Текст книги "Враг навсегда (СИ)"

Автор книги: Роза Ветрова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Мне часто приходилось помогать Матео в саду, когда работы в доме не было. Точнее, работа была всегда, но другие слуги гнали меня на улицу, чтобы не мешалась под ногами. Мне было приятно подсобить старому Диего. Так, мы ковырялись в земле вместе с Матео, пока старый садовник рассказывал разного рода небылицы из своей жизни. Смех то и дело доносился от нашей троицы, на «радость» рядом снующей Грэйс.

Мне было десять, и влюблена я была только в хозяйского сына Алекса. Матео был старше меня на целых десять лет, и, честно говоря, я даже и не думала никогда о нем как о предмете своих воздыханий. А Матео обо мне и тем более. Я для него была лишь весело хохочущим ребенком, ковыряющимся в саду. Но он всегда говорил мне:

– Вот вырастешь, мелочь, и все шеи будут сворачивать, глядя тебе в след. Я тебе точно говорю. Волосы у тебя просто блеск. Я такой красоты отродясь не видел.

Он пропускал палец в колечко кудряшки и, посмеиваясь, потягивал локон и отпускал. Тот упруго пружинил, возвращаясь в прежнюю форму крупной спирали.

Мои волосы отросли почти до пояса, и были предметом моей гордости. Густые, волнистые и блестящие, они вызывали зависть у одноклассниц, соседок и даже у Грэйс. Ее пепельные волосы я тоже считала красивыми, но даже сам мистер Торнхилл открыто восхищался моей «цыганской внешностью». Он говорил, что у меня не типичная для русской девочки красота. Не славянская. Черные глаза, яркие родинки на лице и четко очерченные пухлые губы. Предполагал, что я относилась к одному из многочисленных народов России, но к кому именно, не мог сказать. Мать никогда на эту тему ничего мне не говорила. Свое прошлое она держала под замком, выдавая мне лишь малые крупицы. Имя и фамилия ни о чем мне не говорили.

В ответ на слова Матео старый Диего согласно кивал головой, по-доброму гладя меня по голове.

– Сделай выбор один раз и на всю жизнь. Не обменивайся на негодяев.

Наверное, Грэйс увидела, как юный садовник восхищался моими волосами. Потому что учинила мне потом гадкую пакость. Через несколько дней она подарила мне красивую соломенную шляпу.

– Нужно беречь волосы от солнца, а не то сожжешь, – мило улыбнулась мне девушка. Я так сердечно ее благодарила. Обниматься полезла, дура…

Что и говорить, через несколько дней после ношения шляпы у меня жутко чесалась голова. А мать, заглянув в мои волосы, пришла в ужас.

– Опять вши, Ди! Да что же за несносная ты девчонка! Где ты их сейчас-то нашла?!

Помню, я тогда ревела от горя, еле убедила мать не стричь волосы. Мазали опять вонючей мазью, от которой зудела кожа. Я ходила в платке, не показываясь из бунгало. Но противная сестра Алекса рассказала всем ребятам в округе, предупредив, что со мной опасно общаться. Мол, есть риск заразиться. Ох, и ненавидела я ее тогда. Шляпу мать сожгла в цинковой бочке, наказав больше от сестрицы Алекса ничего не принимать. Да и от него самого держаться подальше. У Грейс, конечно же, живности не была, но она каким-то образом запустила их в ту шляпу.

– Ничего, Ди. Потерпи. Вот увидишь, скоро заживем по-другому, – приговаривала она, яростно тыча палкой в разгоревшийся огонь.

Я тогда не обратила внимания на ее слова, а когда поняла, что она имела ввиду, было уже поздно…

В начале лета Лора Торнхилл улетела вместе с детьми в Англию на несколько недель, навестить дальних родственников. В доме сразу стало тихо, соседские дети перестали появляться в гостях и шуметь во дворе, а подруги Лоры бесконечно торчать с ней у бассейна, попивая пинаколаду.

В то же время заболела мама, что-то с желудком. Ее положили в местную клинику по страховке, оформленной в свое время мистером Торнхиллом. К ней в больницу постоянно наведывалась другая служанка, всех остальных мистер Торнхилл отправил на длительные выходные, пока требовательной хозяйки не было дома. Потому что когда Лора была на месте, она вечно ходила недовольная, если кто-то брал выходной. Даже если дело касалось семьи работника.

