Текст книги "Леннар. Тетралогия"

Автор книги: Роман Злотников

Соавторы: Антон Краснов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 74 (всего у книги 82 страниц)

– Значит, Обращенные? – переспросил Элькан. – Хотят поприветствовать старого друга? Скажи им, чтобы обождали. Я дам ответ.

И, сказав это, он коснулся дверных створок, и они поплыли в разные стороны, словно и не было тех полутора десятков веков, на протяжении которых не прикасалась к ним рука человека. Перед Эльканом открылся длинный коридор, словно залитый мягким светом, нежно-сероватым, с розовыми прожилками. Серо-голубые стены слабо мерцали и напоминали стенки аквариума. Коридор убегал вдаль, не давая возможности оценить свою протяженность.

Элькан растянул губы в длинной саркастической улыбке и проговорил:

– Да, это оно и есть. Мне не приходилось тут бывать в пору, когда ЭТО только возводилось, но со мной моя интуиция ученого.

– Э-э-э, профессор Крейцер, это все замечательно, и ваша интуиция, и вообще, но, кажется, там, наверху, намечается заварушка, – забеспокоился нанотехнолог Хансен. – И без нашего участия как-то… не обойтись…

– Вы ведь тоже ученый, Хансен! – последовал презрительный ответ. – Познание для вас должно быть превыше страха за собственную жизнь! Или вы боитесь? Боитесь этих чужих, которые ожидают нас там, над поверхностью болот? Боитесь, что мы вступили сюда без дыхательной аппаратуры и подвергнемся смертельной опасности, если расконсервируем затопленную галерею? А вы, Элен? – повернулся он к Камара.

Француженка застыла у стены и смотрела вверх, в пролом, на разомкнувшиеся над головами могучие толщи Нежных болот, пропустившие сюда, в пучину, кусочек серого, тусклого неба.

В голосе Элькана определенно проскакивали упругие фанатические нотки. Если бы тут был Костя Гамов, он доступно и на прекрасном английском объяснил бы американскому специалисту, что этот тон не редкость у дяди Марка. И что всякий раз, когда он, дядя Марк, берет подобную ноту, жди беды.

_ Бер-Ги-Дар говорил, не убирая рук от распределительного пульта:

– Что нам делать, Элькан? Они требуют выдать тебя. Что нам делать, Элькан? – настойчиво взывал он.

– Мне нужно время. Мне нужна отсрочка. Неужели сейчас, когда я добрался до того, что хотел найти, они не пойдут на уступки личному другу Леннара? Не дадут небольшую отсрочку? Откажут? Хотя… ха-ха!.. они могут! Человек не меняется! Что им до великой жажды познания, даже если это познание может спасти целую цивилизацию, ИХ же собственную цивилизацию? В душе они остались все теми же монахами, мелкопоместными дворянами, писарями, купцами и крестьянами, какими были до примыкания к Обращенным. Кто во главе отряда?

– Альд Каллиера.

– А, этот тупой вояка, сын беллонского альдманна Каллиара, озерного владыки? Я его хорошо знаю. Собственно, он не постесняется последовать за мной и в ад, раз у него имеется приказ взять меня живым.

– Что ему сказать? Он требует дать ответ до того, как упадет факел.

– А, там, наверное, обычные штуки с замедленным падением? Кустарщина чистой воды, – сказал Элькан. – Хорошо!.. Сколько примерно будет падать этот дурацкий факел? Что? Так вот, передай альду Каллиере, что по истечении ровно вдвое большего промежутка времени я перейду под его мудрое покровительство. Так и передай. Эти беллонские альды любят грубо поданную лесть.

– Но как же так, профессор Крейцер?! – воскликнул капитан Епанчин. – Вы что же, так легко сдадитесь? Лично я бы…

– Капитан! Здесь другой мир, другие правила! Эти Обращенные опасны только для меня, потому что в свое время я грубо нарушил некоторые их законы. Для вас и для всех прочих они благо. Это единственные мало-мальски вменяемые люди во всем Корабле.

