Текст книги "Кровь Янтаря"

Автор книги: Роджер Желязны

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

Мили за две до вершины, приблизившись к нужной точке, я сбавил шаг и принялся озираться по сторонам. Это было урочище с высокими отвесными стенами, в плане слегка напоминающее след лошадиного копыта, и когда в конце концов я нашел его, то не торопясь пошел туда. Во мне нарастало странное ощущение. Я никогда не хотел предвосхищать свои реакции; но когда-нибудь этим следует заняться.

Зайдя внутрь – стены урочища поднимались по обе стороны от меня, – я вышел на тропу и двинулся по ней. Тропа вела вниз, к паре тенистых деревьев, а затем между ними – туда, где стоял низкий каменный павильон, вокруг которого буйно разрослись кусты и травы. Ясно было, что почву сюда привезли, чтобы можно было рассадить растения, но потом о зеленых насаждениях забыли, и место выглядело заброшенным.

Я уселся на одну из каменных скамеек, стоящих перед павильоном, и стал ждать, когда посветлеет небо. Это была гробница моего отца – кенотаф[29]29
  Кенотаф – пустая гробница или монумент, воздвигнутые в память умершего, чье тело погребено где-то в другом месте или не найдено.


[Закрыть], выстроенный давным-давно, когда считалось, что он умер. Его потом здорово веселила возможность посещать свою могилу. Теперь, конечно, этот мавзолей мог иметь и более зловещий смысл. Теперь он мог быть настоящим. Была ли в этом некая ирония? Я так и не смог решить для себя этой задачки. Хотя оказалось, что я волнуюсь сильнее, чем ожидал. Мой путь сюда – не путь паломника. Я пришел сюда в поисках мира и покоя, которые нужны таким колдунам, как я, для того, чтобы развесить парочку заклинаний. Я пришел сюда…

Наверное, это рациональное объяснение. Я выбрал это место потому, что – настоящая это гробница или нет, – но на ней начертано имя Корвина, и она воссоздает во мне ощущение его присутствия. Хотел бы я узнать его получше… но кенотаф может оказаться единственной связью с моим отцом, и ближе мне к папе уже не подойти. Я вдруг понял, почему доверился Льюку. Он был прав – там, в Лесном Доме. Если бы я узнал о смерти Корвина и знал, кто виновен в его гибели, уверен – я отбросил бы все и попер бы выставлять счета и взыскивать по ним, и я закрыл бы счет и подписал бы его кровью. Даже если бы я не знал Льюка так, как знал, мне было легко поставить себя на его место. Осуждать его я не мог.

Проклятье. Почему мы должны быть пародиями друг на друга – за границами смеха, за границами озарения, – там, где остались лишь боль, крушение, клятвы верности воюющим богам?

Я встал. Теперь здесь было достаточно светло; теперь я видел, что делаю.

Я вошел внутрь и приблизился к нише, в которой стоял пустой каменный саркофаг. Кажется, безопаснее сейфа не придумаешь, но я замешкался, встав перед ним, – у меня дрожали руки. Это было забавно. Я знал, что его там нет, что передо мной всего лишь украшенный резьбой пустой ящик. И все-таки прошло несколько минут, прежде чем я заставил себя взяться за крышку и поднять ее…

Пусто, конечно, – как и в бесконечных моих снах и кошмарах… Я швырнул внутрь синюю пуговицу и вновь опустил крышку. Какого черта. Если Шару захочет вернуть свою пуговицу и отыщет ее здесь, пусть заодно получит и намек, что он, начав играть в такие игры, слишком близко подошел к могиле.

Я вышел наружу, оставив свои сантименты в гробнице. Пора начинать. Надо было сделать и развесить кучу заклинаний. Я не хотел безоружным попасть туда, где бушуют дикие ветра.

XI

Я встал на утесе над садом, наслаждаясь цветом осенней листвы. Ветер играл моим плащом. Дворец купался в свете созревшего полудня. Воздух был прохладен. Мимо меня, словно лемминги, промчалась стайка опавших листьев и, шелестя, взметнулась с края тропы в воздух.

