Текст книги "Леннар. Тетралогия"

Автор книги: Роман Злотников

Соавторы: Антон Краснов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 82 страниц)

– Он говорит о спутнице Ааааму, составляющей с ним Святую Чету… о милостивой Аллианн, – скользнуло чье-то слово, нарушая запрет зала Молчания.

– Да!!! – прогремел Гаар, выпрямляясь во весь свой немалый рост, и его глаза сверкнули вдохновенно и мрачно. Кто-то уронил на пол храмовый кинжал, но звук пролился тускло, невнятно и тотчас же утонул в наступившей вслед за рыком Стерегущего Скверну тишине. – Да, именно! О премилостивейшей владычице Аллианн, которой возносят молитвы четверо из пяти любых жителей Арламдора, за исключением разве что самых черных мерзавцев! Да и те, если говорить начистоту…

– Но, владыка… – начал было старший Толкователь Марлбоос, который заступил на этот пост с тех самых пор, как загадочно исчез брат Караал, однако на этот раз Стерегущий Скверну не стал терпеть нарушений храмовых предписаний, касающихся зала Молчания:

– Слово у меня, брат Марлбоос, и я передам его только тогда, когда найду возможным! Так вот. У меня ЕСТЬ СРЕДСТВО утихомирить бунт. У меня есть время зажать их вот в этот кулак, а тех, кто не примет моего СИМВОЛА ИСТИНЫ, будет уничтожен собственными же соратниками… по разобщению, как то часто случается среди мятежников! Говори, брат Марлбоос!

– Пресветлый владыка Омм-Гаар, – заговорил старший Толкователь и, выдав несколько пышных ритуальных оборотов и несколько ссылок на те или иные источники Благолепия, продолжил: – Я не ставлю под сомнения ни твои слова, ни тем более мудрость, коей они продиктованы. Но нам хотелось бы знать, как связана между собой вера во владычицу Аллианн и моления, возносимые к ее рукотворным образам, – и то грозное средство, с помощью которого ты хочешь унять разбушевавшиеся полчища мятежников. Я не сумел найти такого средства, хотя бился над этим долгое время и слушал голоса богов…

– Слушал он, – негромко пробормотал старший Ревнитель Моолнар, – выпьет, поди, вина из подвалов, вот и слушает шум в голове… А то и хватит щепотки головоломногопорошка из Верхних земель, которое делают черные шаманы.

Гаар поднял руку, и все направили взоры на него. Стерегущий Скверну не спешил говорить. На его массивном лице проступили красные пятна, он дышал глубоко и сильно, словно готовился нырнуть в воду и находиться под ней достаточно долгое время. Толстая кожная складка, вдруг напомнившая внимательно глядящему на него Ревнителю Моолнару хищного удава, глубоко пролегла на переносице. Стерегущий Скверну заговорил:

– Есть такое средство. Я сказал вам о Святой Чете и Аллианн, которую горячо чтят простолюдины, – чтят так, что даже не боятся гнева Храма. Мы дадим им владычицу Аллианн. Мы покажем, что за нами все силы истины, и даже сама светлая богиня отомкнет уста, чтобы сказать ИМ это! И тогда их нечестивая ярость истает и скатится, как тают снега на отрогах гор у Предела мира. – (Все замерли, желая продолжения; Моолнар замер и смахнул со лба вдруг скатившуюся струйку пота.) – Нам стоит только пожелать. Потому что средство, решающее и ПОСЛЕДНЕЕ, к которому я никогда не прибегнул бы, не будь на то особой надобности, – лежит тут. – Он вдруг с силой ударил ногой в плиты напольного покрытия, ударил раз и другой, даже багровея от этого редкого для себя усилия. – Тут, тут, у нас под ногами, и нам стоит только пожелать, чтобы отомкнуть ИСТОЧНИК ЭТОЙ СИЛЫ! Конечно же все помнят, что в самом сердце нашего Храма, в священном подземелье, куда не осмеливается ступить нога непосвященного, есть грот. Грот Святой Четы, под таким именем знаем мы его и знали десятки тех, кто был перед нами в этом Храме еще в старые, древние времена.

