Текст книги "Леннар. Тетралогия"

Автор книги: Роман Злотников

Соавторы: Антон Краснов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 82 страниц)

Гаар вглядывался в скульптурное лицо владыки Храма, и чем больше он смотрел, тем основательнее забывал о послушнике Бренике, дрожащем под ложем. Смертельная тревога искажала черты Стерегущего. Под глазами пролегли тени, взгляд лихорадочно заострился; жесткая складка рта сломалась, уголки губ опустились книзу, и сейчас величественный настоятель ланкарнакского Храма походил на простого смертного, которого застигли врасплох за каким-то предосудительным занятием. Гаар, который сам едва не был пойман на месте преступления, прекрасно почувствовал смятенное состояние Стерегущего. Но что, что повергло главу Храма в шок? В такое непозволительное для его сана ошеломление?

Стерегущий Скверну преодолел пространство комнаты до того места, где стояло ложе с прятавшимся под ним Бреником. Он рухнул на ложе и, стараясь отдышаться, выдавил:

– Страшная!.. Угроза!.. Благолепию!..

– Что такое?

Стерегущий помолчал, пока почти полностью не восстановил дыхание, и, подняв на Гаара глаза, вымолвил уже спокойнее:

– Я только что говорил с братом Караалом. Жуткие истины приходится мне выслушивать на склоне лет, и, наверное, не заслуживал я того, чтобы на мою голову и на головы служителей вверенного мне Храма легло такое проклятие! Горе, горе! Думаю, что придется сообщить самому Сыну Неба – туда, в Первый Храм! В Ганахиду…

– Что же сказал Караал? – медленно проговорил Гаар, невольно подаваясь вперед, ближе к Стерегущему.

Глава ланкарнакского Храма ответил, выцеживая каждое слово через силу и морщась, будто от острой, накатывающей приступами боли:

– Он допытывал того человека, которого вчера твои люди привели в Храм. У него «затемненная» память, как утверждал брат Караал. Вчера он применял к нему заклинания из Второго Параграфа, главу о Белом Катарсисе, а потом надел ему на голову Убор Правды. А сегодня решил применить сильнодействующее средство и снова с Убором Правды допытывал Леннара по Большому ритуалу Милверра. [7]7
  Брат Караал ничего не сказал Стерегущему Скверну о «диадеме».


[Закрыть]

– Как? – Омм-Гаар вздрогнул. – Толкователь решился?..

– Как ты знаешь, этот ритуал в дознании можно применять редко и с большой оглядкой, потому что уж слишком велики силы, которые высвобождаются по мере его проведения. Толкователь рисковал рассудком допытываемого…

– Да, я помню, как в последний раз, когда применяли этот ритуал дознания, несчастный поседел, скрючился и тихо сошел с ума. Кажется, это был отступник из андольского Храма.

– Да, правая рука тамошнего Стерегущего Скверну, – после паузы отозвался настоятель Храма. – Даже особа такого сана и уровня посвящения не вынесла. А этот… этот Леннар…

– Что?

– Выдержал! Страшные бездны открылись Толкователю! Он говорит, что наше счастье только в том, что этот Леннар из Проклятого леса и сам не знает, на ЧТО способен. Его память, его силы еще дремлют под гнетом, природа которого еще не до конца выяснена Толкователем.

Омм-Гаар помедлил, словно не решаясь высказать какую-то пришедшую ему на ум мысль. Потом все-таки сказал:

– А может, брат Караал… Он ведь известен как неподобающий весельчак и шутник. Мне докладывали Цензоры о его выходках… и…

– Нет, нет, что ты!!! – Стерегущий Скверну замахал на него руками. – Я знаю, что брат Караал склонен к поступкам, не приличествующим особе его положения, и что только неприкосновенность, даруемая каждому из Трех Толкователей, позволяла ему порой избежать заслуженного взыскания или даже строгой кары. Но, шутя в малом, он не мог ввести нас в заблуждение в ТАКОМ!.. Видел бы ты его лицо! Мне даже показалось, что в его бороде, всегда черной как смоль, мелькнула седина. Все!.. – Стерегущий Скверну поднялся с ложа. – Большего я пока сказать не могу. Все остальное будет сказано на площади Гнева, где надлежит провести аутодафе. Надлежит умертвить этого Леннара с соблюдением всех необходимых ритуалов и применить при этом Меру Высшей предосторожности!

