Текст книги "Любовница Волка (ЛП)"
Автор книги: Саманта Маклеод
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)
– Садись со мной, – сказал он. Его губы изогнулись в улыбке, но глаза наполнились слезами.
Я кивнула и протянула ключи Локи.
– Ты ведь умеешь водить машину? – спросила я.
Локи поднял бровь и постарался выглядеть несколько обиженным. Я закашлялась, отказываясь извиняться перед кем-то, кто появился в моем доме посреди ночи без разрешения. И не раз.
– Как ты думаешь, что мне понадобится? – спросила я Локи. – Лыжи? Снегоступы?
Он пожал плечами. Когда заговорил, его голос был тихим.
– Не думаю, что тебе что-нибудь понадобится.
Мое сердце замерло. Я и не подозревала, как сильно я хотела побыть еще дома
Двигатель «Субару» заурчал, оживая, и Локи начал сдавать назад с подъездной дорожки. Я затаила дыхание, наблюдая, как моя входная дверь постепенно удаляется и исчезает. На крыльце все еще горел свет, доблестно сияя на фоне рассвета.
Вали притянул меня к себе, поцеловал в макушку и запустил пальцы в мои волосы. Я закрыла глаза, стараясь думать только о прикосновении его пальцев к моей шее, о мягком порыве его дыхания, о том, как поднимается и опускается его грудная клетка.
***
Я резко выпрямилась, разбуженная хлопком дверцы машины. Меня окружал такой яркий солнечный свет, что он почти ослеплял, острая боль пронзила мою шею, когда я потянулась. Мне потребовалась секунда, чтобы осознать, где я нахожусь, и вспомнить, какого черта я делаю на заднем сиденье машины. Должно быть, я заснула, когда Локи вез нас в Йеллоустон.
Дверь со скрипом открылась, обдувая порывом холодного воздуха, и внутрь заглянул Локи. Паника пронзила мою грудь, и сердце заколотилось, будто хотело вырваться из грудной клетки. Пальцы дрожали, когда я расстегивала ремень безопасности. Когда я вылезла из машины, рядом со мной появился Вали. Слезы тихо текли по его щекам, и он наклонился, чтобы поцеловать меня в лоб. Его руки обвились вокруг моей талии, крепко и дрожаще. Я попыталась вдохнуть, но в ноздри ударил жгучий запах пещеры. Я чувствовала мрачное, задумчивое присутствие Нидхёгга. Страх поднялся в груди, я ощущала горький привкус в горле.
Локи прочистил горло.
– Сомневаюсь, что на этот раз тебе придется далеко идти.
Я вся дрожала в объятиях Вали. Его хватка усилилась, и я вдруг подумала, смогу ли я это сделать. Я даже не была уверена, что смогу стоять без рук Вали, обнимающих меня.
Локи продолжил:
– Я думаю, что все уже позади…
– Да, я знаю, – сказала я, раздражение вспыхнуло в груди.
Я вытерла глаза и повернулась к холму. Запах Нидхёгга был так силен, что дракон с таким же успехом мог бы кричать мне. Руки Вали дрожали, когда он отпустил мою талию. Он поймал мою руку и поднес ее к губам, целуя ладонь. Затем он оторвал мою руку от губ и прижал ее к моей груди, к месту над сердцем. Его рука медленно отпустила мою, и он отступил, улыбаясь сквозь слезы.
Мое зрение затуманилось, и я отвернулась, боясь смотреть на него. Локи предложил мне руку. Чувствуя онемение, я приняла ее. Его холодные пальцы сомкнулись вокруг моих, увлекая меня к холму.
– Не оглядывайся, – прошептал Локи.
Я открыла рот, чтобы сказать «да», но слова застыли у меня на губах. Дрожа, я отстранилась от Локи и сошла с обочины шоссе. Мои ноги хрустели по снегу. Усилия по восхождению помогли успокоить бушующее месиво горя и гнева в сердце. С каждым шагом я все больше думала о том, что должна была сделать или сказать, прежде чем покинуть мой дом. Мою машину. Моего мужа. По черным ботинкам пронесся шквал ледяных кристаллов, падающих, как крошечные звезды.
Снежный покров под ногами менялся, становясь все гуще и мягче. Ботинки провалились в снег, сначала до самых шнурков, а потом и до самых лодыжек. Я подняла глаза, ожидая увидеть заросли полыни, которые пересекала на лыжах с Заком и Колином.
