Текст книги "Песня Обманщика (ЛП)"

Автор книги: Саманта Маклеод

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

– Я использую все имеющиеся в моем распоряжении инструменты, чтобы обеспечить безопасность этого мира. Я думал, что ты лучше всех меня поймешь.

– Дерьмо. – Я взглянул на козочку с веревкой, обвязанной вокруг бороды. – И это должно было быть ободряющей речью?

– Локи, просто спусти штаны и заставь эту сучку смеяться.

Я с трудом сглотнул.

– Я еще недостаточно пьян для этого.

Один взмахнул рукой, и скрытая магия задрожала, когда он протянул бутыль через эфир. Он протянул ее мне с молчаливым неодобрением, и я осушил ее целиком.

– Все еще недостаточно пьян, – заявил я, швыряя бутыль в темноту с крыльца Вал-Холла.

Вздохнув, Один протянул мне еще бутыль. Я осушил и эту, а затем махнул ему рукой в универсальном знаке «продолжай».

– Если ты потеряешь сознание, – прорычал Один, – она убьет тебя. Ты ведь это знаешь, не так ли?

Я проигнорировал его слова, взял третью бутыль и осушил ее. Мой желудок опасно сжался, как это всегда бывало, когда я только что выпил огромное количество алкоголя за очень короткий промежуток времени. Я закрыл глаза, пока рвота не прошла, а потом снова открыл их. Один свирепо смотрел на меня, сжимая в кулаке веревку. Веревку, которая вела к милой маленькой козочке.

О чем мы опять говорили?

– Спускай штаны, – сказал Один.

О. Дерьмо. Верно. Я возился с поясом, не понимая как его расстегнуть, и просто сорвал штаны, отправив их в полет через эфир. Это движение заставило меня пошатнуться, но я поймал себя на том, что стою на краю крыльца Вал-Холла. Один с отвращением фыркнул.

– Думаешь, сможешь ее привязать? – спросил он, вдавливая веревку мне в ладонь.

Я уставился на него во все глаза. Мой разум категорически отказывался понимать слова Одина. Вместо этого я подумал о том, как хорошо было бы выпить еще одну бутыль меда, а потом, может быть, пойти и прилечь где-нибудь.

– Твои чертовы яйца втянули нас в эту кашу, Локи, – заявил Один. – А теперь твои чертовы яйца вытащат нас из нее. Это же поэзия. У Браги с этим будет целый полевой день.

Мой желудок снова сжался, на этот раз еще сильнее. Я крепко зажмурился.

– От стихов Браги меня тошнит, – процедил я сквозь стиснутые зубы.

Рука Одина хлопнула меня по плечу.

– Они будут говорить об этом еще тысячу лет, – сказал он.

Когда я открыл глаза, Одина уже не было. Я стоял один, полуобнаженный, на крыльце Вал-Холла с веревкой с козочкой.

С веревкой, привязанной к моим яйцам.

Просто так у нас появился новый претендент на худший день моей гребаной жизни.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Я, шатаясь, вошел в Вал-Холл, широко раскинув руки, рассказывая какую-то нелепую историю о том, как мне пришлось тащить козу на пастбище, но мои руки были заняты, и я не мог придумать куда ее привязать… Все в Вал-Холле повернулись и уставились на меня, широко раскрыв глаза и разинув рты. А потом они все начали кричать.

Козочка, конечно же, испугалась до чертиков, как только все начали шуметь. Маленькое животное с блеяньем побежало по Вал-Холлу, таща меня за собой. Шатаясь и ругаясь, я подумал, что, возможно, еще одна бутыль меда мне бы не помешала.

Черт возьми, неужели они смеялись?

Тор смеялся. Один смеялся. Ньёрд, новый победитель приза «Самая худшая свадьба в Асгарде», смеялся так сильно, что даже заплакал.

И Скади смеялась.

Конечно, Скади старательно сопротивлялась. Она даже не засмеялась, пока я не рухнул к ее ногам, свернувшись в позе эмбриона, мои яйца горели гребанным огнем, а козочка истошно блеяла на конце веревки.