Старший Ревнитель Гаар облизнул пересохшие губы.

– Даже так? – тихо спросил он.

– Да! Сейчас этот Леннар из Проклятого леса еще слаб, как червь в трещине пересохшей почвы, но когда взойдет Большая звезда, он может стать сильнее, и только боги и сам светлый Ааааму, чье истинное Имя неназываемо, могут знать, что произойдет после!

– Что должен делать я?

– Немедленно собирать Ревнителей! Необходимо схватить ВСЕХ людей, с которыми этот Леннар мог общаться: крестьян, стражников… всех!!! Они должны умереть. Мы не можем рисковать.

– Я тоже говорил с ним. Что, меня тоже?..

– Мы – посвященные высшего ранга, а это другое дело. Брата Караала защищает священная неприкосновенность Толкователей, тебя и меня – наш сан, а все остальные…

– Но еще были Цензоры, а также младший Ревнитель Моолнар и с ним еще…

– ВСЕХ! – негромко, но решительно перебил его Стерегущий Скверну. – Все! Я сказал свое слово. Выполняй!

И глава Храма ретировался, теперь уже степенным и неспешным шагом. Гаар проводил его взглядом, потом тщательно запер двери и, подойдя к ложу, одним рывком извлек оттуда бледного как смерть, трясущегося младшего послушника Бреника. Он окинул его мутноватыми глазами и наконец произнес:

– Значит, так. Сейчас иди в свою келью и сиди там как мышь, никуда не смей и носа казать. Я сам тебя вызову. А если ослушаешься, – кинжал Гаара с неуловимой быстротой выскользнул из ножен и уперся в грудь Бреника; из-под острия показались несколько капель крови, – убью собственными руками и освежую, как быка, чтобы никто и не вспомнил, как выглядит твоя поганая харя и прочее дерьмо! Ты меня понял, отродье ящерицы?.. Пошел!

На ходу накидывая одежду, Бреник покинул покои старшего Ревнителя. Однако, пройдя часть галереи, он укрылся в одной из настенных ниш и тут, постаравшись успокоиться, смирить крупную дрожь во всем теле, задумался. А подумать было над чем. Надругательство, которому он подвергся бы, не приди неожиданно Стерегущий Скверну, сменилось другой угрозой, и куда более серьезной. Контуры этой угрозы еще смутно вырисовывались во всполошенном мозгу Бреника, но он уже твердо решил: в свою келью идти пока что не стоит.

«Вот дела, – думал он, – такогоне то что я, а и старожилы Храма, наверное, не вспомнят. И Стерегущий! Никогда не слышал у него такого голоса! Кто же такой этот Леннар, если уже сейчас, когда он сидит в клети, из-за него учинился такой переполох? Ну и ну!»

Зловещие слова Стерегущего вдруг припомнились охваченному смятением послушнику: «Необходимо схватить ВСЕХ людей, с которыми этот Леннар мог общаться… Они должны умереть…»

Всех! Но ведь он, Бреник…

Послушник со слабым стоном сполз по стене на пол. Холодный камень плит оледенил тело. Всех! Но ведь он носил ему еду! И даже перекинулся с ним парой фраз! А это значит… это значит, что его тоже умертвят.Нет никакого сомнения, что так оно и будет. Если Стерегущий допускает умерщвление даже Цензоров, которые присутствовали при дознании, то уж его, какого-то младшего послушника… Его прирежут как кролика.

Бреник поднялся с пола. Что толку лежать тут, как рыхлая баба на сносях? Он в любом случае обречен, если будет сидеть сложа руки, поддаваясь панике. Нет, нужно действовать, решил Бреник, и действовать тем более решительно, что терять ему нечего. Это уж точно. Куда ни кинь – всюду клин. Если он пойдет в келью, рано или поздно его вызовет к себе старший Ревнитель Гаар, а может, и не посчитает нужным беспокоить себя, а подошлет кого-то из своих людей. – все равно боевой сноровки любого из Ревнителей, даже младших, даже Субревнителей, хватит на десяток таких послушников, как Бреник. Если он не пойдет к себе в келью, а будет прятаться, все равно его рано или поздно найдут… а Гаар уже объявил, что сделает с Бреником в случае ослушания.