Полынь исчезла. Все, что когда-то было похоже на Йеллоустонский национальный парк, исчезло. Холодная паника начала закручиваться у меня в животе. Передо мной маячил лес, темный и первобытный. Деревья были массивными даже в калифорнийском секвойном лесу, а снег под ними казался странно темным, словно его посыпали пеплом.
Так близко к дороге, с тупым ужасом поняла я. Нидхёгг находится так близко к дороге, к остальной части Йеллоустона. К человеческому миру. Я почувствовала головокружение и слабость, будто ноги вот-вот подогнутся, и я упаду на серый снег.
– Нет, – сказала я, хотя это был едва ли более чем шепот. – Нет!
Голос странно отразился от стволов огромных деревьев, и холодная дрожь пробежала по спине. Все в этом месте было неправильным. Я крепко зажмурилась, борясь с желанием повернуться и убежать.
Голос Вали эхом отдавался у меня в голове: «Если Нидхёгг разрушит твой парк», – сказал он мне вчера вечером, – «ты никогда не сможешь простить себя, что не предотвратила это».
Я прикусила внутреннюю сторону щеки, сосредоточившись на этих словах. Крепко зажмурившись, я понюхала воздух, следуя за едким запахом гари дракона.
– Я могу предотвратить это, – прошептала я. – Я могу.
Раскинув руки, я пробиралась по снегу, следуя по запаху дракона.
***
Споткнувшись во второй раз, я позволила себе открыть глаза.
Меня окружали массивные стволы деревьев, похожие на колонны собора для великанов. Свет был странным и тусклым, будто исходил от какой-то далекой умирающей звезды. Руки и ноги странно онемели, и я медленно осознала, что уже не уверена, что нахожусь на Земле. Снег, хрустевший под ногами, определенно выглядел не так, как надо: он был слишком темным, слишком тяжелым.
Вдали блеснуло что-то слабое и золотое. Это было почти как уличный фонарь, сияющий в темноте.
– О, – сказала я. – Ты оставил для меня включенным свет.
Мои шаги звучали очень громко, когда я пробиралась сквозь деревья, следуя за светом. В течение невыносимо долгого времени свет не становился ближе. На самом деле он, казалось, отступал с каждым шагом, оставаясь невыносимо недосягаемым. Отчаянная, дикая безнадежность начала расцветать в груди. Неужели я действительно проделала весь этот путь только для того, чтобы затеряться в чужом лесу, умереть на этом темном снегу, под этими чудовищными деревьями?
Свет усилился, становясь все сильнее. Ноги болели, а ступни пульсировали. Я заставила себя шагнуть вперед, подгоняемая светом. Он светил все ярче, еще и еще, пока я не пробралась сквозь путаницу густых ветвей и не нашла его…
Нет.
Сердце стучало в ушах, пульсируя в висках. Я прижала ладони к глазам и заставила себя медленно сосчитать до десяти. Сделав глубокий вдох, я убрала руки от лица.
– Посмотри, что там, – прошептала я. – Посмотри на это, Карен.
Я открыла глаза.
Там, укрывшись под тяжелым пологом темного леса и освещенный одним тонким серебряным фонарем, стоял дом 237 по Монтичелло-Плейс. Я смотрела на дом Барри Ричардсона, крупнейшего в мире специалиста по драконам в средневековой литературе.
Его аккуратный викторианский стиль возвышался посреди дикой природы, между сугробами серого снега. Тротуары с обеих сторон заканчивались нетронутыми снежными полями, но сам дом выглядел точно так же, как и вчера вечером, когда я постучала в дверь, чтобы спросить своего бывшего мужа, как победить дракона. Голые ветви японского клена отбрасывали странные тени на грязный снег, я даже разглядела мешок с солью у крыльца. Кожа покрылась мурашками, а живот странно скрутило, будто он пытался тащить меня назад через лес.
Дверь распахнулась со знакомым скрипом. Я подпрыгнула, когда адреналин хлынул через тело. Ноющие мышцы напряглись, готовые бежать.
– Прекрати, – прошипела я себе под нос. – Это все Нидхёгг. Дом Барри Ричардсона на самом деле не стоит посреди гребаного леса.
