Текст книги "Чужие браки"
Автор книги: Рози Томас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 30 страниц)
15
– Я могла сделать это, – сказала Дженис в своей обычной безаппеляционной манере. – Я даже должна была это сделать. В конце концов, это наш теннисный корт.
Дженис стояла, уперев руки в бока, наклонив голову и внимательно рассматривала два садовых столика и разномастные стулья, которыми загромоздили террасу Рэнсомов. На Дженис были длинные шорты в широкую полоску, знакомые всем по прошлому лету, хотя в это теплое майское воскресенье она надела их в первый раз в этом сезоне. Можно было считать это официальным открытием летнего сезона. Отвороты шорт заканчивались как раз над красивыми круглыми коленками Дженис.
Вики встряхнула цветную скатерть и постелила ее на один из столов.
– Нет, – сказала она. – Я хотела устроить все сама. Очень хотела. Мы уже сто лет никого не приглашали.
Вики не могла даже вспомнить, когда они с Гордоном в последний раз приглашали друзей к себе. Задолго до того, как родилась Хелен.
– Как ты думаешь, – спросила она Дженис, – нормально будет, если мы сядем за этим столом, а детей посадим вон туда?
– Конечно же, нормально, – отозвалась Дженис, продолжая раскладывать на цветной скатерти приборы, протирая каждый кухонным полотенцем. – Вот. Два, четыре, шесть, восемь и еще два, если Клегги сумеют вырваться. И шестеро детей. С Клеггами – восемь. Замечательно.
«Хорошо бы было справляться со всеми своими проблемами так же легко, как накрывать на стол», – думала Дженис. Она была сильно встревожена в последнее время: Дженис казалось, что слишком многое в их жизнях, слишком многие привычные черты в последнее время менялись, а то и утрачивались безвозвратно. Ее мучили еще какие-то неопределенные, невнятные страхи, причины которых она не смогла бы описать словами, и от этого они казались еще ужаснее. Она старалась отвлечься на тарелки и бокалы.
Стелла Роуз бродила по саду. Для начала мая день выдался необычно жарким, и наступавшая вечерняя прохлада была ей приятна. Сад Рэнсомов был не таким большим, как у Фростов, но Стелла всегда любила его больше. Здесь были сырые дикие уголки под сводами высоких деревьев, на клумбах, даже тех, что находились ближе к дому, видны были прошлогодние листья, не то что у Эндрю, где грядки казались разбитыми по линейке.
Стелла направилась к дому с букетиком ландышей в руках. По лужайке бегали дети. Взглянув на террасу, Стелла подумала, что три женщины, находившиеся там, являли собой довольно забавную картину. Марсель сидела в шезлонге, закинув одну руку за голову. Дженис и Вики медленно, размеренно двигались между столами, солнце сверкало, отражаясь в бокалах, которые они ставили на столы, казалось, что бокалы наполнены светом. Ароматы травы и листьев смешивались с запахом углей, тлевших в мангале, дыма и теплой земли.
Стелла протянула Вики цветы.
– Я собрала это для стола, хорошо?
– Прекрасный букет. Давай, поставь его сюда, – предложила Вики, протягивая Стелле один из бокалов. Стелла поставила цветы в бокал и расправила их, восхищаясь их свежестью и красотой.
– Я как раз говорила Вики, что это я должна была угощать вас всех обедом, – сказала Дженис. – Но здесь гораздо лучше, чем у нас. Спасибо Вики. Если бы мы собрались около корта, это был бы бесконечный теннис не только днем, но и вечером.
– Здесь очень хорошо, – подтвердила Стелла, видя, что от нее ждут именно этого.
У графтонцев существовала традиция устраивать обед с барбекю под открытым небом в первый же уик-энд, как только выдастся хорошая погода. Это всегда было одним из тех сборищ, которых ждали целый год и по которым как бы отсчитывали время.
В этом году все было немного иначе, чем всегда. Эндрю недавно установил у себя в саду закрытый теннисный корт и пригласил мужчин поиграть в теннис, как бы обновить корт, устроив что-то вроде турнира. А женщины, захватив с собой детей, собрались в саду в Рэнсомов, чтобы совместными усилиями подготовиться к вечеру, как это было уже не раз.
