Текст книги "Скифская чаша"

Автор книги: Ростислав Самбук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 38 страниц)

– Я не настолько самоуверен...

– Ситник хорошо играл в баскетбол?

– Один из лучших нападающих. У него природная реакция на мяч.

– И давно бросил спорт?

– Года два...

– Почему?

– По-моему, потерял форму. В спорте надо держаться, а он стал к бутылке прикладываться.

– И частенько?

– Сначала не очень, а теперь случается...

– С кем пьет?

– Олег не ограничивает свою компанию.

– Как это понять?

– Неразборчив. Сегодня с одним, завтра с другим. Случайные люди. Вчера в шашлычной пил водку с Кротом. Ну какие у них могут быть общие интересы?

– С Кротом? С Юхимом Сидоровичем?

– Нашим завхозом.

– В какой шашлычной?

– Может, видели, в переулке направо.

– Водку там не отпускают.

– А бутылки ящиками вывозят!

– Вероятно, вывозят, – неожиданно согласился Хаблак. – Вы к ним подходили?

– Зачем?

– Сотрудники все же...

– Пьяные! – жестко ответил Власюк. – Какой с пьяными разговор?..

– И когда это случилось?

– Вечером. Должно быть, они давно там стояли.

– Почему так считаете?

– Олег, когда много выпьет, говорит слишком громко. А я его еще с порога услышал.

– А если пили стаканами?

– Возможно, что и так. Да нет... Шашлыки повторяли. На столике стояли пустые грязные тарелки.

Сообщение заинтересовало Хаблака, но он сказал нарочито небрежно:

– Ну и что? Сошлись люди... Может, они и раньше выпивали...

– Не думаю. Крот, когда выпьет, становится невыносимым. И ребята это знают.

– Чураются?

– Тип не из лучших...

– Почему?

– Кулак. Зимой снегу не допросишься.

– Что-нибудь просили?

– Кто же в издательстве не имел с ним дел? Бумаги надо, карандаш или копирку... К Кроту. А он как личное одолжение делает. Ей-богу, легче в магазине приобрести, чем на его физиономию смотреть.

Майор вспомнил лицо завхоза: хорек с очками на кончике носа.

– Еще и на руку не чист.

– Неужели?

– Не могу утверждать, но слышал: на каждом килограмме бумаги граммов по пятьсот выгадывает.

– Сказали бы директору.

– А-а, – махнул рукой Власюк, – легче промолчать.

– Странная позиция.

Хлопнула дверь, и в комнату ворвался Ситник. Раскрасневшийся, волосы взъерошенные. Бросил портфель на стол и только тогда увидел Хаблака. Как-то сразу застеснялся, пригладил шевелюру, подал руку сперва Власюку, потом, чуть поколебавшись, майору. Сел за стол, выдвинул ящик и сразу задвинул назад. Достал из портфеля папку, развязал тесемки.

То ли Власюка начал тяготить разговор с майором, то ли понял, что тому надо поговорить с Ситником, но сделал вид, что у него какое-то дело, и оставил их наедине.

Ситник вынул из папки рукопись, принялся листать страницы, но делал это механически – Хаблак уголком глаза видел, как Ситник искоса поглядывал на него.

Пауза затягивалась, Ситник начал немного нервничать. Это лило воду на мельницу майора, и Хаблак сидел, делая вид, что разглядывает что-то за окном. Наконец сокрушенно вздохнул, повернулся к Ситнику и спросил:

– Вы знаете, кто я такой, Олег Павлович?

– Ну кто же вас не знает, вы теперь самая популярная фигура в издательстве! – вызывающе ответил он. – Комиссар Мегрэ!

– Считаете, что до комиссара мне далеко?

– Я ничего не считаю и считать не хочу. Какое мне дело?

Хаблак еще раз вздохнул.

– Проклятая чаша! – сказал он. – Теперь ищи ее сто лет!

– Неужели?

– Как сквозь землю провалилась.

Ситник усмехнулся, но как-то вымученно.

– Странная история... – неуверенно сказал он.

– Странная не странная, а неприятная, но найдем.

– Конечно, найдете! – почему-то даже – обрадовался Ситник. – Я так считаю: когда-нибудь и где-нибудь она обязательно вынырнет. Вся ее ценность в том, что две тысячи лет. Серебро на слиток переплавлять никто не станет, сколько это серебро стоит! А так...

