Текст книги "Кровь Янтаря"

Автор книги: Роджер Желязны

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Роджер Желязны

КРОВЬ ЯНТАРЯ

Кирби МакКоули

Раздумья в хрустальном гроте

Восемь лет я жил относительно спокойно – если не считать того, что каждый год именно тридцатого апреля кто-то пытался угробить меня наиразнообразнейшими способами. Так или иначе, моя учеба и изыскания в области компьютерной техники продвигались довольно успешно, а четыре года работы на «Гранд Дизайн» обеспечили мне богатый практический опыт и позволили применить его на практике, работая на сторону над собственным проектом. И был у меня давний друг Льюк Рейнар, он работал в той же компании, в отделе сбыта. Я хаживал на собственной яхточке, бегал по утрам трусцой…

Все пошло прахом после нынешнего тридцатого апреля, когда мне уже казалось, что все начало складываться как нельзя лучше. Взлелеянный мною проект, Колесо-Призрак, был закончен; я уволился с работы, запаковал шмотки и был готов двинуть на тени, где побольше свежего воздуха. В городе я задержался лишь потому что близок был волнующий смертельной опасностью день, и я намеревался выяснить, кто же стоял за покушениями на мою жизнь и зачем нужна была ему моя смерть.

В то утро во время завтрака возник Льюк с запиской от моей бывшей подружки Джулии. В записке говорилось, что она вновь захотела увидеть меня. Я заскочил к ней домой, где и нашел ее тело, растерзанное той же собакоподобной тварью, что через мгновение набросилась на меня. Мне удалось убить чудище. Прежде чем покинуть место происшествия, я наскоро обыскал комнату и обнаружил тощенькую колоду странных игральных карт, которые, естественно, прихватил с собой. Карты были слишком похожи на магические Таро Янтаря и Хаоса, чтобы столь искусный колдун, как я, пренебрег этим сходством.

Да, я колдун. Я – Мерлин, сын Корвина из Янтаря и Дары из Дворов Хаоса, известный здешним друзьям и знакомым под именем Мерль Кори: яркий, очаровательный, остроумный, спортивный… Остальные эпитеты найдете у Кастильоне и лорда Байрона[1]1
  Кастильоне, Бальдассаре (1478–1529) – итальянский дипломат и писатель. В трактате «Придворный» он имитировал беседы реальных лиц, создав картины придворной жизни как искусства, выявляющего различные грани личности человека.
  Байрон, Джордж Ноэль Гордон (1788–1824) – английский поэт-романтик; пэр; член палаты лордов. Участник движения итальянских карбонариев, повстанческого движения в Греции. Самые известные произведения: «Паломничество Чайльд Гарольда», поэмы с «восточным» колоритом «Гяур» и «Корсар», драматическая поэма «Манфред», мистерия «Каин», сатирическая эпопея «Дон Жуан».


[Закрыть], а сам я скромен, скрытен и стараюсь держаться в тени.

Карты оказались доподлинно магическими, – я узнал, что Джулия, после того как мы с ней расстались, водила дружбу с оккультистом по имени Виктор Мелман. Визит в студию этого джентльмена привел к тому, что он попытался заколоть меня ритуальным кинжалом. Я сумел уклониться от участия в этой церемонии и успел навести у Мелмана кой-какие справки, прежде чем моя настойчивость и агрессивность местного окружения не привели его к преждевременной кончине. Перестарался он с ритуалами.

Я достаточно узнал от Мелмана, чтобы удостовериться, что он был всего лишь орудием. Явно и очевидно – кто-то другой подговорил его совершить жертвоприношение… и казалось вполне возможным, что за смерть Джулии и мою коллекцию памятных тридцатых апреля отвечает именно этот кто-то.

Чтобы поразмыслить над этим, времени оказалось мало, ибо вскорости меня укусила (так-то вот!) привлекательная рыжеволосая женщина, которая материализовалась в квартире Мелмана. Знаменательное это событие произошло сразу после того, как я пытался в кратком телефонном разговоре с нею прикинуться Мелманом – за что и пострадал. Ее укус парализовал меня, но прежде, чем яд сработал, я сумел отвалить, воспользовавшись одной из магических карт, найденных в квартире Джулии. Карта перенесла меня к Сфинксе; та позволила мне отдохнуть, дабы я смог сыграть с ней в глупую игру, в которую так любят играть сфинксы, – они загадывают загадки, вы проигрываете, вас съедают. О нашей игре могу сказать лишь то, что конкретно эта Сфинкса оказалась скверным игроком.

