Текст книги "Хорошая (ЛП)"

Автор книги: С. Уолден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

– Это из-за вас.

– Прости? – спросил мистер Коннели.

– Это из-за вас я побежала в туалет и плакала, – повторила я, пряча лицо. А потом я спрыгнула со скамьи и ушла.

Я была смущена. Может, это была плохая идея. В моей голове эти слова звучали лучше, чем вслух, но реальность оказалась совершенно другой.

– Кейденс, – услышала я голос позади. Я поморщилась и ускорила темп. – Кейденс, подожди!

Я шла так быстро, как только могла, подбородок опущен, взгляд не отрывался от земли. Я не пойду завтра в школу. Я ни за что не смогу вернуться и столкнуться с ещё одним днем издевательств. Я ни за что не смогу встретиться с ним. Я убегу. Сегодня же соберу сумку, перерою весь дом, пока не найду спрятанные папой ключи от машины и покину город. Просто поеду. Буду ехать, пока не доберусь до океана. А потом прямо на машине въеду в океан.

– Прости, что заставил тебя плакать! – произнес мистер Коннели, выпрыгивая передо мной и вынуждая остановиться.

Я посмотрела на него, в глазах блестели злые слезы.

– Я чувствую себя ужасно из-за этого, – осторожно сказал он.

– Я не одна из таких девчонок! – выкрикнула я, чувствуя, как первая слеза скатывается из уголка моего глаза и скользит по щеке, предавая мои следующие слова, – Я не то, чтобы всё время так эмоциональна!

Мистер Коннели кивнул.

– Просто у меня ужасные тринадцать месяцев! – всхлипнула я. Слезы текли уже во всю, и я стирала их тыльной стороной руки. – И вы не помогли! Вы могли быть вежливее, понимаете? Вы могли просто позволить мне! То, что они сделали, было подло, а я просто пыталась справиться с этим как можно лучше!

Я видела, как мистер Коннели боролся сам с собой, думал, что сказать и что сделать. Он выглядел так, словно был готов протянуть руки и обнять меня, но потом вспомнил, что он учитель-мужчина, а я девочка-ученица. Он открыл рот, а потом закрыл его. Мне было неловко наблюдать, как он корчился от дискомфорта, и от этого я заплакала сильнее.

– Можно, я, пожалуйста, пойду? – всхлипнула я. У меня не было салфетки. Боже, ненавижу плакать! В этом не было ничего привлекательного, и я не собиралась стоять там и позволять своему великолепному учителю математики видеть, как у меня из носа текли сопли.

– Как ты доберешься домой? – спросил он, а потом достал из кармана носовой платок и протянул его мне.

– Какого черта…? – Но я взяла платок, ведь мне отчаянно хотелось высморкаться. Я отвернулась и высморкалась так тихо, как могла. – Что это? Сейчас тысяча восемьсот девяностый? – спросила я, отворачиваясь от него.

Он усмехнулся. – Я старомоден.

Я сжала ткань в руке. Ни в коем случае не отдам его ему обратно.

– Старомодный, да?

Мистер Коннели кивнул.

Я пожала плечами.

– Вы хотите его вернуть? – Я подняла кулак, ткань была надежно спрятана и не видна.

Мистер Коннели покачал головой. – Не сейчас.

Не знаю, что это значило, может, он ждал, что для начала я его постираю. Я, определенно, сначала постираю его.

– Что скажешь, если завтра мы начнём сначала? – спросил мистер Коннели.

Я фыркнула.

– Что это значит?

– Значит, что будет видно, – ответила я.

– Довольно справедливо. А теперь, как ты доберешься домой?

– Пойду пешком. Я живу в двух минутах от школы, – солгала я ему.

– Точно?

– Да, мистер Коннели. Всё в порядке.

Он кивнул и открыл рот, чтобы что-то сказать, но видно передумал и закрыл его.

На то, чтобы дойти до дома, у меня ушло два часа, и всю дорогу я материлась. Серьёзно. Я никогда не говорила «да пошло оно на хер» столько раз за всю свою жизнь. И это было так приятно. Да пошла на хер школа Крествью. Да пошли на хер мои родители. Пошел на хер комбинезон. Пошел на хер судья, который мог бы и отпустить меня, учитывая, что это было моё первое и единственное правонарушение. Пошла нахер Грейси за то, что она мелкая стерва. Пошел на хер Оливер за то, что он мой брат. Пошёл на хер мистер Коннели? Хм, нет. Он дал мне свой носовой платок, поэтому я позволила ему ускользнуть.

