Текст книги "Кровь Янтаря"

Автор книги: Роджер Желязны

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

VI

Ну, может быть…

Это я о Джулии.

Я сидел один в своей комнате – при свечах – и размышлял.

Винта разбудила несколько глубоко скрытых воспоминаний, выволокла их на свет.

В последнее время с Джулией мы виделись редко…

Впервые я встретил ее на лекциях по теоретической кибернетике. Виделись мы сначала время от времени – обычно в кафе после занятий или где-нибудь в похожей обстановке. Встречи становились все более частыми, и очень скоро отношения наши превратились в нечто очень серьезное.

А теперь все завершилось, как и началось, – только быстрее…

Я почувствовал ее руку на плече, когда выходил с пакетом продуктов из супермаркета. Я знал, что это именно она, и повернулся – но там никого не было. Буквально через пару секунд она окликнула меня с другой стороны автостоянки. Я подошел, сказал «привет», спросил, работает ли она в той же конторе, где и раньше. Джулия сказала – нет. Я вспомнил, что обычно она носила на цепочке маленькую серебряную пентаграмму. Подвеска могла висеть у нее под блузкой – скорее всего, так оно и было. Но тогда я, конечно, и не мог бы ее увидеть, но язык ее тела говорил, что она хочет, чтобы я увидел. Так что я решил не обращать на это внимания, и мы продолжали обмениваться пустыми фразами. Она отвергла приглашение пообедать и сходить в кино, хотя я говорил, что могу и подождать несколько дней.

– Что поделываешь? – поинтересовался я.

– Много учусь.

– Чему?

– Да так… разным вещам… Как-нибудь я тебя удивлю.

И снова, в который уже раз, я не просек – к нам подбежал излишне дружелюбный ирландский сеттер. Джулия положила ладонь ему на голову, сказала «сидеть» – и пес уселся. Он замер неподвижно, как статуя, да так и остался сидеть, когда мы ушли. Могу себе сейчас представить, что собачий скелет так и сидит там, возле выхода из супермаркета, словно образчик модернистской скульптуры…

А тогда все это не показалось мне чем-то заслуживающим внимания. Но в свете последующих событий…

В тот день мы катались верхом, я и Винта. Заметив утром мое растущее раздражение, Винта, должно быть, почувствовала, что пора слегка сменить обстановку. Очень верная мысль. Сразу после легкого ленча она предложила покататься по окрестностям, и я немедленно согласился. Мне нужно было еще немного времени, чтобы подумать – перед продолжением игры во взаимные вопросы и ответы. Что ж, погода хороша, окрестности – привлекательны…

Наш путь лежал по извилистой лесной тропинке, которая в конце концов вывела нас к северным холмам, откуда открывался вид на неровно и накрест расштрихованные земли – до полного солнцем моря. А небо полно было ветра, и облачных арок, и птиц… Винта, кажется, не намеревалась отправиться в какое-то конкретное место, и меня это вполне устраивало. Пока мы ехали, я вспомнил визит в винодельню в Напа-Вэлли, и, когда мы натянули поводья, чтобы дать лошадям отдохнуть, я спросил:

– А вино по бутылкам у вас разливают прямо в имении? Или это делают в городе? Или в самом Янтаре?

– Не знаю, – сказала Винта.

– Я думал, что ты выросла здесь.

– Я никогда не обращала внимания.

От замечания о замашках патрициев я удержался. Если она не шутила, было непонятно, как она могла проморгать такие вещи.

Впрочем, Винта заметила недоуменное выражение на моем лице и тут же добавила:

– По-разному бывает. Последние несколько лет я жила в городе и понятия не имею, где именно разливают по бутылкам вино сейчас.

Хорошая увертка – не придерешься. Я не собирался ловить ее на этом, но почувствовал, что неожиданно на что-то наткнулся. Это ощущение подкреплялось тем, что на этом Винта не остановилась. Она продолжала болтать о том, что вино рассылается по всей стране в больших бочонках – и зачастую так и продается. С другой стороны, существуют мелкие заказчики, которые хотят получать товар в бутылках… Через некоторое время я просто перестал слушать. С одной стороны, это говорила дочь виноторговца. С другой – я мог бы и сам придумать то же самое. И не проверишь. Такое впечатление, что она старалась подпудрить мне мозги и что-то скрыть. Но что?

– Спасибо, – сказал я, когда Винта сделала паузу, дабы перевести дух. Винта подарила мне странный взгляд, но намек поняла и продолжать не стала.

