Текст книги "Леннар. Тетралогия"

Автор книги: Роман Злотников

Соавторы: Антон Краснов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 69 (всего у книги 82 страниц)

Глава шестая. РАССТАНОВКА ПО УРОВНЯМ, ИЛИ ВСЕ ДОРОГИ ВЕДУТ В АД

1

Горн, Ганахида.

Акил стиснул костистые кулаки, и его лицо стало мертвенно-серым. В его мире, как в иные эпохи Земли, было принято гонца, принесшего дурные вести, убивать на месте. И потому большинству присутствующих при этой сцене оставалось непонятным, отчего же гонец, этот жалкий человечек, грязное желтоглазое существо, пропахшее травой и конским потом, до сих пор вдыхает зловонный воздух могущественного Горна.

Акил мотнул головой из стороны в сторону, отчего длинные рыжеватые волосы его взметнулись в воздух, и подал знак стоявшему за его спиной гареггину Ноэлю.

Высокий Ноэль выдвинулся вперед на два шага и произнес спокойно, безо всякого выражения – на безволосом полудетском лице его шевелились только губы:

– Значит, никого!Ты сказал, в крепости Этер-ла-Винг никого?

– Богами мне вручена честь донести до великого Акила, что в крепости действительно нет никого. Никого – живых. Там есть только гора трупов, среди них – один гареггин.

– А комендант? – с живостью спросил Акил, привставая со своего возвышения. – Где наш славный комендант?

– Его нет. Нигде нет. Его нигде нет.

Акил опустился обратно и прикрыл глаза рукой, а продолжил допрос уже Ноэль:

– А как же так вышло, что ты явился в крепость позднее остального отряда и теперь представления не имеешь о том, где остальная часть отряда и даже начальник?

– Я… я скажу, – залопотал человечек. Ноэль смотрел на него равнодушным, пустым взглядом, едва заметно клоня голову то к одному, то к другому плечу. – Я все скажу… Гареггин Глей-Йо приказал мне и еще пятерым воинам… идти…

– Да какой ты воин, – негромко проронил Акил, не отнимая ладони от глаз.

– …при-приказал зайти в село и… во-о-от, чтобы…

– Сколько трупов в крепости? – спросил невозмутимый гареггин.

– Не меньше… верно, не меньше шести или семи десятков, славный Ноэль… а может, и больше… Волей великого Ааааму… не учен я счету и грамоте, благородный Ноэль.

– А учен ты только с селян драть семь шкур, бедняга, – сказал Ноэль, однако в его словах не было растворено и крупицы сочувствия ни к селянам, ни вот к этому человечку, гонцу, чья участь давно предрешена, и сам бедолага, взглядывающий на гареггина из-под вздрагивающего хохолка серых волос, прекрасно это знает.

Ноэль повернулся к Акилу, а тот поднял и опустил руку, не давая тем самым одобрения невысказанному намерению своего гареггина. Для посвященных этот мгновенный немой диалог был понятен с той же внятностью, как если бы был произнесен вслух: Ноэль полагал, что в Этер-ла-Винг стоит ехать ему самому, гареггину Ноэлю, и верным людям, а Акил не соглашался и накладывал вето…

Гареггин чуть наклонился вперед и теперь всматривался в лицо гонца неподвижными темными глазами с маленькими, игольными зрачками, отчего казалось, что эти глаза совершенно пусты. Видно, пыльный человечек тут и решил, что все, истек последний миг его дурацкой, никчемной жизни, и тотчас же вознамерился продлить ее, продлить хотя бы ненадолго, на несколько мгновений лежания на ступенях у возвышения, на котором сидит, устало прикрыв глаза рукой, многоустый Акил, соправитель сардонаров, хозяин Горна. Человечек повалился на эти ступени, да так неловко, что рассек себе лицо. Он заговорил быстро-быстро, хотя величавый гареггин и не думал его прерывать:

– Да будет благоволение великого Акила выслушать меня… Думаю, действует в крепости той сила не от человека… Я нашел амулет. Я кладу его к твоим ногам, великий Акил, тот, кто шествует рядом с пророком… чтобы ты сам увидел, что ЭТО такое!

