Текст книги "Чужие браки"
Автор книги: Рози Томас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 30 страниц)
Майкл опустил руки. Он заговорил быстро, чтобы как можно скорее покончить со всем этим:
– Ваша мама очень зла на меня, и она имеет на это право. Я сказал ей неправду про то, где был эти два дня. Но это – не единственная наша проблема. Мы давно уже не счастливы друг с другом. Уверен, что и вы уже не первый день об этом догадываетесь.
– И что же теперь будет? – сквозь плотно сжатые губы спросил Джонатан.
– Думаю, мне придется уйти. И какое-то время пожить в другом месте.
Джонатан быстро-быстро закивал головой, как будто давая понять, что он вполне доволен, для него главное было узнать факты.
– Папа, я люблю тебя, – пронзительно закричала Дейзи.
Девочка подбежала к отцу и, рыдая, обхватила его за пояс. Поверх ее головы Майкл ненавидящим взглядом смотрел на жену. «Да, действительно, вот так вот все и кончается», – думал он.
Смотри! Видишь, что ты наделала? – сказал Майкл.
– Я не делала этого. Это сделал ты, – выплюнула она ему в лицо.
Майкл встал перед девочкой на колени, чтобы видеть ее лицо.
– Я тоже люблю тебя. И всегда буду любить. И мы всегда будет твоими родителями, что бы ни случилось.
Дейзи начала истошно вопить.
– Нет! Не-е-ет! Я этого не вынесу, я так не могу!
Майкл вновь поднялся на ноги. Стараясь не сорваться, он подвел дочурку к матери, вышел из кухни и поднялся наверх, пристально разглядывая по дороге дыры в обоях и лупящуюся краску перил – почетные шрамы семейной жизни. Он упаковал еще один чемодан, кроме того, с которым ездил в Лондон, и вновь спустился вниз. В доме снова было тихо. Майкл не представлял себе, как следует прощаться в таких случаях, поэтому он не стал ничего говорить. Просто тихонько закрыл за собой входную дверь.
17
Зазвонил звонок у входной двери. Казалось, это не прекратится никогда, как будто звонивший вообще не собирался отрывать палец от кнопки.
Дарси давно уже проснулся и неподвижно лежал рядом с Ханной в лучах неяркого утреннего света. Звук оглушительно отзывался в его голове. А ведь не было слышно, чтобы подъехала какая-нибудь машина.
Ханна, разбуженная звонком, подняла голову и пробормотала:
– Ну, что такое?
Дарси встал и надел поверх пижамы халат.
– Пойду посмотрю, – сказал он.
На лестнице он встретил горничную, тоже зевающую и в халате.
– Я уже иду, – сказал ей Дарси. Звонок замолчал, но, вместо него, в дверь стали барабанить. Дверь сотрясалась от ударов. Дарси слышал, как наверху, очевидно, испуганные громоподобными звуками, просыпаются дети.
Дарси заторопился по ступенькам, неловко ступая в своих шлепанцах.
Открывая дверь, он уже знал, кого сейчас увидит.
На этот раз их было пятеро. Не те, что приходили раньше, но все они мало чем друг от друга отличались. Эти люди тоже были в костюмах и галстуках и, стоя перед ними в халате и ночной пижаме, Дарси чувствовал себя абсолютно беззащитным и словно бы раздетым.
– Почему вас так много? – спросил он. Было половина седьмого утра.
– Дарси Клегг? – спросил один из полицейских.
– Вы прекрасно знаете, кто я такой. Да, я – Дарси Клегг.
– Я – уголовный инспектор Хелли, из отдела по борьбе с мошенничеством в особо крупных размерах.
Остальные четверо окружили Дарси со всех сторон, как будто боялись, что, несмотря на больное сердце и их численное превосходство, он прорвет их цепь и кинется бежать по собственному газону, а затем перепрыгнет через забор и скроется в полях.
– У меня есть ордер на ваш арест, – продолжал инспектор.
