Текст книги "Хорошая (ЛП)"

Автор книги: С. Уолден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

– Ну, я боюсь этого. В смысле, увидев Фанни саму по себе, вот так. Без детей. Без мужа. Без соседей, готовых помочь. С кем ей поговорить?

– Не знаю, – ответил мистер Коннели.

Неожиданно я вспомнила момент из фильма Жена священника (англ. The Preacher's Wife) – кинофильм американского режиссёра Пенни Маршалл. Ремейк фильма 1947 года «Жена епископа»). Джеремайя маленький мальчик из фильма, должен был попрощаться со своим лучшим другом, который уезжал в другой штат, чтобы жить с приёмными родителями. Он повернулся к матери и сказал, – А кому мне рассказывать мои секреты?

Кому рассказывала свои секреты Фанни? Она поделилась со мной обрывками прошлого. Поделилась со мной своими любовными письмами. Она рассказала мне свои секреты из-за того, что я была рядом, а она в отчаянье? Так поступают одинокие люди? Делятся своими секретами с теми, кто выслушает?

Я смотрела на свою пиццу и ждала, пока грусть обернется гневом. Я бросила взгляд на Грэйси. Даже в своей унизительной ничтожности я могла уловить юмор в том факте, что её имя происходит от слова grace, милосердие, а у неё его не было. Мне хотелось закричать ей об этом через весь стол.

– Ладно! Я ужасный человек! Но ты должна бы уметь прощать! Это твоё гребанное имя, в конце концов!

Я могла представить её ответ, – Ты бывшая заключенная, Кейденс. Думаю, это освобождает тебя от прощения.

На что я бы грубо ответила, – Да? Что ж, не очень-то это по-христиански с твоей стороны.

А она бы выплюнула ответ столь же грубо, – По-крайней мере, я лучшая христианка, чем ты! Я никогда не принимала наркотики! Я никогда никого не грабила!

А потом я представила, как наш разговор переходит в ор, в котором мы бы обе сравнивали наши христианские добродетели в отчаянной попытке выйти победителем. Глупо. Незрело.

Мне кажется, что я уже закончила всю эту сцену. И вдруг я разозлилась на Эйвери за то, что он заставил меня вернуться в молодежную группу. Ну и что, что большинство детей были добры ко мне? Я же не идиотка. Я знала, что они говорят всякую чушь обо мне за моей спиной. Точно так же, как прихожане церкви любят посплетничать. Но это никогда не было похоже на обычные сплетни. Христианские сплетни звучат скорее так:

– Слышала о Кейденс Миллер?

– Да. Она, видимо, так потеряна. Сатана и в правду запустил в неё свои когти.

– Нам надо помолиться за неё, уж конечно.

– Что ж, что ты слышала, на самом деле произошло? В смысле, просто, чтобы мы могли помолиться более конкретно.

– Я слышала, она нюхала кокаин, а потом целовалась с Дином.

– Правда? Я слышала, она переспала с ним.

– Что?! Что ж, тогда нам и впрямь нужно помолиться за неё. Секс до свадьбы? Это, как бы, высший грех.

– Я знаю, верно? Я практически смогла бы простить воровство, но секс до свадьбы?

– Действительно. Было бы правильно, если бы они двое поженились.

– Знаю. Разве они уже не женаты в глазах Господа? После того, как переспали.

– Думаю, да. Но им нужно сделать это официально, чтобы не жить во грехе.

– Какой позор. Нам нужно действительно помолиться за неё.

Я опустила голову и захихикала. А потом рассмеялась вслух. Несколько людей за столом повернулись в мою сторону, глядя на меня с замешательством и подозрением. Я видела взгляд Эвери. Какая вообще разница? Я всего лишь смеялась. Истерически. А потом Эвери встала со своего стула и подошла ко мне. Она наклонилась и зашептала мне в ухо.

– Не смей мне тут слетать с катушек, – прошипела она. – Засунь эту пиццу в свой чёртов рот и ешь. Я говорила, тебе нужно есть. И прекрати смеяться, как сумасшедшая. Если испортишь мои планы, я прикончу тебя.

Я покачала головой и вздохнула.

Ох уж эти христиане.

