Текст книги "Солнценосец (СИ)"

Автор книги: Роман Мережук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 32 страниц)

Комок подскочил к горлу. Лотт уставился на дно. Среди темных листьев разнообразных трав плавали маленькие, едва заметные белые лепестки.

– Так что, Лотт? Может быть, теперь моя очередь спрашивать, – продолжала издеваться Кэт. – Может, стоит спросить, за что тебя подвесили в городе? Или же почему ты, воспитанник сира Томаса Кэнсли, его оруженосец, не продолжаешь нести службу при дворе?

"Если она спросит о брате, мне конец. Я останусь один. Совсем один".

Облизнув губы, он выдавил:

– Не нужно, пожалуйста.

– Хорошо, – легко согласилась желтоглазая. – Не буду. И знаешь что, Лоттар Марш, я даже отвечу на твой вопрос. Так иногда поступают друзья. Говорят правду.

Я пришла в ваши земли, чтобы найти потерянные знания. Я долго вызнавала у родичей места, где покоились стелы с начертанными на них рунами, но нашла только три из них. И так вышло, что Гэстхолл оказался ближе остальных. Зная эти руны, покорившие-ветер больше не будут изгоями. Но это не главное.

Она потянулась, спешно собрала вещи в свою сумку. Когда Кэт ушла, Лотту поневоле пришлось ее догонять. Перебрались на другой берег речки через илистый брод. Лотт терпеливо ждал, когда желтоглазая соизволит заговорить.

Камни попадались все чаще, берега стали высокими – видимо река вымыла здесь землю. Загомонили птицы. Интересно, почему он не слышал их раньше? Неужели пернатые тоже боялись Леса Дурных Снов?

В непроницаемых кронах появились просветы. Солнечные стрелы впивались в павшие листья, освещали покрытые плесенью и лишайником острые камни, подточенные стремниной реки.

Лотт присмотрелся повнимательнее. Что-то знакомое угадывалось в их очертаниях. Правильные формы, маленькие кусочки разрушенной мозаики никак не хотели складываться в одно целое. Он подошел к кромке воды и стал оттирать с одного из валунов водоросли и тину.

– Я осталась с тобой, потому что ты особенный, Лоттар Марш. Ты не похож на остальных людей, и чтобы о себе не думал – ты лучше, чем хочешь казаться. Я осталась с тобой, потому что у тебя проявился редкий дар. Ты можешь закрывать червоточины, желчь Зарока, как вы их называете. Без крови, без жертв. Без помощи церковников. Ты стараешься игнорировать то, что случилось в Гэстхолле, и я понимаю, тебе страшно. Возможно, впервые в своей жизни ты ощутил, что не попусту земля тебя носит. Я осталась с тобой, чтобы помочь смириться с этим, принять дар и научиться им пользоваться. Ты сможешь изменить жизнь к лучшему, запечатать все кишащими тварями из пекла дыры, и принести людям надежду. И, может быть, дать ее покорившим-ветер. Я не брошу тебя, Лоттар Марш, если ты этого сам не захочешь.

Он должен был что-то ответить. Поблагодарить за откровение или же отшутиться, замяв разговор. Но Лотт молча очищал камень, кусок за куском отрывая прилипшие растения.

Он не знал, что ей сказать. Он – спаситель человечества? Жалкий любитель "блажи грешника"? Оруженосец, изгнанный своим лордом? Ублюдок, предавший родную кровь ради каких-то юношеских предубеждений? Такие как он заканчивали жизнь с ножом в брюхе или задохнувшись собственной рвотой. Нет, он не заслуживал ни этого дара, ни такого друга, как Кэт.

– Кажется, нам все же не суждено сгинуть в этом лесу, – наконец выдавил Лотт.

Камень, что он очищал, оказался осколком каплевидного щита, такого же, который был при попавшемся им ранее Каменном Страже. Через несколько сотен шагов они покинули Лес Дурных Снов, а с ним и Край Мира.

Интерлюдия

Девятая перчатка

Ее знали под именем Валентины Дель Дио. Но за глаза называли Затворницей. За то, что она редко покидала свои покои и за нелюдимый характер. Но, ни первое, ни второе не являлось правдой.

