Текст книги "Скифская чаша"

Автор книги: Ростислав Самбук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 38 страниц)

Показал дырку Бурнусову:

– Где порвали?

Наверное, Жека уже понял все. Смотрел затравленно, но еще не мог признать своего поражения.

– Где-то зацепился... – ответил он, поерзав на постели.

– И поцарапали плечо?

– Ну поцарапал.

– Где?

– В гараже.

– Хорошо, Бурнусов, сейчас мы составим протокол и поедем в милицию.

– На каком основании?

– Для выяснения некоторых обстоятельств. Должны побеседовать с вами детальнее.

Оперативник молча положил на стол завернутую в газету пачку денег.

– Ваши? – спросил майор.

– Чьи же еще?

Понятые подсчитали: четыре тысячи без сотни. Почти все купюры новенькие, пачки по тысяче рублей аккуратно заклеены, словно только что получены в банке.

– Почему не держите в сберкассе? – спросил Хаблак.

Бурнусов вдруг разозлился:

– Где хочу, там и держу. В сберкассе или под кроватью... Какое вам дело?

– Конечно, это ваша воля, – согласился майор, но все же приказал забрать деньги.

...Дробаха начал допрос Бурнусова, когда у него уже были выводы экспертов, что нитка, найденная на гвозде в кладовке дачи тетки Ситника, от Жениной рубашки. Совпала также группа крови. Кроме этого, Зозуле удалось установить, что неподалеку от дачи приблизительно в то же время, когда произошло убийство, люди видели такси салатного цвета – оно стояло на обочине с выключенными подфарниками. Номера, правда, никто не запомнил, впрочем, Дробахе и без того хватало улик. Он сидел в своей излюбленной позе, переплетя пальцы на животе, и изучающе смотрел на Бурнусова. Наконец подышал на кончики пальцев и, заполнив протокол допроса, начал неторопливый разговор:

– Как вы очутились позавчера в Русановских садах? И как попали на дачу гражданки Ситник?

У Бурнусова было время обдумать ситуацию: наверное, решил ничего не признавать, ответил нагло:

– Ни в каких садах я не был, и все это выдумки. Какая такая Ситник?

– Ну, Бурнусов, – усмехнулся следователь, – от кого-кого, а от вас не ожидал. Человек вы опытный, отсидели в колонии три года, знаете, что к чему, и вдруг такие детские игрушки! Кстати, за что вы сидели?

– Будто вам не известно?..

– Известно, все известно, однако хотелось бы услышать от вас.

– Душевный разговор?

– Хотя бы.

– Не выйдет, – злобно бросил Жека. – Не выйдет у нас с вами душевного разговора, начальник.

– Не выйдет так не выйдет, – сразу же согласился Дробаха. – Давайте тогда без душевности. За что сидели?

– По молодости лет... Ларек с пацанами взяли.

– Сколько получили?

Бурнусов поднял руку, растопырив пальцы:

– Пятак.

– А отсидели три?

– Да.

– Вот видите, Бурнусов, два года вам простили, а вы как за это отблагодарили?

– Так я же честно работаю и нормы перевыполняю. Спросите в гараже, там каждый скажет.

– О ваших производственных успехах, Бурнусов, вы будете потом рассказывать соседям. Но мне почему-то кажется, что это не сможет повлиять на вашу судьбу. А вот чистосердечное признание своей вины всегда учитывается.

– Такое скажете, начальник! Ну в чем я виноват?

– Итак, вы хотите сказать, что позавчера вечером не были на даче гражданки Ситник?

– Конечно, не был.

– Утверждаете?

– Утверждаю.

– А вот эксперты придерживаются совсем иного мнения. Убивая Олега Ситника, вы, Бурнусов, размахнулись и оцарапались о гвоздь. Разодрали рубашку, оставив на гвозде нитку из нее и следы крови. Вот, прошу ознакомиться с выводами экспертов, – придвинул он бумаги.

Хаблак, сидевший в стороне и не вмешивавшийся в допрос, увидел, как изменился Жека: все-таки он был стреляным воробьем и не мог не знать, что означают выводы экспертов. Он как-то слинял, плечи у него опустились и губы задрожали, будто он собирался заплакать. Сунул руки между колен, съежился и неуверенно ответил:

– Я же хотел только напугать его...

– И для этого ударили монтировкой по голове?