Но только сегодня вечером все было не совсем как всегда.
Например, отсутствовали Клегги. Дарси уже перевезли из больницы в Уилтон-Манор, но он не особенно появлялся на людях. Все соглашались друг с другом в том, что Дарси не вполне оправился, хотя Ханна жизнерадостно пытается делать вид, что все в полном порядке. «Дарси просто необходим отдых, только и всего», – говорила она. Она пообещала, что они приедут на барбекю, если Дарси не слишком устанет за день, но, конечно, ни о какой игре в теннис не могло быть и речи. От этого всем было как-то не по себе. Еще месяц назад Дарси не упустил бы возможности поиграть в теннис ни за что на свете. Его всегда возбуждали любые соревнования. Дарси любил играть и особенно любил побеждать.
И все же не только болезнь Дарси изменила годами установленные традиции.
Марсель сидела в шезлонге, чуть склонив голову набок, вроде бы со всеми вместе и в то же время сама по себе.
Дженис наклонилась к ней и спросила:
– С тобой все в порядке, Map?
– Да, – быстро ответила Марсель. – Так приятно сидеть здесь и смотреть, как играют дети. Но я, наверное, могу чем-нибудь помочь вам. Что мне сделать, Вики?
– Ничего. Сиди как сидишь.
Марсель показалось, что над ее головой подруги обменялись понимающими сочувственными взглядами.
Она вспомнила, как все они вместе сочувствовали Вики после измены Гордона, как старались поддержать Стеллу, когда Джимми в очередной раз плохо себя вел, но Марсель было слишком плохо, чтобы даже подумать о том, что поняли подруги про их отношения с Майклом. Марсель перестала думать обо всем этом так же быстро, как и начала. Она вообще старалась не думать ни о чем конкретном, это помогало Марсель поддерживать себя в состоянии покоя, глядя на все вполглаза и слушая вполуха.
Вики улыбалась, целиком поглощенная приготовлениями к вечеринке, Стелла сосредоточенно расставляла цветы. Ее вечно сумеречное лицо просветлело – Стелла любовалась цветами. Дженис, засунув руки в карманы, пошла к детям.
Женщины уселись в кружок. Никто из них не заговаривал о переменах, витающих в воздухе, но все прекрасно о них догадывались. Все они были как бы настороже, хотя по-прежнему испытывали друг к другу самые теплые чувства.
Марсель снова стала смотреть на детей.
Джонатан был почти одного возраста с Уильямом Фростом, но намного ниже ростом и слабее физически. В мальчике жила какая-то беспокойная энергия, заставлявшая его буквально кидаться на мяч, вместо того, чтобы спокойно отбивать, когда мяч летел прямо на него. В то время как пришла очередь Дейзи отбивать, она так сильно взмахнула битой, что мячик взвился высоко над головами игроков и опустился в заросли плюща и жимолости в дальнем конце сада.
Послышались возмущенные детские голоса:
– Дейзи запулила мячик! Мы никогда не найдем его в этих зарослях!
– Так нечестно…
Дженис нашла другой мяч и кинула его детям. Жалобы смолкли.
– Они скоро будут здесь, – сказала Вики, имея в виду их мужей.
Но прошло еще с полчаса, прежде чем приехали мужчины. Все были в теннисных туфлях и с мокрыми волосами: успели искупаться в бассейне Фростов. У каждого была в руках банка пива, и они без умолку обсуждали результаты теннисного матча.
Джимми и Гордон победили Эндрю и Майкла, но с незначительным преимуществом, так что довольны, в общем-то, остались все. Гордон положил руку на плечо Вики.
– Мы очень поздно? Извини, пожалуйста. Пришлось играть пятый сет. Мне уже начинать готовить барбекю?
– Как здорово, папочка, – сказала Мэри Рэнсом, обнимая отца за ногу. Гордон положил руку на нагретые солнцем белокурые кудряшки дочери. Так они и стояли все трое, касаясь друг друга, пока Вики не отошла.
– Жарь сначала колбаски для детей, – сказала Вики.
– А как же я? – спросил Джимми у Мэри. – А я разве не здорово играл?