Он зачитал обвинения и напомнил Дарси о его правах. Дарси казалось, что все это происходит как бы не с ним, а скорее напоминает сцену из низкопробного полицейского телесериала. В последнее время в моменты, когда Дарси решался трезво взглянуть на ситуацию, он представлял себе, что полицейские явятся за ним именно так, и приходил в ужас от этой мысли, тем не менее сейчас, когда это действительно произошло, все казалось таким малозначительным, почти комичным. Дарси, наверное, даже рассмеялся бы, если бы в этот момент не обернулся и не увидел перекошенные лица домашних, столпившихся на лестнице. Фредди и Лаура выглядывали, как сквозь прутья клетки из-за дубовых перил. За ними стояла Кэтти в коротком халатике, из-под которого видны были босые загорелые ноги. Люси зачем-то уехала на несколько дней в Лондон, вспомнил Дарси. Он знал, что полицейские тоже смотрят на его дочь. Дарси еще раз осознал, насколько она красива, и горло его сжал спазм стыда и отчаяния при мысли о том, что это из-за него Кэтти подвергается сейчас этому унизительному осмотру. Рядом с Кэтти стоял Барни. Юноша потирал ладонью подбородок и, казалось, был все еще не в силах поверить в то, что происходило сейчас на его глазах.
На Ханне был шелковый халат поверх такой же рубашки. На нее полицейские тоже смотрели довольно пристально, и Дарси знал, что позже они будут вспоминать всю эту сцену и смеяться над ними. Руки его непроизвольно сжались в кулаки, и Дарси стал прикидывать в уме, что произойдет, если он смажет одному из своих конвоиров по физиономии – наденут ли на него наручники или просто прикажут держать руки за спиной. Вновь захотелось смеяться, но тут же подпрыгнуло в груди и отозвалось болью сердце, напоминая о том, что Дарси был стар и виновен почти во всем, в чем его обвиняли.
Ханна схватила мужа за руку:
– Что им надо? – спросила она, одной рукой поддерживая непокорную копну волос. При этом задрался рукав ее халата, и Дарси стали видны крошечные морщинки, появившиеся в последнее время около локтя Ханны. Это напоминание о том, что Ханна тоже не молодеет с каждым годом, заставило Дарси вспомнить, что он любил жену, любил всю эту жизнь в этом доме, пытаясь сохранить которую, он и рискует теперь потерять все. Ведь только это он и пытался сделать. В мозгу Дарси вновь включились защитные механизмы. Ощущение, что все это происходит как бы не с ним, постепенно улетучилось.
– Мы вынуждены просить вас последовать за нами, – сказал Хелли.
Дарси так хотелось сейчас положить голову на плечо жены. Он чувствовал себя таким усталым, что едва удержался от того, чтобы не закрыть глаза.
– Они пришли арестовать меня, – просто сказал он.
Мэнди пыталась увести Лауру и Фредди. Лаура начала жалобно скулить.
Ханна кинулась к полицейскому. Она выглядела так, как будто готова была сцепиться с ним в рукопашную.
– Вы не можете, – кричала она. – Вы не имеет права врываться вот так в дом к ни в чем не повинному человеку и хватать его на глазах у жены и детей!
– Не надо, Ханна, – сказал Дарси. – Все в порядке. Беспокоиться не о чем. – Сколько раз Дарси повторял Ханне эти слова! Но сейчас недоверие на лице жены заставляло их звучать особенно бессмысленно. – Я полагаю, вы позволите мне сначала одеться? – спросил Дарси у полицейского.
Рядом с ним стояли теперь Барни и Кэтти.
– Они действительно могут это сделать? – спросил Барни.
– О, да, еще как можем, – с издевательской улыбкой ответил один из полицейских примерно того же возраста, что и Барни. – И даже с вашим папенькой!
Два полицейских поднялись с Дарси наверх. Они позволили ему надеть костюм, но не дали времени побриться. Когда они спустились вниз, все заметили, как похудел Дарси за последние дни – костюм буквально висел на нем.
– Когда вы отпустите его? – не унималась Ханна.
– Я не могу вам сказать, – ответил инспектор. – Обвинения весьма и весьма серьезные, а сумма залога зависит от многих факторов.
– Это продлится недолго, – успокаивал жену Дарси. – Возможно, всего несколько часов. – Позвони Макинтайру, скажи ему, что произошло. Пусть приезжает как можно быстрее.
