Текст книги "Песня Обманщика (ЛП)"

Автор книги: Саманта Маклеод

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

– Отлично. Благодарю тебя за то, что ты потакаешь старику в его эксцентричности. Вот мои условия, которые, я думаю, ты найдешь вполне разумными. Во-первых, ты можешь выбрать себе мужа из любого Аса или Вана в Асгарде. Но! Ты должна выбрать себе мужа на моих условиях.

Один не смог удержаться от дерьмовой ухмылки, а Скади просто выглядела смущенной. Она посмотрела на пол, потом снова на Одина, будто что-то упустила. Рядом со мной Тор и Тир выглядели почти такими же потерянными, как Скади.

Скади снова покачала головой.

– Прекрасно, – повторила она. – Я согласна. Я выберу твоего сына Бальдра, независимо от условий.

Ах. Значит, Ангрбода все-таки была права: Скади страстно желала Бальдра. От этой мысли меня затошнило.

– Хорошо. Так вот, мое второе условие несколько похоже. Боюсь, в моем возрасте воображение несколько страдает…

– Просто продолжай в том же духе! – рявкнула Скади. – Ты собираешься убить этого говноедного ублюдка Локи для меня, или мне самой это сделать?

– Ты можешь сделать это сама, – сказал Один.

Я вздрогнул и едва сдержался, чтобы не сказать что-нибудь еще. Рядом со мной Тор начал отчаянно трясти головой. При других обстоятельствах его настойчивость, возможно, показалась бы мне трогательной.

– Если, – сказал Один, – только если на твоем свадебном пиру Локи не сможет заставить тебя рассмеяться.

Скади фыркнула.

– Ты думаешь, что этот кусок дерьма может заставить меня смеяться? Меня? Я в трауре по своему отцу, ты, блохастый сын дешевой шлюхи.

Один ничего не ответил. Наверное, его называли и похуже. На самом деле, я планировал назвать его еще хуже, как только он останется один.

– Таковы наши условия, – сказал Один. – Соглашайся с ними, отправляйся с нами в Асгард, и мы отзовем наши войска. Или не соглашайся, и пусть Девять миров знают, что твое лидерство привело к падению Йотунхейма.

Тишина. Из-за тонких стен палатки Скади я услышал нервное ржание лошади, отдаленный гул голосов и скрежет камня о металл, когда кто-то из армии Скади решил, что сейчас самое подходящее время наточить свой меч. Правый глаз Скади снова дернулся, и ее пальцы крепче сжали металлические наручи на руках.

– Я поеду с вами в Асгард, – наконец, сказала Скади. Это прозвучало так, словно каждое слово было вырвано из ее уст.

Один низко поклонился ей.

– Отлично. Мои дорогие сыновья Тор и Тир будут сопровождать тебя и всех людей, которых ты пожелаешь взять с собой.

Теперь, когда решение было принято, Скади, казалось, не знала, что делать дальше. Она повернулась к двери, помедлила, потом снова взглянула на Одина, словно ожидая, что он вытащит из-за пояса кинжал. Когда он только вежливо улыбнулся, Скади снова нахмурилась и повернулась к двери. Тир последовал за ней. Тор замешкался у входа в палатку и посмотрел на меня с озабоченным хмурым выражением лица. Я понятия не имел, что ответить, поэтому улыбнулся ему. Между моими пальцами жужжала скрытая магическая энергия Йотунхейма, когда я протискивался сквозь обереги, чтобы втянуть клинок в ладонь.

Как только они ушли, я резко повернулся к Одину, сжимая в кулаке рукоять кинжала. Но он был чертовски быстр, он поднял руку и поймал меня под подбородок, парализовав внезапным взрывом магической энергии. Его кулак сомкнулся вокруг моего горла, когда я боролся с его хваткой, дико бросаясь к магическим нитям в атмосфере. Это было бесполезно, Один уже успел их смочить.

Стиснув зубы, я отправил клинок обратно в эфир и поднял руки с растопыренными пальцами и раскрытыми ладонями.

– Я думала, ты сказал, что Скади не убьет меня, – прошипел я, стараясь говорить тихо.

– Ты тупоголовый с дерьмом вместо мозгов, – прошептал Один. Его кулак сжался вокруг моего горла ровно настолько, чтобы я подумал, что он действительно собирается задушить меня. – Ты же не собираешься умирать.

