Текст книги "Звезда печали и любви"

Автор книги: Самсон Агаджанян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

– Дарья Александровна, ради Бога извините. Я ваш голос не узнала. Игоря Анатольевича нет. Он у председателя на совещании. Что ему передать?

Дарья Александровна бросила трубку. Успокоительные таблетки не помогали. Она вновь забегала по квартире. Ее взгляд остановился на фотографии, висевшей на стене, где она стояла в обнимку с мужем. Муж с улыбкой смотрел на нее. Это привело ее в ярость. Она сорвала фотографию и со всего размаха бросила ее на пол. Раздался звон разбитого стекла.

Немного погодя она позвонила в приемную председателя горисполкома. Дарья Александровна знала его секретаршу.

– Здравствуйте, Альбина. Это Наумова. Когда у вас совещание закончится?

– Какое совещание? – удивилась та.

– А разве Игорь Анатольевич не у вас?

– Нет, я его не видела и никакого совещания сегодня не было. Мой шеф в командировке.

Дарья нажала на клавишу и тут же позвонила в приемную мужа.

– Игорь Анатольевич еще не пришел?

– Нет.

– А где он?

– Дарья Александровна, я же сказала: он на совещании у председателя горисполкома.

– Он сам сказал?

– Да.

Так… Значит, совещание – предлог, чтобы куда-то уйти. «Наверно, с друзьями где-то сидит», – подумала она, но тут же стала вспоминать, что слишком часто и подолгу муж не бывал дома и каждый раз, возвращаясь, оправдывался тем, что был на совещании или сам проводил совещания, провожал и встречал комиссии. В глубине ее души возникла ревность, но тут же погасла. Предательская поездка в Ташкент затмила ее.

Когда пришла Ира, она даже виду не подала, что знает про Ташкент. Та посмотрела на мать и озабоченно спросила:

– Мама, ты что-то бледная. Не заболела?

– С вами не то что заболеешь, а в дурдом попадешь! – не сдержавшись, упрекнула Дарья.

– А что случилось?

Дарья, не ответив на вопрос, ушла к себе. Ира вошла в свою комнату, увидела дневник, похолодела. «Неужели читала?» Надо было выяснить это. Дверь родительской спальни была закрыта. Ира негромко постучала.

– Мама, можно к тебе?

Та не отвечала. Ира чуть приоткрыла дверь. Мать, лежа на кровати, плакала. Она подошла к ней, села рядом.

– Мама, что случилось?

Та перевернулась на другой бок. Ира впервые видела мать в таком состоянии. Всегда гордая, надменная, властная, она никогда не позволяла себе расслабляться, тем более плакать.

– Мама! – вновь позвала она.

– Уходи! – глухим голосом потребовала Дарья Александровна.

Ира вышла. Она догадалась, что мать читала ее дневник. «Это к лучшему», – сначала подумала она и тут, же пришла в ужас: ведь мать узнала про Ташкент! Она испугалась не за себя, а за отца. Поняла, что крупного скандала родителям не избежать. Ира обеспокоенно стала ждать возвращения отца. Она решила дождаться его на улице, чтобы предупредить.

– Мама, можно я погуляю? Я возле подъезда буду.

Та молчала.

– Мама…

– Иди куда хочешь! – не поворачиваясь, произнесла та.

Возле подъезда гурьбой сидели соседские девчата. Она подсела к ним. Время было позднее, а отца все не было. Вот и девчонки разошлись по домам… Она так и не дождалась отца, вернулась домой.

Мать язвительно спросила:

– Отца хотела предупредить? То, что твой отец идиот и постоянно обманывает меня, для меня не новость. Но как ты могла родную мать обмануть?

– Мама, выслушай меня…

– Молчать! – в истерике закричала та. – Я спрашиваю, почему ты родную мать обманула?

– Ты сама меня и отца к этому толкнула, – спокойно ответила Ира. – Я сколько раз пыталась с тобой поговорить об Олеге Ивановиче, но ты даже слушать не хотела. Ты не хотела понять мои чувства, думала, что я еще ребенок. А я его люблю. Неужели ты этого не можешь понять? Люблю!

Дарья Александровна с ненавистью посмотрела на дочь и сквозь зубы произнесла:

– Ты сначала школу закончи, а потом о любви говори.

– А что, любви в школьных стенах не бывает?