Глава 8

Кофе и чай

Прошло несколько недель, и я доросла до трех дней вождения. По каким-то неизвестным причинам папа решил добавить мне среду в придачу ко вторникам и четвергам, подразумевая, что сразу после школы я должна была ехать прямо домой. Мне не хотелось злоупотреблять его доверием, но вывеска Старбакса звала меня, как маяк, а я была уставшим, блуждающим моряком с нуждой в кофеине. Я включила поворотник до того, как успела это обдумать, и свернула на парковку. Именно тогда я и вспомнила, что стану моряком без судна, если не скажу папе, что делаю. Я достала мобильник и позвонила ему.

– Пап? Я остановилась у Старбакса по пути домой. Хочешь что-нибудь? – спросила я. Я решила, что, если предложу ему что-нибудь, он не так рассердится.

– Кейденс, каковы правила? – ответил папа.

Никогда и нигде не останавливаться после школы и не пытаться жить нормальной жизнью.

– Знаю, – сказала я. – Я ещё не зашла внутрь. Я просто уеду…

– Ну, если ты всё равно уже там, – ответил папа, – ты могла бы взять мне большой кофе средней прожарки.

– Ладно, – мне хотелось визжать, но я оставалась спокойной.

– И тебе придётся завезти его мне в офис, – добавил он. – Я буду поздно.

Так даже лучше. Это означало, что я смогу покататься подольше. Кататься на машине для меня всегда предпочтительнее, чем сидеть дома и хандрить в своей спальне.

– Без проблем, – ответила я. Я надеялась, что папа начнёт просить меня выполнять для него поручения после школы. Я могла бы быть его личным ассистентом, и ему бы не пришлось платить мне. Пусть просто даёт мне деньги на кофе, когда мне захочется.

– Спасибо, милая, – сказал папа и повесил трубку до того, как я успела ответить.

Сначала объятие. Теперь милая. Я не могла надеяться на то, что вернусь к его благосклонности, но и не могла отрицать, что солнышко затеплилось в моём сердце. Никто и никогда не смог бы понять, как я была счастлива в среду днём после школы, покупая папе кофе в Старбакс.

Я встала у переполненного прилавка, ожидая свой заказ, и притворилась, что пишу и отвечаю на сообщения, чтобы выглядеть не менее значимой, чем остальные. Я действительно скучала по Грэйси, и ненавидела тот факт, что у неё появилась новая подруга, получше. Я каждый день видела их за ланчем. Каждый день на переменах. Её звали София, и я тут же возненавидела её. Ненавижу быть одна. Да, есть Эвери, но рядом с ней я чувствовала себя такой же опустошенной, как и когда была одна. Я пыталась обмануть себя, поверив, что только приветствую уединение, но я была слишком умна для этого.

Я была так одинока. Так одинока. Одинока…

– Как дела, Кейденс? – услышала я позади себя.

Я повернулась и увидела мистера Коннели.

– Здравствуйте, – вспыхнула я. Теперь я краснела каждый раз, когда видела мистера Коннели. У меня были на то хорошие причины, включая носовой платок, ланч, записку и влажную салфетку. Ах да, и субботу, когда я прижималась к его ноге, пока он чинил подтекающий кран. – Вы покупаете здесь кофе?

– Конечно, – ответил он, нахмурив брови. – Почему бы и нет?

– О, ну, вы просто не похожи на корпоративного типа, – ответила я. – Я думала, вы ходите только в независимые кофейни.

– Дело в одежде?

– Что?

– Одежда. Я источаю независимые вибрации? – спросил он, проводя пальцами по своим волосам. Он сделал это сексуально, как будто слегка нервничал, но не совсем уж застенчиво. Это первый раз, когда я видела, чтобы мистер Коннели вел себя так. Заставляла ли я его слегка нервничать? Я бы не посмела питать такие надежды.

– Может быть, – ответила я и позволила глазам блуждать вверх и вниз по его телу, но очень быстро, так чтобы он не заметил.

– Что ж, я не придерживаюсь каких-либо строгих правил, когда речь идёт о том, за что выложить деньги. Если мне что-то нравится, я приобрету это. Не важно, откуда это будет.

Я кивнула.

Он задумался на мгновение, – Ну, в смысле, если я узнаю, что пятилетние дети работают в магазине сладостей, тогда я покупать не стану.

– Я поняла.

– Или животные. Если над животными издеваются, проводят на них тесты, то и это я покупать не стану.

