Текст книги "Солнценосец (СИ)"

Автор книги: Роман Мережук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 32 страниц)

– Свят, свят, – Йен сотворил гало и покосился на него. – Не ожидал от святого таких слов.

– Это я им еще голый зад не показал, – ответил Лотт. – Лучше бы вам отвести мальчика отсюда. Мэллорик, Меллион – охраняйте их как меня.

Соратники повиновались беспрекословно.

Тем временем поклонники Зарока попробовали их на зуб. Двое начали колотить в дверь, пытаясь выбить, еще один полез было через окно, но Вильям ткнул его кинжалом в кадык. Нападающий обмяк, повиснув на подоконнике. Кровь медленно заливала лавку у стены.

– Сопротивление и здесь ни при чем? – спросил у Шэддоу Лотт. Марш стоял спиной к Кнуту, удерживающему дверь от штурмующих. – Не кажется ли тебе это странным до жути?

– Обрати внимание на их одежду, – Шэддоу творил заклятье. Ему помогали брат Леон и Индиго. Инквизиторы плели сложный узор из индевеющих линий и пульсирующих энергией жил. Рисунок получался многомерным, существующим на всех плоскостях и гранях реальности.

– Что с ней?

– Они оборванцы. Даже разбойники одеты лучше. Это каторжники, Марш. Всего лишь сбежавшие заключенные. Вы же читали доклады Дальноводья, вспоминайте.

Лотт одолел не весь ворох листов. Только слухи. О том, как рудники опустели, и часть преступников присоединилась к темному инквизитору. Одни говорили, что был он ростом как два человека, другие – что тащил за собой гроб, полный могильных червей, третьи – что сам Зарок явился собирать души, потерянные для Церкви-на-Крови.

Дверь рухнула, сорванная с петель градом ударов. Кнут не успел отскочить и оказался погребенным под увесистым дубом. Внутрь вломились приспешники Зарока.

– Всего лишь оборванцы, – говорил себе Лотт, вытягивая кинжал. – Люди в лохмотьях из мяса и плоти. Ничего больше.

Схватка была недолгой, но очень кровопролитной. Лотт лично уложил двоих. Кинжал отлично поработал в тесноте скромного дома Йена. Безликие оттеснили основные силы противника к стенам и дали возможность подключиться магам. Инквизиторы были беспощадны. После того как они закончили, смрад горелой плоти заполнил все пространство. Он был сладок и мерзостен одновременно. Пахло плохо ободранной курицей, которую сунули в костер.

Каторжники бежали без оглядки. Галлард и Вильям посылали им вслед стрелы, увеличивая и без того значительные потери меткими выстрелами.

Родриго с братом Леоном подняли дверь, прислонив к проему. Кнут был жив, но изрядно помят.

– Не понимаю, – сказал Лотт. Святой рассматривал тела павших. Их нашпиговали железом, будто собирались начинить яблоками нутро и затем хорошенько пропечь – дыры были как раз нужного диаметра. – Они шли на верную смерть. С дрекольем против мечей и колдунишкой против инквизиторов. На что они рассчитывали?

Ему никто не ответил.

Молча, они собрали тела и вынесли на подворье. Лотт опасался новой атаки, но ее не последовало. Нападавшие даже не попробовали поджечь дом Йена, чтобы выкурить их наружу. Им нужно было попасть внутрь дома, но Лотт не знал почему. Послушники Зарока укрылись в крепостных стенах, развели тамошний очаг и выставили гарнизон. Некоторые ушли к другим домам писать желтой краской слова: "Он идет!". В крепости что-то бурно обсуждали, звучали угрозы и крики.

– Время уходить, – сказал Лотт. – Кто знает, на что они решатся через час.

Родриго выволок последний труп, почесал пах и сказал, что отлучится на пару минут.

– Нет, – покачал головой сир Бэйлис. – Вне этих стен мы как на ладони. Переждем до утра, восстановим силы и сделаем рывок.

– Рывок куда? – спросил Кнут. – Они забрали наших лошадей. Пешком мы никуда не дойдем.

– В болотах лошади нам не нужны, – возразил ему Бэйлис.

– Обратно хотите идти пешком? – огрызнулся Кнут.

