Текст книги "Три недели страха"

Автор книги: С. Бокс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

– В вашем рапорте говорится, что во время рейда в трейлере моего клиента было изъято сто восемь так называемых улик.

– По-моему, да, – сказал Коуди.

– Мне нужно знать точнее, чем «по-вашему», детектив. Проверьте ваши записи или почитайте досье. Не беспокойтесь, я могу подождать.

Я достаточно хорошо знал Коуди и видел, что он сердит. Такое лицо у него было, когда он играл защитником в футбол в высшей школе перед тем, как долбануть кого-нибудь мячом. Он листал страницы досье, пока не нашел то, что ему было нужно.

– Да. Сто восемь улик.

– И эти предметы были занесены в журнал Денверского полицейского департамента, верно?

– Да.

– Но это была объединенная операция федеральных и местных сил. Почему улики не были переданы в распоряжение федералов, что является обычной процедурой в расследованиях такого рода?

Коуди откашлялся и сердито посмотрел на Лудика.

– Потому что федералы работают с девяти до пяти. А я знал, что наше здание должно быть открыто.

– Значит, вы не только арестовали моего клиента без участия и информирования ваших федеральных партнеров, но и передали так называемые улики вашим друзьям в городе?

– Да, – кивнул Коуди.

– Интересно. Теперь вернемся к самим уликам. В Денверском полицейском департаменте каждый предмет имеет описание и номер, не так ли?

– Так.

– Даже каждый клочок обугленной бумаги из бочки с мусором?

– Да.

– Я много раз просматривал этот список, детектив, и не мог найти описание или номер жесткого диска сервера в трейлере моего клиента. Я что-то упустил?

– Нет. Там не было жесткого диска.

– Что?

– Я сказал, что там не было жесткого диска. Коутс уничтожил его или спрятал, прежде чем мы смогли его проанализировать.

Лудик потер лицо.

– Детектив, я луддит, [6]6
  Луддиты (по имени полумифического рабочего Неда Лудда) – члены рабочих организаций в Англии в 1811–1816 гг., уничтожавшие машины, считая, что они отнимают рабочие места.


[Закрыть]когда дело доходит до компьютеров. Моя жена называет меня «луддит Лудик»… – это вызвало хихиканье среди присяжных, – поэтому, пожалуйста, простите меня, если мне придется просить вас объяснить очевидные вещи.

Судья Морленд, благослови его Бог, оборвал разглагольствования адвоката.

– Мистер Лудик, пожалуйста, переходите к делу, – сурово сказал он.

– Да, ваша честь. Прошу прощения. Детектив Хойт, поправьте меня, если я ошибаюсь, но жесткий диск вроде мозга компьютера, не так ли? Где хранятся все файлы и вся память?

– Да.

– Без жесткого диска компьютер не более чем нефункционирующий механизм, правильно?

– Да.

– Значит, без жесткого диска сервера моего клиента невозможно узнать, для чего компьютер был использован или куда отправлялся мой клиент в своих ночных набегах на Интернет?

– Правильно.

– То же касается исчезнувших пластинок памяти для цифровой камеры?

– Да.

– Следовательно, выявленная вами связь моего клиента с исчезновением бедной Кортни – ее фотографии, причем не с пропавшего жесткого диска компьютера, предположительно используемого среди ночи, или из камер, найденных в его трейлере, а из ноутбука моего клиента, не так ли?

– Так. – Голос Коуди стал тихим.

– И фото бедной Кортни, которые мы видели раньше, тоже из ноутбука?

– Да.

– А другие фото исчезнувших детей оттуда же?

– Да.

– Вы нашли в ноутбуке другие вещи, связывающие моего клиента с детской порнографией? Фильмы или фотографии?

– Нет.

Блер снова поднялась.

– Ваша честь, это никуда не ведет. Материальные доказательства детской порнографии были найдены в мусорном бачке рядом с трейлером обвиняемого!

– Мы не оспариваем этого, ваша честь, – обратился Лудик к Морленду. – Но никто в этом зале не заявил, что видел моего клиента, сжигающего что-то. На журналах нет адресных ярлыков или почтовых надписей, указывающих, что мой клиент владел этими материалами или использовал эти материалы. Насколько нам известно, их мог положить в бачок снаружи трейлера моего клиента кто-то другой. Или же, – Лудик театрально шагнул к Коуди на свидетельском месте, – их могло положить туда третье лицо и сжечь до начала рейда.

