Текст книги "Бытовик (СИ)"

Автор книги: Роман Путилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

– У управителя в сарае нашел. – пожал тот плечами: – там еще две штуки таких же лежат… Ну что, хозяин, когда рассчитываться будем?

– Дед, ну ты совесть имей… – укоризненно помотал я головой: – Тут такой момент торжественный, а ты про деньги. Завтра, поутру приходи на двор к Суслову, там я квартирую, вот, сразу и рассчитаюсь, а сейчас давай помолчим.

Молчал дед, молчал я и моя, немногочисленная гвардия. Молчало, сбежавшееся в сад, все население города, прослышавшее о возрождении капища. И вот уже молчание становилось неловким, и я открыл рот, чтобы перенести открытие объекта религиозного поклонения на более позднее время, так как не знал, что еще сказать, когда с неба раздалось громкое карканье.

Я, неверяще вскинул глаза и сразу же нашел, в закатном небе черный силуэт, с распластанными крыльями.

Народ дружно охнул, когда большая черная птица спланировала на темно-синий камень, задумчиво потопталась на нем, взмахнула крыльями, когда с его лап, на поверхность камня, соскользнули два небольших огонька, один зеленый, а другой золотой. Огоньки, как шустрые мышки-полевки, пробежали по поверхности глыбы и заскользили вверх, по дубовым столбам, к свежевырезанным ликам божеств – золотой огонек бежал по идолу Перуна, а вот зеленый – по изображению богини. Достигнув ликов, огоньки, как будто впитались в глубь поверхности дуба, после чего их глаза, правда на мгновение, но вспыхнули ослепительной вспышкой. Народ ахнул и упал ниц, а я почувствовал – вот оно! Сила богов – покровителей снова вернулась в столицу княжества, город Покровск.

Глава 22

Глава двадцать вторая.

Я оглядел потрясенных людей.

– Как видите, боги с нами. А значит, пора возрождать княжество и город. Уже завтра я займусь теми, кто разрушил нашу жизнь, приведу их в чувство, и воздам каждому из них, по мере их вины, невзирая на род и звание. А вы, те, кто не бросил город, не сбежал с тем трусливым стадом, что бежало в земли Империи, бросив все – от имущества, до могил предков, знайте! Любой из вас может прийти ко мне в любое время со своей бедой, и я приду вам на помощь, разрешив ваше дело по справедливости, как отец решает беды своих детей. С этого момента, пока я не разрешу все вопросы со своим братом, вы сможете найти меня здесь, в городской управе. А теперь можете расходиться. Сегодня сделано было много, а завтра надо сделать еще больше, ночь коротка, надо отдохнуть. Спасибо всем.

Низко поклонившись собравшейся публике, я подхватил подмышку, возмущенно каркнувшего, ворона и двинулся в дом городского управителя, так как кровать у него была удобнее, да и обстановка более располагала к проживанию, чем дом полицейского.

Накормив героическую птицу, а также насытив себя деликатесами, что нашлись в погребе сбежавшего мэра, я улегся на огромной кровати бывшего администратора и заснул до утра, без снов и встреч со своей покровительницей, предварительно сложив на сакральный камень у ее ног все свои амулеты, кольца и браслеты, требующие немедленной подзарядки.

Завтракали с вороном мы вдвоем, как и положено двум холостякам – колбаса, бекон, по паре яиц на чугунной сковороде, чашка кофе двуногому, и свежая вода крылатому, после чего я вышел во двор, где меня ждал личный состав местной полиции и дед Литвин.

Рассчитавшись с резчиком честь по чести и сговорившись, что, в зависимости от потребностей местного населения и после консультации с богами –покровителями, я, опционно, смогу обратиться к мастеру по вопросу изготовления иных членов божественного пантеона, я, с полицейскими, двинулся в сторону водонапорной башни.