Джимми высоко подбросил девчушку, так что Мэри завизжала от страха и восторга одновременно. Затем Джимми усадил ее на плечи и начал катать по лужайке.
– Ты лошадка, лошадка, ты здорово играла, лошадка.
Марсель все так же сидела в шезлонге и наблюдала за Майклом, который последним появился в саду. Майкл почувствовал на себе взгляд жены, помахал ей рукой и направился в сторону Стеллы, Эндрю и Дженис, вытирая ладонями пену от пива, смеялись какой-то шутке, которой не слышно было с того места, где стоял шезлонг Марсель. Марсель не знала толком, чего она бы хотела сейчас от мужа, но столь явное пренебрежение наполнило ее вдруг такой досадой, что в глазах защипало, а контуры террасы и сада начали расплываться перед глазами.
Джимми еще раз поднял Мэри высоко над головой, затем поставил на землю. Все тело его приятно ныло после целого утра, проведенного за игрой в теннис, и радость победы все еще была с ним. Сейчас он стоял рядом с Марсель, тень его падала на шезлонг. Он отметил про себя, что на Марсель были сегодня большие тяжелые серьги, явно слишком крупные для ее лица.
– Эй, Map, тебе не налили выпить?
– Увы, а я бы выпила стаканчик вина. Любого.
Он принес себе и Марсель по бокалу вина и уселся перед шезлонгом, облокотившись о колени Марсель.
Он увидел на дереве пару лесных голубей. Джимми подумал о Люси, с облегчением напоминая себе, что, слава Богу, здесь нет Дарси. Он уже неделю не общался с Люси и начинал побаиваться, не придет ли ей в голову рассказать все отцу. Каждое утро Джимми говорил себе, что сегодня непременно надо позвонить девушке и назначить день, когда она сделает аборт, но каждый день он малодушно находил очередную причину отложить звонок.
Марсель чувствовала ногой тепло плеча Джимми. Ей казалось, что это тепло согревает и ее. Марсель поняла, что замерзла. Марсель коснулась пальцами воротника рубашки Джимми. Несмотря на отстраненно-равнодушное настроение, ей приятно было разглядывать сзади его массивную шею, поросшую рыжими волосками, вдыхать запах пива и бассейна, исходящий от него. По сравнению с Джимми Майкл казался ей сейчас каким-то бестелесным, постоянно ускользающим. Последнее время, даже если они случайно касались друг друга, обоим становилось неловко. Никто из них ни разу не попытался обсудить эту новую степень их отчужденности.
Марсель поймала вдруг себя на том, что ей хочется прижаться щекой к шее Джимми. Ей захотелось заплакать, чтобы Джимми гладил ее по волосам и нашептывал слова утешения. Марсель ужаснулась собственной слабости.
– У тебя холодные пальцы, Марсель, – сказал Джимми, поворачиваясь к ней. Марсель тут же попыталась убрать руку, но Джимми схватил ее и сжал в своих огромных ладонях.
– Поговори со мной, – попросила Марсель, пытаясь скрыть замешательство.
– И что же тебе рассказать?
Марсель отметила про себя, что Джимми явно доволен собой и сегодняшним вечером.
«Скажи мне, что ты видишь меня, что я не невидимка, что я еще существую», – молча взмолилась Марсель. Вслух же она сказала:
– Все что хочешь. Какую-нибудь сплетню.
Джимми сделал вид, что задумался. Сейчас ему не хотелось сплетничать, последнее время он вообще разлюбил сплетни. Воркотня лесных голубей становилась все громче и громче.
– Х-м-м. Сплетни… Боюсь, что в последнее время ничего новенького. Скука, правда?
Майкл сидел в одном из садовых кресел, наблюдая как Гордон жарит колбаски в мангале. Как только они свернули на улицу, на которой находился дом Рэнсомов, Майкл начал присматриваться в надежде увидеть одну из машин Клеггов. Его ждало разочарование, которое он попытался поначалу успокоить мыслями о том, что Ханна могла приехать и в одной машине с кем-нибудь, или хотя бы догадалась передать ему, например, через Дженис, какую-нибудь весточку, которая звучала бы невинно для всех остальных. Но не было ни Ханны, ни какого-либо намека на ее возможное появление, и вечер показался Майклу невыразимо скучным. Майкл подал Гордону щипцы и не знал, что делать с собой дальше.