Он дергал пальцами. Я уставилась на него, позабавленная.

– Безнравственные практики. Знаешь. Это тоже не по мне.

– Я вполне поняла, о чём вы говорите, мистер Коннели. – Боже праведный, этот парень нервничал!

Мистер Коннели прочистил горло.

– Так, ты поняла сегодняшний материал?

– А я когда-нибудь его понимала?

Он расслабился и усмехнулся.

– Ну, занятия, кажется, помогают. Оценка за твой последний тест была гораздо лучше.

Я кивнула. Мне было скучно. Мне не хотелось говорить о своих успехах по его предмету. Мне хотелось спросить его, почему он касался меня той влажной салфеткой.

– Ты продолжишь приходить на дополнительные занятия? – спросил он.

– Да вы издеваетесь? Я буду на них хоть каждый день, начиная с сегодня и заканчивая выпускным, если это будет означать, что я смогу водить.

В этот раз мистер Коннели рассмеялся. Мне понравилось, что я заставила его смеяться. Было приятно. Я ощутила власть.

– Но я правда хочу, чтобы ты понимала то, что я преподаю, Кейденс, – сказал мистер Коннели. – Ты внимательно слушаешь в классе?

Нет.

– Разумеется, – ответила я.

Мистер Коннели ухмыльнулся и кивнул.

– Могу я задать вам вопрос? – спросила я.

– Спрашивай, что хочешь.

– Что делают учителя по выходным?

– Пьют. Много. Начиная с пятницы и до утра воскресенья.

Я склонила голову набок и приподняла брови.

– О, ты конкретно обо мне? – спросил он.

Я кивнула.

– Много всего. Иногда хожу на концерты или проверяю новые рестораны. Оцениваю тесты. Читаю. Зависаю с друзьями в местных барах. Разгадываю кроссворд в Нью Йорк Таймс…

– Нет, не делаете вы этого, – перебила его я.

Мистер Коннели выглядел позабавленным.

– Считаешь, я недостаточно умен, чтобы разгадать кроссворд в Нью Йорк Таймс?

Я пожала плечами.

– Думаю, вы достаточно умны. Вы кажетесь очень модным, – какая произвольная глупость, ещё и сказанная вслух.

Мистер Коннели усмехнулся.

– Спасибо?

– Не за что.

Мне не терпелось получить приказ, чтобы я могла уйти. Мне было неуютно стоять рядом с ним. Он был слишком крутым для меня, и я не хотела больше ничего узнавать о его крутой жизни. Не знаю, почему вообще задала ему такой вопрос, и понятия не имела, почему он рассказал мне. Ему бы стоило сказать, – Это не твоё дело, Кейденс. – На что я бы ответила, – Почему вы трогали меня в тот день?

– Кофе и латте, – прокричал бариста.

– Это мне, – сказала я, облегчение было очевидно в моём голосе.

– Зависимость от кофеина? – спросил мистер Коннели.

Я посмотрела на напитки, – О, нет. Один для папы.

Он кивнул, – Что ж, приятного дня, Кейденс.

– И вам тоже, – и я позволила своим глазам лишь на миг задержаться на его лице. Он выжидающе смотрел на меня.

– Спроси его! – кричал мой разум. – Просто сделай это, пока не струсила!

Но я не смогла и вместо этого поспешила к выходу из кофейни.

***

Мой отец. Мне было не дозволено ненавидеть его, потому что я вполне уверена, это был грех. К тому же, почитание родителей было единственной заповедью, которая шла вместе с обещанием: повинуйся им (что, как я понимаю, включало любовь к ним) и ты проживешь долгую жизнь. Мне хотелось прожить долгую жизнь, поэтому мне приходилось следовать этому правилу.

Но папа не облегчал мне задачу. На самом деле, это не правда. Он облегчал большую часть моей жизни до того, как я очутилась за решеткой. Не могу винить его за злость на меня, но я могла бы пожаловаться, что спустя месяцы, когда я показывала ему, как изменилась, я всё ещё не могла сделать многого, например, поехать на заправку, чтоб заполнить бак, без того, чтобы позвонить ему.

Не знаю, почему я так хотела его прощения, больше, чем чьего-либо ещё. Может потому, что он всегда смотрел на меня немного иначе, чем на Оливера. Я была типичной перворожденной: зрелой, неизменно послушной. Я никогда не задавала родителям вопросы. Я делала, что говорили. Я стала ответственной в юном возрасте и повзрослела быстрее, чем мои сверстники. Мои достоинства заслужили мне уважение.