Затем я вернулся на тень Земля и обнаружил, что за время моего отсутствия дом Мелмана сгорел. Я попытался прозвониться к Льюку (хотел пообедать с ним) и узнал, что он съехал из мотеля, оставив мне записку. Там было сказано, что Льюк убыл в Нью-Мексико по делам, и объяснялось, где он остановится. Клерк отдал мне забытый Льюком перстень с синим камнем, и я взял перстень с собой, чтобы вернуть хозяину при встрече.

Я полетел в Нью-Мексико и в конце концов встретился с Льюком в Санта-Фе. Пока он переодевался к обеду, я ждал его в баре. Там ко мне привязался некий человек по имени Дэн Мартинес. У меня сложилось впечатление, что Льюк предполагает провернуть с ним какую-то сделку и Мартинес хочет удостовериться, что надежный ли партнер Льюк и сможет ли он обеспечить поставки. Пообедав, мы поехали с Льюком прошвырнуться в горы. Пока мы стояли, наслаждаясь вечерним пейзажем, Мартинес, который, похоже, шел по пятам, решил пострелять в нас. Наверное, решил, что Льюк все-таки не сможет обеспечить поставки. Льюк тут же достал пушку и пристрелил Мартинеса, чем несказанно меня удивил. Затем случилась еще более странная вещь. Льюк назвал меня по имени – он назвал мое настоящее имя, которого я никогда ему не говорил, – сослался на моих родителей и посоветовал сесть в машину и убираться к дьяволу. Слова он подкрепил выстрелом в землю возле моих ботинок. Его предложение, судя по всему, обсуждению не подлежало, так что я удалился. Вдогонку он крикнул, чтобы я уничтожил те странные Козыри, что единожды уже спасли мне жизнь. Плюс ко всему в разговоре с Льюком всплыло, что Виктора Мелмана он знал…

Далеко я не уехал. Но бросил машину в предгорье и пешком вернулся к месту действия. Льюка не было. Тела Мартинеса – тоже. В отель Льюк не вернулся ни той ночью, ни на следующий день, так что я счел за лучшее съехать оттуда. Единственным человеком, которому, по моему мнению, я мог доверять и кто действительно мог дать дельный совет, был Билл Ротт, адвокат из Нью-Йорка, лучший друг моего отца. Я отправился к Биллу и рассказал ему все.

Обсудив с Биллом сложившееся положение, я пришел к выводу, что прежде явно недостаточно интересовался Льюком. Я смог вспомнить, что, помимо прочих достоинств, Льюк был росл, сообразителен, шевелюру имел ярко-рыжую, сложен был атлетически и вдобавок редкостный сорвиголова. Но хоть мы с Льюком и дружили много лет, ничего сверх перечисленного я Биллу поведать не смог.

Вокруг дома Билла вдруг начал ошиваться странноватый соседский парень по имени Джордж Хансен. Юноша интересовался делами, которые его мало касались. Был еще таинственный телефонный звонок – звонивший задавал приблизительно те же вопросы. Оба любопытствующих, похоже, жаждали узнать, как звали мою мамочку. Естественно, я им наврал. То, что моя мать принадлежала к темной аристократии Дворов Хаоса, было явно не их собачьим делом. Однако тот, кто звонил, говорил на тари, и этого хватило, чтобы разогреть мое любопытство. Я предложил ему встретиться тем же вечером в баре местного клуба и обменяться информацией.

Но до того, как состоялась встреча, дядя Рэндом, король Янтаря, вызвал меня домой. Мы с Биллом как раз вышли погулять. Джордж Хансен, как оказалось, ненавязчиво составлял нам компанию и настолько не хотел с нами расставаться, что чуть не отправился следом, когда мы с Биллом двинули сквозь тени реальности. Что было достаточно рискованно – Билла не приглашали. Но я прихватил его с собой: не хотел оставлять с человеком, который вел себя столь нетривиально.

Рэндом сообщил, что от пули наемного убийцы погиб дядя Кэйн и что кто-то пытался убить дядю Блейса, но смог только ранить. Похороны Кэйна были назначены на следующий день.