Но, в конце концов, засмеялась. Как только она сломалась, Скади разразилась смехом, таким смехом, который ты пытаешься остановить, но вместо этого он просто усиливается. Она так громко смеялась, что я не удивлюсь, если она обмочилась в эти сверкающие свадебные доспехи.

Я не стал дожидаться. Как только до меня донесся металлический пронзительный смех Скади, я отрезал веревку с козочкой и пополз прочь. Я схватил несколько бутылок меда и захромал к двери, планируя напиться до беспамятства и надеясь, вопреки всем надеждам, что алкоголь сотрет сегодняшние воспоминания.

По крайней мере, Сигюн этого не видит, подумал я, ковыляя в ближайший сарай и поднося к губам бутыль.

***

Все болело.

Я завис на краю сознания, пытаясь уцепиться за черноту сна и не обращать внимания на вопящие протесты тела. Мое лицо было холодным и мокрым, а яйца пульсировали в медленной, глубокой агонии. В животе у меня было как в яме с кислотой, а голова болела так сильно, что казалось, будто ее раскололи.

Я медленно поднес руку ко лбу, просто чтобы убедиться. Нижняя половина моего лица была мокрой и липкой. Кровь? Я приоткрыл один глаз и осмотрел пальцы в темноте. Нет, просто рвота.

Застонав, я перевернулся на другой бок и похлопал себя по спине. Я был покрыт грязью и, вероятно, вонял до небес, но я был невредим. Даже мои распухшие яйца казались более или менее целыми. Я заставил себя сесть, когда комната вокруг сфокусировалась.

Вот дерьмо!

Вокруг меня пульсировали тупые лезвия мечей, воткнутых в стойки. Я вскочил на ноги, держа клинки в обеих руках. Неужели я действительно забрался в тот самый гребаный сарай, где на меня напала Ангрбода? Шатаясь, я подошел к двери, распахнул ее и пробежал несколько шагов, прежде чем рухнуть на покрытую росой траву. Мое сердце громко стучало в ушах.

Черт. Возьми.

Я действительно был идиотом. Я откинул голову назад и уставился в серое небо над Асгардом. Почти рассвело, если бы я мог догадаться. Я вытер рукой губы и потянулся за магией, натягивая вокруг себя обычные иллюзии. Черт, но я чувствовал себя дерьмово. Мне нужен был мед из Вал-Холла, чтобы вылечить похмелье и, если мне особенно повезет, облегчить пульсацию между ног. Мед Одина излечивал как от боевых ран, так и от похмелья, поэтому мертвые воины Вал-Холла могли пировать всю ночь и сражаться весь день. Но иногда волшебный алкоголь был немного разборчив в том, что считалось военной раной. Можно было только гадать, вылечит ли он раны, полученные от привязывания козла к яйцам.

Шатаясь, я поднялся на ноги и оглянулся на ряд оружейных сараев. На самом деле не было никакой возможности узнать, в какой из них меня втянула Ангрбода. Я подавил дрожь. Впрочем, это не имело особого значения, я бы хотел сжечь их всех дотла.

Но только не с этой гребаной головной болью. Я сплюнул, снова вытер рот и отправился в Вал-Холл. Если повезет, все остальные будут слишком пьяны, чтобы помнить, что произошло прошлой ночью.

***

– Локи!

Гулкий голос Тора приветствовал меня, как только я переступил порог Вал-Холла. Я поморщился. Тор с трудом поднялся на ноги и направился ко мне, ухмыляясь как идиот.

– Ты сегодня утром цел и невредим? – спросил он, довольно явно глядя на мою промежность.

Кто-то засмеялся из глубины мрачного пиршественного зала, и я бросил в их сторону, как я очень надеялся, непристойный взгляд.

– Да, спасибо, – прорычал я.

Тор похлопал меня по спине.

– Звезды, это было чертовски смешно. Ты бы только видел себя!

Я отстранился, съежившись. Неужели он должен был быть таким чертовски громким все это проклятое время?

– А как прошла остальная часть твоей ночи? – спросил я, схватив с ближайшего стола бутыль меда.

Тор снова фыркнул от смеха.

– Скади вырвало. Должно быть, ты это пропустил.

Я сделал большой глоток из кувшина, позволяя меду Вал-Холла согреть мое тело, прежде чем ответить.

– Она что?

