же был сбит с ног. На него навалились два моджахеда и стали выкручивать ему руки. Но Олег быстро пришел в себя. Свободной ногой он обхватил голову моджахеда, который сверху лежал на нем, и резко сбросил его с себя. Второму воткнул палец в глаз. Моджахед завопил и схватился за лицо. Олег вскочил и собрался прыгнуть вниз, но путь преградили другие моджахеды. Разум подсказывал, что он не прорвется и надо возвращаться назад. Неожиданно сзади его крепко обхватили руками. Олег перекинул напавшего через плечо, побежал назад. Раздалась длинная очередь. В спину что-то тупо ударило. Пробежав по инерции несколько шагов, он упал. К нему подскочили двое десантников. Они потащили его к машине, положили рядом с Давыдовым.

Олег был в сознании. Он хотел приподняться, но тело не слушалось его, словно было мертво.

– Митрофанов! – тихо позвал он.

К нему подполз сержант Митрофанов.

– Бери ребят и прорывайтесь. Кто-то из вас должен уйти.

– Много их там?

– Человек пять.

– Я не пойду.

– Почему?

– Я вас одного не брошу.

– Саша, мы здесь все погибнем или нас возьмут в плен. Забросайте завал гранатами и попытайтесь прорваться. Пока темно, надо уходить.

– Я сказал: нет.

– Иди, – раздался слабый голос Давыдова. – Я приказываю! Иди!

Митрофанов подполз к десантникам, сидевшим на земле.

– Взводный приказал всем прорываться через завал.

– А раненые? – раздался приглушенный голос Кучеренко.

– Они остаются.

– Ты что, сдурел? Командира здесь бросить? – раздался недовольный голос. – Никуда я не пойду, здесь останусь.

– Ребята, взводный прав: они здесь всех нас перебьют. Надо рвануть, может, и прорвемся, – раздался чей-то приглушенный голос.

– Заткнись! Ты что, хочешь раненых здесь бросить? – угрожающе прохрипел Кучеренко.

Митрофанов вернулся к Давыдову.

– Товарищ старший лейтенант, ребята отказываются идти.

Давыдов молчал.

– Саша, надо идти, Вызовите подмогу. Ну что толку, если мы все здесь погибнем? – слабым голосом произнес Олег.

– Нет, мы вас одних не оставим.

Митрофанов отполз. Олег, лежа на спине, смотрел на звезды. Неожиданно он вспомнил про звезду, которую когда-то ему показывала Ира. Стал искать, но звезды кружились перед глазами, словно в хороводе. Он не думал о смерти, просто не хотелось верить в нее.

Рассвет наступил неожиданно. По-прежнему стояла тишина. Олег посмотрел на взводног о. Тот тяжело дышал.

Сверху раздался голос:

– Рус, выходи!

– А х… не хотел? – крикнул Митрофанов, тут же выскочил на дорогу и из автомата длинной очередью полоснул по скалам.

Сверху раздались выстрелы. Митрофанов, уронив автомат, свалился на землю. Немного погодя в них полетела граната. Раздался взрыв и вместе с ним крик раненных десантников. Потом прозвучало еще несколько взрывов и стало тихо.

Механик-водитель бэтээра Снегирев выполз из запасного люка и по-пластунски подполз к взводному, схватил его за ноги и затащил под машину.

– Ребята, помогите! – позвал он их на помощь,

– Тащи сам, – раздался чей-то голос, – а я тебя прикрою.

Снегирев с большим трудом затащил лейтенанта в машину. Немного погодя его голова высунулась из люка. Он оглянулся по сторонам, спустился, подполз к сержанту. Олег лежал с закрытыми глазами. Снегирев решил, что сержант мертв и хотел отползти от него, но тот открыл глаза. Снегирев взял его за ноги и потащил к машине. С ним пришлось повозиться дольше. Сержант был крупного телосложения, и затащить его внутрь машины стоило огромных усилий. Снегирев положил сержанта рядом с офицером. Снаружи были слышны взрывы гранат и беспорядочная стрельба, а потом раздался взрыв, от которого бэтээр подбросило вверх. Снегирев больно ударился головой о рукоятку пульта управления пулеметом. По броне градом зацокали пули. Снегирев посмотрел в окуляр. Впереди стоящий бэтээр, окутанный черным дымом, горел. Он увидел, как из люка показалась голова механика-водителя Храмашева, тот наполовину вытолкнул свое тело наружу. Лицо его было залито кровью, одежда на спине горела. Одной рукой он вцепился в крышку люка и пытался выбраться наверх. Другой руки у механика не было. Из-под разорванного рукава гимнастерки торчала оголенная кость.

