Текст книги "Три недели страха"

Автор книги: С. Бокс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

Я поморщился.

– Каким-то образом, – продолжала Мелисса, – мы должны убедить его подписать бумаги. Я не могу поверить, что его хоть немного интересует Энджелина. Гэрретт не хочет быть отцом, хотя я не понимаю его игру. Может быть, он просто использует ситуацию, чтобы запугать нас.

– Похоже, ты ему нравишься, – заметил Брайен.

– Мы не можем противостоять ему, – сказала она. – Нам нужно найти способ его убедить.

– Нечто подобное предлагала Джули Перала, – вспомнил я.

Мелисса повернулась ко мне:

– Ты ведь можешь продолжать держаться с ним по-дружески, верно? По крайней мере, притворяться, что ты его не ненавидишь?

– После того, что он сделал вечером? – Я указал наверх. – Он не только расчетливый, но и злой. Когда я смотрел ему в глаза, у меня по коже бегали мурашки.

– В судебных делах это не играет роли, – вздохнул Коуди. – Разве ты не знаешь, что в наши дни не существует такого понятия, как зло? Тем более в нашем политкорректном городе.

– Некоторые называют это толерантностью, Коуди, – сказал Брайен. – Это считается прогрессивным.

Коуди шумно выдохнул:

– Черта с два!

– Пожалуйста, не будем отвлекаться, – попросил Брайен.

– Дело не в Гэрретте, – сказала Мелисса, игнорируя обоих, – а в его отце. Если бы мы могли их разделить и я просто поговорила с Гэрреттом…

– Нет, – прервал ее я. – Не думаю, что это хорошая идея.

– Может быть, если бы я поговорила с ним и показала ему, сколько заботы требуется для ребенка, это бы его отпугнуло. Возможно, ему нужно увидеть грязные подгузники и рвоту на нагруднике, чтобы понять, каково иметь ребенка, даже если его будут воспитывать его родители.

– Но он не захотел даже видеть Энджелину, – сказал я. – Для этого есть причина. Ты считаешь его разумным, но я не вижу никаких признаков этого.

– Ты думаешь, что он злой, – фыркнул Коуди.

– Гэрретт не хочет сталкиваться с ситуацией в реальной жизни, – настаивала Мелисса. – Он хочет избежать этого. Может быть, если бы он увидел девочку…

– Не знаю. – Брайен покачал головой.

Мелисса посмотрела на нас по очереди.

– Ребята, мы должны в первую очередь думать об интересах Энджелины. Если случится худшее, она останется с ними. Я не говорю, что это обязательно произойдет, но мы не должны упускать такую возможность. Джон Морленд показался мне очень решительным. И если он своего добьется, я не хочу портить отношения Энджелины с ними.

Последовало молчание.

– Ты удивительная, – прошептал Брайен.

Я не мог с этим не согласиться. Но внутри меня шевелился холодный страх. Если худший сценарий реализуется и Морленды получат Энджелину, я знал, что это уничтожит Мелиссу. И после всего, через что нам суждено было пройти, это уничтожит нас обоих.

– Я не позволю, чтобы это случилось, – заявил я.

Мелисса посмотрела на меня и печально улыбнулась.

– Господи, – Коуди поднялся, – мне нужно еще выпить.

– Что еще мы знаем о Джоне Морленде? – задала Мелисса риторический вопрос. – Он ключ ко всему.

Коуди подвинулся на кушетке, словно собираясь заговорить, но Брайен опередил его.

– Я встречал его несколько раз на социальных и благотворительных мероприятиях. Мне неприятно это говорить, но он казался абсолютно нормальным приятным человеком. Морленд близкий друг мэра, и у него хорошие связи с сенаторами, генеральным прокурором и даже президентом. Я слышал, что он рассчитывает на дальнейшее продвижение. Он буквально излучает компетентность и уверенность.

Мелисса покачала головой.

– Это мы знаем.

– Он женат на Келли, – сказал я. – Гэрретт говорит, что она его мачеха, а настоящая мать умерла.

Брайен откинулся назад.

– Я видел Келли. Шикарная блондинка.

– Интересно, где тут связь с «Суреньос-13»? – промолвил Коуди.