– Тебе сколько лет? Все, больше с тобой не хочу разговаривать! Выбирай: я или твой учитель!

– Зачем ты так? Ты у меня одна-единственная и он тоже. Я вас обоих люблю. Кого же из вас я должна выбрать? Может, сама подскажешь?

Мать, отвернувшись, молчала.

– За Ташкент папу не вини. Он не виноват. Я одна хотела ехать и меня никто бы не удержал. Он поступил как настоящий отец. Пойми, мама, в том, что ко мне так рано пришла любовь, я не виновата. Это судьба.

– Что ты, дура, понимаешь в любви?

– Мама, почему ты постоянно оскорбляешь меня и папу? Неужели мы этого заслуживаем? Неужели я такая плохая, как ты думаешь? Тебе даже наплевать на то, чего я достигла в гимнастике. Весь мир уважает меня за это, аплодирует мне, а ты меня совсем не уважаешь. Как и отца. Я видела, как ты в разговоре с посторонними безукоризненно тактична, внимательна, а дома совсем другая. У меня иногда складывается впечатление, что мы с папой тебе чужие, что тебе мы не нужны и с нами жизнь тебе в тягость.

– Ты думаешь, что говоришь? – надменно вскинув брови, спросила мать.

– Если бы не думала, не говорила бы… Вот скажи, когда ты в последний раз сказала мне хоть одно доброе слово? Со мной ты обращаешься хуже, чем в сказках мачеха с падчерицей. Свою ненависть к отцу ты постоянно выплескиваешь на меня. Ты бы послушала, как разговаривает со мной мать Олега Ивановича.

Дарью слова дочери задели за живое.

– Если считаешь, что она лучше меня, можешь идти к ней и жить у нее! Только оставь меня в покое.

– Мама, а кто тебе в этом доме нужен? Я не нужна, папа не нужен. Может, у тебя кто другой есть?

Дарья ехидно улыбнулась.

– Ты лучше этот вопрос своему отцу задай.

– Папа тебя любит.

– В его любви я не нуждаюсь.

– Мама, зачем ты так? Папа у нас замечательный.

Только будь к нему чуть понежнее. Вот придет он, ты подойди к нему и поцелуй.

Дарья высокомерно фыркнула, отвернулась от дочери, включила телевизор. Немного погодя пришел отец. С букетом цветов, с улыбкой на лице. Она погасла, когда он увидел лицо дочери.

– Что случилось?

– Все нормально, папа. Просто с мамой беседовали.

– Она спит?

– Нет, не сплю, а специально жду тебя, – раздался голос Дарьи Александровны.

Игорь Анатольевич подошел к ней, протянул цветы.

– В честь какого праздника ты мне их даришь? – холодно спросила она.

– А ты забыла, какой у нас сегодня день?

– Если ты имеешь в виду день нашей встречи, то я тебе давно сказала, что для меня это черный день.

– Когда мы встретились, ты так не думала.

– Тогда я дурой была, вот и не думала!

– А сейчас поумнела? – задетый за живое, съязвил отец.

– Вот именно, поумнела, да, видно, поздно!

Ира, не желая слушать перебранку родителей, ушла к себе, легла на кровать, накрыла голову подушкой. Время от времени она откидывала подушку. Родители по-прежнему разговаривали на повышенных тонах. Она не выдержала, пошла к ним.

– Мама, если ты не прекратишь издеваться над нами, я завтра же уйду из дома. Это я тебе обещаю!

Дарья хотела накричать на дочь, но вовремя спохватилась, поняла, что та слов на ветер не бросает. Ира пошла к себе. Игорь Анатольевич тихо спросил:

– Ну что нам с тобой не хватает, чтобы жить в мире и в согласии?

Дарья лишь презрительно посмотрела на него и вышла. Через минуту она вернулась, принесла постельное белье, бросила на диван.

– Спать с тобой я больше не буду!

Ира тяжело переносила ссору родителей и делала все, чтобы они помирились. Но проходили дни и недели, а родители не разговаривали друг с другом.

Через месяц после Олимпийских игр в США Иру вместе с тренером вызвали в Москву для подготовки к чемпионату мира, который должен был состояться в Будапеште. В аэропорт ее поехал провожать отец. Уезжала она с тяжелым чувством. Она одинаково любила их обоих и не представляла, чтобы родители могли развестись. В аэропорту, прощаясь с отцом, Ира попросила:

– Папочка, пожалуйста, помиритесь с мамой.

