Текст книги "Роман Суржиков. Сборник (СИ)"

Автор книги: Роман Суржиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц)

Но ведь не отпустит он нас – троих свидетелей…

– Три.

– Стреляю!

Тогда Ник шагнул под мой прицел, закрывая Климова собою.

– Нет, брат, не надо. Что-то ты путаешь.

Климов кивнул, и пятеро людей-кошек ринулись ко мне. Я бросил нейтрализатор.

Меня оттащили в сторону, выкрутив руки за спину.

– Эх, Ник… Что ж ты натворил…

Голос девушки прозвенел по замороженному залу:

– Витя, ты ошибаешься! Мы взломали базу данных и нашли, кто привез сюда зеркала! Капитан тут не при чем. Это была диверсия, понимаешь? Одно успело срабо…

И вдруг ее голос исчез. Все звуки исчезли, словно выключили громкость. А предметы, люди, воздух, само пространство подалось к одной из стен. Круглый кусок стены метра три в диаметре и ближайший к нему контейнер всколыхнулись какой-то дикой волной и сжались в точку. На миг их попросту не стало. Затем вещество снова вздулось, вернуло объем – но не структуру. На месте стены и контейнера осело облако серой пыли.

Вдавливая в пыль шаги, через дыру вошел собственной персоной почтенный наш Председатель. За ним следовал взвод дружинников в силовых боекостюмах, лейтенант Комаровский, возглавлявший их, нес компактный генератор свертки пространства. Сам Павел Петрович был безоружен.

– Дима, ты меня расстраиваешь, – Председатель укоризненно покачал головой. – Перевороты какие-то… Это не дело, понимаешь.

Климов потрясенно молчал. И продолжал молчать, когда двое дружинников отняли у него лазер. Павел Петрович глянул на меня.

– Мое почтение, Виктор Андреевич. Благодарю за помощь, хвалю! – Он махнул Климовским боевикам: – Отпустите его! С героями космоса так не обращаются.

Те повиновались.

– Ну и конечно, все пятеро, будьте добры, сложите оружие.

За Председателем был четырехкратный перевес, но дело не в том. Никто и никогда в нашем городе не поднял бы руку на Павла Петровича, и Павел Петрович хорошо это знал.

Под его взглядом люди Климова один за другим опустили на пол пушки.

Очевидно, это был момент моего торжества, но именно в эту секунду отчего-то мне сделалось жгуче, ядовито тревожно.

– Брат, – тихо-тихо шепнул Ник. На его лице были растерянность и страх. – Это он. Это он привез зеркальце.

– Он – кто? – Не понял я.

И вдруг капитан Климов заорал, реализуя свой последний мизерный шанс:

– Председатель – диверсант! Агент внешнего врага! Это он привез бомбу девять лет назад! Он хочет добить тех, кто все еще выжил! Не верьте ему!

Павел Петрович снисходительно взглянул на Климова, и его печальная улыбка оказалась громче капитанского вопля. Дружинники взяли капитана в кольцо стволов.

– Дима, грустно мне… Обидел. Больно обидел. Ладно… Отдай зеркало.

– Нет. Нет! Ребята, зеркало – бомба! Оно изменит еще один закон, и всем смерть! Всем!

– Отдай зеркало, – повторил Павел Петрович. Его рот не произносил этих слов, они просто раздались откуда-то. Голос пробрал до костей.

Климов потянул руку к карману кителя.

– Нет… Нет…

– Отдай.

– Нет! Помогите! – Прокричал капитан, а его рука совершенно самостоятельно протянула черное зеркальце Павлу Петровичу.

– Виктор Андреевич, я рад, что хоть вы меня поняли правильно, – сказал Председатель вслух. – И в мыслях у меня не было кого-то убивать. Жизнь прекрасна, и она должна длиться подольше. Для того я и искал зеркало – чтобы продлить жизнь. Отключить, а не активировать, понимаете?

С этими словами он взял из руки капитана Лерин талисман.

