Текст книги "Леннар. Тетралогия"

Автор книги: Роман Злотников

Соавторы: Антон Краснов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 70 (всего у книги 82 страниц)

– Я сказал, что должен знать его судьбу… – произнес Алькасоол сквозь зубы. – Значит, я должен увидеть либо его труп, либо…

– Я понял тебя, светлый сьор Алькасоол. Воины-наку ищут его.

Алькасоол взмахнул левой рукой, перехваченной в запястье мягко мерцающим браслетом, и все экраны по этому знаку тотчас же потухли. Через несколько мгновений они вспыхнули снова, но теперь вместо калейдоскопа картин, вырванных из тесного мирка Корабля, на них возникла великолепная голубая планета, обведенная нежным свечением атмосферы. Алькасоол смотрел на этот огромный мир, пока что совершенно недосягаемый, и думал о том, что ни один из уроженцев Корабля не ступит на землю голубой планеты, пока не закончится в недрах звездолета бесконечная, нелепая, жуткая война.

Закончится ли?..

3

Земля, Москва, резиденция Президента РФ

Генерал Ковригин, российский куратор проекта «Дальний берег», был вызван к президенту. Собственно, для самого генерала Ковригина было куда удивительнее, что ему до сих пор не позвонили из Администрации главы государства и не предложили явиться куда следует. Ожидание начинало уже затягиваться, когда наконец вызов поступил.

Ковригин знал президента страны еще с тех пор, когда Дмитрий Николаевич трудился в спецслужбах. Вне работы генерал и глава государства были на «ты», но сейчас, войдя в кабинет президента, Ковригин увидел холодные глаза и напряженную позу облеченного высочайшей властью человека, которого, невозможно в это поверить, Ковригин миллион лет назад мог называть просто Димой.

– Присаживайтесь, Александр Александрович, – произнес президент. – Я прочитал вашу докладную записку. Что же это за сведения, которые вы до сих пор не имели возможности сообщить МНЕ?

– Я, Дмитрий Николаевич, выбирал наиболее подходящий для того момент, – не моргнув ответил генерал Ковригин.

– Вижу, выбрали. Я слушаю вас. Хотя если вы намерены рассказывать об инопланетном происхождении научного руководителя проекта «Дальний берег» профессора Крейцера, то об этом мне известно. Удивлен, что докладывали не вы, Александр Александрович.

Ковригин не отрываясь смотрел в одну точку– туда, где на переносице президента то возникала, то снова разглаживалась невеселая складка. Генерал проговорил:

– Нет, не об этом… У меня есть фактический материал. Результаты работы команды экспертов по нанотехнологиям и квантовой физике. Научное обеспечение осуществлял ученый с мировым именем, профессор Виноградов.

– Да, докладывайте, Александр Александрович. Эти эксперты… они занимались научным наследием, – тут в сдержанном голосе президента промелькнула нотка сдержанной иронии, – профессора Крейцера, не так ли?

– Совершенно верно, Дмитрий Николаевич. Я курировал эти исследования. Собственно, результаты уже есть, но применить их в практической плоскости означает пойти на огромный риск. Я получил консультацию у профессора Виноградова. Собственно, Виноградов находится под серьезнейшим психологическим прессингом, чувствует величайшую свою ответственность… Это его собственные слова. Говорит, что в последний раз так волновался, когда готовил Нобелевскую речь в Стокгольме четыре года назад.

– И что же?

– Профессор Крейцер работал над экспериментом по телепортации. Мне известно, что телепортацию, то есть перемещение в пространстве, неорганической материи он не считал серьезной задачей, она была давно решена. А вот с живой плотью все обстояло существенно сложнее. Но Крейцер решил и эту задачу. В этой связи у меня имеются показания некоего Грубина, бывшего следователя городской прокуратуры. Интересные показания, конечно… Этот Грубин не так давно вел дело Гамова, мнимого племянника Крейцера. Гамов, если вы помните, Дмитрий Николаевич, был назначен пресс-атташе проекта «Дальний берег». Публичная персона, так сказать…

– Да, разумеется, я в курсе, – сказал президент. – Продолжайте, Александр Александрович.

