Текст книги "Три недели страха"
Автор книги: С. Бокс
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)
Пятница, 23 ноября
Остается два дня
Глава 21Похороны Брайена состоялись на Капитолийском холме, в самой большой церкви, в какой я когда-либо был, набитой незнакомыми людьми. Маленький стилизованный крест висел на цепи в переднем углу, как будто помещенный туда в последний момент.
– Церковь, спроектированная «Икеей», – шепнул я Мелиссе, пытаясь заставить ее улыбнуться. Но это не сработало.
Если бы Брайен был ответствен за собственные похороны – а в некотором роде так и было, – думаю, они бы выглядели именно так. Все казалось бо́льшим, чем в жизни. Рок-оркестр играл современные траурные мелодии, а слайды изображали Брайена на лыжах, плавающим, говорящим с трибуны, танцующим и облаченным в костюм человека-паука на разных вечеринках. Его останки находились в квадратной мраморной урне на бархатной подставке спереди церкви. Партнер Брайена, Бэрри, говорил о его преданности, творческом даре, любвеобильности и «способности освещать комнату». Бэрри выглядел более спокойным, не в пример импульсивному Брайену, и я решил, что они составляли хорошую пару.
За Бэрри вышел мэр Хэлладей, который не только произнес трогательную речь о покойном, но поклялся принародно, что убийца будет пойман и понесет наказание. Раздались аплодисменты, когда мэр сказал, что Денвер не место для преступлений из ненависти и что смерть Брайена следует запомнить как инцидент, ворвавшийся в свободную от таких преступлений зону. Уверенность мэра, что убийство Брайена было результатом его хождений по городским барам, свидетельствовало об отсутствии прогресса в расследовании.
Пока Хэлладей говорил, я окидывал взглядом присутствующих. Многие лица я видел в светской хронике «Денвер пост» и «Роки Маунтин ньюс», а некоторые – в телевизионных новостях. Брайен всегда утверждал, что знает всех, кто что-то представляет собой в этом городе, и обилие народу на его похоронах это доказывало. Я был горд за нашего старого деревенского друга, добившегося такой популярности в большом городе.
Мы сидели сзади, так как к нашему приходу собралось уже много людей. Сэндерс и Моралес, разумеется, были с нами, но, слава богу, в штатском. Во время службы оба сидели непосредственно позади нас.
– Меня беспокоит то, – шепнула Мелисса, – что я как будто вовсе не знала Брайена. Кто все эти люди? Единственный, кого упоминал Брайен, был Бэрри. Как будто он вел тайную жизнь.
– Мы были его тайной жизнью, – ответил я.
Мэр, наконец, шагнул в сторону. Оркестр неожиданно заиграл «Теряя мою религию».
– Господи! – сказала Мелисса. – Неужели они не понимают, что находятся в церкви?
Хотя Коуди сказал, что не будет на похоронах, я тем не менее искал его. Он оставил мне единственную ниточку надежды.
Когда оркестр умолк, меланхоличный пастор с длинными волосами, стилизованной бородой и открытым воротом сказал нам, что мы здесь не чтобы оплакивать умершего, а чтобы почтить жизнь «богобоязненного» человеческого существа. Он начал рассказывать анекдоты о Брайене – все из Денвера, где он стал публичным лицом, и ни одного из Монтаны, – очевидно, собранные Бэрри и друзьями Брайена. Некоторые были довольно забавными, но они удивили меня и Мелиссу, так как мы никогда не слышали этих историй о друге, которого знали с совсем другой стороны. Мелисса плакала и смеялась, заставив, в свою очередь, плакать Энджелину.
– Я унесу ее наружу, – предложил я. Мелисса охотно согласилась. Сэндерс последовал за мной.
Горы все еще были окутаны снежными облаками. Лыжные курорты, как я слышал по радио, были переполнены. Рекламщики и радиокомментаторы старались перещеголять друг друга в остротах по поводу количества «шампанского порошка», скопившегося за ночь. Я был знаком с большинством этих людей по работе в туриндустрии и помнил, что в жизни они далеко не так восторгались снегопадом, как по радио.
