Текст книги "Поиграем (ЛП)"

Автор книги: Саманта Янг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

Саманта Янг
Поиграем
Серия «Поиграем» – 1

 Над книгой поработали:

переводчики: Yana Meteleva (пролог – 1 гл.), Настя Боримська (со 2-й гл.);

сверщик : Надежда Смирнова;

редактор : Анна Бродова, при участии Татьяны Комар;

вычитка : Анна Бродова и Надежда Смирнова

обложка: Наталия Айс

перевод подготовлен для группы: https://vk.com/beautiful_translation

Часть I

Пролог

Эдинбург, Шотландия

Октябрь 2015 г

Однажды мама моей лучшей подруги сказала: «Ты будешь думать, что после огромного количества перенесенных страданий человеческое тело не сможет вынести еще большее количество боли. Но наши сердца обладают невероятно раздражающим запасом выносливости».

Она была одной из самых сильных людей кого я знала, поэтому даже став взрослой я помнила эти слова. И однажды поняла: мамина подруга была права. Большинство человеческих сердец очень даже приспособлены переносить потерю и горе.

Никто, однако, не сказал мне и слова о чувстве вины и сожаления, и как долго после потери, эти два чувства могут тебя преследовать.

Я не хотела, чтобы они меня преследовали. Никто не хочет. Так что я притворилась, что ничего не произошло, и ушла с головой в работу. Нет, не в ту работу ассистентом продавца в милом магазинчике одежды в Старом городе. Работая там, я всего лишь могла оплачивать счета. С трудом. Вот почему сейчас я собираюсь уходить из магазина после сверхурочной работы. Я взяла все сверхурочные часы, которые могу осилить... и которые не мешают моей другой работе.

Вообще-то, это не просто работа, а гораздо больше.

– Нора, ты не могла бы помочь клиенту? – Лия просунула голову в дверной проем, заглядывая в кладовку, которую мы называли комнатой для персонала. – Ты куда уходишь?

Я надела рюкзак и прошла мимо нее.

– Помнишь, сегодня я до двенадцати. Уже пять минут первого.

– Но Эми еще не пришла.

– Прости. Мне надо в больницу.

Ее глаза округлились.

– О? Что случилось?

Жизнь случилась.

– Эй, извините... – стоявшая у прилавка девушка выглядела раздраженной. – Кто-нибудь может мне помочь?

Лия отвернулась, чтобы обслужить клиентку и, воспользовавшись моментом, я выскочила из магазина без всяких объяснений. Я знала, что моя начальница, периодически сожалеет о том, что наняла меня. Она взяла на работу двух американок: Эми и меня. Только одна из нас соответствует известной национальной репутации дружественного экстраверта.

Угадайте, кто.

Дело не в том, что я плохо справляюсь со своей работой, или даже не в том, что я не дружелюбна. Просто я не делюсь личным дерьмом с людьми, которых не знаю. У Эми и Лии, кажется, нет проблем, чтобы рассказывать друг другу все, начиная от любимого цвета и заканчивая способностью их парней доводить до оргазма по вечерам пятницы.

К тому моменту, как я поднялась на холм и поспешила по старой мощенной булыжником дороге Королевской Мили, мое беспокойство усилилось. Это было глупо: дети никуда не денутся, просто я ненавидела опоздания. За все те недели, что посещала больницу, я еще ни разу не опаздывала. И как только доберусь, мне нужно успеть переодеться, прежде чем кто-нибудь из детей увидит меня. (Примеч.: Королевская Миля (The Royal Mile) – череда улиц в центре Эдинбурга, столицы Шотландии; одна из главных достопримечательностей города; протяженность Королевской Мили составляет одну шотландскую милю – около 1,8 км)

Эдинбург называют «городом ветров» и сегодня он полностью оправдывал свое прозвище, бросая все свои силы на борьбу со мной. Я шла навстречу ветру, чувствуя его ледяное дыхание. Некая часть меня задавалась вопросом, уж не пытается ли город этим мне что-то сказать. Буду ли я в будущем вспоминать этот день и жалеть, что не прислушалась и не вернулась?

Подобная фигня крутилась у меня в голове, и в последнее время частенько приходила на ум. Я жила в своих мыслях.