Дарси вывели наружу. Двое полицейских шли по обе его стороны. Они уселись в одну из машин. Ханна, Барни и Кэтти вышли проводить Дарси, но тот даже не обернулся, когда машины тронулись.
– О, Боже, никак не могу в это поверить, – бормотал Барни. – Почему он не сказал нам, что его могут арестовать? Что же он сделал в конце концов?
Ханна обернулась к пасынку, глаза ее горели, вид был не менее свирепым, чем когда она накинулась на полицейского.
– Он ничего не сделал, – палец с огненно-красным ногтем уперся в грудь Барни, как будто Ханна хотела проткнуть его насквозь. – Ничего! Запомни это на случай, если кто-нибудь тебя спросит.
И Ханна бросилась в дом.
Новости распространились довольно быстро. Уже к вечеру того же дня все приятели Клеггов, а с их легкой руки, и половина белого света знали об аресте Дарси. Ханна угрюмо отвечала на телефонные звонки. Журналистам и репортерам на их провокационные, а то и просто оскорбительные вопросы Ханна отвечала резким отказом давать какую-либо информацию. Друзьям же, которые звонили либо посочувствовать, либо, будучи в полном шоке, узнать, правда ли то, что они услышали, она говорила что-то вроде:
– Это связано с использованием не по назначению каких-то там фондов, но Дарси ни в чем не виноват. С ним его адвокат, он уверен, что через несколько часов Дарси выпустят. Я скажу Дарси, что вы звонили. Да, да, конечно же, со мной все в порядке. Просто очень беспокоюсь о Дарси.
Как только Ханна опускала трубку после очередного разговора, телефон тут же звонил опять.
Барни и Кэтти позвонили Люси в Спитафилд, где она остановилась в доме Патрика.
– Мне надо приехать домой? – спросила Люси, выслушав новости.
– Думаю, не обязательно, – ответила Кэтти. – Как ты себя чувствуешь?
– Беспокоюсь об отце.
– Это понятно. Я имею в виду твое здоровье.
После минутной паузы Люси ответила:
– Очень странно себя чувствую. Грустной и какой-то… маленькой. Но приятно стать опять собой. Просто собой, чтобы не надо было бояться ответственности за кого-то еще. Как будто я могу справиться с чем угодно, лишь бы это касалось только меня и больше никого.
– Хорошо. Ведь это хорошо, правда? Оставайся пока там. Так, наверное, будет лучше. Если здесь случится что-нибудь еще, я немедленно дам тебе знать. Тут все кругом кишит репортерами, которые так и норовят прорваться внутрь.
Люси положила трубку и уселась, скрестив ноги, обтянутые легенсами, на антикварный диван Патрика. Она откинула челку со лба, тряхнула белыми хвостиками, в которые были собраны ее волосы.
– Мой отец арестован по обвинению в мошенничестве, – сказала девушка в ответ на вопросительный взгляд Патрика. – Сегодня вечером в дом явилась полиция.
Патрик слышал о Дарси Клегге от Нины.
– Бедная Люси, – сочувственно произнес он.
– Бедный папа! Не надо особенно сочувствовать мне, а то я сейчас разревусь.
Патрик ласково похлопал девушку по плечу.
– Хорошо. Больше ни слова сочувствия.
Люси подняла голову и взглянула на Патрика.
– Почему вы с Ниной так добры ко мне? – спросила она. – Ведь вы же даже не знаете меня.
Патрик пожал плечами.
– У Нины свои причины, за нее я не отвечаю. Что же касается меня, то ты же видишь, у меня здесь куча свободного места.
Люси ужасно нравился великолепно отделанный просторный дом Патрика. Хотя она была здесь чужой, чувствовала себя слабой и отчаявшейся, Люси очень быстро освоилась в доме, после того как Патрик привез ее сюда из клиники вчера утром. Комнаты были полупустыми, особенно по сравнению с ее домом в Уилтон-Маноре, и это действовало утешающе. Шторы и покрывала, сделанные из какого-то незнакомого Люси тяжелого темного материала, из-за штопки казались чуть ли не сотканными заново, но от этого ничуть не проигрывали, пожалуй, даже наоборот, не то что занавески и чехлы для мебели в гостиной Ханны.
Люси, на удивление, хорошо спала, ей даже не потребовалось принимать для этого таблетки, которые ей дали в клинике. Огромная дубовая кровать и крахмальные белые простыни действовали лучше любых таблеток.