Он хотел ответить, что это невозможно, но, увидев слезы в ее глазах, произнес:

– Не волнуйся. Все будет хорошо. К твоему приезду мы обязательно помиримся.

* * *

Капитан Щеглов посадил сержанта Бондаренко на гауптвахту и направился в роту. Проходя мимо дневального, он остановился и угрюмо посмотрел на неряшливо одетого солдата.

– Почему обмундирование грязное?

– Товарищ капитан, это подменка у меня. Ночью постирал все свое, и еще не высохло.

– Где дежурный по роте?

– В столовой.

– А старший лейтенант Давыдов?

– Не могу знать, товарищ капитан!

– А для какого… ты, болван, тогда стоишь? Придет дежурный, пусть разыщет старшего лейтенанта Давыдова – и ко мне. Понял?

– Так точно, товарищ капитан!

– А за такой неряшливый вид скажешь своему командиру отделения, чтобы после дежурства тебя наказал.

Он пошел к себе. Солдат уныло посмотрел ему вслед. Через полчаса в кабинет Щеглова вошел старший лейтенант Давыдов.

Капитан недружелюбно посмотрел на него.

– Ты, наверно, уже в курсе, что комбат принял решение сержанта Бондаренко отдать под трибунал. Тебе надо на имя командира батальона подробно написать рапорт. Садись и пиши. Вот бумага.

Давыдов сел и стал писать. Закончив, протянул капитану исписанный форматный лист. Прочитав, Щеглов исподлобья посмотрел на взводного, угрожающе спросил:

– Ты хорошо подумал, что написал?

– Так точно, товарищ капитан.

– Старлей, а ты знаешь, что тебе будет за обман командира?

– Вы, товарищ капитан, о каком обмане спрашиваете? – наивными глазами глядя на ротного, спросил тот.

– Ты же в объяснительной записке пишешь, что я ему приказа не отдавал!

– Так и было, товарищ капитан. Вы приказ не отдавали, просто сказали ему, что надо в окно бросить гранату, а сержант вам ответил, мол, там дети.

Некоторое время капитан молча смотрел на Давыдова. Тот видел, как у ротного задвигались скулы. Огромные его кулаки сжались. Чувствуя опасность, Давыдов напрягся. Неожиданно капитан схватил его за воротник и притянул к себе.

– Ты знаешь, что я с тобой сейчас сделаю?

– Это называется рукоприкладством, – спокойно ответил Давыдов.

Его слова отрезвили капитана, и он оттолкнул взводного от себя. Давыдов, поправляя гимнастерку, произнес:

– Не надо ничего делать с Бондаренко. Иначе я напишу рапорт о том, как в упор из гранатомета вы на куски разорвали женщину с ребенком.

– В доме был душман, он стрелял но нас и убил моего подчиненного!

– Вы, товарищ капитан, говорите неправду. Не так было. Душман выстрелил и лишь потом забежал в дом. Женщина с детьми для него стали заложниками. Вы же прекрасно слышали крик и плач женщины и детей.

– Ты, старлей, за это ответишь!

– Во-первых, прошу впредь не тыкать, а во-вторых, если против моего сержанта Бондаренко будет возбуждено уголовное дело, я на имя комбрига напишу рапорт и подробно изложу, как вы в упор выстрелили из гранатомета по раненой женщине с ребенком и убили их. За это убийство вы сами пойдете под трибунал. Лучше будет для вас, если пойдете к комбату и заберете свой рапорт назад.

Капитан Щеглов покачал головой.

– Вот смотрю на тебя, так и хочется спросить: какой дурак тебе присвоил офицерское звание?

– Министр обороны, товарищ капитан, – наивным голосом ответил Давыдов.

– Ты, старший лейтенант, свой юмор побереги для другого места. Если бы ты был настоящим офицером, то не встал бы на защиту какого-то сержанта. Твой сержант через полгода уйдет на дембель и забудет тебя, а нам с тобой вместе служить не один десяток лет. Характеристику тебе на представление к ордену Красной Звезды писал не сержант, а я. Понял? В следующий раз я буду поумнее, и если придется на тебя писать характеристику, то такую напишу, что в тюрягу с ней не возьмут. Дошло?