Даже не один день в неделю.

Но не сегодня.

Сегодняшний день был посвящен им.

Своим быстрым шагом обычные двадцать минут ходьбы я сократила до пятнадцати. Если бы не проклятый ветер, то получилось бы еще меньше. Когда я потная и запыхавшаяся появилась в отделении, медсестры на посту посмотрели на меня с удивлением.

– Привет, – выдохнула я.

Джен и Триш улыбнулись.

– Мы не знали, придешь ли ты сегодня, – сказала Джен.

Я хмыкнула в ответ:

– Меня остановит только болезнь или смерть.

Поняв о чем я, она усмехнулась и обошла сестринский пост.

– Все дети в комнате отдыха.

– Где я могу переодеться, пока они не увидели меня?

Джен удивленно покачала головой.

– Они не будут возражать.

– Знаю, – я пожала плечами.

– Элисон в комнате отдыха, поэтому ее ванная свободна.– Джейн указала на коридор в противоположном направлении от комнаты отдыха.

– Благодарю. Две минуты, – пообещала я.

– Они уже здесь. Оба, – сообщила Джейн.

Вздохнув с облегчением, я кивнула и бросилась по коридору в ванную комнату Эли, захлопывая за собой дверь.

Снимая с себя свитер и джинсы, я чувствовала в животе легкий трепет возбуждения, как всегда, когда собиралась проводить время с детьми. И сейчас волновалась только из-за них.

Правда.

– Это так, – огрызнулась я на себя.

Надела зеленые легинсы и рубашку, и как раз собиралась ее застегнуть, когда дверь в ванную неожиданно распахнулась.

Дыхание перехватило, и я застыла, глядя в знакомые глаза.

Высокий и с широкими плечами, он заполнял собой почти весь дверной проем.

Я попыталась открыть рот, чтобы спросить, о чем он думает и что делает, но слова застряли, когда его взгляд скользнул с моих глаз на губы и дальше вниз. Он осматривал меня долго и тщательно, с головы до ног и обратно. Задержался на бюстгальтере под расстегнутой рубашкой, и когда его глаза, наконец, встретились с моими, их наполнял огонь.

На лице застыло выражение решимости.

Смесь страха, острых ощущений и нервозности, прорывалась изнутри и в итоге полностью меня затопила, когда он вошел в ванную и запер дверь.

– О чем ты думаешь? – Я наткнулась на стену позади.

Веселье искрилось в его глазах, пока он медленно и хищно ко мне приближался.

– Я думаю, что Питер Пэн не выглядел таким сексуальным.

К сожалению, я без ума от шотландского акцента.

Разумеется, иначе я бы не оказалась здесь, так далеко от дома.

Более того, я уже начала думать, что без ума и от него самого.

– Не надо.

Я подняла руку, чтобы его остановить, но он прижал ее к своей груди и накрыл ладонью. Меня поразило, какая в сравнении с ним, моя ладонь маленькая. По спине пробежала дрожь, а соски стали твердыми. Дыхание перехватило, когда он сделал еще один шаг вперед, и между нами не осталось свободного пространства. По сравнению со мной он был очень высоким, поэтому пришлось откинуть голову назад, чтобы увидеть его глаза.

В них полыхал огонь. Он смотрел на меня таким горящим взглядом, как не смотрел ни один мужчина.

Как тут сопротивляться?

И все же понимала, что должна. Я сердито взглянула на него.

– Ты должен уйти.

В ответ он надавил всем телом, и я почувствовала, как меня поглощает жар. Внизу живота вспыхнуло возбуждение, между ног начало покалывать, соски затвердели еще больше.

Я сердилась на свое тело и сердилась на него, попыталась оттолкнуть, но это было похоже на жалкую попытку толкать бетонную стену.

– Это совершенно неуместно, – прошипела я.

Он схватил мои руки, чтобы остановить бесполезные толчки, и слегка, но твердо прижал над моей головой. Моя грудь соприкоснулась с его торсом и я ахнула от того насколько она налилась.

В потемневших глазах читалось осознание и намерение. Мужчина наклонил ко мне голову.

– Нет. – Я покачала головой, злясь, как пропищал мой голос, но, тем не менее, продолжила: – Я не буду играть пещерную женщину для твоего дикаря.