– Протестую! – Это был сам прокурор, который до сих пор не участвовал в процессе. – Это не что иное, как опрометчивая спекуляция!

– Подойдите сюда! – сердито приказал юристам Морленд.

Совещание было кратким и напряженным. Морленд погрозил пальцем Лудику и достаточно громко, чтобы я услышал, велел прокурору «отозвать протест». Я невольно восхитился тем, как он руководит судом.

Когда Лудик возвратился на подиум, он не стал тратить время.

– Детектив Хойт, вернемся к ноутбуку. В списке он значился как «вещественное доказательство № 6», не так ли?

– Да, – отозвался Коуди.

– Позвольте спросить вас как опытного детектива и следователя. Вы нашли что-нибудь странное или необычное в самих фотографиях?

Коуди колебался.

– Я не уверен, что понял вас.

Но я понял. И это пришло мне в голову раньше, когда мы видели фотографии, но стало очевидным только теперь. Я почувствовал тошноту. Олив, которая тоже внезапно это поняла, схватила меня за рукав.

– На всех фотографиях, – продолжал Лудик, – дети у себя дома или со своей семьей. Такие фото есть у всех родителей. Мы держим такие снимки на письменных столах. Разве не так, детектив?

– Я не уверен, – сказал Коуди.

– Переходите к делу, – предложил судья Морленд.

– Сейчас, ваша честь, – почтительно отозвался Лудик. Но он колебался и смотрел вниз, словно собираясь с силами и готовясь сделать что-то, что ему не хотелось. Однако я счел это игрой.

– Детектив Хойт, – заговорил Лудик, – прежде чем мы вернемся к этому, позвольте снова привлечь ваше внимание к списку доказательств, собранных в трейлере моего клиента. Вы согласны, что там сто восемь так называемых улик?

– Да.

– Теперь, пожалуйста, перейдите к другому документу в вашем досье, детектив Хойт. Это регистрационный лист из комнаты доказательств Денверского полицейского департамента, датированный 8 июня. Вы можете найти его?

Коуди порылся в папке и кивнул.

– Посмотрите на него внимательно, детектив Хойт. В основном это копия предыдущего документа, но здесь справа от каждого предмета есть номер, поставленный дежурным сержантом. Каждой представленной улике сержант предписывает инвентарный номер и дату, не так ли?

Коуди кивнул снова.

– Когда я читал документ, детектив Хойт, то видел там одно доказательство, не зарегистрированное сержантом 8 июня. Оно есть в списке, но попало туда только 12 июня – спустя четыре дня. Вы видите этот предмет, детектив Хойт? Я имею в виду доказательство номер 6 – ноутбук. Выходит, ноутбук был изъят из трейлера моего клиента 8 июня, но не был зарегистрирован властями до 12 июня. Вы видите это, детектив Хойт?

– Да, – еле слышно произнес Коуди.

– А чьи инициалы стоят возле регистрации 12 июня?

– Мои.

– Значит, дежурный сержант в комнате доказательств сделал глупую ошибку или же между изъятием и регистрацией ноутбука действительно прошли четыре дня?

Коуди устремил свирепый взгляд на Лудика.

– Детектив Хойт, вы ответите на вопрос?

Коуди что-то пробормотал, но его голос заглушил шепот зрителей и репортеров.

Судья Морленд призвал к тишине, потом обратился к Коуди:

– Детектив Хойт, пожалуйста, отвечайте на вопрос.

– Я держал ноутбук в моем кабинете, – сказал Коуди.

– Вот как? – с притворным удивлением воскликнул Лудик. – Это нормально? Нет ли здесь нарушения правил департамента?

– Я хотел посмотреть, что находится в ноутбуке, – объяснил Коуди. – Я делал свою работу.

– Вашу работу, – с сарказмом повторил Лудик. – Так вы компьютерный эксперт? Вы обладаете достаточной квалификацией, чтобы четыре дня самостоятельно рыться в компьютере подозреваемого? Четыре дня, когда этим могли бы заниматься настоящие эксперты? И где вы занимались этой технической работой – в вашей личной пещере Летучей мыши?

