Текст книги "Пикассо"

Автор книги: Роланд Пенроуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 27 страниц)

Пенроуз Роланд ПИКАССО

ИСТОКИ И ЮНОСТЬ
(1881–1895)

XX век – свидетель революции в искусстве, в ходе которой отжившие традиции, словно дрогнувшие на поле битвы воины, сдавали одну позицию за другой под натиском авангарда новаторов, выступавших с прозорливостью пророков. Поколению второй половины века трудно представить накал схватки более ранних лет, оценить решимость тех, кто возглавил этот натиск, понять мотивы борьбы, которая велась с такой страстью против, казалось, неодолимых сил. Победа осталась за первопроходцами, ибо именно они, отверженные в свое время, смогли заглянуть в будущее и стать общепризнанными глашатаями нашего века. Неоспоримое место в плеяде этих борцов принадлежит гениальнейшему Пикассо.

Он стал наиболее известным художником современности благодаря совокупности многих факторов. Уже при жизни его имя окружали легенды. Любое суждение о нем содержит столько парадоксов, что они действительно могут сбить с толку. Мнения о нем столь противоречивы, что для одних он – странное, воплощающее все дурное чудовище, для других – оракул, мудрость которого они возвели чуть ли не в культ.

У большинства серьезных критиков работы Пикассо неизменно вызывали бурю протеста. Они казались им непостижимыми. Но даже самые маститые среди этих ценителей искусства не могли скрыть своего восхищения перед его талантом. И хотя слава о нем докатилась до самых отдаленных уголков мира, а его богатство было безмерным, он до конца своих дней не изменил простого образа жизни, и его единственным желанием всегда оставалась работа. Несмотря на то, что Пикассо окружали глубоко любящие друзья и близкие, величие его гения было столь огромным, что даже среди них он выглядел одинокой фигурой.

Пикассо прожил в эмиграции более пятидесяти лет, но в глубине души всю жизнь оставался испанцем. Чтобы лучше понять художника и его творчество, надо хоть немного знать о его родине, о ее резких контрастах – ослепительном солнце и отбрасываемых им черных тенях, изнуряющей жаре и сменяющем ее леденящем холоде, о плодородии и бесплодии ее земли. Это страна, народ которой известен столь же возвышенной страстью в любви, сколь и непредсказуемым вероломством. Он обладает способностью выплеснуть наружу бушующие в глубинах души страсти и живописать яркими красками драму человеческой жизни. Его жизнерадостность неотделима от страданий и ощущения трагического; он наделен способностью находить утешение в несчастье и отдохновение от горестей – в искусстве. Будь то поэзия Гонгоры, фламенко цыган или живопись Сурбарана, во всех драматических проявлениях характера народа этой страны всегда присутствует печаль. Для испанцев трагедия – это реальность, которой необходимо придать плоть, и задача художника состоит в том, чтобы облечь ее в такую осязаемую форму, которая позволила бы остро ощутить ее. Чтобы достигнуть этой цели, необходимо – и никто лучше испанцев не знает, как сделать это, – уравновесить трагическое и комическое, установить баланс между этими двумя состояниями. Придание им одинаковой значимости позволяет полнее пережить глубину этих полярно противоположных чувств.

Творчество Пикассо – это полная многообразия панорама, на фоне которой разворачивается драма между этими двумя полюсами. Его необыкновенная сила, интеллектуальная и физическая, и в 90 лет была под стать непостижимой быстроте его духовного развития в детстве. Рост художника был столь стремителен, что порой он отрицал «детский» период в своем творчестве. И действительно, самые ранние его рисунки содержат идеи, которые волновали Пикассо всю жизнь. В возрасте девяти лет он создает сцену корриды, в которой тонкая передача индивидуальных черт ощущается в образах зрителей и в фигурах восседающих на лошадях пикадоров. Сама композиция рисунка – свидетельство мастерства и зрелости, спонтанности и оригинальности ума ребенка. В ней свойственная детству игра воображения, наивное забвение пропорций и перспективы, видение главного образа за счет принесения в жертву деталей и произвольное сочетание красок. Пикассо не только не отказался от этого приема в дальнейшем, но в еще большей степени развил его, что поможет ему в дальнейшем творчестве и во многих открытиях.