– Так уж получилось... Он у меня девушку отбил, понимаете, я ее люблю, и он, падло, тоже...

– Имеется в виду, Розалию Ютковскую?

– Ее, а кого же еще... И ваш... – кивнул он на Хаблака, – все уже вынюхал. Но ведь, ей-богу, клянусь, случайно... Ревновал ее и хотел проучить, пускай к чужим девчатам не лезет, ударил, значит, а он упал.

– Кто дал вам адрес дачи и откуда узнали, что Ситник в тот вечер приедет туда?

– Роза сказала.

– Сама или случайно узнали?

Бурнусов задумался.

– Случайно, – ответил он наконец.

– Как это случилось?

– А мы с ней разговаривали: говорит, сегодня Олег мне свидание назначил в Русановских садах.

– Прямо так вот и сказала?

– А как же еще?

– И даже дала адрес дачи? – в голосе Дробахи слышалась нескрываемая ирония.

– А что? Дала. Разве это секрет?

– И вы поехали туда, чтобы проучить Ситника?

– Виноват, гражданин начальник, но голову потерял от ревности... Что-то на меня нашло, ну, думаю, я тебе не прощу, зачем к Розке лезешь, падло вонючее! Если стишками балуешься, то, значит, и чужих девушек красть можно?

– Как отперли дачу?

– Там замок – одно горе. Гвоздем колупнул, и готово.

– Вошли в кладовку и ждали там Ситника?

– Ждал, зачем отказываться?

– И долго?

– Минут двадцать.

– И за это время не остыли? Стоя в темноте?

– Нет, начальник, в груди так и пекло, я весь кипел и не знал, что делаю. Виноват, но так уж случилось.

– В это время на улице уже темно, в кладовке и подавно. Как увидели Ситника? И надо же было еще попасть по голове?

– А я с фонариком... Посветил, когда он через порог...

– Чем ударили?

– Вы правильно сказали: монтировкой.

– Из машины?

– Да.

– И одним ударом размозжили ему череп?

– Так уж случилось.

– А потом?

– Испугался я. Испугался и уехал.

– Но ведь Ситник еще, возможно, был жив. Если собирались только проучить, надо было вызвать «скорую помощь» или отвезти его в больницу.

– Перепугался я...

– Бить не перепугались, а когда упал – испугались?

– Получается, что так.

Следователь достал из стола деньги, найденные в квартире Бурнусова.

– Вы утверждаете, что эти деньги ваши?

– Мои.

– Долго собирали?

– А я, начальник, неплохо зарабатываю. Поинтересуйтесь в гараже. Не меньше трех сотен в месяц. А если с прогрессивкой, то и до четырех.

– Для чего собирали деньги?

– Так я с Розкой, значит... А девушки деньги любят.

– Да, Розалия Ютковская любит, – согласился Дробаха. – Часто бывали с ней в ресторанах?

Бурнусов понял, куда клонит следователь, и ответил неуверенно:

– Не так уж...

– Только вчера вы истратили в ресторане «Метро» свыше пятидесяти рублей. Было такое?

Бурнусов зло покосился на Хаблака.

– Было.

– Взяли сотню отсюда? – следователь похлопал ладонью по пачке.

– Что, других нет?

– Здесь три тысячи девятьсот. Очевидно, получили от кого-то четыре тысячи...

– Кровные... – Бурнусов приложил руку к сердцу. – Честно заработанные и сэкономленные. Во всем себе отказывал.

Дробаха укоризненно покачал головой:

– Следовательно, вы утверждаете, что сотню из пачки не брали?

– Не брал.

– И давно не прикасались к пачке?

– Дней десять. В зарплату полсотни положил. И все.

Дробаха аккуратно снял деньги с газеты, разгладил ее на столе. Ткнул пальцем в дату на первой странице.

– Нехорошо лгать, Бурнусов. Позавчерашняя газета.

– Выходит, забыл... – заерзал на стуле Жека. – Ага! – ударил он себя ладонью по лбу. – Точно, купил газету в киоске, прочитал, а потом вспомнил, что старая уже обтрепалась. Да и на деньги посмотреть захотелось. Завернул в свежую газету.

– Где покупали?

– Что?

– Газету, Бурнусов.

– В киоске. Напротив моего дома. А что?

– Так и запишем: вы утверждаете, что купили газету позавчера в киоске напротив дома.