Говоря это, он быстрыми шагами следовал по открывшемуся коридору, а за ним едва поспевали Хансен и Элен Камара. Коридор шел по плавной синусоиде, на фразе про единственно вменяемых людей на Корабле фрагмент одной из изогнутых стен вспыхнул и отобразил общий план сооружения, в котором находились Элькан и его люди. Элькан бросился к экрану, на его лицо легли отсветы нежного голубоватого цвета, и он принялся водить пальцем по переходам и анфиладам, глаза его горели, и было видно, что сейчас он и думать забыл об ультиматуме Обращенных как о докучной, досадливой мелочи.

2

Основной транспортный отсек

Магистр Ихил открыл доступы к Четвертому уровню основного транспортного отсека.

Это означало, что сосредоточенная в землях Ганахиды, примыкающих к этому Уровню большого портного, группировка сардонаров может напрямую проникнуть в головные отсеки Корабля. И – при определенном стечении обстоятельств и уж конечно большой кровью – взять Центральный пост.

Магистр Ихил был предателем. В этом нет ничего удивительного: не он первый, пройдя обучение в Академии и миновав несколько ступеней посвящения, перебросился к врагам Обращенных, к сардонарам. Магистр Ихил посчитал, что довольно пребывал в рядах Обращенных, чтобы понять, что их стремление к высоким истинам и благоденствию каждого – суть тупик, иллюзия, что ничего хорошего из вечного стремления к совершенствованию не выйдет. Не бывает счастья дарованного, а сами люди не очень-то способны его достичь. Их волнуют иные, крайне прагматичные вещи, вздохнул магистр Ихил, уже уставший бороться за душу и тело каждого безмозглого крестьянина, за каждого тупоголового солдата, за отпавшего от Храма хитрого переписчика или ремесленника, которому пристала блажь податься в Обращенные. Для чего строить им мощные пищевые комплексы, способные каждого обеспечить едой, если все равно один съест меньше другого и останется недоволен так, словно он остался вовсе голодным? Что толку оборудовать медицинские лаборатории, в которых специально обученные кудесники Академии исцеляют самые запущенные недуги, от которых раньше умирали, и даже – о нелепость! – вставляют НОВЫЕ зубы, ничуть не хуже старых? Зачем это, если тут же будут нанесены новые увечья? Зубы зубами, а природу человека не изменишь, никак, и даже – в новых, куда более комфортабельных условиях, даже при наличии полностью здорового и вылеченного тела, новых зубов, нового и комфортабельного жилища и возможности говорить друг с другом на огромном расстоянии!.. Все равно за ними остается их семья, от которой оторваны многие из Обращенных, остается вся груда преданий и традиций, знакомых с детства. Все привычки и наклонности, вся система запретов, теоретически отброшенных Академией, но фактически оставшихся с каждым из уроженцев Корабля навсегда! Нельзя за несколько лет устранить последствия многовекового запрета Храма думать, совершенствовать, изобретать, творить. Запрета выделяться из толпы. Запрета избавляться от стадного чувства и пытаться стать лучше и выше, чище. Запрета обогащаться новыми знаниями, запрета отрываться от корней и отходить от того, чем веками занимались и промышляли твой отец, дед, прадед.

И Храм был прав, налагая эти запреты, размышлял Ихил. Ибо в столь замкнутом мирке с чрезвычайно ограниченными ресурсами невозможно обеспечить свободное развитие всех и каждого. И если бы люди могли обладать полной, без ограничений, свободой воли, то они вымерли бы в первую же сотню лет. Строители знали это и потому заранее разработали этакое «штатное расписание», которое должно было устранить эту опасность. Такая славная, благостная конструкция разумного «от каждого по способностям – каждому по потребностям», привлекательная во всем, кроме одной маленькой детальки. А именно – абсолютной невыполнимости. Теперь, после Академии, Ихил знал это совершенно точно. Да, Храм принес людям Корабля грязь, боль, страдания, но… он сохранил их, позволил им прожить полторы тысячи лет, так и не исчерпав до конца все ресурсы великого Корабля и не уничтожив себя в жуткой, но непременной войне. Что неизбежно произошло бы, если бы в распоряжении выдвинувшихся уже через пару-тройку поколений амбициозных лидерах Уровней остались бы военные технологии, современные Строителям.