Посланница прибыла в Чертог Славы глухой ночью. Никто не знал, кто она и кого представляет.

Столица Борейи встретила ее встревоженными людьми, заполонившими костяные улицы, и радужным сиянием башен, вырезанных из огромных кристаллов.

Чертог Славы в один день лишился кастеляна замка и нового гэллиота. Говорили, что в город проникли норды. Странно, но их тел не нашли. Только несколько мертвых священнослужителей поменьше саном.

Присев в глубоком реверансе, завернутая в полушубок из нутряного меха женщина опустила очи к долу и терпеливо ждала слов человека, который мог открыть новую страницу в истории Священной Империи.

Глендайк читал медленно. Он только учился грамоте, что людям его возраста было несвойственно. Обычно к пятидесяти годам человек либо знал письменность, либо не хотел о ней даже слышать.

Но король Борейи не был простым человеком.

– Кто еще об этом знает? – Закончив, он поднес письмо к огню и поджег. Невесомый пепел жирными угольными клочьями падал на кристаллический пол, вымарывая прозрачную девственную чистоту.

Валентина встретилась с ним взглядом. Ясные голубые глаза правителя были холодны, как лед. Рот, подбородок, скулы скрывались под густой соломенной бородой. Почти поседевшие волосы заплетены в несколько кос. Несмотря на свой век, король Борейи выглядел довольно внушительно. Мощную фигуру не скрывала накинутая на плечи горностаевая шуба. Правая рука поглаживала противовес двуручного меча, приставленного к трону из желтоватых зубов неведомых тварей. На широком клинке виднелось множество зазубрин – оружие часто использовали.

Чертог Славы – истинный дом северного народа. Камень, кости и едва теплые на ощупь кристаллы – тело и душа города. Борейа – земля, скованная льдом и холодом, снежная пустыня. Люди здесь жили в домах, основой для которых служили кости вымерших животных – селились в ребрах, строили крепости в пустых вытянутых черепах. Чертог Славы – столица Борейи, отличался от остальных северных поселений только размерами и огромными, преломляющимися на солнце кристаллами, в незапамятные времена добытыми людьми в Волчьей Пасти. Многогранные цветные колонны и арки украшали внутренние помещения. Дроковые, призрачно-синие, винные и бурнастые, бледно-зеленые и офитовые кристаллы внедрялись прямо в стену. Сцеплялись известковым раствором с костями и гранитными плитами. В Священной Империи поговаривали, что северяне сами произошли от прозрачного камня – иначе их кожа не была бы такой бледной, а глаза такими голубыми.

Валентина Дель Дио прекрасно знала, что борейцы суровый народ. Церемонии, дворцовый этикет, долгие разговоры вокруг да около им сродни пытке. Поэтому вместо учтивого ответа протянула королю связку перчаток.

Глендайк задумчиво, подобно четкам, перебирал их одну за другой. Пять увесистых перчаток с клеймами в виде круга, одна из кожи водного дракона. За ней следовала простая рукавица с потертостью на стороне ладони. Единственное, чем она привлекала внимание – отсутствие места для большого пальца. Дыру просто заштопали, оставляя большое расстояние между швами. Дойдя до последней перчатки, Глендайк хмыкнул. Тонкого плетения ситцевая перчатка, вся в кружевах, белая как снег, выглядела нелепо в мозолистой пятерне северянина.

– Супруг хочет, чтобы его жена и будущий наследник превратилась в ледяные скульптуры? – молодая девица неслышно проникла в зал для аудиенций. Сойдя по прозрачным ступеням, она встала у изголовья трона. Король бережно взял ее руки в свои, согревая горячим дыханием. Нежно погладил выпуклый живот.

Янтарные волосы королевы Мертеллы напоминали пламя. Казалось, что оно вот-вот охватит гибкий стан и испепелит робкую девичью красу.