– Она думала, что может пить, как Асы, а закончилось все блевотиной по всему столу и всему Ньёрду. Она испортила и десерты тоже, – задумчиво добавил Тор.

Я допил бутыль и поморщился. Мед снял остроту похмелья, но голова все еще болела, а желудок словно пытался выползти наружу через горло.

– Черт возьми, – сказал я.

– Ньёрд и Фрейр должны были вытащить ее оттуда, – сказал Тор.

Я покачал головой и взял со стола вареную картошку. Тор наклонился ко мне так близко, что его борода коснулась моей шеи.

– Ты же знаешь, что я не позволил бы Скади причинить тебе боль, верно? – прошептал он.

Я закрыл глаза и принялся жевать картошку. Тор бы не позволил? Я не был в этом уверен. Конечно, он был моим любовником, а иногда даже опасно приближался к тому, что я мог бы считаться другом. Но он также был сыном Одина.

– Трим в Мидгарде, – прошептал я в ответ.

Тор вздохнул с чем-то похожим на облегчение. Он сунул мне в руку еще одну бутыль, и я медленно осушил ее, давая желудку привыкнуть к новой атаке.

– Он в Римской Империи, – сказал я.

Тор в замешательстве сдвинул брови. Верно. Тор разделял предубеждение Асов против Мидгарда. Он, вероятно, не отличит Римскую Империю от Суориса.

– Он в безопасности, – сказал я. – Я оставил ему чертову кучу денег и сексуального солдата, которого нужно спасать.

– Спасибо.

Был ли это просто тусклый свет, или глаза Тора действительно затуманились? Его рука задержалась на моем плече, сжимая и разжимая его.

– Если ты хочешь пойти и найти себе жилье… – сказал Тор, его голос был низким и хриплым на фоне моей кожи. – Я могу позаботиться о тебе.

Я усмехнулся. Мед наконец-то подействовал. Моя головная боль все еще пульсировала, но атака утихла, и мои жалкие яйца снова чувствовались почти нормально. Я согнул руки в локтях, настраивая иллюзию. Я все еще был усталым, голодным и грязным, но уже не чувствовал себя так, словно только что с сожалением воскрес из мертвых.

И Тор Громовержец предложил позаботиться обо мне. Насколько же это было чертовски странно? Вчера вечером я думал, что Тор будет в первом ряду, когда Скади снимет мою голову с плеч, а теперь он здесь, ведет себя как нянька. Это было в равной степени трогательно и тошнотворно. Неужели Тор действительно так благодарен мне за то, что я спас Трима?

Я мягко оттолкнул руку Тора.

– Спасибо, но не сегодня утром.

Каким бы милым и неожиданным ни было это предложение, я не хотел быть с Тором прямо сейчас. Сейчас мне вообще не хотелось ни с кем встречаться. Мне просто хотелось оказаться в каком-нибудь тихом и теплом месте, где я мог бы взять себя в руки.

И вот теперь я точно знал, где хочу быть.

Я быстро поцеловал Тора в щеку, а затем потянулся через эфир.

***

В густой от пара темноте вспыхнули свечи. Вода плескалась о песчаные края глубокого бассейна, который я сделал в доме Сигюн, и последние ночные звезды ярко сияли сквозь прозрачный потолок, который я создал. Я оглядел комнату, чтобы убедиться, что я один, хотя на самом деле я не ожидал, что Сигюн будет в горячих источниках в этот нечестивый час.

Больше здесь никого не было. Хорошо. Со вздохом облегчения я отпустил иллюзии и скользнул в горячую воду. Я долго тер себя песком, пока не почувствовал, что каждая часть моего тела обновилась. Затем я вытащил из Вал-Холла тарелку и съел целую кучу картошки и сосисок, пока мои ноги волочились по воде.

Странно, что я чувствую себя так комфортно, подумала я, отодвигая тарелку и вытягивая через эфир кружку с чаем. Я позволил себе соскользнуть обратно в воду, теплые потоки поддерживали мое тело, а пар бесцельно кружился надо мной, попеременно скрывая и открывая меркнущие звезды. Я действительно построил этот бассейн для трех человек. И в дымном полумраке свечей я почти мог представить себе Аню и Фалура здесь, рядом со мной.