– Точно. Уже и «Правду» купить нельзя?

– Можно, Бурнусов, даже нужно. Но чем вы можете объяснить, что эта газета напечатана в Одессе? – Следователь быстро перевернул «Правду», провел ногтем по последней строке. – Видите, так и написано: «Газета передана в Одессу по фототелеграфу».

– А я знаю, что они там пишут? – растерялся Жека.

– Газеты, продающиеся в Киеве, печатаются в киевских типографиях. А где вы взяли эту? Кто передал вам деньги, Бурнусов? И за что?

– Но я же говорю...

– Вы сказали неправду, Бурнусов. И если будете продолжать лгать, этим только ухудшите свое положение.

Жека уставился в пол. Наконец как-то обессиленно развел руками и сказал:

– Не хотел я, да он принес деньги... А Олег этот проклятый возле Розки вертелся – черт попутал, начальник, не знаю, как все это и случилось...

– Давайте вместе разберемся, – вежливо предложил следователь. – Итак, с чего все началось?

– Спал я после смены, – хриплым голосом начал Бурнусов. – Поздно вернулся, сплю, а тут звонят. Заходит, интересуется, живет ли здесь такой-то. То есть я... Да, подтверждаю. Он садится и говорит: «Хочешь иметь четыре куска?» Кто ж не хочет? И я хочу, однако за что? А он: «Олега Ситника знаешь?» Знаю, черт бы его побрал, почему не знать фрайера? «Надо его убрать, говорит. Чистое дело, и четыре куска твои». Не хотел я, начальник, точно не хотел, и даже четыре куска не привлекали. А он, фуфло, развернул газетку – и денежки будто языки показывают. Дразнятся, суки, кто тут выдержит? А «бабки» мне во как нужны – Розка брючный костюм хочет, да и ребятам в парке задолжал. К тому же этот фрайер Ситник вот где у меня сидит, я бы его и задаром... – Бурнусов запнулся. – Оставляй, говорю, деньги. А он завернул их, положил в портфель, погрозил пальцем и возражает: «Получишь вечером после дела». И сообщает, что в половине восьмого Ситник приедет на дачу, там никого – делай все, что хочешь. Говорит: «Я тебя с половины восьмого до восьми у станции метро «Левобережная» буду ждать, там и деньги получишь». В четыре я заступил, по городу поездил, не хотел я этого, но черт попутал, дай, думаю, попугаю фрайера, ну и поехал...

– А этот человек ждал вас?

– Как и договорились, у «Левобережной». Сел в машину, я ему и докладываю: порядок. А он только засмеялся: я, мол, знал, что будет порядок, деньги вынул, на сиденье оставил, а сам вышел.

– Где?

– Возле гостиницы «Славутич».

Дробаха переглянулся с Хаблаком, и майор, не говоря ни слова, встал. Вышел и вернулся через несколько минут, когда следователь записывал приметы человека, заплатившего Бурнусову четыре тысячи за убийство: пожилой, за пятьдесят, в сером костюме и черном берете, среднего роста, уши хрящеватые, нос приплюснутый, а лоб морщинистый. Портрет получился довольно выразительный. Жека подобострастно смотрел на следователя: знал, что его ждет, но все же надеялся хоть как-нибудь смягчить свою судьбу.

Дробаха вызвал конвоира и отправил Бурнусова.

– Ну и фрукт, – сказал он, пряча протокол в ящик стола.

– Зозуля поехал в «Славутич», – сообщил Хаблак.

Следователь пошевелил пальцами.

– Разумно, – одобрил он. – Человек из Одессы! В этом что-то есть, и, мне кажется, скифская чаша поедет к Черному морю, если уже не там.

– А я пока поеду к завхозу издательства, – решил майор. – Соскучился по нему и хотел бы расспросить кое о чем.

– Пусть вам повезет. – Дробаха подышал на кончики пальцев, и Хаблак понял, что у следователя хорошее настроение.

Крот отворил неслышно. Стоял и смотрел на Хаблака совершенно спокойно, нисколько не был удивлен, будто пришел к нему в гости старый знакомый, а не сотрудник угрозыска.

Посторонился, давая пройти, и майор вошел в прихожую. Думал, что квартира Крота, старого холостяка, захламлена и не прибрана, однако в прихожей все блестело, словно только сегодня здесь была генеральная уборка, всюду вытерли пыль и натерли до блеска паркет.