– Сколько же?

– Должно быть, не одну и не две тысячи... И даже не десять!

– Разумеется, – кивнул Хаблак. – Два миллиона. Как минимум – два. В долларах.

У Ситника округлились глаза.

– Неужели? – выдохнул он. – Никогда бы не подумал. Но кому же продать?

– Да, это трудное дело.

– Вот я и говорю: все равно где-нибудь вынырнет.

– А если за рубежом?

– Думаете? За границу надо вывезти. Сложно.

– Да, сложно, хотя всякое бывает.

Ситник задумался.

– Теперь за рубеж много народу ездит, за всеми не уследишь. Такие деньги! – Он нервно смял лист бумаги.

– Да, – не без ехидства усмехнулся Хаблак. – И на машину хватило бы, и на джинсовые костюмы. На всю жизнь.

– На всю жизнь! – повторил Ситник и облизал запекшиеся губы.

– А вы были за границей?

– Ездил со «Спартаком» во Францию и Австрию. Еще в Польшу и Чехословакию.

– С киевским «Спартаком»? – Хаблак сделал вид, что не знает, каким видом спорта занимался Ситник. – Волейбол?

– Баскетбол.

– Давно?

– Три года назад.

– Бросили?

– Возраст...

– Сколько же вам?

– Двадцать шесть.

– Еще могли бы играть.

– Трудно.

– Режим?

– И режим надоел.

– Выпиваете?

– А это уж мое дело! – резко ответил он.

– Конечно, ваше. Но ведь сложно: за частную квартиру надо платить, да еще и на водку...

– А вы мои деньги не считайте.

– Вы правы, каждый считает свои. Просто сочувствую вам.

– Не нуждаюсь. С каких это пор в милиции моралисты объявились?

– А нам без морали нельзя.

– И без наручников?

– И без наручников, – серьезно согласился Хаблак. – Убийцы и воры, к сожалению, еще не перевелись.

– Недавно у нас тут милицейский майор выступал. Оптимистичнее был настроен. Бандитов, говорил, уже нет.

– Да, вооруженный бандитизм мы уже, как пишет пресса, ликвидировали. Однако убийцы...

– Вот видите...

– Разные люди бывают. Да и водка иногда головы кружит. Вы вчера сколько выпили?

– Откуда вы взяли?

– Видно.

– Так я и о вас могу сказать.

– Значит, не пили?

Ситник энергично покачал головой.

– А мне говорили... Вероятно, ошиблись.

– Не «вероятно», а точно.

– Действительно, какие у вас могут быть общие интересы с Кротом? – Спросив это, майор увидел, как щеки Ситника покрылись красными пятнами.

– Почему с Кротом? – неуверенно переспросил он.

– Потому что вечером вас видели вместе с Юхимом Сидоровичем в шашлычной. Поблизости, за углом.

– Поужинать нельзя?

– И водки выпить?

– Там не отпускают.

– Но вы же взяли с собой. Или Крот?

– Вас это очень интересует?

– Секрет?

– Не люблю, когда посторонние суют свой нос в мои дела! – Это прозвучало не очень вежливо, но Хаблак не рассердился. Однако все же решил поставить Ситника на место.

– Я не советовал бы вам лезть в бутылку, Олег Павлович. Меня абсолютно серьезно интересует ваш разговор с завхозом.

На мгновение майору показалось, что Ситник струхнул. Спрятал руки под стол, сжав их коленями.

– Какой разговор? – пробормотал он. – Случайная выпивка.

– Кто покупал водку?

– Какое это имеет значение?

– Возможно, имеет.

– Ну я.

– Угощали завхоза? Зачем?

– Неужели я не могу просто так, без всякого дела выпить с коллегой?

– Не говорите... Неинтересно вам с Юхимом Сидоровичем.

Ситник успел взять себя в руки.

– Неинтересно, – согласился он. – Но тетке кирпич нужен, а Крот может достать.

– У вас есть тетка?

– А то как же.

– Зачем ей кирпич?

– У нее возле Русановской протоки сад. И деревянный домик. Так хочет облицевать кирпичом.

– И Крот пообещал кирпич?

– Говорил, на той неделе.

– Благодетель!

– Благодетель не благодетель, а деловой человек.

– Все может достать?

Ситник подозрительно посмотрел на майора и не ответил.