Его губы дрогнули.

– Досадно. Ты часто отрицаешь то, что хочешь?

– Нет, я думаю своей головой, а не тем, что между ног.

Он рассмеялся, и теплое дыхание опалило мои губы.

Мне нравилось, что он смеялся. Мне нравилось, что я заставила его рассмеяться. Этот мужчина нуждался в смехе больше всего на свете. Звук смеха взволновал меня, и низ живота свело от удовольствия. Тут я поняла, что не только мое тело предавало меня, но и сердце тоже.

Как будто увидев эту мысль в моих глазах, он отпустил одну из моих рук и прижал холодные пальцы к моей груди, к сердцу. Я задохнулась от головокружительного прикосновения. Он спросил:

– Ты когда-нибудь думала этим местом?

– Насколько мне известно, моя левая грудь не умеет мыслить, – уклонилась я от ответа.

Он усмехнулся.

– Ты знаешь, что я имею в виду, Пикси.

– Не называй меня так.

Он задумался и произнес:

– Я думал мы друзья.

– Мы были. Но потом ты прижал меня к стене.

– Спасибо за напоминание. – Он снова схватил мою свободную руку и прижал к стене. Увидев, вспышку гнева в моих глазах сказал: – Если бы ты действительно разозлилась, то боролась бы.

Я покраснела.

– Это бесполезно. Ты огромен.

– Я бы отпустил тебя. Ты же знаешь. Не хотел, но отпустил бы... Если бы ты этого не хотела.

Мы молча смотрели друг на друга, его лицо было так близко, что я видела в зеленых радужках маленькие золотые пятнышки.

В тот момент я забыла, где я, кто я, и что было правильным.

И я даже не понимала, что тянулась к этому мужчине, с самого начала он привлек мое внимание.

– Почему ты сопротивляешься этому, если хочешь?

Почему я снова сражаюсь?

– Нора?

Отгораживаясь от него, я закрыла глаза, что позволило вспомнить, почему я боролась с этим: чтобы спастись от боли.

– Потому что...

Неожиданно на меня обрушился его рот, заставив замолчать. Удивление от происходящего пересилило инстинкт. Я ответила, переплетая его язык со своим. Дернула руки, но он не отпускал и продолжал удерживать за запястья, а я хотела его обнимать. Я хотела провести пальцами по его волосам.

Меня охватило тепло и, как будто я была покрыта топливом, у моих ног распалился огонь; взметнулся молнией, и окружил пылающими языками.

Слишком горячо. Слишком мало. Слишком все.

Я хотела сорвать свою одежду.

Я хотела сорвать его одежду.

Он внезапно прервал поцелуй и отступил, глядя на меня с триумфом.

Если бы это был не он, если бы это был какой-то другой момент, то я бы уличила его в самодовольстве.

Вместо этого вспомнила, почему мы не должны этого делать.

Что бы он ни увидел в моем выражении, но это заставило его ослабить хватку на моих запястьях. Я безвольно опустила руки, но он не отступил.

Он ждал, положив ладони на мои хрупкие плечи.

Что-то в его глазах, заставило мою защиту треснуть по швам. Нежность вырвалась наружу, и я обнаружила, что ласкаю его щеку, чувствуя, как щетина покалывает кожу.

Грусть, погасила огонь.

– Ее больше нет, – сказала мягко. – Даже я не могу отвлечь тебя от этого.

В его глазах вели борьбу желание и невыносимо мрачное страдание. Мужчина медленно сместил руки с моих плеч на талию. От легкого рывка я оказалась в объятиях, прижатая к его груди.

А потом он разорвал мою душу, прошептав мучительные слова:

– Но ты можешь попробовать.

Глава 1

Донован, штат Индиана

Июль 2011

Какая-то часть меня не хотела идти домой. Запах фаст-фуда проникал мне в ноздри, и я постоянно переживала, что даже со временем не смогу смыть его с волос и кожи. И все же, домой идти я не хотела.

– Приятного дня, – сказала своему последнему клиенту, вручив ему гамбургер и картофель фри.

Я отошла от прилавка, встречаясь взглядом с Молли. Она стояла у автомата для розлива напитков, и наполняла газировкой огромный стакан. Молли состроила мне гримасу.