Я была мокрой от пота и совсем запыхалась, когда, наконец, зашла в наш дом. Оливер растянулся на диване в гостиной и смотрел старый выпуск «Симпсонов».

– Где ты была? – спросил он, глаза прикованы к экрану. – Я не видел тебя в автобусе.

Я проигнорировала его и пошла на кухню, схватила бутылку воды из холодильника и в считанные секунды проглотила её одним глотком. А потом сразу пошла в свою спальню и рухнула на кровать. Вот вам и план собраться и уехать из города. У меня не было сил сложить рубашку, не говоря уже о том, чтобы ехать одной несколько часов через множество штатов.

Я пялилась на стену напротив, ощущая шелковистую частичную бессознательность, что проникает во все конечности перед глубоким сном. Она была мягкой и приятной, и врала мне.

–Твоя жизнь не так уж и плоха, Кейденс, – говорила она, извиваясь по кругу, пробираясь к сердцу через мои ноги и руки, проникая в каждый пальчик. Она усыпляла меня до состояния равнодушия. Мне не нужно было в это верить, пока мое тело чувствовало себя так хорошо. Все было не так уж плохо, пока у меня была кровать, чтобы лечь, место, чтобы убежать, мечты в моей голове, которые всегда ждали, намного лучше, чем моя реальность.

Я нырнула вниз, еще глубже зарывшись головой в подушку, пока не погрузилась в сладкую темноту. Спасение. Облегчение.

Глава 3

Носовой платок

– Кейденс, я записал тебя добровольцем раздавать программки в церкви, – заявил папа за ужином.

Я кивнула и запихнула очередной кусочек курицы в рот. Есть было практически невозможно. Я потеряла аппетит после ареста.

– Так как прошёл первый день возвращения в школу? – спросила мама. Я видела, что ей не терпится услышать хорошие новости, но мне не хотелось их сообщать. Мой первоначальный план состоял в том, чтобы солгать обо всем, заставить моих родителей поверить, что все вернулось на круги своя, но ложь – это грех. И было гораздо приятнее говорить правду.

Я приподняла брови.

– Что ж, этим утром я получила милейший подарок от кучки девчонок. Оранжевый комбинезон, если точнее. Очень похож на тот, что я носила в колонии.

Оливер подавился курицей.

Папа прищурился.

– Я надела его. Оказывается, они даже потрудились и нашли мой размер. Но из-за этого у меня возникли проблемы с учителем на первом уроке, с «Полночью в Совершенном мире».

Мама, папа и Оливер уставились на меня в замешательстве.

– В смысле, с мистером Коннели, – объяснила я, качая головой. – А потом целый день меня донимали оскорблениями. Хотите услышать парочку?

– Нет, – решительно отрезал папа.

Я проигнорировала его и начала загибать пальцы: – Потаскуха, стерва, чокнутая, шлюха и, моё любимое, фашистка. Кто-нибудь в курсе, что это значит?

Оливер пялился на меня с открытым от неверия ртом.

– Никак не могу понять причин для потаскухи и шлюхи. Я приняла обет безбрачия в восьмом классе, – добавила я. – Ты же помнишь, правда, мам? Ты вела тот групповой урок о чистоте ожидания брака перед сексом. Я приняла обет. Не знаю, о чем говорят эти детки. Я никогда не обнажалась ни перед кем, – злость била ключом, и я знала, как избавиться от неё.

Лицо мамы стало свекольного цвета. Папа выглядел возмущенным, и как оружие держал вилку в одной руке и нож в другой. Словно он собирался сразиться со мной. Я не могла остановиться.

– А потом я опоздала на автобус и прошла двенадцать километров до дома пешком, – продолжила я. – Есть ли у меня шанс вернуть мои водительские привилегии?

– Нет, – ответил папа. Наши взгляды встретились, в его глазах злость смешалась с раздражением. – А теперь, не хотела бы ты рассказать о том, как на самом деле прошёл твой день?

Я ощетинилась. Не может же он всерьёз мне не верить. Кто станет такое выдумывать?