Хаблак достал бумажку со схемой расположения людей в кабинете директора во время встречи с Хоролевским. Положил перед Ситником, предварительно отметив крестиком его место.

– Вы сидели здесь? – ткнул он пальцем.

Ситник долго смотрел на бумажку, наконец поднял глаза на майора.

– Да, я сидел именно на этом месте, – ответил он четко, будто стоял в строю и докладывал командиру.

– Когда погас свет, не вставали?

Ситник замигал, глаза у него потемнели, стали злыми.

– Вот что, – вдруг стукнул он кулаком по столу, – идите вы ко всем чертям!

– Я же не обижал вас, Олег Павлович.

– Считаете, что беспочвенное подозрение – не обида?

– Я расспрашиваю всех работников издательства, и никто еще не воспринял мои вопросы как личную обиду.

– У каждого свой гонор, – примирительно ответил Ситник.

– Итак, не вставали?

– Нет.

– Вы курите?

– Хотите сигарету?

– Не курю. А спички есть?

– Зажигалка. – Ситник достал из кармана и щелкнул. Прозрачный огонек блеснул длинным языком. – Американская, «Ронсон».

Майор взял зажигалку, щелкнул. Спросил:

– Когда погас свет, почему не зажгли?

Ситник снова положил руки между коленями. Покачался на стуле и неуверенно ответил:

– Странно как-то... Сам не знаю почему. Сначала думал – свет сразу вспыхнет, потом, пока вынул зажигалку...

– Данько сидел рядом с вами?

– Кажется.

– А он успел достать коробку, нащупать спичку, чиркнуть.

– Ну так что?

– Вы могли бы управиться с зажигалкой быстрее.

– Допустим, мог...

– Вероятно, тогда скифская чаша не исчезла бы.

– Разве несколько секунд имеют значение?

– Выходит, имеют. Человек встает, выбрасывает чашу из комнаты и снова занимает место... Сколько секунд на это нужно?

Ситник посмотрел исподлобья и сразу опустил глаза.

– А вы уже подсчитали? – неприязненно спросил он.

– Приблизительно.

– И сколько же?

– Секунд десять – двенадцать. Или даже меньше.

– Глупости какие-то, – сказал Ситник. – Выдумки и чепуха.

– Не такие уж и выдумки, Олег Павлович. Особенно если чашу бросает тренированная рука!

Ситник посмотрел на майора тяжелым взглядом. Встал и потряс указательным пальцем.

– Вот, оказывается, в чем дело! – глухо произнес он. – Катите на меня бочку? Шерлоки Холмсы родные! Только ничего у вас не выйдет. Ничего и никогда, поняли?

Хаблак тоже встал. Только стол разделял их. Взял со стола пачку сигарет, положенную Ситником. Бросил в угол комнаты, как вчера тот – Данько. Пачка опустилась на стул, описав большую дугу.

– Вот так, Олег Павлович! – засмеялся майор. – Правда, быстро? – И, не оглядываясь, вышел из комнаты.

Зозуля доехал на трамвае до бульвара Гагарина, прошел пешком несколько кварталов и наконец увидел дом, где жил Крот. Пятиэтажный, не очень уютный, но обсаженный фруктовыми и декоративными деревьями. До пятого этажа по кирпичной стене вился виноград: с лоз свисали спелые черные гроздья.

Лейтенант подумал, как хорошо жить тем, чей балкон на третьем этаже: сиди, грейся на солнце и ешь сладкие ягоды. Вероятно, это балкон самого Юхима Сидоровича – ведь тот живет именно в этом подъезде. Быстро подсчитал: нет, восьмая квартира на втором этаже и с противоположной стороны. Все равно красиво, под окнами квартиры склонились ветки яблони.

На скамейке у подъезда сидела бабка в старомодном черном бархатном жакете. Она уже обратила внимание на Зозулю, с любопытством поглядывала на него, и лейтенант подсел к старушке.

– Хорошая погода, – сказал Зозуля, чтобы завязать разговор.

Этот дальновидный «дипломатический» ход был излишен, бабка давно уже скучала, она повернулась к лейтенанту и категорично подтвердила:

– Сколько живу, не помню такой осени, милай. – Она сказала «милай» так, как говорят, может быть, где-нибудь на Вологодчине, но лейтенант подумал, что там, вероятно, не носят таких бархатных жакетов, впрочем, это его не касалось – старушка была явно из говорливых, и Зозуля должен вытянуть из нее нужную информацию.