Вскочил старый жрец Груулл, самый старый из всех трехсот высших жрецов Храма, и, тряся длинными седыми волосами, закричал высоким, почти писклявым птичьим голосом:

– О чем ты говоришь, о Стерегущий?! Если о том, ЧТО я подумал, то лучше бы мой старый слух навсегда замкнулся для звуков мира!

– Довольно!

Тряся головой, престарелый жрец опустился на свое место, но его нижняя челюсть непрестанно двигалась вверх-вниз, выпуская какие-то слова, брызжущие сомнением и старческой слюной.

– Довольно, – повторил Омм-Гаар, – я знаю, что говорю, и на мне лежит вся полнота ответственности. Говорю вам, нет иного пути: наши армии разбиты, в народе пышным цветом цветет смута, многие из верных слуг Храма пропадают без вести, чтобы потом – не всем! – быть найденными где-нибудь в канаве за городом, с перерезанным горлом… либо в зловонных катакомбах под городом, с лицом, объеденным то ли крысами, то ли самими демонами! А не напомнить ли вам о том, как в одну прекрасную ночь по мановению руки Леннара были вырезаны несколько десятков высокопоставленных жрецов, наших братьев самых последних степеней посвящения, непримиримых борцов против Новой Скверны! Я уж не говорю о том, что мы не можем себя чувствовать в безопасности даже в собственной опочивальне! На жрецов идет охота, настоящая охота, и они не успокоятся, пока не вырежут всех нас! Брат Моолнар подтвердит мои слова. Ревнители, наши прославленные воины Храма, уничтожены на две четверти. Приходится набирать ополчение из полуграмотных мужиков и свежеиспеченных дружин, согнанных, как стадо на убой, продажными эрмами, которые только по недоразумению носят дворянское звание! Эрмы ганахидские и арламдорские… о, разве они, верны Храму, верны вообще кому-либо? Они точно так же служили бы Энтолинере, если бы она сумела заплатить больше! Эрмы, все эти Первые и Вторые Воители… дезертиры, продажное стадо! Они колеблются, они разбегаются! Я не знаю, каким образом мы до сих пор умудряемся удерживать столицу государства! Удивляюсь, как земля еще не горит у нас под ногами! Ведь Леннар вездесущ… его проклятые Обращенные повсюду, они уже навели мосты между Верхними и Нижними землями, они уже привлекли на свою сторону бесстрашных беллонских аэргов и этих бешеных наку, болотных дикарей! Наше положение чудовищно! Сам Сын Неба колеблется и держит в Горне, столице Ганахиды, целую армию отборных и надежнейших братьев из ордена Ревнителей, не решаясь бросить их в бой. Он опасается, он не дает резерва!.. Но предстоятель Храма сделал лучшее: не нужно резерва, пусть ганахидские Ревнители стоят в Горне и обеспечивают безопасность Подателя веры! Он сделал лучшее: он благословил меня на то, о чем я сейчас вам говорю!!! И не смейте прекословить! Ведь я… я предлагаю вам СРЕДСТВО, благодаря которому нам станут верны не только те, кто сейчас воюет на нашей стороне, нет!.. Даже те люди, которые околдованы лживыми россказнями Леннара и его сообщников, преклонят головы и возвратятся под сень Благолепия силой истины, явленной им!

– Так что это за средство?! – взревел Омм-Моолнар. – Назови его, назови полностью, не разменивайся на словесные кружева!

Это было ужасающим нарушением храмового этикета. Но никто, решительно никто не обратил на это внимания. Что значила эта фраза по сравнению с пламенем речи, только что произнесенной Стерегущим Скверну?… Никогда еще глава ланкарнакского Храма не говорил так откровенно и беспощадно.

А ведь он еще не сказал ГЛАВНОГО.

Владычица Аллианн… Святая Чета, грот… к чему клонит Стерегущий Скверну? Почему он молчит, дыша так тяжело, так прерывисто, словно выбирая из воздуха всю живительную силу?… Что извергнут сейчас эти скорбно сомкнутые, чуть подрагивающие губы?…

Говори, Стерегущий!..

И Стерегущий заговорил:

– В Гроте Святой Четы, в саркофаге, внутри которого клубится священный туман, погребена БОГИНЯ. Знание об этом вручено каждому, из нас, но только немногие осмеливаются хотя бы взглянуть на ТУ, которая спит там. Так вот, братья… Мне известен способ РАЗБУДИТЬ милосердную Аллианн! Отобрать у тысячелетнего сна Ту, для Которой светит солнце! И если она встанет… если она встанет и отдаст повеление, весь мятеж угаснет, как уголек под каблуком!!!