Хаблак невольно посмотрел на свои не очень чистые туфли, но Юхим Сидорович успокаивающе махнул рукой.

– Проходите, – не очень учтиво, но и без раздражения пригласил он. – Пришли вы по делу, не сомневаюсь, так прошу пройти и сесть.

И в комнате все блестело, а на подоконнике стояли цветы. Мебель не стильная – Крот мог устраивать другим импортные гарнитуры, сам относился к ним, по всей вероятности, равнодушно, потому что приобрел себе лишь широкий и удобный диван, на котором хороню спалось и читалось: возле дивана стоял торшер с яркой лампочкой, а на спинке лежала раскрытая книга.

Крот подал майору стул, а сам остановился у буфета, опершись локтем о полочку. Он был без очков, но видел, очевидно, неплохо, правда, несколько прищуривался и какие-то искорки бегали в глазах.

– Мы проверили ваши показания, Юхим Сидорович, – сказал Хаблак. – Действительно, позавчера после работы вы были в гостях, и это свидетельствует в вашу пользу. Но скажите, пожалуйста, где и когда вы встречались с человеком, приезжавшим к вам из Одессы?

На лице Крота не шевельнулся ни один мускул.

– Что-то не то, майор, – возразил он. – Вы все время ходите вокруг меня, однако напрасно. Я к вашим делам не причастен.

– А к каким? – не сдержался Хаблак.

– У каждого человека свои...

– Достать и продать мебель, дефицитные товары...

– Вот оно что! – воскликнул Крот, – А я-то думаю, откуда ноги растут! Какой-то Петро Панасович с Чоколивки посылает ко мне человека... А это, оказывается, ваши ребята прощупывают, будто у них нет других дел...

– Это уж позвольте решать нам, – остановил его майор, – что и как делать.

– Да разве я возражаю. Только оставьте меня, а то ходят вокруг. Думаете, не знаю зачем? Думаете, Крот чашу украл? Зачем мне ваша чаша? Чего мне не хватает? – Он обвел рукой комнату. – Все у меня есть, и ни в чем не нуждаюсь. Понятно?

– Спокойнее, Юхим Сидорович. Есть к вам вопрос. Давно виделись с Розалией Ютковской?

– Какой такой Розалией?

– Разве не к вам она приходила в издательство?

Крот отошел от буфета, сел рядом с Хаблаком.

– Одессит какой-то, – раздраженно сказал он, – теперь Розалия! Вы можете объяснить?

– Охотно, Юхим Сидорович. Но сперва скажите – и Евгения Бурнусова не знаете?

– Впервые слышу.

– Мы устроим очную ставку.

– Не возражаю.

– А что кроме мебели вы можете еще достать? – перевел майор разговор на другую тему.

– В чем нуждаетесь?

– Ни в чем.

– Так зачем же лишние вопросы?

– Не лишние.

– Считаете?

– Сколько комиссионных берете?

– Фактики собираете?

– Что поделаешь, такая уж у нас профессия.

– Сами собирайте, я вам не помощник.

– Все равно найдем чашу, – сказал Хаблак твердо. – Найдем, это я вам точно говорю.

– Ну если бы я на самом деле украл чашу, неужели бы признался? – воскликнул Крот, – Тем более что Олежка погиб. Думаете, только вы понимаете, что именно из-за чаши его убили? Вот видите, какой узел завязался, кто же вам сам признается? А мне Олега жаль, хороший был парень и запутался. Я говорил ему...

– Что?

– Чтоб характер ломал.

– Это в шашлычной, когда водку пили?

– И там тоже.

– О чем вы разговаривали с Ситником?

– Вам скажи, из всего дело сделаете...

– И все же придется.

– Впрочем, не такой уж и большой секрет. Кирпичи просил достать. Две тысячи штук. Для той же дачи, где и погиб.

– И вы обещали?

– Да.

– А как можете достать?

– Пустяки. Две тысячи кирпичей – глупость. Один знакомый на лесоторговом складе работает. Он и выпишет.

– Незаконно?

– Почему? Есть и нелимитированный кирпич.

– И много у вас таких знакомых?