Теперь же отец смотрел на меня иначе. Я не была хорошим подростком. Я была просто подростком. Думаю, для него это стало скорее разочарованием, чем ещё чем-то. Ему не хотелось иметь обыкновенную дочь. Ему хотелось необыкновенную. А я такой не была. Я была несовершенна, с не до конца развитым сознанием, обычным подростком, совершающим ошибки. Полагаю, теперь папа перенаправил свою энергию на Оливера в попытке переплавить его в то, чем я быть не смогу: идеальным супер подростком.

Я завезла папе его кофе и задержалась ненадолго в его офисе. Он был бухгалтером, его мир был наполнен числами. Внезапно меня осенило, что папа вполне мог бы предложить мне помощь с матанализом. Он был математическим гением. Так почему же он не предложил? Не то, чтобы я жаловалась. Дополнительные занятия были причиной трех дней в неделю на машине. Но почему он не спросил, не нужна ли мне его помощь?

– Не трогай это, Кейденс, – услышала я позади. Я замерла, палец завис над иголкой кактуса.

– Почему?

Папа сел за свой стол:

– Во-первых, потому что я так сказал. А во-вторых, потому что ты поранишься.

– Я не собиралась пронзать им свой палец, – ответила я, усмехаясь.

Это был огромный шип – около трех дюймов длиной – и я просто хотела увидеть, насколько колючий кончик. У меня не было в планах калечиться, но на мгновение я вообразила себя Спящей Красавицей, готовой коснуться спицы веретена, моя отчаянная надежда заснуть глубоким сном и испариться из реальности.

– Ты домой собираешься? – спросил папа.

– Пытаешься от меня избавиться? – легко ответила я.

– Я занят, Кейденс.

– Знаю.

Боже, я и впрямь не нравилась ему сейчас. Что ж, подумала я, сейчас такой же подходящий момент, как и любой другой.

– Почему я хожу на дополнительные занятия, если ты и сам мог бы помочь мне с математикой?

Папа прочистил горло.

– Что?

– Ты весь день работаешь с цифрами, – продолжила я. – Почему ты не предложил мне помощь?

Папа выглядел раздраженным и неловко поерзал на стуле.

– Ты не просила.

Довольно справедливо. Но мне хотелось произнести слова, пока у меня хватало на это смелости.

Д, я рисковала домашним арестом или ещё каким-нибудь наказанием за неуважение, но мне было всё равно. Думаю, это всё кофеин в моём латте. Он сделал меня смелой.

– Можешь быть честным, пап, – произнесла я. – На самом деле ты просто не хочешь проводить со мной время.

Папа выглядел ошеломленным. Я повернулась к кактусу ещё раз. Коснулась иглы перед тем, как выйти из офиса. Он ничего не сказал, а я не заснула, как надеялась.

***

– Я хочу начать навещать Фанни Бёркен, – сказала я за ужином на следующей неделе.

– Кого?

– Леди, чей дом я мыла в ту субботу, когда была на общественном проекте, организованном Эвери, – объяснила я.

Мама кивнула.

– Зачем? – спросил Оливер.

– Потому что она старая и одинокая, компания ей не повредит, – ответила я.

Папа сидел тихо, размышлял. Он странно вел себя со мной с моего визита в его офис. Не знаю, может то, что я сказала, ранило его чувства или же заставило его встретиться с правдой лицом к лицу. Я почувствовала себя гораздо лучше после того, как сказала всё вслух, и это не задело меня так, как я ожидала. Я подумала, что просто стану очередной девчонкой с трудностями с отцом, и я нормально к этому относилась. Думаю, часть меня устала пытаться доказать, что я хорошая, поэтому я остановилась. Но я убедилась, что перехожу эту грань осторожно. Не стану чересчур грубой или неуважительной. Не могу рисковать своей тачкой. Но я решила, что просто не стану больше делиться с ними своей жизнью.

– Думаю, ты можешь навещать её, если она хочет, – наконец сказал папа.