Энджелина, как всегда, предпочитала находиться снаружи. Она крутилась у меня на руках, пытаясь спуститься, но я держал ее; Мелисса нарядила девочку в бархатное платье, розовые штанишки и тяжелое пальто. Пока я возился с ней, я оказался лицом к лицу с Джимом Дуганом, который курил сигарету, прислонившись к стволу лишенного листвы дерева.
Дуган перевел взгляд на Сэндерса, стоящего в нескольких шагах позади меня. Он не назвал свою должность, но, очевидно, в этом не было нужды.
– Дайте нам пять минут, ладно?
Сэндерс отошел к церкви и расположился на скамейке.
– Мэр уже выдохся? – спросил Дуган.
– Думаю, да.
– Как он выглядел?
Я пожал плечами:
– Достаточно хорошо. Он не говорил ничего плохого о Брайене.
Дуган засмеялся.
– Истмен причинял нам много головной боли. Он выводил мэра из себя, так как знал, как тот работает и как работает система. Я всегда думал, что там было нечто личное.
– Брайен был крутым, – сказал я.
– Был. И я хочу кое-что сказать вам. Только между нами, о'кей?
– Конечно. Я всегда доверяю тому, кто меня увольняет. Нет проблем.
Дуган фыркнул.
– Вы ведь знаете, что я всего лишь мальчик на побегушках. Мэр и судья близкие друзья. Жена судьи главный жертвователь на нужды города, поэтому мэр им обязан, если вы меня понимаете.
– Понимаю. – Я старался удержать Энджелину. – Но тут есть нечто большее.
– Что вы имеете в виду?
– Помните, когда мы говорили о Мэлколме Харрисе?
Дуган кивнул.
– Вы знаете, кто был его контактом здесь, в Колорадо?
Он покачал головой.
– Обри Коутс, Монстр Одинокого каньона.
Дуган застыл, поднося сигарету ко рту.
– Как я говорил вам в тот день, – продолжал я, – на мэра свалилась бо́льшая проблема, чем он думает. Если окажется, что штаб-квартира международной сети педофилов находится в этом городе, под его носом, это не поспособствует его политическим амбициям. К тому же его дружка – судью могут обвинить в оправдании Коутса. Как это будет звучать в передаче новостей?
– Нет-нет, – возразил Дуган. – Это не судья, а паршивая полицейская работа. С мэром это никак не связано.
Я понимал, что он старается смягчить ситуацию.
– Вы хватаетесь за соломинку, – продолжал Дуган. – За все, что может ударить по судье.
Я не ответил.
– Я слышал, как вы на днях пытались повидать его. А когда вас не пустили, вы позвонили ему, использовав мое имя для туманных угроз. Мэр просил меня заняться этим, но я еще не вник в суть дела.
– Благодарю вас.
– Предлагаю не превращать это в привычку.
Он перевел взгляд на Энджелину, которая все еще вырывалась и сбила набок мою шляпу.
– Это ваша малышка?
– Да.
– Та, из-за которой…
– Да.
Дуган покачал головой и отвернулся. Он казался искренне тронутым.
– Да, – сказал я. – Это та девочка, которую добрый друг мэра судья Морленд собирается отобрать у нас в воскресенье.
Дуган затянулся сигаретой и выпустил струю дыма.
– Судья Морленд представляет собой редкий тип, Джек. Я видел таких, но нечасто.
Я позволил ему продолжать.
– Вы смотрите на вещи с неправильной точки зрения. Вы делаете неправильные выводы. Я знаю по опыту, что политики, которые стремятся вверх, никогда не действуют поспешно. Они думают наперед и сосредоточены на цели. Поэтому иногда нелегко правильно понять их шаги.
– И какова же его цель? – спросил я.
– Верховный суд.
Я покачал головой.
– Каким образом кража нашей дочки может помочь ему попасть в Верховный суд?
– Не знаю, Джек. Вы должны это выяснить. Но я знаю, что он этого хочет.
Я оставил Дугана у дерева. Сэндерс снова был в нескольких футах от меня. Когда мы приближались к стоянке, я услышал мощный рев мотора и сразу узнал его. Звук был как бритва по горлу.
