Текст книги "Песня Обманщика (ЛП)"
Автор книги: Саманта Маклеод
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Я глубоко вдохнул вечерний воздух и прислушался к тихим, печальным крикам горлицы, прячущейся где-то в кустах позади меня. Передо мной солнце садилось за холмы, покрывая зеленеющий ландшафт золотистой дымкой. Я не планировал возвращаться в Мидгард, но, покинув палатку Трима и обдумав свои скудные возможности, решил, что это лучшее место в Девяти мирах для беглого воина. Большинство Йотунов полностью отвергают Мидгард как нецивилизованный, бесполезный мирок. Если повезет, Скади разделит эти предрассудки и не станет искать здесь Трима.
Кроме того, в Римской Империи Мидгарда было отличное вино.
За моей спиной деревянные шпалеры шли ровными рядами по извилистому ландшафту, увитому тяжелыми виноградными лозами. Сегодня в своем путешествии я миновал немало виноградников, но тот, что стоял передо мной, был совсем другим. Остальные были процветающими, с аккуратно подстриженными виноградными лозами и свежеотремонтированными шпалерами. Однако поле передо мной явно приходило в упадок. Между рядами росла густая трава, а шпалеры в нескольких местах обвалились, рассыпав по земле черный виноград.
Идеально.
На следующее утро, к восходу солнца, я выпил несколько бутылок очень хорошего вина с вдовой, владеющей разрушенным виноградником. Я выслушал ее длинный, горестный рассказ, в основном связанный с неблагодарными детьми и мстительными родственниками мужа. А потом я заплатил вдвое больше, чем она просила, за весь виноградник, включая ее скромный домус и всю мебель внутри него, хотя задняя половина дома, казалось, уходила в землю.
Я оставил ее в лихорадочной подготовке, позвав рабынь, чтобы они начали укладывать ее вещи. Она предложила мне купить и большую часть рабов, всех, кроме своих личных слуг, но я отказался. Я искал кое-что другое.
На самом деле, я искал кое-кого другого.
Трим был умен и безжалостен, и из него, вероятно, получился бы отличный бизнесмен. Но он не говорил ни слова на этом языке, и я сомневался, что он хорошо разбирается в выращивании винограда. Живя в Мидгарде Он мог бы нанять сведущих в сельском хозяйстве людей, а я мог бы буквально выхватить деньги из воздуха, чтобы сделать его богатым.
И все же ему нужен был кто-то, кто помог бы тут обжиться. Деньги правили этим отсталым миром, особенно в обществе грубых варваров. Я не собирался спасать Трима из лап Скади только для того, чтобы Мидгардские смертные перерезали ему горло, разгневанные внезапным появлением богатого варвара, который даже не мог говорить на их языках.
Знаменитые дороги Империи были почти пусты в это раннее утро, хотя я миновал старика, ведущего еще более старого осла, и нескольких нищих, бездельничающих у дороги, ведущей к храмам. Я бросил им несколько монет.
– Да будут милостивы к тебе Боги! – прокричал мне один из них.
Я усмехнулся. Я встречался с большинством богов Империи, и осмелюсь сказать, что они не жаловали меня.
К середине утра я уже был в цивилизованном городе Лукка. Я несколько раз менял свою внешность, распускал слухи о скором прибытии варвара, о богатстве которого ходили легенды и который только что приобрел виноградник за городом, а затем поселился в приятном заведении с дурной репутацией, чтобы пить вино и слушать местные слухи. К тому времени, как солнце опустилось за западные холмы, я уже нашел нужного мне человека.
Он вызвал настоящий переполох в Лукке. Я выслушал рассказы о нескольких сомнительных типах, о свободных людях, доведенных до крайности долгами или просто осуждениями, но ни один из них не походил на скандал. Нет, это были лишь грустные, скучные истории про нищих и отчаявшихся мужчин и женщин, подобными тем, что встречаются во всем мире.
Но события, крутившиеся вокруг Маркуса Салония Квинтилиуса, были совсем иного рода. По слухам, он был легионером и родом не из Лукки. Кроме того, он был свободным человеком с определенным общественным положением, хотя и не настолько прочным, чтобы защитить его от разразившегося скандала.