Я откровенно скучала, шатаясь по дому. Все было мною прибрано, а экономка скоро уже должна была вернуться из больницы от мамы и начать приготовления к ужину. Мне было нечем заняться.

– Скучаешь, Ди? – раздался за спиной голос мистера Торнхилла.

Обернувшись, я увидела, что он стоит, опираясь о дверной косяк и разглядывает меня. На нем голубая хлопковая рубашка, легкие брюки. Мистер Торнхилл всегда очень хорошо и дорого выглядел.

– Все разъехались. А еще каникулы, – пожаловалась я.

Он улыбнулся.

– Все так плохо? Я вот наслаждаюсь тишиной.

– Ну… я тоже иногда, – мне хотелось быть чуточку ближе к нему, и я старалась говорить то, что ему могло понравиться.

– Пойдем прогуляемся по пляжу? – предложил мистер Торнхилл. – Можно взять с собой мороженное в специальном термосе и съесть его с наслаждением прямо на берегу океана.

– Давайте, – обрадовалась я. – Только давайте через бунгало пройдем, я купальник захвачу.

– Хорошо, – согласился он.

Мы здорово проводили время. Ели мороженное и смеялись, я купалась в океане, а мистер Торнхилл ждал меня на берегу. Потом долго болтали о всяком, он рассказывал о своем детстве и разного рода забавах того времени.

– Я сейчас лопну, – проворчала я, но взяла третий брикет мороженого. С удовольствием съела пломбир в такую жару.

– Все лицо вымазала, – покачал головой мистер Торнхилл и осторожно убрал мороженное с уголка моих губ. Потом ласково потрепал по щеке. – Ты невероятная, Ди. Вырастешь красивой девушкой.

– Когда это будет? Я сейчас хочу! Никто не хочет со мной играть. Грэйс обижает, а Алекс игнорирует. Все говорят, что я страшная. И волосы опять чуть не угробила. Мне не нравится, что я так долго расту! Вот бы стать постарше, я бы всем им задала.

Я огорченно пнула ногой песок, а он тяжело вздохнул.

– Грэйс видит в тебе соперницу. У нее непростой характер, с этим соглашусь. Грэйс… очень избалованна. Что ж до Алекса… Сейчас у него возраст такой, ему интереснее с мальчишками мяч пинать. Но поверь, пройдет время, и он будет торчать под твоими окнами. Ты мне, если что, сразу скажи, я отправлю его куда подальше.

Мы опять засмеялись. Я обсыхала на берегу, поглядывая наверх. Солнце куда-то спряталось, небо вмиг посерело. Воздух стал душный и тяжелый.

А потом резко раздался гром и сверху ударил ливень. В жарких тропиках это обычная ситуация. Мы промокли за считанные секунды.

– Хочешь побежать? – крикнул сквозь шум ливня Торхнилл.

– Нет, – покачала я головой. – Все равно вымокли.

Я надела свой белый сарафан на купальник, еле натянув влажную ткань. Везде вода, все мокро. Как и одежда Торнхилла рядом со мной. Но мы не обращали на это внимания, шли к дому. Я бегала туда-сюда и вокруг него, ловила ртом капли и хохотала, радуясь дождю, а он смотрел на меня и улыбался. Серо-голубые глаза смотрели на меня как-то по-особенному.

Вернувшись в дом, мистер Торнхилл отправил меня под теплый душ.

– Эх, нужно было зайти в бунгало. Сарафан насквозь промок, – сокрушалась я.

– Я принесу тебе что-нибудь из одежды Грэйс, – успокоил он меня.

– Нет-нет! Она если прознает, убьет меня!

– Да как же она прознает? Ее здесь нет. Да и я ей не скажу…

– Не знаю как, но она точно это сделает, – я упрямо качала головой. – Не нужно ее одежду. Не хочу.

Я все еще была зла на нее из-за подброшенных вшей. Мерзавка хотела, чтобы я опять стриженной наголо ходила.

– Не переживайте. Я надену форму. А, блин, она сушится в прачечной комнате…

Я бы лучше взяла что-то из одежды Алекса, даже если он будет недоволен, но сказать об этом мистеру Торнхиллу не посмела.

Ничего не ответив, он ушел, а когда вернулся, в руках у него была одна из его футболок.