– Вы еще надеетесь вернуться? – хмыкнул Антонио Валесса, брезгливо вытиравший клинок от крови.

Напряженная тишина повисла в воздухе. Этот вопрос беспокоил всех и чем дальше они уходили вглубь подвергнутых скверне земель, тем больше понимали, что вернутся не все.

– Ваше слово, святой, – обратился к нему Кнут.

– Подождем, – ответил Лотт, хотя всем сердцем хотел бежать прочь от засевших внутри крепости прислужников злобного божества. – Они расслабятся, успокоятся. На рассвете мы вернем своих лошадей и загоним эту шваль так далеко в преисподнюю, что даже Зарок не сможет их вернуть обратно.

Слова подействовали, казалось, на всех, кроме самого Лотта. Шэддоу, сир Бэйлис, Вильям и Мэллорик предложили недурные планы штурма крепости. Каждый из них имел шансы стать успешным и принести им победу. Они выстраивали стратегию и спорили о том, кому идти в авангарде маленькой армии.

Лотт не вникал в подробности. Он сосредоточился на дверном проеме, через который вышел его человек. Вышел, пообещав вернуться, но не спешил назад. Вместо него внутрь заползал невесомый туман, что гуляет по ночам в детских сказках и уносит непослушных детей из дому. Дымчатые щупальца пробовали жилище на ощупь, клубы чернильной мглы и дым цвета пепла заполняли впадины и дыры пола, стелясь ковром все дальше, к самым его ногам.

Лотт вскочил и полоснул их кинжалом. Самым скверным было то, что у него получилось. Отсеченный обрубок забился в агонии, растворяясь, исходя паром и пуская столбы тяжелого дыма.

– Родриго, – крикнул Лотт. – Быстрее внутрь. Червоточина накрывает Рубеж!

Двери отворились, и на порог ступил их товарищ, нареченный самим архигэллитом солнценосцем, божьим воином, несущим хоругви Гэллоса высоко над землей и прославляющим его. Родриго улыбался, он выглядел удовлетворенным и умиротворенным. Ахнула Квази. Брат Леон и Индиго невольно отпрянули, забыв церковный устав. Даже Шэддоу не сумел удержать на лице маску невозмутимости.

– Больше он не доставит проблем, – сказал Родриго, протягивая Лотту кусок мяса, еще недавно, болтавшийся между ног хранителя реликвария. Темное пятно катастрофически быстро расплывалось по его одежде, устремившись от паха к штанинам.

Лотт сглотнул. Ему стало не по себе, и рука сама дернулась к самому ценному, что есть у мужчин. Родриго, уподобившись языческим жрецам, стоящим над жаровней, вознес руки, показывая жертву богам.

– Я чист пред вами, – закричал он и упал замертво.

Это словно сбросило общее оцепенение. Лотт приставил к проему дверь. Индиго и Мэллорик подперли ее рундуком. Бьерн и Антонио Валесса встали у окон, не пуская гибельный туман дальше. Шэддоу уже творил заклятье. Он стягивал к себе токи магической энергии. Каждый из забаррикадировавшихся в доме озарился как светоч. Защитная аура сияла золотом. Соприкоснувшись с ней, жгуты дыма начинали дергаться, словно ужаленные. Они потеряли эффект неожиданности и теперь неохотно отступали. Лотт рубил их нещадно, тесня на улицу, туда, откуда они явились непрошенными.

Попытка выдавить их из дома продолжалась довольно долго. Воины сменяли друг друга, давая время отдохнуть и смахнуть испарину товарищам по оружию. Наконец посланный Зароком туман понял, что добыча ему не по зубам и накинулся на тех, кто был менее крепок.

Крепость наполнилась криками ужаса и воплями о пощаде, но никто из сплотившихся вокруг Лотта людей не спешил им на помощь. Лотт понимал, что они обречены. В этот момент он не чувствовал жалости и сострадания. Он желал им смерти, хотел, чтобы их рвал на части тот, кому они решили поклясться в верности.

Страшные крики умирающих, рубящих друг друга людей, не стихали до утра. Никто из них не сомкнул глаз, и руки не опустили оружие. Лотт истово молился про себя. Раньше он и подумать не мог, что настолько набожен. Видимо, только в час испытаний человек способен проявить самые лучшие качества. Или самые худшие, подсказала темная часть его души.