Как и все громкие скандалы, он, похоже, был связан с сексом, разбитым сердцем и трагедией. Я услышал с полдюжины дико отличающихся друг от друга изложений фактов, из которых собрал воедино гораздо менее непристойную хронологию событий. Маркус Салоний, как я понял, влюбился в мужчину. На первый взгляд в этом факте не было ничего такого. За исключением того, что оба мужчины были свободными людьми, а сексуальные отношения должны были существовать только между свободными людьми и рабами. Или с женщинами, которые для большинства легионеров были не более чем рабынями.
Слова Фалура эхом отдавались у меня в голове, когда я восстанавливал историю Маркуса Квинтилиуса из непристойных слухов и недомолвок. Несмотря на расстояние, отделявшее Римскую Империю от Суориса, обе культуры, казалось, разделяли тревожно примитивное отношение к сексу. «Вот что ты делаешь со своими врагами», – сказал Фалур, когда я обхватил ногами его талию и опустился к нему. Как будто занятия любовью были наказанием. Знакомый холодный кулак горя сжался в моей груди, хотя, возможно, его хватка уже не была такой яростной, как несколько недель назад.
Я поставил кружку с водянистым, соленым вином.
– А чего же он хочет? – спросил я мужчину рядом со мной, который упивался своей историей о том, как Маркус Салоний был обнаружен в муках страсти с другим свободным человеком и несколькими козами.
Мужчина остановился на полуслове, моргая на меня. У меня было достаточно времени, чтобы пожалеть, что я купил ему так много вина, прежде чем он прочистил горло.
– А? Кто чего хочет?
– Маркус Салоний, – сказал я. – Легионер. Что он делает в Лукке?
Еще один мужчина за нашим длинным, общим столом презрительно фыркнул.
– Пытается не продать себя в рабство, вот чего.
– Извращенец, – выплюнул кто-то. – Ты только посмотри на него. Он никогда не снимает плаща. Десять к одному, что у него на плечах остались шрамы от порки. После всего, что он сделал, ему повезло, что он остался в живых.
– Ну, за хлеб этим не заплатишь, – добавил другой мужчина, вызвав дружный взрыв смеха.
Я задержался еще на несколько минут, улыбаясь под иллюзий хорошо одетого, но совершенно непримечательного путешественника. Он был не отсюда, этот Маркус. Он был достаточно умен, чтобы не возвращаться к своей семье, и достаточно умен, чтобы отболтаться от казни.
Бросив на стол несколько монет, я извинился и вышел из бара. Ночной воздух стал прохладнее, и узкие улочки Лукки наполнились туманом, поднимавшимся от реки Серкио. Луна была почти полной, придавая туману сияющий оттенок и заставляя весь город сиять, как серебро.
Эта часть Мидгарда совсем не похожа на Суорис, говорил я себе, следуя по пологим улочкам вниз, позволяя мыслям плыть в тумане плохого вина. И все же что-то в холодном ночном воздухе заставило мое горло сжаться. Я понял, что вытащил из кармана лист Фалура и теперь вертел его в ладони, проводя пальцами по его острому, тонкому краю. Добравшись до пристани вдоль реки, я поцеловал листик и положил его обратно в карман. И тут же мне не хватило его гладкого веса между пальцами.
Печально известный Маркус Салоний спал за грудой пустых бочек. По докам было разбросано несколько бессознательных тел, некоторые из них были исследованы крысами, и большинство из них были почти стерты дымкой алкоголя, поднимающейся от распростертых тел. Маркус был единственным, кто носил плащ. Кроме того, он был единственным, кто, когда я толкнул его ногой, повернулся ко мне лицом с клинком в руке.
– Маркус Салоний Квинтилиус? – спросил я.
– Кто ты такой, черт возьми? – выплюнул он.
Я ожидал, что он будет пьян. При таких обстоятельствах я был бы чертовски пьян. Но голос Маркуса звучал трезво, и он двигался плавными, отработанными движениями бойца. Его темные глаза злобно сверкнули, когда он оценивающе посмотрел на меня.
– Я хочу знать, что с тобой случилось, – сказал я. – А потом у меня есть для тебя работа.
– Пошел ты.