– Эксперименты по разработкам Крейцера были осуществлены и нашими учеными. Могу сказать, что успешно. Телепортация подопытных животных из лаборатории А в Подмосковье в лабораторию В прошла удовлетворительно.

– Мыши?

– Кролики, – улыбнувшись, ответил генерал Ковригин.

– А где расположена лаборатория В?

– В Питере.

– Значит, из Подмосковья в Санкт-Петербург были переброшены несколько килограммов живого мяса? – в тон ему отозвался президент.

– Именно так, Дмитрий Николаевич. Кролики чувствуют себя хорошо. Правда, один прибыл в конечный пункт переброски совершенно лысым и без правого уха, но это списано на допустимую погрешность.

– Не думаю, что сам кролик так считает.

– Следователь Грубин, о котором я упоминал, и вовсе утверждает, что был переброшен из частного НИИ, где несколько лет работал и экспериментировал профессор Крейцер, на берег Нила, в Египет. Представил ряд фактических доказательств. А я ему и так верю. Марк Иванович вообще был шутник, а поставить на место зарвавшегося следака – милое дело… Сам не люблю прокуратуру.

– Ну это твое частное мнение, Сан Саныч, и я его не слышал, – окончательно переходя на доверительно-дружескую манеру общения, сказал президент. – Значит, Грубин указывает на факты телепортации, и эти его показания имеют фактическую основу?

– Там даже была любопытная история с крокодилом, которого профессор Крейцер подбросил прямо в домашний аквариум этого самого Грубина, – насмешливо фыркнул генерал Ковригин. – Крокодил, правда, был еще детеныш, но все равно Грубину мало не показалось… Но это так, лирика. Хотя, конечно, вовсе даже не лирика, а самая что ни на есть экспериментальная физика… Гм. Теперь, я думаю, вы хотели бы услышать от меня, Дмитрий Николаевич, какое отношение имеют эти эксперименты к проекту «Дальний берег» и как они могут повлиять на пролонгирование работы над проектом, так сказать, на операции «Дальний берег – 2»?

– Да, – кивнул президент.

Генерал Ковригин подался вперед и шепотом, как будто их кто-то мог услышать в личном кремлевском кабинете главы государства, выдавил свистящим и шершавым шепотом:

– Дима, это бомба. Это настоящая бомба! Онисами не понимают, какая это бомба, а если не понимают ученые мирового уровня, то где уж нам с тобой, простым советским кагэбэшникам, понять! Если бы у профессора Виноградова не были постоянно выпучены глаза во время работы над материалами Крейцера, я, быть может, и сумел бы вызнать побольше, что он обо всем этом думает. Дескать, глаза – зеркало души, ну и так далее…

– И что?

– Виноградов полагает, что хватит и года, чтобы отладить технологию профессора Крейцера до такой степени, чтобы применять ее ПРАКТИЧЕСКИ. В частности, в отношении проекта «Дальний берег».

– Ты имеешь в виду – напрямую забросить людей в звездолет пришельцев на орбиту Луны? Ну, Саша, ты даешь стране угля… Мне нужно ехать на саммит Большой восьмерки, а ты перебиваешь рабочий настрой, говоришь такие забавные вещи. Это что, в самом деле реально?

– Эксперты говорят, вполне… Крейцер оставил очень подробные и подкрепленные фактическим материалом разработки. Имеется даже экспериментальная установка-телепортер, чего ж еще нужно для счастья? К тому же опыты можно признать удавшимися…

– «Но я твердо верил в то, что не прошло время ужасных чудес" ¹,– пробормотал президент.

– Что?

– Ничего. Так… Докладывай.

– Да я, собственно, уже… А насчет того, что это сейчас кажется невероятным, я так тебе скажу: еще век назад практическое осуществление ядерного взрыва считали совершенной фантастикой, не имеющей никакого отношения к объективной реальности. Сами лучше меня знаете, Дмитрий Николаевич.

Президент постучал полусогнутым пальцем по столешнице и, помедлив, произнес негромко, раздельно:

– Ваше мнение, Александр Александрович: как эта ваша «фантастика» может повлиять на проект «Дальний берег»?