Вскоре детей позвали к столу. Родители выпили еще по бокалу, пока Гордон закладывал мясо в мангал. Солнце постепенно садилось, и контуры сада, казалось, менялись, расплывались, из зеленых становились серыми.
Все уже готовы были приняться за еду, когда позвонили во входную дверь. Гордон пошел открывать, а Вики начала торопливо ставить на стол приборы, которые успела уже убрать.
Через несколько секунд в сад вошли в сопровождении Гордона Дарси и Ханна. Сидящие за столом прервали беседу.
Сначала Майкл не видел ничего, кроме Ханны. На ней была ярко-желтая батистовая рубашка и белые брюки, кончавшиеся на лодыжках. Казалось, что солнечный свет опять вспыхнул и сконцентрировался вокруг ее головы. Тут же вспомнилась вдруг теплая и мягкая кожа Ханны, запах Ханны, вкус Ханны, восточный шатер примерочной в недрах ее магазина, бесконечные отражения в зеркалах. Майкл поймал себя на том, что он слегка приподнялся на своем месте, неловко толкнул при этом стол. Дарси казался рядом с Ханной темным безликим пятном.
Послышался хор приветствий, однако произносили их в основном женские голоса. Джимми стал вдруг необычно молчаливым, а Эндрю во все глаза молча смотрел на Дарси.
Дарси отделился от Ханны и Гордона и, казалось, собирался усесться за стол. Вдруг он слегка покачнулся, и ему пришлось облокотиться о спинку стула Гордона. Воцарилась тишина, замолкли даже дети за соседним столом. Затем Дарси спросил:
– А что такое? Мне что, не дадут выпить?
– Дарси… – начала Ханна.
Но Дарси даже не повернул головы.
– Могу я, черт побери, налить себе стакан вина?
Ханна только пожала плечами. Она уселась между Эндрю и Джимми, стараясь не глядеть на мужа. Вики встала, подошла к другому концу стола и налила Дарси выпить. Все не сводили глаз с бокала с калифорнийским каберне, как будто это был яд или что-то в этом роде. Дарси сел на место Гордона, отодвинув его тарелку. Дарси разом осушил полбокала и бережно поставил его на стол. Было ясно, что это не первая его выпивка за этот день.
– Итак, – начал он. Кто победил в чемпионате века? Джим?
Джимми ждал совсем других вопросов. Теперь же вероятность того, что Люси все рассказала отцу, как бы уменьшилась, очевидно, плохое настроение Дарси объяснялось совсем другими причинами. Он улыбнулся Дарси.
– Да, Гордон и я. Каждому по половинке пирога.
Приобняв Марсель за плечи и слегка сжав их, как будто она была его трофеем, Джимми услышал мелодичное позвякивание ее сережек.
Эндрю запротестовал, утверждая, что ему принадлежит меньше половины пирога. Разговор вернулся в привычное русло. Дарси выпил, ну и что в этом, собственно, такого?
Майкл украдкой взглянул на Ханну. Несмотря на то, что она была тщательно накрашена, косметика не скрывала какой-то неясной тени на ее лице. Она казалась сегодня не такой красивой, как всегда. Вновь Майкл невольно сравнил Ханну, какой она бывала обычно на людях, с другой Ханной, которую он открыл для себя недавно – одновременно трогательной и вселяющей тревогу. Майкл заставил себя отвести взгляд и посмотреть на Дарси.
Тот громко разговаривал, жестикулируя стаканом, жаловался, что теперь ему не скоро придется поиграть в теннис. Майкл испытал запоздалый шок от того, как выглядел Дарси.
Нос был красным, на щеках горел румянец, но кожа была дряблой, а губы синеватыми. Дарси по-прежнему казался красивым и даже импозантным, но выглядело все это так, как будто приятная наружность перешла ему по наследству от какого-то другого Дарси, которого больше нет уже в живых.
Заработало профессиональное сознание Майкла. Он заставил себя вспомнить фамилию терапевта, услугами которого пользовался Дарси, и подумал, что надо обсудить состояние Дарси с его кардиологом.