– Храм был совершенно прав, – бормотал магистр Ихил. Жили, и умирали, и унижались, и гнили. Но был миропорядок, отлаженный веками. Каждый при своем деле. Жрец отправлял закон, и жнец косил, воин поднимал меч и шел на битву, а купец торговал. А теперь, когда Леннар попытался создать новую касту людей, очищенных от прошлого и рвущихся к прекрасному будущему, – что вышло из этого? Большая кровь! Мор! Метания! Муки выбора! Орда, оторвавшаяся от корней и попытавшаяся воскресить обычаи и быт великих, тех, что умерли пятнадцать веков назад! Нет, не быть безрукому строителем и не летать улитке в серых небесах Сущего! Не нужно мне счастья для всех, – все бормотал магистр Ихил, – потому что мало кто заслуживает этого счастья… Нужно искать для себя, и только для себя, и те, кто скоро обвинит меня в предательстве, потом будут благодарить за то, что я сделал именно так. Предательство!.. Это не предательство, а закономерность. Леннара нет, его ближний круг распался и уничтожен, и не осталось живых свидетелей той эпохи, которую нам тщатся насадить! Если не я, так другой!.. Потому что так дальше продолжаться не может. Отчего же мне уступать первенство кому-то другому?

В свое время магистр Ихил был аж переплетчиком и потому полагал, что набрался книжной мудрости. Да и переливать мысль в дело он умел…

Кстати, это именно он в одном из электронных архивов Строителей наткнулся на сведения о том, что когда-то на месте Нежных болот был медицинский центр. И передал Акилу. Характерно, что после этого Акил нашел подтверждение этой информации в книгохранилище Первого Храма.

Магистр Ихил поднялся на одном из вспомогательных скоростных лифтов основного транспортного отсека с Шестого уровня (Кринну) на Четвертый (Ганахида). В каждой клеточке тела переливалось блаженное насыщение скоростью. Магистр Ихил подумал, что, конечно, с переходом к новой жизни правителя (обещанной ему Акилом) придется отказаться от некоторых удовольствий, каковые присутствуют в жизни каждого Обращенного. Скорость, к примеру, одно из них. Богоподобная скорость – это искушение, и не пристало простому смертному за то время, за которое едва успеешь произнести короткую молитву из трех семистиший, возноситься через несколько земель и небес. И не беда, что Ихилу известно истинное устройство Корабля…

Завораживающе летели стены. Наконец Ихил оказался на входной площадке на Четвертом уровне и сбежал по витой лестнице на контрольную платформу, оборудованную приборами досмотра и живым постом из пяти человек. Ихил сам назначал их…

– Приветствую милостью богов, сьор Ихил! – широко раскрыл глаза молодцеватый Обращенный, единственный из постовых вооруженный плазмоизлучателем. Судя по его наголо выбритой татуированной голове и характерному диковатому блеску чуть подмалеванных черной краской глаз, это был наку из Эларкура, знаменитого Дна миров. – Какие добрые духи привели вас к нам?

– Ты никак не отвыкнешь от своих присказок, Бо Риван? Стоишь в охране, на бедре не бойцовая секира, а плазмоизлучатель, а все равно ведешь речь о богах и духах, – с легкой укоризной качнул головой магистр Ихил. – Ладно. Мне нужна платформа и сопровождающий. Отправляемся в штольню.

«Штольней» здесь именовали весь комплекс тоннелей и переходов, обеспечивающих попадание из основного транспортного отсека к натуральным ландшафтам Уровня. В последний раз штольней пользовались пару лет назад, так что каждый визит туда мог считаться событием. Неудивительно, что Бо Риван напрягся, подался вперед всем своим мощным, худым, жилистым телом и спросил:

– Что-то случилось, магистр?

– Если не случилось, так случится. Странно, что до сих порне случилось, – с философской ноткой отозвался Ихил, не вдаваясь более ни в какие подробности. Расспрашивать его, конечно, никто не решился. – Подгоните-ка платформу, говорю. А ты, Бо Риван, отправишься со мной.