– С этой стороны?.. Ага. Я думаю, что нам следует придержать технологию при себе. Европа, Китай, Штаты и все их сателлиты обойдутся. Так что НИКАК не повлияет. По крайней мере, в нынешнем формате глобального проекта, – четко ответил генерал Ковригин. – Это мое твердое убеждение.

– Я тоже так думаю, – отозвался его высокий собеседник. – По крайней мере, всегда приятно иметь ТАКОЙ козырь… Иди, Саша. Ты свободен. Завтра явишься ко мне с профессором Виноградовым. Я уже отдал соответствующие распоряжения. Так что вторая часть нашего разговора обещает быть не менее интересной. Надеюсь, мы найдем достойный выход из создавшейся ситуации…

Часть II. ВЫХОД

Глава первая. НЕЖНЫЕ БОЛОТА

1

Корабль, Кринну (Шестой уровень), местность неподалеку от Дайлема

– Я не знаю, что со мной произошло. Наверное, это дурно. Наверное, это подло. Но не жалею ничуть. Я только сейчас начала чувствовать, что в моих жилах течет настоящая кровь, а не та тухлая водица, которую так любит лить мой добрый дядюшка. Ты, наверное, лучший из всех?

– Да нет, такой, как миллионы и десятки миллионов. А мои земляки – разве они хуже меня? Есть и получше…

– Они красивы, у них белые зубы и сильные тела. Такие, как у тебя. Но они все равно другие. Я говорю глупости?

– Нет.

– Я хотела бы тебе что-нибудь подарить. Но у меня ничего нет, УЖЕ ничего нет, кроме меня самой – ведь он никогда не простит, он никому и никогда не прощал. Я могла бы подарить тебе весь свой мир, но я уже знаю, что он грязен и мал по сравнению с твоим родным миром.

– Ну… Я бы не стал подходить вот так однобоко… и…

– Молчи. Я знаю. Тебе не нравится мой мир, он кажется тебе убогим, я читаю это в тебе так же ясно, как вот эту землю. Я не стану тебе дарить его. Он тесен и убог, как клетка, в которую посадили некогда свободного зверя. Наверное, плохо, что я, родившаяся здесь, говорю такие слова. Нет, мой тесный мир – плохой подарок. Но что тогда?..

– На моей планете однажды произошла смешная история. Один бедный студент… Ты меня понимаешь?

– Да.

– Один бедный студент любил девушку. Она предпочла ему другого и вышла за этого другого замуж. И тогда бедный студент решил явиться на свадьбу и сделать молодоженам самый дорогой подарок, какой ни есть в мире. Но у него не было денег… он был беден…

– И что?

– Он написал музыку и подарил ее молодым. Но оказалось, что это был подарок не только тем двоим, но и всем, кто решил соединить свои судьбы во всем мире. У него было смешное имя, у этого студента-музыканта: Феликс Мендельсон.

– А мне кажется – мрачное…

– Ну не знаю. У нас слишком разные языки.

– У нас все разное. Наверное, потому нас так и тянет друг к другу.

– Ну я немножко не об этом… Впрочем, все равно. Знаешь, я вспомнил, как можно выразить словами… ну все происшедшее и что происходит сейчас. У нас на Земле был один большой поэт, так он написал… Я не могу перевести, ты просто вслушайся:

Сними ладонь с моей груди,

Мы провода под током.

Друг к другу вновь, того гляди,

Нас бросит ненароком.

Глаза у нее сделались большие и прозрачные, как воды старинного озера, и даже угасла сиявшая в них обычно дерзкая насмешка.

– У нас жрецы раньше так заклинали Небо – на дождь, на распогодь… Тоже – непонятно, но красиво, и по коже, знаешь, течет холод.

В самом деле, было очень холодно. Гамов поднял голову со скомканного отреза ткани, который он использовал как подушку, то есть как жалкое ее подобие. Нельзя сказать, что этот разговор, почудившийся ему так же ясно, как если бы состоялся на самом деле, был совсем уж невозможен, но лицо Лейны, племянницы самого Акила, в рыжих отсветах костра отчего-то казалось холодным и застывшим, будто восковым.