– Тебе скучно в пустом доме, правда?
– Уж слишком он пустой.
– Тебе одиноко.
Патрик нахмурился. Ему нравилась эта девушка с ее раскованными и непосредственными манерами. Он догадывался, что, несмотря на внешнюю хрупкость, Люси была довольно мужественной.
Еще ни разу Патрик не видел слез на ее лице. Это, конечно, не означало, что Люси хладнокровно прошла через выпавшие на ее долю испытания.
Люси потянулась к руке Патрика и переплела его пальцы со своими.
– Мне было очень одиноко в клинике. Все были очень добры ко мне. Пусть Нина не думает, что что-то было не так, но все равно, то, что случилось, – на моей совести. Никто не мог помочь мне, надо было пережить весь этот ужас самой. Я чувствовала себя так, как будто я одна на всем белом свете. Нет ребенка, нет больше ничего. Может быть, так даже лучше для меня. Я ведь никогда раньше не бывала одна. Мы с Кэтти близнецы, и всю жизнь вместе. Но там мне даже не хотелось, чтобы сестра была рядом.
Очень тихо, почти что себе под нос, Люси добавила:
– Наверное, это было правильно. За все отвечаю я сама. Некого осуждать, некого обвинять. Но ведь теперь, когда я здесь, тебе не так одиноко, правда?
– Да, спасибо тебе.
Патрик так и сидел на диване рядом с Люси, не пытаясь убрать руку, хотя все это казалось ему несколько странным. Он нечасто сидел с кем-либо вот так – рука об руку.
Поняв, что Люси не хочет больше говорить об аборте, Патрик попросил:
– Расскажи мне о своем отце.
Люси низко опустила голову, так что волосы закрыли ее лицо.
– Всю жизнь отец казался нам с Кэтти огромным и сильным. Когда мы были маленькими, мы считали, что наш папа – до неба и может сделать абсолютно все на свете. Например, летать. Или остановить дождь. Он не так часто бывал дома, но когда он находился рядом, из него все сыпалось, как из рога изобилия – веселье, деньги, уверенность в себе, гостеприимство. Он никогда, в отличие от матери, не говорил нам «нет» или «нельзя».
Увидев выражение лица Патрика, Люси захихикала.
– Да, я знаю, о чем ты думаешь. Испорченные дети, правда? Папа и сам часто повторял это.
Улыбка сошла с ее лица.
– О, Боже, почему я говорю об отце в прошедшем времени. Когда папа заболел, я впервые… впервые поняла, что он на самом деле не вечен. И вот теперь это все… Я чувствую что-то вроде вины, как будто это я должна была присматривать за отцом и не справилась.
Патрик неожиданно почувствовал что-то вроде зависти к Дарси Клеггу, сидящему в тюрьме.
– Думаю, отцу понравились бы твои слова, если бы он мог их сейчас слышать.
Люси кивнула.
– Да. Я попытаюсь рассказать ему все это, когда мы оба вернемся домой.
Джимми Роуз позвонил в Уилтон сразу же, как только узнал об аресте Дарси. Ханна уже поднялась наверх с Лаурой, и трубку взяла Кэтти.
– Люси? Это ты? – спросил Джимми.
– Кто говорит? – холодно спросила Кэтти.
– Ну же, не надо так. Я все время думаю о тебе, беспокоюсь. Ты уже решила, что ты будешь делать?
– Люси нет дома. Она уехала в Лондон.
На другом конце провода наступила тишина. Кэтти позволила себе злорадно улыбнуться.
Когда Джимми вновь заговорил, в голосе его звучало негодование.
– Почему ты не сказала мне, что это ты?
– Ты не дал мне такой возможности.
– Ну, хорошо, как Люси?
– Почему тебя это интересует?
– Господи Иисусе, а почему нет? Ты думаешь, мне на нее наплевать?
Кэтти вздохнула.
– С ней все в порядке. Она остановилась у друзей.
– А она…
– Да, да! Она уже все сделала! Решила все сама, потому что ей так хотелось. Теперь ты доволен?