Вот так, с папиного благословения, я стала навещать Фанни Бёркен. Знаю, звучит странно. Откуда у семнадцатилетней желание проводить время со старушкой? По правде говоря, у меня было не особенно-то много других вариантов, включающих друзей, но также мне хотелось проведать её и её лампы. И если уж начистоту, мне хотелось с кем-то поговорить. Я быстро поняла, что в ней нет ничего старушечьего. Она была резкой, остроумной и отважной.

И конкретно в этот понедельник я решила выговориться.

– Фанни, я бывшая заключенная, – начала я.

– Это фантастично! – воскликнула она. – Я тоже.

– Что, простите?

– У меня была проблема с магазинной кражей, когда мне было около тридцати, – объяснила она.

– Да вы шутите?

– Вовсе нет. Я всё тащила. Сигареты. Журналы. Подгузники. Жвачку.

– Подгузники?

– Всё это было одной сплошной ошибкой. Я была одинока и зла на своего муж.

– Так вы отправились в тюрьму? – спросила я.

– Ну, нет. Я могла бы, но вместо этого мне достались общественные работы. Кто станет засовывать милую, симпатичную штучку вроде меня в ужасную старую тюрьму? – спросила она, а потом добавила, – Сосунки.

– Фанни!

Она захихикала и налила мне чай.

– Я, кстати говоря, терпеть не могу чай, – сказала я.

– Что ж, это социальный навык, к которому нужно привыкнуть. Ты пьёшь чай, когда предлагают, и подаешь чай, когда приходят в гости.

– Это английская фишка, – заспорила я.

– Это фишка хорошей хозяйки, милочка, – ответила она. – Сахар? Молоко?

Я пожала плечами, и она добавила три кусочка сахара в мою чашку. Без молока.

– Что ж, а я действительно оказалась за решеткой, – сказала я.

– За что?

– Попытка ограбления мини-маркета с пистолетом с транквилизатором, – ответила я. – И я была под кокаином.

– Кейденс, наркотики – это плохо, – сказала она. Она не стала порицать меня за ограбление.

– Знаю. Это было лишь один раз. И не я держала тот пистолет, – я сделала глоток чая. Он был таким сладким, что у меня зубы свело.

– Так почему ты попала в неприятности? – спросила Фанни.

– Потому что я была там. И под кайфом, – ответила я.

– Боже милостивый, – произнесла она. – В тюрьме тебя били?

– Нет, но там была офицер, которая ненавидела меня до ужаса. Я перемыла много туалетов.

– Сколько ты там пробыла?

– Десять месяцев. Большую часть учебного года, – сказал я.

– Как насчет других девочек? – спросила Фанни.

– Я держалась особняком. Девицы с пирсингом и татуировками действительно наводили на меня страх, – ответила я, и Фанни рассмеялась

– Ты сказала – девицы, – усмехнулась она. – Мне нравится.

Я попыталась сделать ещё глоток. Мои зубы завопили.

– Прости, Фанни, но этот чай причиняет боль, – произнесла я, корчась.

– Что ж, никогда не слышала, чтобы так описывали чай, – сказала она.

– Мои зубы. Сахар, – объяснила я.

– Охх, – сказала она. – Другую чашку? Без сахара?

Я покачала головой. – А воды нет?

Она встала из-за стола и наполнила стакан водопроводной водой.

– Мы тут не богаты в этом доме, – сказала она. – Никакой воды из бутылок. Ни фильтрованной воды. Только это, – она поставила стакан передо мной.

– Я согласна, – ответила я, улыбнулась, и сделала глоток. – Фанни?

– Хмм?

– Как думаешь, любовь – это выбор или чувство?

– Необычный вопрос, – ответила она. – Ты влюблена в кого-то?

– Пока не знаю. Потому и спрашиваю, – ответила я.

– Тогда ладно. Думаю, любовь и то, и другое, – сказала она.

Я нахмурилась.

– Можете пояснить?

– Думаю, в самом начале – это чувство. Тебя привлекает определенный человек больше на химическом, эмоциональном уровне.

– Глубоко, – ответила я.

– О, просто подожди. Получишь больше, – сказала она, усмехнувшись. – Как только ты признаешь свою любовь к другому человеку, то наоборот, начинается настоящая работа, ведь бабочки не длятся вечность.

– Нет?

– Дорогая, если бы бабочки длились вечно, думаешь, были бы разводы, разрывы и разбитые сердца?