Но только лишь зимнее солнце рассыпало первые самые робкие лучи на землю, туман стал оттягиваться обратно к болотам. Сизые лепестки неохотно разжимали объятия, оставляя Последний Рубеж тем, кто сумел выжить.

Родриго покрыли плащом с вышитым золотом солнцем. Инквизиторы совершили ряд молитв, очищающих душу и отпускающих грехи. На вопрос Квази, будут ли они хоронить умершего солнценосца все предпочли отмолчаться. Дорога была каждая минута. Теперь они понимали это. Кто знает, когда червоточина исторгнет из себя новые беды? Через день, через час?

Они реквизировали запасы Йена. Еды и воды осталось аккурат на две недели пешим ходом. Вильям и Меллион ухаживали за своими мечами, словно они были частями их тела. Они стерли кровь с железа и выправили лезвие точилом. Их беззаботные и неомраченные мыслями лица пугали Лотта. Он чувствовал себя чужим здесь. Единственным живым среди бредущих мертвецов. Неужели они ничего не чувствуют? Как можно спокойно заниматься делом, когда вокруг происходит такое?!

– Пошли, – сказал возникший как ангел смерти за его спиной Шэддоу. – Тебе стоит это увидеть.

Он провел его в опочивальню, где возле большой кровати стояла ее маленькая копия. Йен построил ее для сиротки. Над ними, почти под потолком висела маленькая икона. Вырезанный на липе лик Миротворца как всегда осуждал ересь и порок. Мастер изобразил черты Климента схематично, но огромный двуручник, занимавший чуть ли не больше места, чем святой, не мог означать никого другого.

Лотт пригляделся и обмер. Крохотные и жирные капли, похожие на живой янтарь, выступили на образе. Они медленно ползли к границам картины, собираясь в один поток, подобно тому, как река вбирает в себя речушки и ручьи.

Шэддоу протянул к картине руку и Лотт услышал перезвон струн. Радужное сияние обволокло ладонь инквизитора. Вихрь силы втягивался спиралью в подушечки пальцев, подпитывая его.

– Луч света в темном царстве, – лишенным выражения голосом сказал Шэддоу. – Кто бы мог подумать, что Место Силы пробудится в доме престарелого охотника за синелистом, да еще тогда, когда в Дальноводье расползается погань червоточины.

– Они не преследовали нас, – понял Лотт. – Темный вел их к червоточине. Ему нужна была подпитка, чтобы охранять прибившийся к нему сброд от порчи.

Йен не захотел отпускать мальчишку. Он сказал, что ему будет безопаснее рядом со святым и инквизицией, чем одному в покинутой деревне. Тик был только рад. Он очень любил своего приемного отца, а Гиблые Топи манили приключениями и тайнами.

Когда группа сонных и порядком вымотанных людей покидала Последний Рубеж, Лотт посмотрел в сторону крепости. Из окон выглядывали мертвецы. Они смеялись, словно услышали самую веселую шутку всех времен. Они что-то знают, понял Лотт. Мертвые молчали и улыбались, махая им на прощание.

***

Ветки жребия они оставили в доме Йена. Лотт смастерил новые, подобно тому, как солнце творит свет из предвечной тьмы. К сожалению, его мастерство оставляло желать лучшего.

– И кому из нас выпала короткая?

Кнут и Вильям пялились на две одинаковые деревянные карлицы.

– Давайте проведем еще одну жеребьевку, – предложил Лотт.

– Не стоит, – улыбнулся Кнут. Он носил короткую косицу и старался за ней ухаживать. Но здесь, в Гиблых Топях, эта затея потерпела крах Волосы стали сальными и напоминали хвост помойного кота. – У нас на двоих припасена одна история. Как звали того малефика, Уилл?

Вильям хлопнул себя по колену.

– А ведь дело говоришь! Помню-помню. Тот еще тип. Называл себя затейливо и глупо, в самый раз для деревенских дурней – Эмбарго.

– Точно. Он самый. Значит, слушайте. Дело было года три назад. Послали нас за одним деревенским колдунишкой, значит. Начну, пожалуй, со знахарки. Я тогда болел.