Впрочем, остановился я не для того, чтобы любоваться природой. Я стоял, блокируя козырной контакт – второй за день. Первый случился чуть раньше, когда я гирляндами развешивал на лике Хаоса мишуру заклинаний. Я решил, что вызывал меня или Рэндом, разгневанный тем, что я, возвратившись в Янтарь, не нашел нужным оповестить его о своих недавних приключениях и планах, или Льюк – уже выздоровевший и намеренный потребовать от меня поддержки его атаки на Крепость. Подумал я именно о них, потому что встречи именно с этой парочкой больше всего хотел избежать; и ни одному из них не понравится то, что я собираюсь сделать, хоть причины для недовольства у них разные.

Зов ослаб и мало-помалу исчез. Я спустился по тропе, перелез через изгородь и оказался в саду. Мне не хотелось тратить заклинание, чтобы замаскировать свое отбытие, поэтому я выбрал тропу слева – она вела в заросли, где меня не могли случайно увидеть из окна. Я мог бы просто козырнуться, но Козырь Янтаря всегда приводит в центральный зал, а там может оказаться кто угодно.

В общем, я двинул по другому пути…

Вернулся я так же, как и выходил – через кухню, по дороге подкрепившись сэндвичем и стаканом молока. Затем поднялся на пролет по лестнице для прислуги, прокрался в комнату – меня никто не заметил. Там я надел перевязь, которую оставил на спинке кровати, проверил клинок, нашел небольшой кинжал, прихваченный из Хаоса, – подарок Боркиста, ныряльщика в Преисподнюю, которого я когда-то представил ко двору и обеспечил покровительством (он был посредственным поэтом), – и подвесил кинжал к поясу. К тыльной стороне левого рукава я прицепил Козырь. Заодно вымыл лицо и руки, почистил зубы. Больше причин для задержки я придумать не сумел. Придется пойти и сделать то, чего я так боялся. Это было необходимо для выполнения остальных моих планов. Я преисполнился внезапным желанием отправиться поплавать под парусом. Впрочем, просто полежать на берегу тоже было бы неплохо…

Вместо этого я покинул апартаменты и спустился по лестнице, возвращаясь тем же путем, которым пришел. По коридору я прошел в западное крыло, прислушиваясь по пути к шагам и голосам. Один раз пришлось отступить в ближайшую кладовую, чтобы пропустить кого-то. Появляться на людях я пока не хотел. В конце концов я свернул налево, сделал несколько шагов и почти минуту ждал, прежде чем войти в главный коридор, который вел мимо большого мраморного тронного зала. В поле зрения – никого. Хорошо. Я во весь дух промчался до ближайшего входа и заглянул туда. Великолепно. Сюда никто не забрел. Обычно залом пользовались не каждый день, но у меня не было способа выяснить, не намечается ли сегодня какое-нибудь государственное событие, – впрочем, до обеда было еще далеко.

Я вошел и пересек зал. Позади него находился темный, узкий коридор. Стражу обычно выставляли ближе ко входу в пещеру. Допуск туда имели все члены семьи, хотя охрана отмечала, кто и когда туда прошел. Впрочем, до начальства эта информация не дойдет, пока ему не доложит стражник, а он доложит, только когда сменится с караула. К тому времени это будет уже неактуально.

Тод был коренаст, приземист и бородат. Увидев, что я вхожу, он продемонстрировал мне взятый на изготовку топор, который мгновением раньше был прислонен к стене.

– Вольно. Там занято? – спросил я.

– По правде говоря, нет, сэр.

– Я иду вниз. Надеюсь, там найдется какая-нибудь лампа. Я не так хорошо знаю лестницу.

– Я проверил некоторые из них, когда заступал на дежурство, сэр. Я зажгу вам одну.

Это сохранит мне одно заклинание, решил я. Что ни делается, все к лучшему…

– Спасибо.

Тод открыл дверь, взвесил одну за другой три лампы, которые стояли внутри справа, и склонил свой выбор в пользу второй. Зажег ее от громадной свечи, горевшей чуть дальше по коридору.

– Я там пока побуду, – сказал я, забирая у него лампу. – Наверное, когда я буду выходить, ты уже сменишься.