– Думаю, ты права, – сказала я.

– И вот тогда-то любовь из чувства становится выбором, – объясняла Фанни. – Помню тот момент в моём браке, когда я боролась с осознанием.

– Правда?

– Яро. Я вытирала мочу своего мужа с унитаза, и думала про себя, – Ладно, бабочки определённо мертвы, так что теперь, мне предстоит сделать выбор, продолжать ли любить этого мужчину.

– Это звучит так…депрессивно, – ответила я.

– Нет, это не так. Уверена, и он пришёл к тому же осознанию однажды, когда заметил, что вот так внезапно я набрала пятнадцать килограмм.

Я хихикнула.

– Люди растут и меняются. И тебе приходится выбирать, расти ли и меняться вместе. Это вовсе не значит, что чувств уже нет. Тебе просто придётся работать над ними немного усерднее.

– Как будто делаешь бабочкам искусственное дыхание? – спросила я.

– Именно. И некоторые вернутся к жизни. Но это не просто, – сказала Фанни.

– Зачем же пускаться во все тяжкие? – спросила я.

Она улыбнулась. – Ну, полагаю, тебе не нужно, если ты этого не хочешь. Некоторые люди зациклены на свиданиях всю жизнь, потому что хотят переживать любовь только как чувство. А как выбор – никогда. Не могу их за это винить, и плохо о них не думаю. Но есть что-то в том, чтобы делиться своим миром с одним определённым человеком, стареть рядом с ним, создавать воспоминания. Думаю, это можно назвать близостью. Ты не можешь испытать этого, если скачешь от одного человека к другому.

Я кивнула.

– А теперь скажи, в кого ты влюблена? – спросила она.

Слова выскользнули просто. – В моего учителя математики.

Брови Фанни взметнулись вверх.

– Не могла выбрать кого попроще? Он явно не сможет отвести тебя на выпускной.

– Ну что тут сказать? Я всё ещё на стадии чувства, – ответила я. – Я это не контролирую.

Она рассмеялась.

– Почему нельзя всё поменять местами? Сначала выбор, а потом чувство? – спросила я.

Фанни покачала головой. – Не спрашивай. Я этого не понимаю.

Я сделала ещё один глоток воды.

– Расскажи мне о своём учителе математики, – попросила Фанни.

Я усмехнулась. Автоматически.

– Вообще-то, вы с ним встречались.

– Правда?

Я кивнула.

– Это тот парень, который починил ваши подтекающие трубы и залатал ту стену.

– О Боже! Он очень симпатичный, Кейденс, – ответила она, её глаза заблестели. Она выглядела так, словно задумала что-то недоброе.

Я вздохнула.

– Знаю, что он симпатичный. Очень симпатичный. И очень умный. И очень мужественный, – я уткнулась лицом в ладони, уперев локти в стол. – И очень недоступный.

– Такие истории всегда самые лучшие истории любви, – ответила Фанни.

– Какие?

Она отпила чая.

– Опасные.

Я задумалась на мгновение.

– Что ж, я слишком труслива, чтобы пытаться, так что, думаю, мне не стоит волноваться об опасности, – ответила я. – И разве вы не должны отговаривать меня или ещё что? В смысле, влюбленность в учителя математики? Это совершенно неприемлемо.

– Кто я такая, чтобы говорить, что приемлемо, а что нет? – ответила она.

Я недоверчиво покачала головой.

– Сколько ему лет?

– Понятия не имею, – ответила я. – Причем тут это вообще? Он мой учитель.

– Кейденс, успокойся. Я не предлагаю тебе начать незаконный роман с учителем математики. Я просто говорю, не мне судить тебя, если ты так решишь. Любовь приходит разными посылками. Некоторые аккуратно связаны, а некоторые в полном беспорядке. Но это вовсе не значит, что те, что в беспорядке не настолько же хороши.

– Хороши?

– Да, хороши.

Мы уставились друг на друга с разных концов стола.

– Конечно же, было бы гораздо проще, если бы ты подождала, пока окончишь школу, – сказала Фанни, подмигивая мне.

Я ухмыльнулась.

– Ничего я не жду, потому что этого никогда не произойдет. И вы должны пообещать, что не скажете моим родителям.

– Ха! С чего ты вообще взяла, что я стану чем-то делиться с твоими родителями? – спросила Фанни.