– Конечно же, нет, – Джимми обернулся, чтобы взглянуть за спинку кресла, на котором он сидел. Он увидел, что Стелла вошла в комнату, держа под мышкой кипу тетрадей. Она вернулась сегодня гораздо раньше, чем предполагал Джимми. Избавившись от своей ноши, Стелла вышла из комнаты, не проронив ни слова. Джимми заговорил другим тоном.
– Я вообще-то хотел поговорить с Ханной. Не будешь ли ты так добра передать ей, что если что-нибудь понадобится, ей достаточно позвонить мне.
– Уверена, что она будет очень благодарна.
«Злобная маленькая сучка, – подумал Джимми. – Обе они злобные маленькие сучки».
– Но я не думаю, что сейчас нам что-нибудь нужно, – продолжала Кэтти. – Только что звонил папин адвокат. Его отпустили под залог, и сейчас они едут домой.
– Потрясающие новости. А кто же внес за него залог?
– Мой дядя и Эндрю Фрост.
Джимми был шокирован.
– Могли бы обратиться и ко мне! Почему Дарси ничего не сказал мне?
– Я не знаю. Думаю, потому что попросил Эндрю.
– Ну что ж, если ему что-нибудь потребуется, передай ему, чтобы звонил.
Джимми повесил трубку. Выглянув в сад, он увидел, что кусты бьются под неестественно сильным для этого времени года порывом ветра, а по стеклу стучат уже первые капли дождя. Джимми злился и на Кэтти, и на Дарси. Вид собственной довольно обшарпанной гостиной, запущенного сада, стоящих за забором довольно неприглядных домов, которыми была застроена эта не слишком фешенебельная часть Графтона, только подливали масла в огонь. Джимми сел, сжав кулаки и положив их между колен, и так он сидел, пока не вошла Стелла. Она расположилась в другом конце комнаты с книгой в руках.
Взглянув на жену, Джимми подумал, что она как будто нарочно напускает на себя такой высокомерный вид, чтобы позлить его.
В голове Джимми начинал уже потихоньку складываться сценарий их очередной ссоры, которую он немедленно начал словами:
– И почему ты такая сука?
Стелла подняла голову. Лицо ее было холодным, губы напряглись, как будто она почувствовала какой-то неприятный запах.
– Если я и сука, то только потому, что ты сделал меня такой.
Ее холодный, презрительный голос напомнил Джимми голос Кэтти Клегг. То, что Дарси не попросил его о помощи, казалось теперь преднамеренным оскорблением. Неужели эта идиотка Люси все-таки рассказала ему обо всем? Даже сейчас в нем шевельнулось желание быть с Люси, иметь ребенка, тоска по всему, что могло бы случиться, но никогда уже не случится. Негодование его обратилось опять на Стеллу. Джимми готов был стереть жену в порошок.
– Это не имеет ко мне никакого отношения. Кроме такой несчастливой случайности, что должен жить с тобой. Ну почему именно меня угораздило жениться на бесчувственной, фригидной доске.
Стелла закрыла книгу и уронила ее на пол. Она встала и направилась к мужу. Стелла широко размахнулась и ударила Джимми по лицу. Голова его откинулась назад, струйка слюны вытекла из уголка рта.
– Не смей называть меня доской, – прошептала Стелла.
Джимми облизал губы, затем провел по ним пальцем, который стал внимательно рассматривать, видимо, ожидая обнаружить кровь.
– Я буду называть тебя так, как захочу!
Стелла отпрянула назад, но было уже поздно. Джимми больно сжал ее запястье и дернул к себе.
– Нет…
Последовало два коротких удара – кулаком по одной щеке и ладонью по другой.
– Твою мать…
Джимми отпустил жену, испытывая отвращение к ней и к себе. Секунду на щеке Стеллы было белое пятно, которое тут же стало наливаться кровью.
Стелла повернулась и очень медленно и осторожно, как будто боясь, что ноги перестанут ей повиноваться, пошла к своему креслу. По-прежнему прямо держа спину, Стелла подняла книгу и положила ее на столик. Потом она прошла через прихожую, вышла на улицу и пошла по улице, не отдавая себе отчета в том, куда направляется.
Джимми налил себе виски. Отпив из стакана, он снова подвинул к себе телефон.