– Хорошо, сэр. Смотрите там под ноги.

– Да уж постараюсь.

Длинная винтовая лестница виток за витком уходила вниз. Куда ни глянь, взгляд тонул во тьме – только вниз уходил колодец, в котором пылали свечи и факелы на кронштейнах и подвешенные лампы. По-моему, они давали куда более существенный повод для приступов акрофобии, чем абсолютная тьма. Хотя бы вон те маленькие светлые точки внизу. Ни стен, ни далекого пола я не видел. Одну руку я положил на перила, а другой рукой держал перед собой лампу. Внизу было сыро. И затхло. Не говоря уж о том, что здесь было холодно.

Я снова попытался считать шаги. И, как обычно, сбился со счета где-то на полпути. Ладно, в следующий раз…

Мысли вернулись к далекому дню, когда я впервые спустился туда – уверенный, что иду навстречу смерти. То, что я тогда не погиб, нынче не сильно меня утешало. Все равно испытание было нелегким. И оставалась вероятность, что на этот раз я все-таки облажаюсь и меня поджарит или вознесет в клубах дыма.

Круг, еще круг. Вниз, вниз… Ночные мысли в час полудня…

С другой стороны, Фиона как-то сказала, что во второй раз бывает легче. Перед этим разговор шел об Образе, и я надеялся, что последние слова относились к нему же.

Великий Образ Янтаря, Символ Порядка. Равный по силе Великому Логрусу Дворов, Знаку Хаоса. Напряжение между ними, по-видимому, и порождает все проблемы. Стоит потерять самообладание, когда ты находишься в одном из них, – и с тобой покончено. Меня угораздило связаться и с тем, и с другим. Мне не с кем было обменяться впечатлениями, стал ли мир от этого круче, хотя мое ego вечно тешится мыслью, что клеймо одного из них делает прохождение второго труднее… а они клеймят тебя, оба. На каком-то уровне, когда проходишь через это испытание, тебя разрывает в клочья и воссоздает по твоему же образу и подобию, согласно всеобъемлющим космическим принципам – звучит это благородно, важно, метафизически, спиритически и изящно, но, по сути, оборачивается банальными мозолями на заднице. Это цена, которую мы платим за определенную власть, но ни один космический принцип не требует, чтобы я при этом плясал от радости.

И Образ, и Логрус давали прошедшим их способность пересекать Тень без посторонней помощи – Тенью именовалась возможность бесконечного множества вариантов реальности, в которые мы и играли. А заодно прошедшие получали еще кое-какие способности.

Круг за кругом вниз. Я сбавил шаг. Как и раньше, я почувствовал легкое головокружение. По крайней мере, той же дорогой возвращаться я не собирался…

Когда наконец стал виден пол, я вновь поднажал. Там была скамья, стол, несколько стеллажей и ящиков. Горел свет. Обычно тут на посту стоит стражник, но я никого не заметил. Впрочем, он мог совершать обход. Где-то слева находились камеры, в которых иногда можно обнаружить каких-либо политических неудачников, шатающихся по узилищу и медленно сходящих с ума. Не знаю, были ли такие в тот момент. Я отчего-то надеялся, что нет. Мой отец когда-то был одним из таких узников, и, судя по описанию его опыта, это были не самые веселые дни его жизни.

Добравшись до нижней площадки, я остановился и пару раз крикнул. В ответ получил подходяще жуткое эхо, но не ответ.

Я подошел к стеллажу и взял наполненную маслом лампу в другую руку. Лишняя лампа может оказаться весьма полезной. Вдруг заплутаю? Затем я пошел направо – нужный туннель находился где-то там. Прошло очень много времени, прежде чем я остановился и поднял лампу повыше, – мне начало казаться, что я забрел слишком далеко. Никакого входа в туннель видно не было. Я пошел дальше, вышаривая в памяти воспоминания о том, каким путем я топал в прошлый раз.

В конце концов звуки моих шагов смешались с коротким эхом. Видимо, я приближался к стене, к препятствию. Я вновь поднял лампу.