Воин-наку отстегнул от бедра плазмоизлучатель и передал его другому постовому. Магистр Ихил произнес:

– Нет, оружие оставь у себя. Мало ли…

– Но как же так? – отозвался Бо Риван. – Я отлучаюсь с поста, а по уставу Академии на любом посту должно быть одно «Дитя Молнии».

Ихил поморщился: со свойственной им дикой поэтичностью уроженцы Эларкура именовали так плазмоизлучатели, табельное оружие Обращенных-воинов. Начальник транспортного отсека обратил свой взгляд туда, откуда из арочного проема, ведущего в грузовой терминал, выплывала искомая гравиплатформа. Ихил сказал, выдержав паузу:

– Я приказываю тебе оставить оружие у себя. Мы направляемся в штольню, примыкающую к землям Ганахиды, и я не хочу оказаться безоружным.

– Так у вас же есть именное «Дитя Молнии», выданное великим Леннаром! – с готовностью воскликнул Бо Риван. – Как и у всякого, кто занимает такой высокий пост…

– У тебя появилась скверная манера спорить с теми, кто стоит выше тебя. Мне нужно, чтобы и ты был вооружен.

Широкое, красное лицо Ихила было очень спокойным, но глаза его, небольшие темные глаза, источали пламя, и Бо Риван, встретившись с этим взглядом, вынужден был повиноваться. Платформа подплыла, и пригнавший ее Обращенный спрыгнул на пол и вытянулся перед магистром Ихилом, рапортуя о выполнении приказания.

Через несколько минут гравиплатформа углубилась в пространство внушительного, диаметром до тридцати анниев, тоннеля. Этот тоннель в точности напоминал бы шлюзовой, тот, в котором произошла страшная бойня с участием сразу трех сторон, с одной только разницей: шлюз № 21 выводил в мировое пространство, тоннель же, относящийся к системе штольни, имел выход в земли Четвертого уровня. Гравиплатформа шла достаточно быстро, но у магистра Ихила и его сопровождающего было время, чтобы рассмотреть и матово поблескивающие стены, и вертикальные и наклонные лестницы с площадками, от которых ответвлялись вспомогательные ходы, идущие под углом к основному тоннелю; несколько раз попадались на стенах подпалины и черные дыры с рваными краями. А у самого выходного портала в земли Ганахиды посреди тоннеля возвышалась огромная конструкция (назначение коей было сложно представить даже магистру Ихилу), мощные металлические стойки которой, толщиной в корпус взрослого мужчины, были перекручены и согнуты так, что невозможно и представить неописуемую мощь стихии, когда-то сотворившей это.

Разглядывая изуродованную махину, Бо Риван хладнокровно сотворил племенной охранный знак воинов-наку.

– Это осталось еще от войны при Строителях? – спросил он.

– Да… наверное, – рассеянно ответил магистр Ихил.

– Я не вижу пока ничего подозрительного.

– А что подозрительное ты должен видеть?

– Я так полагаю, что вы отправились в штольню не из пустого любопытства, – принялся излагать Бо Риван. – Значит, следует искать что-то подозрительное, то, чего не должно быть. Этих повреждений, – он наугад указал на завязанный узлом стержень из прочнейшего углепластикового сплава, – конечно, быть не должно, но они нанесены давно. Значит, нужно искать нечто более современное.

Рассуждения воина-наку, кажется, позабавили Ихила. Он усмехнулся.

– Да, это ты правильно сказал. Только искать мы будем не в самой штольне.

На лице наку появилось легкое недоумение. Эмоции у представителей этого племени – вообще вещь чрезвычайно редкая, так что морщинки на переносице и приподнявшиеся брови могли свидетельствовать о нешуточном удивлении Бо Ривана.

– Значит… снаружи? Так на то есть личный запрет главы Академии – не открывать ворота шлюза! Личный приказ великого Леннара, а потом его подтвердил новый вождь – Алькасоол. Не станем же мы открывать ворота!..

– В самом деле есть такой приказ, – спокойно подтвердил Ихил. – Но в последний раз эти ворота открывались четыре года назад по распоряжению альда Каллиеры, когда он отводил войска после поражения под Сиссаро. Альд Каллиера приказал открыть ворота, не дожидаясь, пока его распоряжение подтвердит Леннар, потому что не было времени!