А та продолжала:

– Не помню, и не спорь, милай, такая теплая осень и раз в сто лет не выпадает, на моей памяти не было, а если уж я не помню, так это точно. Говорят, люди на пляж ходят, когда это видели, чтоб в конце сентября такое было? Глянь, виноград черный, а ведь далеко не каждый год вызревает, зеленым ребятишки обрывают внизу.

Лейтенант поправил воротничок рубашки. Правда, жарко, и воротничок был мокрым от пота.

– Давно здесь живете, бабушка? – спросил он.

– С тех пор как дом поставили, так и живу, милай. Сыну дали квартиру, десять лет прошло, вон видишь, какие деревья выросли, а сами сажали, чтоб польза людям была и краса тоже: живем не тужим, яблоки жуем, милай, – и в городе земля не гуляет. И не должна гулять, потому как польза людям всюду должна быть, хотя б маленькая.

– Точно, – одобрил лейтенант, – без пользы какая же это жизнь?

– Во! – Старушка чуть не подскочила на скамейке. – Мне уже скоро восемьдесят, а как без пользы? Говорю своим, зачем правнуков в детский сад, я еще вытяну, вас выходила, почему ж их не доглядеть, польза и мне, и детям, а они... отдыхайте, мама, да какой тут отдых? Там уж отдохнем... – она показала рукой на небо.

– Вы, бабушка, небось всех здесь знаете?

– Да, милай, кому ж, как не мне?.. А кто тебе нужен? – Она пристально и остро посмотрела на него совсем не старческим взглядом.

– Юхим Сидорович.

– Есть тут такой, – показала она пальцем в точно вычисленное Зозулей окно. – Крот его фамилие.

– Вот-вот, Крот! – Зозуля сделал вид, что обрадовался. – На втором этаже, говорите?

– Не торопись, милай, на работе Юхим Сидорович, разве не знаешь?

– Откуда же мне знать, приятель к нему прислал, говорит, обратись к Юхиму Сидоровичу, он-то поможет.

– Важный человек, – согласилась бабка. – К нему люди ходят за пользой, надо думать, потому как иначе для чего и ходить?

– Конечно, за пользой. Без дела зачем же? Я слышал, товарищ Крот все может.

– Юхим Сидорович пост занимает, – подтвердила старушка. – Начальство, стало быть. А начальство, оно и есть начальство. Вот люди и ходят. Племянница у него в мебельном магазине, Юхим Сидорович и ковер может, и мебель. Вот и мои купили, а кто достал, милай? Юхим Сидорович, дай бог ему здоровьица. Ну там, оно конешно, какую-то десятку подкинули, однако взял не себе, такой важный человек себе не позволит, продавцу или завмагу, те берут, только давай – не хватит!

– Вот и мне б мебели... – вздохнул Зозуля.

– Устроит, Юхим Сидорович все тебе устроит, – пообещала бабка, будто сама была причастна к делам Крота. – Ты не сумлевайся, важный человек Юхим Сидорович, ты пока к его другу-приятелю сходи, может, он сам твое дело обмозгует.

– Навряд ли, – возразил Зозуля, хотя бабкино сообщение о «друге-приятеле» чрезвычайно заинтересовало его.

– А ты людям верь, людям больше верить надо. Вон Никита в том доме, – показала она на противоположный пятиэтажный дом, – электриком он в подвале. В последнем подъезде подвал, так Никита там обретается.

– Электрик, говорите? – встал Зозуля.

– В жэке работает, – охотно объяснила бабка, – свет исправить или што другое, иностранное у него есть, в туалет или ванную, вот и нам поставил все белое-белое, я что ни день фланелью вытираю.

У лейтенанта появилось желание побыстрее увидеть этого электрика-сантехника, мастера на все руки, и он, помахав разговорчивой старушке рукой, направился под фруктовыми деревьями в соседний дом.

На грязной лестнице горела только одна тусклая лампочка, и Зозуля подумал, что такой разрекламированный умелец мог бы позволить себе и более приличное освещение. Споткнувшись о выбитые ступеньки, выругался про себя и постучал в плохо выкрашенную дверь.

– Входите! – раздалось оттуда.