Я пожал плечами.
– Ну и ладно. Если у тебя есть предложение получше, я оставлю тебя в покое.
Он позволил мне сделать почти дюжину шагов, прежде чем окликнул меня.
– Подожди!
Я обернулся и увидел, что он убирает кинжал в ножны и стряхивает пыль с туники. Он молчал, когда я присоединился к нему.
– Что это за работа? – спросил он.
– Разве это имеет значение?
Туман вокруг нас рассеялся. Я видел, как опустились его плечи.
– Нет, – признался Маркус. – Это не имеет значения.
Что-то в его жалком тоне заставило меня насторожиться. Я положил руку ему на плечо. Он даже не отстранился. Когда он встретился со мной взглядом, что-то яркое и горячее вспыхнуло между нами.
– Что тебе нужно знать? – спросил он.
Я вздохнул. Честно говоря, искра, которая только что пробежала между нами, сказала мне все, что мне нужно было знать о Маркусе Салоние Квинтилиусе.
– Ничего, – ответил я. – Мне нужен своего рода телохранитель.
Он снова посмотрел на меня, на этот раз так, словно оценивая мои слабые места.
– Только не для меня, – отрезал я. – Для варвара. Кое-кого очень богатого, он переезжает в Империю, чтобы начать все заново. Он приедет очень издалека. Он ничего не будет знать о здешней жизни. Тебе придется научить его всему.
Маркус скрестил руки на груди и откинулся назад.
– А почему ты просишь меня?
Туман на мгновение рассеялся, и луна осветила нас, купая Маркуса в холодном белом свете. Я наклонил голову и посмотрел на него сверху вниз. Он встал на цыпочки, готовый к решительным действиям. Его тело было твердым и хорошо натренированным, хотя и немного тощим, и я готов был поспорить, что эти темные глаза ничего не упускали.
И он был очень красив. Не так красив, как Бальдр, но привлекателен в своем грубом, примитивном смысле. Он был похож на того человека, которого ты хотел бы видеть рядом с собой на краю света, на кого можно рассчитывать, чтобы разжечь костер или убить оленя, или найти дорогу в лесу ночью.
Он выглядел так, словно мог быть ровней Триму. Слава Девяти гребаным мирам.
– Я прямо сейчас отведу тебя в домус, – сказал я, проигнорировав его вопрос. – Ты будешь отвечать за это место, пока не прибудет варвар. Честно говоря, он находится в печальном состоянии. Как дом, так и виноградники. Там придется очень много работать.
Маркус снова прищурился, и его рука почти незаметно опустилась к поясу. Я догадался, что он тянется за ножом. Я невинно поднял руки вверх, оставляя свою грудь не защищенной.
– Таково мое предложение, – сказал я. – Прими его или отвергни.
Он даже не пошевелился. Его рука все еще висела над поясом.
– Или ты можешь ударить меня ножом, – добавил я. – Но это меня чертовски разозлит, и я откажусь от своего предложения.
Его рука отодвинулась от пояса.
– Ты пьян.
– Это значит «да» или «нет»?
Впервые с тех пор, как я встретила его, лицо Маркуса сморщилось от разочарования. Он сделал шаг назад, оказавшись вне досягаемости, и провел рукой по волосам.
– Это что, шутка? – наконец сказал он.
Я поднял голову к небу и выдохнул. Вино, которое я выпил сегодня, накрыло меня, и я просто хотел найти тихое и темное место, чтобы отключиться. Предпочтительно на долгие годы.
Но времени на это не было. Трим велел мне вернуться через три дня. Это будет завтра вечером, черт возьми. У меня были виноградник и дом, но они были бы бесполезны без того, чтобы кто-то объяснил мне все тонкости жизни в Римской Империи.
И я не мог оставаться в Мидгарде. Скади будет вне себя от ярости, я не мог рисковать тем, что она по цепочки дойдет от меня до Трима. Не говоря уже об Одине, который, вероятно, посоветовал бы мне перерезать горло Триму и покончить со всем этим делом.
– Ладно. Если ты не возьмешься за эту работу, я выберу кого-нибудь другого. – Я накинул плащ на плечи со всем достоинством, на которое был способен. – Удачи тебе в поисках следующей еды.
