Текст книги "Враг навсегда (СИ)"
Автор книги: Роза Ветрова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)
Мать принялась активно кланяться, чуть ли не расшибая лоб об свои побитые худые коленки.
– Благодарствую, мистер Торнхилл! Вы наш спаситель! Не знаю, как мне отблагодарить вас…
Она легонько пнула меня в ногу, глазами указывая поклониться. Я принялась старательно повторять за ней.
– Это лишнее. Перестаньте. Считайте это моей причудой, не переживайте. Ну что, всем все ясно?
Отпрыски Торнхиллов вяло ответили ему и слиняли в патио. Разговаривать дальше было не о чем, поэтому мы сразу же приступили к работе. Но я тогда очень обрадовалась присутствию детей в доме. Искренне верила, что мы с ними подружимся. Ну разве могли такие ангелочки обидеть меня?
Во время работы я не уставала изумляться роскоши. Жили они очень богато. Дорогая мебель, к которой даже страшно прикоснуться, фарфоровые тонкие тарелки, с которых они обедали. Мраморная лестница с ажурными перилами, хрустальная люстра с позолотой.
Это все не казалось вычурным, нет. Наоборот, с настежь открытыми дверями от пола до потолка и развевающимися от легкого ветерка белыми прозрачными занавесками все это смотрелось как кадры из какого-то фильма. У Торнхиллов был потрясающий дом и хороший вкус. Они знали толк в красивых и дорогих вещах.
Полгода пролетели незаметно. Я начала сносно понимать речь и даже что-то отвечать. Но с Алексом и Грэйс я так и не подружилась. С сыном Торнхиллов я начала ходить в первый класс и очень надеялась на его поддержку, но он всегда пулей выскакивал из автобуса и всячески игнорировал меня. К тому же, в классе появился еще один новенький, Джексон Феллроуз. Они очень крепко сдружились, даже после школы постоянно тусовались вместе. Впрочем, как и их родители.
В Джорджтауне было что-то вроде сообщества экспатов из Великобритании, они все друг друга знали. А уж сопоставимые доходы и вовсе сблизили. И Торнхиллы, и Феллроузы прилично инвестировали в недвижимость на Каймановых островах. Эта оффшорная зона с привлекательными налогами познакомила массу нужных и интересных друг другу людей.
Что тут говорить, я так и осталась одиночкой. В классе со мной никто не дружил.
Волосы, слава Богу, быстро отросли, от проплешин ничего не осталось. Без всякой живности, благодаря хорошему питанию и уходу, они вновь стали густыми и блестящими, хоть пока и не длинными. Черные кудри падали чуть ниже плеч. Мистер Торнхилл восхищался их цветом. Как вороново крыло, сказал он. Мне понравилось сравнение.
Однажды, вытирая пыль в одном из залов, я услышала музыку. Дверь в одной из комнат была приоткрыта, и я прислонилась к образовавшейся щели, с любопытством заглянув внутрь. Под классическую мелодию в центре зеркальной комнаты, с перилами по периметру, танцевала Грэйс. На ней была розовая воздушная юбка, на ногах странные чешки. Позже я выяснила, что это пуанты для балета.
С ней занимался репетитор, махал тонкой тростью и показывал пируэты, которые она затем выполняла.
Мне так понравилось, что я стала повторять за ними. На мне были бесшумные балетки, и у меня с легкостью все получалось. Раз, поворот. Два, прыжок…
Фартучек взмывал вверх вместе с юбкой, а я вдруг ощутила себя невесомым перышком.
Так бы и танцевала, наслаждаясь музыкой, но дверь неожиданно распахнулась. На красивом лице Грэйс мелькнуло недовольное выражение.
– Я не разрешаю тебе танцевать!
Я слегка опешила.
– Почему? Я же не мешаю…
– Занимайся работой!
– Я уже все сделала, – я показала ей влажную тряпку. – Все чистенько, Грэйс.
– Называй меня мисс Торнхилл! – прозвенел ее голос.
– Хорошо, мисс Торнхилл, – немного растерявшись, я потупилась.
Все же она была старше. И моей хозяйкой, как ни крути.
– Больше не танцуй!
– Но я же никому не мешаю, – я опять за свое. Никак не понимала, что ей не понравилось.