И все же мне с трудом удавалось заставить ноги двигаться. Они, казалось, превратились в камень, и какая-то глубокая, первобытная часть моего мозга продолжала кричать, чтобы я убегала. Я сжала кулаки, игнорируя инстинкт самосохранения, и заставила себя идти через заснеженные поля к тротуару напротив дома 237 по Монтичелло-Плейс.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Свет в коридоре вспыхнул, заливая ярким светом персидский ковер в прихожей, когда я сделала последние шаги к огибающей крыльцо веранде. Я услышала тиканье дедушкиных часов в гостиной. И даже почувствовала слабый запах искусственного лимона чистящего раствора, которым всегда пользовалась экономка Барри.
Закрыв глаза, я переступила порог. Тепло окутало меня, как толстое одеяло. Дверь за спиной захлопнулась с тревожным последним стуком. Я подпрыгнула, прикусив губу так сильно, что почувствовала на языке металлическую вспышку крови. Дедушкины часы тикали и замолкали. Мое дыхание с шипением входило и выходило из легких.
В глубине дома что-то тихо-тихо зашуршало. У меня пересохло во рту. Не отдавая себе отчета в том, что делаю, я сделала шаг назад. Мои бедра с громким шлепком ударились о закрытую входную дверь.
Я услышала тихий скрип открывающейся дверцы шкафа, а мгновение спустя – мягкий щелчок ее закрывающейся двери.
– Кухня, – поняла я. Он стоит на кухне.
– Так ты идешь?
Густой, насыщенный голос эхом разнесся по коридору, одновременно глубоко чужой и интимно знакомый. Паника поползла вверх по спине, как маленький зверек с холодными когтями. Я оглянулась и увидела, что у входной двери больше нет ручки.
Значит, бежать некуда.
Я прочистила горло.
– Да, – ответила я. – Я уже иду.
Дыхание странно отдавалось эхом, когда я шла по коридору. Дверь в кухню была приоткрыта, и на белом кафельном полу лежала темная тень. Был ли это человек или что-то другое, сказать было невозможно. От парадной двери до кухни на Монтичелло-Плейс, 237, было меньше дюжины шагов, но мне показалось, что я преодолевала это расстояние очень долго. Я замешкалась у кухонной двери, во рту пересохло, а мышцы болели.
– Не заставляй меня ждать, – пропел голос.
Я сжала челюсти, когда вошла в кухню.
Очень высокий мужчина стоял, прислонившись к бледно-серой гранитной столешнице кухни, одетый в темные брюки и обтягивающую рубашку такого красного цвета, что она казалась непристойной. Волосы у него были того же оттенка, что и рубашка, и по сравнению с ними вся остальная кухня казалась бледной. Он обхватил белую кофейную кружку длинными изящными пальцами.
Он не должен был быть привлекательным. Так или иначе, это была худшая часть всей сцены, Нидхёгг украл дом 237 по Монтичелло-Плейс откуда-то из глубин моей памяти, а может быть, даже из самого Эванстона, штат Иллинойс, перенес его на какую-то холодную, чужую планету, а затем осмелился заполнить кухню этим высоким, великолепным мужчиной, который источал сексуальность. Мое сердце вспыхнуло от жара гнева и тупой, настойчивой, совершенно неуместной пульсации возбуждения. Мужчина поднял бровь, будто мог понять, о чем я думаю.
– Добро пожаловать обратно, Карен, дочь Элизабет, внучка Клэр, из рода Орлеан, – сказал Нидхёгг.
Сердцебиение отдавалось в ушах, но тело словно замерло. Нидхёгг сдвинул свое худощавое тело, каким-то образом пересекая кухонный пол, но, казалось, не двигаясь на самом деле. Он протянул мне белую кофейную кружку. Не раздумывая, я взяла чашку из его протянутой руки. Она была приятно теплой на моих ладонях, и я поднесла ее к лицу, глубоко вдыхая.
Это был изумрудный весенний чай из Чикагской кофейни. Мой самый любимый вид чая. Барри часто шутил, что я должна благодарить изумрудный весенний чай в разделе благодарностей моей докторской диссертации.
Я сделала глоток. Это было прекрасно. Нидхёгг даже добавил пол-ложки сахара, и я предположила, что он даже сделал это правильно, насыпав сахар поверх чайного пакетика, прежде чем добавить горячую воду.