Да. Впереди девственная тьма. Серый камень вокруг. Я пошел туда.

Темно. Далеко. Тени разыгрывают долгий спектакль, свет скользит по неровной поверхности, его лучи разбрасывают по каменным стенам яркие пятна. Потом слева от меня открылся боковой туннель. Я миновал его и продолжал идти. Кажется, скоро должен быть еще один. Вот. Два…

Третий – чуть дальше. Затем четвертый. Я праздно полюбопытствовал про себя, куда они все ведут. Никто мне никогда ничего о них не говорил. Может, вообще никто не знает. В причудливые гроты неописуемой красы? В иные миры? В тупики? В кладовые? Когда-нибудь, может быть, когда будут время и желание…

Пять…

И еще один.

Мне нужен был седьмой. Добравшись до него, я остановился. Я думал о тех, кто прежде меня прошел этим путем. Потом решительно зашагал вперед —, к большой, окованной металлом двери. На стальном крюке, вбитом в стену справа, висел огромный ключ. Я снял его, отпер дверь и повесил ключ обратно, зная, что страж с нижней площадки проверит дверь и вновь запрет ее при следующем обходе; и меня заинтересовало – не в первый раз, – с какой стати надо запирать дверь, если ключ висит тут же. Такое впечатление, будто опасность могла навалиться изнутри. Я спрашивал об этом, но никто из тех, кому я задавал этот вопрос, ответа, похоже, не знал. Традиция, говорили мне. Джерард и Флори – каждый в отдельности – предложили, чтобы я спросил Рэндома или Фиону. Те, в свою очередь, предполагали, что об этом должен знать Бенедикт, но не помню, чтобы я спрашивал у него.

Я налег на дверь – никакого результата. Я поставил лампы и попробовал еще раз, посильнее. Дверь скрипнула и медленно открылась вовнутрь. Я поднял лампы и вошел.

Дверь за моей спиной сама собой закрылась, и Фракир – дитя Хаоса – яростно запульсировала. Я припомнил свой прежний визит и то, почему никто не брал сюда дополнительной лампы: голубоватое сияние Образа, прочерченного на гладком черном полу, освещало грот достаточно, чтобы видеть, куда ступаешь.

Я зажег вторую лампу. Первую поставил у края Образа, а со второй обошел его по периметру, поставив ее у дальнего конца. Неважно, что сам Образ обеспечивает достаточное освещение. Я находил эту чертову штуку призрачной, холодной и откровенно пугающей. При дополнительном освещении я чувствовал себя в ее присутствии много лучше.

Я осмотрел хитросплетение линий – пока шел в тот угол, откуда положено начинать. Успокоил Фракир, но собственные предчувствия подавил не полностью. Если это внутри меня бушует Логрус, то интересно, какой будет моя реакция на сам Логрус сейчас, когда я несу в себе и Образ. Бесплодные размышления…

Я попытался расслабиться. Глубоко вздохнул. На мгновение прикрыл глаза. Присел, встал. Опустил плечи. Нет смысла тянуть…

Я раскрыл глаза и поставил ногу на Образ. Вокруг нее немедленно поднялись искры. Я сделал еще шаг. Искр стало еще больше. Еле слышное потрескивание. Еще шаг. Сопротивление – когда я делаю следующее движение…

И все вернулось ко мне – все, что я чувствовал, когда шел в первый раз: холод, легкое потрясение, простые и трудные участки. Где-то внутри меня имелась карта Образа, и я словно читал по ней, пока двигался по первой кривой, а сопротивление нарастало, искры роились, волосы шевелились, потрескивание, какая-то дрожь…

Я достиг Первой Вуали, и это было похоже на прогулку в аэродинамической трубе. Каждое движение давалось с превеликим трудом. Хоть и не без смысла; это все, что требовалось. Надо было ломить вперед – и ты продвигался, хоть и медленно. Фокус заключался в том, чтобы не останавливаться. Начать снова было бы невероятно трудно, а в некоторых местах просто невозможно. Сейчас требовалось непрерывное продавливание. Еще несколько мгновений – и я пройду. Дальше будет легче. А вот Вторая Вуаль – это просто смерть…