На меня, уже замотанную в пушистое полотенце, он не смотрел, отвел взгляд.

– Вот, держи. Она огромная, тебе как платье будет.

Когда я вышла к нему в гостиную, он уже переоделся в сухую одежду и приготовил нам горячего чаю.

Я пила чай и заедала все джемом из гуавы, который мать теперь делала регулярно, а он вдруг вызвался расчесать мои непослушные волосы. Я покорно села на стул, а мистер Торнхилл аккуратно расчесывал прядь за прядью деревянным гребнем.

– Эх, Ди. Жаль, что ты не родилась хотя бы на десять лет раньше, – пробормотал он за моей спиной. В его голосе я услышала то ли печаль, то ли горечь.

– Почему? – не поняла я.

– Да так… Не обращай внимания…

Расчесав мои волосы, он весь как-то нахмурился и, извинившись, ушел. А я еще долго беззаботно торчала у телевизора и смотрела мультфильмы. Ночью он сказал остаться в доме.

– Нечего одной в бунгало сидеть. Мало ли кто залезет… Ляжешь в комнате Алекса.

Полночи я лежала на подушках хозяйского мальчишки, пытаясь уловить его аромат. Но свежесть выстиранного белья приглушала все запахи, оставив место только горным цветам кондиционера.

На следующий день мистер Торнхилл приехал с работы рано. Вручил мне подарочную коробку. Недолго думая, я ее открыла. Чуть не задохнулась от восторга, увидев в ней платье. Вытащила и расправила. Нежно-голубое, небесного оттенка, с красивым бантом на спине… Оно поразило меня до глубины души.

– Но мой день рождения не скоро, – удивилась я, с восхищением глядя на красоту.

– Иногда подарки дарят просто так. Чтобы человек порадовался.

– Я очень рада, мистер Торнхилл. Я невероятно счастлива! – воскликнула я.

Прыгнула вперед и повисла на его шее, крепко обнимая и целуя в щеку. Он даже слегка растерялся, пошатнулся на месте, но потом все-таки подхватил меня под мышки.

– А ты потяжелела. Это все мороженное и варенье.

Я хихикала и побежала примерять платье. Он ждал в гостиной.

Когда я впорхнула обратно, кружась вокруг своей оси и наслаждаясь тем, как красиво волнами летит легкий подол, он поднял большой палец вверх, лучисто улыбаясь.

– Красотка!

Полдня мы опять провели вместе, торча у телевизора, валяясь под шезлонгами и обедая супом, оставленным экономкой. Я все время была в его подарке, и снимать не хотела.

– Можно я тебя сфотографирую на память? – попросил мистер Торнхилл, и я с радостью согласилась.

Фотокарточек у нас с матерью было совсем мало. И те появились только благодаря камере Дэвида Торнхилла. Словно нашего прошлого не существовало вовсе.

Усевшись на стул со спинкой, я беспечно принялась позировать. Улыбалась в объектив. Потом кружилась по комнате, пока он порхал вокруг меня. Потом раздался глухой писк.

– Ничего себе… Ди, мы всю пленку потратили. Увлекся я, однако, – пробормотал он.

– Покажете?

– Как проявлю, – пообещал он.

Но потом он почти не выходил из кабинета, заперевшись там почти на весь день. Говорил, что много работы. Не ел и не пил. Может, только когда меня не было рядом. Я опять заскучала.

Через несколько дней он вышел и неожиданно попросил меня нарисовать. Мой портрет. Я даже не знала, что мистер Торнхилл, оказывается, красиво и весьма талантливо рисовал.

– Мне одеть то голубое платье? – уточнила я.

– Нет. Оставайся в этой одежде, – покачал он головой. – Мне важно только лицо. Садись у окна.

Так в его кабинете я провела еще несколько дней по паре часов в день. Я вновь шутила и смеялась, а вот мистер Торнхилл все больше и больше хмурился. Его лицо совсем осунулось.

– У вас все в порядке?

– Да, Ди, – он откинулся на спинку стула. – Все хорошо…

Его голос при этом был совсем отрешенный и задумчивый.

– Можно уже посмотреть?

– Да. Еще не закончен фон, но это можно сделать и не мучая тебя. Ты, наверное, устала?

– Нет, что вы. Мне интересно.