– Если все, что ты мне рассказала раньше, – правда, то ты должна говорить по-английски, – сказал я, перейдя на этот язык.

– Все, что я рассказала тебе, – правда, – отозвалась она на чистом английском.

– Где язык учила?

– На тени Земля, когда ты учился там.

– Не расскажешь ли, чем ты там занималась?

– У меня было особое поручение.

– Поручение твоего отца? Или поручение Короны?

– Лучше я промолчу. Это лучше, чем лгать.

– Ценю. Разумеется, я должен был сообразить.

Винта пожала плечами.

– Значит, ты была в Беркли? – спросил я.

Она замешкалась, но потом:

– Да.

– Не помню, чтобы встречал тебя там.

Винта снова пожала плечами. Мне хотелось сгрести ее в охапку и как следует встряхнуть. Вместо этого я сказал:

– Ты знала Мег Девлин. Ты сказала, что была в Нью-Йорке…

– По-моему, по вопросам ты вырвался далеко вперед…

– Не знал, что мы снова играем в ту же игру. Я полагал, что мы просто беседуем.

– Ладно, в таком случае – да.

– Ответь еще на один вопрос – и, кажется, я смогу тебе помочь.

Винта улыбнулась.

– Мне помощь не нужна. Если из нас двоих кто и нуждается в помощи, так это ты.

– Может, я все-таки попробую?

– Давай, спрашивай. Каждый раз, когда ты задаешь вопрос, я узнаю от тебя что-то полезное.

– Ты знала о наемниках Льюка. Ты и Нью-Мексико посещала?

– Да, бывала там.

– Спасибо, – сказал я.

– И это все?

– Все.

– Ты пришел к какому-то выводу?

– Может быть.

– Не скажешь ли, к какому?

Я улыбнулся и покачал головой.

Этим я и ограничился. Несколько окольных вопросов о ее делах, которые я задал по пути, убедили меня, что я заставил ее задуматься: о чем я могу догадываться и к каким выводам прийти. Хорошо. Я постановил, что огонек должен тлеть. Мне нужно было противопоставить что-то ее скрытности в тех вопросах, которые меня интересовали больше всего, – это подтолкнуло бы ее к полному обмену информацией. Кроме того, я уже пришел к одному нетривиальному заключению относительно нее. Заключение не было окончательным, но, если оно было верным, мне рано или поздно понадобятся ответы на остальные вопросы. Так что не так уж сильно я и блефовал.

Полдень вокруг нас был золотым, оранжевым, желтым, красным, с влажными осенними запахами в бодрящих ветерках. Небо глубокое и синее – совсем как некоторые камни…

Наверное, минут десять спустя я задал Винте совершенно нейтральный вопрос:

– Где здесь дорога на Янтарь?

– А ты не знаешь?

Я покачал головой.

– Никогда раньше не бывал в этих краях. Знаю только, что сюда есть дорога от Восточных Ворот.

– Да, – сказала она. – Чуть дальше на север, по-моему. Поехали, поищем.

Винта и я вернулись к дороге, по которой проехали чуть раньше, и свернули направо. Это казалось логичным. Я решил никак не комментировать ее неуверенность, хотя ожидал, что она вот-вот начнет намекать насчет предварительного согласования наших планов, чего я доселе избегал, – и я чувствовал, что ответил бы самым сокровенным ее чаяниям, если бы согласился и в дальнейшем извещать ее обо всех моих планах.

Проехав три четверти мили, мы добрались до перекрестка. Слева от дороги торчал невысокий каменный указатель, на котором означены были расстояние до Янтаря, расстояние до Бэйльпорта, расстояние до Бэйль-креста (поворот на восток) и до какого-то места с названием Мурн – если ехать прямо вперед.

– Что это за Мурн? – спросил я.

– Маленькая деревня с молочной фермой.

Можно было проверить, но для этого пришлось бы проехать шесть лиг.

– Ты что, собираешься возвращаться в Янтарь верхом? – спросила Винта.

– Да.

– Почему бы тебе не воспользоваться Козырем?

– Хочу получше узнать эти места. Мой дом все-таки. Мне здесь нравится.

– Но я же говорила тебе… это опасно. Хрусталики пометили тебя. Тебя могут выследить.