– А болезнь эта была от женщины, – прыснул Вильям. – Ездил наш Кнут к сестрице раза три в неделю. Да вот незадача – у сестрицы был муж, но не было брата. А вот ухажеров десятки.

– Уилл!

– Если рассказывать, так уж все, Кнут.

– Ладно, все так все. Тогда отправим дилижанс воспоминаний на несколько недель раньше. Когда к нам прибыл маленький зеленый юнец, то и дело хватающийся за кости покойного прадеда.

– Прапрапрадеда!

– Один черт. Даже сейчас Вильям похож больше не девку, чем на мужа. Представьте его без бороды и испуганным видом столицы и бурной жизни. Да его донимали в каждой таверне с предложениями подставить попку. На это наш солнценосец отвечал одинаково – пускал в ход кулаки.

Так уж выпали кости, что мне в напарники на задание дали именно его. Зная его характер, я предположил, что целыми и невредимыми мы до места назначения не доедем. Поэтому сказал ему: "Уилл, у тебя не лицо, а скульптурное изваяние, дело рук самого Фиосетто, не иначе. И тебя это гнетет, я же вижу. Я могу помочь тебе. Сделай мину проще. Нахмурь брови, выстави вперед челюсть. Раздуй ноздри. Выпучи глаза. Насупься и пусти слюну для пущего эффекта. Вот увидишь, с таким видом мы доедем, куда следует без каких либо приключений". О, Уилл постарался на совесть! Я в жизни не видел никого страшнее.

Кнут состроил рожу, и все покатились со смеху. Даже Квази незаметно смахнула слезу.

В болотах было тихо. Они слышали каждый шорох, будь то плеск рыбы или же далекое уханье сычи. Костер горел вяло. Сырые дрова не хотели разгораться. Стояла духота, непривычная для человека, который всю свою жизнь помнил лишь холодные, сводящие судорогой ноги, зимние ночи.

– К деревеньке Прибрежные Челны, где проживал вышеозначенный малефик, терроризирующий население, мы не доехали, – продолжил за него Вильям. Он неосознанно схватился за мешочек, висящий на груди. Костяшки бряцнули. Воин успокоился. – Кнут поплатился за греховное прелюбодейсвие. Он мужественно терпел боль, должен вам сказать. Дня два, но затем не выдержал и стал выть при каждом шаге лошади. Пришлось делать крюк и искать агапита. Его мы так и не нашли, зато наткнулись на знахарку.

Антонио Валесса понимающе хмыкнул. Он неосознанно повторил за Вильямом желание прикоснуться к частичке чего-то дорогого ему, чтобы удостовериться в сохранности. Массивный серебряный перстень с золотым самородком в оправе, болтающийся на цепи, только на миг мелькнул из-под кольчуги. Движение было быстрым, и его никто не заметил. Кроме Лотта и сира Бэйлиса. Безликий помешивал доходящий суп в котле. Он был скверным кашеваром, но от снеди остальных можно было днями не вылезать из кустов. Выбор у них, по сути, отсутствовал.

– Знаете, какой самый быстрый способ проверить умер ли человек, рассказал мне в дороге Кнут? – продолжал Вильям. – Все члены и мышцы расслабляются после того как душа покинет тело. Кишечник не исключение. И то, что вы сдерживали, лезет наружу как из рога изобилия. Так что, если видите лежащее тело – принюхайтесь. Возможно, это спасет вам жизнь когда-нибудь. Пока мы не увидели малефика, я был склонен не доверять нашему шельме, рассказавшему мне эту чушь.

Но вернемся к знахарке и проблеме Кнута. Его... мужественность была в большой беде и лишь самая вонючая из встречавшихся мне мазей могла ему помочь. От ее запаха хотелось чхать и шли слезы. Для Кнута, видимо, то, что находилось в штанах, представляло большую ценность, потому как он мазался этой гадостью при любом удобном случае. Ему казалось, это будет залогом выздоровления. Но кожа имела свою точку зрения. От мази появилась сыпь, которая сводила божьего воина с ума. В пути он совершал совсем уж неприличные движения, находясь в седле. Встречные мужи бежали в лес, а дамы краснели, но не отводили глаз и почему-то понимающе улыбались.