– Да, – согласился Бо Риван, спокойно разглядывая приближающиеся ворота, двусоставные, высоченные, никак не ниже десяти анниев, – тогда не было времени ждать.

Ихил стоял за его спиной, придерживая высокого наку за талию, словно боялся потерять равновесие.

– Тогда не было времени ждать, – повторил Бо Риван, – ведь каждый миг промедления уносил жизнь. Гибли люди…

– Они и сейчас гибнут.

У Ихила были длинные и просторные рукава. Из одного из этих рукавов вывернулся небольшой кинжал, хищной змейкой ввинтился в руку начальника основного транспортного тоннеля, и он коротенько, почти без замаха, ссадил лезвие точно в основание лысого черепа Бо Ривана. Тот свалился с высоты два человеческих роста головой вниз и, верно, сломал себе шею. Только какая уже разница?..

– Они и сейчас гибнут, – повторил Ихил, бросив быстрый взгляд на дело рук своих, а потом подплыл к воротам и надавил панель пуска.

Раздалось и набрало силу низкое гудение и гигантские ворота стали открываться.

По ту сторону все выглядело несколько иначе. Отвесная стена, почти совершенно скрытая грохочущим двадцатиметровым водопадом, задрожала, отделилась от массива горы и начала отходить… Горы, эти небольшие рукотворные горы в пределах Корабля, расположенные в большинстве своем по краям Уровней, – лучшее место для порталов и выходов из транспортных тоннелей, ведущих к основному транспортному отсеку!..

Ихил направил гравиплатформу прямо в сверкающую водную стену и, разом очутившись по ту ее сторону, оказался у отрогов гор с видом на плоскую, слабо всхолмленную где-то на горизонте равнину, пересеченную рекой. На берегу реки Ихил увидел стройные ряды воинов. Наверное, тут были представлены почти все гареггины Акила, потому что магистр сбился уже на пятнадцатой сотне. Были среди них и девушки, однако же ростом и статью мало уступающие мужчинам. В боевой амуниции, при бей-инкарах и хванах, в спиральных защитных шлемах и с плазмоизлучателями у каждого десятого по ранжиру – эти высокие и статные смуглокожие воины выглядели грозно.

И не портили этого впечатления даже нежные полудетские лица – тонкие черты казались застывшими и безжизненными, словно на берегу реки, водопадом скатывающейся с отрогов гор, выстроили целую армаду восковых статуй.

Рыжеволосый соправитель сардонаров Акил стоял на берегу реки и неотрывно смотрел на водопад. Магистр Ихил подплыл прямо к нему, и Акил протянул ему руку. Поняв, что от него требуется, магистр Ихил подсадил того на свою гравиплатформу, и Акил встал напротив него. Некоторое время эти два человека пристально разглядывали друг друга, словно им привелось встретиться впервые – хотя, если исходить из глубины предательства, на которое пошел Ихил, это было совсем не так. Наконец Акил первым нарушил молчание:

– Откуда на тебе кровь?

– Кровь? А, это я убил постового. Он из племени наку, а следовательно, хороший воин, к тому же у него «Дитя Молнии».

– А, плазмоизлучатель?

– Да, и нельзя было допустить, чтобы у постовых осталось такоеоружие. Вот я им и не оставил…

Акил улыбнулся и, зайдя сбоку, сощурил глаза, словно он любовался магистром Академии.

– Значит, наку? И так запросто ты его убил? Ведь ты много лет считал его почти братом, таким же Обращенным, как и ты.

– Только не надо, – скривил рот магистр Ихил. – Могу в свою очередь посчитать, сколько в твоем Большом совете сардонаров заседает мужей из числа бывших Обращенных, а еще вспомнить, что нынешний глава Академии омм-Алькасоол – бывший брат ордена Ревнителей, да еще в очень высоком сане. Все смешалось в нашем мире!