Все знали, что брак короля-варвара и леди Мартеллы Фарслоу поверг в шок весь двор, ведь предполагалось, что Глендайк возьмет в жены леди Сибиллу Моргот, и объединит земли, обещанные ее отцом в качестве приданного. Борейя взяла курс на расширение территорий, год за годом захватывая земли нордов, лежащие на западе и подчиняя их племена. Брак позволил бы существенно обогатить нынешнего короля. Но он выбрал другую, чем очень разозлил Дрэда Моргота и лишил королевство обещанных земель. Настолько, что лорд северного княжества Морлэнд пошел войной на нынешнего тестя короля-варвара. Много людей сложили головы благодаря этому союзу.

Глендайк ведет какую-то игру – говорили мужчины. Им движет сама Любовь – говорили женщины.

Посланница знала, что истина похоронена где-то между этими домыслами.

– Я скоро приду к тебе, радость моих очей, только закончу одно маленькое дело.

Девица зарделась и безотчетно стала расплетать свою длинную до пояса рыжую косу.

Глендайк многозначительно посмотрел на Валентину, бросил ей связку перчаток и произнес:

– Прием окончен. Если еще раз появитесь в моем доме – вам снесут голову. Моему терпению есть предел, и вы рискуете его узнать. Знаете ли вы, что в Чертоге Славы траур? Похищен кастелян замка и сам гэллиот. В моем городе! Передайте вашему хозяину, что мне интересны только моя жена, мой ребенок, моя вера и мой охотничий сокол. Вам ясно?

Валентина Дель Дио была умной женщиной. Она поняла, что хотел этим сказать король.

***

Они встретились в Пяти Холмах. Покрытые редкой травой и талым снегом взгорья сплошь покрывали норы расплодившихся во время оттепели зверьков. Здесь гулял холодный ветер, и пахло фиалками.

Когда-то Валентина любила подбирать букеты цветов. Она думала, что жизнь прекрасна и полна радости и любви. Всем свойственно ошибаться.

Глендайк восседал на жилистом вороном жеребце. На правой его руке, одетой в рукавицу из плотной дубленой кожи и защитных железных колец, застыл кречет. Птица казалась огромной, пепельно-черное оперение добавляло ей внушительности и объема.

Король отвел руку, и кречет воспарил над ними. Над округой раздался хищный клекот "кра-крааа". Птица камнем рухнула вниз, скрывшись за нагорьем.

Пять Холмов известны тем, что в них любила охотиться знать. Разный зверь жил и плодился здесь вволю. Небогатый на леса край северян был одной большой равниной, перемежающейся мелкими покрытыми кустарниками и вереском холмами.

Место для забавы благородных находилось в дне пути от Чертога Славы, но Валентина без особых усилий могла рассмотреть столицу северян. Громадные кости давно вымерших животных блестели на солнце. Рогатые, полные все еще острых зубов черепа наполовину вросли в скалистую почву. Городские стены из их когтей и клыков были крепче любого камня. Все пятнадцать сторожевых башен сделаны из цельных кристаллов. Небольшая тропинка, на которой ожидала венценосного охотника Дель Дио, еще хранила следы глубоких борозд, оставленных этими кристаллами, вырезанными из Цветных Пещер в далекой Волчьей Пасти. Когда настанет ночь, башни заискрятся собственным светом, отдавая поглощенные днем солнечные лучи. Тайно подкрасться к Чертогу Славы не удавалось ни одному клану нордов. До последнего времени.

Она заметила едва различимый серо-черный росчерк – сокол сбросил обезглавленную тушку зайца под ноги хозяину. Забавно, как птица с полыми костями и небольшим весом смогла с одного маха лишить зверька головы.

Сокольничие подобрали добычу и сложили на козлы телеги, в которой уже покоились несколько куниц и одна косуля. Валентина присоединилась к ним, приноравливая свою низкорослую лошадь к принадлежащему королю гиганту.

– Значит, твой хозяин все-таки решился на заговор, – произнес Глендайк, словно они не прекращали тогдашний разговор. – Забавно. Три года назад я говорил с ним, с этим человеком в ситцевых перчатках и получил отказ. Вежливый, но вполне однозначный отказ. Я не привык к таким ответам. Скажи мне это один из вассалов, и он отправился бы на рудники. Ответь, женщина, почему только теперь он обо мне вспомнил? Почему думает, что я соглашусь?