Желтый «хаммер» Гэрретта отъехал от нас. Я не мог толком разглядеть, кто внутри, из-за тонированных стекол, но мне показалось, что я видел два профиля – Гэрретта и его отца.
– Вы знаете, кто это? – спросил Сэндерс, заметив мою реакцию.
Итак, Гэрретт приезжал на похороны человека, которого затоптал до смерти. Зачем – позлорадствовать? И почему с ним приехал судья Морленд? Посмотреть на что?
Энджелина заерзала у меня на руках и указала на белку, спускающуюся по дереву.
– Кошка! – сказала она.
Я начал смеяться, когда меня поразила мысль, от которой едва не подогнулись колени. Переведя взгляд с дочки на удаляющийся «хаммер», я подумал: он приехал, надеясь увидеть ее.
Это возвращало к начальному вопросу: зачем им нужна Энджелина?
Казалось, все внезапно обрело ужасный смысл.
«Пуленепробиваемый». Что может быть более пуленепробиваемым, чем педофил – партнер по преступлению с судьей? С судьей, который оправдал Монстра Одинокого каньона – еще одного участника международной сети?
Энджелина вскрикнула, и я осознал, что сжимаю ее слишком сильно. Я ослабил хватку и посмотрел на нее. Она была красивой для всех, а не только для гордых родителей, с ее темными блестящими глазками, улыбкой и поведением.
Я почувствовал, что задыхаюсь, и понес Энджелину к задней стороне стоянки, где видел пару черно-белых автомобилей и «краун-викторию» Торклесона. Несомненно, копы приехали посмотреть, кто придет на похороны, так как дело все еще было открыто. Торклесон прислонился к своей машине, разговаривая с другим детективом, – они выделялись своей униформой, так как даже копы на похороны надевали костюмы и галстуки.
Должно быть, Торклесон увидел что-то на моем лице, так как он извинился перед коллегой и направился мне навстречу.
– Привет, Джек, – поздоровался Торклесон.
– Вы говорили, что Мэлколм Харрис связан с Обри Коутсом, – сказал я. – Как вы это узнали?
Торклесон пожал плечами.
– Телефонные звонки, электронная почта, компьютерная память. Много технических доказательств. Я не все понимаю, но мне рассказывали, что Коутс передавал в Британию из своего трейлера большие файлы, изображения. Британцы отследили их путь к компьютеру Харриса. К сожалению, у нас больше нет оригинальных файлов, как вам известно. – Он бросил взгляд через плечо посмотреть, не прячется ли где-нибудь Коуди.
– Я не знаю, где Коуди, – заверил его я. – Не беспокойтесь о нем.
– Почему вы спрашиваете меня об этом?
– Потому что я уверен, что если вы поищете доказательства для обвинения, то обнаружите связь между Харрисом, Коутсом и кое-кем еще в этом городе.
Торклесон внимательно посмотрел на меня.
– Этим занимается целая команда, – сказал он. – Они работают с британцами и Интерполом. Извращенцев арестовывают одного за другим по всему миру. Вы говорите о ком-то конкретно?
– О судье Морленде или его сыне Гэрретте, – ответил я. – Или об обоих.
Торклесон закрыл глаза и застонал:
– Не начинайте снова. Вы знаете, что случилось, когда я послал полицейских в его дом, основываясь на вашей так называемой информации.
– Это другое дело, – сказал я. – Из всех мест, куда он мог перебраться, Мэлколм Харрис выбрал Денвер. Он говорил, что переезжает сюда, так как будет здесь пуленепробиваемым. Кто-то уверил его в этом. И какое доказательство может быть лучше того, что детский порнограф и насильник, вроде Обри Коутса, освобожден в суде под председательством судьи Морленда?
Торклесон попытался спорить, но умолк. Я видел, что для него все стает на свои места, как и для меня.
– Откуда вы знаете Харриса? – спросил он.
– Я встречался с ним по поручению бюро, где работал, – ответил я. – Прежде чем мы узнали, кто он.
– Господи! – прошептал Торклесон.
– Вы имеете доступ к доказательствам против Харриса?
Он кивнул.