Его хватка ослабла, и я со вздохом упал на землю.

– О, неужели? – ахнул я. – Потому что отсюда все выглядело именно так.

Один внимательно осмотрел свою перчатку, будто прикосновение ко мне испачкало пальцы.

– Перестань ныть. Ты будешь смешить Скади.

– Ее? Эта психованная сука только что обезглавила своего собственного генерала у нас на глазах. Не кажется ли тебе, что она женщина с особенно стальным чувством юмора?

Один уставился на меня своим бледным глазом.

– Ты заставишь ее смеяться, – повторил он. – И я хочу, чтобы ты был там, когда она выберет себе мужа. Я хочу, чтобы ты приглушил свет.

– Что?

Один проигнорировал меня и повернулся к двери палатки. Я схватил его за плечо и развернул, прежде чем он успел уйти.

– Ты что, совсем выжил из своего древнего, покрытого боевыми шрамами ума? Ты пытаешься обмануть ее? Ты же не собираешься отдать ей Бальдра?

Выражение лица Одина с таким же успехом могло быть вырезано из дерева, но его единственный глаз сверкнул.

– Я собираюсь дать ей именно то, на что она только что согласилась. И ты собираешься дать мне того, кто будет править Нифльхеймом.

– Да пошел ты! – сплюнул я.

Если Один планировал обманом лишить Скади брака с Бальдром, это не предвещало ничего хорошего для моих планов рассмешить змею во время ее свадебного пира.

Рука Одина снова обвилась вокруг моей шеи, прежде чем я успел отреагировать.

– Ты кусок дерьма, – прорычал он. – Я старался быть благоразумным. Я пытался предупредить тебя. И когда ты снова проигнорировал мой совет, я попытался дать тебе то, что ты хотел. Но на этот раз ты зашел слишком далеко. Мы могли умереть, Локи. Мы все могли умереть бесславно, от старости, черт возьми, когда ты украл яблоки Идунны. И ради чего? Только потому, что тебе нравилось совать свой член в какие-то мясные мешки из Мидгарда?

Лицо Одина было так близко от моего, что его горячее дыхание овевало меня, как ветер Муспельхейма. Мой разум протестующе завопил. Я не хотел яблок бессмертия для Ани и Фалура из-за секса. Да, я сделал плохой выбор, когда похитил Идунну, но их жизни значили для меня больше, чем все Асы и Ваны вместе взятые.

Один не поймет, понял я, глядя в темноту его пустой глазницы. Он вырвал свой собственный глаз из черепа в обмен на мудрость, потому что с мудростью приходит сила.

Он никогда не поймет, что значит любить кого-то.

– Пошел. Ты, – прошептал я.

Один отпустил меня, повернулся к пологу палатки, а затем развернулся обратно с быстротой, рожденной веками на поле боя. Я едва успел увидеть, как он поднял руку, прежде чем моя голова откинулась назад, и мое зрение взорвалось белыми вспышками звезд. Я заставил себя сжать губы, чтобы не закричать, хотя рот наполнился резким запахом крови, а щека вопила от боли там, где он только что ударил меня.

– Больше не пытайся, – сказал Один. – Или я действительно убью тебя. И я ожидаю, что будущий правитель Нифльхейма встретится со мной в Асгарде. Сегодня вечером.

С этими словами он распахнул полог палатки и вышел. Я поморщился и потер подбородок, думая о том, куда же мне направиться.

Я бы предпочел остаться в окровавленной палатке Скади с обезглавленным трупом.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Быстрый перекус, который у меня был в Асгарде, резко переместилась в моем животе, когда передо мной возникли темные шпили замка. Я с трудом сглотнул, стараясь не дать хлебу и мясу подняться обратно. Мои руки и ноги дрожали, и я чувствовал себя мучительно бодрым и резвым, несмотря на то, что не спал уже несколько дней. Темное облако платья Ангрбоды всплыло в моей памяти, и я почувствовал холод, словно меня тащили обратно на землю.