– Спасибо, – пробормотала я.
Нидхёгг кивнул, его тело как-то шевельнулось и замерцало. Изгибы появились на груди и бедрах Нидхёгга, и его лицо смягчилось. Когда Нидхёгг заговорил снова, я уже смотрела на высокую женщину в узком красном топе и длинной черной юбке.
– Конечно, – ответила она. – Очень важно, чтобы ты была спокойна.
Что-то внутри меня подпрыгнуло, посылая красную вспышку паники через измученное тело. Паника исчезла почти так же быстро, как и появилась, сменившись смутным удивлением. Я сделала еще один глоток чая, пытаясь определить, не было ли в нем наркотика.
– А ты уже поняла, почему я зову женщину? – спросил Нидхёгг.
Меня трясло. Тело болело, и я чувствовала себя очень усталой, такой же глубокой усталостью, как и сразу после защиты докторской диссертации. Или после того, как я упаковала все, что было моим в этом доме, перед переездом к родителям в Мэн. На мгновение в голове вспыхнула стопка белой бумаги с черным, выделенным курсивом заголовком: «Свидетельство о расторжении брака».
Нидхёгг вздохнул.
– Я всегда жду, что женщины поймут меня. В конце концов, ты же все знаешь о циклах.
Она улыбнулась мне вымученной улыбкой, обнажившей все зубы, и я с неприятным потрясением поняла, что ее глаза были красными, такими же неестественно красными, как рубашка и волосы, а зрачки – темными вертикальными щелочками посередине. Они были точно такими же, как тот гигантский глаз, с которым я столкнулась в пещере целую жизнь назад. У меня по коже поползли мурашки, и кружка подпрыгнула в руках, пролив чай на пальцы. Я зашипела, когда горячая вода обожгла костяшки.
Нидхёгг покачал головой с легким неодобрительным звуком.
– Ну, полагаю, что вряд ли могу ожидать, что кто-то из вас, смертных, сложит все кусочки паззла. Даже если вы профессор. – Она протянула последнее слово, медленно и мучительно, просто на случай, если я не поняла, что меня оскорбляют.
Я поставила чашку на кухонный стол, прежде чем не пролила снова.
– Спасибо за чай, – пробормотала я.
Когда я снова подняла глаза, Нидхёгг был мужчиной. Узкая красная рубашка колыхалась на его плоской мускулистой груди, а в уголках губ играла легкая улыбка. Это было тревожно человеческое выражение, и оно делало его еще более сексуальным.
– Итак, Карен, – сказал он, сложив пальцы вместе перед губами, – ты пришла, чтобы остановить меня?
Воздух между нами казался густым. Несмотря на тепло чая, мое тело замерзало. Дедушкины часы в гостиной тикали. Я с трудом сглотнула, пытаясь вспомнить, зачем я это делаю.
Чтобы спасти Йеллоустон. Чтобы спасти всех детей, бегающих вокруг «Олд Фейтфул». Чтобы спасти волков долины Ламар.
Перед моим мысленным взором промелькнуло прекрасное тело Вали, обнаженное и распростертое на траве долины Ламар с дротиком транквилизатора в бедре.
Чтобы спасти Вали.
– Да, – ответил я. – Да, именно так.
Его улыбка стала еще шире.
– И как именно ты собираешься это сделать?
Мои плечи поникли.
– Понятия не имею. У меня нет никакого оружия. Я даже драться не умею. Совершенно ясно, что я не могу прикоснуться к тебе.
– Ну и что? – Глаза Нидхёгга сверкнули, и он шагнул ко мне ближе. Неприятно близко. Его рубашка была расстегнута на шее, открывая изгиб ключиц, пульс бился на шее. Он был так близко, что я чувствовала его запах: едкий дым и темнота. Запах, который я ощущала по всему Йеллоустону.
Я вздрогнула, и мои бедра ударились о кухонный стол. Нидхёгг склонился надо мной, положив руки по обе стороны моей талии и обхватив мое тело.
– Ты можешь прикоснуться ко мне, – сказал он с низким рыком.
Я стиснула зубы от жара возбуждения, нахлынувшего между ног.
– Я не это имела в виду.