Никогда еще зал Молчания не был так близок к тому, чтобы ниспровергнуть смысл и значение своего имени, пришедшего из седой старины. Казалось, сами каменные плиты пола, сами своды потолка и резной камень гордо вознесенных колонн дрогнули, глухо застонали от этих слов. Омм-Моолнар, по характеру и по занимаемой должности совсем не впечатлительный человек, медленно поднял глаза и увидел, что золотые навершия первосвященнического сиденья Омм-Гаара начинают мутнеть, расплываться… Или это предательский туман в глазах?… Слабость, позорная, неуместная слабость? Брат Моолнар дернул шеей и выговорил:

– Но, пресветлый, как же…

Он не представлял, собственно, что скажет дальше. Путник, которого в горах застала лавина, тоже не представляет, в каком сугробе он останется навсегда, какой завал станет ему могилой. Собственно, Стерегущий Скверну и не намеревался дослушать Моолнара. Он крикнул:

– Вы забываете, что это зал Молчания, братья! Только я вправе…

Кряхтя, медленно поднялся старейший из жрецов Благолепия, седобородый Груулл, затряс головой гневно:

– Святотатство! Ты забываешь, Стерегущий, какие страшные запреты наложены на самое имя Святой Четы, а не то что на место упокоения милостивой Аллианн, да простится мне, что я упоминаю ее имя по столь скорбному поводу! Даже предстоятель, сидящий в Первом Храме, в Ганахиде, не может отменить древних запретов! Казалось бы, ты, как первый из братьев Храма, лучше всех из нас должен знать, сколь неприкасаемо имя Святой Четы и неназываемо самое имя владычицы Аллианн! А ты… ты предлагаешь воззвать к ней самой! Разве ты забыл, о Стерегущий, какая кара налагается на того, кто допустил поругание этого священнейшего и чистейшего из символов Благолепия?! Забыл? Ведь ради собственного спасения ты предлагаешь нам не просто святотатство, а – СВЯТОТАТСТВО!!!

Никто не думал, что дряблый, дряхлый и выцветший козлиный фальцетик старого фанатика способен налиться такими могущественными, сочными, полнозвучными тонами. Голос Груулла загремел, как главный храмовый колокол в день Желтого Паука:

– Зал Молчания!!! Что ты указываешь нам на запрет говорить здесь без позволения первосвященника, если сам первосвященник – ты, о Омм-Гаар! – предлагаешь наложить кощунственную лапу на самое святое, чего касается дыхание великого Ааааму, – на усыпальницу его спутницы, милостивой владычицы Аллианн, Второй из Святой Четы!!!

Омм-Гаар ответил немедленно:

– В такое время Стерегущий Скверну имеет право применить любое средство сломить врага!

Старый жрец склонил голову к плечу. Его седые клочковатые брови поплыли, сращиваясь: словно несколько разрозненных серых тучек сливаются в одну – предгрозовую.

И гроза грянула.

– Как, брат Гаар, – прошелестел тихий, вкрадчивый голос старика, и было в нем куда больше угрозы, чем в непривычных басовитых раскатах, до того сотрясавших храмовые колонны, – ты уже забыл, как и ГДЕ умер прежний Стерегущий Скверну, чье место ты занял так поспешно? Ты забыл, как нашел его на ступенях у священного саркофага пресветлой владычицы Аллианн в гроте, куда не смеет ступать нога ни одного смертного, не считая самого Стерегущего и нескольких жрецов высшей степени посвящения? Или твоя память стала короче, чем дыхание воробья, чем проблеск кинжала, выхватываемого из ножен? Чем моя память – дряхлая и старческая? Так я, немощный старик, напоминаю тебе!!!

Омм-Моолнар приоткрыл один глаз. Старший Толкователь Марлбоос, хоть и был персоной неприкасаемой, уронил с колен пыльный свиток и осенил себя знамением Ааааму. У нескольких Цензоров вытянулись и запрыгали сухие подбородки. В рядах Ревнителей, выстроившихся в две шеренги у колонн, прокатилось еле подхватываемое глазом движение, смутно напоминающее мелкую рябь на осенней воде. Кому-то показалось, будто где-то глухо звякнула сталь. Жрец Груулл распрямил сутулую спину, и в его изжелта-серых, похожих на вытертые старые медяки глазках показалось что-то похоже на прежний, молодой огонь.