Спустив ноги на самое дно, я фыркнул, посмеиваясь над собой. Если бы Аня и Фалур были еще живы, мы были бы родителями младенца. У нас точно не было бы времени плавать в горячем источнике. И все же на душе у меня стало странно легко, когда я вспомнил нежные очертания их лиц, моих прекрасных смертных возлюбленных. На мгновение, едва ли больше, чем потребовалось для того, чтобы перевести дух, я действительно почувствовал, что Аня и Фалур снова были рядом со мной.

Моя грудь сжалась, когда на глаза навернулись слезы. Она никогда не перестанет болеть, понял я. Я буду жить с их потерей вечно, как дерево, в которое ударила молния и которое проводит оставшиеся эоны своей жизни с черным шрамом, идущим вдоль всего ствола. Мои пальцы потянулись к магии, и я вытащил металлический лист Фалура на ладонь.

– Ты будешь жить со мной, – прошептал я в пар. – Ты будешь жить во мне до самого Рагнарека. Я клянусь.

Я прижался губами к металлу и представил, как мои возлюбленные улыбаются мне в ответ.

Сквозь пар послышался скрип, и комната наполнилась светом. Я поднял глаза и увидел аккуратную фигуру Сигюн в дверном проеме, пар клубился вокруг нее. Свечи замерцали, когда она закрыла за собой дверь. Одним плавным движением Сигюн протянула руку, чтобы распустить волосы. Она покачала головой, и ее каштановые кудри каскадом рассыпались по спине.

Черт.

Обычно горячая вода высасывает мою сексуальную энергию, но, несмотря на то, что я провел все утро в этом бассейне, вид длинных волос Сигюн, свободно падающих на ее спину, зажег что-то внутри меня. Мой член зашевелился под водой, и я почти почувствовал, как кровь перетекает вниз. Звезды, прошло уже много времени с тех пор, как у меня был любовник.

Сигюн отвернулась к стене и сняла халат. Я затаил дыхание. Ее тело было более пышным, чем я предполагал. Она повернулась к воде, и ее кожа засверкала в свете свечей. Ее маленькие груди были дерзкими, с темными сосками, хотя на коже над ними были странные ямочки…

Чертовски жутко, внезапно осознала я. Что за мудак пялится на голую женщину, которая даже не знает, что он там?

– Привет, Сигюн, – сказал я.

Она вскрикнула и резко повернулась к двери, схватив халат и натянув его на себя.

– Локи! – ахнула она. – Я тебя не видела!

Я пробирался сквозь воду, пока не смог положить голову на камни прямо перед ней.

– Доброе утро, – сказал я.

– Прости, – пробормотала она. – Я оставлю тебя наедине.

Сигюн держала свой халат очень странно. Я все еще мог видеть эти прекрасные груди и удивительно щедрый изгиб ее задницы. Все самые интересные черты ее лица были великолепно обнажены, в то время как халат был наброшен на грудь и бок.

– Тебе не обязательно уходить, – сказал я.

Она в нерешительности поджала нижнюю губу. До меня донесся сладкий аромат ее возбуждения. Звезды, на этот раз он казался еще сильнее. Должно быть, это сводит ее с ума, когда она так возбуждается без всякого облегчения.

Ну, по крайней мере, от меня никакого облегчения.

Мой член, настойчивый и ноющий, вдавился в песок, выстилающий горячий источник. Внезапно мне захотелось, чтобы она поняла, какой эффект произвела на меня, что притяжение возбуждения и желания между нами больше не было односторонним.

С громким всплеском я выбрался из воды. Мне не нужно было смотреть вниз, чтобы понять, что мой член был таким же твердым, как камни вокруг нас, и напрягся вперед, будто он мог сам добраться до влажного лона Сигюн. Карамельные глаза Сигюн расширились, когда она открыто уставилась на мое обнаженное, мокрое от воды тело. Она опустила глаза, и ее щеки покраснели. В воздухе между нами витал ее запах.

Значит, ей понравилось то, что она увидела. Эта мысль сделала меня необычайно счастливым.

– Мне бы хотелось, чтобы ты осталась, – сказал я.