Поворот, поворот…

Я прошел. Я знал, что теперь некоторое время путь будет легким. Я зашагал немного увереннее. Наверное, Флори права. Этот отрезок показался мне чуть легче, чем в первый раз. Я справился с длинной кривой, затем с резким разворотом. Искры добрались теперь до верха сапог. Голова была забита тридцатыми апрелями, семейной политикой Дворов, где люди сражались на дуэлях и умирали «в ответ на ответ» за наследственное оскорбление и прокладывали хитрый путь сквозь кровавые ритуалы подтверждений статуса и возвышений. Хватит. Я с этим покончил. Прочь. Может, кому это и любезнее сердцу, но крови там пролито куда больше, чем в Янтаре, и все ради проклятого мелочного превосходства над приятелями…

Я стиснул зубы. Было трудно сосредоточиться на непосредственной задаче. Это воздействие Образа – конечно, теперь я и это вспомнил. Еще один шаг… Ноги покалывает… Треск искр – словно буря… Одну ногу перед другой… Приподнять, опустить… Волосы уже стоят дыбом… поворот… поднажать… Выводим «Звездную вспышку» перед осенним шквалом, Льюк на парусах, ветер за нашими спинами словно дыхание дракона… Еще три шага, и сопротивление возрастает…

Я на Второй Вуали, и впечатление такое, будто пытаюсь вытащить машину из грязной канавы… Все мои силы направлены вперед, а результат усилий бесконечно мал. Я двигаюсь медленно, как по льду, и искры танцуют вокруг талии. Я – синее пламя…

Внезапно накатывает отчаяние. Даже Время бросило меня одного. Есть лишь то, чем я стал: без прошлого, без имени, всей сутью своей борющийся против инертности дней, – равновесие столь тонко сбалансированное, что мне следовало бы навечно застыть здесь на полушаге, если не считать того, что отсутствие масс и сил не затрагивает волю, очищает ее, так что необходимость двигаться вперед перевешивает физические страдания…

Еще шаг, еще – и я прохожу – став старше на века – и иду вновь, и знаю, что намерен закончить путь, несмотря на то что приближаюсь к Великой Кривой, которая крута, сложна и длинна. Совсем не так, как в Логрусе. Сила здесь искусственна, не аналитична…

Вселенная будто вращалась вокруг меня. Каждый шаг приносил мне ощущение, будто я то исчезаю, то вновь появляюсь, будто меня то рассыпает на атомы, то воссоздает вновь, рассыпает и собирает, я умираю и возрождаюсь…

Наружу. Внутрь. Затем еще три кривые, следом за ними – прямая. Я пру вперед. Головокружение, тошнота. Промок до нитки. Прямая на исходе. Дуги – одна за другой. Поворот. Поворот. Еще один поворот…

Когда искры сомкнулись надо мной, словно клетка из молний, и я понял, едва-едва волоча ноги, что дошел до Последней Вуали… Недвижимость и неодолимое стремление вытеснить…

Но на этот раз я чувствую себя как бы закаленным и давлю вперед, зная, что победа будет за мной…

Я прошел, в ознобе, и мне осталась одна короткая дуга. Однако три последних шага бывают труднее всех предыдущих. Как будто, изучив тебя как следует, Образ не хочет выпускать из своих объятий. Я сражался, лодыжки ныли, как на финише эстафеты. Два шага… Три…

Кончено. Стою неподвижно. Задыхаясь и дрожа всем телом. Покой. Нет разрядов. Нет искр. Если это не смыло настройку на синие камни, то не знаю, что еще может это сделать.

Сейчас… скажем, через минуту… я могу отправиться куда захочу. Из этой точки в этот миг громадной власти я мог приказать Образу доставить меня куда угодно и был бы туда доставлен. Едва ли стоит тратить желание на то, чтобы сэкономить подъем по спиральной лестнице и вернуться к себе в комнату. Нет. У меня были другие планы. Через минуту…

Я поправил одежду, причесал пятерней волосы, проверил оружие и спрятанный Козырь, подождал, когда успокоится колотящийся пульс.