– Я должен поработать с нашим техником, чтобы разобраться в них. Но думаю, у нас есть все подтверждающие документы, которые были собраны. Это вопрос проверки телефонных разговоров, адресов электронной почты, персональных компьютеров…
– Вы можете попытаться? – спросил я.
Торклесон снова бросил взгляд через плечо – на сей раз проверить, не подслушивают ли его коллеги.
– Я попытаюсь, – тихо сказал он.
– Благодарю вас. – Мне хотелось его расцеловать.
– Но я не думаю, что это сработает, – предупредил он, положив мне руку на плечо. – Если бы существовали электронные следы от Коутса и Харриса к Морленду или его сыну, вероятно, мы бы уже это знали. Это дело расследуется уже давно.
– Понимаю, – кивнул я. – Но разве не легче проверить конкретную цель – компьютеры и телефоны Морленда и Гэрретта, – чем весь город?
– Может быть, – вздохнул он. – Не знаю.
К этому времени Энджелина потеряла терпение и колотила меня кулачками по отворотам пальто.
– Вниз! Вниз!
– Нет, Энджелина. – Мой суровый голос заставил ее умолкнуть. Она заплакала, и я пожалел, что прикрикнул на нее.
Ночью я перевернулся в кровати, открыл глаза и увидел, что Мелисса сидит, глядя на меня, со стаканом в руке. Несомненно, она думала, почему вышла замуж за человека, который не может сохранить ее семью.
Суббота, 24 ноября
Остается один день
Глава 22Когда в половине восьмого утра зазвонил телефон, я схватил трубку, протирая глаза и надеясь, что это Торклесон или Коуди с новостями. Проснувшись и увидев Мелиссу, наблюдающую за мной, я понял, что не спал несколько часов и заснул только что.
– Все готово к завтрашнему дню? – спросил судья Джон Морленд.
Я не ответил.
– Я знаю, что это трудно, – продолжал Морленд. – Пожалуйста, не делайте это еще более трудным для всех нас.
– Я сделаю это более трудным для вас, – уточнил я.
Последовала пауза.
– Что? – спросил судья.
– Вы слышали меня. Вы попадете в тюрьму, где не сможете снова прикасаться к маленьким девочкам. И вам известно, что происходит в тюрьме с такими, как вы.
Когда он заговорил, его голос звучал сердито и раздраженно.
– Я понятия не имею, о чем вы говорите.
Я надеялся, что он поведет себя, как виновный, и разоблачит себя. Но он был хорошим актером.
– В самом деле? – спросил я.
– Вы сошли с ума. Ненавижу это говорить, но забрать ребенка из такого… окружения следует как можно скорее.
– Вы будете носить робу, ботинки без шнурков и проведете все время, оглядываясь через плечо и ожидая очередного нападения.
Тяжелый вздох.
– Я сделал все, что мог, чтобы облегчить ваше положение, – сказал Морленд. – Дал вам время, хотя не обязан был это делать. Я предложил помочь вам и вашей жене с другим усыновлением, но вы отвергли это предложение. Все, что я слышу от вас, – это угрозы и параноидальная демагогия. Вы обвиняете моего сына в убийстве, а меня в том, что я даже не могу произнести вслух. Я надеялся, что эту болезненную процедуру можно осуществить сдержанно, хотя бы ради ребенка, но вижу, что это невозможно.
Он почти убедил меня!
– Я сделаю это трудным для вас, – повторил я.
– О, ради бога…
Я швырнул трубку и увидел в дверях Мелиссу с Энджелиной на руках.
– Это был он? – спросила она.
– Да.
– Что он хотел?
– Убедиться, что мы готовы.
– Как любезно с его стороны, – горько усмехнулась Мелисса и закрыла глаза. Я встал на случай, если понадобится успокоить ее. Энджелина потянулась ко мне с криком «Па!».
Я не мог съесть даже тост и пил одну чашку кофе за другой. С чашкой в руке я бродил по комнатам нашего дома, как будто видел их в первый раз. Белый зимний свет просачивался сквозь портьеры, более бесстрастный, чем летний. Снаружи, очевидно, было холодно, так как обогреватель щелкал, регулярно подавая теплый воздух. Я тщетно пытался вспомнить, когда я последний раз проверял нашу печь в полуподвале.