Уж не знаю, какая выносливость заложена в чудесную птицу и каковы его возможности в целом, но, после усиленной кормежки вчера и сегодня, ворон прекрасно выполнял роль воздушного наблюдательного пункта, периодически взмывая ввысь и паря над вражеской цитаделью.

Сначала ничего не происходило, но ближе к обеду за крепостными валами началась нездоровая суета. Люди стали бегать быстрее, а перед входом в лазарет выстроилась небольшая очередь. Через некоторое время на башни высыпали наблюдатели, в том числе и высшие командиры, что окружали моего единственного братца. Господа с умным видом что-то высматривали на безлюдных улицах, окружающих твердыню, а затем возле воротной башни начал строится небольшой отряд.

И я прекрасно понимал и даже разделял планы этих затворников. С утра, хотя, казалось бы, ничего не предвещало, несколько человек обратились к крепостному доктору с жалобами на расстроенный стул и боли в животе. Пока врач пытался облегчить состояние заболевших, у его дверей выстроилось в десяток раз больше пациентов, что заставило доктора начать поиски источника отравления. Короткое расследование привело его к цистернам с водой, что подпитывались через систему водопроводных труб от городской водонапорной башни.

Выяснив, что запасы воды в крепости заражены, доктор дал команду использовать исключительно проточную воду, но оказалось, что трубы, ведущие в крепость сухи, как степь за городской чертой. К тому времени от признаков, присущих дизентерии, страдало практически все население крепости, и я, с удовольствием наблюдал, как, время от времени, кто-то из тамошних обитателей хватался за живот и судорожно начинал метаться по закоулкам укрепления, так как очереди в отхожие места были огромны, а с организацией дополнительных коллективных туалетов гарнизон не справлялся. Командиры крепости недаром хлеб ели, так что, за организацией вылазки у них дело не заржавело. Следующее событие должно войти в историю города, как «Бой за обладание водной колонкой номер тринадцать».

Отряд из десятка солдат, с катящей сзади телегой, на которую водрузили огромную деревянную бочку, наверное, из винного погреба княжеской семьи, выдвинулись из ворот крепости, и, рассыпавшись цепью, осторожно поглядывая по сторонам, двинулись к водопроводной колонке, чей столбик виднелся на краю рыночной площади.

Увы и ах, несмотря на все старания солдат, которые под злые крики офицера, чуть не оторвали рычаг, но ни капли воды выдавить из крана колонки они не смогли, так как этот сектор города был отключен мною от водоснабжения. После этого княжеские гвардейцы долго перепирались, сгрудившись у колонки, как стадо баранов, обсуждая вопрос, где находится следующая колонка.

Минут через десять, выстроившись в две короткие колонны, гвардейцы втянулись в ближайший переулок, где пройдя треть версты, обнаружили следующий источник водоснабжения, уже рабочий. Взрыв произошел в тот момент, когда измученные жарой и жаждой люди сгрудились у брызгающей водой колонки, подставляя фляги под упругие струи холодной воды.

Может быть, если я проиграю эту войну, после изобретения кинематографа, победители снимут героическое кино, назвав его, к примеру, «Жажда» и выставив меня в картине извергом, нелюдем и врагом человечества, мне уже будет все равно, но определенную долю гуманизма при закладке мины я проявил. И заряд под булыжники лег ослабленный, и поражающих элементов я не добавил. Во всяком случае, половина солдат и офицер, после взрыва остались на ногах, попытались что-то сделать, но я, появившись из-за угла, первым делом расстрелял слабую защиту офицера из своего монструозного револьвера о двух стволах. Солдаты ответили жидким залпом, который моя защита легко отразила, после чего я достал свой второй «двуствольник» и этого княжеские солдаты уже не выдержали.

Вслед гвардейцам я не стрелял, дав им, а также возчику, который сбежал сразу после взрыва, возможность уйти.

– Так, бочку скатываем с телеги, а этих – я указал подоспевшим к месту схватки полицейским, которым я велел, без моей команды, не высовываться: – укладываем на телегу и везем на капище. Там их перевяжите, как сможете и богов попросите, чтобы им помогли, все же наши люди, может быть, не совсем пропащие. Один останется их охранять, а двое сюда возвращайтесь.