Лейтенант вошел в большую комнату с самодельным столом посредине. Стол сколотили из толстых досок и приспособили к нему тиски, электрорубанок, циркульную пилу и еще какие-то незнакомые Зозуле приборы и инструменты. Посредине в беспорядке лежало разное электробарахло: розетки, штепсели, проволока, патроны. А на противоположном от лейтенанта углу стола, застланном газетой, стояла уже наполовину опорожненная бутылка водки, лежали большие красные помидоры, кольцо копченой колбасы, селедка и разрезанная на четыре части луковица.

За столом сидели двое, держа в руках стаканы, видно, только что чокнулись, и лейтенант помешал им в самую торжественную минуту.

Высокий, плохо выбритый брюнет хмуро посмотрел на непрошеного гостя, поставил стакан на край стола и недовольно кашлянул. Его товарищ, лысый здоровяк, лет за сорок, коренастый – развитые мускулы угадывались под грязноватой рубашкой, – встал, не выказывая неудовольствия, стоял и настороженно смотрел, ощупывая лейтенанта внимательными глазами.

– Мне бы Микиту... Электрика Микиту, – напустив на себя смущенный вид, сказал Зозуля. – Извините, что помешал, конечно, но мне сказали, он здесь.

Лысый только теперь поставил стакан.

– Ну я – Микита. – Он зачем-то вытер руки о рубашку. – И что вам надо?

– Я, собственно, к Юхиму Сидоровичу, – еще больше «застеснялся» лейтенант, – но мне посоветовали обратиться к вам, мол, вы знаете, когда будет Крот. Или где найти его. Я от Петра Панасовича, – соврал он на всякий случай, чтобы хоть как-нибудь объяснить свое вторжение.

– От Петра Панасовича? – на мгновение задумался электрик. – Какого это Петра?

– С Чоколивки. Он сказал, что Юхим Сидорович устроит мне дело. – Зозуля решил идти напролом.

– А какое же дело у тебя?

– Так к Юхиму же Сидоровичу.

– К нам, к Юхиму, не все ли равно?

– Мне, откровенно говоря, безразлично.

– А если безразлично, выкладывай.

– Петро Панасович говорил, что относительно мебели... Одним словом, через какую-то родственницу.

Лейтенанту показалось, что электрик-сантехник потерял к нему интерес. Сел на табурет и взял недопитый стакан.

– Если относительно мебели, то правда с Юхимом... – Он уже с полным равнодушием повернулся к Зозуле спиной. – Твое, – сказал он товарищу и выпил водку одним духом.

Электрик подцепил вилкой кусок селедки, отправил в рот сразу четверть луковицы и со вкусом начал жевать, не обращая на Зозулю никакого внимания, будто тот и не стоял у него за спиной.

Высокий брюнет тоже выпил, но медленно, смакуя, втянул в себя воздух и только после этого закусил помидором. Взял бутылку, встряхнул, видно, остался недоволен, потому что посмотрел еще на свет; что-то пробормотал себе под нос и разлил остатки.

Электрик оглянулся на лейтенанта.

– Ты все еще тут? – удивился он. – Я же сказал, мебель – это не мое дело, по мебели к Юхиму обращайся. Если относительно сантехники, бачок или смеситель, тут мы с Васей наладим, а все прочее – ни-ни...

– Смеситель! – обрадовался Зозуля. – Импортный?

– Ну и дурак... – скосил на него хитрый глаз усач. – Наш смеситель лучше импортного. Кранты надежнее, усек? Чешский, к примеру, вроде красивше и блестит, а крант через два месяца летит – такие дела...

– Если вы говорите, что наши лучше... – нерешительно начал лейтенант.

– Четвертак, – рубанул ладонью в воздухе усатый. – Четвертак, и завтра будешь иметь смеситель. Еще и поблагодаришь!

– Я с радостью.

– А сейчас, – вмешался брюнет, – магарыч. Пятерка найдется?

– Найдется, – угодливо улыбнулся лейтенант, подумав, что за эту истраченную на барыг пятерку придется отчитываться перед полковником Каштановым. Но в данном случае овчинка стоила выделки. Он вынул из кармана замусоленную купюру. – Вот.

– Так сбегай за поллитром, – ощерился брюнет. – Тут гастроном рядом.

– Погоди... – Усатый обошел стол, забрал у Зозули деньги, достал из шкафчика бутылку «Экстры». – Пока он сбегает, аппетит исчезнет. А тут у меня товарищ оставил, – явно солгал Микита, – так мы ему вернем.