– Эндрю? Это Джимми. Да, я все знаю. И сколько тебе пришлось внести? – Джимми присвистнул, услышав сумму. Все равно это попадет в газеты. По двести пятьдесят грандов каждый! Неплохой кусочек на случай, если Дарси сбежит.
Эндрю вновь заговорил, а Джимми молча кивал, оглядывая пустую гостиную.
– Не хочешь выпить сегодня попозже? Я собирался в гольф-клуб. Нет? Ну, хорошо. Тогда, может быть, в субботу.
Поговорив с Эндрю, Джимми налил себе еще порцию виски и выпил залпом.
Стелла очнулась от своей апатии и обнаружила, что идет по тропинке вдоль реки. Было начало лета, и в Графтон уже прибыли первые туристы, которые даже под дождем прогуливались вдоль живой изгороди. Это были, главным образом, пожилые пары, которым надо было как-то убить время между посещением собора и обедом в отеле. Стелла медленно прошла мимо них, отвернув голову и внимательно глядя на воду, прекрасно понимая, что два синяка, которые украшали теперь ее лицо, лучше, по возможности, никому не демонстрировать. На воде была легкая рябь.
Камень набережной и водная гладь, также как и холмы, видимые в отдалении, всегда ласкали глаз Стеллы. Ей нравилось все в городе, что несло на себе, как вот этот старинный парапет, печать времени.
Стелле нравилось думать, что все ее мелкие повседневные заботы ничего не значат по сравнению с тем, что видели эти древние сооружения. Сейчас она шла и думала, что именно такие чувства удерживали ее в Графтоне, да еще страх нарушить привычный ход жизни, променяв его неизвестно на что.
Но сейчас, бредя в толпе туристов мимо развесистых ив, Стелла думала о том, что, видимо, настало время, когда надо все-таки уезжать отсюда. Она больше не любила своего мужа, если предположить, что она вообще когда-то любила его. Дело было даже не в самом осознании этого факта, а скорее в том, что сегодняшний вечер положил конец всему – это был явный и окончательный разрыв, смерть их отношений. Ничего уже не повернуть вспять, и поздно делать хорошую мину при плохой игре.
Стелла начала строить планы. Она шла и шла по берегу реки. Графтон остался далеко позади.
Вечером, через двенадцать часов после ареста, адвокат Дарси Клегга доставил его домой. Ханна, Барни и Кэтти с нескрываемым напряжением ждали его в гостиной. Когда они услышали, как тормозит машина, то одновременно вскочили и кинулись в прихожую, не очень представляя, что они там увидят. Когда машина свернула на подъездную дорожку, двое журналистов, карауливших целый день, вскочили со скамейки, на которую они присели, было, покурить, и бросились к дверце. Дарси вышел из машины. Ханне и детям было слышно из прихожей, как он сказал журналистам:
– У меня нет для вас никакой информации. Здесь частное владение, и вам лучше немедленно убраться отсюда, иначе я позабочусь, чтобы вам помогли это сделать.
Тим Макинтайр, адвокат Дарси, поспешил ему на помощь.
– Ведь мистер Клегг сказал вам – у него нет для вас никакой информации.
Дарси пропустил Тима в дом и захлопнул дверь.
– Эти крысы так и торчали здесь целый день? – задал первый вопрос Дарси.
Он почти кричал, и вид у него был не такой осунувшийся, как утром. Теперь уже не казалось, что костюм висит на нем. Как будто Дарси надули, так что теперь он заполнял весь предоставленный объем. Морщины слегка разгладились, темные круги под глазами почти исчезли. Ханна переглянулась с Барни и Кэтти. В глазах всех троих читалось изумление и одновременно надежда на лучший исход.
– С тобой все в порядке? – начала Ханна.
– Ну конечно, – уверенно сказал Дарси. – А ты думала, что может быть иначе?
Адвокат кивнул, подтверждая слова своего клиента, и Дарси увлек их всех в гостиную.
– Насчет залога договорились довольно легко. Но, как всегда в таких случаях, очень много времени ушло на формальности.
Дарси стоял, обняв Кэтти за плечи и обводил взглядом комнату вновь чувствуя себя здесь главой и хозяином.
– Ханна, нам надо выпить. Причем по две-три порции после того, что пришлось пережить за сегодняшний день. Тим отлично поработал. Все будет прекрасно.