Поднес к глазам, странно хихикнул. Пробурчал под нос: «Ага… ага». Нажал что-то. Над зеркальцем раскрылся крошечный лазерный экранчик с цифрами. Я не мог рассмотреть его. Павел Петрович коснулся экрана и вздрогнул.

– Девять лет прошло… А миссия…

Он изменился в лице, глаза округлились и помутнели. Попытался набрать код, но пальцы не слушались его. Голос ломался.

– Впустую… девять лет! Провал! Сбой… сбой!

Он вновь попытался нажать, и пальцы судорожно сжались, терзая воздух. Председатель упал на колени.

– Нет, нет! Я спасал! Я спасу! Я… еще… время… Дайте… время!

Занес непослушную правую кисть над зеркалом, и левая рука разжалась, выронив прибор. Попытался поднять его – и обе ладони сжались в кулаки. Председатель бессильно ударил ими о бетон.

– Ну почему? Почемууу? Я не хочу так… Что плохого в том, чтобы… Ааа!

Павел Петрович уже не пытался поднять зеркальце. Стоял над ним на четвереньках, бессильно мотая головой, иногда свирепо лупил в пол кулаком, сбивая в кровь костяшки.

– Еще год… дайте еще год! Я исправлю… за чтооо?.. Зачем?!

Рухнул на бок, снова встал на колени, закачался – и вдруг запел:

– Светит месяц, светит серебристый. Светит яяяясная лунаааа!..

Он не помнил песню дальше этих слов и после паузы начинал заново:

– Светит месяц… серебристый! Светит ясная луунааа!.. Светит месяц… светит…

Иногда он вертел головой. Глаза были пусты, смотрели сквозь нас, не замечая. Из уголка рта сочилась слюна.

Я не мог поверить, что Павел Петрович, спаситель города, в прошлом – агент внешнего врага, за две минуты сошел с ума.

Первым пришел в себя Комаровский. Принялся трясти Председателя, попытался заговорить с ним – безрезультатно. Дружинники сгрудились вокруг, давали советы, кто-то принес аптечку. Нашатырь не помог, как и транквилизаторы. Павел Петрович прекратил петь, но по-прежнему не замечал нас, и на лице его не появилось ни тени мысли. Один из ребят сбегал в админкорпус и вызвал скорую. Тем временем лейтенант удрученно поднял зеркало. Лазерный экранчик над ним погас – истекло время гашения.

– Эх… Из-за этой хреновины… Как теперь будем?

– Да как-нибудь будем, Игорь Данилович. Нового Председателя изберем. Справимся. Еще ведь ни разу не было, чтоб не справились.

– Надеюсь. Зеркало я пока конфискую. На досуге подумаем, как с ним быть.

– Лейтенант, – подал голос Климов. – Вы хоть поняли, что это за штука? Вы осознаете, что ее необходимо обезвредить?

– А, капитан, – Комаровский хмуро глянул на Климова. – Пока я не отдал вас под суд за попытку переворота, расскажите-ка поподробней, с чего вы взяли, что это – бомба?

– Дайте хлебнуть. Я знаю, у вас есть.

Лейтенант нехотя протянул капитану флягу с коньяком. Тот приложился к ней как следует, вздохнул и заговорил.

Шестьдесят лет назад мы, люди, одержали пиррову победу. Внешний враг был разбит и отброшен, но мы утратили половину планет Солнечной Системы и вынуждены были отступить из Галактики. Бесчисленные транспорты, идущие в Малое Магелланово облако, заходили в нашу систему. Если бы враг выследил нас и ударил, удар пришелся бы сюда, на наш город. В ожидании атаки мы превратили планету в неприступную крепость, а город накрыли абсолютным щитом сингулярного зеркала.