Теперь, когда я стоял перед ней, я мог видеть грубые, неровные участки кожи, расходящиеся из-под ее халата тугими красными линиями. Что же она пытается скрыть? Может быть, шрам? Я наклонил голову, пытаясь заглянуть под ее халат. Ее кулаки сжались, прижимая ткань плотнее к телу.

– Я… я не… – сказала она, с трудом сглотнув.

– Я думал, ты не хочешь скрывать, кто ты, – сказал я. Это было нечестно, и я знал, что это нечестно, но не мог остановиться.

Сигюн вздрогнула и закрыла глаза. Выражение такой ужасной боли промелькнуло на ее лице, что на мгновение мне показалось, что она только что ударила себя ножом. Затем она глубоко вздохнула и позволила халату мягко упасть на пол.

Я ахнул. Я думал, что она, возможно, скрывает шрам. Но все оказалось гораздо хуже, чем я мог себе представить. Прямо под ее правой грудью виднелся толстый узел рубцовой ткани в форме звездной вспышки или взрыва. Он был размером с мой кулак, и казалось, что в какой-то момент что-то раздробило нижнюю половину ее груди. Я опустил глаза и обнаружил еще один, более крупный узел шрамов вдоль изгиба ее левого бока. Это выглядело так, словно ее разорвало на части копьем.

По мирам. У многих Ванов и Асов были шрамы, но я никогда не видел ничего подобного. Повреждения, должно быть, были ужасающими.

– Как же ты выжила? – мой голос прозвучал приглушенным шепотом.

– С помощью заклинательных оков. – Она попыталась улыбнуться, но губы ее дрожали.

Я со свистом нырнул в пар.

– Ты наложила на себя заклятие? После всего этого?

Сигюн кивнула, опустив глаза.

– Все, что мне нужно было сделать, это остановить кровотечение.

– Все?

Я проследил за изгибом ее бедер, проследил взглядом за рубцовой тканью. Я хотел прикоснуться к этим линиям, хотя бы для того, чтобы убедить себя, что они настоящие, но то, как она дрожала, заставило меня подумать, что это была бы плохая идея.

Должно быть, это был меч в ее боку, решил я, и копье в груди. Но тот, кто сделал этот разрез в ее животе, должно быть, вытащил оружие, волоча свой клинок, разрывая плоть и кровь. Должно быть, ее раскололи, как выпотрошенную рыбу.

Все, что ей нужно было сделать, это остановить кровотечение? Дерьмо. Это было все равно что сказать, что все, что мне нужно было сделать прошлой ночью – это рассмешить Скади.

– Я… мне оч-чень жаль, – сказала она. Нее перехватило дыхание в горле. – Наверное, ты хотел иметь красивую жену.

О, черт! Ужасная мысль пришла мне в голову. Вполне возможно, что это была самая худшая идея в моей жизни. Я коснулся ее подбородка, ровно настолько, чтобы наклонить ее голову, пока она не встретилась со мной взглядом. Ее широко раскрытые глаза цвета карамели наполнились слезами. Я чувствовал жар ее обнаженного тела, но не осмеливался прикоснуться к нему. Пока нет.

Прежде чем я успел передумать, я нащупал щупальца магии, гудящие по всему моему телу.

И я отбросил иллюзии, скрывавшие мои покрытые шрамами губы.

Сигюн ахнула. Я закрыл глаза. Это было достаточно плохо и без того, чтобы видеть выражение ее лица. Она, конечно, почувствует отвращение. И она будет жалеть меня, что было еще хуже, чем отвращение. Ты не можешь уважать того, кого жалеешь. Ты не можешь желать того, кого жалеешь.

Воздух между нами закружился от пара и дыхания. Сигюн молчала, но я хорошо представлял себе, что она видит. Двенадцать гневных красных колотых ран, шесть над верхней губой и шесть под нижней. И толстые белые полосы там, где веревка пересекала мои губы так сильно, что резала кожу, навсегда разрушая мою улыбку.

Я был полным идиотом. Мне никогда не следовало заключать столь опрометчивое пари с гномами Броком и Эйтри. Более того, я никогда не должен был доверять Одину и Асам, чтобы они вытащили меня из этой сделки.