– Появилась... возможность. Маленькая лазейка в Книге Таинств. Но ее достаточно, чтобы изменилось положение вещей. Мой хозяин посчитал такую удачу за откровение свыше и начал действовать. Что же до вас, меня ведь не казнили, – она слабо улыбнулась и кивнула на окружение короля. – К тому же вы теперь не в своем замке, где даже стены умеют слышать. А ваши люди, насколько мне известно, глухи и немы.

– Но отлично понимают, чего я от них жду, – хмыкнул Глендайк. – Но это еще не повод думать, что я согласен пойти на риск.

– Я расскажу вам одну историю, – они ехали между пригорками. Время от времени король пускал кречета в полет и тот приносил ему добычу. Глендайк молчал и слушал, изредка выглядывая что-то среди холмов. – В Священных Землях жил один мужчина, без памяти любивший только одну единственную на свете женщину. Их любовь, чистая и незамутненная, вскоре принесла плоды. Но на свете жила злая мачеха, затуманившая разум молодому человеку властью и богатством. Цветок радости зрел в чреве девушки и был единственной ее отрадой после того, как ушел любимый. Конечно же, злая мачеха не просто так предложила мужчине такие дары. За власть всегда нужно заплатить определенную цену.

– Он отдал ребенка, – догадался Глендайк. Король поскакал в сторону небольшого проема между похожими на женскую грудь холмами.

– Вы очень проницательны, ваше величество. Мужчина обменял любовь на могущество и вырезал не родившееся дитя из чрева матери, обретя огромную силу.

– В сказках зачастую хороший конец.

– А кто вам сказал, что это сказка?

Они нашли небольшую по размерам пещеру. Король спешился, и протянул было руку Валентине, но та отказалась от помощи. В темном, пахнущем землей и людскими испражнениями углублении, находились люди. Трое в цветах королевского герба – скрещенные черные кости на белоснежном фоне, стояли над парой связанных пленников. Один еще совсем молодой парень, другой же ветхий, едва живой старец.

У входа в пещеру встали безмолвные сокольничие. Король снял притороченный к седлу двуручник, стянул ножны. В голубоватой стали клинка отразилось лицо посланницы.

Когда-то она была хороша собой. Мужчины увивались следом, дарили шелка и драгоценные каменья. Время не стерло позолоту юности. Только в уголках рта и глаз Валентины появилась паутинка морщинок. Коричного цвета волосы были заплетены в три косы и перетянуты осиновой заколкой на затылке, открывая тонкую лебединую шею.

Король заговорил, и она почти с радостью вновь сосредоточилась на деле, хотя и догадывалась, что ничего хорошего ждать не приходится. В прошлом кто-то очень похожий на нее пострадал из-за своей наивности и, как ей говорили, воспетой бардами красоты. Теперь она стала старше, стала умнее. Стала намного опаснее.

– Знакомьтесь, Клодо Де Брюгге, гэллиот Борейи, – повинуясь приказу Глендайка, его люди поставили на колени молодого человека. – Принял сан в свои неполные двадцать восемь лет и был рекомендован архигэллиотом Иноккием Третьим. Не сомневаюсь, что именно благодаря Наставнику Королей получил бордовую рясу.

– А это, Родвик Седобородый, вот уже как двадцать лет кастелян моего замка, – старика тоже поставили на колени. Родвик обмочился, но никто не обратил на это внимания.

– Ваше величество, послушайте, – зачастил Клодо, стараясь отодвинуться от желтоватой лужицы, быстро пропитывающей его мантию, – вы совершили безумство. Как только Солнцеликий узнает об...

Король ударил его в лицо. Если бы Клодо не держали под руки, он отлетел бы на добрых пять шагов.

– Молчать, – рыкнул Глендайк. – Ты, стервец, и недели не пробыл на севере, а уже вздумал менять наши традиции. Ел наше мясо, пил наш мед и имел наших женщин. О да, я знаю, что ты не хранишь целибат. Впрочем, среди церковников мало кто это делает. Ты обвиняешься в том, что попрал лик Святого Иеронима. Твои братья заменили его статуи какими-то куклами. Этими вашими Гэллосом и Алланой. Скажи мне, разве это они накормили сирот одной единственной ложкой? Это они изгнали нордов? Так объясни мне, почему я должен заменить ими нашего святого?