Я бросила вилку на тарелку. – Я сказала правду. Вот как прошёл мой день.

– Кейденс, мне с трудом верится, что одноклассники стали бы вести себя так гадко с тобой, – сказала мама.

– Вот именно, – согласился папа. – Мы знаем, ты хочешь перейти на домашнее обучение и всё такое, но вранье о том, как тебя дразнят в школе, не заставит нас передумать. Мы оба работаем, Кейденс. При любом раскладе мы не можем позволить тебе остаться дома.

Я не верила своим ушам. Мои родители полностью все отрицали. Неужели они понятия не имеют, как ведут себя подростки? Подростки очень порочны. Надо мной издевались, и мои родители отказывались в это верить. Я знала, что должна была оставить себе этот чертов комбинезон!

– А теперь, я спрошу тебя снова, – произнес папа. – Как прошёл твой день?

Я отказывалась говорить.

– Я задал тебе вопрос, Кейденс, – твердо произнес папа. – Как прошёл твой день?

Я знала, он будет спрашивать, пока не солгу. И поскольку они все равно считали меня обманщицей, я решила подыграть.

Закусив нижнюю губу, глубоко вздохнула.

– Хорошо, – проговорила я.

– Отлично, – ответила мама, и сделала глоток диетической колы.

Я посмотрела через стол на своего брата. Он всё ещё пялился на меня, но уже без выражения «не-могу-поверить-что-ты-ругалась-перед-родителями». Его взгляд изменился. Теперь он казался обеспокоенным. И злым. Не знаю, чем это было вызвано, и я слишком устала, чтобы это выяснять. Я попросила разрешения выйти из-за стола, но мне ответили, что я должна показать свои манеры и остаться за столом, пока все не закончат. Поэтому остаток ужина я сидела, наблюдала за тем, как родители едят и ведут бессмысленный разговор о работе и предстоящем сборе консервов для нашей церкви.

После ужина я подняла в свою спальню корзину с постиранным бельём. Выложила носовой платок мистера Коннели на постели и убрала остальные свои вещи. А потом села и стала думать, как лучше сложить платок. Пока я колебалась между квадратом и треугольником, я мысленно вернулась к тому дню, когда встретила мистера Коннели на обочине двадцать восьмого шоссе. В особенности, я вспомнила выражение его лица, когда он впервые взглянул на меня. Тогда я проигнорировала это, ведь была слишком занята, любопытствуя, не на ангела ли смотрю, но теперь, когда я знала, что он им не был (если только Бог не посылает ангелов на Землю, чтобы преподавать матанализ), я вполне могла поразмыслить о его взгляде.

Тот взгляд.

Словно он уже знал меня, но в то же время я была для него абсолютной незнакомкой. Или это имело смысл в тот момент. Или он нашёл то, чего даже не знал, что искал. Никто и никогда так на меня не смотрел, и я знала, что не вообразила себе этого. Я видела. Я видела, как его лицо просветлело. А потом он отвел глаза и пробормотал что-то о том, что уйдёт с моего пути, чтобы я могла работать. Я не знала, что и думать об этом теперь, а может время, прошедшее с нашей придорожной встречи, преувеличило этот взгляд в моём сознании, но я так не думала. Думаю, ему понравилось увиденное, и мне это польстило. Но также и запутало.

Я снова посмотрела на носовой платок. Треугольник. А потом услышала, как скрипнула дверь в мою спальню. Оливер просунул голову внутрь.

– Ты в порядке?

– Проваливай, – ответила я, поглаживая пальцами платок.

Он зашел и сел рядом со мной

– Я верю тебе, – произнес он. – Насчет твоего дня. Я слышал, как Брэкстон назвал тебя шлюхой, и сказал ему, что, если не прекратить говорить гадости о моей сестре, я выбью из него дерьмо.

Я улыбнулась.

– Просто не могу поверить, что ты сказала всё это перед мамой и папой, – продолжил он, слегка ухмыляясь.

– Это они спросили, – ответила я.

– Думаю, они просто напуганы, Кей, – поделился Оливер. – Им не хочется верить, что тебя задирают.

– Мне всё равно, – отрезала я. – Они должны верить мне. Я их дочь, и они должны мне верить.