Истоки

Пабло Руис Пикассо родился в Малаге 25 октября 1881 года в 11 часов 15 минут ночи. Площадь Мерсед, где находился дом семьи Пикассо, в котором появился на свет художник, не самая главная достопримечательность города. В прошлом значение этой площади объяснялось тем, что она расположена позади ворот, ведущих в Гренаду. На юго-восточной стороне к ней вплотную примыкали два крупных холма; на них возвышались две господствовавшие над городом и гаванью маврские крепости – Алькасаба и замок Гибралфоро. Ничто происходящее на узких улочках, узор-но выложенных брусчаткой, не оставалось незамеченным с внушительных крепостных стен. Оба строения были возведены на месте финикийской крепости. Оставленные финикянами и римлянами следы говорят о присутствии на этой земле чужеземцев задолго до завоевания ее в 711 году маврами, для которых она стала главным портом, обслуживающим их столицу – Гренаду. С вершин гор, окаймлявших город, открывалась величественная панорама на убегавшую в глубь полуострова равнину, усеянную виноградниками, начинавшимися у подножия гряды. На юге скатерть плато изящным полумесяцем касалась моря; за ним виднелись снега Атласских гор, напоминавших о близости Африки и о влиянии, которое в прошлом ощущалось в гораздо большей степени, чем теперь.

К концу XIX века каменистые склоны, отделявшие площадь Мерсед от порта, покрылись построенными в течение жизней многих поколений домами из камня. В свое время мавры использовали его для возведения расположенной неподалеку цитадели. Спускавшиеся когда-то террасами сады и дворики с украшавшими их фонтанами стали неузнаваемыми. Они превратились в примкнувшие друг к другу развалины, населенные цыганами, унаследовавшими если не великолепие мавров, то их музыку. Много лет спустя Пикассо писал Сабартесу об этом районе: «Он был известен под названием „Chupa у tira“. В испанском языке эти слова означают „съедать и выбрасывать“: люди, населявшие эти трущобы, были настолько бедны, что питались одним супом из ракушек. Все дворы в нем были усеяны ракушками, которые жители после обеда выбрасывали на улицу прямо из окон. С наступлением ночи район оживал от звука гитар и песен „canto hondo“ – страстных песен любви, написанных на старинные мотивы. Манера их исполнения зависела от мук или радостей, испытываемых певцами. Музыка лилась из грязных лачуг, спускалась по склонам гор и докатывалась до ухоженных садов площади Мерсед».

Генеалогия семьи, из которой вышел Пикассо, благодаря усилиям специалистов и прежде всего его друга Хаима Сабартеса, сейчас установлена с весьма большой достоверностью. Среди предков отца встречаются довольно известные деятели – государственные служащие, отличившиеся в сражениях военачальники, служители церкви. Родословную линию художника можно проследить вплоть до благородной фигуры Хуана де Леона, рыцаря, которому принадлежали земли в Когольюдо, неподалеку от Вальядолида На основании документа от 1541 года отец Хуана освобождался от налогов «не по причине благосклонности короля, а в силу того, что он был рыцарем и выходцем из благородной и знатной семьи». В хронике говорится также, что дон Хуан «в полном снаряжении отравился, как и полагалось идальго», на войну, которая велась между Гренадой и Лойей, и не вернулся с нее.

К концу XVI века потомки Хуана де Леона покинули Кастилию и обосновались в Вильяфранке в Кордове. Выбор испанцами отчества вносит некоторую путаницу, поскольку к имени отца у них принято прибавлять фамилию семьи матери. По-видимому, именно этим можно объяснить неожиданное появление в полной фамилии семейства имени Руис. Несомненно, однако, что члены семьи являлись прямыми потомками Хуана де Леона, хорошо известного в Кордове вплоть до XVIII века. Примерно в 1790 году Хосе Руис де Фуэнтес обосновался в Малаге и женился на девушке из благородной семьи Альмогера. Его сын Диего, дедушка Пикассо, взял в жены Марию де ла Пас Бласко Эчеваррия. В течение долгого времени существовала легенда, что корни семьи по этой линии уходят в страну басков, но Сабартес подчеркивает, что Бласко – чисто арагонское имя и что если и есть какие-либо признаки, указывающие на баскскую кровь в семье, их следует искать по линии бабушки Пикассо Марии де ла Пас Эчеваррия, чье имя, очевидно, пришло из баскского языка.