Низинка, в которой отряд Элькана остановился лагерем и разложил походные костры, находилась всего лишь в десятке белломов от города-государства Дайлем и буквально в пяти-шести белломах от знаменитых Нежных болот, древнего ареала обитания священного червя гарегга. Гамов чувствовал это как никто: будучи единственным гареггином в отряде, он непрестанно ощущал легкое жжение в печени, холодок в нижнем отделе позвоночника, а в голове время от времени вихрем проносились какие-то туманные, плотно сотканные почти до уровня зрительных галлюцинаций видения… Из этих видений человек с фантазией Гамова мог выхватить все, что угодно: искаженные болью, темные, чужие лица, языки пламени, лижущие рушащуюся стену, черные потоки какой-то матово поблескивающей, густой жижи, свечение в сером, предночном небе, неестественно четкие, черные тени, отбрасываемые недвижными фигурами на склоне болезненно-желтого холма. Наверное, он слишком недолго был гареггином и оттого не имел возможности истолковать эти видения и привносимые ими ощущения.

Во рту было очень сухо и горчило.

Костя Гамов встал и приблизился к костру. Тут помимо непроницаемой Лейны сидели сам предводитель – экс-профессор Крейцер, а также Абу-Керим, мадемуазель Камара, криннец Бер-Ги-Дар и еще четверо уроженцев Корабля, которые входили в отряд Элькана. Последний поднял на Гамова тускло поблескивающие глаза и тихо спросил по-русски:

– Ну что?..

– Опять дурацкие сны, – коротко ответил Гамов и присел на корточки, всем телом впитывая благотворное тепло, волнами идущее от костра.

– Дурацкие сны, которые очень легко принять за реальность?

– Да. Я и принял… почти…

– Это не очень хороший признак. Да…

– Зато в моих снах приятно пахнет. В отличие от всех мест, в которых мы бывали в пределах этого Корабля…

– Гм… М-да… Понятно. А что Леннар?

– Ты задаешь этот вопрос в тысячный раз и сам знаешь ответ на него, дядя Марк. Я не знаю. Я не видел.

– Мы находимся совсем близко от Нежных болот, тут обостряются все инстинкты, – полувопросительно-полуутвердительно проговорил Элькан. – Я нисколько не удивлен, что тебе снятся яркие сны, мало отслаивающиеся от реальности, но мне все-таки хотелось бы услышать от тебя… ну несколько иное… Ты вот что-то бледен, Костя. А? Нездоровится? Для гареггинов это крайне нехарактерно.

– Да нет… Я себя прекрасно чувствую, – качнул головой Гамов. – Другое дело, что эти мои чувства и ощущения никак не могут помочь в достижении поставленной цели, вот что, дядя Марк.

Элькан хитро прищурился:

– Да ну! В самом деле? Все последние дни ты меня попросту настораживаешь, Костя. Не очень-то ты похож на недавнего бравого коменданта Этер-ла-Винга.

– Есть причины, – пробормотал Гамов и вытянул руки к огню. – Я не понимаю, дядя Марк, а что, ваши древние леобейские строители не могли смоделировать идеальный климат, ну вроде того, что на Гавайях, что ли? Холодно… Какая им разница, какие климатические условия программировать?

Элькан даже отвечать не стал. Это была явная попытка Гамова перевести разговор в другую плоскость. Но, промолчав относительно климат-установок древней Леобеи, не стал предводитель отряда развивать и ту тему, с которой поспешил сойти Константин.

Посидев около костра несколько минут, Гамов отошел в сгущающуюся темноту и, сев на склоне пологого холма, погрузился в раздумье. Подумать было над чем. Неоднозначно, странно, удивительно ощущал свое тело Костя Гамов все последние месяцы. Он мог бы сравнить его с фортепиано, к которому подошел совершенный профан в музыке и вдруг – неожиданно для себя – сыграл сложнейший этюд, написанный для пианистов-виртуозов великим и уже давно умершим композитором. Тело это давало совершенно неожиданные реакции в обстоятельствах, казалось бы привычных и неоднократно встречавшихся ранее. Так, искупавшись в обычной речке, Гамов вдруг поймал себя на ощущении, что чувствует придонный ил, как если бы он донырнул до дна и коснулся его рукой. Волны почудились ему продолжением его тела, вода словно обладала теми же тактильными способностями, что и его, Гамова, кожа, и оттого он чувствовал себе не инородным телом, попавшим в воды реки, а органическим продолжением этих водных толщ, пусть несколько более живым и горячим. Он мог, не открывая глаз, сказать, какая рыба водится в этой реке и в какой норе прячется речной рак. Все это пустяки, но за этими пустяками легко угадывалось истинное их значение, истинный масштаб этих вновь проявляющихся способностей…