Блер вскочила на ноги:

– Судья, так нельзя! Он запугивает свидетеля!

– Не могу поверить, что судья позволит Берти выйти сухим из воды с этой историей, – прошептала Олив. – Должно быть, он зол на детектива.

Я попытался встретиться взглядом с Коуди, но он смотрел на Лудика. Его глаза горели, рот был плотно сжат.

– Я поставлю вопрос иначе, ваша честь, – извинился Лудик. – Детектив Хойт, где вы были в уикэнд 9 и 10 июня сразу после рейда на Одинокий каньон? И где вы были в понедельник 11 июня, когда журнал Денверского полицейского департамента показывает, что вы не явились на дежурство?

Коуди оторвал взгляд от Лудика и посмотрел на Блер и прокурора, ожидая чего-то – возможно, помощи. Но те не реагировали. Оба обвинителя смотрели друг на друга, очевидно интересуясь, кто упустил эту деталь, если она правдива.

– Детектив Хойт? – поторопил судья.

– В Эвергрине, – ответил Коуди. Город Эвергрин находился в горах.

– В отеле? – невинно осведомился Лудик.

– Нет.

– Тогда где?

– Где, по-вашему, я был? – огрызнулся Коуди, показав зубы. – Похоже, вы все знаете, но вам нравится вытягивать это из меня.

– Вы были в тюрьме, не так ли, детектив Хойт? Арестованы за публичное появление в пьяном виде в пятницу вечером 8 июня. Вы пробыли в городской тюрьме Эвергрина до утра понедельника, не так ли?

– Да! Я отмечал наш арест Обри Коутса и, думаю, хватил лишнего.

– Думаете?

– Я хватил лишнего.

– Господи, они не знали! – шепнула мне Олив.

Блер встала и попросила перерыв. Морленд отказал ей.

Лудик печально покачал головой, словно сожалея, что все усилия обвинения – долгие часы подготовки, нудные пресс-конференции, объявляющие о поимке Монстра, поиск свидетельских показаний – все было пустой тратой времени.

– А где находился ноутбук, пока вы были в тюрьме, детектив Хойт?

– В моем автомобиле. Заперт в багажнике.

– Вы уверены? Вы могли видеть ваш автомобиль из окна тюремной камеры?

– Ваша честь! – воскликнула Блер, снова вскочив. – Он опять запугивает свидетеля!

– Это законный вопрос, – ответил судья Морленд – на его лице было написано разочарование в Коуди. – И свидетель на него ответит.

Не «детектив Хойт», а «свидетель».

– Конечно, я не мог его видеть, – сказал Коуди.

– Итак, – продолжал Лудик, – два с половиной дня важнейшая улика в этом деле – улика, на которую рассчитывало обвинение, чтобы отправить моего клиента в тюрьму до конца его дней, – находилась в багажнике вашего автомобиля на стоянке у бара в Эвергрине, штат Колорадо?

Коуди попытался глотнуть.

– Никто не прикасался к ноутбуку, – сказал он.

– О? И как вы можете быть в этом уверены?

Коуди отвернулся.

– Никто к нему не прикасался, – повторил он.

Лудик разил наповал.

– Детектив Хойт, позвольте мне следовать вопросу, который я затронул ранее, – это беспокоило меня с тех пор, как я увидел доказательства против моего клиента. Вы назвали себя экспертом по педофилам и их поведению – вот почему вы нацелились на моего клиента. Но вы не находите странным, что фотографии семи исчезнувших детей, которые он предположительно хранил в своем ноутбуке, не были порнографическими? Что это обычные снимки, сделанные в основном родителями? Что фактически фото были теми же самыми, которые циркулировали в различных полицейских департаментах во время поисков детей?

Блер невольно вскрикнула. Прокурор отвернулся от Коуди. Обри Коутс медленно откинулся назад на своем стуле и посмотрел через плечо на семью Уингейт, словно говоря: «Видите?»

– Детектив Хойт, – спросил Лудик после того, как судья поднял свой молоточек, чтобы утихомирить зал, – вы загрузили эти фото из ваших полицейских архивов в ноутбук моего клиента?