Увидев своей портрет, я изумленно выдохнула. Солнечные блики на лбу и губах, тени от ажурной занавески на моей щеке… легкие мазки… нежные цвета… Мистер Торнхилл потрясающе рисовал. Очень точно передал черты моего лица и даже чуть робкий взгляд. Я словно в отражение посмотрела.

Портрет словно дышал. Жил своей жизнью.

– Ничего себе! Вы должны были стать художником!

– Мой отец ни за что бы мне не разрешил. Меня довольно рано ввели в семейный банковский бизнес.

– Ваш папа был злой? Он умер?

– Не злой, но строгий, требовательный. Несгибаемый, как скала. И да, он умер.

– Жалко.

– Он умер уже в возрасте, я родился поздно. Но все равно я рад, что у меня был отец. Прости, – спохватился он. – Я не должен был так говорить при тебе.

– Ничего. Я об этом не переживаю. Тем более, что у меня есть вы, – я улыбнулась ему, а он вдруг весь замкнулся в себе. Отвернулся от меня и отвернул к стене мольберт.

Сильно чему-то расстроился.

– Иди посмотри телевизор, у меня еще есть кое-какие дела.

Я послушно ушла, а он в тот вечер сильно напился в кабинете. Это я от экономки узнала.

– Иди спать, и дверь запри, – покосилась на меня пожилая экономка, переобуваясь в холле и складывая домашние туфли в специальный ящик. Она собиралась домой. – Нечего к нему ходить, хозяин сильно пьяный.

– Он что же, за столом спит?

Я поразилась тому, что он в принципе пьяный. За Дэвидом Торнхиллом такого никогда не замечалось.

– Не твоего ума дело.

Что и говорить, я не послушала ее совета. Мне было жалко оставлять его в таком состоянии, а еще я почему-то чувствовала себя виноватой. Не понимала за что, но чувствовала… Спустилась к нему в кабинет и осторожно постучала.

– Мистер Торнхилл…

Мне никто не ответил и, еще раз поскребшись в дверь, я проскользнула внутрь. Над головой хозяина светил настенный бра, остальной свет был выключен. Он уронил голову на стол и закрылся руками. Но не спал. Медленно поднял на меня голову, пьяно покачиваясь. Под серыми глазами пролегли темные круги усталости.

– Не смотри на меня так, Ди… Я выгляжу отвратительно…

– Ну что вы…

Горечь в его голосе послужила для меня поводом к действию. Я подошла к нему и тихо произнесла.

– Умойте лицо и ложитесь спать в свою кровать. Вам нужно хорошенько выспаться.

Он послушно встал, пошатываясь, и я помогла ему добраться до его спальни. Мистер Торнхилл иногда забывался и вис на моем плече, и тогда мне приходилось трясти его, чтобы он пришел в себя и сделал еще несколько шагов самостоятельно. Кое-как доволокла его до кровати. Он так и не умылся. Какой там. Рухнул на одеяло, раскинув руки, тяжело и мучительно вздохнул.

Сняв с него домашнюю обувь, я накрыла его уголком одеяла, что было под ним, и собралась было уходить, как он больно схватил меня за запястье.

– Тебе лучше бы положить на мое лицо подушку и крепко прижать, – прошептал он.

– Ч-что? – Его жуткие слова и немигающий взгляд напугали меня. – Что с вами, мистер Торнхилл?

– Однажды я могу обидеть тебя… Я не знаю… Я больше ни в чем не уверен, как раньше…

– О чем вы? – я вообще ничего не понимала, но его состояние мне не нравилось. В его взгляде было что-то такое…

– Уходи…

– Мистер Торнхилл! – я попыталась вырвать свою руку, но он держал ее цепко, сжимая в своих пальцах до боли.

Меня сотрясала крупная дрожь. Мне совершенно не нравилось, что творилось с этим человеком. Это не мог быть он. Это не мой любимый герой.

Он дернул меня на себя, почти прижавшись своим носом к моему.

– Дура! Я голову теряю, понимаешь?! Уходи отсюда! Запрись на все замки! Вон пошла! – взревел нечеловеческим голосом, с силой отталкивая.

И только тогда, спотыкаясь и плача на ходу, я выбежала из его комнаты. И из дома. Сквозь темноту джунглей добежала до бунгало и заперлась на все хлипкие замки. Спряталась под одеялом, напуганная. Не понимающая, что, черт возьми, происходит?