– Это что же получается?! – разозлилась девочка. В серо-голубых глазах вспыхнул гнев. – Я плачу за уроки балета, а учиться будешь еще и ты? Я не разрешаю!
Она капризно топнула ногой. Учитель танцев поспешил ей на выручку, шикнув на меня и прогнав из зала взмахом руки.
– Иди, иди. Не мешай.
Меня это сильно задело. Какая ей разница, если ее занятия уже оплачены и она танцует в той зеркальной комнате, а я всего лишь за дверью?
Очень скоро я узнала, что наш ангелок на самом деле им не являлась. Только на глазах у родителей она невинно хлопала глазками, прилежно училась и хорошо себя вела. Когда мы были с ней наедине, она превращалась в самую настоящую фурию.
Она не рукоприкладствовала, нет. Но метко обижала словами и действиями.
Когда мистер Торнхилл попросил ее перебрать свою одежду, чтобы отдать ненужную мне, она изрезала ее ножницами, превратив в лохмотья.
То же самое происходило и с игрушками, и с книгами.
Едва хозяин дома стал ругать ее, как миссис Торнхилл встала на ее защиту.
– С ума сошел! Какую-то оборванку ставишь выше своей дочери! Это немыслимо! – воскликнула она.
– Но Лора, ее поступок крайне отвратительный! – возмутился глава семейства.
– Да что ты? Просто она протестует, это выражение ее эмоций. Не всем нравится, что ты тащишь в дом кого попало, знаешь ли!
– Лора!
– Дэвид!
Пока они ругались, Грэйс довольно улыбалась, глядя на меня из-за спины своей матери.
Иногда случалось, что ребята были вынуждены принять меня в свою компанию. Обычно это происходило, когда в доме Торнхиллов был праздник. Тогда к ним съезжались все семейства со своими детьми.
– Возьмите Диану с собой, нечего ей в бунгало прятаться, – беспрекословным тоном заявлял мистер Торнхилл, и его дети не смели ему отказать.
Так вскоре я познакомилась и с Эмили Эванс, которая потом тоже переедет в Англию вслед за своим любимым, устроив своим предкам настоящий скандал.
В один из таких праздников, вечером на Рождество, мы сидели с ребятами в патио у бассейна. В тропиках праздник не ощущался совсем, даже искусственная наряженная елка не вызывала никаких чувств. Алекс, к тому же, сказал, что этот праздник мы с матерью должны праздновать в другую дату. Что мы ортодоксальные христиане, для нас Рождество наступает седьмого января.
К религии и, тем более, к разнице в ней я относилась равнодушно. Никак. Никто меня с детства ничему не учил, и ничего в мою голову не вкладывал.
Я вообще многому училась у окружающих людей, а не у родной матери. Как она получила эту работу, так ей совсем стало не до меня. Но мне многое втолковывал мистер Торнхилл, Алекс (потом, когда мы уже немного подружились) и некоторые из прислуги в доме. Например, я могла часами доставать садовника Диего, расспрашивая о чем-нибудь. Старый кубинец был, не сказать, что шибко умным, но часто говорил мне мудрые вещи, которые я пыталась запомнить.
Так однажды он сказал мне интересную фразу. Все люди – разные, и право отличаться от других надо отстаивать до конца, не заботясь о последствиях.
Ах, как жаль, что тогда я протестовала этому. Я хотела быть как все. Как они.
Я росла жутко завистливой девчонкой. И меня саму это угнетало.
«До чего ж сегодня у Грэйс чудесное платье. Мне бы оно тоже пошло».
«А у Эмили невероятная сумочка. Жаль, у меня такой нет».
«Как красиво блестят при свете уличных лампочек рыжие волосы Стэффи».
«Может быть, этот купальник станет ей мал и она мне его отдаст?»
И так далее, и тому подобное.
Даже в тот вечер я постоянно сравнивала себя и других девочек. От одежды и обуви, до черт лица и прочего. Я не любила свою внешность.
Никто не замечал моих внутренних терзаний. Они общались между собой, смеялись, пока я тихо приютилась в сторонке. Грэйс была самой старшей в компании, все ребята ее боготворили. Она умела организовать классные игры, всегда находила занятие, сочиняя на ходу. У Грэйс была буйная фантазия. Все ее очень любили.
Не смотря ни на что, мне было с ребятами интересно. Я всегда к ним тянулась.