Они смеялись. Все Асы и Ваны, насколько я мог судить, смеялись, когда Брок использовал свое шило, чтобы продырявить мои губы. Я кричал от боли и ярости, по крайней мере, до тех пор, пока толстая кожа не стянула мои губы вместе. И все смеялись.

А до этого я был просто красавцем. Конечно, я не был невинен. Никто с моим детством никогда не мог претендовать на невинность. Но я был красив, по-настоящему красив, даже без всяких иллюзий.

И я был глупцом. Наивным и полным надежд. Я действительно думал, что став парабатаем с Одином, я действительно стал один из Асов.

Эти шрамы на моих губах изменили все. Как только Брок закончил свою кровавую работу и сам перерезал веревку, я отправился домой, хотя боль была такой сильной, что я почти терял сознание. Затем я разрушил элегантный дворец, который строил для себя в Асгарде. На его месте я построил приземистую, уродливую однокомнатную лачугу, которую стал называть домом на следующую тысячу лет. И я оставался там, работая над своими иллюзиями, пока мои губы медленно заживали, пока я снова не стал похож на себя. Пока я не научился улыбаться, пить и трахаться, и никто никогда не знал, что скрывается под моим прекрасным лицом.

– Мне очень жаль, – сказал я. Мой голос был напряжен, мне пришлось прочистить горло, прежде чем я смог продолжить. – Ты, наверное, хотела красивого мужа.

И это заявление даже близко не касалось многих событий, из-за которых я уже подвел ее как муж.

– О! – воскликнула Сигюн.

Наконец я открыл глаза, готовясь к неизбежному отвращению, которое увижу в глазах своей новой жены. Наполненная паром комната медленно обретала очертания. Сигюн стояла передо мной, ее лицо было открыто, как цветок, но мне потребовалось много времени, чтобы понять ее выражение. Оно было так далеко от того, что я ожидал. Глаза Сигюн блестели от слез, но она улыбалась. На мгновение мне вспомнилась Аня, это воспоминание принесло одновременно боль и странное чувство комфорта.

– Но ты же красив, – сказала она. Ее голос прозвучал хрипло, едва ли громче шепота.

Я улыбнулась этой нежной лжи.

– Можно мне прикоснуться к тебе? – спросила она.

У меня перехватило дыхание, когда я попытался ответить. Эта сука Ангрбода связала меня, чтобы использовать в качестве жеребца, но моя собственная жена просила разрешения, прежде чем прикоснуться ко мне.

– Пожалуйста, – сказал я.

Я снова закрыл глаза, когда она потянулась ко мне. Ее рука прижалась к моей щеке, но потом заколебалась. Прикосновение Сигюн было мягким, почти робким, но без моих иллюзий кожа была болезненно чувствительной. Я чувствовал себя обнаженным. Уязвимым. Мой член был повсюду в Девяти мирах, но я не мог вспомнить, когда в последний раз чувствовал себя таким голым.

Я ощутил мягкое дыхание Сигюн над губами, и ее рука шевельнулась. Медленно, с бесконечной нежностью, ее пальцы коснулись моих искалеченных губ. Я весь дрожал. Ее прикосновение обжигало шрамы, заставляя каждый нерв сжиматься в теле. Звезды, я чувствовал себя так, будто меня никогда раньше не трогали.

Ее запах кружился в воздухе между нами, густой и насыщенный. Должно быть, она была вся мокрая. Я почти ощущал ее сладкий нектар в густом паре между нами. Мои челюсти сжались, сдерживая нарастающий в горле стон. Быть так близко к обнаженной женщине, быть таким напряженным и твердым при мысли о ее теле, и чтобы она касалась моей обнаженной кожи, моего настоящего «я», без иллюзий. Это была почти пытка.

Рука Сигюн отдернулась, и я снова открыл глаза. Ее губы приоткрылись. Глаза казались еще темнее. Пространство между нами наполнилось энергией.

– Можно я тебя поцелую? – спросила она.

Ее голос стал гуще, глубже. Я понял, что она тоже дрожит. Завитки ее волос плавали в душном воздухе, дрожа в такт движениям ее тела. У меня вдруг возникло непреодолимое желание обнять ее, прижать к груди, прижать к себе это великолепное тело, пока дрожь не пройдет.