– Нет! – Коуди едва не спрыгнул со свидетельского места. Пристав шагнул к нему, а судья велел ему сесть.

– Может быть, в понедельник, после того как вас освободили из городской тюрьмы Эвергрина и до того как вы доставили ноутбук в комнату доказательств? – допытывался Лудик.

– Я сказал – нет, – проворчал Коуди.

– Но вы не можете с уверенностью сказать жюри, что никто не взял ноутбук из вашего автомобиля и не сделал это во время уик-энда?

Коуди покачал головой.

– Ну, детектив Хойт?

– Я не могу сказать с уверенностью, но…

– Детектив Хойт, можете вы припомнить важное дело, где ключевая улика охранялась так плохо? – спросил Лудик.

– Мы найдем этот жесткий диск! – закричал Коуди. – И тогда это не будет иметь значения. Этот человек, – он указал на Обри Коутса, который улыбнулся в ответ, – похитил и убил по крайней мере семь невинных детей! Вы не можете отпустить его на свободу, чтобы он продолжал убивать!

– Сядьте и замолчите, детектив, – жестко произнес судья Морленд, – иначе вы немедленно будете арестованы за неуважение к суду. – Он повернулся к жюри: – Пожалуйста, не учитывайте то, что сейчас сказал этот свидетель. Он вышел за рамки, и его слова не могут быть предложены вашему рассмотрению.

– Сейчас у меня больше нет вопросов, ваша честь, – сказал Лудик, захлопнув свою папку.

– Мисс Блер, перекрестный допрос? – предложил судья.

Блер выглядела сердитой и ошеломленной.

– Возможно, у нас возникнут некоторые вопросы потом, ваша честь. А теперь… ну, уже поздно.

Морленд фыркнул.

– Если вы не возражаете, я вынесу решение о перерыве. Мне не нужна ваша помощь в том, чтобы смотреть на часы. У вас есть еще вопросы к свидетелю?

– Сейчас нет.

– Пристав, – сквозь зубы велел Морленд, – проводите этого свидетеля.

Когда Коуди шел по залу суда, сопровождаемый приставом за спиной, глаза всех были устремлены на него. А когда он проходил мимо меня, наши взгляды встретились, и Коуди сердито покачал головой.

– Матерь Божья! – воскликнула Олив. – В жизни не видела ничего подобного!

Я последовал за Коуди в коридор. Несколько друзей-копов подошли к нему, пытаясь его утешить. Он рявкнул: «Оставьте меня в покое!» – и направился к стеклянным дверям. Несколько репортеров кинулись к нему с вопросами, которые он игнорировал.

Я подбежал к двери, когда она закрылась, и открыл ее снова.

– Коуди!

Он не обернулся, продолжая спускаться по лестнице.

– Коуди!

На тротуаре он остановился, и я догнал его. Я никогда не видел Коуди таким разъяренным. Кожа на его лице натянулась, делая его рот рычащим.

– Этот мерзавец! – прошипел он. – Я бы хотел вернуться и задать ему трепку.

– Лудику?

– Нет, Морленду. Он просто трахнул меня. А заодно и семьи этих детей.

– Коуди, – сказал я, когда мой друг стряхнул мою руку со своего рукава. – Это все Лудик…

– Ты ничего не понимаешь, – прервал меня Коуди. – Ты не знаешь, как работает эта машина. Судья мог повернуть дело в мою пользу или объявить перерыв, чтобы обвинители перегруппировались. Но он пустил все на самотек. Обвинители были так ошарашены, что не знали, о чем говорить. Судья может сделать все, что хочет, и он позволил этому продолжаться.

Я оказался в нелепом положении, желая защитить человека, который пытался отобрать нашего ребенка.

– Оставь меня в покое! – рявкнул Коуди, когда я снова протянул к нему руку, и на мгновение мне показалось, что он собирается задать трепку мне. Я наблюдал, как он переходил Бэннок-стрит, не обращая внимания на резко тормозящие перед ним автомобили.

Было темно, и падал снег, когда я вернулся домой. Позвав Мелиссу, я начал рассказывать ей, что произошло в зале суда, но она прервала меня:

– Это уже не новости. Говорят, приговор будет отложен.