Лошадь, запряженная в телегу, которая не пострадала, так как возчик благоразумно держался в отдалении от военных, философски отнеслась на замену огромной бочки на пять стонущих тел и бодрой рысцой покатила телегу в глубь города, а я вернулся к площади, где, укрывшись за крайними домами, с помощью парящего ворона, продолжал наблюдать за ответными действиями врага.

Вторая попытка похода за водой была предпринята через час – ворота распахнулись, оттуда выбежали десяток солдат, под командой трех офицеров, что просто переливались от переполнявшей их амулеты силы. Да, такой тактики я не ожидал и немного загрустил.

Офицеры, задействовав магические щиты, превратились в острие копья, а выстроившиеся за их спинами солдаты, прикрытые магической защитой, выставили стволы винтовок вперед, и три маленьких отряда выдвинулись в сторону места недавнего боя. Перед тем, как втянуться в узкую улицу, мои противники остановились и начали совещаться.

Я, засевший за ближайшим домиком, прекрасно слышал их голоса – командиры боевых групп не могли решить, двигаться ли к водопроводной колонке по одной улице или по трем параллельным. В конце концов, наиболее убедительным был признан первый вариант, три группы людей шагнули на брусчатку улицы, и я спокойно расстрелял первую группу из зарослей кустов, из придомового сада, как только она поравнялась со мной и щит перестал защищать военных от выстрелов сбоку. Нет, конечно, «ответка» в мою сторону прилетела тут-же – оставшиеся в живых члены двух оставшихся групп, вылетели из, ставшей смертельной ловушкой, узкой улицы и рассыпавшись, принялись дружно обстреливать дом, за которым, как им казалось, я все еще прятался. Через минуту к веселью присоединилась и пушка с башни – мастер– артиллерист двумя ядрами развалил глинобитный дом, превратив его в безобразную груду, да вот только я в это время улепетывал в сторону соседней улицы, продираясь через кусты и перепрыгивая через штакетники, после чего вновь открыл огонь по рассыпавшимся по площади стрелкам, успев ранить или убить еще парочку, прежде чем остатки врага побежали в сторону крепостных ворот, а артиллеристы принялись методично разрушать выходящие на площадь жилые и хозяйственные постройки.

Через два часа центральная площадь Покровска представляла собой жалкое зрелище – дымящиеся развалины вместо белых домов с аккуратными черепичными крышами. Дважды противник пытался выйти из башни, и один раз – спуститься со стен с противоположной стороны, но парящий в небе ворон видел все я открывал огонь с предельной дистанции, показывая, что выйти в город без потерь противнику не удастся.

Я с опаской ждал наступления вечера – даже мой чудо –ворон вряд ли мог видеть в темноте, так же, как и днем, поэтому я рисковал остаться без своих, всевидящих глаз, но нервы противника не выдержали первыми.

На башне, среди раскаленных пушек, показался какой-то раззолоченный франт и принялся дудеть в медный рожок, после чего из ворот вышли унтер с белым платком на штыке винтовки, мелкий барабанщик-подросток и полковник с пышными серебряными эполетами, которые, под стук барабанных палочек, неспешно дошли до середины рыночной площади и замерли там, очевидно, поджидая вторую сторону для переговоров.

– Что будем делать, ваша светлость? – из-за полуразрушенного сарая вынырнул городовой Аникеев, размазывая по вспотевшему лицу сажу

: – Может быть я по домам пошукаю, какую –никакую наволочку принесу?

– Ты еще портянку свою предложи, она когда-то белой была…– хмыкнул я, но полицейский моего юмора не понял, брякнулся на землю и принялся стягивать сапог.

– Отставить! – пришлось гаркнуть на инициативного служивого: – Сидеть здесь и наблюдать, а я пошёл, а то меня целый полковник заждался. Без флажка пойду, обойдутся, больно много чести.