Что говорить, я была всего лишь ребенком шести лет, который жаждал общения со сверстниками.
– Так, я придумала! – Грэйс подскочила на месте и хлопнула в ладоши. – Мы устроим аукцион!
– Аукци-что? – переспросила Эмили.
– Аукцион – это продажа чего-нибудь человеку, который предложит максимальную цену, – пояснил Алекс.
На нем была белая льняная рубашка, подчеркивающая карибский загар и синие парусиновые брюки. Выгоревшие на солнце волосы растрепались, потому что у него была привычка постоянно запускать в них пятерню, когда он о чем-то думал. Сейчас он сидел на бортике бассейна, скинув легкие мокасины и опустив ноги в прохладную воду. Я бы тоже так сделала, но миссис Торнхилл ни под каким предлогом не разрешала мне даже близко подходить к бассейну. Купаться, разумеется. А сливать воду, вылавливать листья, чистить его – этим я занималась по умолчанию вместе с матерью и другими горничными.
Я тайком наслаждалась его красотой, и вообще тогда была, кажется, по уши в него влюблена. Если понятие влюбленности может существовать в шесть лет.
– А что мы будем продавать? – спросила Стэффи.
Она была на год старше меня и уже ходила во второй класс.
– Что угодно! – воскликнула воодушевленная Грэйс. – Хоть заколку, хоть шляпку, хоть туфельки. Что сам пожелаешь. Если цена не устроит, всегда можно отказаться.
– Я уже отказываюсь, – влез Джексон. – На кой фиг мне ваши шляпки и туфельки?
Все засмеялись, и я тоже. По мне тут же прошелся быстрый взгляд Алекса. Он часто смотрел на меня, когда я смеялась. Во мне теплилась глупая надежда, что я красиво смеюсь. Заразительно. Диего говорил, что так и есть.
– Ладно, мы будем продавать что-нибудь такое, что всем интересно.
– Например?
– Дайте подумать, что у меня тут с собой… – она начала ковыряться в объемной сумке. – Ну, например, я могу продать несколько коллекционных комиксов. Такие выпуски нигде не найти. Мамочка для меня заказывала специально из Англии.
При виде выуженных наружу комиксов тут же начался возбужденный гвалт. Комиксы все обожали и коллекционировали. Даже у меня была парочка.
А когда она сказала что один из них будет про Невероятного Халка, мальчишки словно с ума сошли. Впрочем, и девчонки тоже.
– Грэйс! Ты мне их обещала! – расстроился Алекс. Даже со своего места мне было видно, как подрагивают его ладони.
– Извини, братишка. Ты можешь их купить.
– Я куплю! – Феллроуз был настроен решительно. – Называй цену, я ее все равно побью. Ну сколько? Сто фунтов? Двести?
– Неа, – помотала головой хитрая лиса. – Меня не интересуют деньги, Джекс. У меня их итак много.
– Что же ты хочешь? – в зеленых глазах недоумение.
– Я хочу действие. Например, прокукарекать нам рождественскую песню.
– Чего?! Буду я еще кукарекать на глазах у всех! – мальчишка надулся.
Все начали возмущаться, но Грэйс деловито пожала плечами и по-царски уселась в шезлонг.
– Давай я поменяюсь с тобой на что-нибудь, – чуть ли не взмолился Алекс, с вожделением глядя на комиксы в ее руках. – Я могу отдать тебе автограф Пабло Миланеса (кубинский композитор, поэт, гитарист и певец, – прим. автора) прямо сейчас!
– Нужен он мне больно, – фыркнула она. – Кукарекай или адьос.
– Ну ты и зараза!
Скулы Алекса порозовели, а глаза предательски наполнились влагой. Он отвернулся от всех, делая вид, что рассматривает закат. Но я успела заметить слезы, потому что следила за ним каждую секунду.
– Я куплю комикс, – произнесла я. – Прокукарекую любую песню, мне не сложно.
Все замолчали, уставившись на меня.
– Не надо, над тобой все будут смеяться, – выдавил растерянный Алекс, повернувшись ко мне, но я ему улыбнулась.
– Так ведь это же будет смешно. Почему нет?