– Но это же не значит, что меня непременно выследят. Сомневаюсь, что хозяин тех парней, с которыми я встретился прошлой ночью, уже знает, что они нашли меня и потерпели поражение. Да они до сих пор рыскали бы вокруг, если б я не решил выйти пообедать! У меня в запасе как минимум несколько дней. За это время можно удалить метки, о которых ты говорила.

Винта спешилась и позволила лошади пощипать травку. Я сделал то же самое. В смысле – не травку пощипал, а спешился.

– Вероятно, ты прав. Мне просто не нравится, что ты готов воспользоваться любыми возможностями, – сказала она. – Когда думаешь вернуться?

– Не знаю. Похоже, чем дольше я выжидаю, тем меньше вероятность, что человек, который стоит за событиями прошлой ночи, угомонится и не ниспошлет еще большие силы.

Винта взяла меня за руку и повернулась так, что оказалась вдруг прижавшейся ко мне. Я был несколько удивлен ее порывом, но свободная рука моя рефлекторно поднялась, чтобы – как полагается в подобных случаях – обнять даму.

– Ты ведь не собираешься уехать прямо сейчас, правда? Потому что, если собираешься, я поеду с тобой.

– Нет, – ответил я.

Это была чистая правда – я в самом деле собирался отбыть только на следующее утро, после доброго ночного сна.

– А когда? Нам еще о многом нужно поговорить.

– Думаю, мы отложим вопросы-ответы, пока ты не захочешь заняться этим снова.

– Есть еще кое-что…

– Я знаю.

Неловко, вот что. Да, она была желанна. И – нет, мне не хотелось ничего предпринимать в этом направлении. Отчасти потому, что я чувствовал: ей нужно еще что-то – я не был уверен, что именно; отчасти потому, что был убежден: она обладает необычайной силой, открываться перед которой в интимной обстановке мне не хотелось. Как говаривал мой дядюшка Сугуи, – правда, не о таких ситуациях, а о нашем колдовском ремесле: «Коли не понимаешь, то и не суйся». А у меня было ощущение, что дружелюбие наших с Винтой отношений может взорваться непримиримым противоборством…

Поэтому я бегло поцеловал ее – чтобы сохранить дружеские отношения – и высвободился.

– Может быть, завтра поеду, – сказал я.

– Ладно. Я надеялась, что ночь ты проведешь здесь. Может, и не одну… Я тебя буду оберегать.

– Я все еще чувствую усталость, – сказал я.

– Придется накормить тебя как следует и восстановить твои силы.

Винта провела кончиками пальцев по моей щеке, и до меня вдруг дошло, что когда-то я уже знал ее. Откуда? Непонятно. И это тоже пугало. Больше, чем слегка. Пока мы садились в седла и скакали в сторону Лесного Дома, я строил планы убраться оттуда той же ночью.

Итак, сидя в своей комнате, потягивая из стакана вино имени отсутствующего хозяина (красное) и наблюдая, как мигают свечи от порывов ветерка из открытого окна, я ждал – сначала, чтобы дом угомонился (что уже было), затем подходящего для отбытия момента. Дверь я закрыл на засов. За обедом я несколько раз упоминал, что устал, а затем рано удалился. Я вовсе не эгоистичный самец, который вечно чувствует себя вожделенным, но Винта дала понять, что могла бы заглянуть ко мне, и мне нужна была отговорка. Меньше всего мне хотелось обижать ее. У меня было достаточно проблем и без того, чтобы обращать против себя даже такого странного союзника.

Хотелось бы мне иметь под рукой хорошую книгу – но последняя, которую я читал, осталась в доме у Билла. Я бы вызвал ее, но опасался, что Винта почувствует это, – как однажды Фиона почувствовала, что я создаю Козырь, – вдруг начнет колотить в дверь и требовать объяснить, что за чертовщина происходит.

Но никто не приходил и в дверь не ломился, и я стал прислушиваться к скрипам засыпающего дома и ночным звукам снаружи. Свечи укоротились, тени на стене позади кровати ослабели и потекли, словно темный прилив за гранью неровного света. Я думал о своем и потягивал вино. Очень скоро…

Почудилось? Или я и впрямь слышал свое имя, прошептанное откуда-то из пустоты?

– Мерль…

Снова.

По-настоящему, но…

Перед глазами все, казалось, на мгновение поплыло – и я наконец сообразил, что это было: очень слабый контакт через Козырь.

– Да, – сказал я, раскрываясь и отвечая на вызов. – Кто это?