Мелисса сказала, что Брайен был в нашем доме почти всю вторую половину дня и они следили за процессом, переключая каналы. Унижение Коуди стало сенсацией.

Я припарковался рядом с «лексусом» Брайена и выключил мотор. Снежная крупка постукивала, как песок, отскакивая от капота и крыши джипа. Несколько секунд я сидел, изможденный и сбитый с толку.

Я чувствовал себя столетним, когда открыл дверцу и вышел. Снег жалил мне лицо и руки. Отупев, я не обратил внимания на ритмичную музыку «хип-хоп» с улицы и звук мотора, который должен был показаться знакомым и предупредить меня.

Когда я потянулся к ручке нашей парадной двери, «хип-хоп» внезапно стал громче. Позже я осознал, что машина остановилась у обочины, а пассажир опустил оконное стекло и прицелился.

Выстрел был приглушен снегом, и мне дважды попали в спину. Я повернулся на каблуках и получил удар в лицо – горячая жидкость попала в глаза, ослепив меня.

Я слышал смех и звук отъезжающего автомобиля.

Глава 6

В меня выстрелили четыре раза из ружья для пейнтбола. Цвет краски – желтый. Люди, которые стреляли в меня? Гэрретт или Стиви – я не мог быть уверен.

Мелисса вызвала полицию, пока я стирал краску с лица кухонным полотенцем. Мне понадобилось несколько минут, чтобы унять сердцебиение. Мои руки дрожали, когда я убирал краску с глаз и ушей. Страх исчез, сменившись гневом.

По вызову приехал полицейский лет двадцати пяти, латиноамериканец с тонкими усиками и животом, распиравшим форменную рубашку. Он записал мое заявление и сделал фотографии краски на спине моего пиджака, покачивая головой и говоря, что я не первый.

– Прошлым летом было несколько похожих случаев. Ребятишки соревновались в том, скольких горожан они смогут «убить» за определенный отрезок времени. Нескольких мы поймали. Некоторые из них – будущие гангстеры, но большинство – обычные хулиганы.

Я прикусил язык и обменялся взглядом с Мелиссой.

– Вы видели их? – спросил полицейский. – Или можете описать автомобиль и табличку с номером?

– Я же говорил вам, что меня ослепила краска, – ответил я.

– Мы проведем расследование и дадим вам знать, если что-нибудь обнаружим, – произнес полицейский тоном, означающим, что мы никогда не увидим его и не услышим о нем снова.

Пока мы ели – наш друг заказал ужин из китайского ресторана, – Брайен отодвинул свой стул и достал из нагрудного кармана сотовый телефон.

– Я звонил Коуди раньше и оставил для него сообщение с просьбой позвонить или приехать. Он не отвечает.

– Надеюсь, он ничего с собой не сделал, – сказал я.

Я описал для них процесс, и Мелисса печально покачала головой:

– Бедный Коуди. Думаешь, Лудик действительно считает, что он подставил Монстра?

– Трудно сказать, – ответил я. – Но он посеял достаточно сомнения в ряды участников процесса. Даже я подумал, не мог ли Коуди или кто-то из его коллег-копов подтасовать некоторые улики. Конечно, я уверен, что Коуди ни в чем не виновен. Просто я не знаю, достаточно ли у них доказательств, чтобы осудить Коутса.

Мелисса пожала плечами.

– Если он выйдет на свободу, ни один родитель в Колорадо не сможет спать спокойно.

– И все возненавидят детектива Коуди Хойта, – не без злорадства добавил Брайен.

– Сомневаюсь, что Коутс сможет снова внедриться в общество, – сказал я, игнорируя замечание Брайена. – Все будут настороже в отношении его.

– Не будь так уверен, – отозвался Брайен. – Если Коутса признают невиновным, его досье будет чистым. Он сможет даже потребовать восстановиться на работе. Нельзя мешать человеку получить работу из-за того, что копы его подставили.

– Я не сомневаюсь, что Коуди его не подставлял, – заявила Мелисса.

– Коуди способен на поступки, которые ты бы не одобрила, – возразил Брайен. – Я бы не исключал, что они нацелились на этого Коутса и приняли меры, чтобы усилить подозрения в отношении его. Такое случается не впервые. А мы знаем, что наш Коуди не чист, как первый снег.