В общем, в тот вечер я кукарекала, танцевала, пыталась стоять на голове, пока золотые детки наслаждались шоу и откровенно смеялись надо мной. Я словно не понимала, что делаю. На меня обрушился поток красивых и редких в моей жизни вещей, от которых снесло крышу. Радовалась как идиотка новенькой заколке за то, что поцеловала Грэйс руку. Сумочке Эмили за то, что проглотила щепотку земли из уличного горшка с акацией. А ради французских карточек с лошадьми, о которых, я помню, грезил Алекс, я прыгнула в бассейн прямо в одежде.
То ли бассейн, то ли совершенно обалдевший взгляд притихшего Алекса меня охладил. Совсем запоздало я осознала, что всего лишь скачу цирковым клоуном для этих детей, а ближе им не стала ни на йоту. Они смеются, но не потому что Я их развеселила. А потому что я выгляжу смешно и нелепо. Жалко.
На шум плеска воды прибежала миссис Торнхилл, и мне тогда здорово досталось от нее. Она довольно жестко отхлестала меня по лицу и приказала немедленно вымыть бассейн во избежание всякой заразы.
Гости давно разошлись, а я до полуночи промаялась в бассейне при свете уличного фонаря, продрогнув в сырой одежде.
– Зачем ты это делала?
Обернувшись на знакомый голос, я увидела сидящего на краю Алекса. Он был весь мрачный и хмурый.
Вместо всяких слов и оправданий я вылезла из бассейна и, поковырявшись в пакете, достала комиксы и карточки с лошадьми. Подошла к нему и шлепнула все это добро на колени.
– Что это? – его голос дрогнул. Он удивленно посмотрел на меня снизу вверх.
– Это тебе. Ты же мечтал о них, – просто сказала я.
– Ты… Ты ради меня это делала? – растерялся мальчишка. Уставился на заветные комиксы застывшими глазами.
– Ну, и мне кое-что осталось, – я робко улыбнулась ему.
Но он вдруг со всего размаху швыряет комиксы и карточки в пустой бассейн. Лошади на картинках разлетаются и приклеиваются к синей плитке.
– Дура! Совсем мозгов нет?! Ну зачем ты это сделала?! Я тебя не просил!
Я молчала, испугавшись его реакции. Как он взбесился! Очень сильно вспылил в тот вечер. Ругал меня и так, и сяк. Кричал, как сумасшедший, несколько минут.
А потом просто развернулся и ушел, оставив меня одну у бассейна.
Не смотря на полученный урок, я буду еще много раз попадаться на их крючки, выглядеть по-идиотски. Только в тот раз я сама на это согласилась. Из-за горстки вещей.
А в будущем это просто стало неизбежным.
ГЛАВА 7
ДИАНА
Лошадь Стефана теплая и, не смотря на характерный животный запах, очень приятная и уютная. Клеопатра спокойно лежит и сопит на боку, я прижалась к ее животу, свернувшись калачиком на сене. Совсем рядом, через перегородку, равномерно дышит Призрак.
Стоит промозглая ноябрьская ночь. На улице холодно, но в конюшнях поддерживается тепло. Да и около лошади мне совершенно комфортно, я не мерзну.
Вот уже который день я ночую в стойле Клепы.
У меня были ключи от конюшни, как и всех конюхов, поэтому я без труда пробиралась внутрь темной ночью.
В общежитие я не хотела возвращаться. В комнате мы спали по трое, и видеть лица одноклассниц я не хотела. Я вообще никого не хотела видеть.
Утром я, конечно, бежала обратно в корпус, принимала душ (от меня нехило разило конюшней) и, переодевшись в новую форму, мчалась на уроки. Заходила всегда со звонком или вместе с учителем. Игнорируя все смешки, записки и обидные слова в спину. Вечером пропадала на стадионе. Бегала, как безумная в легком спортивном костюме. Потом шла в конюшню и занималась лошадьми. Спала тоже здесь, около Клеопатры.
Я усиленно думала. Над тем, как вернуть свое белье обратно. Мне просто до дрожи, до тошноты, до гадливого чувства не хотелось, чтобы их выкупил на аукционе какой-нибудь мерзкий извращенец. Что этот урод будет делать с ними, даже думать не хотелось. Но как это сделать я не знала. Эмили ни за что не вернет их просто так.
Но, и что бы я ей не предложила, ей все будет мало. Ей просто жизненно необходимо мое унижение.