– Как бы то ни было, – продолжал Брайен, – я могу начать расспросы в моих кругах. На вечеринках с коктейлями и благотворительных мероприятиях о высокопоставленных лицах можно узнать удивительные вещи. Достаточно нескольких порций выпивки, и наружу вылезают всевозможные мрачные тайны. Денвер мало чем отличается от Хелены – просто больше. Может быть, я смогу выяснить, что судья не так уж совершенен, и мы получим кое-какое оружие против него.

Мелисса и я кивнули, зная, что Брайен – отличный сплетник, способный обвести вокруг пальца кого угодно. Привлекательные замужние женщины – вроде Мелиссы, если подумать, – казались готовыми выложить ему все секреты. Наградой служило само его желание их слушать.

– Только смотри не расспрашивай неправильных людей, иначе это отольется Джеку, Мелиссе и мне, – сказал Коуди. – Я работаю на город и иногда даю показания в суде под председательством Морленда. Я познакомился с ним, когда он был прокурором, а мне приходилось выполнять задания вместе с коллегами.

Коуди годами жаловался мне, что он часто вынужден выполнять задания ФБР, полиции штата и полицейского департамента Денвера. У него возникали бюрократические, процедурные и территориальные проблемы с ФБР. Но так как Коуди был отличным работником и не заботился о том, чтобы заводить влиятельных друзей, он лично раскрывал дела и оставлял федералам всю славу, лишь бы они его не трогали. Совместной работы он не любил.

– Как он выглядит в суде? – спросил я у Коуди. – Морленд охарактеризовал себя как строгого, но справедливого. И очевидно, у него пунктик по поводу ответственности, иначе он не стал бы втягивать в это свою и нашу семью.

Коуди кивнул:

– Все судьи описывают себя таким образом, так что не обращай внимания. Но по-моему, Морленду нравится быть судьей – может, даже слишком. Мы догадываемся, какое решение будет вынесено по его процедурному стилю. Если он думает, что обвиняемый подонок, то обеспечит ему срок в федеральной тюрьме. Если же по какой-то причине он считает, что мы взяли не того парня, его никак не переубедить. Судьи должны выслушивать аргументы, изучать закон и выносить суждение, основанное на фактах. Морленд делает это, но он предрешает исход, и многие из нас думают, что он ставит себя над законом. Когда он с нами согласен, все отлично, а когда нет – дело дрянь. Но в большинстве случаев он поддерживает копов, и это все, что нам надо. Завтра я даю показания в его суде по делу Коутса – Монстра Одинокого каньона. Может, вам стоит прийти в суд и посмотреть Морленда в действии. Заседание начинается в час.

– А я узнаю что-нибудь? – спросил я.

– Ты узнаешь, против чего тебе придется выступать, – ответил Коуди, не внушив мне особой уверенности.

Последовавшее молчание нарушил Брайен:

– Нам нужен Гэрретт, Мелисса. У него наверняка в прошлом не все чисто, если он таков, как вы оба его описываете. Ты сказал, Джек, что он излучает зло и пришел сюда вечером с гангстером. Возможно, если мы узнаем побольше о Гэрретте, то сумеем убедить суд, что он совершенно не годится для роли отца, несмотря на то, что говорит его папаша-судья.

– Это может быть нелегко, – заметил Коуди. – Если за ним числятся ювенильные правонарушения, они, вероятно, засекречены.

– Для детектива, который работает с федералами и арестовал Монстра? – усмехнулся Брайен. – Держу пари, этот детектив найдет способ заглянуть в его досье.

Я осторожно посмотрел на Коуди. Мне не хотелось давить на него.

– Я осторожно наведу справки, – сказал он. – Но я должен держаться в стороне от любого расследования самого судьи. Мне нужно оставаться абсолютно чистым. Можете представить, что произойдет со мной и департаментом, если просочатся сведения, что я копаюсь в делах федерального судьи? Меня пошлют назад в Монтану или хуже того.

Коуди содрогнулся. Меньше всего он хотел бы оказаться на родине.