– И зачем я согласилась на сверхурочные?

Широко улыбнувшись ей, мне захотелось выкрикнуть: «Я могу подменить тебя!», но всего лишь напомнила ей:

– Потому что копишь, чтобы купить у Лори тот кусок дерьма, который называется машиной.

– О, да. Прям мечтаю.

Я усмехнулась.

– Больше, чем я. А я все еще таскаю свою задницу на этих двоих, – я указала на ноги.

– Да, и эта задница будет продолжать бросать вызов гравитации из-за этого.

– Она бросает вызов гравитации? – я бросила взгляд на себя. – Серьезно? А мне казалось, что ее нет.

Молли усмехнулась.

– О нет, у тебя есть задница. Она такая же милая, как и ты сама. Твоя попка вполне даже очень – сладкая и маленькая.

– Ты слишком много внимания уделяешь моей попке.

– Это называется сравнивать и сопоставлять, – произнесла она, указывая на свою пятую точку. – Вся твоя задница может поместиться в одну из моих задних половинок.

– Э... могу я сейчас забрать свой заказ?

Мы взглянули на клиента, угрюмого первокурсника, который пялился на нас, как будто мы выползли из пещеры.

– Увидимся завтра, – сказала я Молли, но прежде чем исчезнуть за углом, я оглянулась и окликнула ее: – О, а я бы убила за такую задницу как у тебя. И твои сиськи. Чтоб ты знала.

Подруга посмотрела на меня, а я побрела к раздевалке, надеясь, что своими словами улучшила ее день. Молли (по-своему), была эталоном красоты, но она слишком много беспокоилась о своем весе.

Я забрала в служебной части ресторана вещи из шкафчика, и пока шла, пыталась избавиться от чувства вины из-за желания остаться здесь и продавать картофель фри, вместо того чтобы идти домой. Это говорило о многом. Правда не уверенна – про меня или про мою жизнь. Хотя, не знаю, есть ли разница.

Работать неполный рабочий день в ресторане быстрого питания это не то, чем я мечтала заниматься после окончания школы. Но я знала, что так произойдет. Пока выпускники планировали поступление в колледж или путешествия, я была среди тех немногих, кто ничего не мог себе позволить. Тебе восемнадцать. И ты заперта в ловушке.

Моей ближайшей подругой была Молли. Она помогла мне получить эту должность, так как трудилась здесь последние два года по выходным. Теперь она работала на полную ставку. Хоть Молли и шутила на эту тему, но она никогда не мечтала о большем. Я не знала, было ли это свойственно ей или нет, или она просто ленива или что-то вроде того. Все, что я знала: моя подруга ненавидела школу. Казалось, она довольна работой в ресторане фаст-фуда и жизнью в маленьком городке, потому что никогда не думала о будущем. Она всегда жила настоящим.

Я, однако же, все время думала о будущем.

Мне нравилась школа.

Я не намеревалась довольствоваться только ей.

Чувство клаустрофобии прокралось в меня, но я постаралась запихнуть его подальше внутрь себя. Иногда мне казалось, что человек пятьдесят сидят у меня на груди и издеваются. Борясь с этим чувством, я схватила сумочку.

Пора возвращаться домой.

Попрощавшись с Молли, я прошла через главный вход ресторана и внутренне вздрогнула, когда увидела Стейси Дьюитт, которая сидела с кучей подруг за столиком около выхода. Прищурив глаза, она глядела на меня. Я в свою очередь отвела от нее взгляд. Моя соседка была на несколько лет моложе меня и когда-то наивно полагала, что я та, кем на самом деле не являюсь. Не знаю, кто разочаровался во мне больше из-за работы в этом месте: Стейси или я.

Желая, чтобы этот день уже поскорее закончился, я с силой толкнула дверь, даже не обратив внимания на двух парней, которые суетились около входа, шутливо борясь. Один врезал другому, и тот отлетел на меня с такой силой, что я свалилась на пыльную дорогу.

Я была настолько удивлена, обнаружив себя лежащей на земле, что мне потребовалось некоторое время, чтобы боль от падения дошла до моих нервных окончаний, и я почувствовала ее в своей левой коленке и на ободранных ладонях.