– Он не...

– Не бог? Это мне прекрасно известно. Богов у северян хватает. Мы поклоняемся Матери Стуже и Отцу Морозу. Они навещают своих детей каждую зиму, холят и лелеют. Иногда забирают с собой в Вечную Зиму. Я знаю, что они есть, потому что когда они трогают мои руки, те мерзнут, когда целуют лицо, борода покрывается инеем. Зачем мне еще и боги имперцев?

– Старик, я знал тебя с самого детства, – Глендайк дернул Родвика Седобородого за редкие волосы и заставил смотреть себе в глаза – Скажи, как у нас наказывают человека, предавшего своего короля ради пары божков? Как мне поступить с тем, кто выкинул Святого Иеронима, собственноручно вырезанного моим отцом, потому что так ему велел дурак в гэллиотской шапке?!

Святой Иероним для северян значил очень много. Он был мессией, человеком, который пожертвовал всем ради незнакомых людей. Именно он принес светоч веры борейцам. Клодо Де Брюгге совершил ужаснейшую оплошность, решив будто власть святого престола здесь так же абсолютна как и в Солнцеграде.

Руки Родвика тряслись не меньше, чем дрожали губы. В глазах стояли слезы. Наконец старик пролепетал:

– С-смерти, ваше величество. Он заслуживает смерти. Такого человека растянут на дыбе.

– Верно, растянут, – согласился Глендайк. – Если его не помилует король. И я дарую такую милость.

С этими словами король-варвар по самую рукоять вонзил меч в живот старика. Родвик только всхлипнул и затих навсегда.

– Смерть от меча намного лучше дыбы, – обратился Глендайк к посланнице. – Это действительно королевская милость, ведь его тело освящено сталью и Отец Мороз примет его под ледяную крышу дома мертвых, а не оставит замерзать на ветру.

Валентина Дель Дио не промолвила ни слова. Стояла и ждала, что скажет король северян. То, что ей дали увидеть, было неким испытанием. Если она его пройдет, сможет принести хорошую весть хозяину. Если же нет – меч был достаточно велик, чтобы перерубить ее пополам.

– Я выслушал вашу историю, – продолжил он, глядя на нее колючими синими глазами, – Теперь выслушайте меня. Мой ребенок скоро увидит свет и издаст первый крик. А на следующий день его заберут церковники и вырастят из него слабого и немощного имперца. Я знаю. Я видел, каким стал мой брат после обучения в Солнцеграде. На вторую зиму его забрал Отец-Мороз, а я стал королем. Королем-варваром. Так меня называют имперцы, ведь я не преклонял колено перед Солнцеликим, а он не был моим наставником. И я скорее объявлю войну святому престолу, чем отдам им свое дитя.

– И умрете, – тихо закончила Валентина.

– Вполне возможно. Никто не в силах одолеть Церковь, ведь она опекает все королевства Священной Империи. Поступи я так, и борейцы восстанут. Посадят меня на кол, а моему ребенку перейдет трон.

Глендайк придвинулся к ней вплотную. От него несло луком и медовухой. Король-варвар протянул ей свой огромный меч:

– Но если я доверюсь вам, вступлю в сговор, риск возрастет многократно. Если о нас узнают, умру не только я. Весь мой род прекратит существование. Борейю заполонит стотысячная армия всех королевств Священной Империи и неважно, даст им бой моя дружина или позорно бежит прочь. В том и в другом случае умрут многие верные мне люди. Священники уничтожит весь мой род. Все помнят Фениксов. Церковь умеет преподавать ценные уроки. Нужна гарантия того, что я имею дело с людьми, готовыми пойти на все, чтобы добиться своего. Скажи мне, женщина, ты относишься к таким людям?

Она склонилась перед ним в глубоком реверансе.

– Тогда убей гэллиота. Здесь и сейчас, докажи преданность делу.

Валентина долго молчала. Клодо Де Брюгге громко молился Гэллосу.

– Ваш меч слишком велик и громоздок для слабых женских рук, – наконец сказала она, отводя в сторону рукоять королевского меча.

– Слава богам, – кардинал протянул к ней руки. – Добрая женщина, расскажи обо всем архигэллиоту. Он должен знать.