– О'кей, – подытожил Брайен, хлопнув себя по коленям. – У нас есть план и меньше месяца на его осуществление. Я узнаю, что могу, о судье, Коуди – о сынке, а ты и Мелисса найдите хорошего адвоката и боритесь с ублюдками так долго, как сможете. Тем временем, думаю, вы должны подать жалобу на то, что Гэрретт и Луис натворили здесь этим вечером.

Коуди поднял руку.

– Если вы это сделаете, то не сможете вовлекать меня. И по-моему, это глупая идея.

– Почему? – обиженно спросил Брайен.

Мелисса вскочила.

– Мы не хотим конфронтации с Гэрреттом – пока что. Сначала мы хотим попробовать склонить его на свою сторону.

Брайен посмотрел на меня, словно спрашивая: «Как вам это удастся?»

Когда Брайен и Мелисса поднялись наверх взглянуть на Энджелину, Коуди вышел из кухни с очередной бутылкой пива.

– Ты уверен, что хочешь этого? – спросил я. – Ведь тебе завтра давать показания.

Коуди пожал плечами и выдернул пробку.

– Мы собираемся прищучить этого сукиного сына Коутса. Монстр Одинокого каньона получит по заслугам. Я не волнуюсь, хотя федералы злятся на меня за то, что дело раскрыл я. Но надеюсь, судья не узнал меня у твоего дома. Если ему известно, что мы друзья…

– То что?

– Кто его знает?

Коуди глотнул пива, и несколько минут мы сидели молча. Потом он склонился вперед и тихо заговорил:

– Я знаю, что у Брайена добрые намерения, но… ну, я представляю его болтающим со всеми своими великосветскими дружками. Если судья Морленд услышит об усилиях раскопать грязь о нем или о его сыне, он может обратить это против вас двоих, а возможно, и против меня.

– Что ты имеешь в виду? – сердито осведомился я.

– Может, он возьмет назад свое предложение раздобыть для вас другого ребенка. Это щедрое предложение, Джек.

– Мелисса не желает даже думать об этом, Коуди, – сказал я. – И я тоже.

– Иногда приходится довольствоваться тем, что вы можете получить. Ты знаешь, что у меня есть сын?

– Что?!

Коуди вытер рот рукавом.

– Да, результат пьяного свидания в Форт-Коллинзе, когда я работал под прикрытием. Барменшу звали Рей Энн. Теперь она вторично вышла замуж, но я посылаю ей деньги на маленького Джастина каждый месяц. При моем жалованье это нелегко, но что поделаешь.

– Ты никогда не говорил нам об этом, – сказал я.

Он пожал плечами:

– Такое случается. Но я хотел сказать, что мы с Джастином стали ближе теперь, когда ему шесть. Первые пять лет он был просто ребенком. Честно говоря, он может быть любым ребенком. Джастин любит бейсбол и рок. Но первые пять лет он был просто маленьким толстым… существом. Я понял, что дети становятся людьми, только когда подрастают.

– Не разделяю твоего мнения, – возразил я.

Коуди допил пиво.

– Дети есть дети. Вы можете завести другую малышку и полюбить ее больше, чем любите Энджелину. Если вам представится шанс взять другого ребенка, вы и Мелисса окажетесь в выигрыше.

У меня защипало в глазах.

– Коуди, уже поздно, и ты пьян. Так что лучше заткнись.

Он поднял руку.

– Я просто говорю…

– Я знаю, что ты говоришь. Прекрати. Это не выбор.

– Подумай, Джек.

– Повторяю: это не выбор.

Коуди начал спорить, когда на лестнице появились Мелисса и Брайен.

– Довольно, – остановил я его.

– О'кей, – сказал он. – Увидимся завтра?

В данный момент меня не заботило, увижу ли я Коуди когда-нибудь еще.

– Позвони мне, – сказал Брайен Мелиссе, обнимая ее на прощание.

– Хорошо, – отозвалась она. Мелисса была опустошена, как и я, и не скрывала этого. Ее глаза снова наполнились слезами.

– Жаль, что мы просто не можем позвонить дяде Джетеру, чтобы он обо всем позаботился, – засмеялся Коуди. – Он бы с удовольствием приехал сюда пнуть чью-нибудь задницу.