Затем все эти беспокойные мысли оформились в го голове в одну: что будет, если Дарси умрет? Что будет с Ханной? Ханна… Майклу показалось странным, что он никогда до сих пор не задавал себе этого вопроса. Но Дарси всегда был заметной фигурой в их компании, да и во всем Графтоне. Каким же непоколебимо надежным должен был он казаться Ханне! И вот у них на глазах Дарси пережил сердечный приступ и был теперь абсолютно больным человеком.
Майкл снова взглянул на Ханну, и в голову вновь полезли странные мысли. Он вздрогнул от смешанного чувства желания и неприятных предчувствий. Ханна, оживленно жестикулируя, что-то говорила Эндрю Фросту, который смеялся над ее рассказом.
Дети пошли в дом. Гордон поставил на стол свечи, на свет их из темноты сада летели мотыльки, предательский жар обжигал их, заставляя виться от боли как бы по спирали.
Беседа постепенно затихала, превращалась в обмен отрывочными репликами, как будто все задумались вдруг о гораздо более важных предметах для разговора, которые никогда не обсуждаются вслух.
Дарси едва притронулся к пище, чего не скажешь о выпивке – пил он много. Он не давал никому ни о чем толком поговорить, даже на другом конце стола, все время наклоняясь вперед и требовательно вопрошая:
– Что? О чем вы там, черт возьми?
Все это выглядело так, как будто Дарси хотел показать, что сохранил свое былое превосходство над окружающими, хотя бы здесь, в кругу друзей. Все относились к этому снисходительно, послушно замолкали, когда Дарси все громче и громче вмешивался в разговор, причем здравого смысла в его репликах становилось все меньше и меньше, и в результате все разговоры заглохли сами собой. Язык Дарси заплетался, к тому же он начал зевать.
– Что ты знаешь? – продолжал он спорить с Эндрю Фростом. – Что, мать твою, ты знаешь? – Лицо его исказилось вдруг от бессильной злобы, но он успел уже забыть сам предмет спора.
Всем было хорошо видно, насколько он беспомощен.
Ханна вообще старалась не смотреть в его сторону.
Гордон перестал наполнять бокалы. Но Дарси, хитро улыбаясь, протянул руку и достал припрятанную в тени около мангала непочатую бутылку вина. Ему стоило огромного труда нагнуться, и был момент, когда казалось, что он не в состоянии будет выпрямиться. Однако ему это удалось, и он издал возглас триумфа, ставя на стол полную бутылку.
– Все пьют со мной? – радостно спросил он, сжимая в кулаке горлышко бутылки. Размахивая бутылкой, Дарси задел один из бокалов, он попытался поймать его на лету, но руки плохо слушались его, и в результате он уронил и бутылку. Фонтан красного вина брызнул над столом, заливая свечи. На скатерти расплылось малиновое пятно, еще один стакан покатился и разбился о пол.
На секунду все растерялись, но потом пришли в себя. Бутылку поймали и поставили на место, руки потянулись перекрывать ручейки вина, стекающего по скатерти.
– Дарси? С тобой все в порядке? – спросил Майкл.
Дарси не отвечал. Голова его была низко опущена, казалось – он разглядывает разбитый бокал. Очень медленно, преодолевая боль, он поднял руки, поставил локти на стол и закрыл лицо руками.
Потом Дарси очень тихо произнес:
– О, Боже…
В свете свечей все лица, кроме, пожалуй, Ханниного, напоминали бледные луны, во всех глазах светилась смесь сочувствия, смущения и сомнений, что им надлежит делать дальше.
Майкл начал вставать, но Вики его опередила. Она успела подойти к Дарси, прежде чем он поднял голову.
– Да, – сказал наконец Дарси. – Со мной все в порядке.
Он оказался неожиданно совершенно трезвым и с удивлением, как только что проснувшийся человек, смотрел на своих друзей, столпившихся вокруг и не сводящих с него глаз.
Вики коснулась его плеча.
– Пойдем в дом, – сказала она. – Я сделаю тебе чашку кофе. Здесь становится холодно.
– Да, да, конечно, – Дарси послушно последовал за Вики, ноги плохо слушались его, но он был покорным, как ребенок.