Но шли годы – десять, тридцать – и ничего не происходило. Мертвые зоны – главное оружие неприятеля – мы заметили бы за триллионы километров. На орбите планеты сканеры засекли бы чужой корабль размером с пивную кружку. Люди и грузы, въезжающие в город, досматривались так тщательно, что аппаратура снимала и фиксировала в базе данных каждую вещь вплоть до спички в коробке или пломбы в зубе. Никаких признаков опасности – спокойствие, мир. Война ушла в прошлое.

А затем, когда годы ослабили нашу яростную осторожность, разными транспортами с разных планет в город прибыли два пассажира. Каждый вез с собой по крохотному карманному зеркальцу.

Зеркальца были… ну, всего лишь зеркальца. Почти обыкновенные с виду, не испускающие никаких излучений и полей. Сканер, сфотографировавший их, не смог распознать в них оружие. Первое фото просто осталось в архиве, до поры не замеченное. На второе обратил внимание человек – старший смены. Никто и никогда прежде не производил столь крошечные сингулярные щиты, и таможенник не заподозрил опасности. Однако зеркало показалось ему достаточно необычным, чтобы посоветоваться с более опытным человеком. Этим человеком был Дмитрий Климов, капитан второго ранга флотской контрразведки. Его осенило – так же, как девять лет спустя озарило Никиту. Видимо, они играли в одни и те же боевики. За пару часов контрразведка схватила агента и изъяла зеркало. Прежде, чем в целях безопасности его успели выбросить в космос, зеркальце сработало.

О том дне у нас принято говорить просто: случилось. Никто не дает более точных названий – поскольку это невозможно ни назвать, ни описать. События первых дней у большинства из нас вытеснились из памяти: психика не сразу смогла воспринять тот факт, что весь мир вывернулся наизнанку. Что двадцать градусов на улице стали убийственной жарой. Что пища комнатной температуры способна выжечь желудок изнутри. Что из двух ведер воды можно изготовить вечный двигатель. Что можно вызвать пожар, положив холодную ложку на скатерть…

– Постойте. Капитан, так вы хотите сказать, что изменение закона – это диверсия?!!

– Ну да, черт возьми, да! А что же еще?! – Капитан посмотрел на нас, как на полоумных. У всех, кроме Ника, вид действительно был обалделый и придурковатый. – Тридцать лет мы ждем атаки и защищаемся ото всех традиционных видов оружия. А потом вдруг происходит событие, от которого гибнет три четверти населения. Что же это еще, как не долгожданная атака?

Вот что поразительно: среди десятков версий в моей коллекции были шутливые, метафизические, религиозные, экзистенциальные – и ни одной о нападении!

– Но изменение закона… Даже не константы, а одного из центральных законов физики! Не слишком ли?

– Мичман, внешнего врага потому и называют внешним, что он не принадлежит к нашей вселенной! Вполне возможно, что и наши законы не являются для него догмами. Вспомни, эти самые мертвые зоны, дыры в пространстве – это ни что иное, как области вакуума с измененными физическими свойствами.

– Ну да… а барьер? Откуда?

– Барьер – граница между пространствами с различной физикой. И, конечно, он непреодолим для любой волны или частицы. Ведь по сути этот город – уже не часть нашей вселенной.

Это было слишком круто, чтобы осознать мгновенно. На минуту воцарилось молчание. Я взял у лейтенанта флягу и хлебнул для упорядочения мыслей.

– Хорошо… Допустим. Но почему вы не арестовали Павла Петровича тогда, как только случилось? Ведь вы уже поняли, что зеркала – это оружие!

– В первую неделю было попросту не до него. Это дало ему время спрятать прибор. Ну а потом…

А потом, когда люди опомнились и начали понемногу осознавать происходящее, Климов вспомнил о втором агенте. Если одна бомба изменила термодинамику, страшно подумать, что может сделать другая! Закон сохранения энергии? Электромагнитные константы? Квантовые уровни электронов? Любое из этих изменений неизбежно истребило бы всех, кто еще остался в живых! В термическом аду, на каждом шагу теряя своих людей, капитан стал разыскивать владельца второго зеркальца. Они выследили Павла Петровича… И были крайне удивлены: агент внешнего врага занимался тем, что помогал людям выжить!