Я улыбнулся при этой мысли. Джетер Хойт был легендой, когда мы еще подрастали в Хелене. Одна из причин, по которой никто никогда не трогал Коуди, Брайена и меня, была та, что Джетер был дядей Коуди и истории о нем передавались шепотом после взгляда через плечо для проверки, кто находится в комнате.

– У тебя хорошие друзья, – сказала Мелисса, когда они ушли.

– У нас, – поправил я, не передавая ей, что говорил Коуди.

Мы уже час были в постели. Мелисса подоткнула одеяло вокруг Энджелины и что-то прошептала ей. Дыхание нашей дочери служило звуковой дорожкой в комнате. Я погрузился в неверный сон.

В четыре часа утра я услышал на улице урчание мотора и узнал машину Гэрретта.

Я представил его сидящим рядом с Луисом и смотрящим на наш дом, когда они проезжали мимо с фотографией, лежащей между ними на сиденье.

Понедельник, 5 ноября
Остается двадцать дней

Глава 5

В понедельник утром Энджелина разбудила нас очень рано, но будучи в прекрасном настроении.

– Вслушайся, – сказал я. – Ведь она поет.

– Это не настоящая песня, – отозвалась Мелисса. – Она просто счастлива.

Мы слушали воркование Энджелины и не говорили чепуховых слов по монитору. Лицо Мелиссы являло собой картину блаженства.

– Ты спала? – спросил я.

– Немного, – ответила она.

– Я тоже.

Зал, отведенный для судьи Джона Морленда в судебном доме Элфреда Э. Эрреджа на Девятнадцатой улице, был просторным, отделанным панелями светлого дерева и освещенным зарешеченными светильниками в нишах, что создавало серьезную и благопристойную атмосферу. Я вошел в переполненный зал и нашел свободный стул в предпоследнем ряду как раз вовремя, чтобы увидеть детектива Коуди Хойта, тоже занимающего место. Большие полинявшие фрески на стенах, сделанные в эпоху депрессии, изображали историю Колорадо – горняков серебряных и золотых копей, железнодорожников, Пайкс-Пик. Сцены напоминали мне, что Колорадо имело быстро богатеющее начало, чему способствовала недавняя волна вновь прибывших – вроде меня, – приезжавших сюда не из-за семейных или культурных связей, а просто из-за представившихся возможностей.

Акустика в зале была поразительной. Несмотря на размер помещения и количество зрителей, я мог слышать щелчки пальцев судебного репортера по клавиатуре компьютера на столе возле скамьи подсудимых, шелест бумаг ассистента прокурора и тяжелое дыхание подсудимого Обри Коутса, сорока трех лет, обвиняемого в похищении, сексуальном насилии и убийстве Кортни Уингейт, пяти лет, которая исчезла с игровой площадки кемпинга Одинокого каньона, куда Коутс был нанят управляющим. Так как кемпинг находился на территории национального леса, дело рассматривалось в федеральном суде.

Хотя я провел некоторое время в залах суда Биллингса как журналист – я освещал знаменитый процесс двух индейцев кроу и их наркоманки-подружки, которые совершили ряд преступлений в Южной Монтане и Северном Вайоминге и убили пару на ранчо, – зал судьи Морленда выглядел более внушительно благодаря его поведению. Он не кричал и не жестикулировал, но когда говорил, все его слушали. Морленд был властной и харизматичной личностью. Я не мог оторвать от него взгляд, как от великого актера – скажем, Дензела Вашингтона, [4]4
  Вашингтон Дензел (р. 1954) – американский актер.


[Закрыть]– даже когда он молчал и не был в центре внимания. И я был не единственным. Если Морленд поднимал бровь, когда адвокат задавал вопрос, адвокат покрывался потом, а на лице прокурора появлялось самодовольное выражение. Конечно, я наблюдал за ним с целью узнать что-нибудь о нем, найти слабое место. Если судья видел, как я входил в зал, он ничем этого не проявил. Я все еще не мог успокоиться после вечерних событий. В моем животе поселился черный клубок страха, который, казалось, поднимался вверх к легким, не давая мне дышать.