И он положил на ступень, прямо у ног гареггина Ноэля… часы, те самые часы, которые комендант Гамов реквизировал в деревне и позже показал Элькану.

Акил отнял руку от лица. Приоткрыл один глаз и сказал с неопределенной интонацией:

– А-а… это?

– Точно такие же вещи были у пленников, приготовленных для Большого гликко, – сказал Ноэль. – У коменданта крепости Этер-ла-Винг такой не было. Я уверен.

– Да… знаю. Все ясно. К своим его потянуло. Навестили… И некоторых моихс собой прихватил. Хорошо. Пусть будет так. Ноэль! Я услышал все, что хотел. Довольно.

Это был приказ, облеченный в усталую форму частного мнения…

Ноэль наклонился к гонцу, протянул тонкую, мускулистую руку, легко поднял человечка с каменных ступеней, приобнял нежно за плечи, как брата, а потом, глядя в залитые тупым, животным страхом желтые глаза гонца, одним неуловимым движением свернул ему шею.

Хруст переломанных позвонков казался непередаваемо нежным.

Акил не мог слышать разговора между Гамовым и Эльканом, но то, чем он занялся сразу же после того, как принял гонца из Этер-ла-Винга, напрямую перекликалось со зловещими пророчествами Элькана. Со словами, которые тот говорил о мечтах рыжеволосого соправителя сардонаров разыскать и освоить легендарное оружие Строителей.

Гонец, прибывший в резиденцию Акила из Первого Храма, сообщил ему нечто такое, отчего глаза вождя сардонаров сузились и вспыхнули мягким, хищным блеском. Жестом он подозвал к себе Ноэля, а вместе с гареггином приблизился и Грендам, также присутствующий тут (он-то, конечно, не дожидался никакого дозволения).

– Друзья, – торжественно сказал Акил, – ну наконец-то сбудется моя детская мечта. Наконец-то размуровали очередной схрон Первого Храма. Что за дурацкая привычка: ТО, что тебе непонятно, обожествлять и немедленно обкладывать со всех сторон тяжеленным тесаным камнем, чтобы кто-нибудь более умный и любознательный не докопался до истины.

– О чем речь? – спросил Грендам, человек весьма невежественный. Впрочем, что можно требовать от бывшего плотника-пропойцы, шлявшегося по городским рынкам Ланкарнака, а теперь сменившего их на роскошные дворцы Горна?

Вместо ответа Акил сделал отстраняющий жест правой рукой и, велев Ноэлю и еще двоим воинам следовать за собой, вышел из зала.

Через некоторое время он оказался многими десятками анниев ниже уровня городской мостовой. Горн был богат подземными катакомбами, как уже могли убедиться многие из его посетивших, и даже земляне. Путь Акила лежал в сердце горнских катакомб, в подземелье, раскинувшее щупальца своих тоннелей, галерей и переходов точно под гигантским зданием Первого Храма.

– Ноэль, – сказал Акил, поворачиваясь к гареггину, несшему факел и освещавшему дорогу, – а где каменщики, которые разбирали древнюю стену? Надеюсь, они остались довольны вознаграждением?

– Разумеется, – ответил Ноэль. – Очень довольны. Вот сюда, пресветлый Акил. «Колесница Ааааму» здесь.

Пролом в стене, к которому пришли двое высокопоставленных сардонаров, был подсвечен изнутри ядовитым светло-серым светом. Накрытые отблесками этого света поверхности казались присыпанными слоем густой пыли. Акил ловко перепрыгнул через груду камней, вывороченных из стены, и оказался в рукотворной пещере весьма внушительных размеров. Жрецы Храма Благолепия вообще любили такие тайные подземелья и строили их во все века по мере сил и необходимости.