И все же я сходил тем вечером на свидание в названный клуб, но таинственного знатока тари не обнаружил. Впрочем, впустую вечер не прошел – я свел знакомство с симпатичной дамочкой по имени Мег Девлин… и – слово за слово – она пригласила меня к себе, и мы познакомились поближе. Затем, когда я пребывал в убеждении, что ее мысли бродят где угодно, только не в тех краях, она вдруг спросила, как зовут мою мать. Какого черта, подумал я – и сказал. Лишь потом мне пришло в голову, что свидание в баре назначила именно она.

Наш роман был бестактно прерван – позвонили в дверь. Звонил, по словам Мег, ее муж. Я поступил как джентльмен. Быстро свалил ко всем чертям.

Тете Фионе – кстати, колдунье, хотя работает она совсем в ином стиле, нежели я, – мое свидание не понравилось. И похоже, еще меньше ей понравился Льюк. Я кое-что рассказал о нем, она заинтересовалась и спросила, нет ли у меня его портрета. Я вытащил из бумажника фотографию, на которой, среди других парней, был запечатлен и Льюк. Могу поклясться – она его узнала, хотя и не призналась в этом. Да и то, что она вместе с Блейсом той же ночью исчезла из Янтаря, говорит само за себя.

После чего события понеслись галопом. На следующий день, сразу же после похорон Кэйна, была предпринята наглая попытка броском бомбы ухлопать большую часть семьи. Неудачливый бомбист сбежал. Затем Рэндома расстроила беглая демонстрация возможностей Колеса-Призрака – моего любимого детища, моего хобби, моего развлечения в течение всех лет работы в «Гранд Дизайн». Колесо-Призрак – это… ну, начиналось все как разработка компьютера, которому требовался для работы иной набор физических законов, нежели те, которые преподают в школе. В этот набор должно было входить и то, что принято называть магией. Я нашел-таки место, где такую штуковину можно было построить и задействовать, там я его и собрал. Когда я с ним расстался, Колесо-Призрак все еще был на стадии самоорганизации. Но теперь он, похоже, окончательно дозрел и обрел самосознание – думаю, это-то и напугало Рэндома. Он приказал мне немедленно отправиться и выключить машину. Задание оказалось не слишком-то по душе, но я пошел.

На пути сквозь Тень меня преследовали; меня доставали, мне угрожали, на меня даже напали. Из огня меня спасла странная леди, которая тут же погибла в озере. Некто защитил меня от злющих зверей, он же спас меня от какого-то жуткого землетрясения… Оказалось, моим ангелом-хранителем был Льюк. Он сопровождал меня до последнего, помогая выдержать напор Колеса-Призрака. Под занавес мое творение слегка рассердилось на меня и турнуло нас теневой бурей – в такие осадки не слишком славно попадать, как с зонтом, так и без него. Из этой передряги мы выбрались – я воспользовался одним из Козырей Судьбы (как я назвал необычные карты из квартиры Джулии).

Нас вышвырнуло возле пещеры, стены которой мерцали синим хрусталем, и Льюк затащил меня внутрь. Старина Льюк! Он позаботился, чтобы в этой пещере мне всего было вдосталь, а затем запер меня там. Льюк поведал, кто он такой, – и тогда я сообразил, что же так напугало Фиону, когда она увидела его на фотографии: сходство с отцом. Льюк был сыном Брэнда, убийцы и архиизменника, который несколько лет назад был чертовски близок к тому, чтобы уничтожить королевство, а заодно и всю остальную вселенную. К счастью, Кэйн убил его раньше, чем Брэнд успел исполнить замысел. Именно Льюк, как я затем узнал, убил Кэйна – он мстил за отца. (Как оказалось, известие о смерти Брэнда он получил тридцатого апреля – вот откуда мои ежегодные развлечения по этим дням, такой вот нестандартный способ праздновать годовщины был у моего друга.) Как и на Рэндома, на него тоже произвел впечатление Колесо-Призрак, и Льюк заявил, что я останусь его пленником, так как могу ему еще пригодиться, когда он надумает взять управление этой машинкой на себя. Машинка, как он небезосновательно предполагал, могла стать превосходным оружием для стирания в порошок остальных членов нашей семьи.