– Не знаю. Но они держат меня на коротком поводке. В смысле, это не так уж и плохо. Но всё же, я не удивлюсь, если мама позвонит вам, чтобы спросить о моём визите, – сказала я.

– Что ж, если позвонит, что ты хочешь, чтобы я сказала?

– Просто скажите, что это было мило.

Фанни ухмыльнулась, – Правдиво, но без деталей.

Я кивнула.

– А если она захочет узнать больше?

Я допила воду. – Скажите ей, что это было очень мило.

Глава 9

Послушай

Должна отдать Эвери должное. Девчонка была хороша. И абсолютно права насчет наших родителей. После того, как мы несколько раз переночевали друг у друга, родители перестали нам звонить. План работал. И всё же, я страшно нервничала в нашу первую ненастоящую ночевку. Эвери собиралась остаться у меня на ночь (перевожу: с Гэвином), а комком зудящих нервов была я.

– Возьми себя в руки! – кричала она на меня по телефону.

– Я пытаюсь, – ответила я, расхаживая по комнате.

– Мои родители не позвонят, Кейденс. Всё путем.

Я сделала глубокий вдох. – Я не очень хорошо умею обманывать, Эвери.

– Тогда начинай упражняться, – огрызнулась она. А потом я услышала, как она фыркнула в трубку, – Из всех идиотских девчонок я выбрала для помощи в плане своего освобождения…

– Эй! Просто подожди минуту! Я справлюсь, – я не верила ни единому своему слову.

– Тебе ничего не нужно делать. Просто расслабься. Вот и всё, – ответила Эвери. – Мне нужно идти. Я у Гэвина.

– Передавай ему привет.

– Нет, – а потом на линии повисла мёртвая тишина.

Я повесила трубку и заперлась в своей комнате. Я оставалась там всю ночь, за исключением походов в ванную. Я вела себя нелепо и по-детски, но я боялась. И мне было страшно все выходные, пока Эвери не написала мне, что она была дома. Был вечер субботы, и она посвящала меня в подробности наших занятий во время этой фальшивой ночевки. Вместо ответной смски я просто позвонила ей.

– И как я должна запомнить всю эту чушь? – наехала я на нее.

– Не так уж там и много. И в любом случае, это не важно. Не то, чтобы моя мама станет расспрашивать тебя завтра в церкви. Мы даже не сидим рядом с вами.

– Ну, ладно, не важно. Я думаю, что раз уж ты провела ночь у меня, то это я могла бы придумать всю ерунду, которой мы занимались, чтобы хотя бы запомнить это.

Эвери захихикала, – Знаешь, Кейденс, ты словно «Американская Кукла» (марка американских игрушечных кукол).

– Заткнись, Эвери.

– Нет, серьёзно. Как звали ту, что со светлыми волосами? Кристен? Кирстен? Да как, блин, её звали?

– Я не «Американская Кукла»! – прокричала я в телефон.

– Ты настолько «Американская кукла», и поэтому ты мне и нравишься.

– Поцелуй меня в зад, Эвери. Я не «Американская кукла», и не знаю, смогу ли снова это сделать.

– О чём ты? Следующая фальшивая ночевка твоя. Ты должна быть очень взволнована.

– Но это не так, потому что мне некуда идти и нечем заняться!

– А как насчет рожка с мороженым? Ты говорила мне о том, что хочешь съездить за мороженым.

– Ты такая стерва.

Эвери рассмеялась. Я не могла удержаться и тоже рассмеялась.

– Если хочешь, то это может быть настоящая ночевка. Может, вместе поедим мороженное? – спросила Эвери.

Должно быть, она решила, что я совсем убогая. У меня не было парня, с которым можно было бы встретиться, никаких хитрых планов, никаких друзей, с которыми можно было бы пойти куда-нибудь, например, на вечеринку. О Господи. Я осознала, что я и впрямь была «Американской Куклой». И я ненавидела это. Жутко ненавидела.

– Следующая тоже твоя, – ответила я. – Мне нечего делать. Просто снова сходи к Гэвину.

– Кейденс? Перестань себя жалеть. У нас будет настоящая ночёвка, так что ты сможешь выбраться из дома. Это пустяки. Ладно?

– Ладно.

– И я думаю, что ты лишь отчасти «Американская кукла», – продолжила Эвери.