– Нет! – сказал он. – Нет. Я… я возьмусь за работу.
Я раздраженно выпустил воздух из легких.
– Слава гребаным звездам. Пойдем. Нам предстоит долгий путь.
***
Мы добрались до разваливающегося домуса как раз в тот момент, когда небо начало постепенно превращаться из черного в серое. Дом был темным и выглядел заброшенным, так как старая вдова со своими рабами накануне отправились на побережье. Входная дверь была заперта, но я разрушил цепь взрывом магии. Долгая прогулка из Лукки сделала меня для начала трезвым, потом меня накрыло похмелье, так что я был не в настроении возиться с цепями и замками.
Маркус в основном молчал во время путешествия, после того как высказал несколько опасений по поводу сомнительной мудрости прогулки по дорогам Империи ночью особенно в одиночку. Я проигнорировал их, и мы оба погрузились в более или менее дружеское молчание.
Я распахнул двери и потянул нити магии, чтобы зажечь масляные лампы, расположенные на стенах. Они зажглись одновременно. У меня за спиной Маркус ахнул. Я обернулся и увидел, что он отступает назад.
– Да ладно тебе, – проворчал я. – У меня нет времени тратить его попусту.
По жестким чертам лица Маркуса пробежал целый каскад эмоций. Наконец на его лице появилось выражение мрачной решимости, и он перешагнул через порог. Он казался слегка удивленным, что это переживание не убило его.
– Иди, поищи что-нибудь поесть, – сказал я. – У тебя всю дорогу урчало в животе.
– Как и у тебя, – ответил он.
Я спрятал улыбку за иллюзиями. Человек, который мог огрызнуться на того, кто только что разнес вдребезги железный замок и зажег полдюжины масляных ламп с помощью магии, был из тех, кто может справиться с Тримом.
Пока Маркус брал лампу, чтобы осмотреть кладовую мансарды, я собрал достаточно магии, чтобы создать кучу монет и завернуть их в грубый мешок. Этого должно быть достаточно, чтобы начать ремонт дома, по крайней мере, если не нанимать рабочих для виноградника.
Сделав это, я составил несколько юридических документов, передавая собственность Трима на особое попечение Маркуса Салония Квинтилиуса. Для их создания требовалось изрядное количество концентрации, Империя была особенно разборчива в юридических документах.
– А это что такое? – спросил Маркус.
Он появился с лампой, балансирующей на подносе с несколькими ломтиками твердого сыра, разбросанных вокруг бутылки вина. Я с благодарностью принял вино, планируя выпить ровно столько, чтобы облегчить похмелье, стучащее в голове. День только начинался, а мне еще предстояло встретиться с Тримом, собрать информацию о передвижениях войск Скади и выдать Одину.
– Посмотри сам, – сказал я, вытаскивая пробку из бутылки.
Маркус внимательно читал, пока я пил вино. Я смотрел, как шевелятся его губы, когда он произносит слова, шепча их про себя. Покончив с едой, он прислонился к стене и, молча, жевал кусок засохшего сыра.
– А в чем подвох? – наконец спросил он.
Я поставил бокал с вином и взял кусок твердого сыра.
– Трим не говорит на этом языке, – сказал я.
– А на каком? Латынь? Греческий?
– Нет.
Маркус отодвинулся от стены.
– Я провел некоторое время в Германии. Я немного знаю готский и немного кельтский языки.
– Нет. Я имею в виду, что он не будет говорить ни на одном из ваших языков.
Глаза Маркуса расширились.
– О. Он…
– Он в опасности, – сказал я, обрывая Маркуса. – Вернее, будет. Очень далеко от человеческого мира на карту поставлено много жизней. Трим собирается сделать кое-что опасное, чтобы спасти их, а потом он собирается спрятаться здесь.
Маркус молча переваривал услышанное.
– Насколько долго?
– Ну, по крайней мере, до тех пор, пока ты будешь жить.
Возможно, я немного неправильно сформулировал ответ, но Маркус воспринял это спокойно, и единственным признаком его страха было то, как он ссутулился, словно готовясь ударить кого-то.
– Значит, он собирается убить меня? – спросил Маркус.