Валентина Дель Дио осенила его гало, погладила по щеке, волосам, успокаивая. А затем быстро провела надетым на ноготь остроконечным наперстком из радужного металла по коже, вскрывая вену на шее. Клодо Де Брюгге рванулся было к ней, но держащие его люди только сильнее заломили руки за спину. Через несколько мгновений все было кончено.

– Старая сорока знает, кого посылать, – протянул Глендайк.

Он стянул рукавицу из толстой кожи и железных колец и бросил ее посланнице.

Король Борейи поехал в Чертог Славы, к беременной жене. Женщина со связкой из девяти перчаток двинулась в обратную сторону. Полную опасностей, но обещавшую ей месть.

Ее знали как Валентину Дель Рио. Она была очень опасной женщиной. Женщины, потерявшие веру в любовь, другими не бывают.

Глава 3

Троица из пекла

– Я люблю закаты, – прошептала Фиалка-Тара, прижимаясь к груди Сэма. – По-моему, ничего лучше них нет на целом свете. Таких ярких красок никогда не будет в Бельвекене.

– Только скажи, и я отправлюсь в сторону заходящего солнца, доберусь до его логова и выдавлю для тебя ведерко этих мальв. Думаю, Гэллос и Аллана не обидятся, – Сэм обнял ее, начал торопливо развязывать тесемки на платье, обжигая дыханием, даря бесчисленные поцелуи.

– Прекрати, прекрати же ну!

Старшая из дочерей Бальвена Бельвекена, самого знаменитого человека в этой округе, вырвалась и отпихнула жениха в сторону. Взобралась на верхушку стога сена и сердито насупилась.

– Как ты можешь об этом думать, когда произошло такое! Преподобный Роланд всего день назад отдал за нас свою жизнь. Ты ведь сам видел, как все произошло. Он... его теперь и похоронить толком нельзя. А еще эти гадины, вывалившиеся из его рта. Брр! От одного воспоминания озноб берет.

Ей на глаза навернулись непрошеные слезы.

– Ну почему ты такой дубина! Вечно только о себе и думаешь. Тетя Лиана и Каль мало что ни на ножах с Туром. Готовы друг другу в глотки вцепиться и никакие червоточины этому не помеха. Решают, кому нас взять под опеку. А отец, отец...

Она зарыдала, уткнувшись в прелые стручки соломы. Пахло летом и уксусом. В Бельвекене всегда так пахло.

– Тара, ну Тара, – заискивающе донеслось снизу. – Прости, Фиалка. Я не могу вот так, целый день видеть тебя и не касаться, не ласкать твои груди. Как только вижу тебя, тут же теряю голову. У меня ведь кроме тебя никого родного на всем белом свете нет.

Сэм взобрался к ней на вершину и бухнулся в ноги, глядя грустными темными глазами бездомного щенка. Она терпеливо выслушала его извинения.

За это время багряный диск скрылся за горизонтом, и Радужная заиграла новыми бликами. Казалось, на ее дне покоились изумруды, яхонты, опалы и аметисты. Все драгоценности мира в одной небольшой грязной реке.

Она смотрела вдаль. Бесконечные поля, с почти налившимися колосьями пшеницы и ржи перемежались с фахверковыми домами, покрытыми известью, смолой и лаком. В одном из них, том крайнем, что стоял возле ухоженного сада, ей вскоре предстоит встретить старость. Фиалка-Тара хотела, чтобы у них с Сэмом тоже было трое детей, как и у отца.

Сэм Уоллис, дюжий и работящий, был самым завидным женихом на деревне. Любил свои сады и деревья больше жизни и избегал красильни Бельвекенов, предпочитая жить отшельником. Не любил он это место, и Фиалка-Тара знала почему. Там умерла его мать, и в тот же день им довелось впервые познакомиться.

На этот раз Сэм действовал намного осторожнее. Усыплял ее бдительность разговорами и медленно, нежно-нежно приподнял подол платья. Тара не заметила, как все случилось. Только недавно она готова была дать ему пощечину и вот уже просит Сэма не останавливаться.

Что-то мешало ей. Какое-то жужжание вклинивалось в упорное сопение жениха. Тара отвела взгляд от его раскрасневшегося лица и заверещала.