Одно-единственное желание, от которого все завертелось перед глазами и стало ослепительно светло, заполонило Бреника: бежать, бежать! Из этих стен, еще недавно столь благостных, а теперь грозящих смертью, стен, напоенных угрозой и ложью! Бежать, не думая и не надеясь!..

А он?

Тот, из-за кого произошло все это? Будь он проклят, тот, кто навлек эти беды!..

Перед глазами Бреника вдруг всплыло печальное лицо человека, из-за которого, собственно, и началась вся эта сумятица, если не выразиться сильнее. «У вас все такие серьезные?» – спросил тогда он, кажется, особенно и не ожидая ответа. Бреник припомнил выражение собственной физиономии: конечно же младший послушник в Храме Благолепия, как же ему еще держать себя с каким-то еретиком, нарушителем законов Чистоты, носителем «грязного» знания?.. Бренику стало противно. Только сейчас он сумел заставить себя взглянуть на Храм, на Ревнителей и на весь клир глазами, не замутненными слепым обожанием. Как, он хотел стать похожим на такого, как Гаар, на такого, как Стерегущий Скверну, способного легко отправить на мучительную казнь десятки людей, даже не понимающих, в чем их вина?

Бреник стиснул кулаки. Нет!.. Отказаться от всего, чему его учили и во что он истово верил? Что говорил его первый наставник, мудрый, хриплоголосый Ямаан? Тот, кто обязался перед Храмом за него, Бреника, великим ручательством Ухода? Он сказал бы: «Трусость – самый страшный грех, ибо он влечет за собой все остальные: предательство, ложь, поругание клятв, скрепленных именем пресветлого Ааааму! А что, как не трусость, то, что ты собираешься сделать? Бегство, позорное бегство, а ведь в Храме находится человек, которому опасность угрожает в еще большей мере, чем тебе! Предупреди его! Открой глаза незрячему!..»

Бреник мотнул головой. Нужно ли сделать это?.. Нет времени на колебания, нет времени на то, чтобы задушить сомнение! Бреник бросился по галерее, туда, где начиналась огромная каменная лестница, ведущая в десятое из восемнадцати «щупалец»-тоннелей Храма.

Тоннель вел в узилище – туда, где содержались пленники.

Туда, где Леннар.

Приближающийся топот множества ног заставил Бреника нырнуть в одну из ниш и, прижимаясь спиной к холодной, покрытой искусной резьбой стене, дождаться, пока мимо него пройдет отряд Ревнителей. Рослые, статные, в боевых панцирях и при полном вооружении, они прошли мимо послушника единой колонной, ни на мгновение не сломав строя. На фоне этих испытанных всеми видами смерти воинов Бреник вдруг показался себе жалким. А может, это только проверка?.. Его проверяют на силу духа, а он тотчас же сломался, уступил, побежал освобождать врага Благолепия?.. Ведь просто так никого не хватают, никого не помещают в узилище. Враг, враг?.. Сердце Бреника билось, как накрытая ладонью птаха. Ревнители давно уже прошли, а он все еще стоял в нише, не в силах идти дальше. Мучительные сомнения глубоко пустили корни в юном послушнике. Куда идти? Что выбрать? Смирение и послушание или…

Вдруг ему припомнился слюнявый рот Гаара и его тяжелые лапищи, срывающие одежду. Угрожающий голос Ревнителя… слова Стерегущего, мерно падающие на каменный пол, как воск со свечи: «Убить… всех… всех, кто с ним…» И снова – рот, лапищи… Физическое отвращение вдруг вытеснило все колебания лучше любых рассуждений, самых убедительных, самых действенных.

Послушник Бреник выскочил из своего укрытия и опрометью бросился по галерее.