– Спасибо за откровенность. Простите за бестактность, но со знанием Устава у вас не все в порядке. Сержант Бондаренко мой подчиненный и по Уставу я обязан заботиться о нем и защищать, если он невиновен.

– Устав, старлей, я не забыл. А я-то, дурак, на днях с комбатом разговаривал по поводу тебя, предлагал ему повысить тебя в должности. Запомни и заруби себе на носу: пока я твой ротный, тебе ничего не видать!

– Мне, товарищ капитан, понравилось ваше слово «пока». Думаю, оно вам подходит.

– Вон отсюда! – прохрипел капитан.

Давыдов улыбнулся, встал и молча направился к двери, но возле нее остановился, принял строевую стойку и бодрым голосом произнес:

– Разрешите идти, товарищ капитан?

Это окончательно вывело ротного из себя. Он медленно поднялся из-за стола и двинулся на лейтенанта. Но в это время открылась дверь и в кабинет вошел комбат. Хмуро окинул взглядом старшего лейтенанта, сел за стол и недовольно сказал:

– Тебя, старший лейтенант, тоже следовало бы наказать.

– За что, товарищ подполковник?

– А за плохое воспитание подчиненных. Объяснительную написал?

– Никак нет, товарищ подполковник. Мы поговорили с капитаном Щегловым и пришли к выводу, что сержант Бондаренко невиновен.

– Не понял? – подполковник Сабуров вопросительно посмотрел на ротного.

Капитан замешкался и не знал, что ответить. За него ответил Давыдов.

– Дело в том, товарищ подполковник, что когда ротный отдавал приказ сержанту, тот не слышал его, а капитан сгоряча подумал, что тот отказывается выполнять его приказ.

– А ты что скажешь, капитан?

– Так и было, товарищ подполковник.

Подполковник некоторое время молча смотрел на Щеглова, потом грубо произнес:

– Сгоряча, капитан, можно и… – но не договорив, замолчал.

– Товарищ подполковник, разрешите Бондаренко забрать с гауптвахты? – заторопился Давыдов.

– Раз невиновен, нечего его там держать. Передайте начальнику гауптвахты, чтобы он выпустил его.

– Понял, товарищ подполковник. Разрешите идти?

Подполковник молча махнул рукой. Давыдов вышел.

Такого удачного поворота событий он даже не ожидал.

Олег сидел в одиночной камере на голом земляном полу. Когда вошел командир взвода, он встал. Давыдов, взглянув на его хмурое лицо, спросил:

– Тяжело на гауптвахте?

– Зато спокойнее. Согласен до самого дембеля здесь просидеть.

– Теплое местечко себе ищешь, – засмеялся старлей. – Не выйдет! Пошли, тебя освободили.

Они направились в подразделение. Давыдов ждал, что Олег поинтересуется, каким образом его освободили от гауптвахты, но тот молчал. Давыдов не выдержал:

– А ты чего не спрашиваешь, почему тебя с губы освободили?

Тот неопределенно пожал плечами.

– Я пошел к ротному, поговорил с ним, чтобы против тебя уголовное дело не возбуждали. Одним словом, я его убедил этого не делать. Встретимся на гражданке, с тебя бутылка.

– Сволочь он! – неожиданно выпалил Олег.

– Кто? – машинально спросил Давыдов.

– Ротный, кто же еще! За что он убил женщину с ребенком?

Давыдов остановился и в упор посмотрел на него.

– Давай договоримся: больше на эту тему ни слова. Понял?

– Понять-то понял, но перед глазами постоянно стоит эта дикая сцена.

– Ты, сержант, лучше представляй другую сцену: как мать убитого Сидоренко будет встречать цинковый гроб. Не забывай, где ты находишься! У войны свое лицо!

Дальше они шли молча,

Олег чистил автомат, когда к нему, улыбаясь, подошел Давыдов,

– Сержант, с тебя магарыч!

Олег увидел, что тот что-то держит за спиной. Ему показалось, что это письмо от Иры. Сердце учащенно забилось,

– Письмо?

– Лучше, чем письмо. Держи.

Он протянул ему газету «Советский спорт».

– Здесь про твою ученицу написано. Она стала чемпионкой мира.