Посреди пещеры на гигантском круглом камне застыло нечто длинное и плоское. Отсюда, от пролома в стене, верно оценить размеры «колесницы Ааааму» было достаточно непросто. Оно походило на гигантскую – около пятидесяти анниев в длину – каплю воды, заметно сплющенную в горизонтальной плоскости. От хищных и одновременно плавных очертаний этого корпуса трудно было оторвать взгляд. Акил и не отрывал… Особенно его заинтересовали сигаровидные утолщения в первой трети корпуса, отходившие от монолитной глыбы «колесницы». Глава сардонаров приблизился к летательному аппарату Строителей, когда-то замурованному жрецами Первого Храма в Горне, и встал на гравиплатформу, предусмотрительно доставленную сюда по приказу Ноэля. Он поднялся над аппаратом и, спрыгнув на тускло поблескивающую верхнюю панель «колесницы», присел на корточки и потрогал пальцем металл.

– Тут люк, – сказал Ноэль. – Там достаточно просторно. Пульт управления. Его еще никто не трогал. Я думаю, это боевой катер Строителей. Размерами вдвое больше того челнока, на котором Леннар и его приближенные собирались покинуть Корабль через шлюз.

– Жаль, что сейчас тут нет самого Леннара, – пробормотал Акил, откидывая крышку люка, – наверное, ему было бы что рассказать мне… Впрочем, я верю, что у нас с ним еще состоится долгий и плодотворный разговор. Да, нам было бы о чем поговорить. Дескать, мы сделали все, что от нас зависело: бог был освобожден из темницы человеческого тела. И уже не наше дело, что он вознамерился туда вернуться. Кто способен постичь бога?.. Вот так и думают рядовые сардонары. Но не о них речь… – бормотал Акил. – Думаю, Леннар не стал бы устраивать теологических споров, лучше бы он растолковал, что это такое передо мной.

В самом деле, если бы Леннар был здесь, он мог бы рассказать Акилу о том, что перед ним боевой многофункциональный и высокоскоростной модуль, способный выступать в роли бомбардировщика (аннигиляционные бомбы), истребителя (самонаводящиеся боеголовки и встроенные плазменные пушки) и десантного катера (может принять на борт до полусотни бойцов). Словом, воплощенная мечта мальчишки, грезящего завоевать весь мир. Впрочем, в сложном и тонком деле завоевания мира соправитель сардонаров Акил привык рассчитывать только на себя.

Оказавшись за пультом управления модулем, он улыбнулся собственному отражению в зеркальной передней панели и произнес, обращаясь к самому себе же:

– Я вытрясу все секреты из этой ржавой посудины, которую мы до сих пор считаем всем сущим миром… Ноэль! Навали трупы тех, кто отрыл эту «колесницу», к дальней стене. Буду пробовать оружие…

2

Корабль, Центральный пост.

На огромном полусферическом экране разворачивалась панорама Ланкарнака, столицы Арламдора. Алькасоол, преемник Леннара, нынешний глава Обращенных, поднял руку и спросил:

– Ну что же, альд Каллиера?

– Мы окончательно установили, что это именно ОНИ. Мы вытащили из пленного сардонара всю подноготную. Он участвовал в сожжении убитых плазмоизлучателями. Но тела Леннара среди них не было. Его не сожгли. Это я говорю уверенно и совершенно отвечаю за свои слова, сьор Алькасоол, – ответил высокий человек в сером, расшитом черными лепестками плаще.

Алькасоол некоторое время медлил, пытаясь наконец совершенно выдавить из себя чувство мучительной, постыдной неловкости, которое тем паче не приличествует человеку, облеченному Стигматами власти от самого Леннара! Это чувство преследовало его вот уже три с лишним месяца – с тех самых пор, как бледный и старающийся не смотреть на своих Обращенных Леннар передал ему Стигматы власти и отрывисто, сурово дал короткое наставление: «Будь верен делу и беспристрастен. Будь строг, но справедлив. Думай и созидай. Я сделал все, что от меня зависело. Я буду горд, если ты сделаешь лучше меня!..»