Только потом, еще через какое-то время все встанет на свои места.

…Признаться, я сильно лукавлю, когда говорю, что в моем с Алексом прошлом не было счастливых моментов. Они были. Не смотря на что, были.

Это потом мы выросли, детские обиды превратились в откровенную неприязнь. А у меня плюсом поселилась неисчезаемая тоска в груди, что меня так и не приняли. Как бы я ни старалась, как бы я не тянулась. Все впустую. Я была по-прежнему от всех далека. От него далека.

Но, повторюсь, были и дни, когда нам было хорошо. Мне точно. Но могу поклясться, что и ему тоже.

На летних каникулах мы с ним, бывало, в моменты перемирия торчали на частном пляже Торнхиллов. Загорали на горячем песке и плавали в бирюзовом океане. Алекс даже научил меня нырять с масками, и мы целый день пропадали, разглядывая под водой приплывающих скатов и рифовых акул. Мне было страшно, но Алекс сказал, что они не едят людей. Странное дело, не смотря на прошлые обиды я всегда ему верила. Клялась себе, что это в последний раз. Но верила. Намного позже это чувство притупится, а потом и вовсе исчезнет.

Только после смерти Грэйс мы перестанем общаться совсем, и пути наши будут редко пересекаться, не смотря на то, что мы по-прежнему жили у Торнхиллов. Начнется новый этап в нашей жизни, а случай на яхте, за который мне до сих пор стыдно, даст ясно осознать, что мы совсем выросли. И больше не сможем любоваться звездами или скатами вместе. Только не мы.

К слову сказать, любоваться звездами позвала его я. Позвала просто так, не думая, что он согласится. Даже, наоборот, была в полной уверенности, что мальчишка рассмеется и пошлет куда подальше. Тем более, накануне мы сильно поругались из-за имени наших будущих лошадей. Посмотрев «Спирит. Дух Прерий» мы оба решили назвать своего будущего друга именем главного героя. Алекс сердито кричал, что у меня лошади может и вовсе не быть, тогда как у него будет точно. Именно после этого мультфильма он начал заниматься конным спортом. А мне было обидно, мультик-то я предложила посмотреть, он о нем и не слышал вовсе.

В общем, я позвала его ночевать на улице во дворе у бассейна и смотреть на звезды, а он, невиданное дело, согласился. Нам тогда лет по десять или одиннадцать было. Около того.

Устроившись под одеялами, мы хрустели заранее приготовленным попкорном и болтали о том, о сем. В основном Алекс рассказывал, а я слушала. Он всегда был очень умным, учился на отлично и знал много всего интересного. В тот вечер, как сейчас помню, он рассказывал про кубинского президента Фиделя Кастро, который, оказывается, даже бывал в СССР. Про падение диктатуры Батисты, про саму революцию.

Я слушала, открыв рот, и даже забывая жевать попкорн. А еще втайне наслаждалась его голосом. Он всегда мне нравился. Мелодичный, чуточку хриплый (будто застуженный), спокойный и рассудительный. Только когда менялся на насмешливый, жутко выводил из себя.

Потом его экскурс в историю Кубы закончился, и он встрепенулся, сказал, что заболтался.

– Ну его, этого Кастро. Расскажи лучше что-нибудь про Россию. Такая огромная страна. Я бы хотел там побывать.

– Если честно, я не помню толком ничего, – призналась я. – Кажется, это было так давно.

Еще с полчаса мы лежали и смеялись, сравнивая слова на русском и английском. А потом он внезапно спросил.

– Ты помнишь своего отца?

– Эмм, плохо совсем. Почти ничего.

– Вот как…

– Странное дело, – подумав, произнесла я. – Я не помню его лица, или даже отдельных черт. Не могу сказать какого цвета его глаза или волосы, потому что я очень похожа на мать. Я помню только тот вечер, когда мы сбежали из дома. Словно до этого момента отца-то и не было. Потом на три минуты он врезается в жизнь, и тут же снова исчезает, не оставив в памяти и следа. Не знаю, как объяснить.

Я не была уверена, что он понимает. Я и сама толком не понимала.

– Как думаешь, он тебя ждет? – тихо спросил мальчик.

И тогда я открыла тайну матери, которую она мне рассказала несколько месяцев назад.

– Я не знаю. Я даже не могу с точностью сказать жив ли он. Больше склоняюсь к «нет», чем к «да».