Я сидел рядом с крупной, хорошо одетой негритянкой в цветастом платье и с широким мясистым лицом, которая вроде бы не имела отношения к участникам процесса. Продолжая осматривать зал, я видел копов, репортеров, которых узнавал по кадрам из новостей на местном телевидении, множество зрителей, привлеченных мрачным колоритом дела, включая мою соседку. Потом я уставился в затылок самого Обри Коутса, сидящего за столом лицом к судье.

– Это Монстр, – сказала соседка, склонившись ко мне. Ее голая шоколадная рука излучала жар, а дыхание пахло мятой и сигаретами. – Он время от времени оборачивается и смотрит, кто здесь. Думаю, ему нравится внимание, потому что он ненормальный. Но когда он посмотрел на меня, я тоже посмотрела на него вот так… – Она отодвинулась и устремила на меня жуткий остановившийся взгляд. – От этого люди застывают как вкопанные. Но он только улыбнулся.

Я видел фотографии Обри Коутса в газетах. Конечно, их сделали до того, как его постригли и побрили. Теперь он сидел, сгорбившийся, маленький, в костюме, который был ему не по размеру. Над большими ушами висели пряди седых волос, и когда он поворачивался, чтобы прошептать что-то своему адвокату, я видел ястребиный, испещренный красными прожилками нос, толстые губы и острый подбородок. Когда он поворачивался назад, его лысая макушка отражала свет настенных ламп, рисующих на ней клетчатые узоры. Я подумал о природе зла, которую иногда можно ощутить.

– Несомненно, он это сделал, – сказала моя соседка. – И не только это.

Я протянул руку:

– Джек.

– Олив, – представилась она, обволакивая мою руку своей. – Спрашивайте меня обо всем. Я знаю всех в этом зале. Я часто хожу на процессы.

– А вы знаете адвоката Коутса? – спросил я, глядя на круглого человечка, сидящего рядом с подсудимым.

Она кивнула – ее глаза расширились.

– Он получил лучшего – Бертрама Лудика. Не знаю, как этот червяк мог себе такое позволить. Думаю, если бы Чарли Мэнсон [5]5
  Мэнсон Чарлз (р. 1934) – серийный убийца, осужденный пожизненно.


[Закрыть]нанял Берти Лудика, он бы и по сей день втыкал в людей вилки! К счастью, судья Морленд не даст Берти откалывать трюки.

– Этого парня я знаю, – сказал я, кивнув в сторону Коуди, который приближался к скамье.

– Детектив Хойт, – сочувственно прошептала Олив. – Я бы хотела привести его домой, обнять и сказать, что все будет в порядке.

– Почему? – озадаченно спросил я.

– Посмотрите на него. У него неспокойно на душе, хоть он и великий детектив.

У него просто похмелье, подумал я.

На Коуди были синий костюм, топорщившийся под мышками, белая рубашка и полинявший красный галстук. Он пошатывался и пропускал пальцы сквозь растрепанные волосы. Когда он сел на свидетельское место, то окинул взглядом весь зал, словно говоря: «Я коп. Позвольте мне делать мою работу». Я кивнул ему, но не был уверен, что он меня видел.

– Напоминаем свидетелю, что он все еще под присягой, – сказал судья Морленд.

– Я понимаю, ваша честь.

– Мисс Блер, – судья повернулся к ассистенту прокурора – привлекательной рыжеволосой женщине, которая совещалась с прокурором за столом обвинения, – вы можете продолжать допрос свидетеля.

– Благодарю вас, ваша честь, – сказала она, вставая и приближаясь к кафедре. – У меня всего несколько вопросов.

Морленд нетерпеливым жестом подал ей знак приступать.

– Детектив Хойт, – начала она, листая страницы своей папки, – вы говорили в пятницу, перед перерывом на уик-энд, что, когда задержали обвиняемого утром 8 июня прошлого лета, он уничтожал улики…

Вот что я знал об Обри Коутсе, Монстре Одинокого каньона.

Каждое лето исчезали дети. В течение последних десяти лет они исчезали на каникулах, пока были со своими семьями в Западных горах.