Кстати, интересно мне стало, откуда в княжестве столько полковников? Солдат у моего братца, еще утром, было пять десятков, а полковников не менее десяти голов сопровождает. И выдвинет ли Димитрий Александрович, когда у него солдаты кончатся, против меня полковничье отделение? Или десять полковников должны к роте приравниваться…

Вот за этими мыслями прошел я свою половину рыночной площади, наблюдая, как вытягивается в изумлении надменное лицо офицера, а изумление переходит в гнев и даже ярость.

– Дмитрий Александрович! – не успел я порадоваться что меня узнали и даже обратились уважительно, как тональность разговора сменилась.

– Ах ты, ушлепок малолетний! – полковник, с красным от ярости лицом, как бы инсульт не случился, шагнул ко мне и попытался схватить меня за ухо! Меня, княжьего сына, пусть и младшего, за ухо! До чего ты себя запустил, Олежка!

Пока полковник тянулся к моему благородному уху, очевидно, чтобы, выкручивая его, доставить меня к старшему брату на правеж, я ударил его в лоб своим револьвером, и тяжелая, полуторакилограммовая, убойная штучка в схватке с медным военным лбом, отправила обладателя последнего в нокаут.

Унтер-офицер, увидев такое попирание основ, что-то заорал и попытался сорвать с плеча винтовку, но разглядев, направленные на него, сдвоенные стволы, замер, миролюбиво отведя ладошки от винтовочного ремня.

– Ты барабань! – я махнул стволами в сторону барабанщика: – А ты, давай сюда свое ружье, и волоки своего начальника за эти развалины. И шевели ногами, пока вас из пушки не расстреляли!

Очевидно, что я иногда говорю разумные вещи – барабанщик забарабанил что-то бодрое, типа «Марш! Марш!», а унтер, скинув мне в руку ружьё, споро поволок обморочного полковника, крепко держа его за, густо шитый серебром, ворот мундира.

Наверное, наблюдатели на башнях не сразу поняли, что я захватил парламентеров, или не сразу осознали такое вопиющие нарушение правил ведения войны, но заорали нам в спину, когда мы уже, дружно, скрывались среди развалин, а пушка бахнула совсем запоздало, хотя и метко, взметнув деревянный мусор в том месте, где мы были пару минут назад.

– Подонок! Мразь, выблядок! – неистовствовал, связанный и приведенный в чувство полковник, брызгая в мою сторону слюной, при каждом слове: – Да тебя завтра, за мятеж против законного государя изрубят на куски!

Согласен, бить связанного пленника низко, но как остановить словесный понос, впавшего в полнейшую истерику, старшего офицера, чью грудь украшали какие-то медальки, типа «За подготовку парада» и «Призер первенства по огнеметанию»? А вот хлесткая оплеуха подарила нам пару мгновений тишины, правда ненадолго.

– Мятежник! Отцеубийца! Развяжи мне руки, и я…– по моему сигналу городовой высшего оклада Суслов вылил на, кипящего, как самовар, офицера ведро холодной воды и тот опять заткнулся, громко фыркая и отплевываясь. Дело происходило у той самой, злополучной водопроводной колонки номер тринадцать, куда мы отступили, сохраняя боевые порядки, так что воды у нас было хоть залейся.

– Вы, господин полковник, что – больны?

– Нам доктор кору дуба дал…– буркнул военный, почти нормальным голосом: – Так что, ваша мерзкая диверсия не увенчалась успехом!

– Я не про ваш понос, который себя еще обязательно проявит, спрашиваю, а про голову. Вы что, там, за стенами, массовым психозом все заразились?

– Не тебе, выблядок…

– Я тебя сейчас просто убью, если ты мне не дашь ответ за свои слова…– холодная ярость накрыла меня, и я был готов застрелить парламентёра прямо на глазах у, сидящих в двадцати шагах, под охраной полицейских, унтера и барабанщика, настолько взбесил меня этот разряженный…

– Говори, почему я «выблядок» или умрешь прямо сейчас?