– Клепа, ну что мне делать, милая? – прошептала я, поглаживая поблескивающий в темноте бок. – Ответь мне, слышишь?
Лошадь продолжила спать, зато в ответ фыркнул Призрак.
Недолго думая, я перебралась к нему. Мне нужна была компания. Конь не спал, но тоже лежал на боку, подогнув изящные крепкие ноги. Его голова с красивым рисунком на лбу в виде белой звезды потянулась ко мне. Конь горячо выдохнул мне в лицо паром и принялся обнюхивать. Когда проверка была пройдена, он кивнул и спокойно взял зубами из моих рук угощение.
– А ты красавец, – я восхищенно погладила гладкую морду, обалдев от его красоты и стати.
Воистину королевский конь. Просто чудо. Неудивительно, что он принадлежит Торнхиллам. Они всегда выбирали все самое лучшее.
Какое-то время я тихо с ним разговаривала о том, о сем. Потом он прикрыл глаза, а я свернулась калачиком за его спиной и, положив голову ему на холку, уснула.
Мне снился удивительной бирюзы океан. Густые влажные тропики.
Все как раньше.
Только во сне я была счастлива.
Утром на заре (в такое время тут вообще отродясь никто не появлялся) меня разбудили, ощутимо тряхнув за плечо.
С трудом открыв сонные глаза, я прищурилась и увидела над собой Торнхилла. Он присел на корточки передо мной, покручивая в руках шапку. Тонкая куртка настежь. Под ней обычная черная футболка, форму он еще не надел. Наверное, еще очень рано.
Взглянув на часы, что висели на моем запястье, я чуть не простонала. Шесть утра.
Торнхилл настоящий злодей.
– Ну и что ты тут делаешь? – если он и был зол, то хорошо это скрывал.
Его голос был больше похож на утомленный, чем на раздраженный. Типа, «как же ты мне надоела».
Оглянувшись, я вспомнила, что уснула в стойле Призрака, обнаружив в нем терпеливого слушателя. Села на колени, пытаясь лихорадочно пригладить волосы и одежду. Фартук сбился на бок, серые брюки измялись. Ну и видок.
Алекс хмурится, оглядывая меня с ног до головы.
– Ты реально всю ночь тут спала?
– Извини, я у Клепы спала. Просто ночью выходила в туалет, наверное перепутала стойла, – бормотала я, отчаянно пытаясь придумать как отсюда слинять. Торнхилл загородил проход.
– Это конюшня. Почему не спишь в своей комнате? – он все больше сводит брови, пытаясь понять, что тут вообще происходит.
– Да сплю, просто вчера устала после обхода лошадей. Прилегла отдохнуть, и вот…
– Ты врешь, – ровно произносит Алекс. – Еще вчера я слышал на истории от девчонок, что ты боишься появиться в кампусе. Уже почти неделю прячешься по углам. Сначала я даже не поверил, но все оказалось правдой. Долго ломал голову где ты можешь быть, думал, домой каждый день ездишь. В последний момент вспомнил про конюшню. И оказался прав. Ты здесь.
– Ну и что с того? – я насторожилась, удивленная тем, что он вообще интересовался этим.
Опять попыталась пройти, но он сделал шаг вправо. Я уперлась носом в широкую грудь. В ноздри мгновенно проник запах его мужского парфюма вперемешку со свежестью геля для душа.
– Что происходит? – спросил он, прищурив глаза.
Вот же пристал! Что ему надо, черт возьми?! Делает вид, что не в курсе событий? А может, от него, и впрямь, скрывают, побаиваясь его реакции. И что же? Я должна ему сказать, что, мол, Алекс, милый, не мог бы ты попросить своих друзей вернуть мои трусы назад. Такая чушь.
– Ничего, дай пройти! – попыталась его отодвинуть, но эта скала даже не пошевелилась.
– Если ничего, то почему ты спишь в конюшне?
– Да какая тебе разница? Твой Призрак жив здоров, наяривал морковку из моих рук только так. Это считается изменой? – саркастически выпалила я.
На мгновение он прикрыл глаза, словно пытаясь справиться с самообладанием. Сжатые кулаки было видно даже в карманах.
– В самом деле… Катись куда хочешь, – он отошел в сторону.
– Ну наконец-то, – с облегчением вздохнула я, бросаясь наутек.