Этот червь гарегг, какие же возможности он даст еще?

По склону холма протянулись две длинные тени. Это возвращались из вылазки посланные Эльканом лазутчики. Они отсутствовали уже около суток. Подняв руку, Гамов привлек их внимание. Один из лазутчиков был капитан Епанчин. В отряде Элькана именно он занимался рекогносцировкой местности, планированием тактических операций и являлся одним из троих отвечающих за боевую подготовку.

– Ну что? – произнес Гамов.

– Да ничего. Никаких результатов. Ни следа. Я, конечно, не думаю, что он свалится нам прямо на голову, хотя тут и такое случается. Уже по собственному опыту знаю… Личность-то, прямо скажем, очень заметная, а здешний люд совершенно не умеет врать! А уж применить к аборигенам земные методики допроса – дело верное, но результат!.. Результата-то нет, – устало выговорил капитан Епанчин. – Этот мифический Лен-нар как сквозь землю провалился, а нашего славного предводителя Элькана еще удивляет, чего это он САМ не выходит с нами на контакт!

– Сквозь землю – это в здешних местах очень даже запросто, – тихо сказал Гамов.

Костя знал, что говорил, а еще лучше знал это капитан Епанчин, который никогда не забудет падения с трехкилометровой высоты и земли, – аккуратной рукотворной чужой земли, раскрывающейся под ногами. Плывущей в серой дымке, надвигающейся и словно рассаживающейся на правильные квадраты нарочно кем-то размеченного ландшафта. Тогда даже не хотелось думать, кемименно, ну а потом отпала сама физическая возможность думать: все закрутилось, смятая дурнота стала полновластным хозяином землян, и гигантская рука невидимого бога, подхватив их на ладонь, зашвырнула в сырую котловину, заросшую приземистыми сорняками, подтекающими слизью. Невидимый гигант оказался аккуратен: никто не пострадал, если не считать нескольких царапин и пары сломанных ребер (одно из них у самого капитана Епанчина). Элькан (его по привычке некоторые из землян еще называли профессором Крейцером) тотчас же выставил объяснение происшедшего: дескать, разрушение конструкции повлекло за собой некое смещение в силовом контуре, возникновение нуль-пространства, пусть мизерных масштабов, но все же… В пределах Корабля вообще много аномальных зон, заверил Элькан, а местные, сталкиваясь с тем, что не укладывается в голове и попахивает дьявольщинкой, именуют все это Язвами Илдыза.

Надо сказать, объяснения почтенного Элькана не воспринимались уже так безоговорочно, как в первые часы и дни пребывания в мире Корабля. Земляне предпочитали наблюдать и делать выводы сами… Хотя главенства Элькана в отряде никто не оспаривал. В конце концов, как говорил Наполеон, «лучше один плохой генерал, чем два хороших». Сложно лучше и четче сформулировать принцип единоначалия…

– Это хорошо, что Крейцер выставил по периметру четыре сторожевых маячка, – продолжал капитан Епанчин, – здешние по крайности суеверны и принимают охранные огни за атрибутику новой… этой… их страшилки… Язвы Илдыза. Хотя от беспризорников и это не спасает.

– Ага, – кивнул Гамов, – наш отряд как блуждающая Язва Илдыза – это наводит на размышления. И что там – снаружи?За периметром?