Рассказала ему историю нашего побега. Отрывки, которые помнила. Алекс лежал и внимательно слушал, не перебивая. Попкорн валялся брошенным…

– Недавно я узнала, что, оказывается, прежде, чем выпрыгнуть со мной в окно, мать воткнула в него нож. Он преследовал нас еще какое-то время, а потом все стихло позади. Она не вернулась назад, чтобы проверить жив ли он. Потому что если да, то он мог отомстить.

– Ничего себе… Я и не знал… Все думал, как ты тут оказалась…

– Да, в прошлом было мало приятного.

– Ничего, мой отец относится к тебе как к дочери. Того и гляди, про нас с Грэйс забудет.

В последней строчке я явственно услышала обиду. А еще я не была уверена насчет мистера Торнхилла. С недавних пор – нет.

– Ну что ты, он просто очень добрый. Он нас спас, – миролюбиво заключила я.

Та ночь была, можно сказать, заключительной в нашей дружбе. Буквально на следующий день Алекс увидит своего отца, целующего мою мать. И во всех крахах своей семьи будет обвинять нас. Что ж, так и было. Если бы мы с матерью не пробрались к ним в дом, кто знает, может они прожили бы совершенно другую жизнь. Счастливую и беззаботную.

Грэйс была бы жива, а Лора Торнхилл бы не спилась, обнаружив супружескую измену и полный шкаф скелетов мужа. Может, и мистер Торнхилл не ступил бы на тонкую острую грань своего безумия. Если бы никогда нас не встретил.

ГЛАВА 11

ДИАНА

Когда я проснулась и открыла глаза, то вздрогнула он неожиданности. Алекс Торнхилл сидел рядом со мной и открыто разглядывал меня, пожевывая сухую травинку. Взгляд его при этом был задумчивый и внимательный.

Резко сев, я взглянула на него исподлобья. Какого черта он так на меня уставился?

Пошарив по карманам, достала телефон и взглянула на экран. Пять утра?! О Господи…

– Почему ты здесь… так рано? Давно не спишь?

– Может, с час уже, – пожал плечами парень.

Я ужаснулась. Надеюсь, он не час назад перебрался в стойло Клепы и уселся меня рассматривать. Как будто никогда не видел… Как же раздражает. Торнхилл такой непредсказуемый. Никогда не знаешь, что от него ожидать.

А я такая дура. Наивно спать легла. Доверительно повернулась к заклятому врагу спиной. Сама.

На всякий случай я опять огляделась, заглянула в соседнее стойло к Микки.

– Да нет здесь никого. Думаешь, я настолько ужасен? Собрал втихаря всех?

– Эмм… – я посмотрела на него взглядом типа «ты сейчас серьезно?». – Вообще-то да, именно так и думаю. Просто ты странно ведешь себя в последнее время. Хм, с сентября, если быть точной…

Он опустил взгляд, рассматривая свои шнурки. Делая вид, что не слышал моей последней фразы.

Так-так… Что-то случилось за лето? Что-то, чего я не знаю? Что-то с его матерью? Лора почти восемьдесят процентов своей нынешней жизни лежала в специализированных клиниках, где боролась с алкоголизмом. Лечилась, лечилась, потом «выздоравливала», если этот краткий период в сознании можно назвать так. Но проходило совсем немного времени после, и она начинала сначала. Она была дико запойная. К бутылке могла приклеиться на месяц-полтора, пока ее не увозили на скорой.

Это мне рассказывала моя мать. Мне было жаль Лору, а вот мать, казалось, торжествовала… Я никогда этого не могла понять. Моя мать была мне родным человеком, я не могла этого изменить. Но с тяжким грузом на сердце я приняла тот факт, что она ужасный, вызывающий отвращение человек, еще в детстве.

– Кстати, – он поднял на меня глаза. Сейчас они были совсем серые. Я могла угадать его настроение. Когда его глаза принимали серый оттенок, значит его что-то сильно тревожило. По крайней мере, так в детстве было. – С днем рождения, Ди.

Ох, я и забыла. Сегодня предстоит тяжелый день. Как же не хочется просыпаться в этот мир.

– Ты точно не поедешь к отцу? Он настаивал.

Я резко вскочила на ноги, возвышаясь над ним. Какого черта я вообще сижу и разговариваю с ним, словно не было прошлых лет?! И прошлых обид. Как легко у него все!