– Мерль, малыш… Протяни руку, а не то мне крышка…

Льюк!

– Держи, – сказал я, потянулся – и тянулся до тех пор, пока изображение не прояснилось и не обрело плоть.

Он стоял, привалившись спиной к стене. Плечи его тяжело поникли, голова опущена.

– Если это ловушка, Льюк, то я к ней готов, – сказал я, быстро поднялся, подошел к столу, где оставил клинок, вытащил его из ножен и взял на изготовку.

– Какая ловушка! Скорее выдерни меня отсюда!

Льюк поднял левую руку – я тоже протянул левую и сжал его ладонь. Он тут же повалился на меня, я даже пошатнулся. На секунду я решил, что это нападение, но Льюк был тяжел, как покойник, и был весь в крови. В правой руке он по-прежнему сжимал окровавленный клинок.

– Сюда. Давай-ка…

Я, не дав Льюку упасть, дотащил его до кровати и уложил на простыни. С трудом разжал его пальцы, сомкнувшиеся на рукояти, и положил клинок Льюка рядом со своим на ближайшее кресло.

– Какого черта, что с тобой произошло?

Льюк закашлялся и слабо помотал головой. Сделал несколько глубоких вдохов, затем:

– Там, на столе… часом, не бокал вина?

– Да, сейчас…

Я сходил к столу, приподнял Льюка и поднес бокал к его губам. Там еще оставалась с полбокала. Льюк пил медленно, делая остановки, чтобы перевести дыхание.

– Спасибо, – сказал он, допив все, и его голова свесилась набок.

Отрубился. Я проверил его пульс. Тот частил, но был довольно слабым.

– Ах, чтоб тебя, Льюк! – сказал я. – Как не вовремя…

Но он не услышал. Он просто лежал и заливал кровью мою постель.

Проклиная все на свете, я раздел его и обтер влажным полотенцем, чтобы выяснить, куда он ранен. Справа на груди была довольно гадкая рана – клинок мог задеть легкое. Дыхание у Льюка было очень поверхностное, и я не смог определить, задето легкое или нет. Если задето, то оставалось уповать на то, что Льюк в полной мере унаследовал способности принцев Янтаря к регенерации. Я наложил на рану компресс и прижал сверху его же рукой, чтобы удержать компресс на ране, пока я проверяю в других местах. Вдобавок я заподозрил, что у Льюка сломана пара ребер. Левая рука выше локтя тоже была сломана, – я вправил ее и наложил шины, воспользовавшись планками, отвалившимися от кресла, – я обнаружил их в недрах встроенного гардероба. На ногах, на правом бедре, на правой руке и плече, на спине Льюка было больше дюжины рваных ран и порезов различной тяжести. К счастью, ни одно из повреждений не вызвало артериального кровотечения. Я промыл и перевязал все раны, после чего Льюк стал выглядеть как иллюстрация к пособию по оказанию первой помощи. Затем я еще раз проверил рану на груди и прикрыл Льюка одеялом.

Я вспомнил о некоторых известных мне методиках исцеления с помощью Логруса – известных теоретически, мне никогда не приходилось применять их на практике. Льюк был на редкость бледен, и я решил, что стоит рискнуть и попробовать. Когда я закончил манипуляции, мне показалось, что лицо его слегка порозовело. К одеялу, которым я прикрыл Льюка, я добавил свой плащ. Снова проверил пульс Льюка – тот стал куда сильнее. Я снова выругался – просто чтобы не разучиться, – убрал с кресла наши клинки и сел.

Через некоторое время я вдруг вспомнил о разговоре с Колесом-Призраком – и забеспокоился. Пытался ли Льюк заключить сделку с моим творением? Льюк говорил, что ему нужна сила Призрака, чтобы воплотить в реальность свои замыслы против Янтаря. Вчера Призрак спрашивал меня, можно ли доверять Льюку, и я ответил крайне эмоционально и определенно отрицательно.

Может, Призрак закончил переговоры с Льюком таким образом, что результаты их разногласий ясно видны на теле Льюка?

Я достал Козыри, стасовал яркий круг Колеса-Призрака и сосредоточился на нем – настраиваясь на контакт, протягиваясь, вызывая и призывая.

В следующие несколько минут я дважды нащупывал что-то вроде контакта, чувствовал оживление по ту сторону Козыря, но нас как будто разделяло стекло. Может, Призрак был занят? Или просто не хотел говорить со мной?

Я отложил карты… Но они успели направить мои размышления по новой колее.