Его пальцы прошлись по моей щеке, заставляя встретиться с ним взглядом. Его глаза мерцали и горели в колеблющихся волнах алого и красного цвета, которые кружились вокруг его тонкого черного зрачка.
– Ты пришла сюда без всякого плана, – прошептал он. Его губы почти касались моих, когда он говорил. – Понятия не имею, чего мы ожидали.
Его пальцы опустились, танцуя по коже моей шеи. Я задрожала и зажмурилась, блокируя его напряженный взгляд, который заставил меня почувствовать, что я вот-вот растаю.
– Я здесь, – выдавила я из себя. – Чего бы это ни стоило. Я здесь.
Нидхёгг рассмеялся, и пол заскрипел, когда он отступил назад. Когда он отошел, в комнате стало еще холоднее, и я попыталась подавить дрожь. Когда я открыла глаза, Нидхёгг снова стал женщиной, и она внимательно смотрела на меня, подперев рукой подбородок.
– У тебя хорошие бедра, – сказала она. – Ты очень сильная. Ты из правильного рода. Да, ты прекрасно справишься.
Я моргнула, думая, что, должно быть, ослышалась. Неужели дракон, живущий в корнях Мирового Древа, только что упомянул о моих бедрах?
Нидхёгг сжал полные губы в тонкую линию.
– Только не говори, что ты до сих пор ничего не поняла. – Ее мелодичный голос был полон неодобрения.
Во рту у меня пересохло, поэтому я просто покачала головой.
– Циклы, – вздохнул Нидхегг. – Мы спим, мы просыпаемся. Мы едим. Мы наблюдаем, как миры вращаются в бытие и исчезают в небытие.
Я кивнула один раз, очень медленно, стараясь создать у Нидхёгга впечатление, что я следую за ним.
– А потом мы рождаем детей, – сказала она, широко улыбаясь. Это была такая приветливая улыбка, что я почувствовала, как уголки моего рта приподнялись в ответ. Мой разум был медленным и расплывчатым, будто он был завернут в толстую шерсть.
Нидхёгг снова стал мужчиной, совершенно неожиданно, и его улыбка стала дикой и голодной. Он странно двигался, его бедра извивались, как у змеи, пока между нами почти ничего не осталось. Я попыталась отвернуться от его горящих глаз, но усилие было слишком велико. Мои мысли вернулись к последним словам, которые он произнес, что-то о детях. В этом не было никакого смысла. Впрочем, это не имело никакого значения: ведь я пришла сюда умирать, не так ли?
Нидхёгг склонился надо мной, прижимая к прохладному граниту столешницы.
– Ты, – прошептал он. Его зубы были очень близко к моей шее, его дыхание было горячим, и мою кожу покалывало. Воздух между нами горел огнем. – Ты будешь носить нашего ребенка. А потом мы снова будем спать, пока он не достигнет совершеннолетия.
– Подожди, что? – взвизгнула я.
Я отскочила назад, ударившись головой о кухонный шкаф. Сильно. Перед моим взором вспыхнули белые пятна. Нидхёгг придвинулся ближе, его губы прошлись по мочке моего уха. Его бедра двигались, водя всей длиной его огромной эрекции около тепла между моих ног. Мое тело ответило потоком горячего возбуждения, намочив нижнее белье так тщательно, что я была уверена, что он это почувствовал.
– Как… как это вообще работает? – пробормотала я, запинаясь.
Нидхёгг рассмеялся мне в шею.
– Ты ведь биолог, не так ли? Разве ты не знаешь, как делаются дети?
Я закрыла глаза, отчаянно пытаясь думать. Ребенок. Это то, что я потеряла, когда подписывала ту стопку белой бумаги, не так ли? Эти страницы означали расторжение брака и утрату всякой надежды иметь семью. А теперь…
Руки Нидхёгга задрали мою рубашку и схватили меня за бедра, разрушая ход моих мыслей. Жар его тела нахлынул на меня, настойчивый и неоспоримый. Это не имело никакого смысла – ничего в этом не было смысла – но было чертовски трудно думать о чем-либо, кроме того, как хорошо его губы ощущались на моей шее, и как сильно я хотела, чтобы эти длинные пальцы сомкнулись вокруг моего соска.