Оливер пожал плечами. – Ну, ты соврала о той вечеринке, а потом обдолбалась и ограбила мини-маркет. А потом всё дошло до суда. А потом тебя увезли в колонию.

– Один единственный раз! – вскрикнула я, и Оливер рассмеялся.

– Это не просто тайная вылазка из дома и выпивка, Кейденс, – сказал он. – Это как бы офигительно большая ошибка, знаешь ли?

– Да плевать.

Оливер откашлялся. – Слушай, вся эта хрень уляжется.

Я не верила ни единому слову.

– Просто на это уйдет какое-то время. Произойдёт что-то новое, или же появится кто-то новый, и эти засранцы сразу забудут о тебе, – успокоил он меня.

Утешающие слова, но меня ими было не убедить.

– Хочешь, сядем завтра вместе в автобусе? – предложил он.

Я усмехнулась.

– И испортим твою репутацию? Нет уж. Я бы никогда так с тобой не поступила.

Оливер пожал плечами. – Я сяду с тобой, Кейденс.

Я покачала головой. – Всё в порядке. И с чего это ты вдруг стал таким милым? Я думала, мы ненавидим друг друга?

– Я ненавижу тебя, – ответил Оливер. – Но я единственный, кому дозволено тебя ненавидеть. Больше никому.

Я ухмыльнулась. – Ты такой придурок.

– Хочешь, помолимся вместе? – спросил Оливер, подмигивая.

– Ты это серьёзно?

– Нет, – ответил он и встал. Потом подошел к двери и открыл ее, чтобы уйти.

– Постой! – позвала я его.

– Что?

– Ты до сих пор молишься перед сном?

– Ага.

Я была ошарашена. – Зачем?

Он с замешательством смотрел на меня.

– Потому что так все делают. Что? Ты не молишься?

Я покачала головой.

– Что ж, может быть, именно поэтому ты и угодила в колонию.

Я не была уверена, шутит ли он, пока не увидела ухмылку.

– Вот придурок, – пробормотала я, когда он закрыл дверь.

***

На следующий день на уроке математического анализа я старалась как можно реже смотреть на мистера Коннели. Я все еще была смущена из-за вчерашних событий. Я собиралась вернуть ему платок после урока, но перед его столом создалась целая очередь из учеников, в основном, девушек, которые очень нуждались в помощи или внимании. Те, кому нужна была помощь, держали свои учебники открытыми, наготове. Те, кто хотел внимания, пока ждали своей очереди, наносили блеск для губ.

Сегодня я «расистка». Именно это было написано в записке внутри моего шкафчика, которая ожидала меня там после урока мат. анализа. Если конкретнее, там было написано «расистская стерва». Ну тут уж я легко смогла понять причину. Владелец магазина, который я пыталась ограбить, индийский мужчина за сорок. Хотя, это оказалось не преднамеренно. Он мог быть любого цвета радуги, и ничего бы это не изменило. Его магазин находился у черта на куличках, а мы все были под кайфом: идеальная комбинация для ограбления. Я смяла записку и бросила её в ближайшую мусорную корзину, краем глаза заметив в коридоре Грэйси. Я практически побежала к ней.

– Эй, – я не знала, каких слов ждала от неё. Мы не разговаривали с моего освобождения. Её родители были твёрдо убеждены, что я должна держаться от неё подальше. Школа – это единственный шанс поговорить с ней, а вчера она меня избегала.

Она осматривалась по сторонам, ее зеленые глаза искали пути к отступлению.

– Как думаешь, может, сядем вместе за обедом? – спросила я, перекладывая книги в другую руку.

– Я не могу, Кейденс, – ответила Грэйси. – Ты же знаешь, мне нельзя.

– Что? Твои мама с папой проверяют тебя в школе? Как они вообще узнают?

Грэйси ощетинилась и фыркнула. – Мне не разрешают.

Я знала, у меня было очень мало времени. Совсем скоро прозвенит звонок, поэтому я сразу перешла к самому важному, что хотела ей сказать.

– Прости, Грэйси, – произнесла я. – Мне стоило послушать тебя и не идти на ту вечеринку. Я не пыталась избавиться от тебя. Мне просто было любопытно. Я совершила одну ошибку. Но это всего лишь одна ошибка. Почему твои родители не могут позволить нам общаться?