Жрец был слишком стар, чтобы бояться говорить правду.

Один из представителей высшего клира Храма попытался вмешаться в эту опасную и Ааааму ведает чем способную закончиться словесную дуэль Стерегущего и старого жреца. Он произнес:

– Мы вас прекрасно понимаем, высокочтимый Груулл. Как понимаем и то, что вы воспитаны на старых, незыблемых канонах веры. Но тут другое. Вы формально не согласны с нарушением этой незыблемости. Покой владычицы нельзя нарушать, вот о чем говорите вы. Но тут только умозрительный спор, чистая теория, которая… Ведь в самом деле невозможно!..

Стерегущий Скверну пресек незадачливого примирителя:

– Я же ясно сказал всем вам, что мне ИЗВЕСТЕН СПОСОБ разбудить Аллианн! Так что никакой умозрительности!.. Это действительно возможно, и сейчас нет смысла цепляться за ветхие каноны, которые изжили себя…

До него донесся скрипучий голос старого жреца:

– Где-то примерно так же рассуждает и Леннар, да поразят его боги!.. «Ветхие каноны, которые изжили себя»! Кроме того, ты так и не ответил мне на вопрос о смерти прежнего Стерегущего… той, на ступенях грота Святой Четы!..

Стерегущий Скверну вперил в Груулла мрачный взгляд и молчал. Наверное, в его мозгу переворачивались сотни страниц с описаниями самых страшных кар для нечестивца, возвысившего голос против предстоятеля Храма. Содержимое этих страниц если и отражалось на лице Стерегущего, то разве что легким сарказмом в чуть искривившихся брезгливых уголках губ.

– Вот как, старик, ты угостил своего иерарха, – наконец сказал он, – ну что ж… Я не буду ни разбирать твоих слов, ни наказывать за них. Потому что ты близок к истине. Да! Смерть прежнего Стерегущего, да лелеет его ладонь Ааааму, имеет прямое отношение к нашему делу. Точнее, тот, кто приблизил эту смерть!!! Он поднял руку, и двое Ревнителей в алых плащах с лиловыми каймами, боевых цветах храмового воинства, ввели тучного босого человека, нечесаного, с отросшей уже щетиной. Моолнар взглянул на него и тотчас же понял, что перед ним тот самый человек, которому по воле жреца Алсамаара была оставлена жизнь. Босой!.. Тучный, с отросшей уже бородой!.. Моолнар, невзирая на резкую боль, вскочил. Да! Он признал этого человека. Как признало его и высокое храмовое собрание жрецов. Даром что не видело его вот уже несколько лет. Еще бы они не признали этих характерных закругленных черт, этого щедрого разворота плеч и чуть шаркающей походки!.. Бывший любимец всего Храма, за исключением разве что нескольких законченных мракобесов и нелюдей, в незавидном же виде предстал бывший старший Толкователь брат Караал перед своими былыми собратьями!..

Да, это был именно он, исчезнувший уже много лет назад жрец Храма, повинный в смерти служителей Храма и, быть может, даже самого Стерегущего.

Он и никто иной.

На его левой ноге (по плитам тянулся кровавый след) был защелкнут ржавый браслет с тремя оранжевыми полосами и буквами Б, Е, В: «Бунтовщик, Еретик, Вор». Браслет, который надевали пленным бойцам Леннара.

13

– Караал!.. – ахнуло собрание.

– Караал, – повторил и Стерегущий Скверну. – Узнали. Подведите, подведите его ближе. Да, да, это Караал. В армии Леннара, впрочем, он не мог зваться Караалом, а вот мы, учитывая его старые заслуги, можем называть его прежним именем. Заслуги у брата Караала, конечно, своеобразные, без сомнения, угодные Илдызу, его нынешнему господину: к примеру, убийство одного из Цензоров, разгром и поджог храмовых покоев, подозрение в самой черной ереси, а также прямое подозрение в убийстве прежнего Стерегущего Скверну, моего незабвенного предшественника. И вот теперь мы находим брата Караала в рядах Леннарова воинства. Нечего сказать, интересная жизнь у него, можно позавидовать!