Не бывать этому. Я стиснул зубы, борясь с волной желчи. Ангрбода никак не могла быть здесь. Если она хочет иметь хоть какой-то шанс править вместо Тьяцци, ей придется остаться в его замке до рождения ребенка…

Вот и все. Несмотря на все мои усилия, мой ужин вывернулся. Я наклонился, разбрызгивая по холодным камням Йотунхейма единственную еду, которую ел за последние дни. К черту мою жизнь.

Выпрямившись, я вытер рукой губы и посмотрел на замок Ангрбоды. Я сопротивлялся меду Асгарда, когда пробирался по Вал-Холлу, чтобы захватить что-нибудь поесть, и прямо сейчас я серьезно сожалел об этом решении. С другой стороны, вероятно, во всех Девяти мирах не хватило бы меда, чтобы я чувствовал себя здесь комфортно.

На этот раз я не стал утруждать встречей со стражниками: чем меньше людей увидят меня, тем лучше. Вместо этого я принял форму мухи и полетел на верхний этаж. Замок был защищен, конечно, но магия была сильнее, хотя мне все еще было чертовски больно пересекать эти барьеры. Я влетел в открытое окно, поморщился, когда иллюзия мухи сжалась от боли вокруг меня, и прижался к стене, пока не смог видеть сквозь красную дымку боли.

В голове у меня, наконец, прояснилось, и через мгновение я узнал коридор, в котором приземлился. На самом деле, я был недалеко от своей цели. В последний раз поморщившись, я стряхнул с себя иллюзию мухи и снова стал самим собой. Затем я зашагал по коридорам замка Ангрбоды так, словно имел полное право находиться в ее личных покоях в предрассветные часы.

Дверь в нужную мне комнату была закрыта. Я глубоко вздохнул и понюхал воздух, чтобы убедиться, что человек внутри. Один. Под ее дверью мерцал тонкий желтый огонек свечи. Я поднял кулак, чтобы постучать, но потом заколебался. Вдруг она вызовет охрану?

Разве у меня был другой выбор?

Я несколько раз прочистил горло и постучал.

– Хель?

За дверью послышался шорох, и пламя свечи замерцало. Затем послышался звук шагов. Мгновение спустя дверь со скрипом отворилась. В поле зрения появилась мертвая сторона лица моей дочери.

– Отец? Что ты…

– Можно мне войти? – перебил я.

Она помедлила с ответом. Ее скелетообразное лицо никак не выдавало того, о чем она думала, но ее ноги заскользили по каменному полу. Наконец, она широко распахнула дверь и жестом пригласила меня войти. Я вошел, закрыв за собой дверь. Я заметил, что над засовом была перекладина. Она могла запереть себя изнутри.

– А это не слишком опасно? – сказал я, указывая на дверь.

Хель ничего не ответила. Ее полумертвое лицо смотрело на меня абсолютно без всякого выражения.

– Я имею в виду, а что если у тебя произойдет пожар? – продолжил я.

– Тогда я, наверное, умру в огне, – сказала Хель. – Что ты здесь делаешь?

Я оглядел ее скудную комнату: все та же неудобная на вид односпальная кровать, все тот же переполненный письменный стол, все то же досадное отсутствие еды и напитков. Над столом в маленьком окошке виднелись неумолимые звезды Йотунхейма.

– Ты могла бы добавить лестницу к этому окну, – сказал я, – чтобы дать себе запасной выход.

Хель закатила глаза так резко, что я почти слышал, как они вращаются в глазницах.

– Отец. До восхода солнца еще два часа. Ты действительно пришел сюда, чтобы обсудить пожарную безопасность?

Я подошел к ее столу, где на нескольких книгах в кожаных переплетах лежали маленькие счеты с изящными белыми и черными бусинами. На нижней половине ее стола лежал свежий свиток пергамента. По его поверхности маршировал целый полк солдат, чернила все еще влажно блестели в свете свечи.

– Что ты там делаешь? – спросил я.

– Сверяю кое-какие цифры.

– На каком основании?

Живая сторона лица Хель нахмурилась еще сильнее.

– А зачем тебе это знать?

– Потешь меня.

– Ладно. Шерсть. Мы сдаем семьдесят три небольших участка в аренду семьям, которые разводят овец. Но дождливая весна была плохо отразилась на отеле. Я пытаюсь оценить, какой урон они понесут и когда смогут платить по счетам. Таким образом, я буду знать, что им понадобится, чтобы уменьшить их потери.