Вокруг меня стало вдруг очень шумно.

– Ох, твою мать, прости меня.

– Ты как, красотка?

– Дай я помогу тебе.

– Отвали от нее говнюк, я ей сам помогу.

Сильная рука сжала мое предплечье и через мгновение я очутилась на ногах. Я посмотрела вверх на парня, который удерживал меня не только своими сильными руками, но и пленил своим добрым и обеспокоенным взглядом темных глаз. Он выглядел ненамного старше меня – высокий, крепкий и сухощавый.

– Вот твоя сумка. Прости за случившееся. – Парень, который был с ним, передал мне мою сумочку.

Прекрасно понимая, что он говорит, но пораженная тем, как он произносит слова со странным акцентом, я смогла только лишь ляпнуть:

– Что?

– Говори нормально. Она не понимает тебя. – Парень все еще придерживал меня за руку, толкнул своего друга. Потом оглянулся на меня. – Ты в порядке?

Его слова звучали осторожно, медленно и четко. Я аккуратно вытащила руку из его хватки и кивнула.

– Да.

– Нам очень жаль.

– Я уже поняла. Не волнуйся. Небольшая рана на колене меня не убьет.

Он подмигнул и посмотрел на мое колено. Мои рабочие брюки были покрыты пылью и грязью.

– Вот придурок. – Когда он посмотрел вверх, я могла точно сказать, что он снова собирается извиниться.

– Все нормально, – улыбнулась я. – Действительно, я в порядке.

Он улыбнулся. Эта улыбка была милой и кривоватой.

– Джим, – он протянул мне руку. – Джим МакАлистер.

– Ты шотландец? – спросила я, пораженная осознанием того, что жму его мозолистую руку.

– Да, – ответил его друг, также протягивая мне руку. – Родди Ливингстон.

– Я Нора О'Брайен.

– Американка с ирландскими корнями? – глаза Джима восторженно загорелись. – Знаешь, ты одна из немногих, с кем нам пришлось иметь дело в Америке, кто догадалась, откуда мы родом. Нас принимали за…

– Ирландцев, – перебил Родди, – англичан, и, никогда не забуду, шведов. Это мое самое любимое.

– Я извиняюсь за своих соотечественников, – пошутила я. – Надеюсь, что мы не сильно обидели вас.

Джим улыбнулся мне.

– Нисколько. Откуда ты узнала, что мы шотландцы?

– Просто предположила, – призналась я. – Не так уж и много людей из Европы приезжают в наш маленький городок.

– Мы путешествуем, – объяснил Родди.

У него были густые волнистые рыжие волосы, и он был выше меня – как и большая часть людей вокруг меня, – но ниже, чем его друг. Родди был среднего роста, но крепкого телосложения, Джим же был высоким и с фигурой пловца. Загорелая кожа, темные волосы и карие глаза, которые густо обрамляли ресницы.

И все время, пока его друг рассказывал, где они уже успели побывать, он неотрывно смотрел на меня. Я покраснела из-за пристального внимания Джима, потому что никогда до этого не бывала в центре интереса кого-либо, не говоря уже о внимании от милого шотландского парня.

– Вообще-то, – прервал Джим своего друга, когда тот сказал, что они завтра уезжают, – я подумал, что нам стоит задержаться здесь ненадолго, – он произнес эти слова мне, одарив милой мальчишеской ухмылкой, как уже делал прежде.

Он что, флиртовал со мной?

Родди фыркнул.

– Правда? После пятиминутной встречи?

– Да.

Полностью поняв смысл того, что иностранец готов отложить свой отъезд из Донована, лишь бы увидеть меня снова, хотя мы едва ли перекинулись и парой слов, заставило меня усмехнуться. Все это было глупо и авантюрно, ну и импонировало моей тайной романтической натуре. Это было настолько чуждо для моей скромной жизни. Думаю, что именно поэтому я отбросила все сомнения и спросила:

– Вы уже были на озере?

Лицо Джима засветилось.

– Нет. Ты предлагаешь мне сходить?

– Вам обоим, – я засмеялась, напоминая, что у него есть друг. – Любите рыбалку?