Из темноты уже слышались голоса, они приближались, перекликались, люди называли Епанчина и его спутника по имени. Капитан взглянул себе за спину, туда, где на изломленной каменной гряде неподвижно стояли зеленые и красные огни сторожевого маяка. На этом маячке и на трех его братьях-близнецах замыкался контур охранного силового поля, позволяющего отряду разместиться на ночной привал в относительной безопасности… Капитан Епанчин сказал:

– Там, снаружи, война… Она не кончается ни на секунду. И главное – они сами не могут понять, с кем воюют и за что воюют. И потому не видно конца этой войне. Да ты не хуже меня знаешь…

– Если не лучше.

– Жрать охота…

– Там уже почти приготовлено, – сказал Константин, – сегодня, кажется, снова мясо… Лена Камара все вздыхает о своей вегетарианской диете, хотя во всем остальном превратилась во вполне ничего себе хищницу.

– Пойдем к кострам, – сказал Епанчин, – что ты торчишь тут на склоне? Ждешь, пока тебя выцелит какой-нибудь ночной стрелок из числа этих… «бродячих»? От них всего можно ожидать…

Ночь опускалась всем своим грузным туловищем, тяжелела, скрадывала очертания холмов, одно за другим глотала тучные, серые облака, задержавшиеся в небе. Ночь была пустынна и тиха, и ухо, привыкшее к ночному стрекоту кузнечиков, крикам птиц и плеску темных ветвей, принимало только пустоту. Ночи Дайлема страшны именно своей пустотой. Наверное, эту-то пустоту, эту словно выжженную и уже остывающую тишину и хотели заполнить своими голосами сидящие у костров люди Элькана, потому что гомонили едва ли не все разом.

У ближнего костра, где сидел сам Элькан, впрочем, говорили только двое. И то по очереди. Элен Камара – громко, отчетливо, раздражительно; криннец Бер-Ги-Дар – тихо, отрывисто, а еще время от времени вставлял коротенькие реплики Элькан, и был он тих и неразговорчив, что совсем не соответствовало его характеру и манере себя держать.

– Я довольно уже времени нахожусь в этом отряде, – держала речь француженка, с чудовищным акцентом выговаривая слова на Общем, – но для меня тем не менее не совсем ясны еще наши цели и особенно методы, которыми наш уважаемый Элькан намерен этих целей добиваться. Что у него? Осторожность! Осторожность превыше всего, а вот я нахожу его методы слишком деликатными. Местные скоты не слишком размышляли, прежде чем сунуть в мясорубку наших товарищей! Вон Ли Сюн не даст соврать.

Китаец, к которому апеллировала Камара, находился по другую сторону костра за пару десятков шагов и слов француженки слышать не мог, но его мнение и так было хорошо известно. Все-таки человек уцелел в сардонарском Большом гликко, а этим мало кто за последние несколько столетий может похвастаться…

Элен продолжала, обильно жестикулируя:

– Вместо того чтобы разыскать наших уцелевших земляков и вместе с ними приложить все усилия к тому, чтобы войти в Контакт с этими Обращенными, мы ищем Леннара! Может, и не существует никакого Леннара, как, например, современные азиаты ищут дух Чингисхана и объявляют кого-нибудь из своих… ну и так далее.

– Леннар не миф, а реальный человек, и его помощь будет неоценима, – тихо проговорил Бер-Ги-Дар. – Сардонары чтят его как божество, и этим нельзя пренебрегать… Сардонары не боятся никого и ничего. Леннар же может остановить их одним словом.

– Странно вот только, что он до сих пор не появился и не произнес этого слова, – ядовито отозвалась Камара. – А еще более странно, что Леннар спасается бегством от двуногих существ, которых, по твоим же словам, он может остановить одним только словом. Вместо слова он убивает нескольких своих почитателей и исчезает, попутно заразив Гамова… х-ха!.. местным паразитом. Своеобразная манера поведения, не правда ли? Оригинал! – Последние слова Элен произнесла по-французски: – В вашем мире вообще много оригиналов, любезный Бер-Ги-Дар. Можете не сомневаться, что я приложу все усилия к тому, чтоб подобных оригиналов было как можно меньше.