– Брайен! – сердито воскликнула Мелисса.

– Сожалею, Мелисса. Но Коуди гордится тем, что сажает плохих людей в тюрьму, и не возражает обходить углы в случае надобности. Он сам говорил мне это. Однажды Коуди показал мне то, что назвал своим «брошенным» оружием. Это был пистолет со спиленными серийными номерами, которым он воспользовался бы, если бы возникла необходимость.

Мелисса покачала головой и посмотрела на меня в ожидании поддержки.

Я пожал плечами. Коуди доверительно сообщал мне то же самое.

Он рассказывал мне о многом, происходившем «под радаром». По его словам, с тех пор, как был избран мэр Хэлладей, который объявил Денвер городом-убежищем, сюда хлынули нуждающиеся рабочие, в основном нелегальные мексиканские эмигранты. Гангстеры продавали им наркотики и протекцию. Полиция, согласно Коуди, делала все возможное, чтобы контролировать ситуацию, не привлекая внимания к росту преступности. Когда Денвер был назван местом съездов главных политических партий, из мэрии поступило распоряжение «убрать этих людей с улиц». Уровень напряженности между вновь прибывшими, гангстерами, полицией и мэрией начал расти. Полиция, если судить по Коуди, чувствовала, что мэр, с одной стороны, не был против разношерстного населения, а с другой – издавал тайные приказы избавляться от подонков. Выполняя эти приказы, полицейские знали, что, если начнутся обвинения в жестокости или вездесущие камеры сотовых телефонов снимут копа, избивающего бомжа или представителя нацменьшинств, мэрия станет на сторону жертвы, так как мэр Хэлладей, согласно заявлениям его представителей, был защитником угнетенных. Брайен был близок с Хэлладеем до того, как тот стал мэром. Они участвовали в совместных проектах, но потом их связи поостыли.

– Коуди может нарушать правила, – сказал я, – но он никогда не подставит невиновного. А в этом деле он перешагнул черту, только если думал, что наказывает монстра, который может совершить подобное снова. Вот почему он так зол на Морленда. Из-за того, что Коутс может выйти на свободу и продолжать убивать детей.

– Кстати, о судье Морленде. – Брайен достал из кармана пиджака пачку бумаг. – Мы с Мелиссой проделали кое-какую детективную работу.

– Давай послушаем, – кивнул я.

– Я пойду надевать пижаму на Энджелину, – сказала Мелисса. – Вернусь через несколько минут.

– Удивительно, – продолжал Брайен, когда она вышла, – что́ можно найти, используя «Гугл» и имея несколько друзей в нужных местах. Плюс пара сплетен в высшем обществе.

После этого он изложил профессиональную и брачную историю Джона Морленда.

– В 1980 году, – читал Брайен, – Морленд окончил высшую школу в Эшвилле, Северная Каролина. В классе он был первым учеником. Президент дискуссионного клуба, квартербек и так далее. И единственный ребенок в семье, насколько я мог выяснить. Его родители умерли.

– Правда? Он не кажется таким старым.

– Ему сорок пять. Родители погибли в автокатастрофе, когда Джону было восемнадцать. Я читал вырезки. Полиция заявила, что отец Джона, должно быть, заснул за рулем, когда ехал домой, и врезался в дерево. Он и жена погибли на месте – миссис Морленд выбросило на тридцать футов через ветровое стекло. Высказывались мнения, что кто-то мог столкнуть их с дороги, но никто не был обвинен.

– А Джон не был подозреваемым?

– Моя первая мысль. Но вроде бы нет. Он ждал родителей дома со своей девушкой. Ее звали Дорри Пенс, и она подтвердила его местопребывание. Запомни имя: Дорри Пенс.

Я кивнул.

– Все, что я мог извлечь из газет, – продолжал Брайен, – что это был трагический несчастный случай. Весь город был на похоронах, а для Джона собирали деньги. У меня есть кое-какие контакты в Северной Каролине, и я послал запросы, не слышали ли они что-нибудь. По моему опыту, работающие с недвижимостью запускают пальцы во все – кто переезжает, кто разводится и продает дом и тому подобное. Иногда они знают больше местных копов. Например, я знаю больше о происходящем в Денвере, чем коп, который был здесь.