7

Леннар сидел в клети, куда его перевели сразу же после того, как он вторично побывал у Толкователя… Надо полагать, мнение веселого брата Караала изменилось о нем в худшую сторону. Такой вывод напрашивался не только из-за перевода «гостя Храма» из вполне приличной жилой комнаты в клетушку, в которой можно было растянуться в полный рост только при условии, что ляжешь по диагонали. Нет, не только… Леннар хорошо помнил, как изменилось лицо старшего Толкователя за несколько минут до окончания «приема», как называл эти дознания сам Леннар. Его добродушная физиономия вытянулась, на ней явственно проступили красные пятна, Караал смятенно выругался себе под нос, поминая всех демонов и всех призраков Проклятого леса. А когда Цензоры в голос загнусили о том, что подобные грязные словеса недопустимы в священных стенах Храма, Караал так рявкнул на них, что пергаментные личики Цензоров пожелтели еще больше; оба они трясущимися руками принялись заносить какие-то записи в свои доносные свитки. Не иначе собрались жаловаться Стерегущему Скверну. А потом и вовсе убрались из допросной кельи.

Впрочем, на этот раз брат Караал не обратил на них никакого внимания. Он бросился к полке с целой горой свитков, распотрошил ее, потом выволок из пыли какой-то громадный черный том с холодным серебряным тиснением на массивной обложке. Раскрыл.

Когда Леннара уводили, он слышал быстрые, встревоженные слова Толкователя, сбивчивую скороговорку:

– Стерегущего предупредите, чтобы… пусть он зайдет ко мне… И да спаси нас всех Ааааму, чье истинное Имя неназываемо!

…Углубившийся в свои мысли Леннар очнулся от какого-то подозрительного шума из коридора, отделенного от него прутьями клетки, и от шепота:

– Леннар! Леннар… ты здесь?

– Я-то здесь, – немедленно ответил он, – а вот ты где, что-то я не вижу. И кто ты? Что нужно?

– Подожди… сейчас открою замок. – Послышалось звяканье ключей, недовольное пыхтение: верно, замок не хотел подаваться. Невидимка меж тем бормотал: – Я потом все объясню, а сейчас нужно бежать. Хорошо, что тут был всего лишь жрец-страж, а не Ревнитель… С Ревнителем мне ни за что бы не справиться, я всю дорогу молил богов, чтобы тебя сторожил не человек омм-Гаара.

– А почему ты возишься в темноте? Тут что, нет огня?

– Не стоит зажигать… К тому же я могу и вслепую. Сейчас… сейчас же нужно бежать. Стерегущий Скверну приказал назначить аутодафе на площади Гнева. Тебя будут… Ладно, лучше тебе этого не знать.

Брр… страшная вещь! Да что ж этот проклятый замок, Илдызово отродье!!!

До Бреника (понятно, это был он) донесся спокойный, холодный, доброжелательный голос узника:

– А этот Илдыз, он что, ремесленник, который кует или чинит замки? Мне никак толком не объяснят, хотя склоняют этого бедолагу на все лады.

– Бе-до-ла… – В темноте не было видно, как глаза Бреника поступательно лезут на лоб. – Тсс! Илдыз… лучше тебе и не знать!

– Лучше тебе не знать, лучше тебе не знать! – передразнил Леннар. – Что ж мне, так и подохнуть в темноте и невежестве? Что касается темноты, так я не вижу и кончика собственного носа, не понимаю, как ты там умудряешься еще и возиться с замком?

Тут что-то щелкнуло, и Бреник удовлетворенно вздохнул:

– Ну вот, кажется, порядок. Выходи.

Заскрипела оттягиваемая решетка, и Леннар направился к выходу. По пути больно ударился головой, отчего из глаз брызнул яркий свет – кстати, единственное освещение в этой кромешной тьме.

– Куда идти-то?

– За мной! – выдохнул послушник и чуть присел. – Схвати меня за пояс. Вот так. Не отпускай, я выведу. Яэтот Храм как свои пять пальцев знаю. Идем. Нам нужно пройти через портал, один из восемнадцати выходов, но нужно сделать это в момент, когда будет сменяться караул. Там ведь на страже не какие-нибудь жрецы, те, что стражи, то бишь непосвященные, низшего звена, а – орденские братья, сами Ревнители, Субревнители и порой даже младшие. И не допусти великие боги, чтобы они нас увидели! От Ревнителей нет спасения, и… вот!

– А ты что, хочешь помочь мне бежать?