– Много, – нисколько не встревожился Крот. – Я завхозом десять лет работаю, а перед этим в горторге. – Он уставился на Хаблака. – Знаю, о чем вы думаете, Крот – доставала и с этого «навар» имеет. А «навар» у меня такой: ну бутылочку разопьем. Это если уж очень настаивают, ради компании. Потому что здоровье уж не то и вообще не очень люблю. Еще книжками балуюсь, так, может, кто-нибудь и подарит. – Он указал на несколько полок, заставленных книгами. – Вот и весь мой «навар», хотите – верьте, хотите – нет.

Майор почему-то поймал себя на мысли, что ему вообще хочется верить. Интуиция редко обманывала его, но ведь, как говорится, ее к делу не подошьешь... Но к кому же приходила в издательство Ютковская? Хаблак понимал, что от выяснения этого вопроса во многом будет зависеть ход расследования. Но вряд ли парикмахерша Роза сама признается. Вспомнил удлиненное лицо с черными цыганскими глазами, в которых мерцали огоньки, – совсем не глупые глаза, эта Ютковская многое видела и многое знает, опытная, ее голыми руками не возьмешь.

И все же надо попробовать.

Майор распрощался с Юхимом Сидоровичем и поехал к Дробахе. Оба остались на полчаса после работы, разрабатывая план допроса, а в том, что Ютковскую следует допросить, у Дробахи тоже не было сомнений.

...Следователь встретил парикмахершу Розу учтиво и даже церемонно. Извинился, что вынужден побеспокоить, даже предложил стакан чая, но девушка отказалась и только попросила разрешения закурить. Дробаха вынул из ящика пачку сигарет, но Ютковская даже не взглянула на них, достала из сумочки какую-то длинную, с двойным фильтром, наверное, импортную сигарету, щелкнула не менее роскошной зажигалкой и положила ногу на ногу, не одернув на коленях и без того не очень длинную юбку. Сидела, как бы демонстрируя себя: длинная сигарета, длинные ноги, удлиненное лицо с длинными черными ресницами, высокая каштановая прическа... Все это должно было произвести впечатление, тем более на этого пожилого, лысоватого мужчину с заметным брюшком. Роза знала, что нравится таким, пустила дым вверх, покачала туфлей. Улыбнулась манерно, но смотрела из-под ресниц внимательно и спокойно. Кажется, старикашка несколько растаял – сидит, сложив на животе пальцы, и перебирает ими.

Наконец Ютковская вздохнула и спросила:

– Никогда еще не была в прокуратуре. Зачем это?

Дробаха подвинул к ней бумаги, объяснил, где следует расписаться и для чего. Быстро записал необходимые данные, потом положил ручку на стол и сказал:

– Такая уж у нас работа, должны вызывать людей, что поделаешь, иногда это неприятно, но закон остается законом.

Розалия махнула рукой, как бы извиняя следователя: правда, мол, ничего не поделаешь, однако давайте быстрее, спрашивайте – жизнь не ждет, вон на улице солнце и каштаны падают на брусчатку вместе с желтыми листьями, зачем же зря тратить время?

Дробаха слегка пополировал ногти о лацкан пиджака, хотел дохнуть на них, но передумал и спросил:

– Вы знакомы с работником издательства Олегом Ситником?

Ютковская скорбно склонила голову:

– Знакома.

– Знаете, что с ним случилось?

Девушка покопалась в сумочке, достала носовой платочек, приложила к совсем сухим глазам.

– Такой ужас, – изобразила она волнение, – я даже не поверила: в наше время убивать человека!

Она сделала ударение на словах «в наше время», и следователь подумал, что девушка сейчас пустится в банальные истории, но Ютковская ограничилась только восклицанием, аккуратно сложила платочек и спрятала в сумочку почти одного цвета с ее мохеровой кофточкой.

– Хороший был парень? – спросил Дробаха.

– Чудесный.

– В каких вы были отношениях?

– Он влюбился в меня.

– А вы?

– Олег нравился мне.

– Часто встречались?

– Он звонил мне почти ежедневно.

– Ходили в кино, театры?

– Да.

– И рестораны?

– Иногда.

– Когда познакомились?

– Летом. Кажется, в июне.

– И кто вас познакомил?

Ютковская сделала секундную паузу, но она не укрылась от внимания следователя.

– Случайное знакомство.

– Где и как?

– Ехали в троллейбусе, и он заговорил со мною.

– И часто вы так знакомитесь?

Девушка подняла на него глаза, обиженно возразила:

– За кого вы меня принимаете?