– Это так. А ты не боишься, Ихил, что вот сейчас, когда ворота открыты и когда ты тут один, – Акил смотрел испытующе, в упор, – я тоже захочу убить тебя? Вот столкну в воды этой реки, а если попытаешься вынырнуть или вылезти на берег, отдам приказ своим гареггинам прикончить тебя дротиками или умертвить иной, менее легкой и быстрой смертью?

– Нет, не боюсь, – тотчас же ответил магистр Ихил. – Если бы боялся, сидел бы в Академии и не высовывался. Если бы я чего боялся, я никогда бы не поднялся по иерархической лестнице. Нет, не убьешь. Тебе нужны такие люди, как я, – знающие. Без умных и знающих людей в окружении можно крушить врагов, но нельзя управлять целым миром. Моя кровь, буде ты ее прольешь, не пойдет тебе на пользу.

– Все это так, – помедлив, ответил Акил. – Ну что же… веди! Нам не так уж и много осталось идти. Я надеюсь вскоре вступить в Центральный пост! Удальцы мои! – повернулся он к рядам испытанных воинов, среди которые если и были НЕ гареггины, то очень незначительная часть. – Надеюсь, что очень скоро мы станем хозяевами не одной земли, пусть обильной и особенной среди прочих, а всего мира! Среди вас немало таких, кто брал Первый Храм, кто противостоял лучшим бойцам ордена Ревнителей. Теперь нам предстоит вернуть не только Храм и веру, но и самого нашего бога! Я уверен, что он отыщется там, в обители Обращенных, и мы наконец-то сумеем освободить Леннара из темницы его тела! Сделаем это к вящей славе Его и Ищущих освобождения! Вернем нашего бога! Омоем кровью сияющий лик Его! Нас ждет бессмертная слава и весь мир. Эллоэн! – закончил многоустый Акил, показав похвальное красноречие и проявив себя неслабым конкурентом самому Грендаму, известному сотрясателю воздуха.

– Эллоэн!!! – прогремел боевой клич сардонаров.

– Альд Каллиера и с ним много хороших воинов заняты сейчас в Кринну, у Нежных болот. Думаю, вам это хорошо известно. Так что задача, которую вы сейчас так красочно сформулировали, несколько облегчится, – тихо сказал Ихил, и направляемая им гравиплатформа поплыла обратно к водопаду.

3

Нежные болота

– Время истекло! – дважды проревел воин-«громкоговоритель». – Вы должны выдать нам вашего предводителя или дать иной ответ!

Люди из отряда Элькана, что оставались у береговой линии болот, машинально растянулись по всей длине барража, замерли: слова Обращенного раскатились по всем окрестностям. Из-за. скал вывернулось несколько «бродячих» гареггинов, они не подходили к людям из отряда, просто буравили их своими темными глазами. Только десятник Мазнок швырнул в одного не в меру любопытного (подошедшего ближе чем на пятнадцать шагов) «дикого» куском обвальной породы, наполовину вымазанном в жидком иле.

Гамов, Лейна и Абу-Керим на малой платформе, курсировавшей вдоль балки, перебрасывались быстрыми фразами на двух языках – русском и Общем арламдорском:

– Ну приплыли…

– А мне приходилось видеть Обращенных в действии около двух месяцев назад. Стреляли на поражение…

– Как бы и сейчас…

– Запросто, – сказал рассудительный Абу-Керим и покрутил головой, – запросто могут всех валить. А уж потом разбираться, кто прав, кто виноват.

Гамов, которого трясло, словно от холода, ответил, выбивая зубами веселую дробь:

– Н-да, не вижу, чем бы эта армада на гравиплатформах могла отличаться от российского СОБРа, разве что численностью. Поставили ультиматум, потом будут стрелять на поражение или топить в болотах. Мы для них вне закона, чужие.

– Вполне традиционное обращение, – заметил Абу-Керим, присаживаясь на корточки на самом краю платформы и обхватывая пальцами рассаженную до кости щиколотку. – Думаю, что, если твой дядя Марк пойдет в отказ, нас будут валить прямо сейчас. И тогда разве что только я выживу… По привычке…

Пауза явно затягивалась. Воин-наку ждал сигнала от альда Каллиеры, а тот молчал. С момента выставления ультиматума в пересчете на земное время прошло более часа, но с тех пор альд Каллиера не произнес ни одного слова. Он только выслушивал сообщения из локальной сети Обращенных, проходящие через полант, и пощипывал ус.