Полковник, очевидно понял, что мальчик, которого он сегодня, как-то привычно, попытался отодрать за ухо, изменился, поэтому, стараясь не смотреть на стволы револьвера, офицер процедил:

– Это всем известно. Покойный князь неоднократно, в присутствии благородных свидетелей заявлял, что тебя княгиня нагуляла…

– И что, генетический тест сделали? – удивился я.

– Я не знаю, о чем ты говоришь, но ведь всем известно, что если в семье все дети маги огня, и только один… А князь слишком любил свою супругу и поэтому дал свою фамилию нагулянному на стороне… – еще раз бросив тоскливый взгляд в темноту револьверных стволов, полковник благоразумно замолчал.

Боги –заступники! Что же пришлось пережить бедному Олегу, за его короткую жизнь, когда родной папаша постоянно высказывался, что это не природный Булатов, а чужой ублюдок⁈

– Скажи, полковник, а фамилию Дарвин ты, когда-нибудь, слышал?

– Кто это? Купчина из жидовичей? – пренебрежительно фыркнул офицер: – Мне о таких слышать не по чину.

Понятно, наука в этом мире развивается с отставанием.

– И еще вопрос полковник. – внутри я просто кипел, но старательно ухмылялся в лицо пленнику: – А ты хорошо знаешь историю семьи Булатовых?

Полковник возмущенно фыркнул.

– Не тебе, ублю…– пленник заткнулся, получив кулаком по морде, после чего, продышавшись и старательно отводя морду лица в сторону, чтобы не закапать, сочащейся из разбитого носа, кровью, шитый мундир, продолжил: – Моя семья семьдесят лет служит княжеству, конечно, я его историю знаю.

– И что, все триста лет, что фамилия существует, не разу в род не брали невест с другими, не огневыми, способностями к магии?

– Брали, конечно…– фыркнул полковник: – И ветра магички были, и земли и воды, только дети всегда огневиками рождались, потому что у истинных Булатовых кровь сильная!

И еще, так торжествующе посмотрел на меня этот верный слуга княжеской семьи, что я понял – доказывать что-то бесполезно. Хоть у Макоши справку бери, что она тушку Олега родной признает, но и тут сложности будут – она же запишет «Настоящая справка выдана Павлу Панкратову, что тот, пребывая в теле Олега Александровича Булатова, действительно является родным сыном…»? Да нет, бред это все, никто мне такую справку не даст, да и если я её получу, никто ее читать не будет.

Глава 23

Глава двадцать третья.

– Скажите, полковник, ну ладно, я, выродок и выблядок… хотя за эти слова вы еще ответите. – я улыбнулся и ближник братца вздрогнул: – А вот почему у вас, дворянина голубых кровей, за которым… сколько там поколений благородных предков? Не хотите отвечать? Ну, в принципе, это неважно, ваш род всё равно сегодня, вероятно, прервется, но скажите мне, полковник, почему на вас магические амулеты так собраны, как будто вас две комнаты в «общаге» на «свиданку» с «центровой» барышней собирали?

– Я твоего мужицкого языка не…– я покачнулся с носка на пятку, и полковник проглотил конец фразы, понимая, что окончание его поганых слов я вколочу ему в глотку вместе с зубами.

– Хорошо. – миролюбиво продолжил я: – Скажи, почему у тебя магические амулеты так подобраны, как будто ты их в сорочьем гнезде нашел? Тут одно кольцо хитрая птица украла, в другом месте браслетик умыкнула… Ни вкуса, ни чувства стиля…

Полковник отвел глаза, а у меня перед глазами встала картинка из какого-то старого фильма, как разведгруппа отдает бойцу, что остается их прикрывать, патроны, гранаты, кто чем богат…

– Понятно. – теперь я улыбался очень искренне: – Капище вы отдали врагу на поругание, и боги от вас отвернулись, а артефактора хорошего у вас нет, и тебе отдали магические источники, которые еще заряжены, у кого что было.