– И хватит кормить моего коня, – донеслось предупреждение в спину. – И тем более, дрыхнуть в его стойле.
Боже, ну что за человек? Что коню будет-то от одной морковки?
Но вслух смиренно сказала другое:
– Хорошо, больше не буду.
Под прицелом внимательных серо-голубых глаз, я сбежала с конюшни. Пока торопилась в душ, до того, как проснутся девушки, меня осенила странная мысль.
Торнхилл даже не сказал мне ничего грубого и язвительного.
Очень подозрительно, в самом деле. Что-то задумал? Что-то, касающееся моего дня рождения? Черт, он уже через три дня. Может, «заболеть» и уехать к матери?
Но там ОН. Мистер Торнхилл.
Уж лучше предсказуемый класс с его издевательствами, чем то, что исходит от него. Темное, плохое. Пугающее до дрожи в пальцах. И вызывающее неприязнь и отвращение.
Как и весь он сам.
Как вспомню те две недели, когда миссис Торнхилл с детьми улетела в Англию, а моя мать слегла с температурой, так дурно становится…
На урок биологии я влетела с мокрыми волосами, не успев их высушить.
– Простите миссис Блэквуд, этого больше не повторится, – запыхавшись, извинилась я.
– Ладно, Диана, проходи. Не задерживайся, – разрешила учительница.
На меня уставилось сразу несколько пар глаз. Да что там несколько. Весь класс смотрел.
Ну что там еще?
Пройдя к своему месту, замечаю на парте конверт. До оскомины в зубах не хочется его трогать, но лучше владеть информацией, чем оставаться в неведении. Сев за парту, аккуратно вскрываю конверт. Из него выпадает алая карточка со необычным гербом в виде горгульи, удерживающей кубок.
Покрутив карточку, разворачиваю письмо. В глаза бросается каллиграфический старинный почерк. Написано или черной гелевой ручкой, или настоящими чернилами.
«Уважаемая мисс Диана Горилина! Рады сообщить вам, что ваш лот принят на закрытый аукцион Мейдстона, проходящий в Бэримор Касл 25.11 в 19.00. Вход строго по выпущенным карточкам. Вырученная сумма будет переведена на указанный вашим помощником счет в течение суток в полном размере за вычетом комиссии в 30 %. С наилучшими пожеланиями, Красный Барон, главный куратор».
В полной прострации смотрю на текст, пока смысл слов доходит до меня крупица за крупицей. Все, при этом, продолжают смотреть. Ждут моей реакции. Как стадо оскалившихся шакалов.
Когда до меня дошло что это значит, я в ужасе вскочила с места, истошно закричав. Миссис Блэквуд уронила мел, взвизгнув от неожиданности.
– Сволочи! Какие же вы все сволочи! Ублюдки! Ненавижу вас всех! – я заорала что есть сил.
Отшвырнула от себя стул, в каком-то диком состоянии аффекта перевернула парту. В руках появилась ослепляющая сила. Я начала все крушить. Все, что видела. Пинала мебель, швыряла учебники с соседних парт. Смахивала все на пол. И кричала раненным зверем.
За что они так со мной?! За что?!
– Диана… – учительница прижалась спиной к доске, ошарашенно выпучив глаза.
В классе поднялся невообразимый шум, от которого у меня заложило в ушах. А может от своего ненормального, нездорового крика.
Кто-то останавливает меня, жестко выкручивая руки. Я даже не могу ничего различить. Словно пелена на глазах.
– Остановись! С ума сошла?! – в меня впиваются знакомые до боли глаза.
– Пошел вон! Убери руки! Вы все – грязные животные! Гореть вам в аду! Всем до единого!
Вырываясь, я расцарапала Торнхиллу лицо до крови. Отшатнувшись от меня, он замер на какое-то время, а потом схватил с парты письмо. Принялся читать. Глаза быстро забегали по ровным строчкам.
Я громко засмеялась неестественным каркающим смехом, пошла между рядами. Девушки настороженно вжались в парты. Только сейчас я заметила, что в моей руке острый циркуль. Начала снова смеяться.
– Ну да, еще скажи, что ты не знаешь, что там!
– Дианочка… – пролепетала миссис Блэквуд.
– Что это?! Просто ответь, что это такое?! – повторил он, размахивая бумагой.