Развернув газету, Олег увидел фотографию Иры в момент выполнения вольных упражнений. Фотограф запечатлел ее полет над ковром. Давыдов увидел глаза сержанта и без слов понял то, о чем тот недоговаривал.

Олег осторожно бритвой вырезал фото, положил в нагрудный карман, взглядом поблагодарил командира.

– Жаль, что наши от Олимпиады отказались. Она стала бы чемпионкой. Она об этом мечтала с пятого класса.

– Все спортсмены об этом мечтают.

Олег улыбнулся.

– Ее мечта была особая, – он хотел рассказать взводному обо всем, но постеснялся.

– Олег, а ты писал ей?

– Когда в Союзе были, одно письмо написал.

– И все? Почему?

– Неудобно, она же моя ученица.

– Теперь повод есть основательный, напиши. А матери давно писал?

– Последний раз – когда мы ехали сюда. Написал, что нахожусь в командировке и временно просил ее на мои письма не отвечать. Узнает, что я здесь, совсем измучится. После смерти отца у нее и так сердце побаливало. Знаешь, о чем я сейчас думаю?

– Если скажешь, узнаю.

– Мечтаю успеть на школьный выпускной вечер. Я пообещал на выпускном вечере Иру на вальс пригласить.

– Ты успеешь. В школах выпускной в конце июня, а к тому времени обычно все дембеля, кроме тех, которых отправляют в цинковых гробах, уже дома. Главное, чтобы… – он остановился на полуслове, грустно улыбнулся. – Когда будешь на ее выпускном, не забудешь стопочку за меня выпить?

– Не забуду. И не только стопочку, целую бутылку выпью! – смеясь, ответил Олег.

– А матери сейчас же напиши… Когда долго нет писем, наши матери места себе не находят. В прошлом году, например, одна мать аж с Дальнего Востока, через всю страну, к сыну приехала, чтобы узнать, что с ним. Думала, что он в Афганистане, А тот, балбес, просто три месяца ей не писал. Пока не поздно, пиши. Нашим матерям не позавидуешь. Им война сорок первого по наследству передалась.

Когда взводный ушел, Олег достал из тумбочки лист бумаги. Закончив писать матери, он положил письмо в конверт и хотел заклеить, но задумался. Перед взором появилась Ира. Он взял авторучку, чистый лист бумаги и снова стал писать.

* * *

С чемпионата мира Ира возвращалась в прекрасном настроении. Еще бы! В вольных упражнениях она победила румынскую спортсменку, олимпийскую чемпионку. Это была важная победа.

Когда самолет приземлился в родном аэропорту и Ира ступила на трап, она увидела много людей с цветами. Из толпы раздавались радостные возгласы и аплодисменты. Впереди всех, с огромным букетом, радостно улыбаясь, стояла директор школы. Ира обернулась и растерянно посмотрела на тренера. Тот, улыбаясь, слегка подтолкнул ее в спину.

Не дожидаясь, когда Ира спустится с трапа, к ней подбежала Таня Гридина и обняла подругу. Счастливыми глазами Ира смотрела на своих школьных друзей. Ее плотным кольцом окружили одноклассники.

– Ребята! – раздался голос Галины Анатольевны. – Отпустите нашу чемпионку, пусть она к родителям подойдет.

Отец крепко обнял ее.

– Поздравляю!

Мать, боясь губной помадой испачкать лицо дочери, без эмоций чуть коснулась ее щеки.

Дома, улучив момент, когда родители были заняты на кухне, Ира позвонила Елене Владимировне. Никто не подходил к телефону.

«На работе», – решила Ира.

Вечером она позвонила вновь, но Елена Владимировна не брала трубку. «Наверно, телефон не работает», – подумала Ира. Она подошла к матери.

– Мама, можно я к Тане схожу?

Та подозрительно посмотрела на дочь.

– Если к Тане, иди.

Ира поняла, что мать догадалась, что она говорит неправду и, стыдясь за свою ложь, произнесла:

– А после Тани – к Елене Владимировне. Ты не возражаешь?

Та ничего не ответила. Ира собралась уходить, но мать окликнула ее.

– Ключи с собой возьми.

– Тебя не будет дома?

– Я пойду к Наталье Федоровне. Если папа придет, скажешь, что я у нее.

Ира первым делом пошла к Елене Владимировне. Но ее дома не оказалось. Ира позвонила к соседям. На звонок дверь открыла полная женщина, узнала Иру, улыбнулась.