– Не только! Я помогу тебе бежать, но только при условии, что ты возьмешь меня с собой. Меня… мне нельзя тут оставаться, но я… я не должен бежать без тебя. Это было бы нарушением обета… и…

– Насколько я помню, еще вчера ты был вполне доволен жизнью в этом Храме, – резонно заметил Леннар.

Как спокоен голос этого человека!.. Бреник простонал:

– Да… был. Был доволен… н-но не теперь! Тсс! В нишу! Туда, туда! Я слышу, сюда идут! Да, это Ревнители!

Впереди блеснул свет. В его отблесках зоркие молодые глаза Бреника и не менее цепкий взгляд Леннара выхватили характерные очертания тучной фигуры самого старшего Ревнителя Гаара. В одной руке он нес факел, освещая им путь, в другой держал нечто похожее на большой искривленный веер.

– Боевой нож питтаку! – в ужасе простонал Бреник, утягивая Леннара за собой в темную пустоту стенной ниши. – Оружие Ревнителей… Я только раз видел, как им орудуют… уфф!!!

Омм-Гаар, а с ним двое младших Ревнителей, прошли мимо. Бреник вцепился в руку Леннара и потащил за собой со словами:

– Бежим, бежим! Они наверняка направились к тебе! Клеть пуста, сейчас они поднимут тревогу, и тогда будет поздно!

– Да сейчас и так не утро… – растерянно пробормотал Леннар, не очень понимая, что означает все происходящее и отчего все это происходит именно с ним, а не с кем-нибудь более достойным подобного переплета.

Они продвинулись еще на несколько десятков шагов, свернули за угол, Бреник отодвинул тяжеленную железную дверь. Брызнул свет, они оказались в довольно сносно освещенной просторной галерее. Свет лился сквозь большие отверстия в высоком потолке, затянутые многоцветными витражами. Леннар задрал голову, рассматривая мощное каменное перекрытие галереи и ряд мраморных колонн, поддерживающих его, – и тотчас же из глубин узилища, из-за железной двери, в которую они только что вошли, раздался бешеный вопль изумления и гнева. И Бреник и Леннар не могли не узнать этот характерный басовый рык: это был голос старшего Ревнителя Гаара, и не требовалось доискиваться причин, которые побудили его заорать. Причины были на поверхности. Причины – это они, Леннар и помогший бежать ему послушник Бреник. Последнее обстоятельство Гаару еще неизвестно, но он узнает, непременно узнает.

Спешить! Спешить!

И начался бешеный бег по галереям, то суживающимся до узких коридорчиков, то распахивающимся гигантскими залами; несколько раз приходилось нырять в боковые ходы, потому что на пути попадались жрецы, послушники, простые стражники или же Ревнители. Леннару даже показалось, что в конце какого-то очередного тоннеля, похожего на чрево гигантского питона, мелькнуло бородатое лицо старшего Толкователя брата Караала, а за ним бледными тенями метнулись Цензоры… Впрочем, уже в следующий миг Бреник дернул Леннара за руку и увлек его в какой-то отнорок, разветвившийся через несколько шагов еще на несколько ходов. Леннар уже начал задыхаться, когда Бреник наконец остановился перед небольшой, узорчато откованной металлической дверью и выдохнул:

– Уф! Вот мы и на месте. За этой дверью находится караул портала, через который мы должны попасть наружу. Вот окошечко… Ну-ка!

Он взглянул и тут же, содрогнувшись всем телом, отпрянул. Прямо перед ним в нескольких шагах висело непроницаемое лицо караульного Ревнителя. Контуры фигуры стража были приглушены голубоватым дымом, воскурявшимся от нескольких чаш, полукругом расставленных возле входа – мощных решетчатых ворот с тяжелым кольцом на каждой створке. Голубоватый туман оставлял отчетливо видным только лицо Ревнителя, отчего казалось, будто в воздухе неведомым ухищрением парит одна голова.

– Чаши очищения… – прошептал Бреник. – Если они воскурялись, значит, скоро будет смена караула. Таков порядок. Скорее бы!..

До их слуха донеслись дальние раскаты чьего-то глухого крика из глубин Храма:

– Ищите его! Он не мог далеко уйти!