Я вздохнул и с сожалением посмотрел на полупустую бутылку вина.
– Нет. Нет, он не собирается никого убивать. Но если он останется один, то обязательно совершит какую-нибудь глупость и попадет в еще большие неприятности. Мне нужно, чтобы ты помог ему, Маркус. И был с ним терпелив. Он вот-вот потеряет все.
Маркус нахмурился.
– Я же солдат, а не учитель.
Открытое окно позади Маркуса медленно наполнялось светом, когда солнце ползло к горизонту Мидгарда. В Йотунхейме было уже далеко за полдень. Черт меня побери, я должен был уходить.
– Он тоже солдат, – сказал я, что было лишь небольшим преуменьшением. Военачальник – более подходящее слово, но оно не так хорошо переводилось. – С тобой все будет в порядке.
Маркус поднял вверх палец.
– Еще одна вещь. Вчера вечером ты сказал, что тебе нужно знать, что со мной случилось. Я же тебе не говорил. И все же, – он махнул рукой на юридические документы, – ты все подготовил к отправке.
– Я передумал. Мне и не нужно знать.
Он поднял бровь.
– Или ты уже знаешь.
Правда, я не знал подробностей истории Маркуса. Но собрать все это вместе оказалось не так уж трудно. У него явно был роман с другим солдатом, с другим свободным человеком, и они попались. Была только одна часть истории, о которой я не мог догадаться.
– А ты его любил? – спросил я.
Лицо Маркуса сморщилось, как парус, упавший на дно корабля. Через мгновение он закрыл голову руками, и его плечи затряслись.
– Неважно, – сказал я, отряхивая доспехи. – Мне и не нужно этого знать.
– Октавиус. Его зовут Октавиус. – Голос Маркуса был приглушен руками, но слова были достаточно ясны. – И да. Я любил его. Все, что я делал, я делал, чтобы защитить его. Я сказал им, что занимался проституцией и напоил его. Я сказал им все, что мог, чтобы быть уверенным, что только меня публично выпорют.
Плечи Маркуса напряглись, и он закашлялся, чтобы прочистить горло.
– Я не жалею о своем бесславии. По крайней мере, я смог защитить Октавиуса. Во всяком случае, его будущее всегда было светлее моего.
О, черт меня возьми. Моя грудная клетка сжалась, и глаза защипало от этого излияния эмоций. Кровоточащая рана, которую смерть Ани и Фалура процарапала в моем сердце, была словно открытое окно, оставляя меня уязвимым для всех страданий в Девяти мирах. Я чувствовал себя так, словно только что потерял их снова, будто вся печаль Мидгарда теперь текла через меня.
Я положил свою руку поверх руки Маркуса.
– Мне очень жаль.
Маркус кивнул, затем выпрямил спину и несколько раз моргнул. Я притворился, что не замечаю слез. Конечно, слезы в Империи считались недостойными мужчины.
– Ты что, Бахус? – внезапно спросил Маркус.
Я был достаточно поражен, чтобы рассмеяться.
– Он? О, черт, нет.
– Меркурий?
– Ближе, – сказал я с усмешкой. Мне нравился человек, который называл себя Меркурием или Гермесом, хотя наши пути редко пересекались.
– Аид?
– Да ладно! У меня есть чувство юмора.
Маркус нахмурился, услышав это. Я решил прервать его прежде, чем он успеет обрушить на меня какие-нибудь по-настоящему оскорбительные имена.
– Проверь мешок, – сказал я.
Маркус вздрогнул, затем склонился над маленьким столиком, на который я положил юридические документы и мешок с деньгами. Его губы были плотно сжаты, когда он пробежал руками по кучкам монет в мешке. Приглушенный звук их тяжелых краев, звякнувших друг о друга, наполнил комнату. Теперь стало заметно светлее, и птицы за окном запели всерьез. На Мидгард надвигался рассвет. В Йотунхейме уже опускалась ночь.
– А теперь я ухожу, – продолжил я. – Может быть, пройдет какое-то время до прибытия варвара, а может быть, это случится завтра. Достаточно ли тебе этих денег, чтобы начать работу над тем, что нужно сделать?