Ощущение того, что он занимает не свое место и удерживается лишь благодаря авторитету ушедшего Леннара, впрочем, не довлело над Алькасоолом настолько, чтобы не предпринимать решительных шагов. Он не осторожничал, не выжидал, не искал опоры в свежеиспеченных любимчиках. Он предпочел опереться на старую гвардию Леннара, хотя бы и изрядно прореженную. Немало в этой гвардии и на ближних подступах к ней имелось людей, которые в свое время бок о бок с Алькасоолом проходили обучение в Академии. Теперь эти люди смотрели на нового главу Обращенных вдвойненеодобрительно, с подозрением, а кто-то прятал глаза и старался не выказывать злобу за маской наигранного спокойствия, за демонстрацией лучших намерений. Вдвойне потому, что Алькасоол дважды резко переменился, по мнению своих однокашников по Академии, дважды плюнул им в душу: в первый раз – когда оказался лазутчиком Храма, специально внедренным в Академию; во второй – когда из рук самого Леннара получил Стигматы власти и стал главой Обращенных. Лазутчик, храмовник, брат ордена – во главе Обращенных! Немыслимо! Многие, впрочем, шли дальше и обвинения свои распространяли не только на Алькасоола, когда-то носившего приставку Ревнителя к имени «омм»,то есть «брат», но и на самого Леннара. О последнем говорили, что он либо сошел с ума (из-за болезни, из-за перенапряжения сил – предположений было много!), либо попросту ПРЕДАЛ. Впрочем, наиболее дальновидные говорили: а ЧТО, собственно, предал Леннар? Дело, которое сам же основал, подготовил, выпестовал? Не будь Леннара, не было бы ни Академии, ни самих Обращенных, стало быть, нечего и некого было бы предавать. Впрочем, столь прямолинейную манеру рассуждений нельзя признать перспективной…

Алькасоол поднял обе руки и коснулся диадемы, перехватывающей его голову и соединенной с датчиками, прикрепленными у висков главы Обращенных. Это был полант,прибор связи с личным идентификационным кодом Леннара, старого леобейского образца, который не утратил своей высокой функциональности даже по Прошествии пятнадцати веков. Символ власти. И не только он. На левой руке Алькасоола поблескивал гравированный браслет с сочащейся лимонным светом сенсорной панелью и с серебристыми нитями коннектов инфоблока. И если функции диадемы-поланта были вполне очевидны – связь с такими же приборами, которых в Академии насчитывалось больше тысячи, и за каждым свой цифровой код, – то назначение браслета представлялось Алькасоолу весьма туманным. У него даже сложилось впечатление, что, передавая ему этот символ своей власти, Леннар умолчал о МНОГОМ.

Именно диадема и браслет составляли знаменитые Стигматы власти, переданные омм-Алькасоолу знаменитым вождем Обращенных.

Так или иначе, но наследство Алькасоолу осталось весьма нелегкое. Особенно в свете событий, которые нельзя назвать иначе как грозными. Если даже оставить в стороне войну, развязанную сардонарами, если даже вывести за рамки восприятия ту бурную и угрожающую деятельность, что развили их вожди, – и без того хватало поводов для серьезного беспокойства.

Ведь далеко не все народности, на территории которых пусть даже была установлена власть Обращенных, желали мириться с изменением многовекового уклада, его ломкой. Пусть даже эти изменения были в лучшуюсторону… Протест иных принимал причудливые, опасные и даже страшные формы. Ведь это уже в пору правления Алькасоола в одном из городов-государств Кринну, Лимикаре, после постройки энергопромышленного комбината (понятно, с использованием Больших транспортеров, потому темпы строительства были просто невероятными) вдруг замутился бунт. Вдохновители этого бунта объявили, что не в силах человеческих создать за такой ничтожно малый промежуток времени такое здание – с такой начинкой.Говоря это, один из отцов Лимикара потрясал только что произведенным на комбинате свеженьким энергонакопителем, которым должна быть оборудована построенная рядом лечебница. Впрочем, это мелочи… Не мелочью было то, что через несколько часов весь город лежал в руинах: лимикарцы сами подожгли его, чтобы вытравить занесенную на их землю Скверну, которую Обращенные пытаются выдать за благо. Люди плакали, смеялись, благодарили богов за милость и сами бросались в огонь. Первым сгорел, само собой, только что отстроенный комбинат. В городе не выжил никто…