– Нас могут скоро найти, – простонал Бреник. Леннар посмотрел на его искаженное лицо и произнес:

– Не нас, а меня. Еще никто не знает, что ты помог мне выйти из клети. Ты еще можешь уйти в тень. Если уж меня схватят – я так понял, что все равно хуже не будет.

– Да нет, – шепнул Бреник, вцепившись взглядом в бледное, но спокойное лицо Леннара, – поздно… Поздно, я говорю. У нас один выход – вот через эту дверь. А за ней – младший Ревнитель, который шутя справится с нами одной левой. О великие боги, научите, научите!

– По-моему, не самая удачная затея – обращаться к богам, удирая бегством из их же Храма, – с тусклой ноткой иронии обронил Леннар. – Ладно, будет ныть. Лучше подумаем, как бы нам проскользнуть мимо этого твоего хваленого Ревнителя. А что, он в самом деле такой неуязвимый, как ты говоришь?

– Я думаю, что он даже опаснее, чем я говорю, – затараторил Бреник, – откуда мне, простому младшему послушнику, знать все возможности и все боевые секреты Ревнителей? Ну вот… ну вот, кажется, на нас набрели и сейчас обнаружат!

И в самом деле. Глухо загомонили приближающиеся голоса и звуки множества шагов: «Ему помогли бежать! Сам бы он ни за что не сумел вылезти из клети!», «Что за скот предал Храм?», «Кто-то из послушников, они не так устойчивы, их можно сбить с толку». Роковой бас: «Ну конечно же это Бреник, сожрали б его демоны! Я велел ему идти в келью, а только что проверяли – его там нет! Ну ничего! Доберемся до этих утеклецов – сам выведу мерзавцев на площадь Гнева, а прежде дознание с пристрастием устрою!»

Бреник остолбенел. Все, конец: его раскрыли. Теперь все пути отрезаны, и есть только один выход – тот, что ведет к караулу Ревнителей, к решетчатым воротам с кольцами. И, если придется, лучше умереть под саблей стража, чем обречь себя на страшную муку аутодафе на площади Гнева…

Леннар бесшумно распахнул дверь, отделяющую их от караульного покоя и прошептал:

– Он сменяется.

Ревнитель, стоящий у ворот портала, выступил из массива курящегося дыма и двинулся навстречу другому стражу, который вышел из бокового притвора. На некоторое время вход оставался свободен. Леннар прекрасно понимал, сколь мало времени у них в распоряжении, потому коротко скомандовал:

– Рвем!

И первым вымахнул из-за двери и ринулся к воротам. Мощный, хорошо смазанный засов легко вышел из паза под нажимом Леннара. Беглецы навалились на массивную створку, и она начала отходить. Оба Ревнителя, и сменяющийся и сменяемый, спохватились, наверное, на миг позднее, чем следовало бы. Стоявший на карауле развернулся и совсем не по храмовому уставу бросил свое вымуштрованное тело в направлении беглецов – прыгнул, выстелился в длинном прыжке, как тигр. Он почти настиг Бреника, но тут Леннар, стоявший уже по ту сторону ворот, вцепился обеими руками в створку и с силой толкнул ее от себя. Массивная воротина провернулась на петлях и вписалась прямо в лоб Ревнителя. Удар был так силен, что тот совершенно потерял координацию, его отбросило на несколько шагов, и бедняга страж застыл прямо у ног своего сменщика.

– Бежим, пока они не очухались! – хрипя, напомнил Бреник, хотя это и без его слов было очевидно.

Им снова повезло: неподалеку от выхода из Храма на привязи стояли три лошади. Так как не существовало обычая обносить храмовые постройки стенами (все было расположено внутри Храма), то путь был свободен. Бреник взглянул на скакуна и попятился, бормоча:

– Я… я не прошел еще обряда посвящения… я не имею права садиться на лошадь!.. Я… я не удержусь на ней, до сих пор я ездил только на осле!

Леннар ответил быстрой скороговоркой, из которой Бреник только и уяснил, что если он сам не хочет превратиться в осла, к тому же осла мертвого, то должен немедленно запрыгнуть на лошадь и припомнить навыки езды на этом благородном животном. Неудивительно, что Бреник не мог похвастаться искусством верховой езды: красоваться на лошадях разрешено только среднему и высшему жречеству, знати, личной гвардии правителя, а также, конечно, Ревнителям. В военное время к этому коротенькому списку примыкали элитные военные части; в отсутствие же военных действий даже они не имели права передвигаться на лошадях, ограничивались ослами и мулами.