Я ненадолго задумался.

– Вставай полковник, допрос окончен. – я разрезал военному, стягивающие его запястья за спиной, путы и помог ему подняться.

– А мои люди? – парламентер, морщась растирая руки, кивнул в сторону барабанщика и унтера, что сидели метрах в двадцати, под охраной моих полицейских.

– Они здесь останутся, в конце концов, они же не виноваты, что их начальники – редкостные дебилы…

– Ты пользуешься тем, что я…

– Ты вызови меня на дуэль, я же, только-что, оскорбил тебя и твоего господина! Или ты, боевой маг-огневик, боишься какого-то выродка, что только что закончил бабий факультет? Стыдись, полковник!

– У меня нет оружия…

– Боевой маг –огневик, сам по себе, является оружием. – наставительно напомнил я: – Это изречение на входе в боевой факультет магической академии висит, не помню, правда, кто это сказал. А шпага твоя вон, у твоих ног лежит, поднимай ее и готовься. Как будешь готов к бою, скажи.

Полковник помолчал, морщась, то ли от боли в затекших руках, то ли от нежелания драться, отошел на меня на дистанцию шагов в пятьдесят, задумчиво походил из края в край, по всей ширине улицы, после чего крикнул, что он готов и, без промедления кинул в меня огненный шар, от которого я, с трудом, увернулся, и сразу за ним еще один, который принял мой магический щит. Моей ошибкой было начинать поединок на узкой улице, с ограниченным пространством для маневра, но другого выхода не было. Проводить поединок на рыночной площади стало бы еще большей глупостью. Там бы я мог бегать вправо-влево, но, не факт, что в нашу дуэль бы не включились орудия с крепостных башен. Третий огненный шар выпустить в меня полковник не успел – револьверные пули, выпущенные с близкого расстояния (а я все время двигался к своему противнику) сбивали концентрацию княжеского вояки.

На середине барабана второго револьвера магическая защита полковника схлопнулась, огоньки маны на многочисленных, но разномастных колечках и браслетиках погасли. Офицер замер, неотрывно глядя в стволы моего двуствольного монстра. Шпагой полковник даже не пытался воспользоваться – на дистанции в пять метров она безнадежно проигрывала огнестрельному оружию. Внутренние магические каналы полковника потускнели – чтобы создать магический щит запаса манны явно не хватало, а последним файерболлом, максимум, он мог меня обжечь.

– Стреляй, не тяни. – потребовал тот.

– Обязательно выстрелю, но попозже. – пистолет я не опускал: – Сейчас ты вернешься в крепость и скажешь всем, что если до девяти утра крепость не поднимет белый флаг и не сдастся на мою милость, то я приду и убью всех, кто будет находиться за ее стенами, как злостных мятежников и отступников от вассальной клятвы…

– Наш государь – принявший княжество по праву наследия Димитрий Александрович, князь Булатов.

– Ваш Димка просто псих! Другого объяснения его поступкам я дать не могу. – не выдержал и возмущенно фыркнул: – Кто, в здравом уме, запрётся в крепости, при полном отсутствии врагов, да еще начнет обстреливать свой город и убивать своих же подданных, которые пытались вынести с площади тела князя и княгини, его же родителей? Или ваш придурошный правитель хотел, чтобы тела наших родителей гнили, непогребёнными, на рыночной площади, как эти несчастные лошади? Да самые последние бедняки города повели себя как герои, в отличие от вас, трусов и подонков! Они город от степняков отбили, князя и княгиню вытащили и похоронили, как смогли, но предали земле и не подвергли позором, а вы что делали все это время?

– Тебе, при твоем сомнительном происхождении и образовании очень тяжело понять и принять истину… – опасливо поглядывая на револьвер, начал полковник: – По данным разведки, на княжескую карету напали и бросили бомбу колдуны-невидимки из племени гуркхов, что служат британцам в батальоне Насири. Единственным способом укрыться от них – запереть ворота и стрелять на всякий шорох.