– Добрый вечер, вы не скажете, где Елена Владимировна?

– Она в больнице.

– А что с ней?

– Честно говоря, не знаю. Она позвонила из больницы и просила сказать тебе, если ты придешь, где она лежит.

Через полчаса Ира уже была в больнице. Войдя в палату, увидела двух женщин, сидящих за маленьким столиком и пьющих чай. Третья лежала на кровати. Это была Елена Владимировна. При виде ее болезненного лица сердце у Иры сжалось. Она наклонилась, поцеловала женщину в щеку. Рукавом вытирая набежавшую слезу, ласково глядя на Иру, та спросила:

– Ты давно приехала?

– В обед прилетела. Я к вам зашла, а ваша соседка сказала, что вы здесь. Елена Владимировна, что с вами?

– Сердце что-то прихватило. Здесь, в больнице работает мой однокашник и он заставил меня подлечиться. Ирочка, я слышала, ты стала чемпионкой, поздравляю. Я очень рада за тебя.

– Спасибо, Елена Владимировна… Олег пишет?

– Нет, доченька. С того времени ни одного письма не было. Это меня тревожит. Я боюсь за него.

– Не надо бояться, все будет хорошо. Я уже подсчитала, сколько ему осталось служить. Ровно полгода. Он на мой выпускной вечер должен успеть.

Елена Владимировна погладила ее руку.

– Какая ты красивая!

Ира долго сидела у нее. Ушла лишь тогда, когда в палату заглянула медсестра, чтобы сделать вечерние процедуры.

На следующий день Ира вытащила из домашнего холодильника все деликатесы, которые приносил отец, положила их в пакет, отнесла в больницу. Когда Ира выложила продукты на тумбочку, Елена Владимировна запротестовала:

– Ирочка, да куда ты столько? Они же дорогие!

– Угощайте своих подруг, я еще принесу.

Каждый день Ира заходила к Елене Владимировне. Однажды та сказала:

– Ирочка, ты загляни к нам. В почтовом ящике должно быть письмо от Олега.

– Правда? – возбужденно спросила девушка.

– Мне сон приснился.

Ира, не долго думая, вскочила, направилась к двери.

– Ты куда?

– За письмом.

Она не шла, а бежала. Когда открыла ящик, то от увиденного замерла. В ящике действительно лежало письмо. Она взяла его, узнала почерк Олега. Не помня себя, прибежала в больницу, влетела в палату и громко крикнула:

– Елена Владимировна, письмо!

Ира протянула ей конверт и увидела, как задрожали ее руки. Письма было два. Одно из них Елена Владимировна протянула Ире.

– Это тебе.

Ире не терпелось прочитать письмо. Она быстро распрощалась с Еленой Владимировной и сразу же за порогом больницы вытащила письмо. Она читала и перечитывала его, искала слово «люблю», но его не было.

Через два дня Елену Владимировну выписали, Ира отвезла ее домой.

Больше двух недель она не появлялась в спортшколе. Обухов терпеливо ждал. Для него было важно, чтобы Ира пришла сама. Поняв, что он этого не дождется, решил позвонить. Трубку подняла мать Иры.

– Добрый день, Дарья Александровна. Можно Иру к телефону?

– А ее нет.

– А где она?

– Затрудняюсь ответить. Пришла из школы, сказала, что идет к подруге. А что ей передать?

– Скажите, что я звонил и спрашивал, когда начнем тренироваться.

– Константин Петрович, я слышала от Иры, что она больше гимнастикой заниматься не будет.

– Она об этом так и сказала? – с тревогой спросил он.

– Как только приехала с чемпионата, так и сказала. И я ее поддерживаю. Думаю, с нее хватит и этого титула.

– Дарья Александровна, пожалуйста, пусть она мне позвонит или придет в спортшколу.

– Хорошо, – ответила та.

Обухов положил трубку и задумчиво посмотрел в окно. За окном, словно кружась в хороводе, падали крупные хлопья снега. Под них было легко думать. Он попытался спрогнозировать дальнейшую карьеру Иры. Он прекрасно понимал, что до следующей Олимпиады она не дотянет. Но года два с успехом может выступать на всех крупных соревнованиях. Если она уйдет, то он останется ни с чем. Талантливых девчонок, которые могли бы превзойти Иру, у него не было. Была надежда на одну, но та быстро сошла с дистанции. С уходом Иры придет конец и его карьере. И все-таки он ждал ее, и когда Ира действительно вошла в тренерскую, у него появилась маленькая надежда, что она вернется в большой спорт.