Спустя неделю злоключений мы добрались до пункта назначения. Должен отдать должное Кнуту, он был более опытен, чем я и сразу определил, кто есть кто. Наш малефик обирал людей планомерно, по дому в день. Он выносил все ценное, подойдя к делу со старанием. К моменту нашего приезда, он обобрал половину зажиточных крестьян.

"Держи его", – закричал Кнут мне, указывая на тащившего ворох шуб человечка невзрачной внешности. Человечек, увидав нас, бросил шубы в пыль и обмер.

Я не мог поверить, что это и есть внушающий страх колдун. Лысоват, нескладен, верхняя губа дрожит и коленки сгибаются. Он даже не попытался сотворить никаких чар. Видя скапливающихся крестьян и их недоумевающие лица, я поспешил состроить нужную физию, чтобы не ударить в грязь лицом. Следовало сразу заявить, что с нами шутки плохи...

– ... и мы не согласимся пойти на сеновал с кузнецом, – прыснул Кнут.

– Я спешился. Вслед за мной напарник. Мы обнажили клинки. "Держи его как следует", сказал мне Кнут. – "Свяжем его, а затем..." Что он хотел сделать затем, я так и не узнал, так как следующее, что сделал напарник трудно описать без смеха. Кнут с воплем, похожим на лисий писк, стянул с себя штаны и, ухватившись за причинное место, начал его усиленно натирать. Я изо всех старался не потерять лицо и продолжал выполнять что велено. Малефик Эмбарго посмотрел на меня, с лицом человека, на которого упала скала, чхающего и плачущего от вони, источаемой мазью, на имеющего сомнительные планы насчет виновного в колдовстве Кнута, стоящего без штанов, и сделал то, чего от него никто не ожидал. Он умер со страху. Мы посмотрели друг на друга и с подозрением приблизились к телу. Ел колдун отменно и много. Вся злость и погань, видимо, копилась у него в животе, потому что после кончины он знатно опорожнил кишечник. Сомневаться не приходилось, теория Кнута подходила к ситуации как нельзя лучше. А проверять нам не очень и хотелось. Как я говорил – кормили его очень хорошо. За нас это сделала женщина. Что удивительно, она помогала хоронить людей за отдельную плату. Имея под рукой всего одного могильщика, не купавшегося целую вечность, справлялась с валом работы. Сама снимала мерки и заведовала денежными делами. Я был удивлен такой предприимчивостью, не смотря на то, что у нее на руках была маленькая девочка.

– Так что там с малефиком? – спросил Мэллорик.

– А ничего, – ответил Кнут. – Не был это никакой не колдун, а пройдоха. Вся его магия сплошь фокусы да бутафорные иллюзии на веревках, которым только дремучие крестьяне и поверят. Схоронили его, правда, не на кладбище, а где то в лесу, чтобы неповадно было грешнику.

– Так вам сказала женщина, управляющая похоронами? – спросил Лотт.

– Да, а что?

– Да так, ничего. Скажите, а ее случайно звали не Юлия?

– А ведь вы правы, – хлопнул себя по колену Вильям. – Неужели знакомы?

– Мир тесен, – неопределенно заявил Лотт и понимающе переглянулся с Квази. – Дайте угадаю, вещи крестьян странным образом испарились, а тело малефика не нашли?

– Верно говорите. Он еще не раз появлялся в других местах, но имел дело уже не с нами. Дважды меня еще не обманывали одним трюком. Я бы его ткнул мечом даже мертвого.

Вороватая четверка, перед тем как совершить грандиозную аферу, начинала с малого. Кажется, он еще не раз о них услышит, если переживет следующие дни.

Среди папоротника, боровшегося за жизнь в ряске, мелькнула тень. Лотт мотнул головой, пытаясь скинуть сонное оцепенение. Здесь было душно как в печи. Пот собирался в большие капли, градинами скатывавшимися за ворот рубашки. В желтоватом, пропитанном малярией тумане, виделись разные формы. Иногда они были похожи на людей, иногда на эфемерных чудовищ. Команда была в постоянном напряжении, спала, держа оружие под рукой, и просыпалась от любого шороха.

– Я хотела бы подарить тебе эту камею, – сказала Квази. Инквизитор наклонилась к нему, и, сняв с груди золотого скарабея, приколола его к Лотту.