– Продолжай, – сказал я, видя, что Брайен явно наслаждается своим положением.

– Ну, Джон Морленд перебрался в Колорадо из Северной Каролины. Он посещал Колорадский университет, но получил большую страховку после смерти родителей, так что не был бедным студентом. Потом Гарвардская юридическая школа, которую он, разумеется, окончил с похвальной грамотой. Ему было двадцать четыре, и он женился на школьной подружке Дорри Пенс в Денвере.

– Ага, – вставил я. – Дорри снабдила его алиби, и он женился на ней.

– Верно, – кивнул Брайен. – Гэрретт родился в 1989-м. Других детей не было. Единственный ребенок, как его папа. Следующие несколько лет Морленд вел частную практику в Денвере. Он считался очень хорошим адвокатом по уголовным делам, прежде чем переключился на гражданские. Там его тоже считали одним из десяти лучших в Штатах. Насколько я мог узнать, он был из тех, которые достигают успеха во всем. Его назначили федеральным прокурором, и он пробыл на этом посту следующие пять лет. Но тут есть кое-что интересное.

Мелисса спустилась с Энджелиной в желтой пижаме. Девочка выглядела очаровательно. Я взял ее на руки.

– В 2001 году, – продолжал Брайен, – Дорри трагически погибла в горах на глазах мужа и сына – семья отправилась на пешую прогулку по каньону, когда тропинка обвалилась. Она упала с высоты шестьдесят футов и разбила голову о камни. Джон и Гэрретт все видели, но не смогли спасти ее. Выяснилось, что Дорри была беременна вторым ребенком на шестом месяце.

Мелисса и я обменялись взглядами.

– Никто не сомневался, что это несчастный случай? – спросил я.

– В газетах не предполагали ничего другого. Морленда описывали как убитого горем. О Гэрретте сообщалось мало, но тогда ему было только двенадцать. Последовали пышные похороны в присутствии отцов города и политиков.

– Выходит, его родители и первая жена погибли в результате несчастного случая, – промолвил я. – Странно. Многие ли из тех, кого мы знаем, умерли такой смертью? Я не припоминаю никого.

– Твой дядя Пит, – сказала Мелисса. – Разве он не утонул?

– Он один, – сказал я.

– Нам известно что-нибудь о Дорри? – спросила Мелисса. – Кто-нибудь знал ее хорошо?

– Немногие, – ответил Брайен. – Судья Морленд был и есть видное лицо в Денвере. Но Дорри, очевидно, не любила свет рампы. Когда они поженились, она была католичкой и ходила каждое утро к мессе. На свадебной фотографии в газете она выглядит очень заурядно, хотя Джон походит на кинозвезду. Мои сплетники описывают ее как робкую, толстоватую и неловкую в обществе. Она и судья были плохо подходящей парой.

– Дорри кажется неподходящей для человека такого склада, – заметила Мелисса.

– Дальше лучше, – продолжал Брайен. – Почти через год после смерти Дорри Джон Морленд женился на бывшей модели и наследнице косметической империи Келли Саузардс. Свадьба была роскошной. В том же 2002 году он был назначен федеральным судьей в Колорадо.

– Год кажется маленьким сроком для человека, убитого горем, – сказала Мелисса.

– Любопытно, – согласился я. – Но не забывай, что мы только размышляем. И мы говорим о судье, который невероятно популярен и обладает большими связями. Так что не стоит делать скороспелых выводов.

– Теперь мы переходим к Гэрретту, – сказал Брайен. – И я передаю слово Мелиссе.

– Гэрретт Морленд кажется очень смышленым и очень беспокойным молодым человеком, – начала Мелисса. – Не думаю, что эта информация удивит кого-то из нас. Я также узнала, что очень трудно получить какие-либо сведения о несовершеннолетнем по официальным каналам.

– А как же ты их получила? – спросил я.

– Подруга подруги, с которой я работала, – советник в высшей школе Гэрретта в Черри-Крик. Мы пили кофе сегодня днем, пока ты был на процессе. Сначала она держалась очень скованно, но когда я описала ей ситуацию, в которой мы оказались… – Мелисса кивнула в сторону Энджелины у меня на руках, – она начала рассказывать. Конечно, я поклялась соблюдать секретность. Но то, что она сообщила мне о Гэрретте, только укрепило мою решимость бороться с ними, Джек.