Он отлично ориентировался в обстановке (еще бы!), и знания свои использовал, чтобы посоветовать, подсказать, найти путь к спасению. Учил людей прогревать жилища до температуры тела, готовить еду, соблюдая термический баланс, безопасно охлаждать предметы, спасать тех, почти спекся. Климов не мог понять этого феномена. Он приказал схватить Павла Петровича и допросить с применением крайних психотропных средств. Когда от самоконтроля и психологических защит агента не осталось камня на камне, тот по-прежнему показывал себя добрым, отзывчивым и законопослушным человеком. Если и была ему внедрена деструктивная программа, то так глубоко, что сознание не подозревало о ней. Где находилось зеркало, допрашиваемый не знал. Он спрятал его на складе, после пожара склад рухнул, и все, что уцелело, люди растащили кто куда.

Климов мог казнить врага, а мог отпустить. От второго было больше пользы: не имея бомбы, агент был безопасен, зато помогал людям чем только мог. «Угрызения совести, – решил капитан. – Искупления ищет. Ну и пускай.» Контрразведчики отпустили Павла Петровича, а через полгода он стал главой города, почтенным Председателем, чтобы за восемь лет мудрого и дальновидного правления заслужить преданную любовь горожан.

За все это время капитан ни на день не упускал его из виду.

Сам Климов не участвовал в допросе и слежке, потому Председатель не знал его в лицо. Контрразведчику удалось вызвать доверие правителя, и доверие столь крепкое, что три дня назад Павел Петрович сам попросил его о странной услуге:

– Дима, моя Оленька узнала от торговца об одной интересной вещице. Очень хочет получить в коллекцию! Но хозяйка вещи весьма несговорчива, а сейчас, к тому же, пропала куда-то, понимаешь? Помоги, будь другом.

И Председатель, чуть стесняясь, описал внешний вид антифизической бомбы, почти неотличимой от женского зеркальца.

Все, что случилось дальше, я уже знал.

– Капитан, – спросил я, – почему вы мне сразу не сказали, что к чему? Проблем было бы куда меньше! И таксист-ищейка целей бы остался.

– А откуда мне было знать, что ты не Петровичу служишь?

М-да. И после этого еще спрашивают: почему никто на флоте не любит контрразведку?..

Прибыла скорая. Долго – за душевнобольными они не торопятся. Когда увидели, кто пациент, сперва лишились дара речи. Потом отмерли, аккуратно уложили экс-председателя на носилки, погрузили в аэр. Двое дружинников отправились сопровождать.

– Капитан, – спросил Комаровский, – а почему Павел Петрович сошел с ума? Этому у вас есть объяснение?

– У меня есть, – веско заявил Ник. – Лерчик, помнишь, ты спрашивала, что такое большой оперант. Вот это он и есть. Глубоко в подсознание агенту внедрили программу, которая совершенно не осознается и не может быть обнаружена при допросах. Но при контакте с некоторым объектом – ключом – срабатывает.

– Мичман, а твой младший – молодцом, – отметил Климов. – Да, именно так. Девять лет Петрович не видел потерянное зеркало, программа никак не влияла на него. Он жил как хотел, утешал свою совесть, завоевывал популярность. Может, уже и вовсе позабыл, кто таков на самом деле. А теперь взял в руки зеркало – и оперант сработал, и вывернул психику наизнанку. Слишком велика оказалась пропасть между тем, кем себя считал Председатель, и тем, кем ему велела быть программа.

– Послушайте, может быть, нам убраться отсюда? – Предложил я. – Час на жаре никому не идет на пользу!

– Перейдем в админкорпус, там есть отопление, – сказал капитан. – Расходиться еще рано. Остался главный вопрос: что делать с бомбой?

– Не вижу проблемы. Павел Петрович не смог активировать ее, значит, опасности нет.