– Спроси у своих любимых друзей. Вы же так близки. Ааа, тебя не посвятили? Ты, кажется, впервые за бортом, Торнхилл.
– Горилла, ты спятила? – Янг поднимается с места.
– О, один ожил… – хмыкаю я, зло вытирая слезы тыльной стороной ладони.
Да, опять плачу на виду у всех. В который раз.
– Ну и что это за чертовщина?! – гаркнул Алекс, подняв письмо в воздухе и оглядывая класс. – Какой аукцион? Какой лот?
Все молчали, избегали его взгляда.
– Эмили!
– Что Эмили? – та дернула плечиком, усиленно разглядывая свой маникюр. – Я не причем.
– Да что ты? Так я и поверил. Джекс?
Лучший друг Алекса отвернулся к окну, словно там появилось что-то жутко интересное.
– Джексон! – Торнхилл схватил его за грудки, дергая с мечта.
– Полегче! Ошалел, что ли? Руки убери!
– Что это, мать твою, такое?!
– Что ты прицепился ко мне? Что, да что… Трусы твоей русской принцессы продавать будут! Вот что!
Опустив руки, Алекс уставился на него в полнейшем шоке.
– Что? – севшим голосом переспросил он.
Балаган какой-то, нет слов.
Схватив свои вещи, я бросилась вон из класса.
– Ты разбогатеешь, Горилина! Это все будет по-настоящему твое! Мы не обманываем, твой счет им дали! – крикнула мне в след Эмили. Голос ее был при этом жутко довольный.
Она наслаждалась происходящим.
ГЛАВА 8
ДИАНА
День аукциона наступал слишком быстро. Я так и не смогла ничего придумать. И денег, чтобы выкупить свое же белье на этом проклятом аукционе, у меня не было.
Два дня назад, когда я получила то злополучное письмо, я была сильно не в себе. Миссис Блэквуд доложила об инциденте классному руководителю, и с той у меня состоялся серьезный разговор. Мне не хотелось рассказывать ей правду, потому что я знала, что она ничего не сможет сделать.
Миссис Клерман хорошая, но, увы, ее слово ничего не значит в этой школе. Зато Эвансы, Янги, Феллроузы, мистер Торнхилл и так далее по списку, регулярно спонсируют школу, и спонсируют миллионы, а это значит, что им никто и слова поперек не скажет.
В прошлом году, когда на свой день рождения я пыталась выбраться из стеклянного ящика, в который меня засунули к паукам, я разбила его к чертям от обуявшего меня ужаса и паники. Порезала ладони, да и на животе до сих пор шрамы. Ведь я вылезала оттуда, ни на что не глядя. Пауки оказались не ядовитыми, но я даже смотреть на такую живность не могу, не то чтобы с ними находиться.
Это в детстве я спокойно сщелкивала их пальцем, когда они появлялись у нас в бунгало. А теперь и на пушечный выстрел боюсь подойти.
В прошлом году я призналась во всем учителю, и она даже донесла все до директора. А вот дальше все встряло. Как ей потом объяснили (она сама передала мне, разведя руками) – детки просто играли, пошутили. Никто не ожидал, что я разобью головой стекло. Им только выговор сделали. Жаль, Торнхилл тогда отсутствовал. Уехал в Уэльс на соревнования по конному поло.
Хотя в итоге выговор – это такая ерунда.
Поэтому, когда миссис Клерман в очередной раз спросила, что происходит, я лаконично ответила:
– Ничего существенного.
– И поэтому ты швыряла парты и стулья? Я вынуждена донести об этом директору.
– Миссис Клерман, тогда у директора я расскажу истинную причину. Но вы же знаете, что на том и остановимся.
– Ох, Дианочка. Да что же такое происходит? – покачала она головой, глядя на меня с жалостью. – Я же вижу, что у тебя проблемы с классом.
Мягко сказано. Проблемы.
Иногда я спрашивала саму себя: зачем мне все это надо? Ну оплатил мистер Торнхилл мою учебу, ну и что? У меня же есть право выбора, и я всегда могу сказать нет. Никто не принуждает учиться.
Но в моей голове с детства сидит страх. Вот не закончу школу, не смогу устроиться на хорошую работу.
Я всю жизнь буду бежать от той жизни, что была в детстве. Нищета. Голод. Страх перед будущим.