Нидхёгг провел языком по моей шее. Я стиснула зубы, чтобы не застонать. Здесь было что-то не так, что-то отчаянно не так, но, черт возьми, мое тело кричало. Нидхёгг сунул руку мне в штаны, его пальцы прижались к пульсирующей выпуклости моего клитора. Электричество пронзило мое тело, взрываясь в мозгу подобно летней молнии. Мой разум прояснился на мгновение, достаточно долгое для того, чтобы я поднесла руки к его груди и оттолкнула назад. Это было все равно что толкать камень.
– Нет, – простонала я. – Нет, я… я замужем.
Нидхёгг рассмеялся. Его палец двигался по моему лону все быстрее и сильнее. Я убрала руки с его груди и вцепилась в стойку, пытаясь побороть пламя экстаза, обжигающее мое тело. Мои бедра начали раскачиваться под его рукой. Я снова попыталась возразить, и у меня перехватило дыхание. Гребень оргазма приближался, жесткий и быстрый. Я чувствовала, как он набухает под его прикосновением, ожидая, чтобы окутать меня.
– Замужем, – сказал Нидхёгг. – Девственница. Проститутка. А мне все равно. Ты плодородна, и я посажу семя.
Его голос был холоден и спокоен, а я задыхалась и извивалась от его прикосновений. Он зажал мой клитор между пальцами, и я утонула, комната исчезла в горячем красном тумане, когда мышцы моего измученного тела сжались и задрожали.
Рука Нидхёгга отступила, оставив меня дрожать.
– Снимай одежду. – Его голос звучал почти скучающе.
– Я… – сердце гремело в ушах, и все тело болело. Я чувствовала себя грязной. Вали, подумала я. Господи, прости меня
– Ты пришла сюда, готовая умереть, не так ли? – спросил Нидхёгг.
Он начал расстегивать свою красную рубашку, открывая нелепо вылепленную грудь со следом густых темных волос, идущих вниз по твердым линиям живота к выпуклости в темных брюках. Очень большой выпуклости.
Я оторвала взгляд от его тела, пытаясь сосредоточиться на кухне. Но комната казалась тонкой и невещественной, и она колыхалась, как жаркий мираж. Желудок скрутило от головокружения, будто я стояла на краю какого-то невообразимо высокого утеса.
– Да, – прошептала я. – Я пришла сюда, чтобы умереть.
Нидхёгг встретился со мной взглядом, его странные красные глаза горели на нечеловечески красивом лице.
– Я все еще могу убить тебя, – сказал он небрежно, будто мы обсуждали погоду.
Мне казалось, что комната стала еще холоднее, вытягивая все тепло из моего тела.
– Но разве это спасет Йеллоустон?
Его губы дернулись вверх в том, что могло бы быть почти улыбкой.
– Ну, теперь-то уж ты никогда не узнаешь, верно?
– Нет, – сказала я сдавленным шепотом, – нет, я не хочу умирать.
– И ты действительно хочешь ребенка, не так ли, Карен Макдональд? – в его голосе слышался едва заметный намек на веселье.
Во рту у меня пересохло, словно бумага, и говорить стало невозможно. Я, молча, кивнула. Да, я хотела ребенка. Я всегда хотела иметь ребенка.
И, что еще хуже, я хотела его. Я снова хотела ощутить эти горячие руки на своем теле. Я хотела ощутить его мускулы на своей коже и провести пальцами по этому следу волос, чтобы ухватиться за массивную выпуклость в его штанах. Боже, помоги мне, я хотела трахнуть его.
Нидхёгг издал звук, похожий на смех, а затем его руки снова обвились вокруг меня, наполняя мое тело второй волной жара, когда он дернул меня за пояс брюк. Низкий, толстый разрыв эхом разнесся по кухне, когда молния расстегнулась. Он стянул мои брюки на бедра, и неоспоримая спираль возбуждения сжалась глубоко внутри меня. Я отчаянно пыталась думать о Вали, моем муже, моей любви, но руки Нидхёгга заставили меня раздвинуть ноги, и мои бедра рванулись навстречу ему.
– Нет, – выдохнула я. – Нет… только не на кухне.
Нидхёгг засмеялся низким и хриплым горловым смехом.
– Мы никогда не были на кухне.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Я широко открыла глаза и вздрогнула. Конечно же, мы были в пещере. Потолок и стены уходили в темноту. Огромные толстые свечи тускло горели на каменном полу.