– Делай, как делаю я!.. – внушительно проговорил Леннар.

Он легко взлетел на одного из животных, Бреник с несколько меньшим изяществом, но так же быстро оседлал своего скакуна (чем удивил сам себя). «Откуда он так здорово ездит верхом? – мелькнула у послушника мысль, когда он увидел, с какой легкостью и умением Леннар правит лошадью. – Воин на покое? Или… бывший Ревнитель?»

Вскоре оба беглеца стрелой удалялись от Храма Благолепия. Леннар успел еще обернуться и увидеть, что в настежь распахнутых воротах стоит Гаар и, оскалив зубы, смотрит им вслед.

…Но они не видели еще одного: как в своей келье сидит, подперев подбородок, старший Толкователь Караал. Расширив глаза, смотрит в раскрытую книгу, ту самую, которую он рьяно искал на самом верху книжных полок и нашел вместе с таинственной «диадемой».

«… Пришедшего узнаешь по стопам его; прилетевшего по крыльям; проснувшийся ведает лишь о том, что видит прямо перед собою. Но даже черные шестирукие демоны, пьянеющие от белой мертвой крови под сердцем, не узнают Имени, ибо… ибо…»

Толкователь Караал был мертвецки пьян. У локтя Толкователя перекатывался опрокинувшийся набок кувшин, и со стола стекала струйка темно-красного вина. Вино то срывалось вниз по капле, то стекало сразу струйкой. Старшему Толкователю чудился во всем этом какой-то подспудный смысл, сродни тому, что он пытался выцедить из черных букв древней рукописи. Строчки путались, застревали в глазу, как соринки. Вино капало, стекало…

–  «… Падет Храм у стоп ЕГО, обагренных кровью Бога, —читал он, покачиваясь взад-вперед, – и…» Хватит! Боги, что я н-н-наделал! Что я наделал! Н-нужно остановить… остановить их!!! К Стерегущему! Немм-медленно! Ведь они убьют его… а он совсем, совсем не… не сможет!..

Он поднялся и, пересчитывая своими упитанными телесами все выступы стен, колонны и дверные косяки, начал преодолевать непростой путь из своих покоев в апартаменты Стерегущего Скверну, предстоятеля ланкарнакского Храма.

Между тем Леннар и Бреник бросили лошадей прямо на одной из улиц Ланкарнака, потому что седла, стремена и поводья были украшены храмовой символикой, по которой было легче всего опознать. Кроме того, на белых в яблоках конях разрешалось ездить либо высшимслужителям Храма, либо представителям правящего королевского дома, а на принцев Бреник и особенно Леннар, поистрепавшийся в своей грязной тесной клети, не особенно походили. Они нырнули в одну из таверн, легко затерялись среди подозрительных личностей, не обративших на них никакого внимания, и, заказав немного слабенького красного вина и еды, перекусили. После пятиминутного чавканья (не до этикета) оба огляделись, потом смерили друг друга пристальным взглядом, словно желали спросить: «Ну что, брат? Что делать-то дальше?» Первым озвучил свой вопрос Бреник. Он хотел спросить у Леннара, кто же тот, собственно, таков, но не решился. Вопрос был выбран более обтекаемый:

– Что, будем скрываться в городе? Предлагаю в таком случае окраины Ланкарнака. Там, конечно, бандиты и ворье, но хоть соберемся с духом. Пересидим.

– Ты погоди, – остановил его Леннар. – Ты объясни лучше, из-за чего такой переполох?

«Сам бы не прочь знать!» – метнулось во взъерошенной голове несчастного послушника.

– Почему они на меня так взъелись? – продолжал Леннар тихим, невыразительным голосом. – Нет, я понял, что этот веселый пьянчуга Толкователь нагадал про мое появление какие-то гадости, и отцов-настоятелей это не порадовало. Но я не понимаю, какая корысть тебе помогать мне бежать, к тому же бежать со мной и самому?