Глаза Грэйси расширились от неверия. – Ты обдолбалась! Ты ограбила магазин! С чего вообще моим родителям позволять нам общаться? – вскрикнула она.

Я поёжилась, смущённая её реакцией и взглядами учеников, что находились рядом.

– Ты полностью разрушила нашу дружбу! – бросила она, и тут громко и резко прозвенел звонок. – А теперь из-за тебя я опоздала на урок!

Она захлопнула дверцу своего шкафчика и поспешила по коридору. Я стояла ошеломленная, и наблюдала, как она заворачивает за угол и исчезает. Я раздумывала над своими вариантами: пойти на урок или же пропустить школу совсем. Я пыталась быть хорошей, поэтому знала, что должна пойти в класс. Но я была уставшей, напуганной, и мне было грустно из-за Грэйси – хорошие причины, чтобы всё же прогулять.

Я схватила рюкзак из шкафчика и направилась к боковому выходу. Я могла проскользнуть незамеченной и пойти куда-нибудь. Куда угодно, только не домой. Я уже коснулась дверной ручки, когда меня позвал мистер Коннели

– Куда ты собралась, Кейденс? – спросил он.

Я не обернулась. – На урок.

– Единственный урок, что проводится снаружи – это физкультура, – ответил он. – И ты идёшь не туда.

Я замерла.

– И, кстати говоря, здесь есть камера.

Я подняла глаза и посмотрела направо. Нет камеры. Я посмотрела налево. Камера. Когда они её установили?

– Что происходит? – спросил мистер Коннели.

Я подпрыгнула. Не слышала, чтобы он двигался, а теперь он стоял прямо позади меня.

– Просто мне не хочется быть здесь сегодня, – ответила я, поворачиваясь к двери. К моему выходу. Моей свободе. Смогу ли я убежать от своего учителя математики, если он пойдёт за мной?

– Кейденс, ты достаточно умна, чтобы знать, что выбора у тебя нет. И ты также достаточно умна, чтобы знать, что у тебя будут огромные проблемы с родителями, – пытался вразумить меня мистер Коннели.

– Мне всё равно, – огрызнулась я.

– Нет, это не так.

Я кивнула. Он был прав. Я целый месяц после освобождения из колонии трудилась, чтобы вернуть родительское расположение. Я хотела, чтобы они смотрели на меня так же, как раньше. Мама стала немного более благосклонна. Папа же оставался неумолим, и чем больше я старалась показать ему, что изменилась, тем более неумолимым он становился.

Ирония в том, что мне не нужно доказывать ни одному из них, что я изменилась, ведь это не так. Я всегда была хорошей девочкой, даже когда совершала эту большую ошибку. Да, это была действительно ужасная ошибка – накачаться и ограбить магазин, но это не определяло того, кто я есть. Я не стала внезапно за одну ночь зависимой наркоманкой или закоренелой преступницей. Я сделала один неверный выбор, который заклеймил меня на всю жизнь, по крайней мере, в глазах моих родителей.

Только когда меня отпустили из колонии, я поняла ожидания своих родителей. От меня ожидали, что я всегда буду идеальной. Мне никогда не было позволено совершать ошибку, и когда я всё-таки её совершила, я заплатила непомерную цену. Дело не только в том, что они не простили меня и, наверное, никогда не простят, дело в том, что, думаю, я им даже больше не нравилась.

– Пойдём со мной, и я напишу тебе освобождение, – предложил мистер Коннели.

Я неохотно последовала за ним в класс и остановилась в дверном проёме, пока он писал записку. Когда он протянул её мне, я достала из своего кармана его носовой платок.

– Обмен, – сказала я, предлагая ему кусочек ткани.

– Мне он не нужен, – ответил он. – Можешь оставить его, кажется, он тебе очень понравился. – И он подмигнул мне. И мне это понравилось.

Я улыбнулась. – Вы когда-нибудь прежде давали его кому-то, кто использовал бы его и вернул?

– Нет. Я никогда и никому не позволял использовать его, до тебя, – тихо ответил он.

Я ощутила, как жар покалывает мою кожу. Мне хотелось спросить его, почему он позволил использовать его мне, но передумала.

– Это особенный носовой платок? – спросила я вместо этого.

– Моего дедушки, – ответил мистер Коннели.

– О Господи, – прошептала я, глядя на носовой платок. – Я положила его стираться с белым бельем. В обычном режиме!