Я нахмурился, глядя на список аккуратных черных цифр, которые абсолютно ничего для меня не значили.

– Значит, ты особенно интересуешься шерстью?

Губы Хель сжались еще сильнее.

– Нет. Но кто-то же должен управлять этим местом.

– И это все ты? Ты управляешь этим местом?

– Конечно.

Моя хватка на иллюзиях усилилась. Я предполагал, что это так, учитывая то, что я знал о моей болезненно серьезной дочери и полном отсутствии интереса у Ангрбоды к фактическому управлению поместьем, но, черт возьми, все равно было приятно быть правым.

– Как ты смотришь на то, чтобы управлять чем-то большим? – спросил я. – Сама по себе? И без попыток выдать тебя замуж?

Живой глаз Хель сузился. Крыса в ее грудной клетке почесалась, придвинувшись и уставившись на меня жесткими черными глазами.

– Ты опять ссоришься с мамой? – спросила она.

Я вздрогнул от своих иллюзий.

– У Одина есть для тебя предложение. Он хочет сделать тебя королевой, королевой твоего собственного королевства. Без необходимости жениться, если только ты сама не выберешь…

– Нифльхейм, – сказала она ровным и невыразительным голосом.

Какого хрена? Она никак не могла этого знать, если только…

– Он что, опередил меня? – спросил я.

Хель приподняла бровь в том, что должно было быть выражением, которое она переняла от меня. Я и не подозревала, как снисходительно это выглядело со стороны.

– Один хочет власти, – сказала Хель. – Он хочет либо править Девятью мирами, либо иметь под своим влиянием лидеров этих миров. Ты его парабатай, так что вполне логично предположить, что ты помогаешь ему в этом деле.

Я открыл рот, чтобы возразить, но Хель заговорила вместо меня:

– Кроме того, ты только что стал причиной смерти моего отчима Тьяцци, так что можно с уверенностью предположить, что вы с матерью снова вцепились друг другу в глотки. Скади идет войной против Асов, но ты здесь, значит, Один нашел какой-то способ откупиться от нее. Вероятно, предложив ей Бальдра.

Я моргнул и сказал:

– Есть ли что-нибудь, чего ты не знаешь?

Хель проигнорировала меня.

– Один правит Асгардом. После ухода Скади баланс сил в Йотунхейме будет восстановлен. – Она подняла руку, отсчитывая два пальца. – Сурт правит Муспельхеймом, и это не изменится до тех пор, пока не грянет Рагнарёк. У нас есть гномы в Свартальфахейме, эльфы в Альвхейме, а Мидгард – это никчемное месиво. – Она загнула еще четыре пальца.

– Один не собирается угрожать мирному договору с Ванами, глядя на Ванахейм, а туманный мир непригоден для жизни. – Она подняла восемь пальцев, пять живых и три скелетообразных. – Таким образом, если Один собирается предложить мне мир, то это должен быть Нифльхейм.

– Хм, – сказал я. Волна изнеможения ударила меня с силой прилива, и на мгновение мне показалось, что я могу доковылять до кровати Хель и упасть в обморок. Я натянул иллюзии еще сильнее, пока они не впились мне в кожу. Это чувство медленно проходило.

Как ни странно, странное чувство гордости росло по мере того, как моя усталость отступала. Я не часто думал о том, что Хель имеет какое-то отношение ко мне, возможно, потому, что Ангрбода так упорно боролась, чтобы удержать меня подальше от дочери, чтобы моя репутация не запятнала прекрасного ребенка, которым когда-то была Хель, или, возможно, потому, что сама Хель выросла такой колючей и трудной женщиной. Но слушая, как она разгадывает тайну мотивов Одина, словно это была детская головоломка, я испытывал странное, незнакомое чувство удовлетворения.

Это была моя дочь, эта способная, блестящая, волевая женщина. Она была способна соткать одну из лучших иллюзий в Девяти мирах и перехитрить Одина Всеотца.

– Из тебя получилась бы очень хорошая Королева, – сказал я.

Хель отвернулась, но не раньше, чем я увидел румянец, вспыхнувший на ее живой щеке. Ее обнаженная грудина быстро поднималась и опускалась несколько раз, и я понял, что она, возможно, борется с какими-то эмоциональными глубинами, которые я не мог ощутить.