Льюк получил ранения в битве при Крепости Четырех Миров, сражаясь с бывшим другом и союзником Далтом – наемником, сыном Осквернительницы. Далт мало меня волновал – разве что представлял возможную помеху, поскольку теперь он, кажется, состоял на службе у хозяина Крепости. Но, даже учитывая любую разницу во времени – которая, вероятно, не так велика, – я видел Далта практически сразу после его стычки с Льюком. Что, по идее, должно означать, что он находился в Крепости, когда я дозванивался к нему через Козырь.

Ладно.

Я попытался вспомнить ту комнату, в которой видел Далта. Лишь схема. Какой минимум данных требуется Образу для работы? Я вспомнил текстуру каменных стен, форму небольшого окна, кусочек потертого гобелена, стебли тростника на полу; когда Далт отодвинулся, стали видны низкая скамья и стул, над ними трещина в стене – и лоскут паутины…

Я сформировал изображение по возможности четко. Пожелал оказаться там. Я захотел быть в том месте…

Там я и оказался.

Я быстро повернулся – рука на рукояти клинка, – но в комнате я был один. Я увидел кровать и шкаф, небольшой письменный стол, сундук – ничего этого не было видно, когда я в первый раз бросил сюда взгляд. Через оконце лился солнечный свет.

Я пересек комнату, подошел к единственной двери и долго стоял, прислушиваясь. По ту сторону – лишь тишина. Я чуть приоткрыл дверь – открывалась она налево – и выглянул в длинный пустой коридор. Прямо напротив меня находилась лестница, ведущая вниз. Слева была голая стена. Я вышел и закрыл дверь. Спуститься или пойти направо? По обе стороны коридора располагалось несколько окон. Я подобрался к ближайшему, которое было по правую руку, и выглянул.

Я увидел, что нахожусь рядом с нижним углом прямоугольного двора; напротив, слева и справа, были еще строения – все соединенные углами, не считая проема справа вверху, который, видимо, вел в другой двор, где прямо напротив меня над крышами возвышалась довольно большая башня. Внизу, во дворе возле многочисленных дверей, расположилась дюжина солдат. Они не производили впечатления обычных стражников, – например, они занимались чисткой и починкой пожитков. Двое из них были щедро забинтованы. И все-таки большая часть была в таком состоянии, что могли очень быстро вскочить и приступить к службе.

В дальнем конце двора находился странный обломок, напоминающий небольшой разбитый самолет, который показался мне смутно знакомым. Я решил направиться по коридору, который шел параллельно двору, – казалось, он приведет меня к зданиям на дальнем краю периметра, и, вероятно, оттуда я смогу получше рассмотреть следующий двор.

Я двинулся по коридору, настороженно прислушиваясь к любым звукам. Пока я приближался к углу, не было ничего, кроме тишины. Возле угла я долго стоял и прислушивался.

Так ничего и не услышав, я повернул за угол и застыл. Как и человек, сидевший на подоконнике справа. На нем были кольчужная рубаха, кожаная шапка, кожаные же поножи и сапоги. На боку висел тяжелый клинок, а в руке он держал кинжал – похоже, делал себе маникюр. Когда голова его повернулась ко мне, я почувствовал, что он удивлен.

– Ты кто? – спросил он, расправил плечи и опустил руки, как будто собирался спрыгнуть со своего насеста и встать.

Мы оба были ошеломлены. Кажется, это был охранник. При том, что проворство или попытка ускользнуть могли подставить его под Фракир или мой удар, медлительность обеспечивала ему великолепное убежище, а мне – небольшую дилемму. Я был уверен, что надуть его не смогу, как не смогу и положиться на результат, если даже сумею обмануть. Мне не хотелось нападать и поднимать шум. И то и другое лишало меня возможности маневра. Я мог бы быстро и тихо убить его небольшим хитроумным заклинанием инфаркта, которое я вывесил перед собой. Но я слишком высоко ценю жизнь, чтобы губить ее, когда в том нет нужды. Так что, поскольку мне сильно не хотелось тратить еще одно заклинание, приготовленное про запас, я произнес слово, которое заставило мою руку машинально помахать в соответствующем жесте, и, как только сила Логруса запульсировала во мне, я мельком увидел его отблеск. Человек закрыл глаза и грузно навалился спиной на оконный переплет. Я устроил его спать поудобнее и оставил мирно похрапывать с кинжалом в руке. Кроме того, заклинание инфаркта могло мне вскоре понадобиться.