Мистер Коннели усмехнулся. – Он в порядке. Всё ещё целый и невредимый.

– Мистер Коннели, я не могу его оставить. Пожалуйста, заберите его. С ним случится что-нибудь ужасное, я точно знаю. С моим-то везением, понимаете? Пожалуйста, заберите его, – я сунула платок ему в лицо.

– Отправляйся в класс, Кейденс, – ответил мистер Коннели. Он не забрал его.

– Пожалуйста, – упрашивала я, махая платком перед ним.

– Иди в класс, – мягко настоял он. – Я дам тебе знать, когда захочу вернуть его.

Я пошла на английский, в замешательстве сжимая в руке его носовой платок, меня расстроило, что он не забрал его. Что мне с ним, по его мнению, делать?

***

Все подростковые фильмы, изображающие время обеда в школе как самую ужасную часть дня, совершенно точны. Это самое худшее время, если у тебя нет друзей. Я не застенчивый человек по своей природе, но сегодня я чувствовала себя невероятно неудобно, сидя в одиночестве за столом для изгнанников. Я собиралась сесть рядом с Грэйси, но она ясно дала понять, что нашей дружбе конец. Что ранило меня больше всего, так это то, что она использовала как предлог своих родителей. Конечно же, я знала, что они не хотят, чтобы я к ней приближалась, но она и не пыталась бороться за меня, потому что не хотела. Она вычеркнула меня, и осознание этого было словно обжигающая пощёчина.

Я наблюдала, как в столовую зашёл мистер Коннели. Полагаю, его первой обязанностью в школьном году стал надзор за толпой учеников во время обеда. Я знала, учителя распределяют обязанности, и контроль во время обеда, безусловно, хуже всего. В руках он держал пакет с едой. Я подумала, что это мило и придурковато. Не знаю, почему. Еда в его пакете была уж явно лучше гадости на моём подносе.

Я заметила, что он шел в мою сторону.

Что ты вытворяешь? Не иди сюда. Ты не слышишь, что я сказала? Не. Иди. Сюда.

Мистер Коннели положил сумку на стол и сел на место в двух шагах от меня. Меня бросило в жар. Тут же появилась злость. Или раздражение. Или смущение. Не знаю. Может, всё и сразу.

– Привет, Райли, – поздоровался он с парнем напротив него.

– Здрасьте, мистер Коннели, – коротко ответил Райли. И снова вернулся к чтению своего комикса.

– Как дела, Николь? – спросил мистер Коннели, повернувшись к девчонке слева от него. Как он умудрился запомнить имена детей?

Николь захихикала и сдвинула свои очки вверх. – Здравствуйте, мистер Коннели.

– Как проходит день? – спросил он.

Она снова хихикнула. – Эм, нормально, вроде.

– Решила, пойдёшь ли на баскетбол? – продолжил он.

– Не уверена. Наверное, – тихо ответила она.

Я держала голову опущенной, глаза были прикованы к еде на подносе, волосы прикрывали лицо. У мистера Коннели волшебный мозг или что? Всего-то второй день в школе. Как он сумел запомнить имена этих случайных детей и предыдущие разговоры с ними? Он преподает примерно у двухсот учеников. И вообще, почему он сидит тут? Всё это очень странно.

– Привет, Кейденс, – поздоровался со мной мистер Коннели.

Я подпрыгнула на месте. – Здравствуйте.

– У тебя всё в порядке

Моя жизнь настоящий отстой, а ты видел, как я разревелась вчера словно ребенок. Сам как думаешь?

– Всё отлично, – пробормотала я, ковыряя вилкой жидкое картофельное пюре.

– Не голодна?

Я фыркнула и кивнула на тарелку с картошкой, чтобы ему было лучше видно.

– По-вашему это выглядит аппетитно? – спросила я.

Он усмехнулся. – Не особенно. Хочешь разделим мой сэндвич?

Нет, не хотела я делить твой сэндвич. Хватит уже быть таким милым и славным!

Я покачала головой.

– Тебе и впрямь нужно что-то есть. Так мозг будет лучше работать. И к тому же, ты действительно крошечная.

О Боже. Не надо комментировать мои размеры.

Он попробовал сменить тему. – Ты хорошо заботишься о моём платке?