Элькан между тем не подавал вестей. Гравиплатформы с Обращенными за время, данное на раздумье, приблизились к протянутой над болотами металлической балке ближе на сотню анниев. С такого расстояния вполне можно было разглядеть лица… С такого расстояния вполне можно было стрелять на убой.

Наконец альд Каллиера дал сигнал, и наку заорал:

– Время истекло! Кто уполномочен дать ответ? Капитан Епанчин повернулся к Бер-Ги-Дару и затряс того за плечо:

– Что ты молчишь? Что ты молчишь? По моим часам мы час восемнадцать минут ждем, и ничего! Я не стану дожидаться, пока эти ваши Обращенные приступят к силовому решению проблемы! Я спускаюсь вниз, в эти вонючие болота, и вытаскиваю оттуда за шкирку нашего храброго предводителя! Который, как мне кажется, уже исчерпал кредит доверия.

– Ну так что ж!.. Действуй по собственному усмотрению, ведь это ты отвечаешь за безопасность, – печально ответил ему Бер-Ги-Дар, не убирая рук с пульта.

Капитан Епанчин головокружительно выругался на родном языке, предоставлявшем такую великолепную свободу выбора выражений в минуты гнева, и, перемахнув на спускающуюся к болотам лестницу, полез в провал. Примерно в этот момент Бер-Ги-Дар, которого трясло от напряжения и волнения, снова связался с Эльканом и сообщил, что время истекло.

– Они сейчас атакуют нас! – кричал криннец. – Элькан, нужно решать!..

– А что решать? – ответил Элькан. – Более чем уверен, что хоть одного-то они пощадят. Этот один – осведомитель. Потому как должен же кто-то передать, что руковожу отрядом и работами именно я. Не допускать же, в самом деле, что кто-то из зевак, бегающих по болотам, знает меня в лицо и по имени!

– П-почему ты говоришь такое? – несколько растерялся Бер-Ги-Дар. – Не ко времени разбираться… И почему мне? – встрепенулся он. – Ты что, думаешь, что это я?

– Я не думаю ни о чем подобном, – ответил Элькан, – слава богу, у меня есть более благодарная пища для размышлений. Я не исключаю, что ее хватит до конца жизни…

У Элькана были все основания для подобных слов. Время, отпущенное Обращенными для решения по выдаче предводителя отряда, последний потратил с пользой и нашел то, что искал. Он и двое его спутников находились в круглом зале, обведенном, как колоннадой, несколькими десятками огромных прозрачных сосудов, по форме напоминающих сильно вытянутую каплю воды. В высоту эти «капельки» достигали никак не менее десяти анниев и были заполнены изнутри желтоватым раствором. Где до половины сосуда, где до трети; в двух или в трех сосудах раствор пластовался к стенкам и застывал гребнистыми, серыми наростами. В мутной глубине каждого из сосудов виднелось что-то черное. Сначала было неясно, что именно, но при первом же более внимательном взгляде у всех троих исследователей вырвалось: – Гарегги!

В самом деле, в раствор были помещены гарегги, они недвижно висели в вязкой жидкости, наполняющей экспериментальные сосуды. Тут были представлены особи длиной с фалангу человеческого пальца и крупные, длиной до двух анниев. И не только черные, как удалось разглядеть Элькану, когда он воспользовался гравиплатформой, до того покоящейся в центре зала. Элькан медленно плыл вдоль шеренги сосудов, заключающих в себе несчетное множество червей-гареггов всех цветов – алых, зеленых, синих, красных, серых, даже белых, ну и, конечно, черных. Элькану тотчас же пришло в голову, что цвет – это маркировка, указывающая на специализацию червя. Здесь, в этих тысячелетних сосудах, находились первозданные образцы вида, а ТО, что жило сейчас в Нежных болотах, было конечным продуктом мутационной цепочки в отравленной жидкой среде.