– Не думаю, что смогу остановиться на поцелуе, – ответил я. Мой голос тоже стал глубже и гуще.

– Хорошо, – сказала она.

Я не уверен, кто двинулся первым. Наши тела соприкоснулись в тепле и парах этого места, вокруг нас мерцали свечи, а над головой горели звезды. Тот первый, зажигательный поцелуй был совсем не таким, как я ожидал. Я представил себе тихую, добрую Сигюн, которая могла бы целоваться часами, дразнить, играть, краснеть и хихикать.

Но мы встретились, как гроза, как лесной пожар. Она поцеловала меня крепко и глубоко с самого начала, будто она голодала много лет и должна была поглотить меня. Сигюн заставила мои губы раскрыться, вошла в меня, и я застонал ей в рот. О, черт, она была хороша на вкус.

Я встретил ее свирепость своей собственной отчаянной потребностью и голодом. Я грабил ее сладкий рот, пробуя ее на вкус, заявляя на нее свои права. Когда мы оторвались друг от друга, я поймал ее нижнюю губу зубами и вернул ее обратно, нуждаясь в большем. И она ответила, запустив руки мне в волосы и притянув меня к себе.

Мои губы гудели от интенсивности наших поцелуев. Руки Сигюн опустились ниже, впиваясь ногтями в мои лопатки, будто она думала, что ее унесет прочь. Она задыхалась, издавая маленькие, животные стоны мне в рот. Мой член дрожал от мягкого тепла ее живота, и я обхватил ее руками за талию, приподнимая.

В ответ Сигюн подняла ногу, чтобы обхватить меня. Она наклонила бедра, и жар ее влажного лона прижался к головке моего члена. О, звезды! Я колебался лишь мгновение, сильная потребность погрузиться в нее боролась с необходимостью быть уверенным, что она действительно хочет меня.

– Локи! – ахнула Сигюн, уткнувшись мне в шею. – Пожалуйста, Локи!

Я поднял ее на руки и погрузил в тугой жар ее тела. Девять миров замерли, когда бархатное наслаждение от Сигюн поглотило меня. Она чувствовалась так звездно-чертовски хорошо! Я хотел, чтобы время остановилось, чтобы Рагнарек обрушился на нас, чтобы я навсегда осталась в этом объятии.

Ноги Сигюн напряглись вокруг моей талии, и она прижалась ко мне бедрами, двигая меня глубже. Я застонал в экстазе и развернул ее, прижав спиной к гладкому полированному дереву двери, которую я украл из Вал-Холла.

То, что я сделал со своей женой у этой двери, не было любовью. Это был не сладкий, нежный танец преданной пары.

Нет, это был гребаный, чистый, жесткий, животный секс. Она извивалась подо мной, плача и задыхаясь, умоляя меня кончить сильнее.

И я подчинялся, двигаясь между ее бедрами, пока дверь не задрожала и какая-то смутная, далекая часть моего сознания не забеспокоилась, что сами стены вокруг нас рухнут. Я вонзил в нее все, что у меня было, ничего не оставив взамен, будто я действительно мог войти в тело Сигюн и стать ее частью.

– Черт, – прорычал я, прижимаясь лицом к ее вспотевшей и горячей шее. – О черт, Сигюн!

Это было не то, что я собиралась сказать, но мой разум был слишком далек, чтобы думать о сладких пустяках. Я просто хотел ее. Нет, я нуждался в ней, мне нужно было зарыться в нее, утопить себя в ослепительном экстазе секса, в ногах любовницы, овившихся вокруг моей талии, и в судорожном дыхании любовницы, прижавшейся к моей шее. Тепло покалывало в основании моего позвоночника, поднимаясь вверх. Я уже мог сказать, что этот оргазм будет колоссальным.

– Черт возьми, да, – выдохнул я, цепляясь за ее тело, будто потерпел кораблекрушение.

Сигюн кончила как гром среди ясного неба.

Я вообще не ожидал, что она кончит, поэтому ярость ее оргазма застала меня врасплох. Она закричала, когда ее ногти впились в кожу моей спины. Ее ноги вытянулись позади меня, когда все ее тело сомкнулось, становясь еще более плотным и горячим, обнимая мой член.