Коридор вывел на галерею, которая, видимо, тянулась в обе стороны. При этом я не мог рассмотреть, что находится с каждой стороны дальше определенной точки, и я понял, что придется применять еще одно заклинание раньше, чем мне того хочется. Я произнес слово заклинания невидимости, и мир вокруг слегка померк. Я надеялся пробраться чуть дальше, прежде чем мне придется воспользоваться этим заклинанием, раз уж оно хорошо работает всего лишь минут двадцать, а я понятия не имею, где находится мой будущий трофей. Но рисковать было нельзя. Я заторопился и прошел в галерею, которая оказалась пустой.

Впрочем, там я кое-что узнал о здешней географии. Я заглянул в следующий внутренний двор – он был огромен. Там высилось массивное сооружение, которое я мельком видел с другой стороны. Это была громадная, прочно выстроенная Цитадель; похоже, вход в нее был только один, и он хорошо охранялся. С другой стороны галереи я увидел, что тут был еще и внешний двор, ведущий к высоким, хорошо укрепленным стенам.

Я оставил галерею и поискал лестничный пролет, почти уверенный, что громоздкое строение из серого камня и есть искомое мною место. Вокруг него сияла аура магии, я чувствовал ее всеми костями.

Я побежал по коридору, повернул и увидел у лестницы часового. Если он что и почувствовал, так разве что ветерок от взметнувшегося плаща. Я рванул вниз по лестнице. Нижняя ее площадка выводила в другой коридор – неосвещенный; прямо передо мной в стене была крепкая, обитая железом дверь во внутренний двор.

Я распахнул дверь, шагнул за порог и скользнул вбок, так как повернувшийся стражник уставился в пустоту перед собой и двинулся в мою сторону. Я уклонился от него и направился к Цитадели. Средоточие сил, сказал Льюк. Точно. Чем дальше, тем сильнее я чувствовал это. У меня не было времени размышлять над тем, что делать с этими силами, как ими распорядиться. Так или иначе, у меня с собой личный запас.

Подойдя к стене, я свернул налево. Быстрый взгляд кругом, чтобы убедиться, что все в порядке. Немного прошел вокруг стены – и я понял, что моя догадка верна: имеется только один явный вход. Кроме того, окна в стене были прорублены на высоте минимум тридцати футов. Вокруг тянулась высокая, ощерившаяся металлическими зубцами изгородь, с внутренней стороны – ров. Однако больше всего меня удивил не вид сооружения. На дальней стороне, у стены, лежали обломки двух и три относительно целых летательных аппарата. Я недолго пребывал в недоумении по поводу этих останков – раз уж увидел перед собой неповрежденные. Это были привязные планеры. Мне очень хотелось поглядеть на них поближе, но ресурс невидимости был на исходе и отвлекаться на экскурсии было непозволительной роскошью. Я торопливо одолел остаток пути и принялся изучать ворота.

Ворота в изгороди были закрыты и охранялись стоящими по сторонам двумя часовыми. В нескольких шагах за воротами через крепостной ров был переброшен перекидной деревянный мост, стянутый для прочности железными полосами. В углах настила были большие шкворни с проушинами, в стене над воротами виднелась вмонтированная лебедка; на лебедке качались четыре цепи с крюками на концах. Я подумал, насколько тяжел мост. Дверь в Цитадель – высокая, широкая, окованная металлом – была углублена в каменную стену фута на три и, судя по виду, могла долго выдерживать удары тараном.

Я приблизился к воротам в ограде и стал осматривать их. Никакого замка – просто ручной запорный механизм. Я мог бы открыть его, вбежать внутрь, проскочить открытый участок и оказаться у большой двери прежде, чем стражники успеют хоть что-то сообразить. С другой стороны, исходя из характера этого места, они с большой долей вероятности могут быть проинструктированы на случай сверхъестественной атаки. А раз так, то им и не нужно будет видеть меня, а если они быстро отреагируют, то загонят меня в нишу. И у меня было ощущение, что та тяжелая дверь уж точно заперта.