Бреник сглотнул и одним духом выпалил все, что знал. По мере того как послушник (или бывший послушник?) излагал – о смятении Стерегущего Скверну, о его распоряжении уничтожить всех, кто общался или хотя бы взглядом перекинулся с Леннаром о назначенном аутодафе, о задании, данном старшему Ревнителю, – лицо бывшего «гостя Храма» все более темнело. Лишь только Бреник закончил, Леннар вскочил так резко, что повалил табурет, и двинулся к дверям таверны. Бреник крикнул ему вслед, на последнем слоге сорвавшись в визг:

– Ты куда?!

– Если хочешь, иди со мной, – последовал короткий ответ.

– Но куда ты?

– Предупредить крестьян.

Бреника словно окатило ушатом холодной воды: он все понял. Леннар собирается в деревню Куттака, которую своим появлением в ней невольно подставил под страшный удар. Ведь так или иначе, но практически все жители деревни общались с Леннаром, следовательно, все они подлежали уничтожению. Но особенная опасность угрожала семье ремесленника Ингера: ему самому, а также его отцу, старому Герлинну, матери, братьям и сестре Инаре. И Бреник куда лучше Леннара знал, что Ревнители, которые направлены туда Стерегущим Скверну, будут действовать с неукоснительной, беспощадной фанатической целенаправленностью. Если во имя Благолепия, во имя чистоты мира нужно уничтожить сто человек – они умрут. Тысячу – и они умрут. Ибо Бреник, знакомый с канонами Храма на этот счет, знал незыблемость догм Благолепия и ту беспощадность, с какой они претворялись в жизнь.

– Но как же мы доберемся до деревни быстрее Ревнителей? – спросил он у Леннара уже на улице. – Ведь у них лучшие лошади в Ланкарнаке. Ты сам мог оценить резвость тех лошадей, на которых мы сбежали из Храма! А у нас даже мула паршивенького нет…

– Все это так, – сказал Леннар. – Но все-таки мы обязаны успеть быстрее. К тому же я думаю, что Храм сейчас отозвал все отряды Ревнителей для поиска беглецов, нас то есть. И искать нас они будут здесь, в городе… Вот что. Пойдем на рынок. День базарный, и он уже подходит к концу. Я думаю, что Ревнителям не придет в голову искать нас в самой толчее. Они-то думают, что мы сейчас забьемся в самую дальнюю щель и будем дрожать от страха… а мы… – он задумался, – крестьяне едут с ярмарки по домам, и кто-то из них обязательно окажется из Куттаки. Они часто ездят в Ланкарнак торговать. С ними и поедем. В любом случае другого выхода я не вижу, а если мы будем пытаться достать лошадей, то нас схватят уже здесь. Идем, Бреник!

Все вышло так, как сказал Леннар. На рынке они встретили того самого насмешника Лайбо, который совсем недавно ездил с Леннаром к Поющей расщелине. Вместе с ним на телеге, запряженной двумя тощими ослами, ехал ворчливый старик Кукинк. Этот зябнул и, время от времени высовывая из-под куска толстой холстины, которым он укрывался, плешивую голову, возносил молитву богам с вопросом, отчего ему холодно и так ломит кости. Лайбо, напротив, был в прекрасном расположении духа. Хотя в таком настроении, надо отдать справедливость, он находился всегда. Лайбо правил повозкой стоя, не потому, что ему было так удобнее, а вследствие того простого факта, что в таком положении всем окружающим (в частности, хорошеньким ланкарнакским девушкам) было лучше видно его новую красную рубаху и молодецки заломленную шапку, купленную только что тут же, на крестьянском рынке в Ланкарнаке.

Старая же рубаха, истрепанная и не особенно чистая, валялась тут же, на возу. Ею старик Кукинк прикрывал свои опухшие подагрические ноги.

Леннар молча запрыгнул на телегу и, быстро напялив на себя рубаху и старую шапку Лайбо-насмешника, жестом велел послушнику Бренику лезть под холстину к старику Кукинку. Шапку он натянул так, что почти закрыл ею лицо.

Лайбо-весельчак не сразу заметил незваных пассажиров. Лишь после того как зябнущий старик Кукинк протестующе замычал и принялся с нестариковским проворством выталкивать бедного Бреника из-под холстины, Лайбо обернулся и только тут заметил двух новых попутчиков, которых лично он не приглашал.