– Да, – подтвердила Лера, – он все пытался набрать что-то, но так и не вышло.

Лейтенант Комаровский как-то мрачно кашлянул.

– Господа, я стоял за спиной Павла Петровича и видел экран. На нем была дата – 13 марта этого года. А сегодня 6 марта.

Черт возьми. Таймер! Ну конечно: ведь Климов говорил, что первая бомба сработала уже после того, как ее изъяли у диверсанта!

– Итак, что будем делать?

Пара минут прошла в молчании. Потом Ник на всякий случай озвучил то, о чем все молчали:

– Сингулярное зеркало не возьмет ничто. Даже антиматерия или свертка пространства. Проверено миллион раз…

– А если вдруг возьмет, – добавил я, – то каковы гарантии, что после разрушения оболочки бомба не сдетонирует?

Помолчали еще.

– Можно упаковать ее в другой сингулярный щит…

– И где мы возьмем исправный генератор нуль-поля?

Комаровский сказал:

– Павел Петрович каким-то образом включил лазерный экран. Найдем, как включается, и попробуем перевести таймер.

– Я трогала зеркальце тысячу раз, а каждую ночь клала под подушку. И ни разу ничего не включилось.

– Допустим, нужен отпечаток Павла Петровича. Можно прикоснуться его рукой…

– Ага. А код доступа вы тоже его мозгами вспомните?

Мозги Павла Петровича стали теперь такой же терра инкогнита, как и внутренность зеркальца.

– У меня есть одна идейка, – Лера улыбнулась и хитро подмигнула. – Я жила на Выселках, это рядом с барьером. Когда мы хотели от чего-нибудь избавиться – от отморозка, например, – у нас был один надежный способ.

Мы переглянулись.

Мысль.

Ведь и вправду, мысль!

Если сингулярный щит выдержит контакт с барьером, то зеркальце вылетит к чертям из нашего мира, и тогда можно забыть о нем. А если не выдержит и разрушится, то, вполне возможно, разрушится и то, что внутри зеркальца – антифизический детонатор, зародыш чужого закона.

– Предлагаю попробовать, – сказал я. – Кто не рискует, тот не пьет.

– Согласен, – сказал Климов. – Кто-нибудь против?

Через десять минут мы стартовали в двух аэрах.

Лера села на заднее сиденье, поближе ко мне. За штурвалом Климов, возле него Ник. Злополучное зеркальце лейтенант взял в другую машину. Чувствовалось, что никому из нас он полностью не доверяет, и в первую очередь – Климову, своему прямому начальнику до недавнего прошлого.

Лера тронула меня за руку.

– Витя, я очень рада видеть тебя. Со вчерашнего вечера прошел целый год!

И вправду, с безумным Аристархом мы говорили прошлой ночью! А как будто в прошлой жизни.

– Я тоже рад. Особенно рад, что ты не осталась с этой сворой у «учителя», – я показал кавычки движением пальцев.

– Еще чего! Они ненормальные. Многовато ненормальных за эти сутки, не правда ли?

– Точно… Или магнитная буря, или мы в заповеднике.

Мне было как-то никак. Я чувствовал примерно такое же разочарование в себе, как и Ник вчера, после освобождения. Странно, а я-то думал, что перерос рефлексию.

Лера, как и прежде, была проницательна:

– Ты умеешь водить корабль! Это круто.

– Элементарные маневры умеют все, кто служил на флоте. Таково требованье устава. Пока хоть один член экипажа жив, судно должно сохранять управляемость.

– Ты смелый. Ты рискнул взлететь! Никто за девять лет не летал!

– Это не смелость, а дурость. Знаешь, отчего динозавры вымерли?.. От смелости.

– Если бы ты не рискнул, ты не успел бы раньше Председателя.

Я невесело усмехнулся.

– Так это же я его и вызвал…

– Благодаря тебе мы его разоблачили! Если бы ты не вызвал его, капитан просто спрятал бы зеркальце и никогда не доказал бы, что Павел Петрович – шпион.