Я наскоро обыскал окровавленную одежду Льюка. В боковом кармане я наткнулся на колоду Козырей, в которой было несколько чистых карт, и карандаш, – причем карты, казалось, выполнены были в том же самом стиле, как и те, что я назвал Козырями Судьбы. Я добавил к колоде карту, которую Льюк держал в руке, когда козырялся, – на этом Козыре был изображен я.

У Льюка оказался потрясающий набор. Здесь были Джасра и Виктор Мелман. Здесь были Джулия и незаконченная карта Блейса. Был хрустальный грот, была старая квартира Льюка. Несколько карт повторяли Козыри Судьбы. Одна изображала дворец, которого я не узнал; другая – одного из моих давних приятелей, еще одна – могучего блондина в зеленом и черном, еще одна – стройного парня с каштановыми волосами, в коричневом и белом, другая – женщину, которая так напоминала этого парня, что они просто обязаны были оказаться родственниками. Эти последние карты, как ни странно, были выполнены в другом стиле – другой рукой, я бы сказал. Единственным из незнакомцев, которого я мог более-менее уверенно идентифицировать, был блондин – его, исходя из его цветов, я решил считать старым другом Льюка – Далтом, наемником. Были еще три наброска с попытками воспроизвести Колесо-Призрак – ни один из них, насколько я мог судить, не был достаточно точен.

Льюк что-то промычал. Глаза его были открыты, взгляд шарил по комнате.

– Спокойно, – сказал я. – Ты в безопасности.

Он кивнул и закрыл глаза. Впрочем, спустя несколько мгновений он опять их открыл.

– Эй! Мои карты, – сказал Льюк слабо.

Я улыбнулся.

– Славно сделано, – отметил я. – Кто рисовал?

– Я, – сказал он. – Кто же еще?

– Где научился?

– У папы. Вот уж кто был настоящим мастером…

– Раз уж ты смог их сделать, то, стало быть, прошел Образ.

Льюк кивнул.

– Где?

Мгновение он изучал меня, затем едва заметно пожал плечами и поморщился.

– В Тир-на Ног’т.

– Твой отец привел тебя туда и проследил, чтобы ты прошел?

Снова кивок.

Почему бы не дать шпоры, раз уж я в седле? Я взял карту.

– А это, значит, Далт, – сказал я. – Вы с ним когда-то были Волчатами, верно[18]18
  В начале XX в. в Великобритании полковник Баден-Пауэлл основал систему внешкольного воспитания, известную как скаутизм, от английского scout – «разведчик». Организация не является однородной, так как туда могут входить ребята в возрасте от семи до двадцати лет, и к тому же у них существуют различного рода звания или степени, присваиваемые за определенные достижения, например, за умение разжечь костер в самую неподходящую для этого погоду и прочее. За определенное количество жетонов, вручаемых после подобных испытаний, скаут получает определенное звание. «Волчата» находятся где-то посередине табели о рангах.


[Закрыть]?

Льюк не ответил. Подняв взгляд, я увидел суженные глаза и сведенные брови.

– Мы с ним никогда не встречались, – добавил я. – Но я узнал его цвета, и я знаю, что вы с ним земляки… из Кашфы.

Льюк улыбнулся.

– В школе ты всегда лучше всех готовил домашние задания, – сказал он.

– И обычно вовремя, – согласился я. – Но за тобой мне не угнаться. К примеру, я не смог найти Козыря для Крепости Четырех Миров. И вот еще кое-кто, кого я не знаю.

Я взял карту с изящной дамой и помахал перед ним.

Льюк улыбнулся.

– Слабею и вновь теряю дыхание, – сказал он. – Ты был в Крепости?

– Был.

– Недавно?

Я кивнул.

– Значит, вот что… – сказал он наконец. – Ты расскажешь, что ты видел в Крепости и откуда столько узнал обо мне, а я скажу, кто она такая.

Я быстро обдумал предложение. Можно не рассказывать того, чего он не знает.

Ладно.

– Что ж, пойдем кружным путем, – сказал я.

– О’кей, – сказал он. – Эту даму зовут Сэнд.

Я так уставился на карту, что даже почувствовал начало контакта. Впрочем, я его сразу же свел на нет.

– Давно пропавшая, – добавил Льюк.

Я поднял карту с изображением человека, похожего на даму.

– А это, стало быть, Делвин, – сказал я.

– Да.