Темные глаза Маркуса снова встретились с моими, но на этот раз выражение его лица было невозможно прочесть.
– А если я возьму эти деньги и убегу отсюда как можно дальше?
Я разочарованно вздохнул. Я чувствовал, как время ускользает, будто это были нити магии, тонко протянувшиеся через тыльную сторону моих рук. Меня так и подмывало сказать Марку, что я выслежу его и очень медленно расчленю, если он предаст меня, но я вспомнил, как он осунулся, когда заговорил об Октавиусе.
– Ты не сделаешь этого, – сказал я.
Маркус просто кивнул, его губы все еще оставались напряженной белой линией на точеном лице.
– Итак, я ухожу. Я оставлю копии этих документов в соответствующих местах. А ты – за работу.
С этими словами я потянул себя через эфир и позволила домусу раствориться вокруг меня. Широко раскрытые глаза Маркуса и бледное, потрясенное выражение лица были последним, что я увидела в Мидгарде.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Мне пришлось пройти несколько миль, чтобы добраться до армии Скади. Она усилила защиту вокруг лагеря, и я боялся, что путешествие по эфиру предупредит ее о моем присутствии. Это очень плохо кончится как для меня, так и для Асгарда.
К тому времени, когда я, наконец, добрался до рядов палаток, лагерь погрузился в полную темноту. Горели костры, и лагерь гудел от необычного уровня активности. Сначала я обратил внимание на лошадей, коих стало очень много. Больше, чем нужно солдатам, находящимся в лагере.
Я оставался невидимым, пока не оказался почти перед самой палаткой Трима. Та же самая группа охранников стояла по стойке смирно перед входом в его палатку, но выражение их лиц казалось еще более мрачным, чем раньше, отражая общее настроение, которое я наблюдал в лагере. Разговоры были приглушенными, и мужчины не улыбались друг другу. Я насчитал двенадцать разных солдат, которые точили свои мечи с видом удрученной решимости.
Ну, по крайней мере, я мог бы вызвать улыбку на лицах охранников. Потянув магическую энергию, я превратился в пышную брюнетку, на этот раз одетую в облегающее платье цвета неба перед самым рассветом. Я поправил юбку, прежде чем шагнуть в круг света от костра.
– Джентльмены, – промурлыкал я, проводя рукой по длинным густым локонам своей иллюзии. – Помните меня?
Их глаза расширились, но они не улыбнулась. Черт, это был очень плохой знак. У меня было достаточно времени, чтобы задаться вопросом, насколько глубоко мы влипли, прежде чем высокий охранник откинул полог палатки и что-то рявкнул Триму.
– Впусти ее, – ответил из темноты Трим.
Я вытащил кинжал из эфира и прижал рукоятку к ладони, пряча лезвие в рукаве. Если Скади ждала меня в этой палатке, я бы вышел оттуда с треском. Я выпятил грудь, поджал губы и вошел в темноту палатки Трима.
Мое сердце бешено колотилось в горле, а глаза изо всех сил пытались разобраться во мраке. Трим не зажег ни одной лампы, хотя в центре шатра тихо тлели остатки костра. Я разглядел неясную фигуру Трима, сидящего на кровати, и принялся обшаривать углы палатки в поисках еще одного тела. Кого-то, кто хотел наткнуться на клинок в свою яремную вену.
– Ты опоздал, – проворчал Трим.
Я поднял бровь и выставил вперед бедро.
– Я как раз вовремя.
Трим встал. Темнота внутри палатки медленно рассеивалась, когда мои глаза привыкли к слабому освещению. Похоже, мы были одни. Палатка Трима была обставлена еще более скудно, чем в прошлый раз. Я мог бы поклясться, что у него было больше сундуков и мехов, а по углам было навалено еще несколько подушек.
Трим прошелся по периметру палатки, задержавшись, чтобы прикрыть вход. Я услышал, как снаружи зашевелились охранники. В тяжелом брезенте все еще оставалось много дырок, на случай, если они захотят подглядеть.