– А может, не стоило разоблачать? Он был неплохой человек… хоть и шпион.

– А еще, если бы Председатель не взял в руки зеркало – твоими стараниями, между прочим, – мы не узнали бы дату взрыва. И четырнадцатого марта успешно проснулись бы на том свет. – Лера подмигнула мне. – Так что, как ни крути, дорогой, а все равно это ты всех нас спас! Поскромничать не выйдет.

Я поморщился. Но, чего греха таить, ее слова были мне приятны, и на время отвлекли от рассуждений о моей тупости. И тогда я ощутил странный диссонанс.

Нелогично как-то выходило. Павел Петрович, довольный жизнью добряк, страстно ищет бомбу, чтобы активировать ее на неделю раньше срока?! Неужто ему так отчаянно приспичило истребить всех человеков, включая себя?..

Куда вероятней другое: он хотел перевести таймер не назад, а вперед! Не отнять у нас неделю, а наоборот, прибавить еще времени! Он ведь и бормотал нечто вроде: «Дайте еще время. Еще хотя бы год». Только программа в подсознании не позволила ему это сделать.

Но и тогда не складывается.

– О чем ты задумался? – Спросила девушка. – Нет, я не против, задумчивое выражение тебя красит, но все же любопытно.

– Не складывается что-то… Внешний враг посылает двух агентов с бомбами. Это разумно – резервирование для надежности. Обе бомбы снабжены таймерами. И это разумно – нельзя полагаться на человека, он может погибнуть, забыть код, просто не решиться. Но почему один таймер установлен на два дня вперед, а другой – на девять лет?

– Хм… – сказала Лера. – Стрейндж.

Климов, который краем уха слушал нашу болтовню, тоже обернулся ко мне.

– Верно говоришь. Это хороший вопрос. Есть предположения?

– Может быть, таймер уже переводили? Может, Павел Петрович перед тем, как спрятать бомбу, перевел часы на девять лет вперед?

– Зачем?

– Да просто пожить хотел! Нормальное человеческое желание.

– Нет, мичман, не подходит. Агентская программа блокирует проявление этого желания, когда дело касается миссии. Ты же видел: при всем желании он не смог перевести таймер.

– М-да…

В размышлениях я и не заметил, как мы приземлились.

Сели у сухого русла реки, прегражденного барьером. Забавно бы представить, как с той стороны река течет, врезается в барьер и исчезает в никуда… Из другой машины вышли дружинники. Комаровский прошелся до серой стены, отошел, колеблясь. Извлек из кармана бомбу.

– Капитан, – спросил я. – Как считаете, враг предусмотрел способ снять барьер?

– А зачем? Объект уничтожен, что ему еще надо?

– В нашем космопорту хранятся координаты десятков колоний Магелланова облака. Если барьер останется, враг никогда их не получит.

– Возможно…

– Предлагаю всем сесть в машины и отлететь подальше, – прервал нас лейтенант. – Я сам брошу. Мало ли что.

Климов отмахнулся:

– Если будет мало ли, то достанет всюду. Кидай, не томи!

– А можно я? – Сказала Лера. – Все-таки мой талисман! Девять лет под подушку прятала. Подумать только: девять лет спала на бомбе, чтобы не снились кошмары! И таки не снились.

– Лерчик, не стоит, – укоризненно покачал головой Ник, но капитан возразил:

– Без разницы, кто. Я же говорю – если случится, то хватит всем. Бросай, девочка.

Лейтенант отдал зеркало Лере. Она посмотрелась в него, подправила волосы, улыбнулась, и пошла к барьеру.

Смутная догадка родилась во мне. Сложилась из десятка фрагментов: из таймера на девять лет вперед, из двух бомб вместо одной, из коллекции Ольги Борисовны и версии Павла Петровича, из слов капитана, и самое странное – из бреда Аристарха про свет во тьме и белый лист, невозможный без черной точки.