Что уж говорить о тех землях, куда еще не дошла сила Академии? Эмиссары Академии порассказали много такого, о чем Алькасоол был бы и рад не думать, но не имел такой возможности по причине масштаба занимаемой им должности… Впрочем, что масштаб! Алькасоол всегда подозревал, что объем фактических его полномочий – и особенно уровень доступа к информации – и близко несовместим с тем, чем располагал Леннар. Однако и без того…

Алькасоол был умным и ответственным человеком и потому не считал власть опьяняющим напитком, который вселяет в ум упоительное чувство безнаказанности, мнимой или действительной. Напротив, как человек, которому уже пришлось распробовать эту самую власть, он осознавал, ЧТО легло на его плечи. Осознавал безмерную тяжесть. Понимал, что на него нацелены не только взгляды, испытующие, выжидающие либо откровенно неприязненные: нет, сейчас можно ожидать и клинков, и выстрелов! Притом что в кипящем котле Корабля сейчас зачастую сложно отличить своих от чужих…

Слишком быстро и непредсказуемо меняется мир.

А с приходом этих чужих…Оттуда, из транспортного шлюза, где и состоялась жуткая бойня, взявшая жизнь братьев наку Квана О и Майорг О-кана, а еще – жизнь Орианы, женщины Леннара, Орианы, которую чтили пятнадцать веков под именем богини Аллианн, Той, для Которой светит солнце… Чужие, эти люди с голубой планеты, что стоит сейчас на одном из сегментов полусферического экрана… Они могут стать четвертойсилой. Да, четвертой, подумал Алькасоол. Ведь первые три: Обращенные и Академия, контролирующие системы управления Кораблем и все технологические отсеки; Храм, который хоть и получил смертельные раны, но не обратился в руины, Храм, который незыблем не только во многих землях и на ряде Уровней, но и в сердцах многих и многих; ну и, наконец, сардонары, третья сила, проклятая секта! Акил и Грендам, фанатики и убийцы.

Четвертая сила… И не надо думать, что если их было всего-то несколько десятков, причем многие уже выкошены, уничтожены, убиты, – нет-нет, не надо думать, будто они ничего не значат. Леннар, вздыбивший все Верхние и Нижние земли, в свое время и вовсе был ОДИН.

«Четвертые», как называл их про себя Алькасоол, сумели добраться и до носовых отсеков Корабля, туда, где располагались распределительные блоки всех систем «Арламдора». Следственная группа, которую сформировали по личному указанию нового главы Академии и всех Обращенных, сумела точно выяснить, какая судьба ожидала пришельцев, рассеянных, плененных сардонарами или убитых в злополучном транспортном шлюзе.

«Судьба, – думал Алькасоол, – конечно, это чистая ересь, и Храм запрещал нам думать о существовании судьбы, индивидуального предназначения каждого. Храм указывал, что окончательного предписания судьбы нет, что боги меняют жизненный путь каждого в зависимости от того, как он чтит законы Благолепия, как он устоит в той Чистоте, что заповедана древними… Чушь! Судьба существует. Иначе как объяснить то, что произошло в этом проклятом шлюзе, как стало возможно, что в одном месте и в одно время столкнулись ближние Леннара, оставляющие Корабль, сардонары – и эти пришельцы с голубой планеты? Нет, встречу Леннара и его людей с сардонарами объяснить можно. Легко предположить, что нашелся некий доброхот, предатель, который выдал Акилу время и место отбытия великого вождя Обращенных с Корабля. Собственно, место угадать не так сложно: наружу, в Великую пустоту, вел единственный отремонтированный шлюз, хотя общее число таких шлюзов во всем гигантском звездолете составляло более сотни. Шлюз, кстати, не так давно ремонтировался еще под руководством предателя Элькана, прогневившего самого Леннара и по его распоряжению внесенного в убийственный «бледный список» врагов Обращенных. Разведчики Академии были склонны связывать имя Элькана и уничтожение ближнего круга Леннара там, в шлюзе № 21…

Другое дело, кто мог знать, что Леннар, Ориана, братья Кван О и Майорг О-кан и тун Томиан вообще намерены покинуть Корабль? Тот, кто знал об этих намерениях, должен знать и о том, что могло побудить Леннара принять такое решение.