Гордон смотрел, как Вики и Дарси входят в дом. Его немного удивила прямота, с которой Вики распорядилась с Дарси, и в то же время Гордон чувствовал прилив восхищения женой, которой с такой легкостью удалось разрядить обстановку и увести Дарси в дом. И в то же самое время что-то зашевелилось в глубине подсознания Гордона, и сцена начала казаться ему несколько странной.
Дженис начала собирать тарелки, а Гордон нагнулся, чтобы убрать битое стекло. Остальные тоже поднялись, испытывая с уходом Дарси явное облегчение. Теперь все сочувственно глядели на Ханну.
– Мне очень жаль, – сказала она Гордону. – Нам не надо было приходить. Но ему так хотелось, а когда Дарси чего-то хочется, его не остановить. – Ханна беспомощно развела руками.
– Как он? – спросил Майкл. Остальные молчали, явно признавая за ним преимущество, как за профессионалом.
Ханна заколебалась:
– Что же… может быть, мы как-нибудь поговорим с тобой об этом… в другой раз.
Глаза их встретились, молча говоря друг другу «Я хочу видеть тебя, мне это необходимо».
– Если вы хотите быстренько проконсультироваться, – сказал Гордон, – если ты считаешь, что Майкл может чем-то помочь, почему бы вам не пройти в мой кабинет.
Он указал рукой на французские окна, распахнутые настежь, через которые можно было пройти в дом. Ханна кивнула.
– Большое спасибо. Если, конечно, не возражаешь, Майкл. Мне жаль, что вечер оказался испорчен.
Марсель сидела неподвижно, как бы остолбенев, и прислушивалась к учащенному биению собственного сердца.
Майкл взял Ханну под руку и повел ее в дом.
В кабинете Гордона царил полумрак. Он закрыл одну створку двери, оставив вторую распахнутой настежь, думая все время о том, наблюдает ли за ними Марсель. Ханна смотрела на него, отступив на несколько шагов. Майкл видел только ее полуоткрытый рот. Не говоря ни слова, он обнял Ханну. Целуя, он вдыхал запах ее кожи и волос, пальцы машинально нащупывали ворот ее блузки, в то же время он не переставал думать о раскрытых настежь окнах, и вновь вспомнился запах, стоявший в купальне Фростов.
– Не сейчас, – шептала Ханна. – Сейчас нельзя.
Майкл почувствовал губами, что она улыбается, отвечая на его поцелуй. Ханна явно наслаждалась своей властью, а Майкл, как ни странно, испытывал необъяснимое наслаждение от сознания собственного бессилия, от неизбежности пасть жертвой этой женщины.
– Да, да, можно. Никто не войдет, – настаивал он.
Ханна уже полулежала на столе Гордона. Майклу хорошо было видно аккуратную стопку счетов и небольшую шкатулочку с бумагой для записей.
– Нет. Там Марсель. Да и Дарси где-то рядом. Ты же видел, что с ним творится.
Желание Майкла постепенно сменилось раздражением. Он знал, что сейчас ему ничего не добиться от Ханны, и не понимал, что же заставляет его продолжать настаивать на своем.
– Тогда когда же?
– Приходи в магазин во вторник вечером. Перед закрытием.
Она явно спланировала это заранее. Майкл вновь почувствовал прилив желания. Ну конечно же, не могло быть никаких сомнений в том, что он придет. Сейчас Майкл силился и не мог вспомнить, что же он собирался делать во вторник.
– Да, я приду. Ты ведь знала, что я обязательно приду?
Ханне наконец удалось выскользнуть из-под него. Снаружи вспыхнул свет, осветивший сад. Теперь им хорошо было видно друг друга, бумаги Гордона, разложенные на столе, и слышны звучание посуды и звуки отодвигаемых стульев – в саду убирали со стола. Майкл медленно обошел письменный стол и сел в кресло, подперев рукой подбородок.
– А что там насчет Дарси? – спросил он с явной неохотой.
Ханна села в другое кресло. Оба прекрасно понимали, что напоминают сейчас пародию на доктора и пациента. Майкл подумал, что если кто-нибудь видит их сейчас из сада, то они сидят в самых невинных позах, которые только можно себе представить.