Ее кульминация толкнула меня через край. Когда Сигюн вздрогнула и сжалась вокруг меня, мое собственное удовольствие достигло вершины, и я врезался в нее, опустошая свое семя в бесконечных, долгих спазмах, которые уничтожили разум и тело.

Постепенно мое сознание вернулось обратно в тело. Я прижимал бедра и грудь Сигюн к двери, наши мокрые от пота тела прижимались друг к другу, когда мы тяжело дышали. И она шептала что-то тихое, едва слышно для меня.

– Да, – выдохнула она, уткнувшись мне в грудь. – Да, да, да.

Я схватил ее за подбородок и приподнял ее голову ровно настолько, чтобы видеть глаза. Они были рассеянными, полными слез. Клянусь Девятью мирами, – поклялся я себе, – я вытру эти слезы. Наклонившись, я крепко поцеловал ее, вдавливая лопатками в дверь. Она ахнула, а потом обмякла, прижавшись ко мне. Я отшатнулся, ноги Сигюн все еще обхватывали меня за талию, и распахнул дверь. Перешагнув через мягкий ворох ее сброшенного халата, я понес ее по коридору в спальню, и наши губы слились в отчаянном поцелуе. К тому времени, как я бросил ее на матрас, мой член снова стал твердым.

И она поднялась мне навстречу.

***

Я трахал свою жену весь день.

Разумеется, мы останавливались перекусить и провели некоторое время, приходя в себя в объятиях друг друга. Медленно, с сомнением, которое я находил чертовски очаровательным, Сигюн рассказала мне, что ей нравится. Я обнаружил, что ее шрамы были очень чувствительны, и что достаточно было провести кончиком пальца по приподнятой розовой ткани там, где меч Вана чуть не оборвал ее жизнь, чтобы у нее перехватило дыхание и заикнулось сердце. Я заставил ее кончить, целуя солнечную полосу шрамов у нее на груди и держа руку у нее между ног. Я пробовал на вкус каждый дюйм ее тела, изучая форму и текстуру ее кожи, звук ее криков, прикосновение ее ног к моим щекам, когда она проваливалась в забытье.

В ответ она расспрашивала меня о моих удовольствиях, о моих предпочтениях. Это было странно трогательно. Несмотря на всех любовников, которыми я наслаждался во всех Девяти мирах, у меня никогда не было разговора о том, чего я хочу. Слова приходили медленно, и я чувствовал себя странно голым в обществе жены. Это было странное ощущение. По мере того как день подходил к концу, я чувствовал себя настолько обессиленным, будто весь день строил что-то своим телом.

Свет медленно просачивался из комнаты, когда солнце садилось за Асгард. Мы устроили беспорядок в спальне Сигюн, тарелки и кружки валялись разбросанными по полу, ее одеяла были скомканы у изножья кровати, а простыни, которые нам удалось уничтожить, валялись скомканными у двери. В комнате пахло потом и сексом, несмотря на редкие порывы соленого воздуха, врывающегося в открытые окна.

Из этих окон я наблюдал, как солнце опускается за океан, превращая волны в расплавленное золото. Теперь на горизонте виднелась тонкая розовая полоска – самый последний свет дня. Я повернулся и поцеловал Сигюн в макушку. Она лежала на моей груди, ее тело обвилось вокруг моего, ее дыхание было глубоким и ровным.

Мои веки отяжелели. Усталость от всего, что я натворил после той ужасной поездки в Свартальфахейм, навалилась на меня, как толстое шерстяное одеяло. В угасающем свете белые линии неровных шрамов Сигюн казались еще более яркими. Несмотря на то, что я провел весь день, целуя и облизывая эти шрамы, в них все еще было трудно поверить. Она должна была умереть.

Эта мысль заставила мое горло сжаться, будто воздух просачивался из комнаты. Все Девять миров были бы еще беднее, если бы Сигюн погибла в войне с Ванами. Я крепче обнял ее за плечи, и она вздохнула во сне, прижимаясь ко мне еще теснее. Закрыв глаза, я снова поцеловал ее. Я подумывал о том, чтобы поставить свои обереги, но передумал. Да и нечего скрывать.

Крепко прижав жену к груди, я позволил сну овладеть собой.