Майкл ждал Ханну в меблированной комнате, которую сдала ему больница.
Квартира находилась в пристройке к основному зданию. Здесь было также общежитие медсестер. А в квартире, которую занимал теперь Майкл, обычно жили врачи, перебравшиеся из других городов, пока не находили себе постоянного жилья. Когда Майкл услышал, что квартира временно пустует, ему показалось, что это прекрасный способ решить свои проблемы. Теперь же, поселившись здесь, Майкл уже не был так в этом уверен. Квартира была странно расположена – она, не являясь частью больничного помещения, в то же время не была и полностью изолирована от него. Окна кухни выходили на автостоянку, и в глазах рябило от множества белых с синим указателей, показывающих путь к роддому, рентгеновскому отделению и другим корпусам больницы. Окна спальни и гостиной выходили на другую сторону, на зеленую лужайку, которая целыми днями полна была младшего медперсонала, проходившего практику, сидящего с пакетами кофе и конспектами лекции в руках.
Отвернувшись от окна, чтобы не вспоминать о больнице, Майкл прошелся по крошечным комнатушкам, обставленным разрозненными предметами мебели, которые больше нигде не пригодились – столы, обклеенные под дерево, белые фанерные полки, кресла и диван, обитые оранжевым твидом, стандартная для медицинских учреждений лампа, прожженная с одной стороны. Все это напоминало Майклу о тех комнатах, в которых он ютился, сам будучи студентом, которые он менял одну за одной, пребывая в полной уверенности, что все это временно и заслуживает внимания только с той точки зрения, что необходимо решить, насколько та или иная комната удобна или хотя бы не настолько ужасна, чтобы особенно сильно его раздражать и дешево ли за нее просят.
Сейчас же, в зрелом возрасте, у Майкла было такое впечатление, что он, на свое несчастье, стал видеть гораздо яснее. Он видел каждое пятнышко от пролитого на ковер вина или просыпанного из кофемолки кофе, как призрачные отпечатки жизней предыдущих хозяев, их веселых вечеринок и буйных ссор, и чем дольше жил Майкл в этих комнатах, тем более призрачным и бестелесным представлялось ему собственное существование. Как будто изгнанный из собственного дома, он сделался фигурой не более реальной, чем эти мифические предыдущие жильцы, давно канувшие в прошлое.
Майклу казалось особенно странным ожидать на этой ничьей территории Ханну – живое воплощение полноты и радости плотской жизни.
А ведь он ждал ее и прекрасно отдавал себе в этом отчет, хотя понятия не имел, придет ли она в конце концов; решится ли променять Уилтон-Манор на то, что сможет предложить он ей взамен. Он даже не мог точно сказать, хочет ли на самом деле этого сам или же по-настоящему ему хочется только одного – свободы от каких бы то ни было обязательств – перед Ханной или перед Марсель и детьми – все равно.
Он просто проживал день за днем, погруженный в одиночество, лениво двигаясь между повседневной рутиной больничной жизни и неуютом меблированных комнат.
Майкл выглянул в окно и увидел, как Ханна идет к пристройке от стоянки, где она оставила свою «БМВ». Ханна шла, быстро перебирая туфельками на высоких каблуках и прижимая к себе рукой изящную сумочку на кожаном ремешке, свисающую с плеча. С тех пор, как они встречались в последний раз, прошло чуть больше недели.
Майкл схватил со стола пыльный стакан и пару немытых тарелок и поспешно поставил их в раковину. Он слишком резко открыл холодный кран и еле успел отскочить, чтобы вода не брызнула на рубашку.
Ханна постучала. Майкл вышел в крошечную прихожую и открыл ей, вдыхая аромат желанного тела и ловя себя на том, что, несмотря ни на что, он счастлив, что Ханна пришла. Улыбнувшись, Майкл попытался обнять ее.
– Я ненадолго, – сказала Ханна. – Сказала Дарси, что мне нужно кое-что для магазина.
– Но все-таки заходи.
Майкл проводил Ханну в гостиную и налил ей бокал вина из бутылки, купленной специально на случай ее визита. Ханна отпила и с глубоким вздохом откинулась на спинку дивана. Майкл не сводил глаз с ее белой шеи и округлой линии подбородка.