– Вернем, – обрадовался брюнет. – Я потом сам сбегаю, а сейчас ты правильно сказал: аппетит пропадет.

Лейтенант подумал, что у этих барыг аппетит, особенно на водку, вряд ли когда-нибудь исчезнет – ишь ловкачи, думают, что на крючок попался неопытный карась и его можно обмишурить. Зозуля недавно купил смеситель, стоит он шестнадцать рублей, а эти деляги – четвертак и еще пятерку, почти вдвое дороже. Дав себе слово позвонить участковому инспектору, чтобы взял их за жабры, лейтенант сел на подставленную брюнетом грязную табуретку.

– Мне только... – показал он два пальца, – потому что еще на работу.

– Будто не понимаем! – довольно усмехнулся брюнет и налил себе и электрику по три четверти стакана, словно у них рабочий день уже закончился.

Они выпили и закусили, брюнет достал полупустую пачку «Примы», закурил с усачом.

– Квартиру получил? – спросил у Зозули электрик.

– Получил.

– Где?

– На Оболони.

– На Оболони – это хорошо, – одобрил он. – Там скоро метро будет. Быстро и дешево. Мебель какую хочешь?

– Не помешало бы чешскую или югославскую.

– А у тебя губа не дура!

– Мебель же не на один год покупаем, – рассудительно вставил брюнет. – Тут скупиться не годится.

– И то правда, – кивнул усач. – Юхим тебе достанет какую хочешь... Как пить дать! Но... – и он сделал красноречивый жест указательным и большим пальцами.

– Мы не поскупимся, – заверил лейтенант.

– Я сразу понял, что ты хороший парень, – захохотал брюнет. – Мы таких любим.

– И ты люби нас, не пожалеешь, – воскликнул электрик. Он явно опьянел, глаза блестели и щеки покраснели. – А я Юхиму скажу, он меня слушает... Юхим-то знаешь какой человек... Он все может, и мебель и иное протчее... Крант или бачок, это, к примеру, мое дело! А Юхим! – Усатый неопределенно повертел рукой над головой. – Юхим, парень, это голова, и ему б не завхозом быть, а в министерстве. Все знает – как лежит и где лежит.

– И главное, где плохо лежит! – захохотал брюнет.

Чем дальше, тем разговор становился интереснее. Зозуля встал и произнес почти торжественно, по крайней мере растроганно:

– Мне очень приятно, что попал к умным людям, и я верю, что вы мне поможете. Ваше здоровье!

Брюнет выпил и почему-то шепотом спросил:

– А кафель нужен? Белый кафель для ванной и кухни. Чешские плитки. Только я могу такие достать.

– И кафель нужен! – воскликнул лейтенант. – Импортная мебель и белый кафель, об этом только мечтать!.. А что может Юхим Сидорович, кроме мебели, разумеется?..

Микита вдруг бросил на него пронизывающий и совсем трезвый взгляд, но Зозуля раскраснелся, смотрел простодушно, и электрик успокоился и опорожнил свой стакан.

– Юхим, я же говорил, все может, – заверил он.

– И машину?

Электрик покачал головой.

– Машину – не знаю. Машину – это у него спросить надо. Про машину я, к примеру, не слышал.

– Если сам не сможет, то найдет нужного человека, – успокоил брюнет.

– Точно, найдет, – подтвердил Микита. – А сейчас, – он посмотрел на часы, – ты нас извини, но работа... Должны с Васей идти, а ты завтра загляни, с утра лучше, мы точно будем и смеситель достанем. Лады?

– Лады, – подставил руку Зозуля. Микита крепко ударил по ней, и лейтенант вышел из подвала, очень довольный разговорчивостью электрика-сантехника и его помощника Васи.

Вот тебе и «скромный» завхоз товарищ Крот, который все может и все знает! Знал, несомненно, и о скифской чаше, и конечно, она не могла миновать его липких рук.

Телефон зазвонил, когда не было и семи утра. Хаблак схватил трубку и услышал голос Каштанова.

– Извини, Сергей, но пришлось тебя побеспокоить, – сказал полковник. – Убит Ситник.

– Какой Ситник? – не понял спросонок майор.

– Редактор издательства Олег Павлович Ситник.

– Не может быть! – воскликнул Хаблак. – И где?

– В Русановских садах. Оперативная группа выезжает, ребята заедут за тобой через четверть часа.