– Ты и раньше не колебалась, – сказал я.

– Нет. Но я думаю, мы имеем дело с очень больным парнем.

– Что ты узнала?

– Гэрретт заработал определенную репутацию еще до того, как поступил в высшую школу, – сказала Мелисса, достав блокнот, который она использовала для хозяйственных заметок. – Он не был неизвестной величиной. В средней школе произошел инцидент, о котором она слышала от коллеги-советника. Очевидно, этот коллега хорошо знал Гэрретта, так как он говорил с мальчиком после смерти его матери годом раньше. Советник считал, что мальчик пуст внутри, так как он не мог добиться от него проявления горя. Поскольку Гэрретт был знаком с советником, он однажды пришел к нему с жалобой, что друзья больше не желают иметь с ним дело. Он дал советнику список мальчиков, которых, по его мнению, следует наказать. Советник спросил, почему мальчики должны быть наказаны, и Гэрретт сказал, что они больше не ходят с ним в школу и отделываются от него при первой возможности.

– Детские дрязги. – Я покачал головой, зная, как жестоки могут быть подростки.

– Рядом с каждым именем Гэрретт написал предлагаемое наказание, – продолжала Мелисса. – Двух мальчиков следовало заклеймить раскаленным железом, одного – заставить носить девчоночью одежду в течение месяца, а еще одного – кастрировать.

Брайен присвистнул.

– Советник встревожился и отнес список заместителю директора. Не забывайте, что это произошло спустя два года после бойни в Колумбийском университете, поэтому школьное руководство было сверхчувствительно ко всему, что напоминало угрозу. Но замдиректора, очевидно, знал отца Гэрретта, и они договорились уладить дело по-тихому. Джон Морленд и замдиректора собрали четырех мальчиков и Гэрретта в конференц-зале и попросили их рассказать о своих проблемах. Мальчики считали, что Гэрретт странный и жуткий. Гэрретта упрекнули за составление списка, но не наказали. Советник был в ярости и рассказал об этом своей коллеге, с которой я пила кофе, когда Гэрретт перешел в высшую школу. Там Гэрретт написал несколько пьес и рассказов, переполненных насилием. Советник читала их и согласилась с учителем английского языка, что это чересчур. Пытки, обезглавливания и так далее. Явный интерес к криминальному поведению. Советник поговорила об этом с Гэрреттом, но юноша заявил, что имеет право на свободу слова, тем более что у него артистическая натура. Он пригрозил, что пожалуется отцу, если школа попытается воспрепятствовать его художественным наклонностям.

– Я думал, за такие вещи в наши дни исключают из школы, – сказал я, припоминая истории об учащихся, исключенных за пластиковый нож для масла в их сумке с ланчем.

– Да, – отозвался Брайен, – но, очевидно, это зависит от того, кто ты и кто твой отец.

– Советник сказала, – продолжала Мелисса, – что Гэрретт принес книги, взятые в школьной библиотеке, и фильмы из «Блокбастера», в которых было не меньше насилия, чем в его писаниях. Он заявил, что его работы ничуть не хуже тех, которые доступны каждому.

– Будущий адвокат по уголовным делам, – сказал я, думая о спектакле Лудика.

– Поэтому Гэрретта оставили в покое. По словам советника, это его вдохновило. Он стал сорить деньгами по всей школе. У него всегда были лучшая машина, лучшая одежда, лучший компьютер. Он был первым парнем в Черри-Крик, который заимел айфон. Другие ребята ему завидовали, но старались держаться поближе к нему, так как он всегда был готов заплатить за ланч, дать прокатиться или купить им выпивку.

– Вот откуда идут его связи с гангстерами, – сказал Брайен.

Мелисса кивнула.

– Советник сказала, что, когда Гэрретт был в предпоследнем классе, он начал играть в баскетбол и футбол с членами городских банд. Это придавало ему силы. Таким образом, он в высшей школе обладал деньгами и властью, но не сближался ни с кем – включая учителей или советника. В этом году в школе начались серьезные проблемы с наркотиками, и советник подозревала, что дружки Гэрретта продают их учащимся.