– Если ты этого хочешь, – добавил я. – Решение за тобой. Нифльхейм – это кошмарный бардак, и потребуются столетия работы, чтобы привести его в порядок.

Может быть, моя жизнь и зависела от ее решения, но я не видел причин указывать ей на это. Я не хотел, чтобы моя дочь взяла на себя эту роль по принуждению.

Хель глубоко вздохнула и повернулась ко мне с горящими глазами.

– Ты используешь меня, чтобы навредить маме?

Я сделал шаг назад, прежде чем понял, что делаю. Черное платье Ангрбоды заполнило все мое видение, душа меня. Скрываясь от иллюзий, я крепко зажмурился, пытаясь прогнать этот образ.

– Вовсе нет, – наконец ответил я. – Да, я злюсь на нее. Она сделала то, что я считаю… неприятным.

Глаза Хель расширились.

– Но я предлагаю тебе не из-за этого, – закончил я.

– Так почему же ты предлагаешь мне?

– Потому что Один хочет Нифльхейм, – честно ответил я. – И я подумал, что тебе придется кстати такая возможность.

Она наклонила голову, глядя на меня своим странным бледным взглядом. Я с трудом сглотнул. На смену моему внезапному приливу отцовской гордости пришла еще одна неприятная мысль. Я уже десять лет не навещал дочь. Я действительно не знал, что Хель управляла поместьем Ангрбоды, и мог только догадываться о мрачном комплексе мотивов, стоявших за ее решением превратиться в монстра.

Черт возьми! Я был дерьмовым отцом для Хель.

– Послушай, – сказал я, – в Йотунхейме ты связана правилами Йотунов. Ты никогда не будешь править ничем, если только это не будет сделано от имени твоего мужа или сына. У тебя нет никаких прав, никакого юридического статуса. Ты даже не можешь владеть собственностью.

Хель вздрогнула. Весь этот замок принадлежал Брагофи, пятому покойному мужу Ангрбоды, простаку, за которого она вышла замуж еще до Тьяцци, и Хель знала лучше, чем кто-либо другой, что все ее поместье находится всего в одной юридической битве от захвата. До сих пор Ангрбоде удавалось вести сладкие речи, подкупать или трахаться, чтобы удержать землю и дворец Брагофи. Но теперь, когда внимание Ангрбоды переключилось на гораздо более богатые владения Тьяцци, удержать поместье под своим контролем для Хель становилось сложно задачей.

– Если ты принимаешь предложение, то можешь править Нифльхеймом, – сказал я. – И никто не сможет его у тебя отнять.

– Кроме Одина, – пробормотала Хель.

Я вздохнул. Она верно подметила. Один мог взять все, что захочет, у кого захочет. Хель снова отвернулась, показывая мне белую поверхность своей обнаженной лопатки под гниющими клочьями платья. Это было чертовски впечатляющее заклинание, эта отвратительная иллюзия. Какими бы ни были другие причины, побудившие ее создать это, ожившее тело Хель почти наверняка было предназначено для того, чтобы держать людей подальше.

Моя грудь странно сжалась, когда я вспомнил Хель, прежде чем я научил ее плести иллюзию вокруг своего тела. Даже тогда она была жестокой и отстраненной. А еще она была так великолепна, что на нее почти больно было смотреть. Хель сумела соединить лучшие черты моего лица с лучшими чертами своей матери, создав своеобразную женскую красоту, которая могла соперничать с любым из Ванов или Асов.

Красота, которая теперь, судя по всему, исчезла навсегда. Если она запирала дверь на ночь, когда спит, то не было бы никакого шанса, что слуга наткнется на нее с естественным видом. По какой-то причине, которую я не мог точно определить, эта мысль заставила меня почувствовать себя опустошенным, будто я совершил ошибку. Может быть, мне следовало помочь Ангрбоде выдать ее замуж?

Спина Хель напряглась, и она откинула волосы с лица, когда снова повернулась ко мне. Ее жуткая иллюзия простиралась даже на волосы, скрывая естественные красно-золотые кудри под бледностью вялого мышиного цвета.

– Чему это ты улыбаешься? – резко спросила она.