Он удалился, чтобы спокойно разобраться со всеми накопившимися заморочками, а я очень скоро обнаружил, что какие-то необычные свойства пещеры блокируют мою магию, и поговорить-то мне тут не с кем, разве что с тобой, Фракир, и нет тут никого, кого ты могла бы придушить…

I

Когда клинок разлетелся на куски, я отбросил рукоять. В поединке с морской синевой камня оружие пользы не принесло – хотя я долбил стену в самом, как мне казалось, тонком участке. Удалось лишь отбить несколько осколков. Я поднял их и скреб друг о друга. Это явно не выход. Видимо, выбраться отсюда действительно можно единственным путем – через вход. А вход закрыт.

Я вернулся в мои апартаменты – то есть в ту часть пещеры, где лежал спальник. Я сел на него, выбил из бутылки пробку и глотнул вина. Проклятая стена заставила меня попотеть.

Фракир зашевелилась на левом запястье, раскрутилась, скользнула по ладони и обвилась вокруг осколков синего камня, которые я по-прежнему держал в руке. Она захлестнула камни и свесилась с моей руки, покачиваясь как маятник. Я отставил бутылку и стал наблюдать. Качалась она, наверное, с минуту, строго повторяя направление обжитого мной коридора. Затем Фракир метнулась вверх и замерла, добравшись до тыльной стороны моей ладони. Она оставила осколки у основания среднего пальца и заняла привычное место на запястье.

Так… Я поднял мигающий масляный светильник и вгляделся. Этот цвет…

Да.

Камни на моей ладони чрезвычайно походили на тот, что был вправлен в перстень Льюка, который я забрал из мотеля «Нью-Лайн». Совпадение? Или тут есть связь? На какую мысль хочет навести меня моя удавка? И где я видел другой такой же камень?

Брелок Льюка. Синий камень, оправленный в металл… А где я мог видеть еще один?

Гроты, где я был заключен, блокировали действие Козырей и магию Логруса. Если Льюк выковыривает из этих стен камушки, чтобы постоянно таскать их с собой, на то должны быть веские причины. Что же таит в себе этот хрусталь?

Похоже, я не меньше часа пытался разузнать что-нибудь о его свойствах, но в результате лишь удостоверился в том, что Логрусовы зонды в эти камушки не проникают. В конце концов я раздраженно запихал осколки в карман, съел хлеба с сыром и глотнул вина.

Затем поднялся и сделал еще несколько обходов, проверяя ловушки. Я сижу в этих гротах по меньшей мере месяц. Все эти туннели, коридоры и залы я исходил вдоль и поперек в поисках выхода. Выхода не было нигде. Сперва я бегал по пещерам с одержимостью маньяка и до крови ободрал кулаки о холодные стены. Потом я резко сбавил темп и принялся целенаправленно и скрупулезно разыскивать трещины и замаскированные проходы. Я много раз пытался сдвинуть булыжник, которым был заткнут выход, – без толку. Он был подбит клиньями, и я даже не сумел пошевелить его. Похоже, что застрял я надолго.

Ловушка…

Со времени последней инспекции ничего не изменилось. Булыжники как булыжники, висят себе на сводах – но готовы рухнуть, едва кто-нибудь зацепит скрытые тенью обрезки шнура, который я содрал с ящиков в кладовой.

Кто-нибудь?

Льюк, конечно. Кто ж еще? Разве не он упек меня сюда? И если он вернется, – нет, когда он вернется! – ловушки-сюрпризы будут наготове[2]2
  Ловушкой-сюрпризом или миной-ловушкой называется мина или бомба, размещенная таким образом, что срабатывает неожиданно для человека, когда он задевает внешне безопасный предмет.


[Закрыть]. Он вооружен. У него преимущество – он появится сверху, я торчу внизу. Не выйдет. Внизу меня не будет. Я заставлю его спуститься… и тогда…

Задумавшись, я вернулся в свои апартаменты.

Закинув руки за голову, я лежал и мысленно проглядывал планы кампании. В ловушке человека может убить, а смерти Льюка я не желал. И не от избытка сентиментальности. Льюка я считал своим лучшим другом – пока не узнал, что он убил дядю Кэйна и, кажется, жаждал уничтожить всю нашу родню. И все из-за того, что Кэйн убил отца Льюка – дядю Брэнда, – человека, прикончить которого был бы рад любой из нашей семьи. Да, мы с Льюком… то есть, как выяснилось, Ринальдо… были двоюродными братьями, и у него имелась причина развязать новую внутрисемейную вендетту[3]3
  Вендетта – в переводе с итальянского «месть». Обычай кровной мести между родами, когда за убитого родственника убивают родню убийцы.