Караал остановился и молча смотрел себе под ноги. Верно, его заинтересовала одна из плит, и он принялся тыкать в нее большим пальцем левой ноги с таким сосредоточенным видом, как будто в зале не существовало никого и ничего, кроме этой плиты.

– Он был пленен в бою у одного из так называемых проклятыхмест, – продолжал Стерегущий Скверну, брат Гаар, – и пробыл в Храме вот уже шесть восходов. С ним немного повозились, порасспросили. Оказалось, что в армии мятежников он состоит уже весьма прилично, доблестно воюет под именем Курр, по прозвищу Камень. Это, наверное, за особую стойкость, – с ноткой насмешки добавил Стерегущий Скверну, – впрочем, у нас в каземате он особой стойкости не выказал. Хотя обращались с ним до сих пор, можно сказать, почти нежно. Учитывая прежние, —он нажал голосом на это слово, – заслуги новоиспеченного Курра Камня, – мы пока что не применяли к нему допроса с особым пристрастием. Но даже без оного допроса мы сумели выжать из него, новоиспеченного Кура Камня, кое-какие весьма важные сведения. Говори, Караал!

– Что я должен говорить? – глухо вымолвил тот, и те, кто знал веселого, жизнерадостного Толкователя Караала прежде, поразились, какой у него надорванный, старческий голос. – Задавайте вопросы.

Поднялся один из жрецов, высокий, тучный, с широким тяжеловатым лицом и умными, проницательными глазами.

– Ты что, в самом деле, Караал, воевал в армии Леннара?

– Я воевал в армии своей королевы, законной властительницы, – ответил тот, и в его тоне не было и намека на насмешку, которой щеголял Толкователь Караал в пору своего пребывания старшим Толкователем ланкарнакского Храма.

– Но ты присягал на верность Храму!

– Я не могу стоять за Храм, если его дело неправо.

– Неправо?! – вставая, проревел Моолнар. – Значит, ты, брат Караал… то есть подлый Курр по кличке Камень, хулишь Храм? Ты, нечестивый бунтовщик, перебежчик, предатель?…

Караал поднял голову и оглядел собрание жрецов светлыми, неожиданно спокойными глазами. Его небритое широкое лицо чуть тронулось короткой судорогой. Губы еле шевельнулись:

– Кого же я предал?

– Хррррам!!! – прорычал Омм-Моолнар. – Храм и богов, которым мы возносим молитвы… и самого светлого Ааааму, чье истинное Имя неназываемо! Святую Чету…

– Будет перечислять мне всех богов, – оборвал его Караал так свободно, как если бы Омм-Моолнар, а не он сам был пленником. – Я знаю их гораздо тверже твоего, старший Ревнитель Мо… – Он внезапно осекся на полуслове и, откинувшись назад, упал бы, не поддержи его двое стражников. Изо рта его потянулась струйка крови.

Гаар простер руку, словно призывая всех присутствующих в свидетели тому, что сказано и сделано, и провозгласил:

– Вот как заговорил, негодяй. А как только я отдал приказ отвести его в застенок, чтобы с помощью инструментов правдывыбить из него все, что требуется, храбрый Камень завыл и немедленно рассказал нам много интересного. Правда, для пущего чистосердечия пришлось опоить его напитком истины. [17]17
  По всей видимости, под «инструментами правды» уважаемый Омм-Гаар имеет в виду пыточные принадлежности, а под «напитком истины» – наркотический препарат в питье, ломающий волю допрашиваемого. Жрецы всегда мастера на такие противоеретические штучки!


[Закрыть]

Бывший брат Караал, мертвенно-бледный, чуть пошатываясь и поводя вокруг себя блуждающим взглядом, выдавил:

– Конечно, у вас масса способов развязать язык. Испытываемому даже не обязательно что-то говорить, чтобы из него выкачали сведения. Мне… мне, как бывшему Толкователю, все это прекрасно известно.

– Вам известно еще многое, почтенный, – сказал Омм-Гаар, явно глумясь, – и все это вы немедленно расскажете нам. Насколько я понял, вы знаете способ ПОДНЯТЬ владычицу Аллианн!