Амиацин. Конечно, амиацин-5. Предательская акция Храма на мирных переговорах, и тысячелетняя гибель выбирается из своей расколотой оболочки и снова поражает живую плоть. В свое время, пятнадцать веков назад, именно амиацин, выпущенный в вентиляционные шахты, и помог Первосвященникам взять власть, которой владели на тот момент леобейские строители Корабля. Применив амиацин в новейшее время, уже было побежденный Храм, кажется, добился своего: Леннар принял решение уйти. Взяв с собой всех, кто был с ним на тех роковых переговорах и тоже инфицировался. То есть всех выживших…Но ведь та бойня, что произошла в двадцать первом транспортном шлюзе, могла послужить превосходным катализатором для распространения заразы, как бы ни пытались предотвратить это, эпидемия все равно может вспыхнуть. И если это произойдет – конец! Грозный древний мор, перед которым не устояли даже легендарные Строители, те, кто создал Корабль, уничтожит всех. Перед этой угрозой все равны: и сардонары, и Обращенные, и остатки разобщенных храмовников, и, возможно, даже пришельцы, хотя с ними неясно, их организмы могут оказаться стойкими к заразе…»

На экранах снова возник великолепный альд Каллиера, который своим хорошо поставленным, звучным баритоном начал излагать обстоятельства расследования. Алькасоол слушал и не слышал, а перед его глазами на огромных экранах проплывали картины, вырванные из другой, еще недавно не относящейся к бывшему брату ордена жизни… Это вздымающиеся на гигантскую высоту серебристые стены транспортного тоннеля с желобами-каннелюрами для высотных лифтов; гигантские ажурные башни, связанные между собой белыми проводами, по которым текли, пузырясь, крылья полупрозрачного зеленовато-желтого огня, а у основания башен – нескончаемые ряды черных шкафовидных приборов, упирающихся в алую с серебристыми разрывами стену… Это так называемый зал памятных машин, генеральным распорядителем которого Алькасоол недавно назначил своего бывшего сокурсника взамен погибшего Лайбо, соратника Леннара. Лайбо погиб не в бою – он сгорел от амиациновой лихорадки.

Алькасоол смотрел и слушал… На экраны выбросились картины горящего транспортного шлюза, раскаленные стены, по которым текут снизу вверх огненные реки. Он видел громадные залы Академии, где сотни слушателей внимают словам преподавателя, кажущегося ничтожно маленьким на фоне грандиозного учебного пособия – трехмерной голографической модели великого Корабля, со всеми восемью жилыми палубами (Уровнями) и двумя палубами техническими, со светящейся сеточкой лифтовых шахт вокруг борта звездолета, с похожим на сердце главным реактором двигательной системы…

Алькасоол знал об истинном устройстве своего мира уже достаточно давно, но впитанное с молоком матери и со словами первых наставников детства иное понимание миропорядка никак не желало уходить, растворяться в струях жестокой и неприглядной истины. Новый глава Обращенных прекрасно понимал, что мир, их мир, не оставляет шансов этой несчастной, вымирающей нации, этим задыхающимся от собственного разложения народам. Пусть они не чувствуют этого и не желают себе иной судьбы…

Неслышно появился один из адъютантов Алькасоола. Глава Обращенных поднял на него глаза, и тот доложил:

– К вам новые Обращенные.

Алькасоол сразу же понял, о ком именно идет речь. Хотя каждый день в ряды Обращенных прибывало до полусотни новых… Нет, имелись в виду особые Обращенные, те, кто пришел с голубой планеты и сумел уцелеть в шлюзе. Алькасоол бросил:

– Зови!

Их было семеро. Высокие, очень высокие по сравнению с большинством народов Корабля, разве что рослые воины-наку могли бы сравниться… У этих землян такие сложные имена, что даже ему, Алькасоолу, прошедшему языковую выучку Храма, не так просто их выговаривать. Вот, например, этот землянин Неделин. Не-де-лин… Даже трехсоставные имена дайлемитов, верно, будут попроще.