Сэм оторвался от любимого дела. Недоуменно уставился на Тару, потом обернулся, надевая штаны, и вытаращил зенки на самую огромную муху, какую только видел в своей жизни.

Жужжа парой полупрозрачных крыльев, состоящих из листьев граба и ясеня, тварь зависла над ними, разинув клейкий от слюны рот. Огромные глаза из зеленых яблок, черенки которых крепились к покрытому чешуей и зеленью телу, в тот момент она не сомневалась, смотрели прямо на них. Муха издала визг и рванулась вперед.

Фиалка-Тара вцепилась в жениха и успела только подумать о том, как будет горевать без нее отец, когда внезапно налетевший ниоткуда ветер закружил тварь и отбросил в сторону.

– Живо вниз!

Сэм сиганул со стога сена, и словил последовавшую за ним Тару. Поставил ее на землю. Только теперь до Тары дошло, что не он скомандовал ей прыгать.

Невдалеке застыла неверная, в модной нынче котте турмалинового оттенка, достигающей ей щиколоток. Квази, так ее представил отец Роланд. Тогда она вела себя скромно, от еды отказалась, предложенное вино чуть пригубила. В беседах не участвовала и все решили, что девушка просто не знает имперское наречие.

Она хотела было поблагодарить Квази. Сказать, что в Бельвекене никто не разболтает о том, что неверная применила колдовство, но не успела.

Слепленная из лоз и ростков муха налетела на нее, исцарапала жвалами лицо, начала кромсать тело, полосуя на лоскуты бежевое платьице.

Сэм зарычал и попытался наброситься на тварь, но муха легко увернулась от неповоротливого фермера. Старшая из сестер Бельвекен потеряла сознание. Муха заклекотала, готовясь прикончить девушку.

Огненная птица впилась в крыло твари, испепелила прозрачные листья-шелуху. Муха попыталась ретироваться, но без одного крыла могла только приподняться над землей, и снова рухнула вниз. Птица обратилась в исходящую паром пятерню. Дымчатая рука схватила тварь, зажав ее в кулак. Пятерня сжалась, контуры пальцев слились в одно целое. Дымчатый комок скукожился вначале до размера головы, затем стал вдвое меньше. Квази нарисовала в воздухе замысловатую фигуру и добила тварь.

– О боги, Тара, Тара! Что, что с ней, – потерянно лепетал Сэм Уоллис. Он прижимал к себе окровавленную невесту, пытаясь привести ее в чувство.

Квази оттолкнула его, оторвала клочок от испорченного платья Тары и принялась сноровисто перевязывать девушке раны. Травяная муха изуродовала старшую из сестер Бельвекен навсегда, но еще можно было спасти ей жизнь.

Далекий плеск воды заставил ее подобраться. Еще одно создание Зарока несло зло этому миру. Она пробудила Дар, сплела заклинание и послала солнечное копье в сторону шевелящихся камышей. Туда, где затаился враг.

Раздался треск ломаемых досок и мужской вопль. Вслед за этим тонкий девичий голосок выдал несколько крепких словечек, от которых покраснел бы даже сапожник.

– Смотри, какую хорошую лодку кто-то бросил, Кэт! На ней мы враз к людям доберемся! Давай спрячемся в кустах, Кэт, это нас не касается! Ой, Кэт, я не умею плавать! Чтоб тебя Лотт, кто из нас больше похож на женщину?!

Из кустов появилась маленькая щуплая девушка с лицом, сплошь покрытым вязью татуировок и глазами, похожими на две полновесные золотые марки. За ней, кашляя и сплевывая мутную воду, выполз парень в ношеной курточке и рваных штанах.

Девушка с желтыми глазами отжала воду из враз потяжелевшего плаща, уперла руки в боки и грозно глянула на опешившую Квази:

– Ты должна нам десять монет серебром, колдунья. И я не я буду, если не заставлю тебя заплатить за потерянную лодку.

***

Первой их заметила Фиалка-Мэри, младшая из дочерей Бельвекен. Сверкая грязными пятками, девочка, едва ли встретившая десять зим, скрылась за воротами, поднимая на уши всю округу.