Я уставилась на него. – Могу я вернуть его прямо сейчас?

– Нет, я просто спросил, заботишься ли ты о нём.

Я понятия не имела, что он имел в виду. И что мне теперь делать с его носовым платком? Я инстинктивно сунул руку в карман. Он все еще был там. В целости и сохранности.

– Он в моём кармане, – растеряно ответила я.

– Хорошо.

Больше я не могла терпеть.

– Почему вы сидите здесь? – потребовала я ответа. Я не хотела, чтобы это прозвучало, как обвинение.

– Есть причины, по которым я не могу здесь сидеть? – ответил он вопросом на вопрос.

– Просто странно. Знаете, есть же стол для учителей.

– Я не хочу сидеть за ним.

– Ну, просто, чтобы вы знали, вы сидите за столом для изгоев, – просветила я его, и Райли оторвался от своих комиксов и с презрением посмотрел на меня. – Так и есть, – настояла я.

– Я не вижу тут изгоев, – заспорил мистер Коннели. – Ты ведёшь себя грубо.

– Да и пофиг, – я встала и забрала свой поднос. – Я сваливаю.

– Скатертью дорога, – пробормотал Райли.

– Наслаждайся остатком дня, Кейденс, – спокойно произнес мистер Коннели.

– Это Вы наслаждайтесь остатком вашего дня, – бросила я в ответ. Но после этих слов почувствовала себя тупицей.

Я побежала по коридору к своему шкафчику. Я была рассержена, хотя знала, что у меня не было на это права. Всё дело в мистере Коннели. Всегда тут. Всегда там. Я слишком часто его видела, а ведь сегодня лишь второй учебный день. Мне не нравилось то, что я чувствовала из-за него, в основном из-за того, что не могла определить это чувство. И мне не нравилось повсюду носить его носовой платок. Что это? Я подумала, что это в каком-то роде демонстрация силы, и решила оставить платок на его столе после того, как поменяю учебники.

Я открыла шкафчик, а там был песок. Он высыпался прямо мне на ноги, заполняя мои балетки. Какого черта? Кто знает комбинацию моего шкафчика? Комбинезон вчера – это одно, у меня ещё не было замка. Но сегодня он появился, и всё равно меня ждал подарочек.

Я сняла туфли и вытряхнула из них кучу песка, а потом направилась в учительскую.

– Мне нужен новый замок, – грубо заявила я.

Секретарь за столом, миссис Киндер, поджала губы.

– Могу я спросить, зачем?

– Затем, что кто-то из учеников знает мою комбинацию, и они завалили песком мой шкафчик, – ответила я. – У меня в туфлях песок.

Миссис Киндер нахмурила брови. – Что ж, это прискорбно.

– Так и есть, – наехала я. – И кто отвечает за камеры наблюдения? В смысле, у вас камеры на всех стенах в школе. Почему никто не наказан за эти издевательства надо мной?

– Пожалуйста, успокойся, – произнесла миссис Киндер.

– Нет! – вскрикнула я. – И я не собираюсь убирать весь этот грёбаный песок!

Вот дерьмо. Дерьмо, дерьмо, дерьмо.

– Что, прости?

Нечестно. Я никогда, за всю свою жизнь не произносила этого слова при взрослом. Особенно при том, у кого надо мной была такая власть. У меня были огромные неприятности.

– Миссис Киндер, Боже мой. Мне так жаль. Я не хотела говорить это. Я ругалась не на вас. Я ругалась на саму ситуацию, – попыталась объясниться. Я решила, что лучший способ избежать наказания – прибегнуть к слезам. – Просто это было так ужасно! – зарыдала я. – Меня достают, и я устала, и там повсюду песок!

Лицо миссис Киндер смягчилось.

– У вас есть полное право злиться, и я заслужила неприятности, заслужила! Но я умоляю вас. Пожалуйста, не звоните моим родителям! Я буду отрабатывать по утрам весь год, если вы не станете звонить моим родителям!

Я шмыгнула носом и вытерла его тыльной стороной ладони, как четырехлетняя. Это было жалко, и я уже даже не притворялась. Я достала из кармана носовой платок и заплакала в него.

– Милая, всё в порядке. И тебе не придётся убирать песок. Успокойся и присядь.