[Закрыть]. Тем не менее охоту сразу на всех родственников я посчитал бы несколько самонадеянной.

Но на демонтаж ловушек подвигли меня вовсе не родственные чувства. Льюк мне нужен был живым, потому что со мной случилось много такого, чего я не понимал и никогда бы не понял, если б убил его без предварительного собеседования.

Джасра… Козыри Судьбы… как меня сумели так быстро выследить в Тени… знакомство Льюка с безумным художником и оккультистом Виктором Мелманом… и что Льюку было известно о Джулии и ее смерти…

Я начал все сначала. Я разобрал ловушки. Новый план был прост и основывался на обстоятельствах, о которых Льюк, кажется, не подозревал.

Я перетащил спальник на новое место – в туннель, который начинался сразу же за гротом с выходом в кровле, и перенес туда кое-что из припасов. Я решил оставаться поблизости от входа как можно дольше.

Новая западня была проще некуда – примитивная и потому абсолютно надежная. И раз уж я этот капкан поставил, оставалось только ждать. Ждать и вспоминать. И строить новые планы. Нужно будет предупредить своих. Придется хорошенько разобраться с Колесом-Призраком. Нужно выяснить, что же на самом деле знала Мег Девлин. Нужно… много еще чего.

Я ждал. Я думал о теневых бурях, снах, странных Козырях и Озерной Леди. Я слишком долго плыл по течению – теперь этот этап кончился, и жизнь принялась один за другим выбрасывать чертовски важные вопросы. Затем – новая напасть: вынужденное безделье. Единственное утешение – время в этой тени, похоже, бежало быстрее, чем в большинстве прочих. Сейчас для меня это важно. Месяц, проведенный здесь, может оказаться всего лишь сутками в Янтаре – а то и меньше. Если я здесь не задержусь, следы, которые меня интересуют, могут еще и не совсем остыть.

Потом я погасил светильник и уснул. Сквозь стены моей темницы просачивалось достаточно света, который то усиливался, то тускнел, так что я мог прикинуть, день сейчас или ночь, и, подчиняясь этому ритму, влачить бремя повседневной тоски.

В течение трех следующих дней я перечитывал дневник Мелмана – набитый туманными намеками и скудный на полезную информацию – и почти убедил себя, что Особой Под Капюшоном (так Мелман называл являвшегося ему наставника) был Льюк. Правда, меня поставило в тупик встретившееся несколько раз упоминание об андрогинии[4]4
  Андрогиния – в переводе с греческого означает «двуполость», то есть наличие у особи одного пола признаков другого, главным образом так называемых вторичных (то есть внешних) половых признаков.


[Закрыть] Скрытого. К концу тетради начались упоминания о необходимости свершить жертвоприношение Сына Хаоса – я принял это на свой счет, учитывая, что Мелман заранее планировал меня кокнуть. Но если это дело рук Льюка, как тогда объяснить его странное поведение в горах Нью-Мексико, когда он посоветовал мне уничтожить Козыри Судьбы и уехать – как будто пытался защитить меня от чего-то? Потом он признался, что подготовил несколько первых покушений на меня, – но отрицал свою причастность к последним. Если он приложил руку ко всем покушениям, какой смысл признавать одни и отказываться от других? Что еще могло сюда припутаться? И кто? И как? В головоломке явно не хватало нескольких деталей, но я чувствовал, что все самое важное у меня уже есть и стоит появиться какой-то мизерной крохе новой информации – останется лишь слегка встряхнуть коробку, чтобы все фрагменты встали по местам и получился на удивление знакомый расклад…

Я мог бы предположить, что ко мне пожалуют ночью. Мог бы, но не предположил. Приди мне это в голову, я бы спал меньше и держал ухо востро. Даже если я и верил в стопроцентную надежность моей ловушки, в истинно совершенных планах следует учитывать все до последней мелочи.

Спал я крепко, а стук камня о камень звучал глухо. Я продирал глаза чересчур медленно, но стук продолжался, и через несколько секунд мозги у меня встали на место и я начал соображать, что происходит. Я сел (в извилинах явно скопился песок) и скорчился у стенки ведущего к выходу туннеля, протирая глаза, поправляя прическу и отыскивая оставленную на том берегу реки сна ясность мысли.