– Я же сказала, что нет! Я не хочу видеть ни его, ни тебя. Торнхилл, я не знаю, что ты затеваешь, но меня ты просто так не обдуришь!

– Ничего я не затеваю. У тебя уже паранойя! – фыркнул он.

– И в этом тоже виноват ты! Ты! Ты! Ты! Везде и во всем участвовал!

– Не во всем! О половине всего я даже не знал!

– Это не умаляет твоей вины! Ты все равно придурок! Я тебя ненавижу! – заорала я.

– Да пошла ты! – вскипел он, тоже вскочил на ноги и вышел из стойла, хлопнув калиткой.

Я вышла за ним, отряхиваясь от соломы. Меня все еще потряхивало.

– Мне нужно ехать к отцу, я не могу отложить встречу. Ты можешь поехать со мной и спасти свою жалкую задницу от одноклассников. Или можешь остаться и насладиться шоу, которое, уверен, они для тебя устроят.

– Ах, и ты даже не примешь в нем участие? – деланно воскликнула я, прижав руки к груди. – Как же так? Разве у тебя второстепенная роль?

Он весь изменился в лице. Шагнул вперед и зажал меня у перегородки, резко уперся ладонями по разные стороны от моей головы. Почти коснулся носом моей щеки.

– Не перегибай палку. Мне надоело играть в эти детские забавы, я отваливаю. Но это еще не значит, что ты можешь язвить в мою сторону и молоть языком что попало.

– Детские забавы? Ты унижал меня с момента знакомства! Катись в задницу, Торнхилл!

– Закрой рот! – долбит кулаком по дереву. За калиткой недовольно фырчит Клепа. Другие лошади тоже просыпаются.

Наклоняется ко мне еще ближе. Я чувствую как мою щеку опаляет его дыхание. Почему-то на мгновение становится страшно. Точно так же, как тогда на яхте, когда он протянул руку и развязал узелок купальника. И мы точно так же не шевелились. Только глазели друг на друга. Глаза в глаза.

Торнхилл ведет носом, касаясь моего лица, вдыхает мой запах, могу поклясться. Тот самый, что он ненавидит. Его губы совсем невесомо касаются моих, и я словно прихожу в себя от его гипноза. Отталкиваю его от себя изо всех сил.

– Не поеду я к твоему папаше, тем более с тобой. Катитесь на все четыре стороны! Оба!

Метая в меня гневные молнии, он сжал кулаки, но остался стоять на месте. Делает пару контролируемых вдохов.

– Да плевать. Поеду один. За тобой приглядит Джексон, не шарахайся от него, – процедил он сквозь сжатые зубы.

– Чего? – возмущаюсь немедленно. – Не нужен мне ваш пригляд. Ни фальшивый, ни, тем более, настоящий. Я сама справлюсь.

– Ну да, как всегда, – насмешливо парирует он.

– У меня есть те, кто готов мне помочь без твоей отмашки, – скрещиваю руки на груди. – Торнхилл, я серьезно. Не лезь в это дело.

– Ты про этих двух мудаков, что ли, с которыми трешься в последнее время? – он громко смеется, обнажая белые зубы. На щеке появляется ямочка, на которую тут же падает мой взгляд. Его смех бесит, и мне в этот момент хочется треснуть ему по затылку чем-нибудь тяжелым. Вот же козел! – Извини, они больше друг другом увлечены, чем тобой.

– Боже, ты такой…

– Какой? – тихо, но угрожающе спрашивает он, снова делая шаг ко мне. Его смех прекратился.

– Что тебе нужно? – так же тихо спрашиваю я.

Он жмет плечом.

– Да ничего, в общем-то. Мы выросли, Ди. Я всего лишь хочу доучиться в этой школе и свалить нахрен. Ни тебя не видеть, ни мамаши твоей проклятой. Ни одноклассников. Мне надоело, что моя жизнь так или иначе связана с тобой. Я хочу свободно вдохнуть, понимаешь?

Смотрю на него, растерянно хлопая глазами. Я, что ли, заставляю его оборачиваться в свою сторону, кидать насмешки и оскорбления?

– Я хочу того же, представляешь? – резко отвечаю ему. – Прямо один в один!

– Что ж… Тогда остается потерпеть, не так ли? Осталось совсем немного до выпускного.