– Приветствую светлого сьора Алькасоола, – на весьма недурном ланкарнакском наречии Общего выговорил майор Неделин, и эту затверженную формулу приветствия повторили и шестеро его спутников.

Как быстро они овладели языком, подумал Алькасоол, поднимая руку в ответном приветствии. Следует отметить, что они вообще весьма даровитые люди и, осваивая язык, уже вливаются в работу Академии все увереннее и со все большей пользой для дела. Но не это главное. После того как Академия приняла пришельцев, те были помещены в отдельный медицинский отсек и подверглись тщательнейшему осмотру, но грозный амиацин не оставил никаких следов. Он не действовал, а ведь пришельцы там, в шлюзе, напрямую контактировали с зараженными!

Конечно, им могло повезти. Вирус передается через кровь, и в семи случаях из десяти воздушно-капельным путем, – быть может, просто всем им посчастливилось не подцепить жуткую болезнь? Все-таки люди Леннара, инфицированные амиацином, были в защитных масках. Однако Алькасоолу упорно хотелось верить, что чужаки обнаружили иммунитет к амиацину… Впрочем, время покажет.

Алькасоол уселся в кресло, а Обращенные, которые по принятому в Академии правилу не имели возможности сидеть в присутствии своего вождя, встали вокруг него полукругом, сложив руки на груди. Майор Неделин проговорил:

– Мы побывали в шлюзе. Нам удалось обследовать корабли, в том числе и шаттл, на котором Леннар собирался отправиться на нашу планету.

Он говорил медленно, с преувеличенной и старательной четкостью произнося каждое слово, как говорят люди, изучающие чужой язык и совершенствующиеся в нем на практике, в общении с носителями этого языка.

– Да, альд Каллиера мне докладывал отдельные детали, – отозвался Алькасоол. – Вижу, обошлось без кровопролития?

– Ну… практически так, – уклончиво ответил майор Неделин, и мог ничего больше не говорить, не добавлять и полслова, потому что теперь Алькасоол отчетливо видел, что без кровопролития все-таки не обошлось.

– Хорошо, – сказал новый глава Обращенных, – уже хорошо, что вы вернулись и можете говорить со мной. Значит, вы все-таки столкнулись с сардонарами?

– Не то чтобы столкнулись… В шлюзе дежурят четверо сардонаров. То есть дежурили. Среди них один гареггин. Гареггина допрашивать бессмысленно, он слабо чувствителен к боли, да и не он был начальником пикета, оставленного лично Акилом. Порасспросили мы его, – мрачно продолжал майор Неделин, – и не могу сказать, что он долго трепыхался.

– Что? – переспросил Алькасоол: последнюю фразу Неделин произнес на родном языке, так что ее не понял не только глава Обращенных, но и четверо из шестерых спутников майора.

– Я говорю, что этот человек, назначенный лично Акилом начальником пикета в транспортном шлюзе номер двадцать один, дал довольно много ценной информации. Так, он сказал, что Акил зондирует подступы к лифтовым шахтам Пятого уровня, то есть к Ланкарнаку и окрестностям, где сосредоточены многие важные функциональные филиалы Академии. – Майор говорил медленно, тщательно подбирал слова. – После того как мы опробовали на нем «сыворотку правды», это ваше снадобье, сделанное на основе вытяжки из железы червя гарегга… ну тут он заговорил особенно активно. О планах Акила захватить головные отсеки Корабля, и в частности Центральный пост, нам известно давно. «Язык» только подтвердил их. Судя по всему, в Академию уже внедрены лазутчики сардонаров, которые дают информацию…

Алькасоол, который не так давно сам был лазутчиком, внедренным в ряды Обращенных – правда, не сардонарами, а Первым Храмом, – нахмурился.

– Он назвал имена?