– Я да, – Родди вдруг начал выглядеть намного счастливее от идеи остаться.

– Я нет. Но если ты будешь там, то это не имеет значения.

Очарованная им, я снова покраснела, а он сделал шаг ко мне, что меня поразило. Казалось, его это тоже удивило, как будто он не контролировал свои движения.

– Бля, если я буду чувствовать себя третьим колесом все чертово время, пока мы будем там, то нет, я не пойду, – заупрямился Родди.

Лицо Джима стало мрачным, но прежде чем он успел что-либо сказать, что могло бы привести к спору, я вмешалась.

– Ты сбил меня с ног, – напомнила я Родди. – Ты должен мне.

Он вздохнул, но уголки его губ изогнулись в улыбке.

– Хорошо.

– Мне надо домой, – сказала я, нехотя делая шаг назад.

Джим проследил за моим движением, и я почувствовала себя, словно олень, пойманный в свет фар. Он действительно смотрел на меня решительным взглядом. И я вдруг поняла, что не знала, стоит ли мне чувствовать себя взволнованной или быть настороженной.

– Где мы встретимся?

Моя рабочая смена на следующий день начиналась только после обеда. Мне придется соврать родителям и сказать, что у меня не было выбора, кроме как взять сверхурочные часы.

– Здесь. Завтра в девять утра.

– Девять утра? Я не...

Джим зажал рукой рот своего друга и ухмыльнулся.

– В девять – прекрасно. Увидимся, Нора О'Брайен.

Я кивнула и развернулась на каблуках. Затылком я чувствовала взгляд Джима все время, пока шла на юг по Мейн-стрит, которая проходила через центр Донована, уходя на север и на юг на шесть с лишним километров. Большинство предприятий в Доноване были расположены в северной части, начиная от ветеринарной клиники Фостера, заканчивая начальной и средней школой на самой вершине. У нас в городе имелось много маленьких предприятий – Уилсоновский рынок, адвокатская контора «Монтгомерри и сын», пиццерия, а дальше стояли узнаваемые цепочки зданий АЗС, маленькое красно-белое здание, где я работала, и так далее. Южная часть Мейн-стрит было самая густонаселенная.

Я пошла вниз по северной части Мейн-стрит, а затем повернула направо на Западную Салливан, где я жила в маленьком одноэтажном домике с двумя спальнями, и прикладывала максимум усилий, чтобы придать ему более уютный вид. Мне потребовалось пятнадцать минут, чтобы дойти от ресторана быстрого питания до дома, и, подходя к нему, я вздохнула, увидев, что трава на нашей маленькой лужайке немного длиннее обычного. Наш домик был одним из самых маленьких в районе, где большинство из домов – двухэтажные здания с красивыми крылечками. У нас не было крыльца. Наш дом походил на светло-серую прямоугольную коробку с темно-серой нависающей крышей. На маленьких окнах висели белые жалюзи, которые я красила каждый год.

Несмотря на то, что Донован – это городок, где каждое здание распланировано так, чтобы на улицах было достаточно просторно и светло, наш дом едва можно увидеть из-за большого дерева, посаженного на лужайке перед ним. Дерево закрывало почти весь свет, который пытался просочиться сквозь окно моей спальни.

– Ты поздно, – мама тяжело вздохнула, прошмыгнув мимо меня, когда я вошла в дом.

Мама схватила свое пальто с крючка на стене и дернула так сильно, что крючок оторвался вместе с пальто. Она снова вздохнула и пронзила меня взглядом.

– Я думала, ты починила его.

– Я сделаю это сегодня вечером, – скинув ботинки, сказала я.

– Он ест и смотрит игру, – мама пожала плечами и произнесла чуть тише: – и в поганом настроении.

Когда он не был не в поганом настроении?

– Хорошо.

– В холодильнике есть немного еды для тебя.

– Я завтра работаю сверхурочно, – сказала я, прежде чем мама вышла за дверь.

Ее лицо вытянулось.

– Я думала, ты не собираешься брать сверхурочные. Ты нужна нам здесь.

– Нам также нужна и моя работа. Если я не буду работать сверхурочно, они сказали, что найдут того, кто сможет, – соврала я впервые.