Для себя я решила, что выдержу. Получу аттестат, и на этом все. В университет я, конечно, поступать не собираюсь. У меня нет денег. А чтобы получить бесплатное место нужно быть отличницей. Я так и не смогла ею стать.
Ничего. Можно и со школьным аттестатом найти работу. Конечно, не работа мечты, но все же.
По-русски я уже давно говорю очень плохо. А английскому языку так и не обучилась в совершенстве. Поэтому аттестат получить нужно. Как гарантию моей нормальной жизни в будущем.
Вечером, накануне дня аукциона я как обычно бегала по стадиону. Правда в этот раз бегала вся команда школы. И отводящая глаза Таня, и ничего не подозревающий Томми из параллельного класса.
Хотя нет, он-то как раз словно чувствовал, что мои мысли далеко, потому что бежал рядом со мной и косился. Потом все-таки не выдержал и спросил:
– У тебя все в порядке? Выглядишь неважно.
– Да, все норм, – рассеянно ответила я, уставившись в одну точку. Бежать было легко, потому что мысли были совсем о другом.
Я заметила в себе обратное. Когда концентрируюсь на беге – быстро утомляюсь. Но стоит думать о чем-то постороннем, как двухчасовая пробежка пролетает как за пять минут.
– Ди, постой.
Остановив меня за руку, он оттаскивает меня в сторонку. Тренер тут же свистит в свисток.
– Что там у вас, Томми?
– Сейчас, мистер Робертс! – кричит парень в ответ. – Одну минутку!
– Хорошо, догоняйте команду!
– Что ты делаешь? – я вытащила руку из его оков.
– Диана, я знаю, что у тебя проблемы с классом. Я хочу помочь.
– Как? – горько усмехнулась я. – Что мы можешь, Томми? Извини, не хочу тебя обидеть, но ты не их поля ягода.
Родители Томми простые врачи. На обучение сына в этой школе они откладывали всю свою жизнь.
– Ничего ты не сможешь сделать. Даже учителя не могут.
– Что они сделали в этот раз? – мрачным голосом спросил парень. Вот же упертый.
Каштановые волосы взмокли от пота, на обычно улыбчивом лице в веснушках легла тень тревоги.
Один раз Томми отбивал меня от долговязого Патрика, который толкнул меня на газон и не давал встать. С каждой попыткой подняться, этот придурок все сильнее толкал. Я тогда себе все локти расшибла и ногти переломала. Думала совсем не встану с чертова газона, пока Томми не подоспел.
А все из-за того, что я пожаловалась на Патрика мистеру Робертсу. На уроке физкультуры он совсем обнаглел и расцарапал мне щиколотки шипованными бутсами. Он и раньше так делал, но бегал в обычных кроссовках. А тут напялил…
В общем Патрик на донос тогда сильно взъелся. Подловил меня на большой перемене у главного фонтана. Слава Богу, Томми увидел в окно и выбежал помочь.
Парень знал, что я была аутсайдером в классе, но он никогда не принимал сторону большинства просто так. Из-за меня ему тоже крепко доставалось пару раз, но как бы я не ругала его (я сильно переживала за него), он все равно заступался.
– Ди? – его голос вернул меня с небес на землю.
– Нам бежать нужно. Вся команда оторвалась…
– Перестань включать холодную незнакомку, делающую из меня дурачка.
Я вздохнула. Такой позор. Но, может, у Томми есть какие-то идеи?
Нехотя, но я призналась ему в своей беде. Рассказала все как есть. Попросила совета.
– Я не знаю что делать, Томми. К учителям обращаться бессмысленно. Ты и сам знаешь.
Он стоял, притихнув. Только сжатые кулаки выдавали как он зол. Каре-зеленые глаза сверкнули гневом.
– Ну это уже слишком! Они все – чудовища. Как такое можно сделать? – он слегка покраснел.
Опустив глаза (мне было стыдно, едва я вспоминала, как почти весь класс пялился на мой зад), я пинала на месте носом кроссовка невесть откуда взявшийся на резинке камешек. Ждала его вердикта.
– Побежали, – сказал он мне и побежал вперед. Мне ничего не оставалось делать, как отправиться за ним.
Сначала я даже пожалела, что дала слабину и рассказала ему правду. Наверное, теперь он считает меня совсем жалкой…