Караал опустил голову. Под взглядами всех священнослужителей, скрестившихся на нем, мог бы расплавиться свинец. Караал, не отрывая взгляда от мраморного пола, проговорил:

– Если я скажу, что все это не так, все равно до копаетесь… Знаю, все вытрясете. Я скажу… да, скажу. Я МОГУ поднять светлую Аллианн. Но есть ли в этом надобность?

Караал верно нащупал нерв этого разговора. Он понял, что среди самих жрецов и Ревнителей есть разногласия: все-таки в теме фигурирует важнейший, незыблемейший символ веры, место и имя, священные для каждого верующего в Ланкарнаке!.. Караал продолжал все тем же хриплым, надорванным голосом:

– Так можете ли вы дать мне слово, что это СВЯТОТАТСТВО не свалят мне на голову?… Не обвинят в кощунстве – только меня одного? Я о том, что если Пресветлая пробудится, это должно произойти в присутствии выборных людей из всех сословий!

– Именно это я и намеревался предложить, – с удовлетворением отметил Стерегущий Скверну. – Кажется, мы начинаем находить общий язык, Курр Камень.

Последние слова были сказаны таким тоном, что Караал почувствовал входящие в жилы смертный холод и тоску, от которых стыла кровь… Не знать ему пощады, что бы он ни сделал, какие условия он ни выполнил бы!..

И никто не услышал тонкого крика старого жреца Груулла, вдруг вскочившего во весь рост, схватившегося за левую сторону груди и тотчас же осевшего с жалобным сиплым стоном. Жрец Груулл, верно, хотел сказать, что в грот Святой Четы, куда запрещено входить даже жрецам, кроме тех, кто принадлежит к самым высоким степеням посвящения, желают впустить святотатца, бунтовщика, чьи грязные лапы еще не отмылись от крови истинно верующих… Он хотел протестовать против кощунства, против осквернения саркофага, где в священном тумане покоилось тело богини…

Но боги оказались немилостивы к своему старому служителю. Время его жизни истекло в тот самый момент, когда из его губ вырвался тонкий стон. Стон, словно последняя капля воды из клепсидры, отмерявшей срок жизни старого Груулла. Дернулись посиневшие губы, когда священнослужитель упал на пол, несколько раз содрогнулся, держась руками за сердце, и замер…

В гробовой тишине прозвучали слова Омм-Гаара:

– Кто еще будет утверждать, что был прав он, Груулл, а… вовсе не я?!

На этот раз в зале Молчания ланкарнакского Храма царила самая что ни на есть гробовая тишина, совершенно соответствующая храмовому уставу.

– Но я жду уверений в том, что меня не обвинят в святотатстве, – подал голос Курр Камень. – Я хочу услышать это даже не от тебя, о Стерегущий. Я хочу, чтобы с помощью Дальнего Голоса вы вызвали самого Верховного предстоятеля из Первого Храма в Ганахиде. Мне нужно, чтобы сам Податель веры подтвердил, что я…

– Хорошо! – выдохнул Омм-Гаар. – Будет тебе подтверждение из Ганахиды… от Верховного!

– Хорошо. Я жду. Сейчас.

– Он еще и диктует, наглая скотина, – искренне удивился Омм-Моолнар, но пленник и бровью не повел

Омм-Гаар сделал неуловимое движение правой рукой, затянутой в белую перчатку, и стоявший за ним Ревнитель приложил ладонь к полу справа от трона и тотчас же отошел. Раздалось легкое гудение, и каменный блок начал выходить из массива. Изнутри он оказался полый и чем-то напоминал громадное человеческое ухо. В пространстве внутри блока находилась тонкая металлическая конструкция, похожая на большой черный цветок. Стебель этого «цветка» был усеян «шипами», и один из этих шипов осторожно тронул Стерегущий Скверну. В зал Молчания протянулось громкое шипение, а потом далекий голос произнес:

– Первый Храм внимает вам.

– Мне нужен Верховный предстоятель, – отчетливо произнес Омм-Гаар.

– Кто говорит?

– Говорит Стерегущий Скверну, глава Второго Храма, что в Ланкарнаке. Омм-Гаар.