Я не могла ответить из-за дрожи, поэтому кивнула и села. И именно тогда дверь в учительскую распахнулась, и зашел мистер Коннели. Ну, разумеется, зашёл именно он. Ведь я сидела в учительской, плакала и держала его носовой платок.

– Кейденс? Ты в порядке? – спросил он.

– Серьёзно? – прошептала я. – Вам нужно быть здесь прямо сейчас? – пробормотала я, не глядя на него.

– Да, – ответил он. – Мне нужно проверить почту. Прости, если это беспокоит тебя.

– Не беспокоит, – процедила я сквозь стиснутые зубы, а потом сняла одну туфлю и протерла ее платком.

– Хмммм, – промычал он, наблюдая за мной.

– О, простите, – ответила я, а потом посмотрела ему в глаза и взмахнула платком перед его лицом. – Это вас беспокоит? Ведь я пыталась вернуть его, но вы не взяли, поэтому я решила использовать его, как мне только, на хрен, вздумается, – выругалась я, но лишь потому, что миссис Киндер ушла в заднюю часть учительской, в подсобку, чтобы позвонить уборщику. Я продолжила вытирать свою туфлю.

Мистер Коннели присел на корточки передо мной.

– Можешь использовать его, как тебе только, на хрен, вздумается, – мягко ответил он.

Воздух застрял у меня в горле. Дыши, Кейденс. Но я не могла вспомнить, как.

– А теперь, не расскажешь мне, почему ты вытираешь со своих туфель песок? – спросил он.

– В моём шкафчике песок, – ответила я, вздохнув. – Он… – я сделала долгий, полный наслаждения глоток воздуха, – высыпался, когда я открыла дверцу.

– Хммм.

И тут в комнату вернулась миссис Киндер и позвала меня к столу.

– Кейденс, вот твой новый замок, – произнесла она, протягивая его мне. – Вот комбинация к нему. Предлагаю тебе сразу запомнить её и выбросить бумажку.

26,17, 2. 26, 17, 2. – Я уже запомнила, – ответила я. – И, пожалуйста, порвите ее.

Я развернулась, чтобы уйти, а потом остановилась и встретилась взглядом с миссис Киндер ещё раз.

– Спасибо, – прошептала я.

Она улыбнулась и кивнула.

Я вышла из учительской, не взглянув на мистера Коннели, и вернулась к своему шкафчику. Кенни, уборщик, уже пылесосил песок на полу. Он выключил пылесос, когда я подошла.

– Не хотел пылесосить твой шкафчик, пока ты не достанешь свои книги. Не хотел трогать твои вещи, – объяснил он.

– О, да в моём шкафчике нет ничего важного. Если хотите испортить мои учебники, мне всё равно. Можете стащить их, если хотите, – предложила я.

Он усмехнулся. – Прошло уже немало времени с тех пор, как я был в старшей школе. И это было достаточно плохо и в первый раз. Мне не нужно, чтобы эти книги напоминали мне о прошлом.

Я засмеялась. Мне нравился Кенни. Он пожилой мужчина шестидесяти лет с седыми волосами и огромным животом, он работал в Крествью Хай еще до моего прихода сюда. Он был добр ко всем ученикам, и большинство из них хорошо относились к нему в ответ.

– Вы не против пропылесосить мои туфли? – спросила я, укладывая последние из своих книг на пол.

Кенни закончил пылесосить мой учебник по истории, а потом перешёл к моим туфлям. Я снимала по одной за раз, стоя то на одной ноге, то на другой, чтобы моя необутая нога не касалась грязного пола в коридоре. Кенни был даже достаточно мил, чтобы пробежать пылесосом по моим босым ступням, засасывая последние крупицы, прилипшие к моей коже.

– Спасибо, Кенни, – поблагодарила я, засовывая книги обратно в шкафчик.

– Не проблема, Кейденс, – ответил он. – Мне жаль, что это случилось с тобой.

Я пожала плечами. – Полагаю, мне не стоило попадать в колонию. Тогда бы и вопросов не было.

– Не важно, что случилось в прошлом. Детям не стоит так поступать с тобой, – успокоил он меня.

– Всё в порядке. У меня новый замок, – бодро ответила я, приподнимая его и поигрывая бровями.

– Хорошая девочка, – ответил он, а потом прощался со мной и ушел, волоча за собой большой пылесос.