Неужели я улыбался? Я провел рукой по лицу. Да, я действительно улыбался, как своим иллюзиям, так и тем, что лежало под ними.

– Я просто подумал, как много женщин в Девяти мирах используют иллюзию, чтобы сделать себя более привлекательными, – сказал я. – И все же, посмотри-ка, что ты делаешь со своими.

Лицо Хель сморщилось, будто она попробовала кислое молоко.

– Если ты начнешь объяснять, почему женщины должны быть красивыми, дабы найти себе мужа, я вызову стражу.

Моя улыбка стала еще шире, хотя и не слишком облегчила боль в груди.

– А почему ты не хочешь выходить замуж?

Хель снова приподняла бровь.

– Это не твое гребаное дело.

Я пожал плечами.

– Ладно. Что же мне сказать Одину?

Хель открыла рот, закрыла его, а затем прикусила живую половину своей губы. На мгновение я почти увидел ребенка, которого она когда-то прятала под своими отвратительными иллюзиями. Затем ее живой глаз сузился.

– Неужели мне действительно нужно объяснять, почему я не хочу променять властные требования матери на властные требования какого-то жирного богатого лорда, который может избить меня до полусмерти, по любой причине, без каких-либо последствий?

Это было ужасно неуместно, но я фыркнул от смеха. Напряжение в моей груди немного ослабло. Мое предложение Ангрбоде принудить Хель выйти замуж было ошибкой, но предложить дочери ключи от Нифльхейма было правильно.

– Нет, – ответил я. – Тебе не нужно ничего объяснять, дочь моя.

– Я сделаю это, – сказала Хель.

– Что именно?

Я ожидал, что ей понадобится некоторое время для размышлений, но она снова удивила меня, деликатно взяв мою руку в свою живую ладонь.

– Я пойду с тобой, – сказала она. – Мне нужно будет сделать кое-какие приготовления, которые я должна буду объяснить Одину напрямую. Ну что еще?

Я понял, что снова улыбаюсь, улыбаюсь как идиот, прижимая руку дочери к своему телу.

– У тебя это очень хорошо получится, – сказал я.

Нежный румянец залил ее живую щеку. Должно быть, он просочился сквозь ее иллюзии, подумал я, потому что Хель не хотела бы знать, что она выдает свои чувства.

– Знаю, – сказала она.

***

Один принял Хель как равную, что меня чертовски удивило. Он спустился со своего трона и сел рядом с ней за стол, вызывая огромное количество невероятно скучных карт и листов с такими же скучными цифрами. Я стоял в тени, зевая с нарастающим отчаянием, пока они углублялись в глубокий и вдумчивый разговор о возможном объеме производства и управлении. Я уже почти засыпала на ногах, когда Один резко произнес мое имя.

– Да? – фыркнул я, резко просыпаясь.

– Убирайся отсюда, – сказал Один, махнув рукой в сторону двери. – Нам нужно обсудить кое-что конфиденциальное.

Я взглянул на Хель, которая находилась спиной ко мне, закопавшись в горе крошащейся бумаги.

– Твоя дочь в безопасности, – сказал Один.

– Как это обнадеживает, – огрызнулся я, позволяя кислотности моего гнева просочиться сквозь слова.

Хель подняла голову и помахала мне костлявой рукой, похожей на скелет.

– Я в полном порядке. Иди. – Она повернулась к Одину. – Ты попросишь кого-нибудь отвезти меня в Йотунхейм, чтобы я собрала все необходимое, прежде чем мы осмотрим Нифльхейм?

– Конечно, – ответил Один. – Но давай обсудим, что тебе понадобится.

Глядя, как они вдвоем, моя дочь и мой парабатай, склонились над столом, словно старые друзья, я решил взвесил все риски. Один причинит боль Хель? Вряд ли. Он хотел наложить лапы на Нифльхейм, а из нее получится превосходный правитель. Но мысль о том, чтобы подвергнуть ее опасности…

Я нахмурился от вихря собственных мыслей. Я думал, что потерял все, когда потерял Аню и Фалура. Но теперь я был здесь, рискуя собой, чтобы доставить Трима в безопасное место в Мидгарде, и кипел от мысли, что кто-то причинит боль моей очень способной и честно ужасающей взрослой дочери. Что же, во имя Девяти миров, случилось со мной?