– Ложись, – сказал он, надавливая мне на грудь. – Снимай рубашку.
Я вздрогнула, оглядывая пещеру. Повсюду горели свечи, толстые красные колонны мерцали в полумраке, но кровати, похоже, не было. Или даже одеяло.
– Ложись, – прорычал Нидхёгг. Его глаза горели.
Я повиновалась ему, сняла рубашку и тяжело опустилась на холодный каменный пол. Когда я легла и закрыла глаза, грубые камешки впились мне в лопатки. Я не собираюсь наслаждаться этим, сказала я себе.
Длинные изящные пальцы Нидхёгга сомкнулись вокруг моей лодыжки. Я напряглась, чтобы бедра качнулись назад от его толчка, но вместо этого его губы затрепетали на моей лодыжке, целуя меня так нежно, что он едва касался моей кожи. Мои глаза распахнулись, и я уставилась на него, пытаясь понять смысл его движений.
Теперь он был полностью обнажен, и самая большая эрекция, которую я когда-либо видела, вырывалась из гнезда густых рыжих волос между его ног. Его странные горящие глаза были закрыты. Он качнулся назад на пятках, его щека прижалась к моей лодыжке, его губы мягко двигались по моей коже.
Он пошевелился, когда его губы двинулись вверх по моим икрам, становясь все более настойчивыми. Теперь его зубы царапали мою кожу, заставляя меня дрожать и гореть, хотя каждая вспышка удовольствия сопровождалась волной вины. Глаза Нидхёгга открылись, когда он добрался до нижней части моих колен. Он одарил меня такой порочной красивой улыбкой, что я громко застонала.
– Нет, – всхлипнула я, отчаянно пытаясь напомнить себе, что Нидхёгг не был моим мужем.
Мне это не нравилось.
Губы Нидхёгга заплясали по внутренней стороне моих бедер, за ними последовал укус его зубов. Я прикусила внутреннюю сторону щеки, чтобы не закричать, умоляя о большем.
Затем его губы нашли мою плоть, и моя сдержанность испарилась. Я закричала от желания, потянувшись к его голове и зарывшись пальцами в его волосы. Мои бедра покачивались напротив его рта, требуя его, принимая его. Он застонал, его язык глубоко вошел в меня, и мое тело ответило волной за волной экстаза. Твердый камень подо мной исчез, чувство вины и стыда испарились, и все, что осталось – это обжигающий жар его губ на моей плоти и его язык внутри меня, наполняющий меня, пожирающий меня.
Тело выгнулось от его прикосновений, и мои крики заполнили пещеру, когда я резко кончила ему в рот. Я застонала, когда он отстранился…
И он снова оказался на мне, сжимая мои бедра и раздвигая ноги. Паника вспыхнула в моем затуманенном наслаждением мозгу, когда я вспомнила размер его массивной эрекции, вспомнила его твердый жар на моих бедрах, а затем он оказался внутри меня, толкаясь в меня, и на мгновение я почувствовала, будто меня рвут на части. Он был огромен, слишком велик, чтобы поместиться в моем теле. Но каким-то образом он все же подошел, хотя и причинял боль, когда растягивал меня почти до предела. Затем жжение утихло, отступая перед огромной волной наслаждения, и я была наполнена, полностью и абсолютно наполнена.
Нидхёгг торжествующе рассмеялся надо мной. Его бедра колыхались в такт с моими, двигая его массивную длину внутри меня. Я задрожала, ожидая боли, но ее не последовало. Все мое тело горело, охваченное жаром желания и экстаза, но боли не было.
– Нет, – выдохнула я, пытаясь вспомнить, почему я не могу наслаждаться этим, почему это было так неправильно.
Тело проигнорировало меня, когда я прижала бедра, чтобы встретить толчки Нидхёгга. О, черт, он чувствовался прекрасно. Это было так, будто его член заполнил каждую часть меня, все мое тело, прогоняя все, что не было грубым удовольствием. Я хотела этого, осознала какая-то смутная, далекая часть моего разума, когда мое тело соответствовало ритму Нидхёгга. Я хотела, чтобы он наполнил меня, трахнул, вдавил в землю и уничтожил.