Среди предков прабабушки Пикассо, Марии Джозефы де Альмогера, было два видных священника. Первый из них, преподобный Альмогера, выходец из очень благородной семьи, проживавшей в горах Леон, родился в 1605 году и умер в 1676 году в глубокой бедности, но с «ореолом святости». В свое время ему был дарован титул епископа Арекипы, затем епископа Лимы и наконец вице-губернатора королевства Перу. Второй, Педро де Кристо Альмогера, прославился два века спустя. Прожив 82 года, из которых 62 он был затворником в Сьерра де Кордова, он умер в 1855 году. Это был мужественный человек, всецело преданный вере, который посвятил всю свою жизнь облегчению страданий других.

Спустя 22 года после прибытия дона Хосе Руиса де Фуэнтеса в Малагу с одним из членов семьи приключился случай, который мог окончиться трагически. Его старший сын Диего полушутя-полусерьезно стал бросать камни в проходивших парадным строем французских солдат, оккупировавших в то время город. Один из солдат схватил его и задал ему хорошую взбучку. В течение всей своей жизни дедушка Пикассо, дон Диего, вспоминал об этом с чувством гордости за то, что ему удалось внести сумятицу в проведение парада. Глядя на фотографии высокого и худого, пожилого дона Диего с хмурым взглядом из-под тяжелых бровей, его никак нельзя было принять за человека, который, как утверждали, отличался одновременно «непоседливостью и вспыльчивостью, умом, трудолюбием, чувством юмора и неожиданными порывами увлеченности». Он умел переносить трудности, сохраняя при этом чувство собственного достоинства. И хотя он имел коммерческое дело – производство перчаток, которое не оставляло свободного времени, поскольку ему приходилось обеспечивать семью из 11 человек, он увлекался музыкой и играл на контрабасе в оркестре муниципального театра. Кроме того, он испытывал влечение к живописи.

Дон Диего Руис вступил в брак с Марией де ла Пас Бласко в 1830 году. Их старший сын Диего стал дипломатом и как-то вместе с послом Испании в России совершил поездку в эту далекую страну. Он был известен также своим умением персонифицировать своих друзей. Однако все заботы о членах многочисленной семьи после смерти отца взял на себя четвертый сын дона Диего, Пабло. Он добился степени доктора теологии и стал каноником кафедрального собора в Малаге. Ему пришлось не только помогать четырем незамужним сестрам, но и присматривать за не очень-то разбиравшимся в коммерческих делах младшим братом Хосе, отцом будущего художника.

Дело в том, что Хосе решил всецело посвятить себя живописи. Но, поскольку профессиональный художник, по бытовавшим в то время понятиям, воспринимался как неудачник, преданность и щедрость старшего брата Пабло имели огромное значение для Хосе на раннем этапе его карьеры. Однако все резко изменилось со смертью Пабло: оказание помощи незамужним сестрам пришлось взять на себя Хосе.

Таковы предки Пикассо по отцовской линии. Преданность, трудолюбие, упорство в достижении цели, смелость, любовь к искусствам и искренность в вере – вот что отличало представителей многих поколений Пикассо. Эти качества, надо полагать, в какой-то степени передались их наследникам. Возможно, аналогичные добродетели можно было бы выявить и у предков художника по материнской линии, не будь ее корни скрыты историей более глубоко. Имя Пикассо нечасто встречается в этих краях, но в Малаге оно неожиданно приобрело известность – совершенно не в силу своей редкости, а из-за инцидента, который произошел в тот момент, когда уроженец Малаги генерал Хосе Лачамбре, выполняя приказ высшего начальства, обстрелял город с близлежащих холмов, чтобы подавить вспыхнувшие в нем волнения, – событие, случавшееся довольно часто в первые десятилетия XIX века. Но на этот раз гнев жителей вызвало то, что ядра начали падать на площади Мерсед и одно из них угодило в черепичную крышу дома, где проживала семья Пикассо. Семья Пикассо моментально после случившегося обрела ореол героев, по этому поводу появились даже песенки.