Снегирев невольно закрыл глаза. Его затошнило. Наклонив голову вниз, он надрывисто закашлял. Немного придя в себя, вновь взглянул в окуляр. Храмашев по-прежнему отчаянно пытался вылезти наружу. «Надо его спасти!» – молнией промелькнула мысль, но было поздно: огонь полностью охватил тело Храмашева. Снегирев заскрежетал зубами…

Неожиданно стрельба прекратилась. Снегирев посмотрел в окуляр. Прямо перед ним стояли два бородатых моджахеда. Они, размахивая руками и поглядывая в его сторону, что-то доказывали друг другу. Ему показалось, что те видят его.

– Что там? – раздался голос.

Снегирев повернулся. На него смотрел сержант.

– Моджахеды, – одними губами ответил он.

– Много?

– Пока вижу двоих. Нет, еще подошли.

– А наших не видать?

– Нет.

– Значит, все погибли, очередь за нами, – будничным голосом произнес Олег. – Дай по ним из пулемета очередь.

Снегирев взялся за рукоятку пульта управления, посмотрел в прицел. Моджахедов не было видно.

– Я их не вижу. Они или не в зоне обстрела, или прибор вышел из строя.

– Дай очередь. Пусть знают, что мы еще живы, – произнес Олег. – Открывай…

– Не надо, – слабым голосом оборвал его Давыдов. – Пусть думают, что в бэтээре никого в живых нет.

Кто-то поднимался на броню. Они прислушались. Раздался удар по крышке люка. Снегирев вновь прилип к окуляру. В его сторону смотрел моджахед и махал рукой.

– Снегирев, что ты видишь?

– Моджахеда, он машет мне рукой.

– Понятно. Он тебя в гости на плов приглашает.

Олег улыбнулся. Ему нравился юмор взводного. Повернув голову, он увидел боковую амбразуру и ему самому захотелось посмотреть, что там происходит, Хотел приподняться, но тело его не слушалось. «Неужели я на том свете?» – подумал он и рукой провел по лицу. «Нет, живой!» – облегченно вздохнул и вновь попытался приподнять тело, но оно не подчинилось его воле.

– Олег, что ты молчишь? – раздался голос Давыдова.

– Думаю, товарищ старший лейтенант: я на земле или на небесах?

– Не переживай, скоро будешь там. У тебя гранаты есть?

– Да.

– Сколько?

– Две.

– Если они доберутся до нас, надо, чтобы и они с нами пошли в гости к своему аллаху. Снегирев! – позвал он.

– Я, товарищ старший лейтенант.

– У тебя гранаты есть?

– Есть. Целых четыре.

– Молодец. Если они попытаются нас взять живьем, гранату подбросишь под боекомплекты. Понял?

– Да.

– Так будет лучше. Знаешь, что они сделают с нами, если им в руки попадемся?

– Убьют или в плен поведут.

– То и другое – чепуха. Они отрежут нам половые органы. Поэтому советую тебе живым к ним в руки не попадаться.

Снегиреву стало не по себе. Он потянулся к сумке, достал гранату, положил рядом. В окуляре он снова увидел моджахедов: они стояли перед бэтээром, в руках одного из них был ручной противотанковый гранатомет.

Моджахеды, разговаривая меж собой, пошли по дороге. Пройдя метров тридцать, они остановились. Моджахед, у которого был гранатомет, положил его себе на плечо, приставил оптический прицел к глазу и стал целиться.

Снегирев закрыл глаза и опустился вниз. Через какое-то время сильно ударило по корпусу. Он подумал, что это конец. Позади машины раздался глухой взрыв. «Не попал!» – подумал он и посмотрел в окуляр. Моджахеды шли к машине. Остановились. Бородач, показывая рукой на бэтээр, что-то кричал на товарища, который стрелял. Снегирев понял, что тот ругает его за промах. Он повернулся к взводному.

– Моджахед по нам из гранатомета стрелял и не попал.

– Второй раз точно попадет, – будничным голосом отозвался Давыдов.