– Понятно. А откуда стало известно?

– У тетки Ситника там садовый участок, а позвонила соседка по даче. Вот и все, что я знаю. Оперативная машина выехала.

Полковник повесил трубку.

В постели сонно заворочалась Марина. Хаблак быстро умылся и оделся. Выглянул в окно – машина еще не подъехала, – выпил стакан кефира с черным хлебом и тихо, чтобы не разбудить жену, вышел на лестницу.

Приехала не одна машина, а две. Вторая – газик с оперативниками, майор поздоровался со знакомым старшиной, сел в «Волгу», на переднем сиденье которой удобно устроился судебно-медицинский эксперт Чушков.

– Подняли тебя, бедного... – Чушков был сострадательным человеком и всегда в таких случаях сочувствовал своим коллегам.

Хаблак стукнул дверцей.

– Я этого парня только вчера видел, жаль.

– Всегда жаль, – согласился эксперт.

Половину заднего сиденья занял следователь прокуратуры Дробаха. Майор тепло посмотрел на него и крепко пожал руку. Наверное, и Дробахе было приятно снова встретиться с Хаблаком – ответил открытой и доброй улыбкой и приветливо сказал:

– Хорошо, что мы опять вместе работаем.

– Меня это тоже радует, – искренне сказал Хаблак.

Машина миновала новые дома за станцией метро «Левобережная». Майор давно не был в этом районе и не представлял, сколько тут понастроили. Начались сады. От длинной широкой основной дороги все время отходили узенькие боковые переулки, в которые машины буквально должны были протискиваться – о разъездах не было и речи, садоводы экономили каждый квадратный метр земли.

Домик, к которому повернули милицейские машины, стоял в молодом саду, не очень ухоженном, – у ворот все заросло бурьяном. Возле калитки на скамейке сидела женщина в толстой вязаной кофте – утра уже холодные, а здесь, над Днепром, и подавно.

Женщина встала со скамьи, должно быть, уже опомнилась, пока приехали милицейские машины, но все же щеки у нее дрожали и смотрела испуганно.

– Вон там, – показала она на домик, – я утром смотрю, отперто, позвала, но никто не ответил. Я и заглянула, а он лежит мертвый.

Капитан спросил:

– Посторонних не видели?

– Я рано встаю, в шесть. В это время люди еще спят. Да и вообще теперь тут редко кто ночует...

Садовый домик стоял на высоких сваях, собственно, комната с небольшой верандой создавали второй этаж, а внизу было нечто наподобие кладовой или прихожей – лестница отсюда вела на веранду. Незапертая дверь жалобно поскрипывала и качалась на сквозняке, а за ней в неудобной позе, поджав под себя руки, лежал Олег Ситник.

Защелкал затвор фотокамеры, эксперт сфотографировал тело и пропустил вперед Чушкова, а майор принялся осматривать замок, из которого торчал ключ. Увидев еле заметные царапины возле отверстия замочной скважины, аккуратно вытащил ключ, подозвал Дробаху.

– Видите, – сказал он, – его, вероятно, раньше отперли отмычкой, может, просто изогнутым гвоздем. Замок никудышный, два раза колупнуть, и все.

– Точно, – подтвердил следователь и приказал: – Снимите замок – и на экспертизу.

Чушков наконец закончил предварительный осмотр тела.

– Пролом черепа, – сообщил он, – очень сильный удар, надо полагать, каким-то металлическим предметом. Смерть наступила десять – двенадцать часов назад. После вскрытия доложим подробнее.

Приехала «скорая помощь», тело Ситника повезли в морг. Дробаха с Хаблаком начали осмотр кладовой. Здесь хранился различный садовый инвентарь – лопаты, грабли, тяпка, две старые бочки, моток проволоки, пустые бутылки... Слева от двери было свободное место, справа стоял стол на трех ножках – майор внимательно осмотрел его и пришел к выводу, что к нему не прикасались. Весь он был покрыт толстым слоем пыли, и преступник, коснувшись поверхности, обязательно оставил бы след.

Дробаха встал слева от двери, взял какую-то палку.

– Он спрятался здесь. Ситник вошел, тот поднял палку, сильный удар по голове, – учтите, Ситник высокого роста, должен был пригнуться, когда входил, он просто подставил голову, и преступник воспользовался этим.

– Логично, – согласился майор. – Сообщник Ситника узнал, что мы заподозрили парня, он боялся, что тот выдаст его, и решил убрать.