Случалось, семья выезжала на пикник и внезапно обнаруживалось, что кто-то из детей не появился на обеде. Иногда дети просто исчезали, иногда тонули в реках, иногда злились на старших и убегали, а иногда садились не в тот автомобиль. Большинство было найдено. Помню, мой отец и я вызвались быть добровольцами при поисках пропавшего мальчика, который ушел из кемпинга возле Гейтса в Маунтин-Уилдернесс к северу от Хелены. Мы взяли лошадей и прочесывали дороги и речные берега, крича «Джеррод!» целых два дня, покуда Джеррода не нашли в миле от лагеря. Он признался, что заблудился в лесу и заснул, а от спасателей прятался, так как они были незнакомыми, а его учили не говорить с незнакомыми, даже зовущими его по имени.

Но в некоторых случаях детей не находили. Эти дети исчезали в Колорадо (Грэнд-Джанкшн, Пуэбло, Тринидад), Юте (Уосач, Сент-Джордж), Вайоминге (Рок-Спрингс, Пайндейл). Мальчики и девочки моложе двенадцати лет. Почти в каждом случае родители говорили, что дети исчезли буквально за одну минуту с игровых площадок, с полянок возле рек, с обочин дорог.

Глядя назад через годы, в описанных исчезновениях можно увидеть некий стандарт, схему, и власти порицали за то, что они этого не замечали. Но Коуди объяснил мне, что упрек несправедлив. Дети исчезали в трех штатах в течение десяти лет. Единственным сходным моментом было то, что они исчезали из кемпингов или на территории заповедников. Не оставалось ни следов, ни свидетельств, где именно детей забрали. Все происходило под различными юрисдикциями, с различными служителями закона. В ФБР ведущие следствие не обращались, так как связи обнаружили значительно позже. Ни у кого из родителей не требовали выкупа. Никто не признался и не обвинял других. И ни одно из тел не было найдено.

Обри Коутс, который временно заменял управляющих кемпингов, был допрошен в четырех случаях. В каждом случае Коутс отвечал на все вопросы и сотрудничал со следствием. Более чем однажды он вызывался помочь в поисках пропавших детей. Его никогда не арестовывали, и его имя не фигурировало в списках сексуальных преступников. Персонал Национальной лесной службы всех трех штатов знал его как эксцентричного одиночку с потрепанным трейлером «Эрстрим», уставленным антеннами и тарелками спутникового телевидения и Интернета, но считал его опытным и надежным. Когда управляющий кемпингом заболевал или уходил в отпуск, к нему обращались для замены. В его обязанности входило собирать плату за ночь, содержать территорию в чистоте и порядке, следить, чтобы обитатели кемпинга не задерживались позже оплаченного срока, и обеспечивать их советом и помощью. За двадцать лет работы на него подали только две жалобы. В одном случае родители жаловались, что он смеялся над их детьми, а в другом семья обвиняла его в грубости, так как он отказался выходить из трейлера, когда они просили насос для шин. Обе жалобы были в разных штатах и с промежутком в шесть лет.

Коутс заметал следы очень хорошо. Трое исчезнувших детей пропали после того, как вернулись постоянные управляющие, так что его имя ни разу не фигурировало.

Хуже всего, говорил мне Коуди, было то, что называемое число похищенных (семеро детей до Кортни Уингейт) было спорным. В действительности детей, которых похитил Коутс, могло быть десять, двадцать или пятьдесят. За три десятилетия на Западе – годы, за которые Коутс не отвечал, – по словам Коуди, исчезло свыше семидесяти детей от Небраски до Калифорнии. И еще несколько дюжин в Западной Канаде.

Почему же только семь? Потому что полиция обнаружила фотографии семи исчезнувших детей в ноутбуке Обри Коутса. Если были другие – а Коуди полагал, что Коутсу удалось уничтожить электронные следы на сервере, что был в трейлере, как и большинство в ноутбуке, – Коуди и компьютерные специалисты, участвующие в следствии, не смогли их найти.