Как только вход был закрыт, ко мне подошел Трим. Он остановился прямо передо мной, так близко, что наши грудины почти соприкасались. Я чувствовал его запах – густой, насыщенный, мужской запах воина в расцвете сил. Вот черт! Грубая сексуальность Трима была неотразима, особенно для женщины. Я почувствовал прилив стремительного возбуждения, настоящего сексуального возбуждения, без всяких иллюзий.
– Я не был уверен, что ты вернешься, – прошептал Трим.
Я облизнул губы, внезапно обнаружив, что мне очень трудно сосредоточиться.
– Создай иллюзии, – прошипел Трим. Его дыхание отдавало теплом на голой коже моей груди и плеч.
Я кивнул, пытаясь проглотить смутное чувство разочарования от того, что Трим хотел, чтобы иллюзии занялись сексом. Мгновение спустя воздух задрожал, когда я сделал Трима и себя невидимыми, и иллюзорная пара перешагнула через мерцающие угли и обнялась перед изножьем кровати.
– Мы невидимы? – прошептал Трим.
– Да.
– Хорошо. – Он схватил меня за руки, но не нежно, и потянул в самый темный угол своей палатки. – Тебе нужно уходить. Немедленно.
– Мне… что?
– Уходи. Скади перебрасывает свою армию завтра днем. Мы должны атаковать Биврёст сразу за Утгардом.
Я попытался ответить, но во рту пересохло. Это был удивительно хороший план. Хаотичный городской лабиринт Утгарда мог стать отличной крепостью, а Биврёст широко раскинулся между Асгардом и Йотунхеймом в этой части Девяти миров. Если Скади сумеет удержать Биврёст, она нанесет серьезный урон Асам и Ванам. И все же было маловероятно, что она действительно сможет победить. Она будет атаковать Асов и Ванов в их крепости, и в зависимости от этого будет передвигать свои войска.
Они все умрут. Но они заберут с собой многих из нас.
– О, – наконец смог выдавить я из себя. Это объясняло мрачные выражения лиц в лагере, пораженное механическое точение клинка и стоическое нежелание улыбаться. Это было самоубийственная миссия, и солдаты это понимали.
Трим крепче сжал мою руку.
– Она будет наиболее уязвима, когда будет пересекать реку Кёрмт. Вот почему мы ночью переходим ее вброд, чуть выше Железного леса.
– Ночью, – эхом отозвался я. Его план начинал обретать смысл.
– Если вдруг кто-то застанет Скади врасплох там, с половиной ее армии на одном берегу и половиной на другом… – прошептал Трим.
– Ты выдвигаешься завтра вечером?
Он кивнул.
– Уходи. Немедленно. – Он склонил голову набок, глядя на иллюзии. Женщина теперь оседлала массивную талию Трима-иллюзии, очень медленно опускаясь на его толстый член. – Оставь их. Ты ведь можешь это сделать, правда?
Я ощетинился от намека на сомнение в моих магических способностях.
– Конечно.
– Тогда уходи. Доложи куда надо.
Он отпустил мои руки, но не повернулся, чтобы посмотреть на меня.
– Встретимся в горах, – сказал я. – Я буду на белом коне. Я поеду рядом с тобой несколько минут, а потом ты последуешь за мной.
Трим никак не показал, что услышал меня. После продолжительного неловкого молчания я выскользнул из палатки. Два охранника Трима прижались друг к другу лицами в громком, небрежном поцелуе, и их руки опустились друг другу на штаны. Вот и хорошо, подумал я, двигаясь невидимым в темноте между палатками.
***
– Она пересечет реку Кёрмт, – сказал я, делая драматическую паузу. Это был первый раз, когда я делал доклад военному совету Одина, и я был полон решимости извлечь из него максимум пользы.
– Завтра вечером, – продолжал я. – Именно тогда она будет наиболее уязвима.
– Именно тогда мы и нападем! – объявил Тор, стукнув своим молотом Мьёльниром по столу. Дубовый стол довольно тревожно задрожал.
Один щелкнул языком по небу и поднял вверх два пальца. Тор замолчал, нахмурившись.
– Другие мнения? – спросил Один.
Тир переплел пальцы под подбородком.
– Как именно ты получил эту информацию, Кузнец Лжи? – спросил он.
– Один из генералов предал ее.
Холодное выражение лица Тира не изменилось.
– И зачем он это сделал?