– Здравствуйте, Константин Петрович. Вы меня вызывали?

– Да, Ира. Хотел уточнить, когда мы приступаем к тренировкам.

– Константин Петрович, я устала. Спортом больше не хочу заниматься.

– И это говоришь ты, ты, у которой еще полно сил?! На следующий год первенство Европы, потом Спартакиада народов СССР, матчевые встречи…

Она прервала его:

– Поймите, я устала! Честно, устала. Я устала жить не как все. Вчера впервые за много лет у Елены Владимировны я от души поела пельменей, а после съела полторта. И как вспомню, что опять надо сбрасывать вес, опять голодными глазами смотреть на пирожные, от которых без ума, становится дурно. Больше мне никаких титулов не надо! Я хочу жить нормальной человеческой жизнью.

– Жаль, что Олега Ивановича здесь нет. Сказал бы тебе одно слово, и ты бы сразу побежала на тренировку.

Она с любопытством посмотрела на тренера.

– И какое же слово?

Обухов лукаво улыбнулся.

– Волшебное слово.

– Скажите.

Он отрицательно покачал головой. Она серьезно произнесла:

– Я знаю, о чем вы говорите. И если бы он это слово сказал, я бы тут же стала тренироваться.

– А если он его напишет? Будешь тренироваться?

– Да.

– У тебя его адрес есть? Нет? Он не пишет?

– Пишет, но адреса не указывает. Говорит, военная тайна.

Обухов сразу догадался, что Олег в Афганистане, хотел ей об этом сказать, но вовремя остановился и робко спросил:

– А может, будешь тренироваться?

– Нет. В школе у меня выпускной год, а я сильно отстала. Надо подтянуться. Мне стыдно, что учителя ставят мне пятерки с закрытыми глазами. Я хочу их получать за свой труд. Да и к экзаменам в институт надо готовиться.

– Тебя и так в любой вуз возьмут.

– Вот этого и не хочу. Хочу сама, своим трудом, чтобы никто меня не упрекнул.

Когда Ира ушла, Обухов нашел телефон Олега, позвонил его матери. Елена Владимировна сказала, что обратного адреса сына не знает. И все-таки Обухов не хотел примириться с мыслью, что больше в спортзал Ира не войдет.

Он вышел к своим ученицам и грустно посмотрел на них. Немного постоял, потом вернулся в тренерскую, переоделся. По дороге зашел в магазин, купил бутылку водки. Дома налил полный стакан и одним залпом выпил.

Нет, он не жаловался на свою судьбу. Добился звания заслуженного тренера СССР, о котором даже во сне не мечтал. И это благодаря Ире. Но с уходом ее из большого спорта он терял не просто спортсменку, а незаурядную личность, с которой ему было интересно не только работать. С Ирой он чувствовал уверенность в себе как в тренере, был уважаемым человеком не только в родном городе, но и далеко за его пределами.

* * *

Ира шла домой. На душе у нее было легко. Она расставалась с большим спортом не так, как об этом говорили знаменитые спортсмены, которые в слезах рассказывали, как тяжело и больно им покидать большой спорт. У нее была мечта: просто быть рядом с любимым человеком и никуда от него не отлучаться. При мысли, что ей предстояли бы длительные сборы и все это время она была бы в разлуке с ним, ей стало не по себе. А то, что не сбылась ее мечта стать олимпийской чемпионкой, то после письма Олега она успокоилась. Теперь у нее было только одно желание – скорее бы вернулся Олег!

Ира посмотрела на часы и решила по дороге домой зайти к матери. Еще издали, возле университета, увидела мать. Та явно кого-то ждала. «Наверно, знакомую», – решила она и ускорила шаг, хотела позвать ее, но увидела, как возле матери остановилась белая «Волга». Из машины вышел высокий мужчина, он поцеловал мать в щеку и открыл дверцу. Мать села в машину. Когда мужчина сел за руль, мать наклонилась к нему и поцеловала его в губы. Целовались они долго.