Сэм Уоллис, красный и с вздувшимися на висках венами, от помощи отказался, предпочтя сам нести беспамятную Тару. Он кряхтел, сопел, но, подобно святому, проходящему испытание богов, упрямо шел к деревне Бельвекен.

Это была самая богатая деревня из всех виденных до этого Лоттом. Около нее паслись многочисленные стада, выедая редкую траву. Деревянные избы, массивные, из цельных бревен, могли похвастаться вторым и даже третьим этажами. Бельвекен раскинулся на обоих берегах Радужной. Так называли речушку местные. Над грязноватой водой высились как каменные, так и деревянные мостики, некоторые дома соединялись между собой веревками, по которым с помощью лебедок курсировали небольшие клети, нагруженные товарами или людьми. Издали деревня походила на огромный котел, в котором медленно доходила до готовности каша – местные мелькали в окнах и кричали что-то, в ворота въезжали и выезжали доверху груженые телеги. И над всем этим вились густые пары и мерзкий запах уксуса и желчи.

– Раньше деревня называлась так же, как и река. Люди часто голодали, а помощи от Синего Замка ждать не приходилось, – рассказывала им по дороге Квази то, что успел ей поведать перед смертью преподобный Роланд Тоунхен. – Но двадцать лет назад сюда переехал Бавер Бельвекен с супругой. Он открыл здесь красильню. Со временем дела пошли в гору, и он год за годом скупил здесь все земли. Но людей не выгнал, а наоборот – дал им работу, за которую платил хорошие деньги. С тех пор красильня Бельвекен только процветала. Бавер наделял ткани тысячью разных цветов и оттенков. Такое мастерство не могли не заметить. Сам Гарольд Коэн, лорд Коэнширский пожаловал Бельвекену дворянский титул.

В воротах, прямо под гербом дома Бельвекенов – тремя фиалками с лежащими в сердцевине цветков монетами, появились маленькая Мэри и ее старшая копия – Сью. Последняя всплеснула руками и, обернувшись, крикнула кого-то.

Как успела рассказать перед этим Квази, старый Бельвекен души не чаял в красках и дочерях. Он шутливо называл их фиалками, имеющими приятный глазу насыщенный цвет. Поэтому когда его спросили, что же новоиспеченный дворянин желает видеть на своем гербе, Бавер ни минуты не колебался.

Девушки бросились к своей сестре. Из дубовых, обитых железом, ворот выбежал дюжий парень в кожаном фартуке. По загорелым рукам Лотт признал в нем местного кузнеца.

Все трое разом загомонили, перебивая друг друга. Квази, как могла, рассказала о нападении, и добавила, что Тара выживет, но ей нужен тщательный уход. Маленькая Мэри вызвалась показать ей комнату сестры.

– Я дам ей порошок из еловой коры и крапивы. Они затянут раны, – сказала Квази. – Неплохо было бы также приложить оливкового масла. У вас его случайно нет?

– Ага, как же, – фыркнула Кэт. – Вот везде здесь растут оливки, персики, апельсины и хурма. Если хочешь действительно помочь, можешь сделать припарку из подорожника и лука. Они не позволят ранам загноиться.

– Ты травница? – изумленно вскинула подведенные сурьмой брови неверная.

– Да уж побольше тебя об этом знаю, – с вызовом ответила Кэт.

Желтоглазая злилась на нее. Уж что-что, а недовольство в покорившей-ветер Лотт распознавал сразу. Слишком уж часто Кэт попрекала его по всякому поводу.

За эти дни он поневоле привязался к Кэт. Она была занозой в заду, но это, как ни странно, не разрушило их альянс. Лотт говорил с людьми и служил проводником в Тринадцатиземье, пока Кэт оставалась в тени, скрывая татуировки. Желтоглазая же добывала им еду, которую правда, уминала за них двоих.

Лотт не раз задавал себе вопрос – почему он еще с ней? Чахоточные для недалеких людей как красная тряпка для быков. Самый короткий способ сорвать пломбу с накопившейся злобы. Возможна ли дружба между зависимым от атуры отщепенцем и шляющейся по землям людей в поисках духов-хранителей желтоглазой?