Хель подняла голову и встретилась со мной взглядом своих пронзительных голубых глаз.

– Какого хрена ты все еще здесь делаешь? – отрезала она. – И почему ты опять улыбаешься?

– Ты так изящно обращаешься со словами, – сказал я.

– Прочь! – закричала она.

Подавив очередной зевок, я вышел.

***

Я проснулся от яркого солнечного света и далекого шума волн, разбивающихся о берег. Мне потребовалось несколько минут моргания, чтобы вспомнить, где я нахожусь и почему чувствую себя так комфортно.

Ну, конечно. Это был дом Сигюн, и я проснулся в маленькой комнатке, которую построил для себя. Когда я пришел в себя, то смутно припомнил, как притащился сюда после того, как познакомил Одина с Хель и чуть не потерял сознание во время их невероятно утомительного разговора о цивилизации Нифльхейма.

Зевнув, я перевернулся на бок. О. Клянусь гребаными мирами, я проснулся достаточно основательно, чтобы заколачивать гвозди своим членом. Я невольно усмехнулся. Ведь это было давно, не так ли? Дольше, чем я когда-либо обходился без любовника. Я опустил руку, чтобы обхватить изгиб моего члена, и застонал от этого прикосновения. Да, очевидно, это было слишком давно. Я закрыл глаза и снова пожалел о решении так быстро покинуть Трима. Я мог бы создать иллюзию Трима здесь, на краю моей кровати, чтобы наблюдать за тем, как я ублажаю себя.

Мой желудок громко застонал, прерывая фантазии. Я пробежался пальцами по магической энергии Асгарда, которая всегда казалась такой же страстной и отзывчивой, как любовник. Но сегодня утром скрытые магические нити казались далекими и расплывчатыми. Мой желудок снова запротестовал, на этот раз добавив болезненный спазм к своим голосовым возражениям.

Правильно. Кроме того, я уже давно ничего не ел. С последней лаской я отпустил свою эрекцию и постарался не представлять обнаженную грудь Трима.

Комната дрогнула, когда я поднялся на ноги. Как будто мне нужно было еще одно напоминание, что мое тело хочет есть. Я собрал иллюзии, скрывая эрекцию, которая упрямо игнорировала мои попытки думать о чем-то другом, кроме того, как хорошо было бы чувствовать чьи-то губы на моем члене прямо сейчас.

Неважно. Ради Сигюн я должен был выглядеть хотя бы немного презентабельно. Солнце, льющееся в мое окно, было низким, насыщенным и золотым, должно быть, это был поздний вечер. Какой именно день, я точно не знал.

Здесь ли Сигюн?

Я несколько раз громко откашлялся, прежде чем открыть дверь спальни. В коридоре за дверью было тихо и спокойно. Дверь в спальню Сигюн была закрыта, как и дверь в крытый горячий источник, который я создал. Мне пришло в голову, что Сигюн, возможно, находится в горячем источнике. Образ ее маленького тела, полностью обнаженного и обнятого бурлящей теплой водой, всплыл в моем сознании. Я отодвинул его в сторону. Может быть, формально Сигюн и моя жена, но вряд ли мы были достаточно близки, чтобы я мог ворваться к ней без предупреждения. Я решил, что лучше всего будет проигнорировать всю эту сторону дома.

Главный зал, где я впервые увидел Сигюн, сидящую у камина, был пуст и тих. Окна были открыты, угли в камине остыли, в комнате пахло океаном и дикими береговыми розами, которые росли вдоль дюн. Оставалась только кухня, тоже чистая, тихая и пустая. Я стоял в дверях, хмуро разглядывая аккуратную маленькую комнату. Мне следовало бы радоваться такому одиночеству. Меньше всего мне хотелось объясняться самому. Так ведь?

Черт, я должен быть голоден. У меня даже в голове не было никаких мыслей. Я потер рукой глаза и сел за кухонный стол. Появилась золотая тарелка, наполненная вареным лососем на ложе из увядшей зелени, нарезанной моркови и толстого черного хлеба. Я ел медленно, давая желудку время привыкнуть, и лениво любовался аккуратной магией, связывающей этот стол с кухней Вал-Холла. Это было заклинание, которое я мог бы повторить, если бы у меня было достаточно времени, но это было бы нелегко.