– Сами сказали: случайное знакомство в троллейбусе. Итак, Ситник заговорил с вами и вы ответили ему?

– Конечно, но он был так вежлив, что просто нельзя было не ответить.

– В каком троллейбусе?

И опять девушка на мгновение задумалась.

– Кажется, в восьмом.

– Откуда ехали?

– Неужели это имеет значение?

– Очевидно, если я спрашиваю.

– От подруги.

– Где живет?

– На Чоколовке.

– Как ее зовут? Адрес?

Ютковская поправила прическу, сморщила лоб, провела по нему рукой с ярко накрашенными ногтями.

– Извините... – В ее голосе звучало искреннее сожаление. – Я немножко перепутала. В том троллейбусе я познакомилась с другим парнем, а с Олегом на двадцатом маршруте. Ехала с площади Толстого до парикмахерской, на площади есть магазин, где продают вышитые рубашки, может, были там, целый салон, так я смотрела рубашки, а потом возвращалась на работу.

– Купили?

– Что? – удивилась Роза.

– Рубашку.

– Нет, на мой вкус не было.

– А как узнали, что Ситник погиб?

– Я назначила Олегу свидание, а он не пришел. На следующий день позвонила ему на работу, и мне сказали.

– Кто?

– Не знаю, мужской голос.

– И что вам сказали?

– Что Олег убит. В Русановских садах.

– Вы ему там назначили свидание?

– Нет, на Крещатике.

– И это сообщение поразило вас?

– Какой ужас! – она опять достала из сумки платочек. – Я чуть с ума не сошла...

В дверь постучали.

– Входите, – разрешил Дробаха. – Наверное, вам будет интересно увидеться... – он указал вошедшему Хаблаку на стул.

У Розы вытянулось лицо.

– А вы почему здесь? – обескураженно спросила она.

– Старший инспектор уголовного розыска майор Хаблак, – представил его следователь.

Девушка вдруг поняла все. Глаза у нее стали злыми, щеки покраснели.

– В жмурки играете? – с вызовом спросила она.

– Приходится, – спокойно ответил майор.

– Но вернемся к делу... – постучал Дробаха ногтями по столу. – Вы сказали, что сообщение об убийстве Ситника очень поразило вас.

– Да, – Ютковская демонстративно отвернулась от Хаблака. – Это было ужасно.

– Не так уж и ужасно, если учесть, что вы вечером пошли в ресторан.

– Меня уговорила Вита. Мастер нашей парикмахерской. Она настаивала, и я не могла отказать.

– И пригласили Бурнусова?

– Он как раз случайно позвонил мне.

– Давно знаете Бурнусова?

– С весны.

– С Ситником познакомились позже?

– Приблизительно через месяц.

– С Бурнусовым тоже впервые встретились в троллейбусе?

Ютковская выпрямилась на стуле.

– С кем хочу, с тем и знакомлюсь! – дерзко ответила она. – И вы мне не указывайте.

– И не собираемся. – Дробаха олицетворял само спокойствие. – Не собираемся и не имеем права, хотя в частном порядке мог бы и посоветовать...

– Обойдусь без ваших советов! – напускная скромность Ютковской сразу исчезла.

– Договорились, – остановил ее следователь. – После вечера в ресторане виделись с Бурнусовым?

– Вчера он должен был работать во второй смене, позвонит сегодня.

Дробаха переглянулся с Хаблаком: ответ прозвучал естественно – Ютковская еще не знала об аресте Бурнусова.

– Вы виделись с Евгением Бурнусовым накануне встречи в ресторане?

– Нет, я работала во второй смене и вечером сразу пошла домой.

– А он не заходил к вам?

– Не мог, он в тот день работал.

– И не звонил?

– Нет.

– А вы в тот день не звонили Ситнику?

Она энергично покачала головой.

– Не имела намерения.

– И не назначали свидания?

– Я же говорила: работала во второй смене, устала – и сразу домой.

– Где вы встречались с Ситником?

– Ходили в кино, иногда вместе ужинали или обедали.

– Он бывал у вас дома?

– Ко мне нельзя, я живу у тетки.

– А у него?

– Он же снимал проходную комнату.

– Ездили с ним в Русановские сады? – Следователь задал этот вопрос так же монотонно, как и предыдущие, казалось, даже не смотрел на девушку, но мог бы поклясться, что в глазах Ютковской мелькнул страх.