Из-за обмана мою грудь сдавила уродливая боль. Но возбуждение от чувства, что я буду вдали отсюда с молодым человеком, который смотрел на меня как на особенную, было слишком велико, чтобы сопротивляться уродливой боли…

– Господи, – сорвалась мама. – Я работаю на двух сраных работах, Нора. Ты знаешь, у меня нет времени, чтобы находиться здесь.

Я прикусила губу, мои щеки покрылись румянцем. Я чувствовала себя ужасно.

Но ужасно, это мягко сказано.

– Хорошо. Мы попросим Дону проверять его время от времени, – Дона была нашей соседкой-домохозяйкой, которая по-доброму к нам относилась. – Ты закончишь до шести?

Я кивнула.

– На этой неделе у меня нет сверхурочных, так что завтра я управлюсь до двух.

– Как насчет сегодняшнего вечера? – мама работала барменом пять ночей в неделю в кафе у Эла и по совместительству пять дней в неделю официанткой у Джина.

– Я буду дома в половину второго.

Папа обычно пристает с пустяками, когда мама возвращается домой, что означает: у нее получится уснуть не раньше трех утра, а потом она снова должна встать в семь, чтобы заступить на свою смену в кафе в восемь.

Такого не должно быть. Я бы спокойно работала на полную ставку днем, пока мама работала бы в ночную смену, или наоборот, и у нас все было б нормально. Но она хотела находиться здесь не больше, чем я. Всю жизнь она постоянно работала.

Я смотрела, как она уходит, вспоминая, какую боль мне это приносило обычно.

Сейчас уже не ощущалось настолько больно. На самом деле, больше всего меня волновало, что мне становилось все пофиг.

– Это ты, детка? – закричал мой папа.

Я нашла его в гостиной. Его инвалидное кресло стояло напротив телевизора, и глаза были прикованы к экрану. На меня он даже не взглянул, когда крикнул:

– Ты опоздала.

– Я знаю. Мне жаль. Что-нибудь надо?

Его губы искривились, пока он смотрел в телевизор.

– Нужно ли мне что-нибудь? Господь бог уже давно решил, что мне нужно намного меньше, чем любому другому гребанному ублюдку.

Я вздохнула про себя, услышав, как он повторил то же самое, что и обычно с тех пор как мне исполнилось одиннадцать лет. Мой взгляд упал на его левую ногу. Или то, что от нее осталось. Семь лет назад она была ампутирована по колено.

– Выпить?

– Уже есть, – он бросил на меня недоуменный взгляд. – Я позову тебя, если ты мне понадобишься.

Другими словами: вали отсюда.

С удовольствием.

Я нашла остатки пасты, которую мама убрала в холодильник и выложила ее на тарелку. Так и съела бы ее холодной. Я уставилась на дверь в кухню, которую оставила открытой на случай, если отец начнет звать меня.

Пока все не пошло к черту, я вряд ли могла вспомнить, повышал ли отец на меня голос. Сейчас же он кричал по любому поводу.

К моему удивлению, сейчас он ничего не требовал, и я смогла съесть порцию холодных макарон в тишине. После того как вымыла всю грязную посуду, которую мама оставила для меня, я достала ящик с инструментами и прикрутила крючок для одежды на новое место, а старую дырочку зашпаклевала.

Приняв душ, я дала папе еще одну бутылку пива.

– На сегодня последняя, – напомнила я отцу. Врач сказал, что он не должен выпивать больше двух в сутки.

Он метнул в меня взгляд полный негодования.

– Если я захочу еще пива, я выпью еще одно ебанное пиво. У меня ничего нет. Я просто сижу здесь и гнию, глядя на твое безжизненное ебло, наблюдая за тем, как задница твоей матери исчезает за дверью чаще, чем входит в нее, и ты хочешь лишить единственного удовольствия в жизни, которое у меня есть. У меня было охуенное... Не смей уходить, детка!

Когда он устраивал истерику, больше ничего и не оставалось делать. Иногда, когда он так со мной говорил, мне хотелось прервать его и заорать прямо в лицо. Мне хватало дыхания больше чем на пять минут крика, но все равно это не шло в сравнение с тем, сколько раз я чувствовала слюну от его воплей у себя на щеках.