Стол был такой же, как и все остальное в этом доме. Обманчиво умно, прекрасно сделано и совершенно удобно.

После трапезы рядом с дымящейся кружкой ежевичного чая появилась бутыль меда. Я заколебался, но потом взял только чай. Когда я встал, моя пустая тарелка и бутыль с медом исчезли. Дверь на пляж снаружи была приоткрыта, открывая густой послеполуденный свет, искрящийся на медленно колышущихся волнах.

– Мне некуда идти, кроме как на улицу, – прошептал я себе под нос.

Когда я вышел из дома, в мягком, теплом воздухе витал еще один запах. Запах нагретой солнцем кожи женщины и ее длинных каштановых волос. Я глубоко вдохнул, чувствуя себя гораздо лучше, чем следовало бы после всего лишь отдыха, еды и ежевичного чая.

Сигюн сидела на дюнах в длинном зеленом платье с высоким воротом, ее тело купалось в солнечном свете, а на коленях лежала раскрытая книга. На моих глазах прядь волос упала ей на щеку, и она подняла руку, чтобы откинуть ее назад, обнажая изгиб своей бледной шеи.

Звезды, она была прекрасна. Как же я раньше этого не заметил? Странное тепло медленно просачивалось в мое тело, возможно от позднего полуденного солнца, возможно от кружки чая в руке. Стараясь не шуметь, я потянулся к ближайшему розовому кусту. Этот дикий, непослушный клубок шипов был покрыт мятыми розовыми цветами, и воздух был тяжелым от их сладкого запаха. Я потянул за нити магии, чтобы сорвать самый большой цветок, который смог увидеть, а затем отправил его плыть по воздуху. Он проплыл над дюнами, когда Сигюн перевернула страницу, и заколебался над ее головой. Я потянул магию, и цветок опустился на открытую книгу Сигюн.

– О! – ахнула Сигюн. Она обернулась.

Улыбка, которой она одарила меня, была похожа на солнце, пробивающееся сквозь облака, на первый теплый день в конце зимы. Странная дрожь пробежала по мне, когда ее золотистые глаза встретились с моими. Я никогда не ожидал увидеть такую улыбку в Асгарде, от одного из Асов.

– Локи! – Она закрыла книгу и положила цветок розы на ладонь. – Ты спал здесь?

– Надеюсь, я не доставил тебе неудобств? – сказал я, садясь рядом с ней.

Она покачала головой, и несколько ее каштановых локонов взметнулись вверх.

– О, конечно же, нет. Мне показалось, что я чувствую тебя здесь. Ты был в той крошечной комнатке?

Ее тонкие черты смутились, и я улыбнулся.

– А где же мне еще спать?

Нежный розовый румянец пополз вверх по шее Сигюн. Она повернулась лицом к океану.

– Я не думала, что эта комната для тебя. Она такая…

– Все в порядке, – настаивал я. – А что еще тебе нужно, когда ты спишь?

Она рассмеялась высоким серебристым смехом, от которого, казалось, воздух стал теплее.

– Я думаю, что вся эта комната меньше кровати Одина.

У меня защемило в груди, и я не смог удержаться от вопроса.

– Что ты знаешь о постели Одина?

– Я сражалась рядом с ним, – сказала она, поворачиваясь ко мне лицом. Розовый румянец достиг ее щек. – Во время войны с Ванами. Когда-то мы были… очень близки.

Это означало любовников, догадался я. Но узел в моей груди все равно ослабел. Война с Ванами была древней историей. Этот кровавый конфликт, который почти уничтожил Асов и Ванов, определил мир моего детства, но мирный договор Одина держался сотни лет. Я присвистнул, протяжно и тихо.

– Неужели ты так стара? – спросил я и тут же пожалел о своих словах.

Сигюн снова рассмеялась. Это был очень приятный звук, особенно в пахнущем розами воздухе.

– Да. Я уже настолько стара.

Я пристально посмотрел на нее, и она снова повернулась к океану. Я был готов извиниться за это замечание или предложить некую компенсацию. Фрейя, вероятно, дулась бы на меня за что-то подобное в течение многих месяцев и уж точно я был бы ей уже должен. Но Сигюн, похоже, даже не обиделась.