– В какие еще сады? – переспросила она. – Туда, где убили Олега?

– Да.

– Никогда не бывали там.

– Вы утверждаете это?

– Конечно.

– Я бы не советовал вам говорить неправду.

– Но я же действительно никогда не ездила туда.

Дробаха обошел вокруг стола, остановился перед Ютковской и, глядя на нее сверху вниз, рассудительно сказал:

– Соседка Ситника по даче видела вас там и опознала по фотографии. Сейчас мы можем устроить очную ставку.

Розалия побледнела. Бросила на следователя взгляд исподлобья, подумала и с надрывом произнесла:

– Но поймите же меня! Олег заманил меня на дачу. Мы немножко выпили, и он уговорил поехать... А потом... – Ютковская схватилась за голову, но так, чтобы не испортить прическу. – А потом произошло все, и я возненавидела это место. И не могла признаться, что ездила туда.

– Два дня назад не назначали Ситнику свидание там же?

– Как я могла!

Дробаха обошел стол, занял свое место и возразил:

– Могли, гражданка Ютковская. Мне трудно поверить вам, но, к сожалению, пока вынужден. Теперь вот что: вы заходили когда-нибудь в издательство?

Она ответила не колеблясь:

– Никогда.

– Но вы ведь знали, что Ситник работает там?

– Он не делал из этого тайны.

– А Бурнусову было известно, что вы встречаетесь с Ситником?

– Как-то он видел нас на Крещатике.

– И как отнесся к этому?

– Устроил скандал.

– А Ситник?

– Он любил меня и сказал, что не отступится.

– Бурнусов угрожал ему?

– Еще как! – Розалия оживилась, и Хаблак подумал, что ей совсем не жаль Бурнусова, вообще никого не жаль, влюблена лишь в себя и ценит только собственное благополучие – вероятно, сейчас начнет топить Бурнусова. Так оно и оказалось. Ютковская вытащила еще одну сигарету, торопливо прикурила – наверное, приняла за это время окончательное решение – и сказала:

– Жека грозился, что убьет Олега.

– Тогда же, после скандала на Крещатике?

– И тогда, и позже. Однако я не придавала этому значения. Но теперь... Неужели это он?

Так быстро, за несколько секунд, продала без колебаний... плюнула и растерла. Ведь она не знала, что у милиции есть против Бурнусова неопровержимые улики и что ее любовник уже арестован.

– Так и запишем, – как-то грустно констатировал следователь.

Хаблак понимающе посмотрел на него: всегда грустно сталкиваться с человеческой подлостью, да еще в таком обнаженном виде.

– А Бурнусов знал, что Ситники имеют дачу в Русановских садах? – спросил майор.

Девушка на мгновение задумалась, видно, взвешивала, как ответить. В конце концов сочла за лучшее сказать неопределенно:

– Мне это неизвестно, может, и узнал от кого-нибудь.

– Где живут ваши родители? – поинтересовался Дробаха.

– В Мироновке Киевской области.

– Кроме тетки, есть родственники в Киеве?

И опять Ютковская какое-то мгновение колебалась. Но ответила твердо:

– Нет.

Следователь придвинул ей протокол.

– Внимательно прочитайте и подпишите. Если, конечно, согласны с записанным.

Когда Ютковская ушла, Дробаха вынул из шкафа чистые стаканы, налил майору и себе крепкого чая, положил в свой четыре ложечки сахара, долго размешивал, наконец спросил:

– Ну как, понравилась?

– Я же с ней танцевал в ресторане, – улыбнулся майор, – и знаю ее несколько лучше.

– Все ей бог дал, кроме души.

– Таким, говорят, легче жить.

– И вы верите в это? – искренне удивился Дробаха.

– Так некоторые считают, – уточнил майор. – Не завидую тому, кто угодит в ее сети.

– Не один... – следователь подышал на пальцы, – не один там будет, майор, потому что на такие колени и прочие прелести клюнуть легко. И она хорошо это знает: не упустит своего.

– Тогда зачем ей понадобился Бурнусов? Вряд ли планировала жить с ним.

– Разумеется. Ей и Ситник не был нужен. Парень видный, покрутила немножко и бросила. Ютковская найдет себе убеленного сединами, с деньгами, машиной и дачей. А с бурнусовыми будет ездить в рестораны.