– Ты же видел, что творилось сегодня вечером. Похоже, что он чувствует себя то ли испуганным, то ли просто очень ослабшим после болезни, но ему невыносима мысль, что кто-нибудь, даже я, это заметит – Ханна сделала руками какой-то неопределенный жест в воздухе. – Отсюда все это странное поведение – агрессивность, решимость работать так, будто бы ни чего не произошло, и все это настолько сильно, что я не в состоянии разглядеть сквозь это настоящей причины. Но я думаю, он боится. Даже когда Дарси спит, все это в нем присутствует. Спит он плохо и периодически вздрагивает во сне, знаешь, как собака?
– Ты думаешь, у него есть еще какие-нибудь причины для беспокойства? Кроме того, что месяц назад v него произошел сердечный приступ?
После секундного колебания Ханна сказала.
– Нет, а что бы, по-твоему, это могло быть?
– Я думаю, что для такой сильной личности, как Дарси, очень трудно смириться с мыслью о своей физической уязвимости. А реакция на это может быть в любой форме. Он еще много чего может учудить, прежде чем смирится наконец с этой мыслью. Дарси – человек сложный.
Майкл пытался таким способом приободрить Ханну, хотя на самом деле он считал, что самоуверенность Дарси и его хозяйские манеры всегда отдавали дешевкой.
Ханна кивнула. Затем произнесла, очевидно, считая, что важно произнести это вслух.
– Я все еще люблю его. Но думаю, что иногда одновременно ненавижу.
– Думаю, это не так уж необычно, – мягко сказал Майкл. – А ты? После всего, что произошло между нами всеми?
Майкл чувствовал себя так, как будто услышал какие-то неясные тревожные звуки, недоступные его уху раньше. Звучащий на высокой ноте мотив сексуальных влечений и сексуальной неудовлетворенности, который летел от пары к паре, пронизывал насквозь его собственный брак, брак Ханны, браки всех остальных людей и терялся в бесконечности.
«Ведь Дарси может умереть», – вновь подумал он. И он тут же представил себе все возможные в этом случае осложнения. Ханна сказала, что все еще любит мужа. Значит, и у нее есть своя слабость, несмотря на то, что она кажется такой сильной. Теперь Майкл смотрел на Ханну так, как будто она действительно была пациенткой и испытывал что-то среднее, на этот раз между желанием и жалостью.
– Да, – ответила наконец Ханна на его вопрос. – Я думаю, это вполне обычно.
Она улыбнулась Майклу, лицо ее при этом потеплело и как бы осветилось изнутри.
– Я рада, что ты здесь. И рада тому, что происходит между нами.
– Это хорошо, – сказал Майкл, почему-то чувствуя себя обманщиком.
Стелла Роуз и Фросты зашли в дом вместе с Вики и Гордоном. Марсель и Джимми остались в саду одни. Джимми дотянулся до недопитой бутылки вина и наполнил их бокалы. Марсель пила в невнятной надежде, что действие алкоголя ослабит ее боль. Ей хотелось оказаться где-нибудь в другом месте, но она не могла придумать где. Огни дома казались ей слишком яркими, слепили. Марсель прикрыла глаза, но пожар продолжал бушевать за закрытыми веками. Окна кабинета Гордона были темны.
– Давай пройдемся по саду, – предложил Джимми, прервав затянувшуюся паузу. Пародийно-старомодным жестом он предложил Марсель руку.
В саду было темно, это действовало успокаивающе после бьющего в глаза света террасы. Запах земли и прошлогодней травы становился все сильнее и сильнее, вызывая у Джимми воспоминания о последнем свидании с Люси на лесной полянке. Но ему довольно легко удалось прогнать тревожные мысли. Если бы Дарси что-нибудь знал, это уже выплыло бы наружу.
Они сели рядом на скамейку, скрытые от дома живой изгородью. Марсель обеими руками обхватила себя за плечи. Она чувствовала себя так, как будто проваливается в какую-то яму, невидимую посторонним. Прислушиваясь к своим ощущениям, Марсель размышляла, удастся ли ей напрячь волю и вернуться к нормальному восприятию мира, или дело обстоит более серьезно. Джимми возвышался на пути ее падения как некая твердая опора, за которую можно было попытаться зацепиться, чтобы хоть ненадолго замедлить падение.