Она говорила на своем языке, но, верно, криннец и без того понял суть сказанного. Он откликнулся:

– Понятен твой гнев. Много твоих погибло. Моих земляков погибло еще больше. Мы и сейчас находимся на моей родной земле, на земле Кринну, и я чувствую, что каждый миг гибнет в бойне новая жертва. Ничего. Ты жалуешься на то, что мы слишком долго подкрадываемся и никак не совершим бросок. Скоро все будет. Ты еще успеешь устать от бросков. Не уверен даже, что ты не взмолишься о пощаде. Будет очень тяжело. Нужно уметь терпеть. Это тебе не железом махать во все стороны – пусть даже со всей мерой искусства, отпущенной богами.

– Завтра мы будем в Дайлеме, – пробурчал Элькан. – Там у нас будет много возможностей излить свой гнев. Дайлем мутный город. Дайлем – это такое озеро, в которое стекает множество грязных ручейков.

Гамов слушал не шевелясь и не вставляя ни слова. Вернувшиеся из вылазки люди между тем отогрелись и заговорили. Капитан Епанчин сказал:

– Видел я эти болота. Мрачное место. Наверное, примерно так выглядела Гримпенская трясина, на которой жила собака Баскервилей. Конан Дойл живописно так излагал… Только там хотя бы была собака. Я собак люблю, даже страшилищ. Просто сэр Чарльз не умел их дрессировать… А вот кто обитает в этих самых Нежных болотах, будет похуже любых собак… Ну и о людях у болот. Видели мы нескольких темных личностей. Я посветил фонарем. При нашем приближении убежали со спринтерской скоростью.

– Конечно, были это «дикие» гареггины, – проговорил Элькан. – Они не уходят от болот далеко, а обычных людей, как то и положено «диким», дичатся. Ну что дальше?

– А ничего. Мы подходили к болотам почти вплотную. По моей оценке, оставалось до них не больше ста пятидесяти – двухсот шагов, дальше подходить пока не рискнули. Вонь дикая!.. Даже коммуникации под Горном показались бы музеем парфюмерии, – проворчал капитан Епанчин. – Несколько раз я учуял острый запах химикатов. Никаких следов обитания этих «диких» гареггинов не встретили. Ни костра, ни лежбища, ни даже примятой травы. Где и чем они живут, неясно. Далее. Мы провели работу в двух поселках, посетили таверну на подступах к Дайлему. Контингент там, как водится, еще тот. На нас внимания не обратили, все-таки мы завернуты в эти дурацкие местные балахоны и удачно сошли за своих… К тому же рта не открывали… Могу сказать, что местное население панически боится Нежных болот, прародины гареггов. Из полутора десятков людей, которых я видел в этой таверне, мне кажется, как минимум четырнадцать не в своем уме. Трудно их воспринимать. Один раскачивается, бормочет, поминает каких-то племенных богов, другой тычется носом в засаленные листы и высчитывает прибыль, при этом свободной рукой кидает в стену ножи. Третий пьет и на всю таверну горланит восхваления Леннару, а рядом бьют ногами какого-то сопляка. Потом ему взрезали брюхо – оказался гареггин. «Бродячий», само собой. Червя, которого вытащили из парня, тут же кинули в огонь. Кинули, и в топке что-то рвануло, ухнуло – и сноп пламени. Получается, эта тварь еще и взрывоопасна – горит как нефтепродукт!

– Гарегг – существо таинственное, – сказал Элькан. – А Нежные болота давно причислены к Язвам Илдыза и своей славой не затмевают разве что Проклятый лес близ Ланкарнака, это Пятый уровень… Да еще Эларкур, Дно миров – целый уровень, который в результате техногенной катастрофы превратился в ад. Мерзкий, жуткий, зловонный… Ну так что же! Нежные болота пахнут нисколько не лучше.

– Я чувствую это уже отсюда, – заметила Элен Камара. – Давно хотела спросить вас, уважаемый Элькан: куда вы нас привели? Сначала мы слушали вас по той причине, что ничего иного не оставалось. И вот мы выжили. Вопреки всему и, быть может, вопреки отдельным вашим ценным указаниям. Но – до сих пор – мы вынуждены принимать на веру ваши решения, которые вы не изволите объяснить, аргументировать.