Разбудивший меня стук, должно быть, означал, что из-под камня, закрывавшего вход, выбивают клинья. Это было мерное постукивание – приглушенное, не рождавшее эха.

Я рискнул быстро выглянуть в грот. Отверстие в потолке было еще закрыто – звезд я не увидел. Возня наверху продолжалась. Стук сменился громким продолжительным шорохом и скрипом. Сквозь прозрачный хрусталь свода видно было пятно света, окруженное гало. Я решил, что это лампа, – для факела свет слишком ровный. К тому же в такой ситуации факел непрактичен.

В своде возник просвет – полумесяц неба, на нижнем роге две звезды. Просвет расширялся – я слышал тяжелое хриплое дыхание, как я определил, двух человек.

Я почувствовал, как в кровь ухнула добрая доза адреналина и принялась крутить там гормональные сальто – по рукам мурашки помчались. Я не предполагал, что Льюк приведет кого-то с собой. Мой план, защищенный от вмешательства любого абстрактного дурака, оказался беззащитен перед дураком конкретным… в смысле, передо мной.

Валун теперь двигался быстрее, и мне не оставалось времени даже на богохульства. Мысли неслись галопом, нужно было срочно сосредоточиться, придумать подходящий план, подготовиться и приступить к его претворению в жизнь.

Я вызвал Логрус, и тот сформировался у меня перед глазами. Я поднялся, держась у стены, и начал с простеньких пассов, стараясь согласовать движения рук с непредсказуемыми, на первый взгляд, движениями двух ответвлений Логруса. К тому моменту, когда я добился удовлетворительного результата, шум наверху стих.

Выход был свободен. Мгновением позже лампу подняли и поднесли к отверстию.

Я шагнул в грот и поднял руки. Мой первоначальный план был окончательно похоронен, когда на фоне неба появились темные угловатые силуэты двух приземистых типов. В правой руке каждый держал обнаженный poig-nard. Ни один из парней даже отдаленно не напоминал Льюка.

Я вытянул руки, обтянутые Логрусовыми перчатками, взял этих двоих за глотки и давил, пока они не обмякли. Я подержал их еще чуть-чуть и отпустил.

Как только эти ребята исчезли из виду, я зацепился мерцающими энергетическими жгутами за край колодца и подтянулся. По пути я на секунду задержался, чтобы забрать Фракир, свернувшуюся под лазом. В этом, собственно, и заключалась моя западня. Льюк, или любой другой, рискнувший полезть в пещеру, сам сунул бы голову в удавку, готовую мгновенно затянуться на его шее.

Ну-с, что у нас…

Полоса пламени тянулась справа от меня вниз по склону – это был керосин из разбившейся лампы, сбегающий огненным ручейком к подножию холма. Типы, которых я придушил, навзничь лежали по левую руку от меня. Слева и чуть сзади обнаружился валун, которым прежде было заткнуто отверстие. Я занимал выгодную позицию: завис в колодце, опираясь на локти, – голова и плечи над отверстием. Изменчивые формы Логруса танцевали перед глазами, его силовые линии жаркими иглами покалывали мне руки. Фракир переползла с левого предплечья к бицепсу.

Все вышло как-то слишком просто. Зная Льюка, я не мог представить, чтобы он доверил допросить меня, убить или куда-нибудь переправить – без разницы – двум шестеркам. Поэтому я не спешил вылезать из колодца и продолжал спокойно осматривать ночной пейзаж из относительно безопасного укрытия.

Благоразумие следовало проявить хотя бы ради разнообразия. Ибо эта ночь делила свой полог как минимум на двоих. Здесь был кто-то еще. Темно, нормальное зрение пасует, ночное зрение блокировано горящим керосином, и ориентироваться в таких условиях трудновато. Но когда я подключу к этому Логрус, поползновения недругов будут как на ладони…

Так и есть – под деревом, слева от меня, среди колышущихся теней, где ни один глаз не увидел бы человеческую фигуру, – там парил узор силовых линий. Это был странный рисунок, я увидел в нем черты Образа Янтаря; узор разворачивался, словно расцветал фейерверк, вытягивая мутно-желтые щупальца света. Это плыло ко мне сквозь ночь, и я смотрел, смотрел и изумлялся, уже зная, что буду делать, когда настанет время.