После начальных обвинений против Коутса в исчезновении всех семи детей в надежде, что Коутс пойдет на сделку – меньшие обвинения в обмен на признание в местонахождении тел, – федеральный прокурор уткнулся в кирпичную стену, так как Коутс ни в чем не признался и заявил о своей невиновности. Спустя несколько месяцев обвинения свелись к исчезновению Кортни Уингейт, которая пропала позже других в Одиноком каньоне, где Коутс работал временным управляющим кемпинга. Несколько цифровых фотографий Кортни было найдено в ноутбуке Коутса, а родители опознали Коутса как бродившего вокруг их лагеря в ночь перед исчезновением дочери.

Когда Коуди и прокурор обратились к жюри с фотографиями, найденными в компьютере Коутса, – доказательством, что Коутс некоторое время держал девочку в качестве цели – включая ее снимок на большом трехколесном пластиковом велосипеде и на фоне сосен вдали, я обнаружил ее родителей за столом обвинения. Было больно думать, что́ им довелось пережить. Кристалл Уингейт, мать Кортни, была худощавой, с суровым высохшим лицом страдалицы, которая не раз видела трудные времена, но никогда такое, как это. У Донни Уингейта, работавшего на стройке, были большие усы и бакенбарды. Он был напряжен, как на снимках, и я мог различить вены на его шее. Донни выглядел достаточно крупным и способным перешагнуть через перила и схватить Обри Коутса за горло, прежде чем пристав успеет его остановить. Я хотел, чтобы он это сделал. Он уставился в затылок Коутса, пока Коуди демонстрировал другие фото, которые нашел в ноутбуке, и испорченную электронику, обнаруженную в трейлере.

Коуди давал показания еще полтора часа, в основном суммируя и подводя итог сказанного им в пятницу. Недвусмысленным языком и в манере, усвоенной за годы выступлений в суде, он позволил себе быть ведомым ассистентом прокурора Блер. Сам прокурор – высокий, лысый, атлетического сложения – смотрел на это с явным одобрением.

Коуди методично строил свое дело от сообщения Уингейтов о пропаже ребенка до его подозрений, когда он прибыл на место происшествия по требованию шерифа округа и впервые увидел трейлер с таким количеством электронного оборудования.

– Трейлер Коутса, – говорил он, – напомнил мне один из центров связи, которые наши военные используют при операциях за океаном. Знаете, который может передавать аудио– и видеоинформацию командования из Флориды или Невады. Там было полно тарелок и антенн, а снаружи генератор, как будто местного электричества было недостаточно. Поэтому я спросил себя, зачем человек, который по уши погряз в Интернете, сидит в изолированном месте, когда он мог быть в Денвере или любом городе. Все началось с этого.

Не заглядывая в свои записи, Коуди рассказал жюри, как он стал добывать сведения об Обри Коутсе. Чем больше он узнавал о его привычках, передвижениях и пропажах детей в районах его местонахождений, тем сильнее подозревал Коутса в причастности к исчезновению Кортни. Записи спутникового интернет-провайдера Коутса демонстрировали необычайную активность – иногда тысячи мегабайт данных, загруженных и отгруженных. Большая часть деятельности приходилась на время от двух до шести утра.

– Интернетная активность соответствует профилю преступления, если человек вовлечен в детскую порнографию, – продолжал Коуди. – И он не только получал видеофайлы и другие материалы, но и передавал их.

Во время показаний Коуди Обри Коутс сидел неподвижно. Он не качал головой, не закатывал глаза, а, казалось, внимательно слушал. Хотя меня беспокоил не Коутс. Бертрам Лудик вроде бы наблюдал за Коуди с усмешкой и плохо скрытым презрением. И чем убедительнее Коуди вел свою линию – как думали я и Олив, – тем возбужденнее становился Лудик. Однажды, когда он громко вздохнул, судья Морленд бросил на него взгляд, приказывая вести себя тише.

Блер оторвалась от своей папки.

– Что вы заметили, когда вошли в трейлер обвиняемого с федеральным ордером на обыск?

– Мы застали обвиняемого в процессе уничтожения его электронных файлов, – ответил Коуди. – Видеокамера была вычищена абсолютно, в фотокамерах тоже ничего не осталось. Он уже сжег пачку журналов в бачке для мусора рядом с трейлером – последующий анализ доказал, что там содержались фото и рисунки с детской порнографией. Очевидно, он как-то заранее узнал о рейде, но мы все же смогли найти достаточно улик, чтобы арестовать его.