Глуховатый баритон наполнил уши замерших в зале Молчания храмовников, наблюдающих за священным церемониалом Дальнего Голоса:

– Говори, Омм-Гаар, Стерегущий Скверну. Я слышу тебя…

…В тот же день пленный Караал был приведен к гроту Святой Четы. По его просьбе. Он сказал, что сначала должен войти в грот один, разве что в сопровождении лишь Омм-Гаара, а уже на следующий день выборные от всех сословий Ланкарнака – первые за многие века мирянев гроте! – спустятся в святое место, чтобы присутствовать при… При пробуждении?Пока что Стерегущий Скверну, брат Гаар, предпочел не думать об этом. У самой двери, ведущей в священное место, Стерегущий Скверну оттолкнул стражу, ведущую Караала, и, едва не коснувшись губами уха пленника, выговорил негромко:

– Что, мелькнула мысль – убить меня, как ты убил здесь же прежнего Стерегущего, а?

– Я не убивал его.

Омм-Гаар презрительно скривил рот:

– Если не ты, тогда кто же? Перестань!

– Еще раз повторяю. Я не убивал вашего предшественника, брат Гаар. Он сам убил себя… – Тут бывший старший Толкователь Караал приложил руку ко лбу в клятвенном жесте и договорил: – Он сам убил себя, о Стерегущий. Он сам убил себя… клянусь в этом Святой Четой, стоя на ступенях священного грота!!!

Гаар остановился. Сколь ни был вероломен и коварен Стерегущий, но даже он понимал, что ТАКУЮ клятву никто не посмел бы произнести всуе. Под такой клятвой не лгут, не изворачиваются, не лукавят. А это означает только одно: Караал говорит правду.

– Зачем же… зачем же Стерегущему было, убивать себя?

Караал покачал головой и, толкнув дверь и осенив себя охранным знаком, вошел в грот. Ступень за ступенью он сходил вниз. И у Омм-Гаара почему-то не возникло желания останавливать его и задавать еще какие-то вопросы, добывать ответы на них. Хотя за спиной Омм-Гаара стояла вся мощь Храма, все еще громадная, несмотря на понесенные потери; за спиной же Караала была только дверь в грот, только что отворенная им…

Надо сказать, что после беседы Караала с помощью Дальнего Голоса с самим Сыном Неба состоялся еще один разговор. С глазу на глаз. Говорили Караал и Омм-Гаар, глава ланкарнакского Храма.

– До сих пор удивляюсь, что не отдал приказа уничтожить тебя, – таким замечательным манером тучный Омм-Гаар начал беседу. – Нет, конечно, у тебя всегда был дар убеждения, иначе тебя давно не было бы на свете. Помню, как много лет назад ты появился в Храме и попался на глаза прежнему Стерегущему, а потом с головокружительной быстротой прошел по ступенькам иерархической лестницы… гм… да, от простого послушника до Толкователя. Особы неприкосновенной даже для братьев Ордена.

– Самое смешное во всем этом состоит в том, что я продолжаю верить в пресветлого Аааму, чье истинное Имя неназываемо. И что я в самом деле хочу помочь Храму, – убежденно выговорил Караал.

Омм-Гаар был средоточием множества пороков: он был жесток, алчен, он любил баловать плоть чревоугодием и противоестественным развратом. Он был беспринципен и легко менял убеждения, а его высокомерие и самомнение («О, потомок самого Элль-Гаара, одного из Первоотцов и сподвижника самого Замбоары!») вошли в обиходную храмовую поговорку. Но в чем ему решительно нельзя было отказать, так это в уме и проницательности. Без знания людей, их внутренней сути, нельзя стать Стерегущим. И он с полуслова понял, почувствовал, подхватил тонким и наполовину звериным своим чутьем, что Караал хочет донести до него правду.Но была еще привычка сомневаться во всем, глубоко укоренившаяся в сознании храмовника, и он спросил:

– Позволь, а как же совместить с этими твоими словами то, что тебя взяли в плен… когда ты был среди Обращенных?

– У каждого своя миссия, – сказал Караал. – Быть может, я оказался среди них именно для ТОГО, чтобы вот сейчас стоять перед тобой и говорить все эти слова. Приказав убить меня, не лишишь ли ты себя чего-то большего, Стерегущий?…

Потянулось молчание, длинное, липкое, как слюна загнанного животного.