Ира стояла в оцепенении и, пораженная увиденным, смотрела вслед машине. Ей показалось, что это сон. Она медленно пошла домой. Голова шумела, а увиденное стояло перед глазами. Дома она продолжала думать об этом. «Неужели мама на такое способна?»

Отец был в командировке в Москве. Она с нетерпением стала ждать возвращения матери. Время было позднее, а ее не было. Ира сидела в задумчивости, когда раздался телефонный звонок.

– Ирочка, здравствуй! Это я.

– Папа, ты откуда звонишь?

– Из гостиницы. Как у вас дела?

– Нормально.

– Ира, позови маму.

– Пана, она в ванной.

– Тогда не надо. Завтра позвоню.

– А что ей передать?

– Я ей французский костюм приметил белого цвета. Хотел узнать, взять или нет?

– Папа, погоди, я сейчас у нее узнаю.

Она положила трубку, сама отошла на полшага и громко сказала:

– Мама, папа спрашивает, тебе костюм французский нужен?

Немного погодя, она взяла трубку.

– Папа, она сказала, что у нее белый костюм уже есть. В общем, не надо.

– Не надо, так не надо, – огорченно произнес он. – Ира, я тебе подарок купил.

– Спасибо. Ты когда приедешь?

– В субботу.

– Жду тебя. Люблю и целую.

Она положила трубку. Ей стало обидно и больно за отца и за свое вранье. И все-таки она не хотела верить увиденному. «Может, я плохо рассмотрела? Может, она его не в губы поцеловала, а в щеку?» – задавала она себе вопросы.

Когда стрелки часов перевалили за одиннадцать ночи, оделась и вышла на улицу. Решила дождаться мать, стоя в подъезде. Через полчаса она услышала шум подъезжающей машины и увидела ту же белую «Волгу». Машина остановилась напротив соседнего дома. Она с облегчением вздохнула, но тут же увидела, как из нее вышла мать. Ира, не желая, чтобы мать увидела ее, отошла в глубь подъезда, встала в тень. Мать вошла в подъезд. Ира со страхом прижалась к стене.

– Дарья! – раздался мужской голос.

Мать остановилась. К ней подошел мужчина, обнял ее и они стали целоваться. Ире было видно, с какой страстью мать целовала его. Она прилипла к стене и боялась дышать.

– Саша, хватит. В следующий раз!

– Дарья…

– Все, уходи!

Мать побежала по ступенькам вверх. Ира продолжала стоять на месте. Придя в себя, она опустилась на корточки и по-детски горько заплакала.

Сидела она так долго. Домой не хотелось идти. Ее страшила встреча с матерью. Только когда возле подъезда остановились два парня и, беспрерывно матерясь, стали рассказывать про свои похождения, Ира вскочила, побежала по ступенькам вверх. Своим ключом она открыла дверь. Из спальни выглянула мать.

– Ты где так долго пропадаешь? – недовольно спросила она.

– В школе вечер был.

– Что-то не верится, чтобы так поздно вечер кончался.

– По дороге с подругами задержалась. А ты давно дома?

– Да, – ответила мать и направилась к себе.

Наглое вранье матери вывело Иру из равновесия и она, не удержавшись, спросила:

– Мама, а тебе не кажется, что мы обе обманываем друг друга?

Та резко повернулась. Ира увидела, как у матери расширились зрачки. В них стоял страх. В какой-то момент ей стало жалко ее. Дарья, быстро придя в себя, холодно произнесла:

– Я не знаю, что ты имеешь в виду, но то, что ты мне постоянно врешь и бесстыжими глазами нагло смотришь на меня, я это давно поняла. Ты же в школе не была. Ты была у матери своего учителя. Может, я не права?

– Ты права, мама. Но и тебя самой в это время дома не было. Ты только что пришла.

Ира увидела в глазах матери страх и пожалела, что сказала лишнее. Она ушла в свою комнату.

Дарья продолжала в оцепенении стоять на месте. Очнувшись, она вошла к дочери, уже лежавшей в постели, потребовала:

– Договаривай, что ты имела в виду?

Ира посмотрела в глаза матери, хотела рассказать о том, что видела, но на мать и так было страшно смотреть. Она впервые видела ее такой растерянной и беспомощной. Не было уже надменного тона, которым та постоянно разговаривала с отцом и с ней. Был потускневший, жалкий, заискивающий взгляд.