– Зачем он мне? – удивился Марш.

– Это оберег. На него наложены сильные чары, которые могут сохранить жизнь, – сказала халифатка. Она чуть потемнела лицом. Лотт не сразу догадался, что она покраснела. – Кроме того, так я всегда буду знать, где ты. Не хочу тебя потерять... Еще раз.

– А как же ты?

– Субстанция силы переполняет меня, – слишком поспешно для правды отмахнулась инквизитор. – За себя я сумею постоять.

– Что ж. Спасибо.

– Не за что.

Квази отвернулась и укрылась с головой, защищая себя от москитов. Лотт смотрел на нее и думал, что хотела этим сказать халифатка. Неужели он для нее значит нечто большее, чем человек, который спасет мир? И как это возможно? Инквизиторский целибат суров. Все ли исполняют его? Как к ней относился сам Лотт? Раньше, безусловно, он бы приударил за восточной красоткой. Но не сейчас. Особенно после того, что между ними произошло. В это смутное время Марш понял одно – отношения ведут в черный омут смерти. Кэт. Линда. Квази не станет следующей в списке. Он на это не пойдет.

Сон был рваным и полным ужасов. Лотт бежал от чего-то, и неизменно падал в пропасть. Это предвещало скорую беду.

Так и произошло. Хмурым дождливым утром они не досчитались двоих. Инквизиторы творили заклятья, пытаясь огородить отряд от злых духов, злых чар, злых демонов и прочей дряни. Джеймс Галлард, Вильям и Кнут стояли друг к другу спинами, обнажив мечи. У малыша Тика тряслись губы, он не мог отвести глаз от кутавшейся в серую мглу глобулы, сколько бы его об этом не просил старик Йен. Теперь и простые люди тоже могли ее видеть.

Лотт приблизился к туго свернутому клубку.

– Я за твоей спиной, – приободрил его Бьерн. Великан принял боевую стойку, готовый рубить и кромсать.

Лотт кивнул и потянулся к глобуле. Плотная материя чужеродной миру субстанции поддалась неохотно, как застывший кисель, раздалась в стороны.

Сир Бэйлис Винж вонзил острие мизерикорда в глазницу сира Антонио Валессы. Он держался за рукоять двумя руками, вдавливая жало внутрь черепа, пытаясь прокрутить кинжал по часовой стрелке. Сир Антонио Валесса лежал на земле. Его одежды медленно пропитывала кровь. Он успел выставить перед собой меч, на который напоролся Винж. Он делал поступательные движения, вспарывая безликому живот. Оба были мертвы. И каждый из них до сих пор считал себя живым.

– Ты убил моего отца, – цедил Бейлис Винж. – Убил и бросил гнить на тракте. И забрал фамильный перстень как трофей.

– Он пытался изнасиловать монахиню, – отвечал ему Антонио. – Туда ему и дорога.

– Он был добрым отцом!

– Возможно. Но еще и тем, кто приставляет женщине к глотке нож, чтобы та задрала юбку. Я взял его перстень, чтобы помнить, что безликие служат для того чтобы защищать людей от падальщиков. Не важно, проклятые твари это или такие мерзавцы как твой отец. Вы все равны в моих глазах.

Его потянули обратно. Мягко, но настойчиво.

– Я боялась за тебя, – испуганно сказала Квази. – Что там произошло? Они...

– Мертвы.

– Их убила... червоточина?

– Да, – мрачно произнес Лотт. – Нам пора в путь. Кажется, неприятности только начинаются.

***

Это было чертовски трудно и утомительно. Изрядно измельчавший отряд пробирался между раскидистых и низкорослых деревьев, ветви которых были похожи на пальцы иссохших от обезвоживанья стариков. На сучьях весел мох, покрытый серо-зеленой плесенью. Воняло болотом, ряской и разложением. Все живое стремилось прочь. Рыбы всплывали кверху брюхом. Немногочисленные олени бежали на север. Волки и медведи-шатуны не думали их есть. Звери заключили перемирие, спасаясь вместе. Потому что то, что надвигалось из тьмы, не знало жалости и убивало не для еды.