– Извини, что я опоздала.
– Тяжелая неделя?
– Еще спрашиваешь!
– Что там у вас происходит?
– Более или менее то, чего я и ожидала. Дарси полным ходом готовит свою защиту. Он так возбужден, что иногда становится похож на маньяка. Бесконечные встречи, телефонные звонки. Его адвокат консультировался с Джорджем Карменом. Как всегда, все самое лучшее! Мне страшно даже подумать, во что это все обойдется. Мне сказали, что может пройти не меньше года прежде, чем дело передадут в суд.
– А что будет все это время?
– Я не знаю. Я прежде всего не знаю, на что мы будем жить.
– У Дарси наверняка должна быть какая-то недвижимость.
– Я тоже так думаю. – Ханна закурила сигарету. – Но точно я ничего не знаю. Если мне требовались деньги, Дарси всегда доставал их из кармана. Типичная психология содержанки, да?
– Я так не думаю. В конце концов, ведь именно Дарси поощрял такой образ жизни.
Ханна пристально смотрела на Майкла, пытаясь сообразить, какой смысл был ее любовнику защищать ее мужа?
– А что все это будет значить для наших отношений? – продолжал расспрашивать Майкл. Он уже не в первый раз задавал Ханне этот вопрос.
После паузы Ханна сказала:
– И этого я тоже не знаю.
Майкл положил руки ей на плечи и коснулся лбом ее лба. Так они и сидели, не делая попыток поцеловаться.
– Бедная Ханна, – произнес наконец Майкл.
Ханна подумала о том, что вовсе не нуждается в его сочувствии. Она слишком поглощена была своей тревогой и страхом перед будущим. Ханна боялась, что придется продать Уилтон и погрузиться в мир полной нестабильности после того, как она успела привыкнуть к богатству и роскоши. Ханна нисколько не сомневалась, что они переживут и бедность, если не будет другого выхода, но при мысли об этом ей становилось плохо.
Пока все было хорошо, даже после сердечного приступа Дарси, роман с Майклом казался Ханне приятным способом потакать собственным прихотям. Теперь же их отношения начинали казаться Ханне неуместными и даже нежелательными. Она не хотела, чтобы Майкл жалел ее, не хотела постоянно испытывать чувство вины за то, что пришлось ему потерять из-за нее. Все это было вовсе не то, что предполагалось в самом начале. Это становилось теперь не отдушиной, а только еще одним бременем, свалившимся на ее плечи.
Она не могла сказать Майклу, насколько противно ей видеть его в этой ужасной, убогой квартире. Это не просто роняло его в глазах Ханны, а было как бы весьма неприятным намеком на то, что вполне возможно в скором времени ожидает и их с Дарси. Возможно, им с Лаурой и Фредди придется ютиться в меблированных комнатах, вроде этой, – с прожженными синтетическими пледами и призраками прежних обитателей этих жилищ.
– А как ты? – вяло поинтересовалась Ханна.
Майкл сделал какой-то неопределенный жест, вошедший у него в привычку в последнее время. Он налил Ханне еще вина, перелив через край бокала. Ханна знала, что на пластике стола останется после этого липкое пятно, которое Майкл вряд ли потрудится вытереть.
– Сама видишь как, – сказал Майкл.
– А Марсель?
– Я не могу этого понять. Я брал на воскресенье Джона и Дейзи. Когда мы вернулись, она вроде была рада нас видеть…
– Тогда бедная Марсель!
Майкл невесело засмеялся, затем взял Ханну за Руку.
– Мы должны позаботиться друг о друге, – сказал он. – Я рад, что ты здесь, – сказал Майкл, наклоняясь, чтобы поцеловать Ханну. Рука его тем временем расстегивала пуговицы ее шелковой блузки. Ханна закрыла глаза, прекрасно понимая, что не хочет всего этого по-настоящему. Просто приятно было чувствовать себя в центре внимания, хотя бы на час иметь возможность просто брать то, что ей предлагают, не прилагая к этому самой никаких усилий. На Ханне в последнее время начинало сказываться напряжение, вызванное необходимостью постоянно изображать жизнерадостную уверенность в благополучном исходе дела Дарси.