– Ты умеешь убеждать, – наконец сказал Омм-Гаар. – У тебя дар.

– Позволь убедить тебя еще в некоторых вещах, – отозвался Караал, не поднимая глаз.

«Предав Храм, предает других своих?… —мелькнула под черепом Стерегущего Скверну сбивчивая мысль. – Предав однажды, предаешь всегда и навсегда?… Или он в самом деле… будет полезен? Так или иначе, но убивать его преждевременно. Ведь мы так и не научились воскрешать».

–  Яслушаю, – сказал Гаар.

…И вот – настал час ПРОБУЖДАТЬ Аллианн, Ту, для Которой светит солнце.

Итак, Омм-Гаар жестом велел Ревнителям остаться вне священного грота и последовал за Караалом в одиночестве. Под священническим одеянием он прятал кинжал, и пальцы оглаживали его рукоять под тонкой шелковистой тканью. Медленно спустился он в грот вслед за бывшим Толкователем Караалом. Глаза его были устремлены к дальней стене, туда, где на небольшом возвышении из серого с красноватыми вкраплениями камня покоились два саркофага, поставленные под углом, один край выше другого. Крышки саркофагов были совершенно прозрачны. В правом саркофаге сквозь ядовито-желтый туман, заполнявший внутреннее пространство, проглядывали контуры недвижного тела. Женского тела.

Именно к этому саркофагу, не оглядываясь, и направился Караал.

Стерегущий Скверну же остановился в нескольких шагах от гробниц и вынул из-под одеяния кинжал. Сунул его в рукав. Мало ли?… От этого еретика и бунтовщика можно ожидать чего угодно. При всей своей циничности и в общем-то совершенном безбожииСтерегущий Скверну, брат Гаар, вдруг почувствовал приступ мутного, безъязыкого, суеверного ужаса. А что, если во всех этих древних верованиях есть хоть какое-то зерно истины?… Если вправду он решился на страшное святотатство и боги покарают его? К тому же жуткая участь прежнего предстоятеля Храма, умершего здесь же, на ступенях, ведущих к священному саркофагу, при том же свидетеле… вдруг зримо и выпукло встала перед глазами. Омм-Гаар вспомнил, как если бы это было вчера, предсмертные слова покойного главы Храма, его белое, без кровинки лицо: «Ты… ты должен сам дойти… как я… как брат Караал».

Дойти ДО ЧЕГО?

Что открылось его предшественнику здесь, в этом священном гроте? Или еще раньше?… Ведь даже в разговоре один на один Караал не счел возможным приоткрыть тайну. Хотя Омм-Гаар откровенно сказал, что дальнейшая судьба Курра Камня напрямую зависит от того, что он донесет сейчас до слуха Стерегущего. Потом пошли неприкрытые угрозы.

Тщетно.

Смутная, сизая, как предгрозовое облако, тревога заколыхалась перед глазами Омм-Гаара. Почти овеществившись, почти став осязаемой материей.

Брат Караал между тем приблизился к саркофагу, в котором лежала женщина. Саркофаг посвящен богине Аллианн, и по преданию она должна пробудиться в день, когда мир повиснет на одной ниточке над черной бездной гибели… А что, если правда? А что, если это ОНА? Ведь есть же что-то такое в этих преданиях о гневе богов, о разрушении мира и о создании нового, вот этого, в котором находятся сейчас народы стольких земель, Верхних и Нижних?

Бывший жрец Караал встал у саркофага на колени и, просунув руку куда-то под него, принялся шарить в обнаруженной таким образом нише. Движения его были уверенными, не наугад и абы как… Видно было – он знает, ЧТО делает. Волосы Омм-Гаара вдруг встали дыбом. Беспричинно, безо всякого на то повода. Было в движениях Караала что-то завораживающее, маятникообразное, притягательное… нечто такое, что заставляло вспоминать о древних магических обрядах… и не зря Караал был когда-то старшим Толкователем, то есть лицом совершенно неприкосновенным и – сопричастным многим секретам из бездн времен.

– Караал, Толкователи…

Омм-Гаар сам не сразу понял, что последние слова выкрикнул вслух.

Караал повернул к нему лицо, бледное и перепачканное в пепельно-серой пыли, и произнес негромко, очень внятно:

– Поздно. Я вытянул панель…