И все это время лил проклятый дождь. Холодная капель скатывалась с небес, падала в топкую почву, а через некоторое время, подогретая, поднималась над ней, паруя и принося дополнительные неудобства путникам. Их ели комары. Дичь мельчала с каждым днем, попадаясь все реже. Запасы сухарей и вяленого мяса таяли с каждым днем.

Однажды во время привала Лотт впервые познакомился с водяным драконом. Тварь вынырнула из глубоководья. Туша длиной с карету и весом как три раскормленных сердобольным фермером быка устремилась к ним. Стрелы отскакивали от толстой шкуры, а мечи были ей что зубочистки. Если бы не Мэллорик, Лотт вполне мог бы укоротиться вдвое всего за один укус. Инквизитор сложил ладони ковшом, черпая из незримых токов магическую эссенцию, и плеснул ею в чешуйчатое чудище. Дракон взревел и забил хвостом, заставляя деревья трястись от страха. Чешуя начала лопаться и стекать с него как краска под действием огня. За естественной броней обнаружилась бледно-серая плоть. Туда-то и ударил Бьерн. Костолом расплющил небольшую головку с крохотным мозгом внутри, превратив ее в блин.

Громадный ящер семенил лапами еще долгое время. К сожалению, мясо водного дракона смердело болотом, и было ядовитым. Им пришлось бросить добычу и забыть о чешуе как трофее.

Червоточина не знала устали. Они не могли чувствовать себя в безопасности, ожидая удара в спину каждый раз, когда вокруг становилось слишком тихо. В один из дней Лотт понял, что больше не может спать. Этот вывод был ясным и чистым как вода горного источника. Если он заснет – не проснется. Так думали и остальные. Теперь они мало общались, предпочитая нырять в собственные мысли и жариться в котле сомнений и плохих предчувствий.

Но однажды, в полдень, когда солнце смогло хоть и слабо, но осветить покрытые туманом и легким дымом от зажженных торфяников земли, Йен вывел их к поляне, усеянной синелистом. Глаза старого контрабандиста загорелись от этого зрелища. Лотт его понимал. Это было сокровище, за которое многие заплатят баснословные деньги.

Вдоль периметра, отделив очерненные земли от не тронутых гибельной порчей земель, некто провел черту между мирами. Купол, свитый из чужих грехов и смертей, был абсолютно черным, как самая темная ночь в году. Что-то схватило его сердце. Прошлось когтями по бьющемуся комку мяса и потянуло вверх к кадыку.

– Вы чувствуете? – спросил Лотт. – Это оно. Место, где все началось.

– Вне сомнений, – подтвердил Шэддоу. Он был бледен. Казалось, Мрачный Жнец лишился былой решимости. В нем шла борьба. Но между чем? Зло боролось с еще большим злом?

– Что будем делать теперь?

– Мы дадим тебе шанс победить, – сухо сказал Мрачный Жнец. – Леон, Индиго. Пришло время.

Инквизиторы вышли вперед. Они развязали пояса сутан и вынули кинжалы. Это были неброские клинки с листовидным основанием. Такие носили угодные богам в Церкви Святого Джерома. Лотт обмер.

– Нет!

– Не волнуйтесь, – улыбнулся ему Индиго. Он обнажился по пояс и стал напротив своего собрата. Они приставили клинки к горлу друг друга. – Мы делаем благородное дело. Боги видят. Смотрите, как светит солнце. Они улыбаются нам.

– Не печальтесь, – произнес брат Леон. – Мы сделали этот выбор давно и не отступимся.

– Я смогу, я прорвусь и разорву все на клочья. Сам. Не нужно.

– Нет, – четко сказал Леон и в последний раз посмотрел на него. – Не сможете. Именно поэтому мы здесь.

Они ударили синхронно, вскрывая яремные вены. Кровь хлестнула из открытых ран еще до того как они упали.

Лотт отвернулся. Он не хотел видеть, как они умирают, он хотел помнить их живыми. Людьми, которые делили с ним еду, смешили и спасали жизнь. Не такими. Не здесь. И не так. Они должны были выжить. Боги, это он должен был вскрывать вены!

Мэллорик и Шэддоу не теряли времени зря. Они черпали силу умирающих, живились ей, подпитывая себя, умножая собственную мощь и пуская ее в дело. Инквизиторы ударили всем боевым арсеналом в купол. Мерцали молнии, пели небесные валторны, хрустела сталь, и тек небесный огонь.