Блер представила доказательства – обугленные снимки и журнальные страницы в пластиковых конвертах. Присяжные передавали их друг другу. Некоторых из них явно тошнило от увиденного, а один взглянул на Коутса с нескрываемым отвращением.

– А компьютеры? – спросила Блер, вернувшись на свой подиум. – Что вы обнаружили?

– Фото Кортни Уингейт, которые мы показали жюри, – сказал Коуди, – и фото шести других пропавших детей.

При этих словах по залу пронесся вздох. Головы присяжных повернулись к бесстрастно сидящему Коутсу. Как Донни Уингейт сдерживал себя, было для меня загадкой.

Блер закончила допрос, но попросила у судьи разрешения опросить Коуди позже, на что тот дал согласие. Она вернулась к своему столу пружинистым шагом. Думаю, в этот момент весь зал – включая жюри – был одержим желанием найти веревку и вздернуть Обри Коутса здесь и сейчас же.

Потом Бертрам Лудик поднялся, прочистил горло, печально покачал головой, глядя на Коуди, как будто упрекал ребенка, и подошел медвежьей походкой к кафедре.

Сначала я не мог понять, куда клонит Лудик, и не слушал внимательно. Показания Коуди подняли всех в зале на американские горки и сбросили вниз, включая меня. Вопросы Лудика были чисто процедурными. Когда был запрошен ордер на обыск, когда он был выдан. Точное время рейда. Как были каталогизированы предметы, найденные в трейлере Коутса. Сколько присутствовало полицейских и каковы были обязанности каждого. Несколько раз Лудик путал имена полисменов, и Коуди поправлял его. Терпение Коуди меня впечатляло. Он держался вежливо и профессионально, и я видел, что присяжные ему симпатизируют. Лудик казался смущенным и дезорганизованным. Его вопросы прыгали с места на место, и он делал паузы после ответов Коуди, словно ища в папке, что спросить дальше, дабы заполнить время. Когда я с усмешкой посмотрел на Олив, интересуясь, что такого впечатляющего она нашла в Лудике в прошлом, женщина пожала плечами.

Я взглянул на часы, думая, скоро ли судья Морленд закроет дневное заседание. Мне вспомнилась встреча с Джули Перала, и жар внутри появился снова.

Я мысленно возвратился в зал суда, когда Блер поднялась и сказала:

– Протестую, ваша честь! Вопросы мистера Лудика лишены оснований.

Я снова посмотрел на Олив. Она слышала последний вопрос и напрягала слух.

– О чем он спросил?

– Что-то о ноутбуке.

– Подойдите к судейскому креслу, – велел Морленд, явно раздраженный Лудиком.

Дискуссия между юристами и судьей была ожесточенной. Морленд прикрыл микрофон ладонью, пока они спорили. Прокурор достаточно слышал со своего стола, чтобы присоединиться к ним. Я понятия не имел, о чем идет речь.

Так как Коуди был на свидетельском месте, он, очевидно, мог слышать обрывки спора. Хотя его лицо не меняло выражения, оно побледнело, и он, казалось, уставился на что-то поверх наших голов. Я узнал этот взгляд, и он испугал меня. Когда мы учились в высшей школе, отец Брайена собрал нас троих, посадил в своем кабинете и спросил, кто из нас вломился в его бар и взял две бутылки бурбона. Я знал, что это не я, и догадывался, что это не Брайен. Виновен был Коуди, который в конце концов сознался.

Меня интересовало, в чем он виноват теперь.

Судья Морленд отослал юристов на места. Прокурор выглядел взбешенным и сел, пыхтя от ярости. Ассистент прокурора Блер казалась напряженной, как тетива, и смотрела на Коуди, стиснув зубы. Тем временем Лудик улыбался присяжным, возвращаясь на кафедру. Я понял, что его начальное смущение было уловкой с целью ослабить настороженность Коуди. Теперь его вопросы были резкими, а тон презрительным.

– Детектив Хойт, мне нужно, чтобы вы прояснили кое-что для меня.

Коуди кивнул и ответил «да», прежде чем судья напомнил ему говорить так, чтобы репортер мог его слышать.