– Пофиг. И ты это уже говорила, – пробубнила я. – И в любом случае, это правда.

Следующие десять минут Эвери расписывала мне, почему хорошо быть отчасти «Американской куклой». Я вежливо слушала. А когда мы распрощались, мои мысли тут же вернулись к мистеру Коннели и тому, считал ли он меня «Американской куклой». А потом я задумалась, с чего бы ему вообще знать об этом.

Я вспомнила о диске, что он одолжил мне. Теперь у меня появился вечерний ритуал, я слушала перед сном «Полночь в Совершенном мире». Я проверила время. Ещё рано, но так как заняться мне больше было нечем, я нажала PLAY на стерео и забралась под покрывало. Я знала, это было неправильно, но я представляла себе, как мистер Коннели лежит рядом со мной в постели и крепко обнимает меня, пока мы пытаемся разобрать разные части песни. А потом он шепчет мне на ушко, что это идеальная песня, чтобы слушать её идеальной ночью рядом с идеальным человеком. Я поверила ему только наполовину. Это была прекрасная песня. И это может быть идеальная ночь. Но я была далеко не идеальным человеком.

***

– Где все? – спросила я, заглянув в дверной проём во вторник днём.

– Сегодня я не провожу дополнительные занятия. Мне нужно к врачу, – ответил мистер Коннели. – Ты забыла?

– Оох, точно, – произнесла я. Моё сердце наполнилось неожиданным волнением. Два часа! Для самой себя! Папе не нужно было знать, что занятия отменили. Папе не нужно было знать, что сеанс отменен. У меня чуть слюнки не потекли при мысли о неконтролируемом времени для себя. Куда бы мне пойти? В торговый центр? Может, в кино? Может, я просто покатаюсь по округе, никуда конкретно не направляясь, просто ощущая счастье свободы, пусть и на короткий промежуток времени.

– О чем ты думаешь, Кейденс? – спросил мистер Коннели.

Я покачала головой.

– Хорошая попытка, – ответил он.

На моём лице расплылась широченная ухмылка.

– У меня есть два часа, – выдохнула я, мои глаза были широко распахнуты и светились от волнения. Как будто была я на седьмом небе, в слишком хорошей, чтобы быть правдой, удивительной, бредовой мечте.

– Для чего? – спросил мистер Коннели.

Я покачала головой.

– Это не имеет значения. Не важно, что я буду делать, пока я могу это делать. Два часа!

– Кейденс, думаю, умнее будет тебе поехать домой, – ответил мистер Коннели.

Я посмотрела на него так, будто он предал меня.

– Нет.

– Если твой папа узнает, что сегодня не было дополнительных занятий, а ты не дома, дела сразу пойдут плохо, – добавил мистер Коннели.

Я тут же рассердилась.

– Вы понимаете, что у меня совсем нет свободы? Мои родители следят за мной как ястребы, боясь, что я опять попаду в плохую компанию и ограблю ещё один магазин. Это, наверное, единственное время в году, когда я смогу куда-то пойти или сделать что-то, о чем они ничего не будут знать. Я не упущу такой шанс. – Это было абсолютное вранье, но ему уж точно не нужно было знать о моём соглашении с Эвери. И в любом случае, мне не нужно, чтобы сейчас он был моим учителем. Мне нужно, чтобы он был моим сторонником.

Мистер Коннели устало улыбнулся.

– Просто мне бы не хотелось, чтобы ты потеряла свои права. – А потом добавил более тихим голосом. – Будет жаль, если я не увижу тебя в четверг после школы.

Я была в шоке. Я не могла поверить, что он это сказал. Почему ему будет жаль не увидеть меня в четверг?

Он повернулся ко мне спиной и продолжил собирать сумку. Он перекинул ремень через плечо, а потом закрыл и запер шкафчики своего стола. Я замешкалась в дверном проёме, ожидая, когда он взглянет на меня. Он поправлял свою сумку, глядя куда угодно, только не на меня. Я осмелела.

– Почему? – спросила я.

– Что почему?

– Почему вам будет жаль, если меня не будет на занятиях в четверг? – Я поверить не могла собственной решительности.

Мистер Коннели посмотрел прямо мне в глаза. А потом его глаза переместились на место над моей головой. – Потому что у тебя плохо с математикой. А мне хочется увидеть твои успехи.