По крайней мере два поколения Пикассо являлись жителями Малаги. Дон Франциско Пикассо, дедушка художника по материнской линии, родился в этом городе. Он получил образование в Англии и стал государственным служащим на Кубе. Утверждали, что он умер от лихорадки накануне возвращения домой. Но об этом его дети узнали лишь 15 лет спустя.

В целом же о подлинных корнях семьи известно мало. Догадки строятся главным образом вокруг фамилии, которая похожа скорее на итальянскую, нежели на испанскую. Это побудило отдельных исследователей утверждать, что семья каким-то образом связана с художником Маттео Пикассо, уроженцем Рекко, что неподалеку от Генуи. Маттео пользовался репутацией хорошего портретиста. Родился он в 1794 году, и наиболее известной из его картин является портрет графини Галлиерийской, который хранится в настоящее время в Музее современного искусства в Генуе. У Пикассо сохранился небольшой портрет мужчины кисти этого итальянского художника, выполненный в привлекательной, но стандартной манере. Обнаруженные в последнее время документы свидетельствуют о том, что дедушка доньи Марии Пикассо родился в маленькой деревушке рядом с Рекко. Это обстоятельство заставляет предполагать наличие родственных связей между двумя семьями.

Сабартес, который в свое время стремился развеять миф о баскском происхождении художника по отцовской линии и итальянских корнях его со стороны матери, установил, что семейные нити ведут в Африку. Он настаивает на достоверности своего предположения, приводя в качестве довода ощущаемое самим Пикассо родство с кочевниками и цыганами. В хронике короля Педро, сына короля Альфонсо Кастильского, берущей начало в 1591 году, рассказывается о битве, произошедшей в 1339 году между Гонсало Мартинесом де Овейдо, командовавшим армией короля Андалусии, и принцем Пикассо, сыном короля мавров Альбуасемы, который прибыл в Испанию во главе десятитысячного войска рыцарей. Принц потерпел поражение: его войско было разбито, а сам он погиб в сражении.

Поскольку личность Пикассо оригинальна и уникальна, совершенно очевидно, что исследователи пытаются отыскать источники, оказавшие влияние на формирование его характера. Испанцы во многом обязаны своим темпераментом цыганам и маврам. Кастильский поэт и друг юности художника Рамон Гомес де ла Серна как-то писал: «Среди великих цыган в искусстве Пикассо – истый цыган». Конечно, эти слова следует понимать фигурально, но безусловным остается родство между свободолюбием, непосредственностью и живым умом цыган и неукротимым стремлением к независимости, возвышенностью духа и мудростью великого художника.

Встреча Хосе Руиса Бласко и Марии Пикассо Лопес не была случайной. В течение многих лет семья Пикассо проживала на площади Мерсед, в то время как Хосе вместе со старшим братом, каноником Пабло, поселился неподалеку, на улице Гранада. Настало время, и все десять братьев и сестер единодушно решили, что Хосе пора жениться; не только потому, что в этой семье ни у кого еще не было мальчика-наследника, но и потому, что они хотели, чтобы их брат остепенился, отказался от весьма сомнительной карьеры художника и перестал полагаться на щедрость своего обеспеченного старшего брата. Каноник, несмотря на его терпимость, также считал, что «период юношеских исканий», к которым брата влек его неустойчивый характер, слишком затянулся. Выбрав подходящую девушку, к которой, как они знали, он питал добрые чувства, они настойчиво уговаривали его сделать ей предложение. Но Хосе не желал поступать так, как того хотели его братья и сестры, и после некоторой интригующей заминки неожиданно решил жениться не на девушке, которую ему прочили в жены, а на кузине, с которой он встретился в гостях у нареченной и которая носила ту же фамилию – Пикассо. Но тут неожиданно умер брат Пабло. И потому лишь спустя два года, в 1880 году, Хосе Руис Бласко и Мария Пикассо Лопес сочетались браком.