Фантасмагория поражала и пугала. Лотт и подумать не мог, на что по-настоящему способны маги. Все, что он видел раньше, было балаганными фокусами. Настоящая магия хранилась про запас именно для этого случая, когда в ход должны пойти все ресурсы.

Ткань бытия рвалась как старое тряпье. Реальность трещала и плыла. По куполу поползла трещина. Хрупкая и едва видимая, но она была!

В дело вступила Квази. Халифатская чародейка поддала жару, показывая, что и на востоке не перевелись волхвы.

Они ждали, затаив дыхание. Трещина ширилась, множилась, оплетала обсидиан основания. Преграда слабела, становилась хрупкой, как скорлупа, хранившая птенца. Наконец, она не выдержала и пала. Луч тьмы ударил по ним, поставив на колени, пытаясь разметать в стороны.

Лотт противился. Сила гнула к земле, рвала волосы, била по членам воздушным молотом. Она хотела уничтожить дерзких, смести как соринки, стереть в пыль. Лотт не сдался. Превозмогая давление бившего по нему луча, он выпрямился и сделал шаг. Затем он переставил другую ногу. Он шел навстречу вибрирующему потоку черепашьей походкой, но все же шел!

Его отряд, его друзья, люди которые гибли, чтобы Лотт смог исполнить долг остались позади. Он видел сквозь пульсацию темнеющих капсул, поглотивших спутников, как нелегко им приходится. Квази стояла посреди пустыни. В ее глазах он видел вихрь из костей и ржавых мечей. Ураган приближался. Мэллорик стоял по колено в крови, он убивал и наслаждался этим. Лотт шагал дальше, мимо Шэддоу и стонущего Кнута, он видел как благородный Галлард с каменной челюстью и золотыми волосами теряет человеческое лицо, как Вильям пытался отнять свою руку, пытающуюся задушить его. Дальше, дальше. Всего один взгляд в сторону, чтобы узнать, живы ли другие. Глаза легко видели сквозь пелену темноты. Мэллион давит помойных крыс. Над ним возвышались Однорукий и Личинка. Они смеялись. Бьерн рычал. Он душил безымянную красавицу. Пальцы сжимались медленно. На ее лице читался ужас, на его – радость.

Лотт преодолел давший слабину купол. Там, по другую сторону, пахло свежевырытой могилой. Было страшно. Почти как в детстве, когда они ходили с братом ночью на кладбище, чтобы понять, кто из них храбрей. Тогда его напугал скрип ветвей о каменные плиты и Лотт убежал под улюлюканье Сторма. Сейчас Лотт понимал – это не мираж, не марево, что рисует небыль в тумане. Зло здесь. Отсюда оно правит и ведет рати на погибель людям и покорившим-ветер.

Он приблизился к большой яме. Маунд древнего народа был разрыт, выставив напоказ иссушенные тела, лежащие в нишах по окружности. Были здесь и другие мертвецы. Один был съеден наполовину, второй болтался в петле. Присмотревшись, Лотт понял, что это не веревка.

Он спустился вниз по крошившимся глиняным ступеням. Там, на дне ямы, лежало золото. Необычное, потому что светило ярче, чем светоч и лучина. Светлее, чем высоко стоящее солнце в разгар лета. Желтые черепки были похожи на семена, проросшие в не благодатной почве. Бутоны раскрылись, обнажив убийственный цветок.

Он вытащил из земли черепок. Сияние померкло, желтизна стала бледнеть, втягиваясь в ладонь. Кожа ощутила легкое, дразнящее прикосновение. Это было похоже на осколок некоего сосуда. Частица начала крошиться и увядать. Лотт струсил на землю бесцветные крошки.

Неужели это они убивали людей? Хрупкие и беззащитные, зачем им это? Что за сила таится в этих осколках?

Лотт принялся за дело. В его руках опасные черепки превращались в бесполезный хлам. Он обезвреживал их один за другим, просто касаясь. Он был терпелив, ждал, пока не погаснут огни.

Было в осколках что-то знакомое. Марш точно видел подобное ранее. Гниль Зарока сдавала позиции, она гибла, поддаваясь ему так же легко, как семя погибает под каблуком сапога.