Сэндерс и Моралес были на обычных местах. Выхлопы работающих моторов их машин растворялись в воздухе.
Я не говорил Мелиссе о своих подозрениях, касающихся судьи Морленда, и беседе с детективом Торклесоном, рассчитывая, что он позвонит и подтвердит связь судьи с сетью.
Мелисса решила, что в доме чего-то не хватает, и решила испечь хлеб. Вскоре аппетитный запах наполнил дом.
В комнате Энджелины стояло в углу несколько коробок с надписями: «Зимняя одежда», «Летняя одежда», «Игрушки и подарки».
Это происходило в действительности.
Четвертый раз за день я достал свой мобильник, набрал номер Коуди и услышал: «Номер находится вне сферы обслуживания. Пожалуйста, оставьте сообщение».
За день было несколько телефонных звонков, но только не от Торклесона и не от Коуди. Отец и мать Мелиссы звонили из разных мест, и она говорила с ними дольше, чем когда-либо. Во время разговора с отцом ее лицо покраснело, и я понял, что она сердится.
– Мы подключили адвоката, папа, – горячо сказала Мелисса. – И он сделал, что мог. – Она нахмурилась, а увидев, что я наблюдаю за ней, закатила глаза. – Здорово, папа, что ты внезапно забеспокоился и знаешь ответы на все. Но где ты был три недели назад, когда мы могли бы воспользоваться твоей мудростью?
Мои родители вскоре позвонили, раньше чем Мелисса успела остыть. Она сказала им, что ситуация не изменилась, потом передала трубку мне.
– Твоя мама слишком возбуждена, чтобы говорить с кем-то, – сказал отец.
– Понимаю.
– Очевидно, такие вещи могут случаться, когда мы передаем все дела правительству или адвокатам. Когда общество отменяет личную ответственность, возникают подобные ситуации.
Я и раньше слышал его теории, что все было гораздо лучше во времена пионеров, когда люди общались открыто и честно, а их слова поддерживались лично или же репутацией и оружием – без привлечения посредников, вроде адвокатов и политиканов.
– Папа, я не могу сидеть на крыльце с ружьем на коленях и отгонять их.
– Знаю, что не можешь, – проворчал он. – И это стыд и срам.
Я подумал о дедушкином кольте 45-го калибра в кладовой и сказал:
– Да, верно.
– Я в шутку говорил твоей матери, что мы должны прислать кого-нибудь вроде Джетера Хойта уладить дело. Это показало бы городским типам пример правосудия на фронтире.
Я с горечью улыбнулся. Фронтирное правосудие не подходило для «Сур-13».
– Жаль, что мы не можем этого сделать, – закончил отец.
Я звонил на мобильник Коуди снова и снова, с каждым разом сердясь все сильнее. То же самое было с Торклесоном, который не отзывался. Я позвонил в детективный отдел, и секретарша сказала, что Торклесона нет и она не знает, когда он вернется. Она спросила, не может ли кто-нибудь другой помочь мне, и я ответил, что нет.
Я держался подальше от Мелиссы и Энджелины, так как не хотел, чтобы мои растущие гнев и страх действовали на них. Поднявшись наверх, я проверил заряды в кольте, а потом спустился вниз посмотреть, как работает печь.
На сей раз слова отца имели некоторый смысл. Почему я не могу сесть на крыльце с дробовиком на коленях и отгонять весь мир от моей семьи?
Я не мог оставаться дома, но не мог покинуть Мелиссу и Энджелину, поэтому надел парку и вышел наружу. Когда я подошел к Сэндерсу, он опустил окошко и протянул руку.
– Дело зашло слишком далеко, Джек.
– Почему?
– Шерифу не понравился наш обед в День благодарения. Он велел нам обоим перестать водить дружбу с вами и вашей семьей. Вы же знаете, что случится завтра.
– Что же? – сердито спросил я.
– Джек, лучше отойдите.
Я повернулся и зашагал назад к дому. По пути я достал мобильник и позвонил Коуди.
Тот же результат.
Я снова позвонил в детективный отдел, и секретарша сказала, что положила сообщение от меня сверху на стол Торклесона.