Осенью следующего года у них родился сын. Во время церемонии крещения, состоявшейся в близлежащей церкви «Сантьяго», он получил имя Пабло Диего Хосе Франциско де Паула Хуан Непомусено Мария де лос Ремедиос Сиприано де ла Сантисима Тринидад. Сабартес поясняет, что в Малаге существовал обычай давать ребенку при крещении множество имен, и указывает нити, ведущие к каждому имени, присвоенному будущему художнику. Но только одно имя – Пабло – осталось для потомков, оно было дано в память дяди, скончавшегося незадолго до появления мальчика на свет.

Квартира, куда переехал дон Хосе Руис Бласко со своей молодой супругой, находилась в белом доме с фасадом, выходившим на восточную сторону площади Мерсед. Мать будущего художника, маленькое хрупкое создание, живая и остроумная, с черными глазами и иссиня-черными волосами андалуски, являла собой разительный контраст мужу, высокому худому живописцу, которого за его рыжеватые волосы и подчеркнутую сдержанность друзья прозвали «англичанином». Эта кличка пристала к нему еще и потому, что он тяготел к английским манерам и вкусам, и особенно к английской мебели. Свидетельством этого служили сохранявшиеся у Пикассо в Мужене вплоть до конца его жизни два стула, которые его отец приобрел в Гибралтаре.

Следующий дом, в который переселились Пикассо, стоял на месте старого монастыря Святой Девы Марии. Он был сооружен доном Антонио Кампосом Гарвином, носившим титул маркиза Игнатийского. Маркиз проживал на той же площади и принимал в своем доме поэтов, художников и музыкантов, которыми славилась в то время Малага. Отличавшийся щедростью и снисходительностью, Гарвин собирал коллекцию картин своих друзей-художников, принимая их в качестве оплаты за снимаемые у него помещения в периоды переживаемых ими трудностей. Дон Хосе неоднократно выражал признательность хозяину дома за проявляемую им щедрость и понимание. Жизнь не баловала дона Хосе. Заботы о незамужних сестрах и теще, а также появление на свет первенца заставили его поступить на государственную службу, чтобы пополнить заработок художника.

Он променял свою свободу на пост в Школе изящных искусств и ремесел в «Сан-Тельмо». Кроме того, он исполнял обязанности куратора в местном музее, расположенном в здании муниципалитета. Эти должности обеспечили бы ему достаточный доход для содержания семьи до конца дней, если бы не политические интриги в муниципалитете, которые через два года стоили ему должности куратора. Однако, понимая переменчивый характер политической жизни, он безвозмездно продолжал исполнять обязанности куратора до тех пор, пока маятник жизни снова не качнулся в его сторону – его восстановили в должности.

Рождение Пабло внесло большую радость в жизнь семьи Пикассо. Новорожденный был первым мальчиком у одиннадцати отпрысков дона Диего Руиса Альмогеры, и потому его рождение олицетворяло торжество над, как им казалось, тяготевшим над семьей роком. Появление на свет маленького Пабло вселяло радость еще и в силу драматических обстоятельств при его рождении: ошибка акушерки чуть не стоила ему жизни. Ребенок показался ей мертворожденным, и она оставила его на столе, чтобы уделить все свое внимание матери. Лишь благодаря присутствию при родах дядюшки – дона Сальвадора, который сам был врачом, малыша удалось спасти. Эти часто пересказываемые Пикассо обстоятельства его рождения, когда смерть стояла у колыбели, на всю жизнь оставили глубокий след в душе художника.