Четыре отростка; они медленно приближались, осторожно нащупывая путь. Когда до меня оставалось несколько ярдов, они приостановились, определили цель, а затем ударили, словно четыре кобры. Я выставил руки вперед ладонями, сведя их вместе, – одна чуть сдвинута относительно другой, отростки Логруса вытянуты. Одним взмахом я развел ладони, чуть наклонив их вперед. Отростки ударили в желтые щупальца, отбросив те далеко в стороны и заставив подтянуться к узору. В момент касания я ощутил покалывание в предплечьях. Затем, используя продолжение правой руки как клинок, я, как в центр щита, сделал быстрый выпад в сердцевину восстановившегося узора. Узор помутнел, я услышал короткий резкий вскрик и – вновь ударил, выпрыгнул из дыры и бросился по склону вниз. Правая рука ныла.

Чем бы ни была та картинка, она поблекла и исчезла. Зато теперь я ясно различил очертания фигуры – человек стоял, прислонившись к стволу дерева. Мне показалось, что это женщина, но я никак не смог разобрать лица: она держала перед глазами какой-то небольшой предмет. Опасаясь, что это оружие, я шарахнул по этой штуке отростком Логруса, надеясь выбить ее из руки моей неприятельницы.

Отдача получилась такая, что я споткнулся, а руку чуть не свело судорогой. Похоже, я стукнул по неслабой магической вещичке. Так или иначе, леди, к моему удовольствию, покачнулась. Она снова коротко вскрикнула – но свою игрушку, к сожалению, так и не выпустила.

Мгновением позже фигура окуталась едва заметным радужным мерцанием, и я наконец сообразил, что же это за предмет. Я использовал силу Логруса против Козыря. Теперь я просто обязан был добраться до незнакомки – хотя бы для того, чтобы выяснить, кто она такая.

Уже на подлете я понял, что не успеваю. Если только…

Я сорвал с плеча Фракир и метнул ее вдоль силовой линии Логруса. Пока удавка летела, я вывел ее на курс и поставил боевую задачу.

На бегу в слабом радужном ореоле, окружавшем женщину, я разглядел наконец ее лицо. Это была Джасра, которая когда-то укусила меня в квартире Мелмана и чуть не прикончила. Упусти я ее сейчас, и шансы получить ответы на некоторые вопросы – от которых могла зависеть моя жизнь – сделали бы мне ручкой.

– Джасра! – завопил я, пытаясь нарушить ее сосредоточенность.

Мои усилия оказались бесполезными – зато Фракир сработала отлично. Мой душащий шнурок, сверкнув серебром, обвился вокруг шеи Джасры и свободным концом захлестнулся на ближайшей ветке слева.

Женщина начала истаивать, явно не осознавая, что отступать слегка поздновато. Теперь она смогла бы козырнуться, только распрощавшись с головой.

Но она это быстро уяснила. Я услышал придушенный хрип, она шагнула назад, обрела ясные очертания, потеряла ореол, выронила Козырь и принялась хвататься за шнур, стягивающий ей горло.

Я подошел, протянул руку, и Фракир отмоталась от дерева и обвилась вокруг моего запястья.

– Вечер добрый, Джасра, – сказал я и запрокинул ей голову. – Попробуешь кусаться – и тебе придется ставить на шею фиксатор. Все ясно?

Джасра попыталась что-то сказать, но не сумела. Тогда она просто кивнула.

– Если не возражаешь, я чуть ослаблю петлю, – сказал я. – Тебе, кажется, не терпится ответить на мои вопросы.

Я чуть сдвинул узел Фракир. Джасра закашлялась и подарила мне взгляд, от которого песок превратился бы в стекло. Ее магическая защита совсем иссякла, и я решил, что о Логрусе тоже можно пока забыть.

– Ну, так почему ты меня преследуешь? – спросил я. – Что я тебе сделал?

– Сын погибели! – выдавила она и хотела было в меня плюнуть, но, должно быть, во рту у нее совсем пересохло.

Я чуть потянул Фракир, и Джасра вновь захрипела.

– Ответ не принят, – сказал я. – Попробуй еще разок.