Тут же в разговор вступил несносный Хансен. Несколько раз он уже пытался оспаривать распоряжения Элькана и не соглашаться с его мнениями, но не находил поддержки у товарищей. В конце концов, Элькан в своем мире и знает его лучше, а все они чужаки… Но сейчас, верно, ситуация переменилась. Хансен заговорил с жаром:

– В самом деле. Она права. Профессор Крейцер, мы не можем впредь слепо вам подчиняться. Я признаю, что вы помогли нам бежать из шлюза, что вы помогли нам в Горне и черт знает как. но, верно, способствовали нашему спасению, когда мы падали в пропасть!.. Но вот уже бог весть сколько времени мы следуем за вами, полагаемся на вашу компетенцию и порядочность. Не задаем лишних вопросов. Проходим подготовку. По вашим, между прочим, методикам. Питаемся черт знает чем. Шарахаемся от каждой тени.

Shit! Но теперь все-таки пришло время объясниться. Зачем вы приволокли нас сюда, к этим зловонным болотам?

Элен Камара, затеребив на груди плотное дайлемитское облачение, подхватила:

– Я не вижу никакой логики. В крепости, той, в Ганахиде, хотя бы находился склад с этими вашими комплектующими, которые нужны для работы… и мы реально видели, что этоработает… А тут? Какие свирепые чудеса приготовили нам эти ваши Нежные болота? Зачем они нам?

Сосредоточенный и спокойный Элькан положил руку на рукоять гареггинской сабли, бей-инкара, и ответил:

– Вы прожили в этом мире несколько недель и уже возомнили, что узнали его? Если сейчас спокойно, то это уже повод усомниться во мне? Да ведь не каждый из вас понимает, каким образом мы вообще перемещаемся по Кораблю! Вот ты, Хансен. Знаешь ли ты, что для преодоления расстояния от крепости Этер-ла-Винг до Дайлема нужно спуститься на два Уровня вниз, нужно преодолеть несколько древних тоннелей-перевалов, пронизывающих переборки между Уровнями и служащих специально для естественного сообщения между Верхними и Нижними землями? Что этот путь, скажем, верхом занял бы пару месяцев, не меньше? И это при том, что у тебя умный проводник, хорошо изучивший дороги Корабля по старым картам Храма? Мы же оставили этот путь за плечами благодаря анизотропному тоннелю, которых проложено великое множество в толще переборок, но которыми практически не пользуются ни Обращенные, ни тем паче сардонары?

– Анизотропный тоннель? Путь в одну сторону?

– Да. Сеть этих тоннелей, давно заброшенная, до сих пор не контролируется никем. В то время как все магистральные лифтовые шахты из Ганахиды в Верхние земли, Беллону, и в Нижние, Арламдор, давно контролируются сардонарами. Я имею в виду охранные посты у выходных порталов на Уровне… Я к тому все это говорю, чтобы вы поняли – и ты, Хансен, и вы, мадемуазель Камара, – что без меня мало чем тут отличаетесь от слепых котят.

Абу-Керим не мог не присоединиться к этому разговору. Абу– Керим отсоединился от своего кружка вокруг костра, его бородатое лицо было непроницаемым, лишь в глазах метались хитроватые огоньки, когда он сказал на местном наречии, понятном большинству присутствующих:

– Никто и не оспаривает твоей мудрости, почтенный Элькан. И твоих благих намерений. Только, как говорит наша земная поговорка, благими намерениями выстлан путь в ад. Вот мы и пришли в ад. А что?.. Вполне ничего себе ад. Уверен, что многие из нас, уцелевших космонавтов, – перешел он на английский, – еще пожалеют, что я не взорвал корабли «Дальнего берега» на орбите Земли, как еще недавно некоторые говорили!

– Очень уместный сарказм, – холодно сказала Камара. – Впрочем, что можно ожидать от террориста?..

– Которому, однако же, ты не раз доверяла прикрывать свою спину.

– Мы так и не дождались ответа от профессора Крейцера, – проигнорировав эти слова Абу-Керима, нажала голосом неисправимая афрофранцуженка. – Нас тридцать человек, и, кажется, никто не может похвастать, что наш предводитель раскрыл ему хоть часть своих планов.