…Однажды вечером в середине декабря, три года спустя после рождения Пабло, жители Малаги почувствовали сильный подземный толчок. Дон Хосе, который сидел с друзьями в доме аптекаря, прервав беседу, бросился домой. Он мгновенно принял решение перевезти семью к своему другу, в жилище, подпираемое, как он наивно полагал, скалой Гибралтара, и оттого, по его мнению, куда более надежное, чем его квартира на втором этаже. Пятьдесят лет спустя Пикассо делился с Сабартесом своими воспоминаниями об этом вечере: «На матери был платок, которого я никогда не видел до этого. Отец сорвал с вешалки пальто, набросил его на плечи, схватил меня на руки и закрыл полами пальто, оставив снаружи лишь голову». Путь их был недалек: дом художника и близкого друга Антонио Муньоса Деграина находился буквально в двух шагах. Оказавшись под крышей дома друга, мать Пикассо разродилась вторым ребенком, дочерью по имени Лола.

Муньос Деграин поселился в Малаге, подрядившись расписать театр «Сервантес». В настоящее время некоторые работы этого художника выставлены в местном музее. Его имя широко известно в Испании и менее – за ее пределами. Пикассо в течение многих лет умилял рассказ о том, как однажды Деграин вместе со своим другом возвращался из Рима, где ему удалось добиться некоторого признания как художника. Выйдя из поезда, друзья увидели разукрашенную Малагу и одетую во все праздничное толпу. Увенчанные лаврами и доставленные домой с помпой, они были тронуты проявлением такого большого внимания и решили, что все это празднество было организовано в их честь. Каково же было их разочарование, когда они узнали, что следующим поездом в город прибыл король, чтобы выразить соболезнование жертвам землетрясения, которое совпало с рождением Лолы.

В маленьком музее, где работал дон Хосе, в его распоряжении находилась реставрационная мастерская. В ней он мог работать, не отвлекаясь на посторонние дела: музей был открыт редко. Дон Хосе не обнаруживал оригинальности как художник, хотя и знал свое ремесло досконально. Кроме того, его отличала некоторая ограниченность кругозора. Более всего его привлекал салонный жанр. Звери, птицы, лилии, голуби, случайные пейзажи – вот, пожалуй, и вся тематика его полотен. Он испытывал удовлетворение, когда при изображении пернатых ему удавалось передать какую-нибудь сентиментальную сцену: например, на пару голубков, счастливо восседающих на краю голубятни, ревниво, взъерошив перья, взирает снизу третий. Позднее, когда его небольшая коллекция картин была обнаружена семьей некоего Игнате в Южной Америке (ряд этих картин был принят в качестве уплаты за квартиру), ее сочли нецелесообразным выставлять публично из-за банальности сюжетов полотен. Однако дон Хосе оказался прекрасным педагогом, и его уроки были прочно усвоены сыном. Несмотря на неоригинальный стиль, дон Хосе, испытывая свойственное испанцам страстное влечение к реализму, проявлял склонность к экспериментам, которые человек с более узкими и консервативными взглядами счел бы дурным вкусом. Но и то правда, эксперименты эти не всегда оказывались удачными, как это можно было видеть на примере одного из панно, висевшего в доме его дочери Лолы в Барселоне. Как-то дон Хосе купил гипсовую голову греческой богини, классическую красоту которой он решил использовать для создания образа святой мадонны печали. Он приклеил ей брови и подрисовал золотой краской слезы. Затем набросил на нее ткань, пропитанную жидким гипсом, чтобы полотно прилипло к модели. Он постоянно перекрашивал ее масляной краской, меняя цвет в зависимости от настроения. Однако, несмотря на все эти усилия, произведение, как вспоминал Пикассо, получилось уродливым.

От наблюдательного глаза сына не ускользали и другие пригодившиеся ему в будущем приемы. Испытывая страсть к изображению голубей, дон Хосе иногда создавал оригинальные композиции. Он сначала рисовал птиц отдельно на бумаге, затем вырезал их и, постоянно переставляя их на полотне, выбирал понравившееся ему сочетание. Очень рано Пабло познакомился с возможностями необычного использования имеющегося под руками материала. Кисти и краска являлись для него теперь не единственными орудиями труда; в ход могло пойти все – клей, ножи, булавки, ножницы.