Во время послеполуденного сна Энджелины я пошел в кухню, где Мелисса доставала свежеиспеченный хлеб и раскладывала на столе остывать. Сколько же она испекла за день? Кухню наполняли запахи дрожжей, муки и хлебных корок. Было очевидно, что Мелисса будет этим заниматься, пока не кончатся ингредиенты. Я окинул взглядом кухню и не увидел бутылки.
– Не ищи, – сказала она. – Я не пью.
– Джек, это детектив Торклесон, – сказала Мелисса, разбудив меня.
Окончательно истощенный, я задремал в кресле в гостиной, и мне понадобилась секунда, чтобы понять ее слова. Когда это произошло, мое сердце взревело, как мотор гоночного автомобиля. Я схватил телефон, побежал наверх в нашу спальню и закрыл дверь.
– Я не спал всю ночь после нашего разговора, – сказал он. – Завербовал нашу лучшую программистку и заставил ее провести со мной ночь в полуподвале с ее компьютерами. Мы просмотрели все доказательства, которые прислали Скотленд-Ярд и Интерпол…
Я попытался глотнуть, но у меня пересохло во рту.
– Джек, мы не смогли найти никакой связи между Харрисом или Коутсом и Морлендом. Их ничего не связывает.
У меня потемнело в глазах. Я ухватился за спинку кровати, чтобы удержаться на ногах.
– Вы можете продолжать поиски? – Мой голос звучал слабо. Ведь я все поставил на это. – Может быть, у Гэрретта есть тайный компьютер? Может, они знают, как маскировать свои телефонные номера и адреса электронной почты? Связь должна быть.
Торклесон вздохнул.
– Джек, я не говорю, что нет отдаленной возможности. Но электронный след между Коутсом и Харрисом очевиден. С судьей нет ничего подобного – даже старого коровьего следа, если вы меня понимаете. Есть несколько электронных адресов, которые моя программистка не могла изолировать, но ничего существенного – ничего, с чем мы могли бы обратиться к окружному прокурору.
– Должно быть, – настаивал я.
– Мы сделали все, что могли. Ваша теория интересна, но нам не за что зацепиться. Может быть, впоследствии Харрис назовет имя судьи как своего сообщника в расчете на снисхождение.
– Это будет слишком поздно.
– Знаю, – согласился Торклесон.
Я посмотрел в окно на автомобиль Сэндерса. Наступили сумерки, и стало холоднее.
– Когда теряешь всякую надежду, что тебе остается? – спросил я.
– Я не могу ответить на этот вопрос, Джек.
– Я тоже, – сказал я, прежде чем поблагодарить его и положить трубку.
– Мы сделали все не так, как надо, дорогая? – спросил я позже, когда солнце опустилось за горы.
Мелисса посмотрела на меня:
– Что ты имеешь в виду?
Я покачал головой.
– Может быть, мы действовали неправильно. Завтра они придут забирать Энджелину. Может, нам следовало нанять нового адвоката и попытаться обратиться в суд. Все говорили, что мы проиграем, но, по крайней мере, у нас было бы больше времени. Вместо этого мы пытались заставить Гэрретта подписать бумаги, которые он так и не подписал. Или мы могли уехать сразу, обратиться в прессу и привлечь публику на нашу сторону. Возможно, это напугало бы судью и Гэрретта.
Мелисса глубоко вздохнула:
– Поверь мне, Джек, я не переставала думать об этом. Но ничего бы не сработало. Ты сам это знаешь.
Я не был так уверен.
– По крайней мере, мы могли бы попробовать.
– Мы пробовали. – Ее глаза наполнились слезами. – Мы пробовали с помощью наших лучших друзей и сделали все, что могли. Я хочу, чтобы ты перестал ломать себе голову.
Я тяжело опустился на стул. Она подошла и положила руки мне на плечи, оставив мучные отпечатки.
– Но мы все еще не знаем, зачем им понадобилась Энджелина, – сказал я.
У меня была мысль, такая страшная, что я не мог ею поделиться, несмотря на то что сказал Торклесон. И когда я смотрел на мою жену, то понимал по пустоте в ее глазах, что эта мысль приходила в голову и ей.