– Эти карты сделал не ты. Не твой стиль – да ты и не знал, наверное, как они выглядят…

– А ты понятливый. Рисовал мой отец – давно, еще во времена своих неприятностей, – ради всего того, что они ему сделали. Но они все равно не помогли бы ему.

– Все равно?

– Во всяком случае, мне помочь они не захотели – даже несмотря на все их отвращение, которое они питают к этим краям. Считай, что они давно выбыли из игры.

– К этим краям? – переспросил я. – А где ты, по-твоему, находишься, Льюк?

Он распахнул глаза. Обвел взглядом комнату.

– В стане врага, – ответил он. – У меня не было выбора… Это твои апартаменты в Янтаре, верно?

– Нет, – отозвался я.

– Кончай издеваться, Мерль. Ты меня получил. Я – твой пленник. Где я?

– Ты знаешь Винту Бэйль?

– Нет.

– Подруга Кэйна. Этот дом – ее фамильное загородное поместье. И сама она тут, дальше по коридору… Может, даже зайдет. По-моему, она в меня втрескалась.

– Ой-ей. Крутая леди?

– Весьма.

– Ну и ради чего ты увиваешься вокруг нее – сразу же после похорон? Это же неприлично.

– Ха! Если б не ты, так и похорон бы не было.

– Не пудри мне мозги, Мерль. Если бы это был твой отец, Корвин, и его бы убили – что бы ты сделал?

– Не передергивай. Мой отец никогда не сделал бы того, что сделал Брэнд.

– Может – не сделал бы, а может, и сделал… Но предположим – сделал. Как тогда? Ты не пришел бы по душу Кэйна?

Я отвернулся.

– Не знаю, – в конце концов сказал я. – Это чертовски гипотетично.

– Ты бы сделал это. Я тебя знаю, Мерль. Уверен, что сделал бы.

Я вздохнул.

– Может быть, – сказал я. – Ну ладно. Может, и сделал бы. Но на этом я бы остановился. Остальных я оставил бы в покое. Не хочу задевать твои чувства, но твой старик был психопат, ты-то должен это знать. Но ты же не псих. Тебя я знаю не хуже, чем ты меня. Я думал над этим… Ты знаешь, в Янтаре приняты личные вендетты. Но для этой мести причина весьма спорная. Не соверши ты убийство в Янтаре, Рэндом бы сумел тебя выгородить…

– С чего бы это?

– Потому что я поручился бы, что ты не замазан в других делах.

– Брось, Мерль…

– У тебя же классическая отмазка для вендетты – сын, мстящий за смерть отца.

– Ну, не знаю… Слушай, ты пытаешься уклониться от обещанного рассказа.

– Да нет, но…

– Значит, ты был в Крепости Четырех Миров. Что и как ты там выведал?

– Ладно. Но ты все же подумай о том, что я тебе сказал, – отозвался я.

Выражение лица Льюка не изменилось.

– Там был старый отшельник по имени Дэйв, – начал я.

Льюк уснул раньше, чем я закончил рассказ. Я просто дал голосу угаснуть и посидел немного не шевелясь. Чуть погодя я поднялся, нашел бутылку вина и налил чуть-чуть в бокал – раз уж Льюк выпил почти все мое вино. С бокалом я подошел к окну и стал разглядывать патио, где шуршал листьями ветер. Я думал о том, что говорил Льюку. Картина, которую я перед ним нарисовал, была неполна – отчасти потому, что у меня не было времени, а главное – потому, что он, кажется, не проявил интереса. Но даже если Рэндом официально снимет его с крючка в вопросе о смерти Кэйна, Джулиэн или Джерард наверняка изыщут возможность прихлопнуть Льюка по тому же самому праву вендетты. Я действительно не знал, что делать. Я обязан рассказать Рэндому о Льюке – но будь я проклят, если сделаю это сейчас. Мне так много нужно у него выспросить – а если он станет пленником в Янтаре, добраться до него будет гораздо труднее. Угораздило его родиться сыном Брэнда…

Я вернулся к оружию и Козырям Льюка, унес их в другой конец комнаты, уселся поуютнее в кресле, в котором сидел прежде. Вновь рассмотрел карты. Изумительно. У меня в руках целый пласт истории…