Когда девушка замахнулась, я крикнул:

– Лера, стой! Это ключ!

Но зеркальце вылетело из ее руки.

Три секунды, пока наше спасение летело в бездну, тянулись нескончаемо. Все движения застыли, звуки смазались, сместились в низкие частоты. В голове, как в вакууме, повисла ослепительная мысль, что сейчас еще не поздно броситься, догнать, поймать… а сердце отчетливо произнесло: «тук». И спустя много часов – снова «тук».

Когда черное зеркало коснулось барьера, я потерял сознание.

* * *

А небо было синим.

Катастрофически синий колодец прямо над нами, а вокруг – густые ватные тучи сворачивались в спираль циклона.

Шумела река, взялась откуда-то в сухом русле. За той чертой, где раньше река была отсечена барьером, начинался лес. Плотный, слитый воедино из сотни оттенков зеленого.

Далеко, над городом росли белесые лисьи хвосты – там, где лопались и испарялись светильники. И где-то глохли пармашины, и захлебывались электростанции, и оттаивал стереотеатр, плача слезами конденсата, и грелись тонны отморозков в котловане озера Чуткого, всасывали тепло атмосферы…

Мы лежали на земле. Пронзительно свистел ветер. Было холодно.

Впервые за девять лет – холодно.

– Откуда ты знал?! – Жарко шепнула Лера мне на ухо.

Как тут ответишь?..

Наверное, стоило сказать, как я понял, что барьер будет снят рано или поздно. Никакой внешний враг не будет туп настолько, чтобы похоронить город под барьером навсегда – ведь в космопорту, в нашей навигационной базе данных, хранятся координаты всех колоний Магелланова Облака. Должен быть ключ, который вскроет это запечатанное пространство. Должно быть противоядие от действия первой антифизической бомбы!

Пожалуй, следовало вспомнить, что Павел Петрович, наш добродушный диктатор, был единственным полностью счастливым человеком в городе. И никогда и никого не думал он убивать, и не был запрограммирован на это! Его миссией было лишь снять барьер после того, как изменение закона уничтожит население колонии. На случай, если Петрович не справится с этой простой задачей, в зеркальце-ключ был встроен таймер: 13 марта сего года законы термодинамики вернулись бы в любом случае! Внешний враг считал, что уж девяти лет в термическом аду точно не переживет никто, и был бы прав… если б не старания его собственного агента. Председатель искал зеркало с единственной целью: перевести таймер вперед, удержать барьер, сохранить свое крошечное царство, дожить до смерти добрым государем.

Возможно, мне стоило сказать о принципе инь-янь. О том, что на черном листе обязана быть белая точка, и без нее чернота невозможна. Когда возник барьер, наш город исчез из прежней Вселенной, выпал изо всех взаимодействий с нею. Но закон сохранения энергии не нарушался, значит, возникла где-то изолированная точка, в которой сосредоточена вся энергия нашей области пространства. Когда из уравнения баланса энергии Вселенной вычеркнули нашу колонию, в него должны были добавить некую константу, чтобы равенство сохранилось. И этой константой являлась энергия ключа – черного зеркальца Леры. Едва ключ коснулся барьера, слились и взаимоуничтожились законы противоположной полярности, сократились члены уравнения.

И уж конечно, я должен был прокричать о том, что теперь я знаю способ вернуться в Солнечную Систему! Нужно лишь разыскать раскиданные по Галактике ключи от мертвых зон – от тех областей пространства, которые внешний враг изъял из нашей Вселенной и присоединил к своей! Его оружие – не абсолютно. Изменение законов физики всегда обратимо, поскольку сами законы физики – вторичны по сравнению с чем-то большим, неким изначальным Всеобщим Равновесием…

Я не успевал сказать всего этого – мысли путались в океане открытий и в свисте вихря.

И я прошептал:

– Я знал, что все кончится хорошо. Потому что жизнь – отличная штука!