– Это она позвонила Ситнику, – убежденно сказал Хаблак, – и предложила встретиться на даче.

– Как мог выйти на нее одессит? – заколебался Дробаха. – И где чаша?

– Не сомневаюсь, что Ютковская случайно познакомилась с Ситником.

– Конечно. Уже несколько месяцев встречались, а ситуация с чашей возникла на днях?

– Кто-то быстро воспользовался их знакомством.

– Я понял, что Крота вы почти исключаете.

– Как-то он раскрылся. Ну совсем другой человек... И если даже я поверил ему!..

– Бывает, Сергей Антонович, ничто человеческое не чуждо людям, даже таким законникам, как мы с вами.

– Ютковская! – упрямо нагнул голову Хаблак. – Сейчас за ней пошли наши ребята. Интересно, как поступит?

– Она девушка умная и осторожная.

– Верно, осторожная. И не простая пешка в игре. Надо изучить круг ее знакомств.

– Прекрасная у нее работа, – поморщился Дробаха. – Сел клиент в кресло, побрила, ушел... За день десятки людей... И с каждым поболтает, каждому улыбнется, а о чем говорят – дудки, не узнаешь.

– Вот именно, – согласился майор. – Но там новый заведующий. Молодой и талантливый, принимал участие в конкурсе парикмахеров в Варшаве. Наверное, комсомолец, и я попробую найти с ним общий язык.

– А как с одесситами?

Хаблак вынул из папки бумажку, подал следователю. Сообщил:

– Пятеро жителей Одессы находились в тот день в гостинице «Славутич». Две женщины, их исключаем сразу. Еще одного, Петра Андреевича Чертова, тоже. В тот день, когда «одессит» разговаривал с Бурнусовым, Чертов сидел на коллегии министерства, потом ужинал с товарищами. Полное алиби. А с двумя остальными не мечтало бы познакомиться. Виктор Юрьевич Панасенко и Георгий Викторович Макогон. Панасенко работает в порту инженером, Макогон – бармен в гостинице «Моряк». Я думаю сделать так: сейчас Зозуля позвонит одесским коллегам, они достанут нам фотографии Панасенко и Макогона, покажем их Бурнусову – может, кого-нибудь и опознает. А я – в парикмахерскую. Заскочу только сперва в управление.

Пока майор добирался до угрозыска, туда пришли первые донесения от оперативников, следивших за Ютковской. После допроса она направилась к Бурнусову, разговаривала с его соседкой, наверное, узнала о его аресте и сразу же позвонила кому-то по телефону-автомату. Потом поехала домой. Телефона у нее в квартире не было, следовательно, связь с внешним миром могла поддерживать только через тетку.

Заведующего парикмахерской вызвали в городское управление бытового обслуживания. Он оказался действительно молодым человеком, лет двадцати пяти, не больше, – улыбающийся, розовощекий брюнет, все в жизни радовало его, впрочем, она пока только улыбалась ему: в таком возрасте стать заведующим, съездить в Варшаву и занять там второе место на конкурсе, быть избранным секретарем комсомольской организации управления... Заведующий любезно улыбнулся Хаблаку, без всякой угодливости или удивления пожал ему руку и представился:

– Яцкив Михайло Гнатович.

Серьезно, не перебивая и ничего не уточняя, выслушал майора и несколько напыщенно заявил:

– Попробуем помочь вам, товарищ Хаблак. Силами общественности.

– Но так, чтобы Ютковская ни о чем не догадывалась.

– Не лыком шиты, – улыбнулся он, по мнению майора, излишне задорно и самоуверенно.

– И поосторожней с Витой. Как ее фамилия? Зубач. Так вот, Виктория Зубач, насколько мне известно, подруга Ютковской и может проинформировать ее.

– Мне это тоже почему-то известно... – заметил Яцкив. – Кто с кем дружит в парикмахерской, а кто наоборот. Извините.

– Чего ж извиняться.

Хаблак оставил Яцкиву номер своего телефона и вернулся в управление. Еще в коридоре его остановил Зозуля и сообщил, что фотографии Панасенко и Макогона одесские товарищи перешлют трехчасовым рейсом – в половине пятого они будут в аэропорту.

– Давай сюда в пять Бурнусова, – приказал майор и пошел к Каштанову. Полковника не застал.

– Самолет уже в воздухе, а я еду в Жуляны, – сказал ему в кабинете Зозуля.