– Ты считаешь меня дурой? – резко спросила Марсель.
– Нет, – немедленно ответил Джимми. – Ни в коем случае не дурой. А почему ты спросила?
Голова Марсель откинулась назад, на руку Джимми, которая лежала на скамейке за ее спиной. Было приятно почувствовать затылком тепло человеческого тела. Что-то подобное она испытала чуть раньше, днем, когда коснулась ворота его рубашки и заметила рыжие волоски, покрывавшие шею. «Успокаивающее прикосновение», – подумала Марсель. С Майклом давно уже не было ничего похожего – ни прикосновений, ни, тем более, спокойствия. Одиночество вдруг накатило на Марсель, ослепив ее ярким, до боли пронзительным светом, подобно лучу солнца, проходящему сквозь увеличительное стекло. С неожиданным приливом злости она подумала: «Почему, почему я, именно я лишена этого всего, тогда как остальные получают все, чего хотят?»
Без какой-либо связи с этими мыслями Марсель охватила вдруг такая неистовая жажда любви, какой она не испытывала, наверное, никогда в жизни и которая казалась гораздо важней, чем все, что она когда-либо чувствовала. Она почти уже высказала вслух свои подозрения по поводу Майкла и Ханны, но тревога ее вдруг померкла, как бы потеряв значение по сравнению с охватившим ее новым чувством. Она вдруг ясно вспомнила, что произошло на Рождество, как она поделилась с Джимми чужим секретом и тут же пожалела, что не хватило сил удержать язык за зубами, Джимми был явно не тем человеком, которому стоит исповедоваться, особенно если есть в чем каяться. Но Джимми вел себя как ее друг. И не раз намекал на возможность стать больше, чем другом. Несомненно, Джимми – именно тот человек, который нужен ей сейчас.
– Так почему же ты спросила? – повторил Джимми. По голосу было слышно, что он улыбается.
Марсель подумала, что все они напоминают костяшки домино, которые лежали когда-то аккуратной линейкой, но вот случай поставил в конце цепочки Нину Корт, которая неудачно толкнула соседнюю фишку, нарушив привычный рисунок, и все пары пошли вразброд, а теперь вот очередь, видимо, дошла и до нее, теперь и ей пора менять привычное положение. От этой мысли ей сделалось вдруг смешно, Марсель с удивлением обнаружила, что она действительно смеется, смеется вслух, положив голову на руку Джимми Роуза и глядя на ночные звезды.
– Ничего, просто так, – еле выдавила она сквозь смех ответ на вопрос Джимми.
– Я рад, что это так забавно, что бы это ни было, – сказал Джимми.
Марсель потянулась, как кошка, расправляя руки и ноги, как бы разрывая нити напряжения, сковывавшего ее долгие годы.
Смех не убил в ней жажды любви, все это вместе приятно щекотало нервы.
Марсель медленно повернула голову к Джимми. Его четкий профиль был хорошо виден в лунном свете. «Похож на довольного пса, – подумала Марсель. – Или на какое-нибудь доисторическое животное, удовлетворенно поглаживающее живот после сытной трапезы». Марсель подняла руку и провела по волоскам на шее Джимми. Они были пушистыми и мягкими. Марсель почувствовала, как становится горячо в низу живота.
Верхняя губа Джимми приподнялась, обнажая зубы. Он в упор посмотрел на Марсель. Она порадовалась тому, что в саду темно. Можно было не стесняться того, как она выглядит, и чувствовать себя королевой.
Подавшись чуть вперед, Джимми поцеловал ее. Нежный братский поцелуй. Марсель ждала, ощущая, как движется кровь в каждой клеточке ее возбужденного тела. Затем она приблизила лицо и поцеловала Джимми в ответ. Она и раньше целовала Джимми на вечеринках, когда, подвыпив, все они танцевали, смеялись, веселились в домах друг друга, но никогда раньше не было в ее поцелуе приглашения ко всему, что может последовать позже. Сегодня же это приглашение нельзя было спутать ни с чем – Марсель впилась пальцами в волосы Джимми и все крепче и крепче прижималась к нему.