– И концы в воду, – мрачно заметил Дробаха.

Хаблак начал осматривать стену, на которой висели пила и лейка для цветов. В стене торчало еще несколько гвоздей, они-то и заинтересовали майора.

– Что-нибудь нашли? – полюбопытствовал Дробаха.

Хаблак аккуратно снял с гвоздя ниточку, поднес к свету, внимательно рассмотрел. Потом взял у оперативника фонарь, посветил и осмотрел в лупу один из гвоздей.

– Кровь, – сказал он уверенно. – Этот тип, размахнувшись, задел за гвоздь и оцарапался. К тому же разорвал рубашку. Рубашку оранжевого цвета.

– Нитка?.. – оживился Дробаха. – И вы считаете?..

Майор взял со стола из кучи разных инструментов клещи и вытащил гвоздь. Завернув в бумажку, передал оперативнику. Показал Дробахе ниточку на листке белой бумаги.

Следователь протер очки, надел и внимательно осмотрел ее.

– Оранжевая хлопчатобумажная нитка, – удовлетворенно сказал он.

Хаблак остановился возле дверей, взял у Дробахи палку. Сильно размахнулся, сделал вид, что бьет, и чуть не зацепился за косяк.

Дробаха удовлетворенно засмеялся.

– Точно, – констатировал он, – убийца должен был зацепиться за гвоздь. Все же наследил, и у нас есть нитка.

– Есть, – согласился майор.

Они, расположившись за садовым столом под яблоней, начали расспрашивать соседку и садовода, жившего напротив, – его пригласили как понятого. Оказалось, что соседка приехала в сад вчера вечером, решила переночевать тут – на следующий день у нее был отгул и хотела повозиться на огороде с раннего утра. С теткой Ситника она работала на одном заводе, вместе получали участки, строились, сажали деревья. Олег приезжал сюда довольно часто, иногда привозил с собой компании – парней и девушек, которые помогали в саду, купались и танцевали... Тетка Ситника как раз две недели назад получила отпуск и уехала в Ялту, ключ от дома оставила Олегу, и вот тебе на – такое несчастье.

– Олег бывал на даче после отъезда тетки? – спросил Хаблак.

– Раза два. Да, дважды, и последний раз с девушкой.

– Знаете ее?

Женщина энергично покачала головой:

– Впервые видела. Высокая, молодая, красивая, даже очень красивая. Видная такая, волосы каштановые и высокая прическа.

– Когда приезжали?

– На той неделе, в среду или во вторник. Да, во вторник, я через день работаю и в тот день была свободна.

– Могли бы вы узнать эту девушку? – спросил Дробаха. Он сидел в своей излюбленной позе, сложив руки на животе, шевеля большими пальцами. А над головой у него висели спелые красные яблоки.

Лишь теперь майор вспомнил, что фактически он не завтракал, очень захотелось яблок, но взять не решился, хотя спелые плоды и усыпали землю под деревьями.

– Конечно, узнала бы, – подтвердила соседка.

– А больше никто сюда не приходил?

– Нет, не видела.

– А вы не замечали? – обратился Хаблак к соседу.

– Ходят тут всякие, – осуждающе отозвался тот, – народу на чужие яблоки хватает. Смотреть надо в оба, недосмотришь, раз – и обчистят. А Мария Васильевна перед отъездом просила за ее садом присматривать, так я и смотрел, да разве углядишь? Вот видите, за яблоки убили парня, и это ж надо, за фрукту, ты попроси, я тебе этой фрукты корзину насыплю, лишь бы по-честному!

– А вчера вечером никто здесь не вертелся?

– Я приехала, когда уже стемнело, – вмешалась соседка.

– Чего не видал, того не видал, не хочу брать грех на душу, – сказал сосед. – И не слышал, чтобы на помощь звали или просто шум, – нет, ничего не слышал.

Майор посмотрел на Дробаху, тот понял его без слов – отпустили понятых и поехали в город.

– Надо одного типа проверить, – заявил Хаблак, откинувшись на мягкую спинку сиденья. – Кстати, вы, Иван Яковлевич, тоже не завтракали?

– Когда же?

– Заглянем ко мне, тут рядом, на Русановской набережной, и вы, Михаил Михайлович, – положил он Чушкову руку на плечо, – тоже никогда у меня не были.