– Нет, он назвал цели. Акил хочет взять фактическую власть над Кораблем. Ему не нужно «торжество над руинами», как он именует свое господство в Горне и всей Ганахиде, – заговорила Ингрид Тауф, второй после доктора Саньоля, убитого сардонарами на Большом гликко, медик экспедиции. – Рыжеволосый Акил хочет получить коды доступа к системам вооружения. Кроме того, он намерен взять в свои руки связь. Ему надоело пользоваться допотопным Дальним Голосом, апробированным, верно, еще тысячу лет назад.

– Ну а кроме связи и вооружения ему нужны кадры, – добавил майор Неделин. – Как сказал один не самый глупый человек на нашей планете, кадры решают все.

– И где же, по-вашему, он будет брать эти кадры?

– Где самые обученные, умелые и психологически выдержанные люди? Здесь, в Академии. Здесь он и будет вербовать их. Запустит руку в стан врага. Я видел Акила только однажды – там, в шлюзе, во время первого контакта.Мне хватило. У него лицо фанатика. Он знает, чего хочет, и будет добиваться этого любой ценой, ни перед чем не останавливаясь. У меня большой опыт общения с такими людьми, светлый сьор Алькасоол. Нужно быть настороже и усилить бдительность.

– Я и без того отдал распоряжение взять все приборы связи под контроль особой комиссии Академии. А твои люди, Неделин, продолжают настаивать на сеансе связи с вашей планетой. Разве это не прямое попрание тех правил сугубой бдительности, о которых ты только что столь убедительно рассуждал? А? Клянусь всеми лживыми божками Дна миров, я прав!

Неделин опустил глаза, но все-таки ответил с упрямой ноткой в голосе:

– Рано или поздно мы должны связаться с Центром управления полетами. Я не скажу, что это просто. У вас ведь совсем иная кодировка сигнала, и вообще… Я не настаиваю. Настаивать бесполезно. Только рано или поздно сюда прибудет новая экспедиция. Нас не бросят. И… разве мы делаем не общее дело, сьор Алькасоол? Все мы хотим мира. С той только разницей, что мы – в гостях, а этот Корабль – ваш единственныйдом.

– Вот именно! – со значением сказал Алькасоол. – Вот именно, и мы сами будем хозяйничать в нашем доме. А если вы будете требовать сеанс связи, будете настаивать на доступе к секретным системам Корабля, чем вы в таком случае будете отличаться от сардонаров, которые рвутся к власти, к полному обладанию «Арламдором»? Не надо, Неделин. Выполняйте свою работу, вы присягали Академии, и, если вы нарушите присягу или мой приказ, что одно и то же, вы знаете, ЧТО будет.

– Что же нам делать? – спросил кто-то из землян. Этот вопрос остался без ответа. Жестом Алькасоол отпустил новых Обращенных. Скосил глаза на полусферические экраны, на которых плыли зловещие картины, поднятые сюда, в Центральный пост, со знаменитого Дна миров, из Эларкура: бесконечные грязновато-серые топи, обрывы с выходящими на поверхность слоями красноватой и ярко-желтой глины, низенькие, кривые деревца, неровная, опасная, подтекающая кровью кромка болот на горизонте, и посреди всего этого уныния опорная башня Обращенных, с которой и подавался сигнал. Лицо человека на башне крупно дал один из экранов, и, когда Алькасоол жестом дал ему приказ говорить, прозвучали слова:

– Как гласит древняя пословица народа наку, тропа, сбегающая даже с самой высокой горы, все равно приведет на дно ущелья. Так что все дороги Верхних и Нижних земель все равно сойдутся у нас, на Дне миров, светлый сьор Алькасоол.

– Это ты к чему?

– К тому, что вся кровь рано или поздно стечет сюда, в Эларкур. А люди – это та же кровь, так что всех исчезнувших надо искать на Дне миров. Это старая мудрость нашего народа, сьор Алькасоол, заповеданная нам предками, а наши предки редко обманывали нас.

– Ты говоришь…

– Я говорю о том, что труп Леннара так и не найден. И его не сожгли. Я против того, чтобы искать его, того, кто ушел САМ, по собственной воле. Он хотел покоя, но если ты считаешь, что такой, как он, не может быть покоен, пока в его жилах течет живая кровь, я буду искать его.