Я скоренько подумал, перебирая свои заклинания, и заодно проверил местонахождение во дворе еще шестивосьми человек. Никто не был ко мне слишком близко, никто не двигался в моем направлении…

Я бесшумно приблизился к стражникам, посадил Фракир на плечо того, что стоял слева, отдав приказ быстренько придушить его. Потом три быстрых шага направо – и я бью второго стражника слева по шее ребром ладони. Хватаю его под мышки, чтобы он не загремел доспехами при падении, опускаю на землю, прислонив спиной к ограде справа от ворот. Но тут же услышал, как загремели об ограду ножны другого привратника, – он падал, вцепившись себе в горло. Я поспешил к нему, помог опуститься на землю и снял Фракир. Быстро осмотрелся – те двое, что торчали в дальнем конце внутреннего двора, в нашу сторону не глядели. Проклятье.

Я отодвинул засов на воротах, проскользнул внутрь, закрыл створки и закрыл изнутри засов. Затем торопливо пересек мост и оглянулся. Двое, которых я приметил, теперь направлялись в мою сторону. Похоже, у меня была возможность выбирать… Я решил посмотреть, насколько действеннее получится у меня стратегия.

Присев, я схватился за ближайший край моста – правый от меня. Ров, над которым он был перекинут, на глаз был глубиной футов в двенадцать и почти вдвое больше в ширину.

Я стал выпрямлять ноги. Чертовски тяжело, но мост скрипнул, и мой край приподнялся на несколько дюймов. Я вернулся в исходное положение, посидел немного, восстановил дыхание и сделал еще одну попытку. Еще скрип, и еще немного дюймов. Еще раз… Ладони заныли там, где на них давил вес. Руки будто медленно выкручивало из суставов. Как только я выпрямил ноги и с еще большим усилием выпрямился сам, мне стало интересно, сколько человек проиграли во вполне выигрышных ситуациях из-за внезапного прострела пониже спины. Полагаю, как раз те, о которых вы не слышали. Я чувствовал, как тяжело бьется сердце, словно заполняя грудную клетку целиком. Мой край моста был теперь почти в футе над землей, но левый бок еще касался ее. Я еще раз собрался с силами, чувствуя, как по лбу и рукам потек пот. Вдох… Вверх!

Мост дошел до уровня коленей, затем выше. Левый угол настила в конце концов тоже приподнялся. Я услышал два приближающихся голоса – громкие, возбужденные, – теперь они торопились. Я начал заворачивать налево, волоча за собой все сооружение. Пролет прямо напротив меня приподнялся – другой край почти лишился опоры. Хорошо. Я продолжал двигаться. Пролет слева теперь на пару футов зависал над пропастью. Руки, плечи и шея пылали, как в огне. Еще дальше…

Люди теперь были у ворот, но они задержались, чтобы осмотреть упавших стражников. Тоже хорошо. Я по-прежнему не был уверен, что, если я брошу мост теперь, он грохнется достаточно капитально и его не удастся поднять на место. Нужно было свалить его в пропасть, или я за здорово живешь выдвину себя кандидатом на операцию на позвоночнике. Налево…

Мост начал раскачиваться у меня в руках, опрокидываясь на правый бок. Я мог сказать, что через несколько секунд потеряю над ним контроль. Еще левее, левее… почти… Теперь охранники переключили внимание от валяющихся привратников на двигающийся мост и начали тупо дергать засов. Еще двое спешили к ним на помощь – я слышал их крики. Еще шаг. Теперь мост уже действительно скользил. Мне его было не удержать… Еще один шаг…

Пусть теперь попробуют его вытащить!

Конец моста ударился о край рва, но дерево расщепилось, край просел, а я продолжил отступление. Пролет перевернулся, дважды ударился о дальний склон и с жутким грохотом рухнул на дно. Руки мои бессильно висели.