Второй оргазм застал меня врасплох, достигнув вершины прежде, чем я полностью осознала, что происходит. Кульминация вырвала воздух из моих легких, когда тело напряглось в объятиях Нидхёгга, мои бедра врезались в него, зрение затуманилось и померкло, когда разум наполнился темным жаром.
Но он не остановился. Я стонала и хныкала под его натиском, его толчки почти болезненно касались моего сверхчувствительного клитора. Бедра Нидхёгга безжалостно врезались в мои, заставляя тело откликнуться, в то время как он холодно улыбался надо мной.
– Думаю, тебе это нравится, – сказал он, когда я кончила снова, мое тело рушилось, я стонала и кричала, когда еще один оргазм пронесся через мой разум и тело, разрушая меня.
Я потеряла счет тому, сколько раз я билась о его бедра, крича в забвении пещеры, мое обнаженное тело билось о грязь и камни, когда он входил в меня, уверенно, ритмично, его глаза смотрели на меня с холодным весельем. Я уже и забыла, зачем пришла сюда. Я забыла, кто я такая. Весь мир сузился до одной пещеры, до одного человека. К тому месту, где наши тела соединялись, искрясь огнем и забвением.
И вот, наконец, после того, как я потеряла всякую мысль и рациональность, все чувство самого себя, выражение лица Нидхёгга изменилось. Его глаза сверкнули. Ритм его бедер замедлился, а затем ускорился, и дыхание стало прерывистым. Он вонзился в меня еще сильнее. К тому времени все у меня так распухло и разболелось, что резко закричала.
Он не обратил на меня внимания. Его пальцы сжались на моем плече, впиваясь в кожу. Его спина выгнулась дугой, загоняя член так глубоко внутрь меня, что казалось, он пронзил самую сердцевину моего существа, и он закричал что-то гортанное и свирепое на языке, который я не знала. Погребенная длина его члена утолщалась и дергалась, когда он входил в меня. Жар его спермы обжег мне живот.
Его глаза встретились с моими, когда он вышел, тяжело дыша.
– Дело сделано, – сказал он. – Из тебя получилась славная маленькая шлюшка.
Я сделала глубокий, прерывистый вдох. Все мое тело пело от боли. Царапины горели на бедрах и плечах там, где мое тело сжималось и билось о камень. Когда я заставила себя сесть, то поморщилась от очень сильной боли между ног.
– И что теперь? – спросила я. Мой голос был неровным от крика.
Нидхёгг откинулся назад. Теперь он был женщиной, обнаженной и восхитительно совершенной.
– Мы с тобой закончили, – сказала она.
– Но… – слезы жгли мне глаза. Какая-то крошечная, все еще функциональная часть моего мозга поняла, что это была абсурдная реакция.
Нидхёгг подобрала свою красную рубашку и поднялась на ноги, возвышаясь надо мной. С этой точки зрения ее идеально круглые груди казались огромными, а темные соски – почти красными. Она натянула рубашку через голову и отвернулась. На какое-то ужасное мгновение мне показалось, что меня списали со счетов.
– Теперь ты носишь нашего ребенка, – сказала Нидхёгг, не оборачиваясь. – Когда придет время, ребенок сам придет к нам. Ты нам будешь больше не нужна.
Я обхватила руками живот. Где-то глубоко внутри меня жар спермы Нидхёгга устремился к моему лону. Я почти представляла себе, как она, густая и белая, проносится сквозь мое тело, как комета сквозь мягкую темноту ночного неба.
– Малышка… – прошептала я. – Она не будет человеком?
Нидхёгг рассмеялась.
– Как будто у тебя были бы человеческие дети. Посмотри, за кого ты вышла замуж!
Замуж. Мой желудок сжался.
– Знаешь, мать Вали была богиней, – сказала Нидхёгг.
Я кивнула, когда волна тошноты пронзила мое тело.
– Они заключили ее в тюрьму, Асы. Убили ее сына прямо у нее на глазах, а потом заперли ее в пещере, где не было никого, кроме связанного мужа с кляпом во рту и ядовитой змеи.
Нидхёгг опустилась на колени рядом со мной, красная рубашка туго обтягивала широкую грудь. Она почему-то хорошо пахла, как темный экзотический цветок.
– А ты знаешь, что такое настоящий сюрприз? – спросила она.
Я стиснула зубы и покачала головой, с ужасом думая о том, к чему клонится эта история.