Он идет к выходу, пока я продолжаю стоять и злиться. Он умеет выводить из себя за секунду.

– Не высовывайся сегодня. Прогуляй уроки, – бросил напоследок и ушел.

А я?

А что я? У нас прогулы жестко контролируются, поэтому я иду на уроки прямо как есть. В форме, которую мне выдали для работы в конюшне, скинув фартук и оставшись в серых штанах и рубашке. Появляться в кампусе мне совершенно не хочется.

Я знаю, что хорошо бы принять душ и почистить зубы, но давлю в себе желание прошмыгнуть в кампус. Говорю себе раз за разом: «Нужно только пережить этот день, Ди».

В школьном туалете я просто споласкиваю рот, умываю лицо и причесываю голову просто пальцами.

У меня нет ни тетради, ни ручки, ни учебника.

Наверное, я могла бы просто сесть и уехать домой. К матери. К мистеру Торнхиллу. Алекс был прав. Сегодня нужно сидеть в норке и не высовываться.

Но мне надоело.

Я столько лет убегала, терпела пинки, тычки и оплеухи. Сегодня, в день моего рождения, я хочу хотя еще раз попытаться за себя постоять. Тот случай с бельем сполна показал мне мою беспомощность и слабость.

Я же не могу быть такой всю жизнь. Дело ведь не в этих людях. Мир полон дерьма, помимо этого.

Дело только во мне. Пока я буду позволять так с собой обращаться – они будут это делать. А не они, так другие.

Под ошарашенные взгляды одноклассников я захожу внутрь и иду к своему месту, чувствуя, как выпрямленную спину начинает чуть ли не сводить от моего напряжения.

Конечно же мне страшно.

– Что это за дичь? – начинает хохотать Соня, разглядывая меня со своего места.

Учитель в кабинете, листает программу перед уроком, и никто не рискует нападать открыто.

– О Боже! – морщится Эмили. – От нее пасет конюшней!

– Что, Эми, узнаешь запах с одной нотки? – насмехается Феллроуз.

– Да катись ты! Моя Арабелла не пахнет, потому что за ней регулярно ухаживают!

– Ой, да брось. От лошади пахнет всегда, – не унимается Джексон. – Как и от собаки. Хоть мой, хоть не мой.

Я сижу за пустой партой, уставившись на доску и не поворачиваясь на их диалог. Игнорировать. Игнорировать. Игнорировать.

– Миссис Клерман, а разве можно заявляться на урок не в форме? – высоким голосом спрашивает Ванесса.

Та растерянно оглядывает меня. В глазах учителя немой вопрос. Простите, миссис Клерман… Опять к директору придется идти по моему поводу…

– Я могу поделиться своей формой, – вдруг предлагает Эмили. – У меня есть еще один комплект. Можно Соня с нами сбегает в кампус, она осталась у нее в комнате?

И невинно так хлопает ресницами.

А я в ужасе смотрю на миссис Клерман. Соня от меня живого места не оставит, едва мы окажемся втроем в кампусе.

– Мисс Клерман, – встревает Феллроуз. – Горилина же плохо знает эту тему. Пусть сидит уж, мы потерпим. Отлучится – опять всему классу успеваемость снизит.

Со всех сторон слышатся шепотки, почти как змеиное шипение. Что-то швыряет ему раздраженная Эмили.

Не выдержав, я кошусь на одноклассника и вижу, что он, не отрываясь, смотрит на меня. В зеленых глазах молчаливое предупреждение.

«За тобой приглядит Джексон».

Что происходит? Я запуталась кому верить, а кому нет.

АЛЕКС

Алекс Торнхилл привык, что почти всю свою жизнь был для отца пустым местом. Даже сейчас, едва войдя к нему в палату, он вынужден наблюдать его спину. Тот даже не повернулся к нему.

Даже сегодня. В такой тяжелый день. Для них обоих.

– Она не пришла? – Высокий светловолосый мужчина стоял, отвернувшись к окну, в тени. Отстранено разглядывал что-то на улице.

– Нет, – ответил отцу Алекс, чувствуя как в нем закипает ярость.

Опять она.

– Я надеялся, что она придет… – тихо проговорил он. – Ты не сказал ей правду?

– Нет. Не сказал.

– Что ж. Значит, так тому и быть, – вздохнул Торнхилл старший.