Когда жена Оберона Рилга оказалась существенно менее наглой, чем прочие, – быстро состарилась и удалилась в деревенское уединение, – Оберон порвал с ней и женился снова, из желания досадить их детям – Кэйну, Джулиэну и Джерарду. Но чтобы запутать садовников генеалогических древ и ярых поборников семейного права, он вступил в новый брак там, где время течет гораздо быстрее, чем в Янтаре. Можно было бы придумать интересные аргументы как «за», так и «против» его двоеженства – а брак с Харлой создал именно такую ситуацию. Не мне судить. Эту историю несколько лет назад мне рассказала Фиона; причем она не слишком хорошо ладила с Делвином и Сэнд, отпрысками того союза, и, само собой, склонялась к оправданию бигамии[19]19
  Бигамия – в бытовом значении «двоеженство», то есть наличие двух жен или же мужей в одно и то же время.


[Закрыть]. До сих пор я никогда не видел изображений ни Делвина, ни Сэнд. Во дворце они ни разу не появлялись, поминали их редко. Но они жили в Янтаре, – правда, относительно недолго, пока Харла была там королевой. После смерти Харлы их стала задевать политика Оберона по отношению к ее родине – которую они часто навещали, – и вскоре они уехали, поклявшись никогда больше не иметь дел с Янтарем. По крайней мере, так я слышал. Легко могло оказаться, что здесь замешаны все виды родственных интриг. Не знаю.

Но вот у меня в руках два пропавших члена королевской семьи, и Льюк явно узнал о них и подобрался к ним, надеясь разбередить старые обиды и обрести союзников. Он признал, что у него ничего не вышло. Два века – это слишком долго, чтобы сохранить пламя ненависти. А после их отъезда, как я понимаю, прошло лет двести… Я мельком подумал, не связаться ли с ними, просто чтобы сказать «привет». Если их не заинтересовала помощь Льюку, вряд ли их заинтересует поддержка другой стороны – раз уж им известно, что есть и другая сторона. Казалось уместным представиться и засвидетельствовать свое почтение – как члену семьи, которого они никогда не встречали. Я решил, что когда-нибудь так и сделаю, а нынешний момент для этого вряд ли подходит. Я добавил их Козыри к собственной коллекции – вместе с добрыми намерениями.

Следующим был Далт – насколько мне известно, заклятый враг Янтаря. Я вновь осмотрел его карту, и мне стало интересно. Если он и в самом деле такой добрый друг Льюка, мне, наверное, следует дать ему знать, что случилось. Может, он даже знает, при каких обстоятельствах это было, и упомянет что-нибудь, чем я смог бы воспользоваться. Чем больше я размышлял об этом – вспоминая недавнее пребывание Далта у Крепости Четырех Миров, – тем крепче становилось намерение связаться с ним. Вдруг удастся узнать что-нибудь о том, что творится там сейчас…

Я прикусил палец. Стоит или не стоит? Понять бы, какой от этого вред? Сдавать я ничего не собирался. Но и взятки мог не получить…

Какого дьявола, в конце концов решил я. Риска никакого…

Привет, парень. Я потянулся сквозь внезапно похолодевшую карту…

Где-то что-то дрогнуло, ощущение такое, что – ага!

Портрет оживает, изображение проясняется…

– Кто ты? – спросил человек. Пальцы на рукояти, клинок наполовину вытащен из ножен.

– Меня зовут Мерлин, – сказал я, – и у нас есть общий знакомый по имени Ринальдо. Я хотел сказать тебе, что он тяжело ранен.

Сейчас мы оба реяли между нашими двумя реальностями, обретшие плоть и превосходно видимые друг для друга. Далт оказался крупнее, чем можно было предположить по его изображению; он стоял в центре комнаты с каменными стенами, слева от него было окно, сквозь которое виднелись синее небо и хвост облака. Зеленые глаза Далта, поначалу широко раскрывшиеся, теперь сузились, а постановка нижней челюсти казалась излишне агрессивной.

– Где он? – поинтересовался Далт.

– Здесь. Со мной, – ответил я.

– Какая удача! – немедленно отреагировал он и попер вперед – клинок в руке.

Я сбросил Козырь, но контакт не прервался. Мне пришлось вызвать Логрус – он пал между нами, словно нож гильотины[20]20
  Гильотину изобрел врач Ж. Гильотен во время Великой Французской революции для обезглавливания осужденных на казнь. Состоит из деревянного каркаса, на котором крепится что-то вроде колодок для головы, а сверху нож. Потяни за веревочку, голова и отвалится.