И, самое главное, говоря этот бред, полковник, который, как я понимаю, считал себя первостатейным военным специалистом, выглядел совершенно серьезным. Ну вот как таких убивать, если они искренни в своих заблуждениях? Я мог бы долго дискутировать с этим напыщенным индюком, приводить разумные доводы, выстраивать логические цепочки, но не видел в этом смысла – даже самые убойные мои аргументы наткнуться на «убойный» ответ, что я шпак, выблядок, баба и так далее, поэтому даже не заслуживаю, чтобы со мной разговаривали.

– Я тебе, полковник, не буду рассказывать, что для того, чтобы устроить покушение на семью правителя, не надо, под покровом невидимости подкрадываться, сквозь толпу людей, к карете, и кидать бомбу. Достаточно было ночью мину заложить, да глиной ее засыпать сверху, и днем взорвать, когда карета поближе подъехала. А вашей разведке надо было не сказочные истории из пальца высасывать, а реально работой заниматься. Ладно, все равно, ты меня не слышишь. Иди в крепость и передай, что тот, кто до девяти утра из крепости не выйдет без оружия, то умрет. Я войду в крепость и убью всех, кого там увижу…

– У нас пушки!

– Да плевать я хотел на ваши пушки. Войду в мертвую, для пушек, зону, взорву брешь в башне, а потом просто перестреляю всех, кого найду в крепости. В меня вчера заряд картечи попал из ваших хваленых пушек, а я, как видишь, живой и здоровый, и количество магической энергии у меня меньше не стало. – я ткнул пальцем в свои камни на кольцах, наполненных внутренним светом магического заряда: – Иди, полковник, не доводи до греха, а то мне тебя так убить хочется, что я просто могу не утерпеть. И еще – не считайте себя самыми умными и не пытайтесь завтра благородно выпустить из крепости женщин, детей и всяких других иждивенцев. Сразу предупреждаю – я с ними возиться не буду. Максимум, что смогу сделать – дать напиться вволю из колонки и вперед, дорога в Империю там, на севере, надо всего лишь пройти под солнцем, всего лишь, тридцать верст.

– Но это же убийство! Женщины и дети не дойдут! – полковник кипел от возмущения.

– Да мне плевать, это ваш выбор. Выходите из крепости со своими семьями и идите вместе с ними в Империю – прекрасно дойдете, понесете запасы и будете охранять детей и женщин в дороге. За два дня дойдете. Все, иди, не задерживаю тебя.

– Да, полковник! – крикнул я в удаляющуюся спину парламентера: – Через двадцать минут я пущу в крепость воду на двадцать минут ровно. Как вы ею распорядитесь – это ваше дело, и это единственная милость, которую я вам всем, придуркам, оказываю. Больше воды не будет. Теперь иди.

Оглядываясь, бывший парламентер, быстро двинулся в сторону воротной башни, где его сразу впустили в ворота, а, после этого, в крепости началась беготня и суета.

Через двадцать минут я открыл задвижки на водопроводной трубе, что шла в крепость и держал ее открытой ровно пятнадцать минут, после чего вновь перекрыл воду, замаскировав люк подземного водовода пылью и мусором. Я не боялся, что защитники крепости найдут это место и обеспечат себя запасами воды. План водовода, с привязкой к улицам и домам, я нашел в кабинете городского управителя, и я сомневаюсь, что такой же план имелся в княжеской цитадели – слишком напыщенны были местные дворяне, чтобы заниматься такими низменными вопросами, и слишком долго Покровск был в полной безопасности, чтобы кто-то из руководства княжества посчитал, что снабжение города водой может повлиять на обороноспособность. Легкие победы не всегда идут на пользу.