– Армия Скади не спешит умирать, – сказал я. – Они знают, что их дело безнадежно.
– И кто же это был? – спросил Хеймдалль.
Я удивленно подняла бровь.
– Джентльмен никогда не спрашивает, Хеймдалль.
– Его зовут Трим, – сказал Один.
На мгновение мои глаза встретились с глазами Тора, и его румяные щеки слегка потемнели. Мы вдвоем провели много ночей вместе в крепости Трима, напиваясь и трахая друг друга до бесчувствия. Насколько мне было известно, никто из других Асов не знал об этих особых приключениях.
– Трим? – спросил Бальдр. – Разве не он украл Мьёльнир? Я думал, что он умер.
Тор покраснел еще сильнее. Он выглядел так, словно пытался вжаться в свое кресло.
– Нет, не умер, – быстро ответил я. – Только получил строгий выговор за весь этот инцидент с Мьёльниром. Во всяком случае, не имеет значения, откуда берется информация. Важно лишь то, что мы с ней делаем. И вот что я вам предлагаю.
Я сделал паузу, ожидая, что Один прервет меня. Когда он ничего не сказал, я двинулся вперед, пытаясь подавить волну тошноты, которая пришла от воспоминаний о словах Ангрбоды.
– Мы будем ждать Скади по обе стороны реки Кёрмт. Когда половина ее армии переправится через реку, мы объявим о своем присутствии.
– Мы не можем атаковать! – перебил Тор. – Я имею в виду, что так много солдат… Знаешь, это было бы не совсем стратегически.
Я убедился, что иллюзии скрывают мою улыбку. Было очень приятно видеть, как Тор перешел от бессмысленного насилия к переговорам, как только узнал, что Трим был частью армии Скади. Возможно, Тор действительно заботился о Триме. Мне придется устроить им милое маленькое воссоединение в Мидгарде, как только вся эта неразбериха закончится.
– Верно, – согласился я. – Даже если ее армия будет разделена Кёрмтом, обе стороны понесут большие потери. Честно говоря, полноценная атака не стоит такого риска. Но как только мы захватим ее армию, думаю, мы сможем заставить Скади вести переговоры.
В комнате воцарилась тишина. Я снова уставился на их мрачные лица и немигающие холодные глаза. Делать доклад на военном совете Одина было не совсем так весело, как я надеялся.
– С чего бы? – спросил Один.
– Прошу прощения? – пробормотал я.
Бледно-голубой глаз Одина прожег меня насквозь.
– С чего бы Скади согласится на переговоры? Даже после того, как ее армия разделится, как ты говоришь, она все еще будет представлять значительную угрозу. Зачем ей вдруг складывать оружие, чтобы вести переговоры?
Я с трудом сглотнул.
– По двум причинам. Во-первых, потому что она не хочет битвы на берегах Кёрмта. Она хочет, чтобы ее армия напала на Асгард, а не была уничтожена в лесах Йотунхейма. А во-вторых, потому что мы можем дать ей то, чего она хочет.
Снова воцарилась тишина. Я почти чувствовал, как она давит мне на грудь, словно холодный камень.
– Так чего же она хочет? – спросил Тир своим мягким, холодным голосом.
– Она хочет убедиться, что ее отца помнят, – сказал я. – Вот почему она хочет сжечь Асгард… в память Тьяцци. Так что давайте создадим для нее эту память. Один может назвать несколько звезд в его честь или что-то в этом роде. А во-вторых…
Я снова замолчал, пристально глядя на Бальдра. Он неловко пошевелился. Его красивое лицо уже нахмурилось. Аккуратнее, подумал я. Надо быть осторожным с этим вопросом.
– Ей нужен муж, – сказала я, стараясь не называть конкретных имен.
Комната взорвалась смехом. Хорошо. Смех означал, что они не боятся. Мои плечи расслабились, и я позволил себе почувствовать проблеск надежды.
– Муж? – взревел Тор, вытирая слезы смеха с глаз. – Для этой сумасшедшей Ксантиппы[8]8
Ксантиппа – жена греческого философа Сократа, известная своим плохим характером. Её имя стало нарицательным для сварливых и дурных жён.
[Закрыть]?