[Закрыть], – и меня отбросило в сторону, как будто я коснулся оголенного провода. Единственным утешением было то, что Далт, несомненно, почувствовал то же самое.

– Мерль, что происходит? – раздался хриплый голос Льюка. – Я видел… Далта…

– Ну да. Я с ним созванивался.

Льюк чуть-чуть приподнял голову.

– Зачем?

– Чтобы рассказать ему о тебе. Он – твой друг, ведь так?

– Ну придурок! – прохрипел он. – Это же он со мной такое сотворил!

Затем Льюк закашлялся, и я бросился к нему.

– Дай воды, а? – сказал он.

– Бегу.

Я пошел в ванную, принес стакан с водой и поддерживал Льюка, пока мой пациент пил.

– Наверное, нужно было рассказать тебе, – сказал он наконец. – Не думал… что ты в игры играешь… даже… когда не знаешь… что происходит…

Льюк опять закашлялся. Я дал ему еще воды.

– Понять бы еще… что тебе рассказывать… а что нет, – закончил он.

– Почему бы не рассказать все? – предложил я.

Он слегка покачал головой.

– Не могу. После этого тебя точно убьют. А еще вернее – нас обоих…

– Судя по тому, как развиваются события, это может случиться в любом случае – расскажешь ты мне или нет.

Льюк слабо улыбнулся и сделал еще глоток.

– Многое – личное и касается только меня, – сказал он затем. – И я не хочу, чтобы в это был втянут кто-то еще.

– Как я понял, попытки убить меня, регулярно предпринимаемые каждую весну, тоже были твоим личным делом, – заметил я, – и все-таки я почему-то чувствовал себя в него втянутым.

– Ладно, ладно! – сказал Льюк, откидываясь назад и поднимая правую руку. – Я же сказал, что с этим давным-давно завязал.

– Но покушения продолжались.

– Это уже была не моя работа…

Что ж, решил я. Попробуем.

– Стало быть, это была Джасра?

– Что ты о ней знаешь?

– Я знаю, что она – твоя мать, и я выяснил, что в Крепости воюет она.

Льюк кивнул.

– Знаешь, значит… Отлично. Это сильно упрощает дело. – Он сделал паузу, чтобы отдышаться. – Она устроила мне эти тридцатые апреля в качестве тренировки. Когда я с тобой познакомился поближе и вышел в отставку, она просто взбесилась…

– Так она продолжила дело сама?

Он кивнул.

– Она хотела, чтобы ты поохотился за Кэйном, – сказал я.

– Я тоже хотел…

– Но остальные? Она полагалась в этом на тебя, держу пари. А ты, в отличие от нее, не так уверен, что тебе это не припомнят…

Молчание.

– Ведь так? – уточнил я.

Льюк отвел от меня взгляд, и я услышал, как скрипнули его зубы.

– Да снят ты с крючка, – сказал он наконец. – У меня не было желания вредить тебе. И я не позволил бы это сделать ей…

– А как с Блейсом, Рэндомом, Фионой, Флори, Джерардом…

Льюк засмеялся было, но скривился и схватился за грудь.

– От нас им ничего не грозит, – сказал он. – Теперь.

– Что ты имеешь в виду?

– Подумай, – сказал он мне. – Я мог козырнуться обратно в свою старую квартиру, до смерти перепугать новых жильцов и вызвать «скорую». Сейчас бы я уже был в палате «неотложки».

– Почему же ты не там?

– Прижимало меня и круче, чем сейчас, – и справлялся. Я здесь, потому что мне нужна твоя помощь.

– Да? И в чем же?

Он посмотрел на меня, затем вновь отвернулся.

– Она крепко вляпалась, нам надо ее спасти.

– Кого? – спросил я, уже зная ответ.

– Мамочку, – отозвался Льюк.

Я хотел засмеяться, но, увидев выражение его лица, сдержался. Это какое нужно нахальство – просить меня спасти женщину, которая пыталась меня убить – и не единожды, а много раз! – и смыслом жизни которой, кажется, было уничтожение всех моих родичей. Нахальство или…

– Мне больше не к кому обратиться, – сказал он.

– Если ты уговоришь меня, Льюк, то заслужишь звание «Лучший продавец года», – сказал я. – Но я – весь внимание.

– Опять в глотке пересохло, – сказал он.

Я пошел и наполнил стакан. Когда я возвращался, мне послышался слабый шум в коридоре. Продолжая прислушиваться, я помог Льюку сделать еще несколько глотков.