Моджахеды о чем-то мирно разговаривали. Тот, у которого был гранатомет, сидел на корточках.

– Товарищ старший лейтенант, у них больше гранат нет!

– Еще принесут. Ты, солдат, смерти не бойся. Если граната в нас попадет, мы взлетим в воздух и смерть будет мгновенной. Главное в этой смерти – мучиться не придется. Все просто и легко. И полетим мы с тобой в голубую бездну вселенной. Ты про небесный рай слышал?

– Слышал, – уныло отозвался солдат.

– То, что ты слышал от других, это чепуха. Теперь тебе предстоит самому предстать перед Господом Богом и раскаяться во всех своих земных грехах. У тебя много грехов?

– Не знаю.

– Ты еще молод, поэтому у тебя грехов нет. Хотя один грех у тебя уже есть: то, что ты здесь и своими сапогами топчешь чужую землю. Правда, и в этом тебя нельзя винить. Ты просто солдат…

Говорил лейтенант спокойным, будничным голосом, будто проводил политзанятия. Но вот Давыдов замолчал и устало закрыл глаза. Стало совсем тихо. Они ждали, когда моджахеды подорвут бэтээр. Томительно медленно тянулось время.

– Что-то медлят, – тихо произнес Олег. – Может, действительно нет гранат и они уйдут?

– Если у них действительно больше нет гранат, то могут уйти, – с надеждой произнес Снегирев.

– Навряд ли, – отозвался Давыдов. – Просто так они нас в живых не оставят. Снегирев, посмотри, что там.

Солдат прилип к окуляру.

– Никого нет. Неужели ушли?

– Никуда они не ушли. Сидят и ждут, когда мы выползем. Снегирев, у тебя нож есть?

– Штык-нож.

– А другого нет?

– Сейчас посмотрю.

Снегирев порылся в ящике.

– Нашел. Подойдет? – он протянул нож взводному.

Тот взял и пальцами потрогал лезвие.

– Подойдет. Подвинься ко мне.

Снегирев подвинулся к нему, подал нож. Давыдов спросил его:

– У тебя крепкие нервы?

– А что?

– Надо вот из этой раны вытащить пулю. Понял?

Солдат испуганно отпрянул от Давыдова.

– Нет, не могу!

– Да ты не бойся! Ты же не себя будешь резать. Снимай повязку.

– Товарищ старший лейтенант, не могу! – умоляюще произнес Снегирев. – Я…

– А ты через «не могу»! – резко оборвал Давыдов. – Я больше не в силах выносить эту адскую боль. Делай, что тебе говорят, а то по шеям получишь!

Солдат дрожащими руками стал снимать повязку. Бинт прилип к ране и он не мог его оторвать. Давыдов отвернул голову, стараясь не смотреть на рану.

– Снял?

– Нет. Бинт к ране прилип.

– Так сдери.

– Не могу!

Давыдов повернулся, схватил за бинт и резко дернул.

Из раны потекла кровь. При виде открытой раны у Снегирева закружилась голова, он отвернулся. Давыдов увидел, как у того побелело лицо.

– А ну, посмотри мне в глаза!

Снегирев нехотя повернул голову.

– Ты случайно в штаны не наложил? Бери нож и вытаскивай пулю. Только протри его хорошенько.

Солдат взял нож и кончиком его стал исследовать рану. Давыдов заскрежетал зубами и протяжно застонал.

– Ну что ты так долго копаешься? Вытаскивай!

– Я не могу найти пулю.

– Залезь поглубже.

Олег молча смотрел на них. Солдат сидел к нему спиной и он не видел его лица, но Давыдова он видел хорошо. На шее у того так вздулись вены, что, казалось, еще немного и они лопнут.

– Товарищ старший лейтенант, ее здесь нет!

Давыдов, тяжело дыша, слабым голосом произнес:

– Она внутри. Залезай ножом поглубже!

– Я и так все лезвие туда засунул.

– Тогда расширяй рану!

– Не могу.

Давыдов здоровой рукой ударил его по затылку.

– Режь!

Снегирев наклонился, вонзил нож в ткань и стал ее резать. Лезвие ножа коснулось ребра. Давыдов глухо зарычал.

– Нашел! – обрадовался Снегирев и поднес пулю к глазам Давыдова, но тот был уже без сознания.