Глядя куда-то мне за спину, она улыбнулась. Я рискнул оглянуться, не затягивая Фракир. Воздух справа и позади задрожал – кто-то явно готовился к нам козырнуться.

Я решил, что вряд ли смогу в такой ситуации достойно встретить еще одного посетителя, поэтому сунул свободную руку в карман и вытащил пригоршню собственных Козырей. Сверху лежал Козырь Флори. Ладно, сойдет.

Я толкнул сознание сквозь тусклое свечение карты на тот край мира, к лицу Флори. Я почувствовал отклик – рассеянное внимание, быстро сменившееся тревогой.

Затем:

Да?..

– Помоги пройти! Скорее! – сказал я.

Это срочно? – спросила она.

– Поверь на слово, – сказал я.

Н-ну… Иди.

Появилась картинка – она в постели. Картинка становилась все отчетливей, все ясней. Флори протянула мне руку.

Я потянулся и схватил ее за пальцы. Я услышал, как зазвенел голос Льюка, крикнувшего: «Стой!» – но я уже перемещался, уходил – волоча за собой Джасру. Она пыталась сопротивляться и сумела-таки тормознуть меня, когда я наткнулся на край кровати. Потом я увидел, что на дальнем краю постели, выпучив на меня глаза, сидит бородатый брюнет.

– Кто?.. Что?.. – бормотал он.

Я таинственно улыбнулся и выпрямился.

Позади моего «языка» обозначились расплывчатые контуры фигуры Льюка. Он потянулся, схватил пленницу за руку и потащил обратно. От рывка Фракир затянулась, и Джасра придушенно захрипела.

Проклятье! Что же делать?

Флори вдруг вскочила, лицо ее исказилось. Надушенная лавандой простыня упала, когда кулак моей тетушки молнией устремился вперед.

– А-а, – вскричала она. – Помнишь меня, сука?!

Удар пришелся Джасре в подбородок – я едва успел освободить Фракир, чтобы не улететь вместе с Джасрой в распахнутые объятия Льюка.

Они оба исчезли, и радужное мерцание пропало.

Брюнет уже вылетел из постели и спешно собирал по комнате детали своего туалета. Как только все тряпки оказались у него в руках, он, даже не озаботившись что-нибудь на себя натянуть, начал отступать к двери, прикрывая отход ворохом одежды.

– Рон! Куда же ты? – спросила Флори.

– Ухожу! – ответил он, открыл спиной дверь и вышел.

– Подожди!

– Ни за что! – донеслось из соседней комнаты.

– Проклятье! – сказала Флори, сверля меня взглядом. – У тебя что, хобби такое – жизнь людям портить? – Затем она снова воззвала: – Рон! Ты разве не останешься пообедать?

– Мне срочно нужно к психоаналитику, – ответствовал Рон. Вслед за этим грохнула еще одна дверь.

– Надеюсь, ты уже понял, сколь прекрасный роман разрушил? – сказала мне Флори.

Я вздохнул и спросил:

– Давно познакомились?

Флори нахмурилась.

– Допустим, вчера. И нечего ухмыляться! Чувство от этого не зависит. Я и сейчас могу сказать, что это было бы нечто особенное. А исповедоваться таким грубиянам, как ты или твой папочка, это все равно что опошлять шедевры…

– Ну извини, – сказал я. – Спасибо, что вытащила меня. А он вернется, не сомневайся. Мы только напугали его до судорог, вот и все. Как он может не вернуться, раз уж был с тобой?

Флори улыбнулась.

– Да, ты похож на Корвина. Грубиян, но не дурак.

Она поднялась, подошла к шкафу, вынула и накинула на себя пахнущий лавандой халат.

– Ну и что это было? – сказала она, завязывая пояс.

– Долгая история…

– Тогда лучше отложим до ленча. Голоден?

Я ухмыльнулся.

– Сейчас выясним. Пошли.

Мы прошли через гостиную во французском провинциальном стиле в большую кухню, разукрашенную медью и изразцами. Я спросил, не надо ли ей помочь, но Флори указала на стул и приказала мне сесть.

Пока она выгружала из холодильника гору продуктов, я сказал:

– Во-первых…

– Да?

– Где мы?

– В Сан-Франциско, – отозвалась она.

– С чего это ты решила стать домохозяйкой?

– Закончив дельце Рэндома, я решила здесь пожить. Городок производит приятное впечатление.