Войдя в свою комнату, я не стала закрывать дверь на тот случай, если папа позовет снова. Звук телевизора стал громче. Намного громче. Но не совсем громко, чтобы идти к нему в комнату и попросить убавить звук. Я уже научилась не обращать на это внимание. Наконец я зашла в свое убежище – небольшую спальню. В ней мало чего было: кровать, небольшой письменный стол и шкаф для того небольшого количества одежды, что имелось у меня. Также было совсем немного книг. Большую часть информации я получала, беря книги в библиотеке.

Основную часть.

Но не все. Некоторые я спрятала в своей комнате.

Я присела на корточки и вытащила старую коробку из-под обуви, которую припрятала под кроватью и аккуратно положила ее на покрывало. Осторожно открыла, словно это сундук с сокровищами. Спокойствие окутало меня, когда увидела содержимое внутри нее. Там находились старые подержанные книги с драматическими произведениями и сборники стихов, которые купила через Интернет и спрятала так, чтобы мама никогда не смогла узнать, на что я тратила свои деньги.

Я не думаю, что это пустая трата денег. Вовсе нет.

Вытащив всю эту кучу книг, я погладила шероховатую обложку «Салемских ведьм». Под ней находились книги «Доктор Фауст» и «Ромео и Джульетта». Дальше лежали «Двенадцатая ночь», «Отелло», «Гамлет» и «Макбет». Мне нравился Шекспир. Он так писал, что даже самые обычные чувства и обычные мысли звучали просто грандиозно. Более того, он говорил красиво и увлекательно о самых сложных, темных эмоциях. Мне очень сильно хотелось увидеть вживую постановку по его пьесам.

Я ужасно сильно хотела сама принять участие в одной из постановок его пьесы.

Никто не знал этого. Даже Молли. Никто не знал, что у меня была невероятная мечта стать актрисой и выступать на сцене, иначе посмеялись бы надо мной. И правильно бы сделали. В детстве я посещала драмкружок, но когда папа больше не смог заботиться о себе, мне пришлось бросить. Это был единственный мой опыт игры на сцене. Но мне нравилось. Я любила и хотела перевоплощаться в чужую жизнь, попадать в другой мир, рассказывать истории, которые приводят зрителей в восторг. А в конце они бы аплодировали. Просто хлопали и хлопали. Это все было похоже на самое огромное объятие в мире, которое бы заменило все те объятия, которые моя мама не додала мне.

Я опустилась на кровать, ругая себя за эту мысль. Мама была неплохим человеком. Она обеспечила меня крышей над головой, едой в желудке, обувью на ногах. Но для меня у нее было мало времени. Она много работала. Такова была жизнь моей мамы. Я не должна злиться на нее за это.

Я вздрогнула, когда из комнаты, где отец смотрел игру, раздался рев толпы болельщиков.

Теперь, о нем... Я не знаю, можно ли назвать то чувство, которое я испытывала к отцу гневом. Оно скорее похоже на обиду.

Было ужасным обижаться на него. Это я понимала. Иногда думала, что может я не очень хороший человек.

Я убрала все книги обратно в коробку, закрыла ее и попыталась заглушить боль в груди и то ужасное гложущее ощущение, которое зародилось у меня где-то в желудке уже очень давно. Чтобы как-то избавиться от этого чувства, я взяла книгу, которую принесла из библиотеки и удобно устроилась на кровати.

На какое-то время я погрузилась в чтение истории о другом мире и девушке, попавшей в тюрьму, что заставило воспринимать свою собственную жизнь как сплошные каникулы. Наконец, я взглянула на часы, и нехотя отложила книгу в сторону.

Вернувшись в гостиную, я увидела отца: он спал, уронив голову набок. Когда я выключила телевизор, он резко поднял голову и огляделся вокруг, ничего не понимая. В те минуты, когда отец выглядел так, сонно и растерянно, он был таким уязвимым. Мне становилось грустно, когда я вспоминала, каким был мой отец до болезни.

Папа никогда не полагался на кого-либо, пока не попал в инвалидное кресло. Вот почему он все время злился. Ему ненавистно было зависеть от кого-либо.

– Папа, – я осторожно дотронулась до его плеча, и он заморгал, глядя на меня. – Пора спать.