Оставив одного из полицейских наблюдать за станом противника, я с пленными пошел осмотреть тела подстреленных членов штурмовой группы. К моему удивлению, один солдат и офицер, молоденький прапорщик, были живы, причем офицер довольно бодро полз в сторону крепости.

Загрузив живых и мертвых сторонников моего брата в телегу, мы двинулись к дому управителя, вернее, теперь моей резиденции.

Не знаю, насколько тут помогла Макоша, но все раненые были живы, правда, не знаю, надолго ли.Возиться с кипячением бинтов я не хотел, поэтому просто надевал лечебный браслет на запястье каждому раненому на десять минут, в порядке очередности, надеясь, что этот артефакт справиться с самыми опасными последствиями ранений.

Мне крайне не хватало людей, чтобы начать делать хоть что-то по восстановлению жизни в Покровске. Из трех служивых один постоянно наблюдал за крепостью, дабы незамедлительно предупредить меня о вылазке, один охранял пленных, третий полицейский постоянно находился в водонапорной башне, так как в условиях жаркой погоды, она становилась стратегической точкой и, фактически, ключами от города. Уничтожь башню и артезианскую скважину под ней, и город не выживет.

Но долго так продолжаться не может – в крепости находятся несколько сотен людей с запасами негодной для питья воды. И моя гуманитарная акция была продиктована не моим гуманизмом, а банальной необходимостью дать осажденным тот минимум влаги, который удержит их за стенами твердыни до утра, убережет меня от отчаянных ночных боев с обезумевшими от жажды людьми. Сейчас осажденные получили по паре стаканов воды, немного утолив свою жажду и получив возможность спокойно дожить до утра…

А вот мне пора собираться. Уверен, что до рассвета ничего не произойдет, а после того, как солнце поднимется над горизонтом, все и начнется…

Вот только я не понимаю, что начнется и что мне делать. Привлекать кого-то из доверившихся мне людей к атаке на крепостные валы при таком соотношении сил, я считаю бесчестным… Вот, местная зараза пристала – «честь, бесчестье», тьфу на них, и не потому, что я считаю эти понятия пережитком. Напротив, но только в этом мире оценку благородности поступка дают лица, относящие себя к благородному сословию, и эти оценки больно уж вольные.

Стрелять в младшего княжича, сына своего покойного суверена, из орудий бесчестным и варварским никто, из засевших в крепости, не посчитал, а если я пойду в свою самоубийственную атаку не в девять часов утра, а, к примеру, ночью, то все дружно заявят, что считают мои действия низкими, грязными и преподлыми.

Ладно, некогда терзаться и страдать по поводу грядущего массового убийства, все равно, эти люди мне не нужны. Они предали присягу, предали людей, которые на них надеялись, предали княжество и вообще, мешают мне начать хоть что-то делать. Сейчас заряжу все свои карамультуки, подзаряжу амулеты, получу благословение у богов покровителей и пойду убивать подданных своего княжества.

Вот, в таком душевном раздрае я и пришел в вечерних сумерках за забор капища. К тому времени пленные, все девять человек, были препровождены в одну из камер подвала дома градоначальника, в котором хранилась картошка и прочие овощи. Кинув им несколько старых одеял и поставив два ведра, одно из которых было с водой, я посчитал, что минимальные требования по содержанию военнопленных и заключенных мной соблюдены, а завтра их отсюда освободят, или я, или ликующие победители из числа сторонников моего брата, в конце концов, я не для себя лично стараюсь, а для населения всего княжество.

Я прошёл за защитные бревна частокола и встал на колено перед ликом грозного Перуна, положил на сакральный камень две шпаги, снятые мною сегодня с офицеров и склонил голову, чтобы погрузиться в самую искреннюю в моей жизни молитву.

– Отец мой, Перун! Ты есть мой Бог, Бог моего рода. Возьми меня под свою опеку. Пусть никто и ничто не мешает мне сегодня воздать по справедливости проклятым мятежникам, что переступили…

– Отгадай кто? – мягкие прохладные пальчики коснулись моих зажмуренных век.