И чем больше смотрел Элькан, тем больше веселого и яростного огня было в глазах и тем вернее закипало в его груди чувство уверенности в том, что он не ошибся в своих предположениях. Конечно, это здесь. Именно тут ставились опыты на гареггах. Нет, не так: именно тут они были созданы и апробированы на человеческом материале. Пораженномчеловеческом материале…

Увидел Элькан и еще кое-что: практически в геометрическом центре зала имелась круглая выпуклость в полу, и ученому довольно было одного взгляда, чтобы узнать в ней отражатель Большого транспортера (одна из Малых модификаций). Это сочетание – га-регги и транспортеры в одной лаборатории – вызвало у Элькана прилив сил и неудержимое желание с головой окунуться в работу. Ведь близок, совсем близок итог, и даже промежуточный результат, будь он положительным, дает полную уверенность в окончательном успехе!

– Теперь нет никакого сомнения, – пробормотал он. – После нашей гибели тогда, пятнадцать веков назад, ребята с Леобеи построили этот центр и пытались лечить амиациновую лихорадку при помощи гареггов и последующего извлечения системы-«червя» при посредстве Больших биотранспортеров… Никакого сомнения! – повторил он, оборачиваясь и невидящим взглядом окидывая Хансена и Элен Камара, стоявших за его спиной. – Отделить пораженные клетки организма от жизнеспособных можно только при помощи биотранспортеров! Ну конечно… двухступенчатая методика излечения… Гарегг аккумулирует… биотранспортер – извлекает… Так, так!

И вот в этот-то момент, когда Элькан совершенно забыл об оставленных наверху, над болотными толщами, товарищах и намеревался целиком сосредоточиться на работе в медкомплексе Строителей, и прозвучали в его ушах слова Бер-Ги-Дара о том, что время истекло.

Элькан не мог и представить, что его возможно оторвать от изучения научных сокровищ Строителей. Будь он тут один, глава отряда, верно, просто сорвал бы с головы полант, чтобы голос Бер-Ги-Дара по ту сторону связи не отвлекал его от важнейшей работы. Но, к несчастью для обуреваемого жаждой исследования Элькана, тут были двое землян, и они преследовали несколько иные цели. Хансен крикнул в гневе:

– Как же, ведь они там, наверху, отдуваются за всех нас?! Профессор Крейцер! Это вы привели нас сюда, вам и отвечать!

– В самом деле, – живо поддержала его Элен Камара, – мы должны немедленно подняться к поверхности болот. К тому же там, у пульта управления, находятся Бер-Ги-Дар и Епанчин: один – местный уроженец, так сказать, туземец, а второй – русский, так что неизвестно, что придет им в голову! Ведь хватит одного касания пальца, чтобы…

– Ну мадемуазель Камара, как вы ловко поставили на одну доску русского космонавта и представителя деградировавшей и выродившейся черт знает во что цивилизации, – пробормотал Элькан и, что характерно, на русском языке. – Ну хорошо! Альд Каллиера ими командует, вы говорите? Эти беллонцы понимают только силу. Ну что же, попробую ему наглядно изобразить… – Что именно намеревался продемонстрировать альду Каллиере его старый знакомый по Академии Элькан, пока что осталось неизвестным. – Идем! – решительно произнес Элькан.

– А не воспользоваться ли нам платформой, на которой вы обозревали вот эти сосуды? – спросил Хансен.

– На остатке заряда? Чтобы в один прекрасный миг свалиться и не встать? Ее не заряжали бог ведает сколько веков. Пешком, дорогой Хансен, пешком! Конечно, пока мы доберемся, этот нетерпеливый беллонский рубака может отдать приказ о захвате всех наших.

– Мы не сможем сопротивляться! – долетел до него голос Бер-Ги-Дара. – Я даже не понимаю, зачем нам сопротивляться, еще все можно решить полюбовно! То есть… я хотел сказать… – Он осекся, вспомнив, что вообще-то ценой этой «полюбовности» может и должна стать голова самого Элькана, причисленного к врагам Академии в одном списке с вождями сардонаров Акилом и Грендамом. Бер-Ги-Дар замолчал и только смотрел, как медленно подплывает к нему платформа-флагман с альдом Каллиерой и его людьми.